— Айлиэн, я собирался рассказать тебе, — говорит Деррик, — правда собирался.

Я сижу за рабочим столом, поджав ноги. Металлические детали самых различных видов рассыпаны передо мной. Я закручиваю последние винтики в клапан для огнемета, который начала собирать вчера. Я полностью сосредоточена на своих задачах, на подготовке к убийству baobhan sìth. Что касается печати, которая будет разрушена… всему свое время. До этого мне нужно многое сделать.

Вечерний чай с лордом Линлитгоу прошел весьма напряженно.

Я пила чай и сидела в идеальной позе, которую выучила с детства. Отец одобрительно кивал, потому что я говорила, только когда это было необходимо, как и положено настоящей леди.

Мы обсуждали вещи, о которых лгать не составляло труда: акварельные краски, танцы, вышивание. Что я люблю читать, но, конечно же, не слишком много, чтобы меня не сочли «синим чулком». Мы обсудили планы на Хогманай, который, как сказал лорд Линлитгоу, он проведет в стране с сестрой, чтобы вместе с ней встретить и Новый год.

Лорд Линлитгоу говорил, что положено, и вежливо слушал. Идеальный джентльмен, результат идеально выученных уроков этикета. Прошлогодняя Айлиэн представляла бы, как он будет стареть и, если мы поженимся, как будем ладить, какими будут наши дети. Она бы посчитала его подходящей партией, определенно достойной второго визита.

Прошлогодняя Айлиэн, полная и несусветная дура.

Когда с вечерним чаем было покончено, лорд Линлитгоу ушел, улыбаясь. Я вернулась к себе и кричала в подушку…

— Айлиэн? — Деррик взмахивает крыльями.

— Если ты хотел рассказать, что я Охотница, — говорю я, — у тебя была масса возможностей сделать это. Кроме того, прошлой ночью я спрашивала тебя напрямую, и ты ушел от ответа.

Деррик летит к моему рабочему столу и опускается на вязаный жакет. Свет от камина за спиной окутывает его ореолом оранжевого пламени. Я могу разглядеть его лицо и его чувство вины.

— Я заботился о твоей безопасности.

— Каким образом неведение, в котором ты меня держал, трактуется как защита? — Я распрямляю кусочек проволоки, чтобы присоединить ее к огнемету. — Боже упаси меня от такой защиты, особенно когда это означает защищать мою бедную женскую чувствительную душу от жизненно важной информации.

Я соединяю проволоку с клапаном и закручиваю, чтобы устройство держалось.

— Айлиэн…

— Более того, мне не верится, что я услышала это от Киарана, а не от тебя. Ты живешь в моей чертовой гардеробной.

В этот раз он не произносит свою обычную оскорбительную тираду о Киаране, только шепчет:

— Мне жаль.

Когда Деррик говорит так, словно ему за себя стыдно, я начинаю успокаиваться. Он изменил меня после смерти матушки. Встретившись с ним впервые, я поняла, что некоторые фейри могут быть добрыми. Что некоторые из них стоят дружбы. Я не могу долго на него злиться.

И выдыхаю, поскольку задержала дыхание.

— Я тебя прощаю.

Он опускается мне на запястье, крошечные ступни согревают кожу. Я глажу пальцами его крылья, и он отвечает улыбкой, которая быстро исчезает.

— У меня еще новости, — нерешительно говорит он, словно проверяет, как я отреагирую.

Моя жажда битвы растет. Это импульс, который я никогда не смогу подавить, и неважно, как часто он говорит мне, что она убила снова. Предполагаемая битва с заточенными под землей фейри должна быть моей главной задачей — которая должна бы пугать меня до смерти! — но тяжело подавлять инстинктивное желание охотиться на нее и только на нее. До недавних пор ничто больше не имело значения.

Я встаю, и Деррик следует за мной к стене, молча наблюдая, как я нажимаю на кнопку, чтобы показалась карта.

— Где?

— Глазго. Дважды.

Так близко… Учитывая, с какой скоростью перемещается baobhan sìth, она будет здесь в течение нескольких дней, до того, как случится затмение в день зимнего солнцестояния. Господи, если бы я убила ее раньше, не пришлось бы выбирать, какая из битв важнее! Я достаю шпильку из кожаного мешочка и вкалываю ее рядом с другой, уже пометившей Глазго. Шпилька с прошлого года. Она сделала почти полный круг по стране, остался только Эдинбург.

Я повязываю шпильку двумя лентами. Теперь сто восемьдесят шесть убийств. Можно лишь надеяться, что они будут последними, когда я найду ее.

Вернувшись к рабочему столу, я возобновляю работу над огнеметом, сосредоточившись на нем больше, чем когда-либо. Я присоединяю один конец клапана к металлической пластине, а другой — к резервуару с горючим.

— Можешь поджечь кусочек ткани и принести мне?

Деррик смотрит на меня пару секунд, трепеща крыльями. Золотой ореол начинает распространяться вокруг него. Затем он слетает со стола к камину, вытаскивает из своей сумки ленточку и окунает в огонь. Я ставлю пластину на стол и поворачиваю регулятор маленького резервуара с горючим, совсем немного

— Подвесь ее над металлической пластиной.

Он опускает горящую ткань, и за секунду до того, как огонь касается металла, в центре, откуда подается газ, загорается небольшое пламя. Деррик летит к камину, бросает ленту на угли и возвращается обратно, чтобы внимательно изучить мое изобретение.

— Что это? — спрашивает он.

Я поворачиваю регулятор еще немного, и пламя разгорается намного сильнее.

— Мое следующее оружие.

— Фейри не горят, — напоминает Деррик. — Что ты задумала?

Я достаю веточку сейгфлюра из отделения под столом. Для этого изобретения я возьму его намного меньше, чем положила в часы со взрывчаткой. Еще одна такая катастрофа, и город определенно накроет волна паники.

Естественно, Деррик удаляется от чертополоха подальше.

— Позволь мне спросить кое-что, — говорю я. — Как думаешь, что случится, если я смешаю сейгфлюр с виски и подожгу?

Не просто виски. Лучшее виски моего отца. Несколько бутылок старого феринтоша, которые он достает только по особым случаям. Ах, месть сладка…

Деррик улыбается.

— Умно.

Я поворачиваю регулятор, гася пламя, и сажусь работать над конструкцией крепления для руки. Проходит несколько минут или час… Я настолько глубоко погружена в работу, что, когда Деррик окликает меня, подпрыгиваю.

— Есть еще одна причина, о которой я никогда не говорил. — Он скользит по моему плечу и запутывается в волосах. — Я волновался о тебе, когда мы повстречались. Я никогда бы не смог положить такое бремя на плечи кого-то столь юного и страдал бы, если бы меня вынудили. Я до сих пор волнуюсь за тебя.

— Что тебя волнует?

— Что ты будешь делать все, что потребуется, чтобы убить baobhan sìth, и не важно, какой ценой.

— Тогда зачем ты помогал ее выслеживать? Почему не солгать и об этом?

— Потому что ты достойна мстить, — тихо говорит он. — Я никогда бы не отнял у тебя это. — Он колеблется, наматывая на руки пряди моих волос. — Я сделал неправильный выбор? Знание того, что ты есть, поможет тебе смириться со смертью матери?

Если бы так и было… Я, как предполагается, рождена для этого, и у меня есть природный дар охотиться на фейри. Я Соколиная Охотница — и я не смогла убить одну фейри, когда это было нужно. Дар… Я едва не сознаюсь, что знание все только ухудшило.

Я поворачиваю голову, чтобы его крылья обдували меня мягким, успокаивающим ветерком. Вместо ответа я говорю:

— Киаран советовал брать тебя с собой, если я буду выходить из дома. Почему?

— Я могу защитить тебя, — говорит он. — И другим фейри не удастся тебя найти.

— Тогда пойдем вместе на завтрашний бал. Там ты сможешь позаботиться обо мне.

— На бал? — сияет Деррик. — Я думал, ты никогда не предложишь. Я люблю танцы!

Я смеюсь и продолжаю работать. Я конструирую всю ночь, решив закончить свой проект. Часы тикают, и я настолько занята, что не готовлюсь к ночной охоте. Я пока что не хочу видеть Киарана. Последовательно конструировать куда проще, чем смириться с тем, что он сказал. Я нахожу успокоение в установке металлических компонентов, наблюдая, как с каждой новой деталью огнемет приобретает форму. Даже когда пламя обжигает пальцы, я продолжаю работать, решив не думать о разговоре в саду.

Я устаю все больше и больше, моя решимость ослабевает, глаза начинают закрываться. И снова в голове звучат слова Киарана, болезненное напоминание, что я рождена для этого. Быть убийцей.

Это то, ради чего ты была рождена, Соколиная Охотница.