Следующим вечером Деррик сопровождает меня на бал у Кэтрин. Я танцую с партнером, одетая в платье серебристо-голубого цвета, покрытое бледной французской кисеей, лишенной пришитых цветов, которые стали так популярны в обществе. Мои рукава из тонкой прозрачной ткани свободно спадают на руки. Белые перчатки длиной до локтя. Волосы собраны назад и закручены локонами, которые спадают на плечо. Мое платье шуршит при каждом шаге.

— Ну и ну! — говорит Деррик. — Не могу поверить, что согласился сопровождать тебя. Забираю свои слова назад. Человеческие танцы такие занудные! Когда он собирается перебросить тебя через голову?

Я улыбаюсь партнеру по танцам, когда беру его за руку по время рила. Я уже забыла его имя — лорд Ф-такой-то. Он почти не говорит со мной, даже когда я пытаюсь вести светскую беседу. На его вытянутом лице застыло угрюмое выражение.

— И когда они начнут подавать чертову еду? — Крылья Деррика бьют меня по уху, когда мы снова собираемся в круг. — Твоя подруга намерена заморить нас голодом, да? Как она может позволять гостям голодать на своем балу?

— Замолчи, — бормочу я в сторону. Я жалею, что взяла его с собой, так же сильно, как он жалеет, что оказался здесь.

— Прошу прощения? — спрашивает женщина, стоящая в риле возле меня, и недоуменно моргает большими голубыми глазами.

— Чудесный танец, — вежливо замечаю я. — Не так ли?

Я хватаюсь за руку лорда Ф, разворачиваюсь, туфельки шелестят по полированному паркету. Стены украшены красивыми гобеленами с пейзажами Шотландского высокогорья, комнату освещают свечи в причудливых канделябрах.

Хотя электричество и небесные фонарики — обычное дело в состоятельных семьях, леди Кэссилис всегда отказывалась от технологий. Паровой экипаж — самое передовое изобретение в ее собственности.

Танец заканчивается, и лорд Ф провожает меня от центра зала к столику с освежающими напитками, возле которого стоит Кэтрин.

Он низко кланяется.

— Благодарю за удовольствие от вашей компании.

Он разворачивается, чтобы уйти и хмуриться на кого-то другого. Я с облегчением выдыхаю.

— Итак, — весело говорит Кэтрин, — лорд Рендалл несомненно… достойный джентльмен.

Лорд Рендалл? Интересно, почему я решила, что его фамилия начинается на Ф. Я запомню его и сделаю все, чтобы случайно не принять приглашение на чай, если он таковое пришлет. Он, вероятно, смотрел бы на меня, пока мне не пришлось бы сказаться больной.

— Он вел себя так, словно не хотел танцевать со мной.

— Да? — говорит Кэтрин с нарочитой невинностью. — Это досадно.

— Ты попросила его об этом?

Она краснеет.

— Лорд Рендалл достал возле балкона нюхательный табак, а это был твой единственный свободный танец… Ты же знаешь, матушка не переносит табак.

Я открываю свою бальную карту и смотрю на ряд нацарапанных в ней подписей.

— Хм… А ты, судя по всему, не вынесешь, если увидишь меня сидящей во время одного-единственного танца.

Каждый танец расписан, как и в бальной зале Хепбернов. Полагаю, то, что я пропустила несколько танцев, ничего не значит, и джентльмены не были разочарованы.

Я поднимаю глаза от карточки как раз вовремя, чтобы поймать взгляды стайки дамочек в другом конце комнаты. Они перешептываются. Я пытаюсь прочитать по губам, но удается разобрать только одно слово: позор.

Интересно, говорят ли они о бале у лорда Хепберна и пяти мной пропущенных танцах?

С их точки зрения, на меня нельзя положиться в выполнении даже самых простых социальных обязательств. Это делает меня неудачницей, женщиной, недостойной и капли мужского внимания, не говоря уж о полностью заполненной бальной карте.

Кэтрин прослеживает мой взгляд и отпивает немного пунша.

— Лучше игнорировать их, как ты сама же советовала.

— Спроси. Почему. Она. Не кормит. Меня-я-я! — причитает Деррик.

— Хорошо, — огрызаюсь я, испугав Кэтрин, которая смотрит на меня с беспокойством. — Прости, но у тебя нет чего-нибудь перекусить? Боюсь, что не дотерплю до ужина.

— Конечно, — говорит она. — Думаю, повар готовит дополнительные закуски. Их скоро подадут.

— Ох, ну наконец-то! — радуется Деррик. — Я отлучусь в кухню к закускам. Не натвори глупостей, пока меня нет.

Он улетает, оставляя за собой шлейф света. Слава богу! Когда Данте описывал круги ада, он определенно забыл о том, где голодный пикси целую вечность сидит на чьем-то плече.

— Так что вчера случилось? — спрашивает Кэтрин.

— Вчера? — осторожно говорю я.

— Возле Нор-Лох, — уточняет Кэтрин. — Я вовсе не была против прогуляться домой в сопровождении Доны.

Черт бы побрал Киарана и его влияние! Он или не стер ей память, или добавил какие-то новые воспоминания. Откуда я знаю, что мне положено помнить?

— Айе. Это было чудесно, — торопливо говорю я.

Он что, сделал так, что она решила, будто мы вместе возвращались домой?

Кэтрин хмурится.

— Ты шла домой одна? Боже, ты должна была позволить мне остаться. Так ты не смогла починить орнитоптер?

Ради всего святого, что Киаран с ней сделал?

— Он исправен. Он в порядке и готов к полету.

— Но ты сказала…

— Все в полном порядке, — говорю я, махнув рукой. — А как матушка восприняла твою вчерашнюю прогулку без сопровождения?

Кэтрин отводит глаза и делает глоток пунша. Даже в золотистом свете свечей заметен румянец, заливающий ее шею.

— Эм, — осторожно говорит она, — ну, она…

— Подожди! Дай угадаю. Она назвала тебя дерзкой девицей, и ты читала «Руководство мисс Эйнсли по этикету и правильному поведению в обществе»?

Кэтрин шмыгает носом и делает еще один глоток. Держу пари, в этот раз именно ей хочется, чтобы пунш был разбавлен виски.

— И то и другое. Потом она заставила меня повторять по памяти всю девятнадцатую главу.

— Ох, — говорю я. — «Подобающее поведение дома и вне его». Определенно, это самая увлекательная глава.

— Ты так думаешь только потому, что нарушаешь правила на каждом шагу.

Я бросаю взгляд на дверь в кухню. Что Деррик там делает, почему его нет так долго? Пикси способны за считаные минуты опустошить заваленный едой стол.

— Я ни в чем не сознаюсь.

— По крайней мере меня спас Гэвин, — качает головой Кэтрин. — Если бы он не вмешался, она заставила бы меня пересказать всю эту проклятую книгу.

— Кстати говоря, — я смотрю за ее спину, туда, где собираются другие круги присутствующих, — где твой брат? Кажется, я видела его мельком…

— Он прямо за тобой, — шепчет мне на ухо низкий голос.

Я подпрыгиваю, и Кэтрин смеется.

Ой-ой… Светлые волосы Гэвина слегка в беспорядке. Его большие голубые глаза очаровательны, как всегда. За минувшие два года он стал намного выше, чем я его помнила, ростом чуть ниже Киарана. Мне приходится задирать голову, чтобы смотреть на него.

Его улыбка ленива и невероятно очаровательна.

— Все выросли, как я погляжу.

У него легкий акцент, который, должно быть, появился, пока он был в Оксфорде.

Я понимаю, что пялюсь на него, и краснею. Потом подаю руку для поцелуя.

— Гэвин… — говорю я, позволяя себе эту фамильярность. — Или теперь мне стоит называть тебя лорд Гэллоуэй?

В прошлом году скончался дальний родственник Гэвина, оставив ему графство, состояние, которое добавилось к тому, что он унаследовал от отца, и несколько объектов недвижимости в Шотландии. Странно слышать, когда к нему обращаются как к графу Гэллоуэй.

— Можешь называть меня как угодно, — отвечает он, отпуская мою руку, и смотрит на Кэтрин с плутовской улыбкой. — А вот Кэтрин, думаю, должна использовать мой титул.

Кэтрин хмурится.

— Не смей снова поднимать эту тему! — Она смотрит на меня. — Сегодня днем он водил меня по магазинам и был весь такой лорд Гэллоуэй то, лорд Гэллоуэй это. Я никогда не видела его настолько самодовольным.

— У меня было мало возможностей поиграть с новым титулом в Оксфорде, — объясняет он.

— Ах, — говорю я с улыбкой, — как досадно! С тобой дурно обращались, бедняжка!

Гэвин улыбается мне с тем же очарованием, что и раньше, словно никуда не уезжал. В его присутствии есть что-то успокаивающее и очень домашнее, словно я вернулась в то время, когда матушка была жива. До сегодняшнего момента я не понимала, как же мне не хватало его.

Гэвин опирается о спинку стула возле стола с напитками.

— Вижу, вы не особо сочувствуете моему затруднительному положению.

— Конечно нет, — говорит Кэтрин. — Ты полон коварства.

— Видишь, как она со мной обращается, Айлиэн? Она сущий дьявол.

— Дьявол? — Я смеюсь и наливаю в чашку немного пунша: у леди Кэссилис даже нет автомата для пунша, как в нормальных семьях. — И это говорит тот, кто мальчишкой подливал нам в чай чернила?!

— Я почти забыла об этом, — улыбается Кэтрин. — Это было подло с твоей стороны.

Гэвин выглядит огорченным.

— Мне исполнилось двенадцать. Вы были девчонками, а значит, совершенно другим видом.

— Я ушла домой с черными зубами!

— Это было самое худшее, — соглашается Кэтрин. — Я весь день не могла улыбаться.

— Ты стала разговаривать намного меньше, а Айлиэн смогла приехать снова, только когда смылись чернила, — весело говорит Гэвин. — Так что, как видишь, цель была достигнута.

— Правда, Гэвин. Ты такой…

— Кэтрин! — рявкает, приближаясь, леди Кэссилис.

Она выглядит строже, чем обычно, и ее губы сжаты в тонкую линию. Она бросает на меня мимолетный ледяной взгляд, который ясно дает понять, что виновной во вчерашней отлучке дочери она считает меня, — и снова сосредоточивает все внимание на Кэтрин.

— Надеюсь, ты не собиралась оскорблять брата.

— Особенно когда он контролирует твое еженедельное содержание, — добавляет Гэвин. — Представь, как ты прогуливаешься мимо всех этих чудесных магазинов без гроша в кармане.

— Ты не посмеешь…

— Гэллоуэй, хватить дразнить ее, — говорит леди Кэссилис. — Ты же не собираешься удерживать содержание своей сестры…

Именно в этот момент Деррик влетает через дверь в бальную залу, счастливый, как никогда. Он парит над моим плечом и наконец ловко приземляется.

Его крылья задевают мою шею, он икает.

— Очаровательная леди. — Он растягивается вдоль моей ключицы. — Я напился — ик! — чудесного, роскошного, прекрасного меда. И это было — ик! — великолепно.

Я едва не застонала вслух.

Гэвин опускает взгляд на Деррика, который сидит у меня на плече. Не может быть, чтобы он видел… Его внимание переключается на пары, которые занимают места в центре залы. Нет, наверное, мне показалось.

Должен начаться первый этой ночью вальс. Я ставлю чашку с пуншем на стол и высматриваю джентльмена, недавно подписавшего мою бальную карту.

Гэвин кланяется.

— Полагаю, мне следует пригласить тебя на вальс. Не окажешь мне честь?

— Гэллоуэй, — шипит леди Кэссилис, — это крайне неуместно. Я не помню вальса в своем списке.

— Я добавил его. Мой дом, мои правила. — Наши взгляды встречаются. — Ты ведь не откажешь гостеприимному хозяину, правда?

— Я уже пообещала вальс другому джентльмену.

Гэвин наклоняется и открывает свисающую с моего запястья карту.

— Ах, Милтон… Ты, несомненно, должна танцевать со мной, а не с ним. У него никогда не получалось как следует вести.

— Гэллоуэй! — Леди Кэссилис на грани обморока. — Это абсолютно неприемлемо. Пусть Айлиэн танцует с лордом Милтоном. И немедленно перестань дурачиться!

Деррик хихикает мне в ухо.

— Она глупая. Такая глу-у-у-пая. — Он касается моего уха. — Айлиэн. Айлиэн! Ты слышишь меня? Знаю, что слышишь. Ты меня слышишь. Ты меня слышишь. Скажи что-нибудь. Улыбнись. Покрутись. Кашляни.

В этот момент появляется лорд Милтон и кланяется.

— Вы позволите вас пригласить?

— Планы изменились, — говорит Гэвин, встав между мной и лордом Милтоном. — С этого момента я ее кавалер.

Он хлопает лорда Милтона по тощему плечу, словно они старые друзья.

Лорд Милтон покашливает и выпрямляется, явно шокированный.

— Прошу прощения?

Гэвин улыбается.

— Я буду танцевать этот вальс с леди.

— Та-а-а-а-а-нцева-а-а-а-ать, — поет Деррик. — Я люблю та-а-а-нцевать! Скажи ему, чтобы перебросил тебя через голову!

Я сопротивляюсь желанию сбросить его с моего плеча. Господи, сколько же меда он съел? Когда доберемся домой, я запру его в гардеробной до тех пор, пока эффект не выветрится. То есть, без сомнения, на неделю.

Лорд Милтон выглядит потрясенным.

— Но…

— Я так рад, что вы поняли. — Гэвин предлагает мне руку. — Вы позволите?

Он тянет меня прочь. Я лишь надеюсь, что не привлекаю излишнего внимания других гостей.

Мы становимся напротив друг друга в линии танца. Я прожигаю его взглядом, но Гэвин лишь сверкает своей обезоруживающей улыбкой и низко кланяется. Потом берет меня за руку, и мы начинаем вальс.

Гэвин, наверное, практиковался во время своего отсутствия. Мы раньше танцевали в гостиной нашего дома — он, Кэтрин и я. Гэвин наступал мне на ноги, или кружил нас так, что мы налетали на стол, или спотыкался о собственные ноги. Теперь каждый наш шаг гладок и грациозен. Его рука надежно лежит на моей талии. Клянусь, я могу чувствовать ее тепло сквозь свое платье и его перчатки.

Гости уже смотрят на нас, снова обо мне переговариваются. Я стискиваю зубы и пытаюсь сосредоточиться на танце, желая, чтобы он поскорее закончился и я могла отсюда сбежать.

Гэвин кружит меня, а я смотрю куда угодно, только не на его лицо. Плечо Гэвина кажется подходящей точкой для этого.

— Не могу поверить, что ты это сделал, — наконец говорю я.

— Мне действительно жаль, — отвечает он. — Я повел себя как высокомерный засранец.

— Именно так. Это то, чему тебя учили в Оксфорде?

Он смеется.

— Прямое попадание.

Гэвин может шутить над ситуацией, но я нет. Я должна вести себя прилично как минимум на нескольких балах этого сезона, прежде чем слухи обо мне станут еще хуже. Это возможность — скорее всего, последняя — получить немного власти над собственным будущим, выбрать себе в пару кого-то, кто со временем сможет мне понравиться. Кто знает, какого мужа выберет для меня отец? Господи, это может быть жутко властный неотесанный мужлан вдвое старше меня!

— Это не смешно, Гэвин.

— Простите мою импульсивность, леди. — Гэвин сверкает очередной улыбкой. — Ваша бальная карта была полна, а мне хотелось поговорить.

Деррик хихикает.

— Кружить! Я люблю кружиться. Попроси его кружиться быстрее. Я вижу огоньки. Ты видишь огоньки? Айлиэн, ты видишь огоньки?

— Забавно, — сухо говорю я, игнорируя Деррика, — мне показалось, мы прекрасно общались до вальса. До того, как ты стал — твои слова, не мои! — высокомерным засранцем.

Гэвин придвигается ближе, и я вдыхаю резкий, тяжелый аромат мыла и виски, который от него исходит. Я люблю этот запах. Он напоминает о днях до его отъезда, когда он дразнил меня за вечерним чаем и дергал за кудряшки. Напоминает обо всем, что я тогда чувствовала, желая, чтобы он заметил во мне женщину, а не девочку.

— Давай попробуем заново, а? — говорит Гэвин. — Я не видел тебя два года. Как я могу тебя не украсть?

Я смеюсь, несмотря на тяжесть в сердце.

— Героический поступок. Полагаю, тебе не важны сплетни?

Гэвин вскидывает брови.

— Совершенно неважны. А с каких пор они беспокоят тебя?

— Еще кружи-и-и-и-и-и-ть! — поет Деррик.

Гэвин меряет его жестоким взглядом.

— Да что, черт возьми, не так с твоим пикси?

Я спотыкаюсь от потрясения. Гэвин притягивает меня к себе и грациозно кружит.

— Ты можешь видеть его? — шепчу я. — Ты Видящий?

— Видящий, — радостно говорит Деррик. Он снова хихикает, и его крылья все быстрее бьются о мою шею. — Не может драться, как Охотница. Вообще ничего не может, только смотреть. Совершенно бесполезный ты у нас, да?

— Он… Господи, он что, напился?

— Наелся меда, — машу рукой я.

— Не напился! — Деррик обнимает меня за шею. — Я люблю тебя, Айлиэн, я люблю тебя. Я люблю твою гардеробную. Все мои вещи там. Прекрасные вещи, хорошие вещи, которые надо штопать, на которых можно валяться. Ве-е-е-щи-и-и-и!

Гэвин не выглядит веселым.

— Ты не хотела бы убрать его от себя подальше?

Я все еще не отошла от понимания того, что Гэвин видит фей.

— Что? Почему?

— Когда закончится танец, — говорит он, сжимая мою ладонь, — приходи в кабинет.

Я не могу. Я обещала Кэтрин, что останусь и закончу свои танцы. Я обещала отцу, что буду вести себя подобающе, и не могу позволить себе еще одну проклятую сплетню. Гэвин пожелает ответов, которые я не смогу ему дать. Пикси на моем плече — меньшая из проблем.

— Нет, — говорю я и прижимаюсь щекой к мягким, успокаивающим крыльям Деррика.

— Пожалуйста, — говорит Гэвин. — Приходи, когда сможешь. Воспользуйся черным ходом и приходи ко мне в кабинет. Только пикси оставь.