Двести дней славили в храмах Кибеллу, небесную жницу;

Двести дней Г'елиос с неба спускал колесницу:

Много свершилось в Элладе событий и дел;

Много красавиц в Афинах мелькало и гасло - зарницею,

Но перед ней, чаровницею,

Даже луч солнца бледнел…

Белая, яркая, свет и сиянье кругом разливая,

Стала в ваяльне художника дева нагая,

Мраморный, девственный образ чистейшей красы…

Пенились юные перси волною упругой и зыбкою;

Губы смыкались улыбкою;

Кудрились пряди косы.

"Боги! - молил в исступлении страстном ваятель: -

Ужели жизнь не проснется в таком обаятельном теле?

Боги! Пошлите неслыханной страсти конец…

Нет!.. Ты падешь, Галатея, с подножия в эти объятия,

Или творенью проклятия

Грянет безумный творец! "

Взял ее за руку он… И чудесное что-то свершилось…

Сердце под мраморной грудью тревожно забилось;

Хлынула кровь по очерченным жилам ключом;

Дрогнули гибкие члены, недавно еще каменелые;

Очи, безжизненно белые,

Вспыхнули синим огнем.

Вся обливаяся розовым светом весенней денницы,

Долу стыдливо склоняя густые ресницы,

Дева с подножия легкою грезой сошла;

Алые губы раскрылися, грудь всколыхнулась волнистая,

И, что струя серебристая,

Тихая речь потекла;

"Вестницей воли богов предстою я теперь пред тобою.

Жизнь на земле - сотворенному свыше рукою;

Творческой силе - бессмертье у нас в небесах! "

… И перед нею, своей воплощенною свыше идеею,

Перед своей Галатеею,

Пигмалион пал во прах.

(24 января 1858 г.)