За цепь жемчужную, достойную плеча

И шеи царственной, в восторге, Фаустина

Серебрянику Каю, сгоряча,

Дала мильон сестерций!.. Два рубина,

Как будто в тот же миг окрашены в крови,

Смыкали эту цепь наперсную любви…

Но старый казначей был знатоком отменным

И жемчугу и камням драгоценным.

"Императрица, если ты велишь,

Я отпущу мильон сестерций негодяю,

Все ожерелие - подложное… Гони ж

Его скорее прочь, - а кесарю ни слова", -

Промолвил казначей.

Да кесаря другого,

Дослышливей, чем кесарь Галлиен,

И не было тогда, и нет теперь такого:

Все - уши у него, от потолка до стен.

И услыхал… Сенатским приговором

Объявлен Кай мошенником и вором

И к цирку присужден, на растерзанье львам,

И кесарь приговор скрепил законно сам…

Обрадовался Рим!.. Давно уже гражд'ане

Квиритской кровию не тешили свой взор,

И не забавен был им смертный приговор;

Все варвары одни да христиане,

Кто с гордою улыбкой, кто с мольбой,

Встречали в цирке смерть и с ней вступали в бой…

Но вот сограждане, с всемирными правами,

Погибнуть обречен под львиными когтями!..

Какой нежданный случай! В Колизей

С утра все выходы и входы осаждала

Несметная толпа и не ждал'ося ей.

И вся она волной прибойной грохотала…

Но двери отперлись, и шумная толпа,

Сама собой оглушена, слепа,

Снизалась в нить голов на мраморных ступенях

Амфитеатра…

Вот на сглаженном песке,

В предчувствии последних мук, в тоске,

Стоит преступник сам на трепетных коленях.

Последней бледностью оделося чело,

Последняя слеза повисла на реснице,

И Феб над ним летит, как будто бы на зло,

В своей, сверкающей всей жизнью, колеснице.

Ждут кесаря… И в ложу он вошел,

И Фаустина с ним, в глазах ее томленье

И тайная мольба; но римский произвол,

Казня, не миловал… Еще одно мгновенье -

И дрогнул цирк, и, заскрипев, снялась

С заржавленных петлей железная решетка,

И на арену вылетел - каплун…

О!.. Если б Зевс сломил свой пламенный перун,

Иль потонула бы хароновская лодка,

Навряд ли были б так сотрясены сердца

Всех зрителей с конца и до конца,

И не были бы так изумлены и жалки

Отцы-сенаторы, фламины и весталки

С опушенным перстом…

"Все в жизни - прах и тлен,

Отцы-сенаторы! - промолвил Галлиен,

Зевнул и выходя с супругою из ложи: -

Он обманул, - ну вот - и сам обманут тоже! "

(1 июля 1861 г.)