Было темно, когда Фин высадил Джорджа Ганна в Сторновее и отправился через болота Барваса к западному берегу. Была темная дождливая ночь, и встречный ветер с Атлантического океана шипел от злости ему в лицо. В такую же ночь на этой дороге погибли родители Фина. Он знал впадину на дороге как свои пять пальцев. Проезжал ее каждую неделю, когда в понедельник ехал на автобусе в школьное общежитие в Сторновее, а в пятницу — обратно. Фин знал, что навес с зеленой крышей находится ярдах в ста справа, хотя и не видел его в темноте. Именно здесь овца выскочила из оврага, и отец Фина резко дернул машину в сторону.

Сейчас на дороге тоже были овцы. Фермеры давно бросили безнадежную затею огораживать пастбища. Только сгнившие заборные столбы говорили о том, что когда-то здесь была ограда. Ночью глаза овец отражали фары проезжающих машин. Овцы — глупые животные; никогда не знаешь, в какой момент они выбегут на дорогу перед тобой. В безветренные дни они массово выходили на дорогу, подальше от болот. Им досаждали мелкие кусачие мошки — проклятие западной Шотландии. А уж если от них бежали овцы, значит, жалились они ужасно.

Дорога поднималась, впереди показались огни Барваса, мерцающие за завесой дождя. Они вытянулись, следуя береговой линии, и растворялись в темноте вдали. Фин ехал под редкими фонарями на север, пока не увидел на мысу впереди огни Несса, затем повернул на Кробост. Океана не было видно в темноте, но Фин слышал его злобное шипение под скалами, когда припарковался у бунгало Маршели и вышел из машины.

Хозяйка, видимо, уже уехала в Глазго — ее машины нигде не было видно. Но в кухонном окне горел свет, и Фин бросился к двери под проливным дождем. В кухне никого не было, и он прошел в гостиную, где по телевизору шли вечерние новости. Там тоже никого не было. Фин прошел в холл и крикнул в сторону комнаты Фионлаха:

— Есть кто дома?

Из-под двери виднелся свет, и Фин двинулся вверх по лестнице. Он успел подняться наполовину, когда дверь спальни открылась, и на верхнюю площадку лестницы вышел Фионлах.

— Фин! — воскликнул он и быстро закрыл за собой дверь. Юноша казался растерянным и неуверенным; он двинулся вниз по лестнице, протиснувшись мимо Фина. Тот повернулся и пошел за ним в гостиную.

— Я думал, ты в Харрисе.

При ярком свете стало видно, что Фионлах покраснел и чувствует себя неловко.

— Я уже вернулся.

— Я вижу.

— Твоя мама сказала, что я могу использовать вашу ванную, пока не починю водопровод в старом доме.

— Конечно, пожалуйста.

Юноше явно было неудобно. Он прошел на кухню, и Фин успел заметить, как тот открыл холодильник.

— Пива? — Фионлах повернулся к нему с бутылкой в руке.

— Спасибо.

Фин взял пиво, снял крышку и сел к столу. Юноша подумал и тоже взял бутылку. Он прислонился к холодильнику и запустил крышкой в сторону раковины, потом сделал долгий глоток.

— Что ты смог узнать про дедушку?

— Ничего, — ответил Фин. — Кроме того, что он не Тормод Макдональд.

Фионлах уставился на бывшего полицейского с выражением полного непонимания.

— В каком это смысле?

— Тормод Макдональд умер в возрасте восемнадцати лет, когда катался на лодке. Я видел его свидетельство о смерти и могилу.

— Наверное, это другой Тормод Макдональд.

Фин покачал головой:

— Это тот самый Тормод, которым назвался твой дед.

Фионлах сделал несколько глотков пива, переваривая информацию.

— Если он не Тормод Макдональд, то кто же он?

— Хороший вопрос. Правда, он сам на него не ответит.

Юноша долго молчал, уставившись на свою полупустую бутылку.

— Думаешь, это он убил парня, которого нашли в болоте?

— Понятия не имею. Но они родственники, это точно. Стоит установить личность одного из них, как станет понятно, кто второй. А может, и получится выяснить, что произошло.

— Ты говоришь, как полицейский.

Фин улыбнулся.

— Я был полицейским большую часть жизни. Образ мыслей не поменяешь за одну ночь только потому, что бросил работу.

— А почему ты ее бросил?

Мужчина вздохнул.

— Люди живут, не зная, что таится под камнями, по которым они ходят. Полицейские проводят жизнь, поднимая эти камни и разбираясь с тем, что найдут, — он допил свое пиво. — Мне надоело жить в темноте. Когда все время имеешь дело с темными сторонами человеческой натуры, начинаешь видеть тьму в своей душе. А это страшно.

Фионлах кинул свою бутылку в ящик у двери. Там уже лежало довольно много пивных бутылок. Стекло стукнулось о стекло, и в кухне снова наступила тишина. Юноша все еще чувствовал себя неловко.

— Надеюсь, я ничему не помешал, — сказал Фин.

Фионлах быстро взглянул на него, потом отвел глаза.

— Конечно, нет, — он помолчал. — Мама сегодня днем ездила к дедушке.

— Было что-то хорошее?

Юноша потряс головой:

— Нет. Он сидел во дворе под дождем, но думал почему-то, что он на корабле. Потом он что-то бормотал о том, как собирает водоросли и удобряет ворон.

Фин нахмурился.

— Ворон?

— Ага. Он использовал гэльское слово фьянекен, это значит «вороны».

— Бессмыслица какая-то.

— Ну да.

Фин помолчал.

— Фионлах…

Тот поднял глаза в ожидании.

— Будет лучше, если твоей маме о дедушке расскажу я.

Юноша кивнул. Он был только рад, что его избавили от такой ответственности.

Ветер дергал внешнюю часть палатки Фина в разные стороны, пытался выдернуть колышки. Внутренняя часть палатки рывками надувалась и сдувалась, как плохо работающее легкое. Шум дождя, льющегося на тонкий пластик, оглушал. Флюоресцентная лампа, работающая от батареек, заполняла палатку странным синеватым светом. Фин сидел, завернувшись в спальный мешок, и читал незаконно переданный ему Ганном отчет о вскрытии тела из болота.

Описание татуировки с Элвисом и надписи «Отель разбитых сердец» заворожило его. Впрочем, датировать смерть концом пятидесятых годов помогла пластина в голове трупа. Это был молодой человек, который в результате какого-то инцидента получил травму головного мозга и с тех пор был умственно неполноценным. При этом он очень любил первую в мире рок-звезду. И этот парень был родственником отца Маршели, личность которого тоже оказалась загадкой.

Убийство было очень жестоким. Жертву связали, закололи, потом перерезали горло. Фин попытался представить отца Маршели в качестве убийцы, но не смог. Тормод, или кто он там на самом деле, всегда был спокойным. Большим и сильным, но с очень ровным темпераментом. Фин не помнил, чтобы он хоть раз повышал голос.

Бывший полицейский отложил отчет и взял другую папку, с данными о наезде на Робби. Он провел над ней почти час, когда приехал от Маршели. И конечно, впустую. Он уже и сам не помнил, сколько раз просматривал ее. Фин знал наизусть все показания, все данные о следах на дороге, описания машины и ее водителя. Даже фотографии, которые напечатал в Эдинбурге. И все же каждый раз брался за папку в надежде найти важную деталь, которую пропустил. Фин понимал, что это навязчивая идея — нелогичная, неразумная, вредная. И все же он просто не мог от нее отказаться — как завзятый курильщик от сигареты. Он не успокоится, пока водитель той машины не будет арестован. Не сможет вернуть свою жизнь в нормальное русло.

Бывший полицейский вполголоса выругался и отбросил папку. Выключил лампу, откинулся и лег, умостив голову на подушке. Он так хотел заснуть, что знал заранее: ничего из этого не выйдет. Фин закрыл глаза и слушал шум дождя и завывания ветра. Потом открыл глаза. Ничего не изменилось: вокруг та же темнота. Кажется, никогда еще он не чувствовал себя так одиноко. Сколько он так пролежал — полчаса, час? Неизвестно. Фин был так же далек от сна, как в момент, когда впервые улегся. Он снова сел, включил лампу, поморгал от яркого света. В машине есть книги. Ему нужно отвлечься, забыть о том, кто он, где он и куда идет. Забыть на время вопросы без ответов, что крутятся у него в голове. Фин надел непромокаемый комбинезон прямо на майку и трусы, влез босыми ногами в ботинки, захватил зюйдвестку и расстегнул палатку. Двадцать секунд под дождем до машины, столько же обратно — и меньше чем через минуту он сбросит мокрую одежду во внешней части палатки. Спальный мешок еще не успеет остыть, а книга подарит долгожданную свободу.

И все же Фин не спешил выходить. Погода разбушевалась не на шутку. Не зря многие поколения его предков строили дома со стенами толщиной в два-три фута! Глупо было надеяться, что он сможет прожить несколько недель и даже месяцев в этой легкой палатке. Фин выдохнул сквозь стиснутые зубы, на мгновение зажмурился — и бросился наружу. Ветер дул с такой силой, что едва не сбил его с ног, а дождь начал жалить лицо.

Фин добежал до машины и мокрыми пальцами шарил по карманам в поисках ключей. В этот момент на периферии его поля зрения зажегся свет. За пеленой дождя, ниже по склону… Это же лампа над кухонной дверью бунгало Маршели! В слабом желтом свете видна была дорожка и машина Фионлаха. Ветер и дождь не давали расслышать шум мотора, но Фин заметил поток выхлопных газов старого «Мини». Из кухонной двери выскочил человек с чемоданом и бросился к машине. Фин легко узнал Фионлаха. Он позвал сына, но до бунгало было футов двести, и буря заглушала звуки. Дождь стекал по его комбинезону, бил в лицо, капал за воротник. Юноша тем временем открыл багажник и запихал туда чемодан. Он вернулся к дому, чтобы выключить свет и на обратном пути до машины был почти не виден. Секунду, пока открывалась и закрывалась дверь машины, Фин видел лицо Фионлаха. Потом машина съехала с обочины и тронулась вниз по холму.

Бывший полицейский открыл свою машину, завел ее, включил первую передачу и отпустил ручной тормоз. Пока он видел впереди огни машины Фионлаха, фары можно было не включать. Он поехал вниз вслед за «Мини», стараясь сохранять расстояние ярдов в двести. Когда юноша остановил машину рядом с магазином Кробоста у подножия холма, Фин тоже затормозил. В свете фар «Мини» он увидел худенькую фигурку Донны Мюррэй в дверях магазина. Она выбежала под дождь с детской автолюлькой в руках. Фионлах выпрыгнул из машины, открыл заднюю дверь, и Донна поставила люльку туда. Потом вернулась, за небольшим чемоданом.

В этот момент зажглись фары третьей машины, залив всю сцену ярким светом. Потоки ливня заискрились в ярком свете, а потом под дождь вышел водитель. Фин отпустил сцепление и помчался вниз, включив собственные фары. Три удивленных лица повернулись в его сторону, когда он резко затормозил и остановился на засыпанной гравием парковке. Он открыл дверь и тоже вышел под дождь.

— Какого черта ты здесь делаешь? — Дональду Мюррэю пришлось орать, чтобы его можно было расслышать за ревом бури.

— Хочу спросить тебя о том же! — прокричал Фин в ответ.

Дональд обвиняюще указал на дочь и ее возлюбленного.

— Они хотят убежать с ребенком!

— Это их ребенок.

Рот священника искривился в усмешке.

— Ты с ними заодно?

— Эй вы! — закричал Фионлах, лицо его раскраснелось. — Это не ваше дело, ясно? Это наш ребенок и наше решение. Убирайтесь к черту!

— Это пусть решает Бог! — ответил Дональд. — Никуда вы не поедете. Я не дам увезти свою внучку!

— Вы меня не остановите! — Юноша забросил в машину сумку Донны и сел за руль. — Поехали! — крикнул он ей.

Дональд в два широких шага достиг машины, вытащил ключ зажигания и бросил его куда-то в дождь. Потом быстро обошел машину, открыл заднюю дверь и собирался схватить люльку. Фионлах выскочил, чтобы помешать ему, но Фин успел первым. Ветровку сдуло с его плеч, она улетела в темноту. Зато он успел схватить преподобного Мюррэя за плечи и оттащить от машины. Но Дональд был крепким мужчиной. Он с такой силой отбросил противника, что оба не удержались на ногах и покатились по гравию. Падение вышибло воздух из легких Фина. Пока он пытался вдохнуть, священник поднялся на ноги. Он протянул руку, чтобы помочь противнику подняться. Судорожно вздохнув, Фин поглядел на него снизу вверх. Его взгляд зацепился за что-то белое на шее Дональда. Воротник священника! Осознание абсурдности ситуации обрушилось на него. Господи, он дерется с настоятелем церкви Кробоста, своим другом детства! Фин схватился за протянутую руку и встал. Мужчины встали друг против друга, тяжело дыша и буравя друг друга взглядами. Лица их были мокрыми и блестели в свете фар.

— Хватит! — кричала Донна. — Прекратите, вы!

Но Дональд смотрел только на Фина.

— Я нашел в ее комнате билеты на паром, первый утренний до Уллапула. Я знал, что сегодня они попробуют сбежать.

— Дональд, они оба взрослые. И это их ребенок. Они могут ехать, куда хотят.

— Я так и знал, что ты выступишь за них.

— Я ни за кого не выступаю. Это ты своими выступлениями выжил их с острова. Не пускать к себе Фионлаха, даже если он хочет побыть с дочерью, просто ужасно.

— Он не может содержать ни дочь, ни жену. Он еще школьник, бога ради!

— И он не сможет никого содержать, если бросит школу и сбежит! А ты толкаешь его на это. И его, и Донну!

Дональд презрительно сплюнул.

— Мы теряем время, — сообщил он и снова попытался вынуть люльку из машины. Фин схватил его за руку. Дональд развернулся, его кулак пролетел сквозь лучи фар и ударил Фина по щеке. Сила удара опрокинула бывшего полицейского спиной на бетон.

Несколько секунд ничего не происходило, как будто кто-то поставил фильм на паузу. Никто из участников сцены не мог поверить в то, что Дональд ударил Фина. Вокруг гневно ревел ветер. Наконец Фин поднялся и вытер с губы кровь.

— Слушай, ты! Приди в себя, бога ради! — произнес он и уставился на священника.

Тот стоял, потирая костяшки пальцев. На лице — удивление, вина и гнев, как будто Фин был сам виноват в том, что он его ударил.

— Что тебе за дело до нас? — спросил он. Фин закрыл глаза и потряс головой.

— Просто Фионлах — мой сын.