I

Николь несколько часов потратила на поиски каких-либо сведений о Мари-Мадлен Буше. Поисковые программы предлагали почти тысячу ссылок во Франции и Канаде, но ни одна из них не была напрямую связана с Национальной школой управления. Для тщательного анализа требовались хотя бы сутки.

Остаток дня Маклеод провел в состоянии, близком к трансу. Свет настольной лампы, отражавшийся от разложенных на столе Раффина планов и карт, словно выжег их отпечаток на сетчатке. Снаружи по-прежнему шелестел дождь. Плотный малоподвижный облачный фронт держал город в водном плену уже почти двадцать четыре часа. По телевизору передавали, что Сена кое-где вышла из берегов, по всему Парижу начались локальные наводнения. Но это был теплый летний ливень, воздух оставался липким и влажным, и несколько раз Энцо, словно очнувшись, стирал со лба холодную испарину. В животе носилась черной тучей стая юрких ласточек. Часы показывали четверть первого.

Дым от бесчисленных самокруток Самю висел неподвижными синеватыми нитями. По словам Раффина, в другой жизни эта опытнейшая тоннельная крыса работал врачом неотложки. Впрочем, тщательно оберегаемая личная жизнь Самю оставалась для посторонних тайной за семью печатями.

Это был высокий, тощий, нервный мужчина лет сорока пяти с прилизанными гелем седеющими волосами, зачесанными назад и падавшими на воротник. Его отличала свинцовая бледность человека, проводящего жизнь под землей, и мучнисто-серое, изрытое следами юношеских прыщей лицо. Большой, указательный и средний пальцы правой руки пожелтели от никотина. Джинсы и футболка болтались на костлявом теле как на вешалке. Казалось, он не мог высидеть спокойно и двух минут. Одно его присутствие тревожило, внушало беспокойство — Самю кружил вокруг стола, как дикий зверь вокруг добычи.

— На самом деле вы не хотите идти один, — твердил он, словно вдалбливая новичку технику безопасности или читая предупреждение на пачке сигарет о смертоносном воздействии никотина. — Заблудитесь — хрен выберетесь. Будете бродить там неделями. Опять же можно нарваться на нежелательную встречу. Большинство диггеров — нормальные ребята. Ходить по катакомбам — забава пополам с адреналином. Что-то новенькое. Находишь под землей комнату, зажигаешь свечи, куришь травку, слушаешь музыку. Те, кто рисует граффити, тоже ничего. Увлеченная молодежь. Довольные, как поросята в грязи, при виде девственных стен без единой буквы. Но там шатаются наркоманы. Вам очень надо валяться с перерезанной за десять сантимов глоткой? Я уже не говорю про тоннельную полицию, заметут — не расплатитесь. Размер штрафа знаете? — Сделав последнюю затяжку, Самю растянул губы в улыбке. Дым просачивался наружу через зубы в коричневых пятнах. — Поэтому вы не хотите идти туда один.

Энцо и вправду не хотел.

— И все же я пойду.

Решение за него приняла Мадлен. Самю не мог понять, почему Маклеода так тянет в катакомбы, а Энцо не собирался его просвещать.

Взглянув на Раффина, диггер пожал плечами.

— Похороны за ваш счет, — сказал он и, отвернувшись, склонился над столом, роясь в ворохе самодельных карт. — Я дам вам три схемы. К чему вас запутывать? — Разгладив первую карту, он положил ее поверх остальных. Схема называлась «Главная аллея Люксембургского сада (север)». Зажав самокрутку влажными губами, Самю, щурясь от дыма, пошарил в карманах, выудил красный фломастер и снова нагнулся к карте, рассыпая пепел и смахивая его тыльной стороной ладони. — Вот это главная карта. Не вздумайте отклоняться от маршрута, иначе вам хана, ясно? Здесь лабиринт, если заблудитесь, то с концами. Многие тоннели замурованы по приказу властей. Ну, мы кое-где пробили лазы… — Он смерил Энцо взглядом. — Но вы у нас человек широкий, можете и не пролезть. Дыры узкие, для парней вроде меня.

Он взял фломастер и провел жирную красную черту вдоль тоннеля, идущего с севера на юг.

— Это главная аллея Люксембургского сада. Большинство попадают туда из самого сада через пару тайных ходов.

Власти отрицают их существование, но, будьте покойны, существуют, и еще как. Проблема в том… — Он снова посмотрел на Энцо. — В общем, сомневаюсь, что вы сможете перелезть через ограждение. В общем, выбираем другой путь. — Самю снова повернулся к карте. — Пойдете вот здесь прямо. Это очень легкий маршрут. Никуда не сворачивайте, пока не придете сюда. — Кончик фломастера повис над перекрестком, откуда отходила штольня на запад. — Если пройдете мимо, вскоре поймете, потому что упретесь в тупик. Там строят многоуровневую подземную парковку.

«Как раз на такой меня пытался убить Диоп», — подумал Энцо.

— Здесь вы будете метрах в десяти под землей. Ниже пятнадцати все равно не спуститесь… — Фломастер изменил направление, очертив поворот. — Продолжайте идти на запад. Не ошибетесь. Никуда не сворачивайте, следуйте моему рисунку, пока не придете сюда… — Самю придвинул вторую карту, озаглавленную «Штольни картезианцев». — Здесь все расчерчено более подробно. Видите, слева вверху немецкий бункер, ниже — штольни, пробитые монахами. Вот здесь Фонтан картезианцев, такая большая пустая комната с каменным резервуаром посредине для сбора воды, стекающей по стенам. Фонтаном картезианцев это дело назвали потому, что вода зеленая, как ликер «Шартрез», который делали монахи. Если забредете к зеленому фонтану, сразу поймете, что ошиблись. Это тупик. Раньше гуда можно было пройти под улицей д’Асса, но сейчас там все замуровано. Если заблудитесь, попытайтесь выйти через chatieres в юго-западной части бункера. Протискиваться придется с мылом, но вы, пожалуй, пролезете. Под д’Асса находятся два тоннеля, ну, как по обе стороны дороги, соединенные вот такими поперечными проходами, пересекающими улицу под прямым углом. Через них можно подняться наверх. Это общий принцип: у большинства основных улиц и бульваров внизу по два тоннеля, соединенных поперечными переходами.

Самю скатал себе новую самокрутку. В свете настольной лампы Энцо видел только его руки, быстро и ловко манипулировавшие бумажным листочком и табаком. Голос Самю, казалось, исходил из темноты, окружавшей пятно света на столе.

— В любом случае главное для вас — не заблудиться. И вы не заблудитесь, если будете держаться красной линии.

После краткой прогулки по катакомбам под площадью Италии Энцо вполне представлял, чего ожидать. Низкие полукруглые тоннели, холодный и влажный зловонный воздух, темнота, клаустрофобия. Он в полном одиночестве добровольно пойдет в ловушку, подстроенную женщиной, похитившей его дочь. Это было безумием — все козыри на руках у Мадлен. Маклеод даже не планировал, как будет действовать, оказавшись внизу. Тягостная безнадежность опустилась на плечи, окутав его, словно плащом, но другого выхода не было — он должен идти до конца.

— О’кей, вот здесь вы входите. — Придвинув схему Люксембургского сада, Самю, зажав зубами дымящуюся самокрутку, повел красную линию на карту картезианцев через верхний правый угол. — И идете вот этим окольным путем, примерно под улицей Огюста Компта. В восемьдесят восьмом там все замуровали, но в девяносто втором мы пробили лаз. Многие пролезали, может, и вы просочитесь. — Вернувшись к карте с подробным планом бункера, Самю довел окольный маршрут до верхнего правого угла. — О’кей? Вам ясно, где мы?

Энцо кивнул.

— Так, вот вы дошли до бункера. Здесь начинается полный трындец. Черт ногу сломит в такой неразберихе. — Самю аккуратно провел зигзаг — сперва на юг, затем на запад — в невообразимой путанице петель и загогулин, закончил линию маленьким красным кружком и торжествующе заявил: — И вот он, Зал фресок. — Энцо едва видел его ухмылку через густой дым. — То еще местечко. Вроде наркотического глюка.

Энцо подумал, что все это безнадежное предприятие один сплошной… В смысле, в страшном сне не приснится.

— Сколько времени это у меня займет?

Самю пожал плечами:

— Минут тридцать — сорок, смотря как пойдете. Может, быстрее, а может, и дольше. — Он пододвинул к себе три прозрачных пластиковых папки. — Я положу схемы сюда, чтобы не расплылись от сырости. После такого дождя воды внизу будет по колено. Берегите их как зеницу ока, друг мой, — изрек он, засовывая карты в защитную оболочку, — ибо от них зависит ваша жизнь.

 

II

Мраморная женщина с поднятым мячом стояла, опираясь на левый скат остроконечной арки, нечувствительная к потокам дождя, сверканию молний и раскатам грома. В ее полной безмятежной уверенности улыбке Моны Лизы чудилось нечто стоическое. Сидя в темном кабинете Раффина, Маклеод с завистью смотрел на нее в окно, желая обрести спокойствие мраморной статуи. Ему было очень страшно. Больше, чем когда-либо в жизни. Он боялся за Кирсти, боялся того, что с ней, возможно, уже случилось. Опасался нехватки мужества и сил, чтобы изменить ее — и свою — судьбу. Капли дождя, стекая, оставляли следы на стекле, похожие на дорожки от слез, и в свете уличных фонарей тени этих дорожек ложились на щеки Энцо.

Открылась дверь гостиной, и на пол легла полоса бледно-желтого электрического света. Секунду слышались звуки работающего телевизора и гул голосов. Раффин прикрыл дверь, и стало почти тихо. Секунду постояв, он подошел к окну, держа в руке сверток из мягкой ткани. Роже развернул сверток: изнутри тускло сверкнул иссиня-черный ствол револьвера с полированной деревянной рукояткой.

— Он заряжен. Возьми его с собой.

Энцо покачал головой:

— Нет.

— Почему?

— Я не смогу им воспользоваться.

— Энцо…

— Нет, Роже!

Раффин долго стоял в темноте, протягивая револьвер, потом снова завернул его в ткань. Энцо слышал его частое дыхание.

— У тебя еще минут десять.

Когда он открыл дверь, Энцо сказал:

— Роже… — Журналист обернулся. — Спасибо.

В дверях Раффин разошелся с Саймоном, закрыв за ним дверь и оставив стоять в темноте.

Не сводя глаз с мраморной женщины, Энцо проговорил:

— Закрыто! Читать не умеешь?

— Сорока, я не хочу, чтобы ты это делал, — послышалось от двери.

— Мы уже все обсудили.

— Я не хочу потерять двоих людей, которых люблю больше всего на свете.

Обернувшись, Энцо пристально посмотрел на старого приятеля. Даже в слабом свете уличных фонарей было заметно, как бледен Саймон.

— Ты же знаешь, мы с Линдой не переставали общаться. Кирсти, можно сказать, выросла на моих глазах. Когда возникала проблема, Линда всякий раз звонила мне… — Саймон зачем-то посмотрел на свои руки. — Может, потому что у меня нет своих детей, но Кирсти стала мне вроде дочери… Не подумай, будто я пытался занять твое место, — заторопился он. — Она бы этого не потерпела. Она всегда тебя любила, Сорока, потому и не прощала. Ребенку трудно смириться с тем, что его бросили.

— Я не…

— Я знаю, — выставил ладони Саймон, предупреждая протест. — Я ей тысячу раз говорил, но так и не смог переубедить.

— Это мать ей вдолбила.

Саймон кивнул.

— Линда нарочно ничего не корректировала. Ты обидел ее, Сорока, и отомстить она могла только через Кирсти. Ладно, дело прошлое… — Он глубоко вздохнул и посмотрел мимо Энцо на улицу. — Я все же хочу позвонить в полицию.

— Не смей.

— Энцо…

— Нет! — Маклеод в упор взглянул на Саймона. В этот момент они походили на двух матерых самцов, готовых сцепиться рогами, отстаивая свою территорию. — Это означает подписать ей смертный приговор.

— Можно подумать, сейчас ты не подписываешь свой!

— Я скорее умру, чем буду жить с мыслью, что виноват в гибели дочери!

— Господи, Сорока, — раздался в темноте шепот Саймона. Их лбы сошлись с мягким стуком, знаменуя окончание так и не начавшегося боя. Саймон обнял приятеля, с которым познакомился в тот день, когда впервые пошел в школу, и стиснул так, что Энцо чуть не задохнулся. Его борода царапнула Маклеода по щеке. — Господи, — снова прошептал он.

 

III

Натянув водонепроницаемые гетры, Маклеод через голову надел легкий пластиковый дождевик. Сложив карты вдвое, сунул пакеты во внутренний карман и застегнул молнию. Ожидание закончилось, и стало легче. Часы, проведенные в вынужденном бездействии, казались потерей времени. Самю отрегулировал ремень каски и заставил Энцо ее примерить, после чего перепроверил закрепленный спереди фонарик. С новой батарейкой свет был ярким и сильным. Про запас Самю вручил Энцо еще один водонепроницаемый фонарь.

— Берегите его, — предупредил он. — Хуже всего остаться в темноте.

Остальные разбрелись по гостиной Раффина и молча наблюдали за происходящим. Пора было идти, но никто не хотел об этом говорить. Энцо взглянул на часы. Четверть второго.

— Я вернусь через несколько часов, — сказал он и вышел за Самю на лестничную площадку.

Во дворе их догнала запыхавшаяся Софи.

— Я сейчас, — бросил Маклеод проводнику и повернулся к дочери: — Иди в дом, котенок, ты промокнешь.

— Мне все равно! — Софи с вызовом выпрямилась под дождем, глядя на отца глазами Паскаль. — Если с тобой что-нибудь случится, я ее никогда не прощу!

По ее лицу стекали не то слезы, не то капли дождя.

— Кирсти?

— Она не имеет права отбирать тебя у меня!

Энцо мягко погладил дочь по голове:

— Софи, Кирсти тут ни при чем. Это моя вина.

У нее задрожала нижняя губа.

— Пап, я так тебя люблю…

Софи кинулась ему на шею, Энцо обнял ее, и они замерли под проливным дождем. Струи поднимали над булыжниками двора влажный туман, похожий на дым.

— Я тоже люблю тебя, дочка. — Он сжал ее лицо ладонями. — Обещай мне одну вещь…

— Я ничего не буду тебе обещать. Это ты мне обещай, что вернешься. Ладно?

Маклеод закрыл глаза.

— Папа!

Он вновь посмотрел на нее:

— Обещаю.

Софи долгую минуту скептически глядела ему в глаза.

— Ненавижу ее.

— Нет.

— Нет да.

— Софи, она плоть от моей плоти. Нельзя любить меня и ненавидеть ее.

Лицо девушки помрачнело.

— Я возненавижу вас обоих, если ты не вернешься.

— Я же обещал, что вернусь!

Глаза Софи сузились.

— Учти, это в твоих интересах!

В машине Самю завел мотор и включил кондиционер, чтобы очистилось запотевшее лобовое стекло. «Дворники» бешено мотались взад-вперед. Промокший до нитки Энцо открыл дверцу и уселся на переднее сиденье.

— Ладно, поехали.

Машина тронулась с места, пробиваясь сквозь пелену дождя к залитому светом зданию сената. Ни Энцо, ни Самю не заметили темной фигуры женщины, полускрытой большим черным зонтом, которая подошла к железным воротам дома и набрала код квартиры Раффина.

 

IV

Звонок в дверь громом прозвучал в напряженной тишине гостиной. Неужели Энцо и Самю что-нибудь забыли? Софи, вытиравшая полотенцем мокрые волосы, вопросительно взглянула на Раффина.

— Я открою, — быстро сказала она, направившись в холл, и распахнула дверь. На площадке стояла мертвенно-бледная Шарлотта. С ее плаща и зонта текло на деревянный пол. Влажные кудри жалко повисли, потеряв свой блеск. При виде Софи она, кажется, удивилась. Софи подозрительно уставилась на гостью: она не верила, что Шарлотта — это Мадлен, но помнила, что отца мучили сомнения. В холл вышел Раффин:

— Шарлотта?

— Энцо здесь?

Ей ответила Софи:

— У него похитили дочь… Другую дочь, — добавила она после секундной заминки. — Он пошел в катакомбы попытаться ее спасти.

Закрыв глаза, Шарлотта замотала головой:

— Мне надо было позвонить.

— Пойдем-ка в дом, — пригласил Раффин.

Прислонив зонтик рядом с дверью на лестничной площадке, Шарлотта прошла за Раффином в гостиную. Последней вернулась Софи.

— Я знаю, кто четвертый убийца, — сказала Шарлотта.

— Мы тоже, — кивнула Софи. — Это Мадлен Буше, — добавила она, исподтишка наблюдая за реакцией Шарлотты.

— Значит, вы нашли последние подсказки?

— В Осере, — подтвердила Софи. — А вы как узнали, кто она?

— Перечитала дядины дневники за последние пять месяцев. Раньше эта информация мне ничего не говорила, но теперь я искала какие-то упоминания о студентах ЕНА — и нашла. Они были у нас под носом с самого начала, четверо его любимчиков, маленькие гении, как он их называл: Рок, д’Отвилье, Диоп и Мадлен Буше. — Она обвела взглядом бледные лица. — Вы еще не выяснили, кто она? Ну, кто она на самом деле? — Шарлотта повернулась к Раффину: — Роже, если она похитила дочь Маклеода и выманила его на встречу, значит, убьет их обоих.