I

Крупный белый лебедь, легко скользя по водной глади и оставляя за собой расходящуюся рябь, безбоязненно подплыл к окну и жадно глядел на еду на столе. Вдали блестящие красные черепичные крыши старого города поднимались от порта Булье к внушительной каменной башне средневековой тюрьмы и нестерпимо яркому, голубому, словно лепестки лотоса, небу.

Маклеод был рад вернуться в Кагор и на время забыть шумный и грязный Париж с его безликими новыми высотками, теснившими старые улицы. Здесь он снова мог дышать полной грудью. Он скучал по лесистым холмам на берегах Гаронны, по прозрачному чистому воздуху, по звону церковных колоколов, плывшему над морем старинных островерхих крыш, призывая верующих к молитве. В патриархальном Кагоре жизнь казалась гораздо проще.

Сейчас он откровенно упивался замешательством префекта Верна и начальницы местной полиции мадам Тейяр. На столе лежал свежий номер «Либерасьон» со статьей Раффина под заголовком, предложенным редактором: «Гейяр убит». Ниже мелким шрифтом значилось: «Спустя десять лет правда выходит наружу», а справа красовалась большая фотография беллиновской компьютерной реконструкции головы Гейяра анфас и в профиль.

Шеф полиции не сводила с Энцо тяжелого взгляда. На ее щеках рдел густой кирпичный румянец. Когда-то Элен Тейяр была к нему неравнодушна; да и Маклеод чувствовал некоторую взаимность, но с тех пор много воды утекло. Энцо подозревал, что именно гнев отвергнутой женщины подогревает враждебность Тейяр.

— Это ничего не доказывает, — безапелляционно заявила она.

— Это доказывает, что Гейяр был убит, — возразил Энцо.

— И подозревать можно любого, — ввернул префект, оторвав кусок хлеба и макнув его в соус «рокфор» на своей тарелке. В сложившейся ситуации он вел себя намного достойнее, чем начальница полиции.

Маклеоду импонировал Жан-Люк Верн. Он был одним из сотни региональных руководителей, назначенных государством и наделенных обширными полномочиями. Старше Энцо на несколько лет, Верн управлял департаментом Ло уже два года. Они познакомились на какой-то вечеринке и обнаружили схожесть их чувства юмора.

— Подозреваемых я вам, так и быть, уступлю, — сказал Энцо. — Но за десять лет парижская полиция не нашла ни единого доказательства гибели Гейяра!

— За последнее десятилетие полицейские методы расследования сильно изменились, — возразила мадам Тейяр.

— Если не ошибаюсь, мсье Маклеод утверждал это с самого начала, — парировал префект. — Нужно поздравить его со значительным прогрессом в расследовании. Политические последствия убийства Гейяра вызвали огромный резонанс. Отдались, так сказать, громким эхом в коридорах власти. — Верн с видом знатока отпил придирчиво выбранное по карте вин «Шато Лагрезетт», подержал во рту и повернулся к Маклеоду: — И все же доказать убийство — это полдела. Чтобы выиграть наше маленькое пари, вам придется установить, кто его убил и почему. И эта половина представляется мне самой сложной.

Пари было заключено в присутствии четырех человек — Энцо, Саймона, неожиданно нагрянувшего из Лондона, префекта Верна и начальницы полиции.

— А вот об этом я говорила с самого начала, — не выдержала явно задетая Тейяр. — Подумать только, след десятилетней давности, остывший, как каменные плиты, на которых зарезали мсье Гейяра!

— Ну, не все так безнадежно, — не согласился Энцо.

— Ах да, — спохватился префект. — Предметы из ящика…

В этот момент все трое вздрогнули от резкого стука в окно. Лебедю надоело ждать; на обернувшихся к нему людей он воззрился крайне выразительно.

— Не иначе обедающие на палубе взяли в привычку выбрасывать остатки с тарелок в воду, — предположил префект Верн. — Вот наш водоплавающий и недоумевает, почему мы такие жадные. — Но поделиться было невозможно — иллюминаторы плавучего ресторана «Череда удовольствий» были наглухо задраены для защиты от жары и… воды, плескавшейся почти вровень с окнами. Большое, выкрашенное в белый цвет судно, стоявшее на якоре у восточного берега Сены недалеко от моста Кабессю, неминуемо перевернулось бы, вздумай капитан пуститься в плавание. Пообедать здесь предложил префект Верн, отличавшийся изысканным — и недешевым — вкусом. Полюбовавшись лебедем, он вновь повернулся к Маклеоду и полицейской даме: — На чем мы остановились? Ах да, на содержимом ящика. Что может означать этот странный набор?

— Вот, — с нажимом сказал Энцо. — Каждый предмет обязательно что-то значит.

— Почему вы так решили? — скептически осведомилась Элен Тейяр.

— Потому что человеку не отрубают голову, чтобы положить ее в ящик вместе с пятью на первый взгляд никак не связанными предметами, если на то нет особой причины. А коли причина существует, должен быть способ ее установить.

— И вы намерены применить для этого судебную медицину? — поинтересовался префект.

— Нет, для этого я собираюсь применить свои мозги.

 

II

Мадам Тейяр на собственной машине уехала в казармы Бессьер на севере Кагора. Маклеод с префектом, попыхивавшим послеобеденной сигарой, шли по мосту Кабессю. Яркое южное солнце заливало крыши, старую городскую стену и Башню повешенных — здесь когда-то для острастки вешали приговоренных.

— Конечно, всем нам кажется, что с Гейяром случилось нечто ужасное, — начал префект. — Но ведь люди бывают не готовы к правде. Каким-то образом все всегда оказывается хуже, чем предполагалось.

— Вы его знали?

— Да, но плохо. Мы вместе учились в Национальной школе управления. На потоке было человек тридцать, но Жак Гейяр был известен всем. Кое-кто его недолюбливал — Гейяр был слишком занят собой, но с ним, ей-богу, веселее жилось. Он скрашивал наше унылое академическое существование.

По иронии судьбы последний год жизни ему пришлось там преподавать.

— Ничего себе перевод с понижением — от советника премьер-министра страны до преподавателя!

— Не совсем так. Строго говоря, Гейяр не был преподавателем. В школе управления профессиональных учителей вообще нет, разве что по физкультуре. Талантливые студенты учатся у лучших умов страны: верхушки функционеров, руководителей отраслей, бывших министров — по настойчивой просьбе правительства они выкраивают время в своем напряженном графике и передают опыт молодежи. Бернард Шоу сказал: «Те, кто может, делают, а кто не может, учат», — а де Голль считал — те, кому что-то удается лучше других, должны готовить смену, и создал Национальную школу управления. — Они свернули на узкую улочку Маршала Фоша и направились к муниципалитету и префектуре. — Так что, строго говоря, это не было понижением, скорее, перестановкой с целью убрать знаменитость подальше от премьер-министра. Чтобы не отвлекал на себя внимание.

Они обменялись рукопожатием. Префект Верн толкнул тяжелую створку кованых ворот, пересек мощеный двор и исчез за дверью собственной административной империи. Энцо направился на соборную площадь. Субботняя торговля уже закончилась, и по брусчатке медленно ехал грузовик с большими вертящимися щетками, наводя чистоту. Дойдя до кирпичных арок крытого рынка со стороны площади Жан-Жака Шапу, Энцо вошел внутрь через задний вход и, сунув руки в карманы, не торопясь побрел вдоль торгового ряда, мимо рыбного отдела, где на крошеном льду разевали рты живые рыбы, винной лавки «Погребок», где разрешалось налить вина из огромных стальных цистерн в собственную емкость; charcuterie мсье Шевалина, где Энцо иногда покупал готовые plats Asiatique. Виноторговец приветственно помахал ему и прокричал «Salut!», мясник заманивал только что привезенным нежнейшим тонким филе. Маклеод ничего не покупал, наслаждаясь возвращением домой, где все привычно и знакомо — разительный контраст с враждебной анонимностью Парижа.

Хорошее настроение продлилось ровно до той минуты, как он вошел к себе в квартиру и в темном коридоре споткнулся обо что-то твердое, ребристое, заработав большой синяк на голени. Догадавшись, что это металлодетектор Бертрана, Маклеод в сердцах помянул черта.

Детектор лежал здесь еще до поездки в Париж, неожиданно появившись однажды вечером, когда Энцо спускался в кафе «Форум» выпить чашку кофе. На лестнице он столкнулся с Бертраном, обнимавшим мускулистыми руками длинношеий агрегат с дискообразной головой.

Энцо никогда не скрывал неприязни к дружку Софи с торчащими, наполовину обесцвеченными прядями и кретинскими железяками в бровях, носу и губе.

— Что за…

— Привет, папа! — Из-за плеча Бертрана показалось улыбающееся личико Софи. Энцо моментально забыл о нахлынувшем раздражении. Всякий раз, когда дочь появлялась перед ним неожиданно, он словно воочию видел ее мать — те же яркие карие глаза, лицо сказочной феи, длинные иссиня-черные волосы, — и тут же с нежностью и болью вспоминал Паскаль. Единственный штрих с поразительной точностью передался Софи от него — белая прядь у левого виска, правда, не столь яркая. — Ничего, если мы на пару дней оставим это в коридоре? У мамы Бертрана нет места, а в спортзале не разрешает служба безопасности.

Несмотря на антипатию к Бертрану, Энцо не мог рассердиться на дочь всерьез и надолго.

— Что это за ерундовина? — спросил он наконец.

— Металлодетектор. Бертран задешево купил на барахолке. Теперь даже у детей такие — обзавелись, когда на берегу выше моста Луи-Филиппа стали находить старые римские монеты. Они стоят целое состояние…

— Это ненадолго, мсье Маклеод, — пообещал Бертран. — Пока я не расчищу место у матери на чердаке.

Но, как свидетельствовала ноющая голень, детектор прочно обосновался у них в коридоре. Энцо взглянул на часы. Был уже день, но дверь в спальню Софи плотно закрыта. Дети не боятся проспать всю жизнь; это прожившим больше, чем осталось, подобная роскошь кажется преступной расточительностью: так вся юность пролетит, не успеешь и глазом моргнуть. Как писал Омар Хайям:

Энцо невольно вспомнился Жак Гейяр, обладавший благочестием и мудростью; ни время, ни люди не смыли его кровь, пролитую на ступеньках алтаря Сент-Этьен-дю-Монт. Энцо был твердо настроен найти убийцу. Он толкнул дверь в гостиную — посмотреть, закончили ли рабочие ремонт.

В sèjour царил настоящий хаос. Мастера сняли со стены книжные полки и как попало свалили сотни книг на столы, стулья и большую часть пола. На их место водворилась огромная белая доска два на три метра. Полюбовавшись ею, Энцо начал расчищать себе путь к столу, чтобы поставить компьютер.

В дверь квартиры постучали, и девичий голосок позвал:

— Мсье Маклеод!

— Проходите, я дома.

Молодая девушка, ровесница Софи, появилась на пороге. Увидев ее, Энцо сразу вспомнил, кто она и зачем пришла, и мысленно проклял свою забывчивость. Невысокая девушка не была дурнушкой, но двигалась довольно неуклюже. Ее широкий таз в Шотландии назвали бы хорошими бедрами для будущей роженицы. Джинсы тесно облегали полные ягодицы, а футболку с V-образным вырезом натягивали упругие груди, которые один из преподавателей, коллега Энцо, сладострастно назвал однажды дыньками канталупами. От них трудно было отвести глаз, и Энцо, к своему стыду, спохватился, что посмотрел не раз и не два. Вошедшая, хорошенькая круглощекая брюнетка с длинными волнистыми волосами, стянутыми в конский хвост, пролепетала, пунцовая от смущения:

— Извините, мсье Маклеод, я не помешала?

— Николь! — Энцо поднял ладони в жесте раскаяния. — Прошу прощения, я совершенно забыл. Понимаешь, тут такие дела… ну… — Он оставил попытки что-нибудь объяснить. — Просто из головы вон.

— Я знаю, я была в больнице. Там сказали: «Мы не в курсе».

— Они действительно не предупреждены. Я не успел побеседовать с доктором Коком.

— Сказали, я опоздала, в больницу уже набрали студентов на лето.

— Черт, — буркнул Энцо.

— Я очень рассчитывала на летнюю практику. Ну, в смысле денег… — Она уставилась в пол, слишком смущенная, чтобы встретиться с ним взглядом. — Извините, я не знала, что делать и куда еще идти.

— Господи, Николь, прости меня! — Он хотел обнять ее и заверить, что все будет хорошо, но не знал, насколько близко можно прижать обладательницу такой роскошной груди. Да и надежда на благоприятный исход была эфемерной: число вакансий для студентов ограничено и сейчас все уже заполнены. Он здорово подвел Николь. Движимый раскаянием, неожиданно для себя Энцо предположил: — Слушай, хочешь, приходи сюда и работай на меня!

Выпалив это, Маклеод сразу пожалел о сказанном. Как он собирается ей платить? Если он выиграет пари и получит по тысяче евро от префекта и начальницы полиции, тогда не поскупится, а вот если нет… Ладно, об этом будем думать позже.

Николь изумленно подняла глаза. Сквозь смущение на ее лице медленно проступило удовольствие.

— Работать на вас?

— У меня есть на лето один проект. Нужна помощница, умная и на ты с компьютером и Интернетом.

— Я подхожу, — живо откликнулась она.

— Я знаю.

— Я сижу в Интернете, сколько себя помню. Вы же не забыли «Николь звонит миру»?

Энцо кивнул, уже раскаиваясь в своем решении. Пусть Николь его лучшая студентка — никто не сомневается в ее академических талантах, но ей недостает элементарных навыков общения. Единственный ребенок в семье, Николь выросла на уединенной ферме в горах Аверона и оказалась совершенно не готова к студенческой жизни в четвертом по величине городе Франции. На первом курсе в Тулузе ей пришлось несладко, в том числе из-за жестокости товарок.

— О, — спохватилась Николь, снова приуныв, — но где же я буду жить? Ездить каждый день из дома слишком далеко.

Энцо ничего не оставалось, как предложить очевидный выход.

— У нас есть свободная комната, — сказал он, не веря, что решился произнести это вслух. Но в конце концов, он подвел Николь с работой в больнице.

Девушка снова расцвела.

— Вы не пожалеете, мсье Маклеод, обещаю! — И после паузы спросила: — А что за проект?

— Долго объяснять, Николь. Ты лучше поезжай домой, собери вещи и возвращайся завтра. Утром поговорим.

Когда он провожал Николь, из спальни появилась заспанная Софи в купальном халате и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала отца в щеку.

— Что случилось? — спросила она, разглядывая Николь и часто моргая, чтобы прогнать сон.

Энцо галантно представил гостью и хозяйку друг другу:

— Николь, студентка университета Поля Сабатье. А это Софи, моя дочь.

Николь прикрыла рот ладошкой, скрывая смешок.

— Ну, слава Богу, а то я уже подумала… — И решительно протянула руку Энцо: — До завтра, мсье Маклеод.

Когда Николь ушла, Энцо вернулся в гостиную, снова приложившись по пути к металлодетектору Бертрана.

— Господи Иисусе, Софи! Когда ты наконец избавишься от этой дряни?

— Извини, папа, я хотела положить его в свободную комнату. Сейчас перенесу.

— Нет, — остановил ее Энцо. — Там будет жить Николь.

Софи посмотрела на него так, словно он заговорил по-китайски.

— Эта девушка? — Энцо неловко кивнул. — Папа, что происходит? — Она пошла за ним в гостиную. Через распахнутые застекленные балконные двери с улицы веяло раскаленным воздухом.

— Всего на несколько недель.

— Недель?!

— Я обещал устроить ее на лето в больницу и забыл. Сейчас слишком поздно, все вакансии заняты.

— Это она так сказала? — скептически процедила Софи. — Папа, я видела, как она на тебя смотрит. Она по уши в тебя влюблена.

— Не говори ерунды, ничего подобного! — вспылил Энцо. — Она выросла на крошечной ферме в горах Аверона, родители с трудом наскребли денег ей на университет. Николь необходима работа. Я ее подвел и должен выручить. Ничего, поможет мне в расследовании убийства Гейяра.

Смягчившись, Софи взяла отца за руку и крепко стиснула.

— Слишком ты мягкий, себе во вред, — сказала она, глядя на него глазами Паскаль. — Из каких денег ты собираешься ей платить?

— Придется выиграть пари.

Тут Софи впервые заметила кавардак в гостиной, отпустила руку Энцо и огляделась:

— Что здесь творится?

Энцо окинул взглядом горы книг и белую доску.

— Это мой военный штаб, — пояснил он. — Отсюда я буду вести войну с убийцей Гейяра.

 

III

Софи ушла в спортзал, где Бернар вел занятия — от танцев до силовых тренировок. Энцо остался в квартире один. Компьютер был благополучно установлен и подключен — кабели тянулись во всех направлениях: к розетке на стене, к телефону и к принтеру. Скопировав снимки из цифрового фотоаппарата, он распечатал фотографии одну за другой — все пять предметов, найденных под площадью Италии вместе с черепом Гейяра. Взяв распечатки, Маклеод подошел к новенькой белой доске. Реконструкция Беллина, вырезанная из первой страницы «Либерасьон», заняла место в верхнем левом углу. В центре он поместил бедренную кость, справа — золотую пчелу. Внизу прикрепил снимки раковины, старинного стетоскопа и военного креста. Расчистив место для любимого шезлонга, Маклеод уселся, глядя на фотографии. Под доской на стопке книг лежала пачка маркеров — для записи начальных гипотез. Но он не хотел торопиться. Сначала требовалось прочистить мозги, избавиться от скороспелых догадок и подождать, пока каждый предмет встанет на свое место в этой логической головоломке. Процесс обещал быть небыстрым, но Энцо хотелось свести ошибки к минимуму. Взяв гитару, он начал перебирать струны, наигрывая медленный печальный блюз. Прикрыв глаза, он увидел призрачное лицо Гейяра, смотревшего прямо на него; контуры хорошо изученного черепа отчетливо проступали сквозь знакомые черты.