До ночи Гая Фокса оставалось три дня. Мы собрали целую кучу старых покрышек и с нетерпением ожидали, когда разожгут самый большой в Нессе костер. Такие кострища устраивали во всех деревнях, и каждая стремилась перещеголять все остальные. В те дни мы воспринимали эти «состязания» очень серьезно. Мне было тринадцать, и я учился в шестом классе школы Кробоста. Экзамены в конце этого года должны были во многом определить мою дальнейшую судьбу, а это кажется огромной ответственностью, когда тебе тринадцать.

Если бы я сдал экзамены успешно, то смог бы пойти в школу «Николсон» в Сторновэе, а доучившись там, сдать выпускные и вступительные экзамены и поступить в университет — получить возможность сбежать отсюда.

А если бы я провалился на этих экзаменах, то попал бы в школу замка Льюс, которая в те времена все еще находилась в самом замке. Правда, тогда мое образование было бы профессиональным: школа славилась тем, что выпускала первоклассных моряков. Но я не хотел уходить в море, не хотел учиться ремеслу и прозябать на какой-нибудь судостроительной верфи. Так случилось с моим отцом, когда рыбная ловля больше не обеспечивала ему нормальный доход.

Проблема была в том, что учился я не так уж хорошо. Ведь жизнь тринадцатилетнего полна соблазнов, как праздничная ночь, в которую жгут костры. К тому времени я уже пять лет жил с теткой, заставлявшей меня полоть огород, нарезать торф, ухаживать за овцами, сгребать сено. Ее не интересовали мои школьные успехи. А в моем возрасте было не так-то просто заставить себя корпеть над скучным учебником истории или математическими уравнениями.

Как раз тогда отец Артэра пришел к тетке и предложил учить меня. Та назвала его сумасшедшим: она не может себе позволить платить за частные уроки. Он же сказал, что ей и не придется этого делать: ведь он уже учит Артэра, и я не стану для него обузой. Кроме этого, он добавил (я знаю это, потому что тетка позже пересказала мне все слово в слово с немалой долей скептицизма), что верит в мои способности, пока еще просто не реализованные. И что он уверен: если направить меня по верному пути, я смогу не только сдать экзамены и поступить в «Николсон», но и, возможно, даже в университет.

Вот так я и оказался в тот вечер в доме Артэра, за партой в маленькой задней комнате, которую его отец любил называть своим кабинетом. Одна из ее стен была полностью закрыта полками, прогибавшимися под весом книг. Сотен книг. Мне, помнится, было любопытно, как вообще может один человек прочитать столько книг за свою жизнь. Рабочий стол мистера Макиннеса был из красного дерева, со столешницей, покрытой зеленой тисненой кожей. Стол вместе с таким же стулом стоял у стены, напротив книжных полок. Еще в комнате было большое уютное кресло для чтения и кофейный столик со стоящей на нем лампой, а из окна открывался вид на море. Мы с Артэром обычно учились за складным карточным столиком, который мистер Макиннес ставил посреди комнаты. Мы сидели на жестких стульях, спиной к окну, чтобы не отвлекаться на то, что происходит снаружи. Иногда мы занимались вместе, обычно математикой, но чаще всего раздельно, ведь мальчишки обычно подначивают друг друга и не могут сосредоточиться.

Сейчас я уже не помню, чему именно учился долгими зимними вечерами и ранними весенними утрами, помню только, что мне это не нравилось. Забавно, что в памяти всплывают разные мелочи. Например, шоколадно-коричневый цвет войлока, который покрывал карточный столик, и тусклое, но четкое кофейное пятно на нем, похожее очертаниями на Кипр. Или старый коричневый водяной подтек в углу на потолке, напоминавший мне летящую олушу, и трещину в штукатурке, которая пересекла подтек, карниз, а затем скрывалась за рельефными кремовыми обоями. А еще помню трещину в оконном стекле, которую видел, украдкой бросая взгляды на тот, уличный, мир. И запах табачного дыма, который всегда витал вокруг отца Артэра хоть и не помню, чтобы он когда-нибудь курил.

Мистер Макиннес был высоким худым мужчиной на добрых десять лет старше моего отца. Я думаю, семидесятые стали для него тем временем, когда он осознал, что не молод. Впрочем, в восьмидесятых он продолжал носить уже немодную тогда прическу. Странно, как люди иногда попадают в своеобразную временную петлю: они всю жизнь цепляются за взрастившие их времена — те же прически, стиль в одежде и музыкальные предпочтения, хотя мир вокруг них изменился до неузнаваемости. Моя тетка жила шестидесятыми: тиковая мебель, лиловые ковры, оранжевая краска, The Beatles. Мистер Макиннес слушал The Eagles. Я хорошо помню Tequila Sunrise, New Kids In Town и Life In The Fast Lane.

Мой преподаватель не был тщедушным, как положено человеку науки; напротив, он был статным мужчиной, любил ходить под парусом и был одним из завсегдатаев ежегодных походов на Ан-Скерр за птенцами олуши. Он был недоволен мною в тот вечер, потому что я никак не мог сосредоточиться. Когда я пришел, Артэра просто распирало от желания что-то мне рассказать, но его отец быстро проводил меня в заднюю комнату и велел сыну успокоиться. Что бы там ни случилось, это может подождать до конца занятий. Я прямо-таки чувствовал нетерпение Артэра, поджидавшего меня за дверью. Мистер Макиннес, осознав в конце концов, что ведет заведомо проигрышный бой, отпустил меня пораньше.

Артэр едва дождался окончания моих занятий. Выбравшись из дома, мы поспешно двинулись по главной дороге, ведущей к скрытым в темноте воротам. Ночь была леденяще холодной, а чернильно-черное небо усыпано звездами, похожими на вкрапления драгоценных камней. Погода стояла безветренная, и густой белый иней уже начал пылью ложиться на вересковую пустошь. Он сверкал под светом осенней луны, бросавшей лучи на необычайно неподвижное, словно застывшее море. Говорили, что такая погода продлится на Гебридах еще несколько дней. Идеальная ночь для костров. Я слышал взволнованное дыхание Артэра. Он стал крупным и сильным малым, выше меня ростом, но его астма порой все еще напоминала о себе. Он глубоко затянулся из своего ингалятора:

— У ребят из Свэйнбоста есть тракторная шина, а она больше шести футов в диаметре!

— Вот черт! — выругался я. Такая покрышка будет гореть гораздо лучше того, что имелось у нас. Мы собрали больше дюжины шин и камер, но все они были автомобильные или велосипедные. А ведь мальчишки Свэйнбоста наверняка запаслись чем-то таким же. — Где они ее взяли?

— Какая разница? Главное, что она у них есть, и костер у них выйдет гораздо лучше нашего, — он замолчал, высматривая разочарование в моих глазах. — Может быть.

Я нахмурился:

— Что ты имеешь в виду под «может быть»?

Артэр заговорщицки смотрел на меня:

— Они не в курсе, что мы знаем об их находке. Они просто спрятали ее где-то до праздника.

По-моему, я переусердствовал с учебой в тот вечер, потому что никак не мог понять, к чему он клонит:

— И что?

— Они думают, что если мы узнаем, то постараемся навредить им.

Я уже начинал замерзать:

— Ну ладно, мы знаем. Но я все равно не понимаю, что мы вообще можем сделать с тракторной шиной.

— В том-то и дело! Мы и не будем ничего с ней делать, — глаза Артэра возбужденно блестели. — Мы ее украдем.

Я был захвачен врасплох:

— Чья это идея?

— Дональда Мюррея, — сказал Артэр. — У него есть план.

К обеду следующего дня толстый слой изморози все еще покрывал землю. Все ребята высыпали на игровую площадку, где стояло с полдюжины ледяных горок. Лучшая располагалась в самом дальнем от ворот конце площадки: там заасфальтированный участок спускался прямо к сточной канаве. Эта горка была добрых пятнадцать футов в длину: надо только хорошенько разогнаться, а дальше можно положиться на силу тяготения. Только нужно успеть вовремя отпрыгнуть в сторону, чтобы не оказаться в канаве.

Мне не терпелось занять место в очереди и тоже прокатиться, но Дональд Мюррей созвал всех мальчишек Кробоста на совещание. Мы столпились около технического блока и могли лишь с завистью поглядывать издалека на катающихся.

Дональд был высоким, нескладным, но симпатичным мальчиком с копной песочных волос, спадающих на лоб. Все девчонки кокетничали с ним, но его это абсолютно не волновало. Он был прирожденным лидером, и если ты был с ним, то мог не бояться братьев Макритчи. Ангел к тому времени окончил школу Кробоста и получал профессиональное образование в замке Льюс. А вот Рыжий Мердо был по-прежнему здесь и представлял собой реальную угрозу.

Изначально Дональд пользовался авторитетом просто потому, что все боялись его отца. То есть все, кроме самого Дональда. Пасторы тогда еще обладали значительным весом в обществе, поэтому жителям Койньях Мюррей казался грозным. Койньях — гэльский вариант имени Кеннет, и хотя по документам во главе прихода стоял Кеннет Мюррей, все знали его как Койньяха. Впрочем, обращались к нему только «мистер» или «преподобный Мюррей». Мы всегда воображали, что жена тоже зовет его «преподобный». Даже в постели.

Дональд, правда, называл отца не иначе, как «старый ублюдок». Он постоянно спорил с ним, отказывался ходить на воскресные службы и в конце концов добился того, что по воскресеньям его начали запирать дома.

Одним субботним вечером мы устроили вечеринку у кого-то, чьи родители уехали на свадьбу в Сторновэй, и решили остаться там на ночь, чтобы не рисковать и не вести машину в нетрезвом виде. Было не очень поздно, где-то половина одиннадцатого, когда дверь распахнулась, а на пороге, как ангел мщения, сошедший с небес покарать грешников, появился Койньях Мюррей. Конечно, половина из нас пила или курила. Включая девушек, которые тоже там присутствовали. Койньях рвал и метал: он обязательно поговорит с родителями каждого из нас. Неужели мы не знаем, что сегодня канун Божьего Дня и дети нашего возраста должны уже быть дома в кроватях? Мы были испуганы. Все, кроме Дональда. Он остался на том же месте: развалившись на диване с банкой пива в руке. И естественно, это именно за ним и пришел на самом деле преподобный. Он обвиняюще указал на сына пальцем и велел ему собираться. Но Дональд так и остался сидеть на месте, вызывающе глядя на отца. А потом шокировал нас окончательно, велев ему убираться прочь. После этого воцарилась такая тишина, что, казалось, можно было бы услышать, как в Сторновэе падает булавка.

Красный от гнева и унижения, Койньях Мюррей подошел к Дональду и выбил банку из его руки. Пиво разлилось повсюду, но никто не двинулся с места и не заговорил. Даже Койньях. Кроме духовной власти, которую давал ему сан, он обладал еще и недюжинной физической силой. Преподобный за шиворот стащил Дональда с дивана и увел в ночь. Это была потрясающая демонстрация силы, подавляющей любое неповиновение. Никто из нас не хотел бы оказаться на месте Дональда, когда они с отцом вернутся домой.

Верный своему слову, преподобный навестил родителей всех, кто был в доме в ту ночь. Все были наказаны. Все, кроме меня. Моя тетка была крайне эксцентричной особой, поэтому для нашей богобоязненной общины ее истовый атеизм казался вполне естественным. Не так цветисто, как Дональд, но и не стесняясь в выражениях, она высказала пастору, куда он может засунуть свое лицемерное возмущение. Тот пригрозил, что она окажется в аду.

— Значит, там и увидимся, — парировала тетка, прежде чем захлопнуть за ним дверь. Думаю, что свое презрение к церкви я перенял от нее.

Так что легендарный авторитет Дональда был по большому счету его собственной заслугой. Он появился не благодаря положению отца, а, скорее, вопреки ему. Дональд первым из нашего класса начал курить и пить. Он был первым среди моих ровесников, кого я видел пьяным. Впрочем, у него имелись и достоинства: у него были способности к спорту, он занимал второе место по успеваемости и классе и если не физически, то интеллектуально заметно превосходил Рыжего Мердо. Мердо знал это и поэтому обходил его стороной.

В тот день на площадке нас было шестеро: Дональд, я, Артэр, пара мальчишек с другого конца деревни — Йен и Шоуни — и Калум Макдональд. Мне всегда было жалко Калума, ведь он был мельче и тише всех нас. Он хорошо рисовал, любил кельтскую музыку и играл на кларсэк — маленькой кельтской арфе — в школьном оркестре. И еще его безжалостно травили Рыжий Мердо и его банда. Он никогда ничего не говорил и не жаловался, но я представлял, как он плачет в подушку по ночам. Оторвавшись от созерцания горки в дальнем углу площадки, я сосредоточился на плане ночного рейда в Свэйнбост.

— Значит, — говорил Дональд, — встречаемся в конце кладбищенской дороги со стороны Свэйнбоста сегодня в час ночи.

— А как выбраться из дому, чтобы нас не поймали? — Глаза Калума были широко раскрыты и полны тревоги.

— Это уже твои проблемы, — Дональд был не склонен к сочувствию. — Если кто-то не хочет идти, это его дело, — он остановился, чтобы дать желающим шанс уйти. Остались все. — Отлично. Примерно в ста ярдах вниз по кладбищенской дороге стоит старый дом с жестяной крышей. Его в основном используют для хранения сельскохозяйственной утвари, поэтому на двери висит замок. Вот там-то они и спрятали шину.

— Откуда ты все это узнал? — спросил Шоуни.

Дональд ухмыльнулся:

— Я знаю девчонку из Свэйнбоста. Она не очень ладит с братом.

Мы все закивали: никто не был удивлен, что он знаком с девочкой из Свэйнбоста. Каждый подумал, что это хороший шанс для Дональда «узнать» ее и в библейском смысле.

— Что, черт возьми, тут происходит? — Рыжий Мердо протиснулся в центр нашего кружка. За ним шли все те же двое мальчишек, что примкнули к нему в самый первый день занятий много лет назад. Один из них был страшно прыщавый: при взгляде на него глаза тонули в россыпи желтых гнойников, собравшихся вокруг рта и носа. Все быстро отступили подальше от мальчишки, и круг значительно расширился.

— Ничего, что касалось бы тебя, — ответил Дональд.

— А вот и нет, — Мердо был непривычно самоуверен в присутствии Дональда. — Вы собираетесь украсть шину, которую нашли мальчишки Свэйнбоста.

Мы были поражены его осведомленностью. А потом стало ясно, что кто-то из нас проговорился. Все взгляды обратились к Калуму. Он неловко поежился.

— Я ничего не говорил, честно.

— Какая разница, как я узнал? — прорычал Рыжий Мердо. — Я знаю, и все тут. И мы хотим с вами. Я и Ангел с мальчишками. В конце концов, мы все из Кробоста, не так ли?

— Нет, — упрямился Дональд. — У нас вполне достаточно людей и без вас.

Но Мердо был вполне спокоен:

— Это большая покрышка. И весит наверняка с тонну. Ее тяжело будет нести.

— А мы и не собираемся ее нести, — сказал Дональд.

Вот это моментально выбило Мердо из равновесия:

— А как вы тогда перетащите ее в Кробост?

— Мы будем катить ее, тупица.

— О! — об этом Рыжий Мердо просто не подумал. — Ну, все равно понадобится много рук, чтобы поддерживать ее и направлять.

— Я уже сказал тебе, — стоял на своем Дональд, — вы нам не нужны.

— Слушай, — Мердо ткнул его пальцем в грудь, — мне наплевать, что ты там сказал. Или мы идем с вами, или рассказываем всем, что вы собираетесь сделать.

Он разыграл свою козырную карту и торжествующе отступил:

— Что выберешь?

По тому, как опустились плечи Дональда, я понял, что на этот раз он побежден. Никто из нас не хотел, чтобы братья Макритчи и их приятели ошивались рядом. Но еще больше нам не хотелось, чтобы лучшим костром в ночь Гая Фокса стал костер мальчишек из Свэйнбоста.

— Ладно, — вздохнул Дональд, а Рыжий Мердо просиял от удовольствия.

Я бы не уснул той ночью, даже если бы захотел. Поэтому я взялся за задание, которое мистер Макиннес дал на следующую неделю. В моей комнате стоял маленький электрический обогреватель, но от холода он спасал, только если вы находились не дальше, чем в шести дюймах от него. А если сесть ближе, он начинал вас поджаривать. На ногах у меня были две пары носков и крепкие кожаные ботинки. Одет я был в джинсы, майку, рубашку, тяжелый шерстяной свитер и куртку, но все равно замерзал. Мой дом, построенный в двадцатых годах, был большим и унылым, и когда с моря налетал порыв ветра, окна и двери жалобно дребезжали, впуская его внутрь. Хотя ночь была безветренная, температура опустилась до минус двадцати, и огонь в очаге гостиной казался бесконечно далеким. По крайней мере, если бы тетка решила заглянуть ко мне перед сном, у меня было бы оправдание, почему я так одет. Но я знал, что она не заглянет: она никогда этого не делала.

Я слышал, как она поднялась к себе около половины одиннадцатого. Обычно она засиживалась допоздна, но сегодня было слишком холодно даже для нее. А кровать с грелкой представлялась единственным шансом согреться. Я еще посидел при свете ночника часа полтора, а потом сложил учебник и подошел к двери, прислушиваясь и пытаясь уловить за ней признаки жизни. Ничего не услышав проскользнул в темноту коридора. К моему ужасу я заметил полоску света под дверью теткиной спальни: она, наверное, читала. Я быстро вернулся в свою комнату. Лестница была слишком старой и скрипучей, чтобы преодолеть ее беззвучно. Поэтому единственным выходом было выбраться через окно на крышу, а оттуда слезть по водосточной трубе. Я проделывал такое и раньше, но сегодня из-за мороза черепица была скользкой, и затея могла обернуться большой бедой.

Я поднял щеколду ржавой металлической рамы и распахнул окно. Петли страшно скрипели, и я застыл, ожидая теткиного оклика. Но был слышен лишь ритмичный плеск морских волн, омывающих узкую полоску галечного пляжа в пятидесяти футах подо мной. Холодный воздух обжигал лицо и морозил пальцы, пока я держался за раму, прикидывая, как бы вылезти на крышу. Черепица на промежутке от окна спальни до водосточной трубы держалась совсем плохо. Я осторожно поставил ногу, чтобы проверить путь, а затем стал медленно двигаться к краю крыши. Там я смог взяться за карниз, аккуратно опускаясь, пока не нащупал ногой перемычку водосточного желоба. С огромным облегчением я соскользнул вниз по холодной металлической трубе. Все, выбрался!

В воздухе пахло зимой и торфяным дымом. На бетонированной площадке перед домом стояла старая теткина машина. Было светло, как днем — так ярко светила луна. На галечный берег падала тень от старого разрушенного дома. Я поднял голову, увидел, что свет в теткином окне еще горит, и поспешил к гаражу, примыкавшему к восточной стене дома. Взяв велосипед, я посмотрел на часы и налег на педали, двигаясь по узкой однополосной дороге в сторону Кробоста. По левую сторону сверкала изморозью вересковая пустошь, а по правую мерцал океан. До полуночи оставалось еще полчаса.

Теткин дом располагался примерно в миле от деревни. Он стоял на отшибе, на утесе рядом с крошечной гаванью Кробоста, будто вырубленной в глубокой расщелине между скал. Дорога до деревни заняла всего несколько минут, и вот я уже миновал свой старый дом — темный, пустой, совсем обветшавший. Я всегда старался не смотреть на него, потому что он был молчаливым напоминанием о моей прошлой жизни: какой она была и какой могла бы быть сейчас.

Дом Артэра находился ниже уровня дороги. Темная громада торфяной кладки рядом с ним отражалась в серебрящемся океане, и в лунном свете просматривались уложенные елочкой брикеты торфа. Я остановился у ворот и вгляделся в окружающие тени. Давным-давно Артэру дали кличку Хрипун, но я не мог заставить себя так его называть.

— Артэр! — мой шепот казался страшно громким. Моего друга нигде не было. Я прождал больше пяти минут, волнуясь все сильнее и сильнее и постоянно поглядывая на часы, как если бы это могло замедлить время. Мы опаздывали. Я уже собирался уходить, но тут услышал грохот со стороны дома, рядом с торфяной кладкой. Тяжело дыша, Артэр выскользнул из темноты; он пытался стряхнуть пластиковое ведро, ручка которого зацепилась за лодыжку. Он перебежал газон, почти кувырком перелетел через забор, зацепившись за проволоку, которую не сразу заметил. Артэр плюхнулся мне на ноги. В лунном свете была видна его широкая улыбка.

— Как ловко, — заметил я. — Что тебя так задержало?

— Мой старик пошел спать всего полчаса назад. А у него слух, как у чертовых кроликов. Мне пришлось дождаться, пока он захрапит. Иначе я не мог быть уверен, что он заснул.

Артэр поднялся на ноги и выругался:

— Черт! Я весь в овечьем дерьме!

У меня упало сердце: у нас был один велосипед на двоих — мой. Теперь весь багажник и моя одежда в тех местах, где Артэр держался за нее, будут в овечьем помете.

— Забирайся! — сказал я. Артэр перекинул ногу через сиденье, все еще по-идиотски усмехаясь. Я явственно почувствовал исходившую от него вонь.

— И постарайся не испачкать меня!

— Так друзья же как раз для того, чтобы с ними делиться.

Артэр ухватился за мою куртку. Я стиснул зубы и двинулся вниз по улице к главной дороге, а ноги Артэра болтались по разные стороны велосипеда для равновесия.

Мы спрятали велосипед в канаве в паре сотен ярдов от кладбищенской дороги на Свэйнбост и пробежали остаток пути. Все остальные уже с нетерпением поджидали нас. Они толпились в тени старого здания магазина, которое теперь занимала строительная компания Несса.

— Где вы были, ради всего святого? — прошептал Дональд.

Ангел Макритчи выплыл из темноты и прижал меня к стене:

— Ты, мелкий тупой ублюдок! Чем дольше мы ждем, тем больше шансов, что нас поймают.

— Гос-с-споди! Что за запах, черт возьми? — прошипел Рыжий Мердо из тени.

Я глянул на Артэра, но тут Дональд позвал:

— Пойдем. Пора заняться делом.

Большая рука Ангела отпустила меня, и я поспешил за остальными. Мы выскользнули из тени здания на залитую лунным светом, открытую всем взглядам дорогу. Неказистая оградка тянулась вдоль нее вплоть до самого кладбища с его сверкающими надгробиями. Иней скрипел под ногами, пока мы пробирались мимо садов и домов по левую сторону дороги. Наши шаги казались слишком громкими.

Дональд остановился у старого «черного дома» с ребристой металлической крышей. У него были прочные деревянные двери с большим навесным замком. Крыша была перестроена и треугольным козырьком поднималась над дверью, чтобы сельскохозяйственная техника могла беспрепятственно попасть внутрь и выехать обратно.

— Вот и он.

Рыжий Мердо шагнул вперед и достал из-под пальто обдирочную фрезу.

— А это еще, черт возьми, зачем? — прошептал Дональд.

— Ты же сказал, что тут замок.

— Мердо, мы шину собрались украсть, а не портить чужую собственность.

— И как мы тогда этот замок откроем?

— Ключом, понятное дело, — Дональд показал большой ключ на кожаном шнурке.

— Где он его достал? — спросил прыщавый мальчик, его гнойники, казалось, блестели в лунном свете.

— Он знаком с девчонкой, — ответил Калум, как будто это все объясняло.

Дональд открыл замок и, сняв его, толкнул одну половину двери. Она со скрипом отворилась вовнутрь. Он достал из кармана фонарик, а мы сгрудились за ним, пока луч света обшаривал внушительную груду разного хлама. Там был проржавевший остов старого трактора, древний плуг, сломанная водоотливная бадья, совки, тяпки, вилы, лопаты, трос, рыболовная сеть, свисающая с балки, оранжевые и желтые буи, качавшиеся прямо над нашими головами, и даже заднее сиденье из старой машины. А в дальнем конце дома стояла прислоненная к стене огромная тракторная шина, она была больше любого из нас. В ее протекторы можно было спокойно просунуть кулак. На стороне, обращенной к нам, зиял десятидюймовый разрез — результат небрежности водителя. Вероятно, страховка покрывала расходы на ее замещение, и эта шина уже не представляла ни для кого интереса. Однако она была прекрасным материалом для костра. Мы уставились на нее в благоговейном молчании.

— Красавица, — прошептал Артэр.

— Да она же будет несколько дней гореть, — сказал Ангел.

— Давайте вытаскивать ее отсюда, — в голосе Дональда звучал триумф.

Эта шина, она, как и предсказывал Рыжий Мердо, весила с тонну. Все вместе мы едва удерживали ее от падения, пока выкатывали из дверей на дорогу. Дональд отделился от группы, закрыл дверь и повесил обратно замок. Он вернулся, хитро улыбаясь:

— Они даже не поймут, что случилось. Все будет выглядеть так, будто она просто испарилась в воздухе.

— Ага! Она превратится в дым нашего костра, — ликовал Мердо.

Толкать шину вверх по склону главной дороги было тяжело, да и спуск потом был короткий. Мы с тоской думали, что ночь обещает быть долгой — ведь нам предстоял подъем на еще один холм при подходе к Кробосту.

Дойдя до конца дороги, мы прислонили шину к старому зданию магазина и решили немного передохнуть. Потные и задыхающиеся, мы уже мало думали о холоде. Сигареты передавались по кругу и все затягивались в молчаливом самолюбовании. Мы были очень довольны собой.

— Отсюда будет труднее, — сказал Дональд, пряча тлеющий уголек сигареты в ладони.

— Это еще почему? — Мердо сердито посмотрел на него. — Теперь-то дорога идет вниз аж до поворота на Кробост.

— Вот именно. Эта штука будет разгоняться, и нам будет непросто удержать ее. Нужно, чтобы те, кто повыше и посильнее, стали впереди и контролировали ее ход.

В конце концов братья Макритчи, прыщавый мальчик и его приятель были откомандированы поддерживать шину спереди. Я с Артэром и Йен с Шоуни встали по бокам, а Дональд и Калум держали ее сзади.

Только мы выкатили шину обратно на главную дорогу, когда на вершине холма вдруг показались огни машины. Мы запаниковали, ведь никто не слышал, как она подъезжала. Времени, чтобы откатить шину обратно в тень здания, уже не было, поэтому Дональд налег на нее плечом и столкнул в канаву. А она утащила за собой и Рыжего Мердо. Мы услышали треск тонкого льда, а когда нырнули в укрытие, раздалась приглушенная ругань младшего Макритчи:

— Ты, чертов ублюдок!

Машина пролетела мимо, мигнув огнями у дальнего поворота на Файвпенни и Батт-оф-Льюис. Промокший, с потеками грязи и бог знает чего еще на лице Рыжий Мердо, шатаясь, вылез из канавы, дрожа на ветру и продолжая сыпать проклятиями. Мы все сгибались от хохота, пока он выбирался на дорогу. А потом он подошел ко мне и ударил по лицу так сильно, что зазвенело в ушах. Он всегда меня терпеть не мог.

— Думаешь, это смешно, ты, жалкий кусок дерьма? — Он взглянул на остальных: они безуспешно пытались придать своим лицам подобающее выражение.

— Еще кому-то это кажется смешным? — Никому не хотелось признать, что кажется.

— Давайте заканчивать с этим, — вмешался Дональд Мюррей.

Нам потребовалось пять минут, чтобы вытащить шину из канавы и поставить ее на дорогу. Все это время лицо у меня болело, как обожженное; я знал, что к утру на щеке будет большой синяк. Мы заняли свои места по бокам шины и медленно, осторожно покатили ее с холма по направлению к Кробосту. Поначалу нам казалось, что это легче, чем катить ее в гору. А потом, когда уклон дороги увеличивался, шина становилась все тяжелее и так и норовила вырваться из рук.

— Притормозите ее, бога ради, — прошипел Дональд.

— А чем мы, по-твоему, занимаемся? — в голосе Ангела зазвучали панические нотки.

Шина разгонялась все быстрее, и наши руки уже горели от трения о резину. Мы рысцой бежали рядом с ней, пытаясь ее остановить. Банда Макритчи больше не могла ее сдерживать. Прыщавый парень упал — покрышка задела его по ноге. Калум споткнулся о прыщавого и тоже растянулся на дороге.

— Мы не можем, не можем ее больше держать! — Рыжий Мердо уже почти кричал.

— Потише, Христа ради! — зашипел Дональд: по обеим сторонам дороги уже шли дома. Хотя, по правде говоря, производимый шум был тогда наименьшей из наших проблем. Держать шину стало невозможно. Ангел и Мердо отпрыгнули с ее пути, сведя на нет последние отчаянные попытки Дональда остановить ее.

Шина словно обрела жизнь и сама выбирала направление. Мы гурьбой бежали вниз с холма, преследуя ее. Но она разгонялась все сильнее и катилась уже далеко впереди.

— О боже! — услышал я вопль Дональда. Он тоже понял: шина неслась прямо к магазину Кробоста, стоявшему на повороте дороги у подножия холма. Учитывая ее вес и скорость, бед покрышка натворит немало, и мы ничего не можем с этим поделать.

Звук бьющегося стекла оглушительно разрезал ночной воздух. Шина влетела в витрину слева от двери. Могу поклясться, что все здание содрогнулось. И все. Шина, застрявшая в проеме окна, так и осталась там, словно странная модернистская скульптура. Мы подбежали к магазину секунд через тридцать после столкновения и остановились, задыхаясь и глядя на дело своих рук со священным ужасом. В ближайших домах — в полутора сотнях ярдов от нас — уже зажигались огни.

Дональд качал головой, приговаривая:

— Я не верю, не верю.

— Надо сматываться отсюда, — прошептал Рыжий Мердо.

— Нет, — Ангел остановил брата, положив руку ему на плечо. — Если мы просто сбежим, они не остановятся, пока не найдут виновных.

— О чем ты? — Мердо смотрел на старшего брата, как на сумасшедшего.

— Нам нужен козел отпущения, который возьмет всю вину на себя. Все будут счастливы, что нашли виновного, и на этом успокоятся.

Дональд покачал головой:

— Это сумасшествие. Давайте просто сбежим.

Голоса жителей приближались. Они недоуменно вопрошали: что, во имя всего святого, произошло?

Ангел стоял на своем:

— Нет. Я знаю, что говорю. Поверьте мне. Нам нужен доброволец, — он посмотрел на всех по очереди и остановился на мне. — Сирота подойдет. Тебе нечего терять.

Я даже не успел ничего возразить, как огромный кулак врезался мне в лицо. Ноги подогнулись, я ударился о землю с такой силой, что весь воздух вышибло из груди. Потом Ангел пнул меня ногой в живот. Я свернулся в позе эмбриона, и меня стошнило на гравийную дорогу.

Я слышал, как Дональд кричал:

— Прекрати! Остановись, черт тебя дери!

А потом — тихий угрожающий голос Ангела:

— Не искушай меня, божий мальчик. А то можешь стать вторым. Это даже лучше, чем один.

Последовало мгновение тишины, которую нарушил вопль Калума:

— Надо сматываться!

Я слышал торопливо удаляющиеся шаги, а потом странное молчание опустилось на землю вместе с морозом. Я не мог двинуться, не мог даже перевернуться. Я едва сознавал, что все больше огней зажигается в близлежащих домах. Слышал только крик: «Магазин! Кто-то вломился в магазин!» Лучи фонарей пронизали ночной воздух. Потом чьи-то руки грубо подняли меня с земли. Я не мог стоять сам и почувствовал, что меня поддерживают под обе руки, а потом услышал голос Дональда:

— Ты его держишь, Артэр?

И знакомое пыхтение Артэра:

— Да.

Они бегом перетащили меня через дорогу и спрятались в канаве.

Я не помню, как долго мы пролежали в грязи и ледяной крошке, скрытые высокой травой. Казалось, прошла вечность. Мы видели, как собираются местные — в халатах и резиновых сапогах, — освещая фонарями витрину магазина и дорогу вокруг нее. И слышали испуг в их голосах: ведь в окне магазина застряла шестифутовая тракторная шина, хотя вокруг не было ни души. Наконец они решили, что в магазин никто не вламывался, но в полицию все же надо позвонить. Когда все разошлись по домам, Дональд и Артэр подняли меня на ноги, и мы поплелись домой через торфяное болото. Дональд остался со мной в тени холма у ворот, пока Артэр ходил за моим велосипедом. Я чувствовал себя более чем отвратительно, но знал, что ребята сильно рисковали, возвращаясь за мной.

— Почему вы вернулись?

— Ну, во-первых, это была моя дурацкая затея, — вздохнул Дональд. — И я не позволю тебе отдуваться за всех.

Он на мгновение замолк. Я не мог видеть его лица, зато слышал гнев и досаду в его голосе:

— Однажды я оборву крылья проклятому Ангелу Макритчи.

По чьей вине шина из Свэйнбоста оказалась в витрине магазина Кробоста, так никто и не узнал. Но полиция не собиралась отдавать конфискованную покрышку обратно, поэтому самым лучшим в том году стал костер Кробоста.