— Брэнд, нужно учиться компромиссам. Это единственный путь. Постарайся это понять — или уходи сразу. Сам.

Брэнд глубже засунул кулаки в карманы брюк и прибавил шагу, стремясь побыстрее пройти расстояние, разделявшее здание администрации и офис его фирмы. Билл Иглстоун, старый друг и по совместительству его политический советник, вынужден был перейти на бег трусцой. Брэнд буркнул:

— Не люблю игры. От них у меня привкус во рту.

— В таком случае давай сразу закажем большую партию ополаскивателя для рта. Потому что привкус в ближайшие три месяца тебе гарантирован. До самого окончания избирательной кампании.

Брэнд резко остановился, а Билл по инерции прошел еще несколько шагов, потом сообразил, что Брэнда нет рядом, и обернулся.

— Дьявол, Брэнд, ну почему ты такой несговорчивый?

— В этом мой шарм…

— О, вот тут ты ошибаешься. У тебя масса достоинств, но шарм в их число не входит.

Брэнд мрачно ухмыльнулся, а потом взгляд его затуманился, и он невидящим взором уставился на оживленное движение.

— Билл, я тут подумал… Возможно, я принесу больше пользы, если буду работать, так сказать, за сценой, а не в качестве официального народного избранника?

— Да, если твоя фамилия Рокфеллер. Или Онассис. Но когда я в последний раз проверял твои счета, миллиарда на них не наблюдалось. Кстати, он вполне мог бы там оказаться, если бы не твоя любовь раздавать собственные гонорары направо и налево.

Билл сделал паузу, испытующе глядя на своего друга, потом заговорил чуть тише.

— Мы оба знаем, что именно об этом ты мечтал с десяти лет. И ты преуспел. Субсидировал все сиротские приюты Западного Техаса, какие только смог найти. Но сейчас ты стоишь в самом начале пути, на котором ты сможешь сделать гораздо больше. На пути к власти. Если ты хочешь свалить в последний момент, делай это, но без меня. Я не хочу этого видеть. Дай мне выходное пособие — и чао! Работу я себе найду сегодня же, еще до полудня. Возможно, она не принесет мне счастья, зато я буду работать.

Брэнд знал, что Билл не преувеличивает. За очень небольшой промежуток времени Билли Иглстоун успел превратиться в одного из лучших референтов штата, в выборных делах ему не было равных.

— Билл, я мог бы пойти работать в аппарат губернатора. И продвигать свои идеи, не участвуя во всех этих мерзких коллизиях.

— Ага. Даст бог, они позволят тебе хотя бы ИМЕТЬ эти идеи, а ты — продвигать… Ты же будешь работать на чужого дядю, а я предлагаю тебе вариант, когда работать будут на тебя!

— Хорошо, я тебя слушаю.

— Брэнд, ты классный парень, но иногда ты бываешь форменным ослом. Жизнь — это компромисс, в Остине об этом знают едва ли не лучше всех, еще со времен войны Севера и Юга…

— Что?

— Так. Ты меня даже не слушал.

Билл вздернул левую бровь и процедил с холодным бешенством:

— Ты в курсе, что сейчас твоя карьера летит к чертям? Так ты выходишь из игры?

— Нет пока. Это не так уж просто — отказаться от игры.

Билл всплеснул руками.

— Брэнд, честное слово, ты невозможен! Ты и так не подарок, а уж неприятностей от тебя…

Брэнд со свистом втянул воздух. Эту фразу он помнил с самого раннего детства. И ненавидел ее. Он развернулся на каблуках и зашагал по улице. Билл чертыхнулся и кинулся следом.

— Брэнд, прости, я погорячился и ляпнул, не подумав. Ты знаешь, я имел в виду… короче, ничего не имел в виду, это все мой дурацкий рот…

— Так закрой его, Билл. Просто заткнись.

Брэнд еле заставил себя успокоиться. Простая фраза, ничего не значащая для всех остальных людей, для него была паролем, открывавшим запретную дверь в страшный и ненавистный мир его детства. Такого он не прощал никому. Даже друзьям. Он никогда никого не прощал и ни перед кем не извинялся.

Билл помолчал, потом устало сказал:

— Ладно, на сегодня хватит. В кои веки с делами покончено в первой половине дня. Пойдем подзаправимся?

Брэнд немного замедлил шаг, поравнявшись со стеклянными дверями. В этой забегаловке обычно обедали адвокаты и клерки из окрестных кон-тор, так что днем здесь должно быть пусто…

— Как насчет «Чили Коув»? И идти уже никуда не надо…

Ширли подождала несколько секунд, чтобы после яркого солнца глаза привыкли к полутьме ресторана. Глубоко вдохнула ароматы чили, жареного мяса, пива и сигаретного дыма… Как ни странно, комбинация этих запахов успокаивала. Ширли сделала еще шаг и оказалась точно под струей прохладного воздуха из кондиционера. Замерла с наслаждением, чувствуя, как высыхают капельки пота на висках и шее. В принципе, на улице ранняя весна, но Техас никогда не подчинялся ничьим законам, в том числе и календарным… Даже в середине февраля здесь вполне мог стукнуть тепловой удар. Короткая прическа в самый раз, как и летние вещи.

— Эй, детка, придвигай-ка табурет и дай отдых ногам. Ты выглядишь так, словно тебе просто необходима наша фирменная «маргарита».

Голос шел из-за барной стойки, был очень дружелюбным и принадлежал крупной и широко улыбающейся женщине.

Ширли устала, ей было жарко и она натерла ноги. «Маргарита» — это хорошо, но вряд ли… Ширли нащупала мелочь в сумочке. У нее двадцать восемь долларов двадцать центов, это все, что осталось от двухсот долларов ее тюремной зарплаты. О деньгах отца, оставленных на столике ресторана в Вако, она старалась не вспоминать. Не потому, что жалела о сделанном, просто сейчас ситуация была такова, что она не могла позволить себе даже «маргариту», хотя очень устала и…

— Я посижу и выпью простой воды, хорошо? Женщина за стойкой затрясла головой, и обесцвеченные кудряшки взлетели вокруг нее.

— Нет-нет-нет! Табурет только в сочетании с «маргаритой»! Иначе не могу!

Сердце Ширли упало. Она с тоской обвела глазами прохладный полутемный ресторан и попятилась к дверям.

— Сожалею… Я думала… Простите…

— Дорогуша! — Кудряшки взлетели в воздух еще энергичнее, а их обладательница выбралась из-за стойки и цепко ухватила Ширли за руку. — Так ведь и я имела в виду только то, что, судя по твоему виду, ты НУЖДАЕШЬСЯ в «маргарите», ну а я нуждаюсь в том, чтобы отпраздновать… короче, угощаю. Идет?

Открытое добродушное лицо женщины, ее грубоватое, но искреннее приглашение — все это было уже чересчур после целого дня унижений и грубости. Ширли почувствовала закипающие на глазах слезы, попятилась…

…и наткнулась на что-то твердое и теплое.

Она не думала, что дверь так близко.

И что у этой двери есть пара рук.

Эти руки легли ей на бедра, отчего электрический разряд проскочил через все тело Ширли. Грудь заныла, в животе стало горячо, а язык отказался повиноваться. Странно знакомый мужской голос произнес:

— У-упс! Не хотел на вас налететь. Простите.

Ширли с трудом просипела:

— Я… тоже. Не хотела. И тоже простите.

Силы вернулись, хотя и в минимальном количестве, но ей все же удалось вырваться из этих рук и отойти подальше, чтобы не ощущать это-го парализующего запаха мужчины… Горячая волна желания внезапно затопила ее с ног до головы, заставила вспыхнуть щеки, и это было так неожиданно, так неуместно и так… непобедимо, что оставалось только бежать, бежать немедленно…

В этот самый момент женщина из-за стойки заключила Ширли в мощные объятия и решительно увела в бар.

Здесь она стремительно приготовила два коктейля и уселась напротив Ширли.

— Дорогуша, надеюсь, этот румянец на твоих щеках от жары, а не из-за тех двоих паршивцев.

Ширли подумала, что тот, в кого она врезалась, вряд ли подходит под определение паршивца, но спорить пока сил не было. Она прикрыла глаза и с наслаждением припала к ледяному бокалу губами.

Должно быть, вместо вздоха облегчения у нее получилось нечто вроде стона, потому что, когда она открыла глаза, женщина смотрела на нее с улыбкой.

— Точно. В такую жару это лучше, чем оргазм, ну или, по крайней мере, не хуже. О жаре-то я знаю только потому, что все приходящие сегодня мокры от пота. Сама я здесь с раннего утра и до позднего вечера.

— Спасибо вам огромное.

— Не стоит благодарности, дорогуша. Я Аманда.

Она убрала свой бокал со стойки, одновременно быстро приготовив напитки для двух новых посетителей — должно быть, они помахали ей рукой, делая заказ.

Потом она ловко выдернула у Ширли из-под носа неожиданно опустевший бокал и тут же наполнила его новой порцией ароматного и холодного райского напитка.

— Я не могу… вы же не должны делать мне одолжение…

— И нипочем бы его не сделала, если бы ты меня о нем попросила. Но ты не просишь. А я прошу — выпей со мной, потому что я хочу отметить свой развод, а не могу ж я его отмечать с двумя представителями враждебного пола?

И Аманда выразительно повела бровями в сторону тех двоих, а потом вздохнула так, что в вырезе джинсовой безрукавки волнами заходил пышнейший бюст. Рядом с Амандой Ширли чувствовала себя стиральной доской, долго сидевшей на диете.

От столика донеслось веселое:

— Аманда, лучше застегнись, а то, не дай бог, вывалишься…

— Смотри за собой, Билли Иглстоун, а не то я начну сердиться.

— О, этого я могу и не пережить.

Аманда закатила глаза и пожала плечами, а потом неожиданно весело подмигнула Ширли.

— МУЖ-ЧИ-НЫ!

Судя по веселым искоркам в ее глазах, к «враждебному полу» Аманда относилась вовсе не так уж и плохо…

— Мне жаль, что вы развелись, Аманда.

— Ой, что ты, дорогуша! Это же счастье. Потому и празднуем. Это такая была скотина!.. Пьяница. И вдобавок адвокат. Не пойми меня превратно, дорогуша. Наверное, не все адвокаты сволочи. Даже, скорее всего, большинство — хорошие люди. Но мой — он бы был плох в любой профессии, а в этой превратился просто в грязную и жадную сволочь. Выкачивал из людей денежки, говорил им то, что они хотели услышать, а сам все делал по-своему. Потому, честно говоря, мы и развелись. Не могла я смотреть на этих бедолаг. Отводила их в сторону и объясняла, что почем. У них открывались глаза, а у старины Джаспера исчезали клиенты.

Аманда воинственно перекинула полотенце через плечо.

— …Короче, осталась я без мужа. Отдельно мы живем уже четыре года, а развелись только сейчас. Это ему время понадобилось, чтоб попрятать все свои денежки. Единственное, что мне досталось — домик в Терри-тауне. Домик мне нравится, да только вот придется мне остаток жизни работать двойную смену, чтобы его содержать. Ну а что ты, дорогуша? Сбежала?

Ширли молча смотрела в свой бокал. Аманда кивнула.

— И поэтому ты здесь. Из-за мужика неприятности?

— Нет. Если бы все было так просто…

— Ой, дорогуша, с мужиками бывает по-всякому, и не всегда так уж просто. Знаешь, как ни противно это признавать, но мужики нам нужны. Иногда даже самая лучшая подружка не в силах заменить самого завалящего придурка с избытком тестостерона. Такова горькая правда. Слушай, а чего это ты такая замученная?

Ширли кивнула на коричневый конверт.

— Поиски работы.

— О, это мне тоже знакомо. Именно поэтому я и торчу в этой забегаловке столько лет. Мало что я ненавижу так же, как поиски нового места. Ощущаешь себя ниже плинтуса.

Ширли грустно улыбнулась, соглашаясь с точностью определения.

— Успехи? Никаких?

— Даже близко ничего нет.

— И деньги кончаются?

Оставалось только кивнуть. Аманда, заметив состояние девушки, перевела разговор на другую тему.

— Кстати, дорогуша! Я ведь так и не знаю твоего имени.

— Ширли Стенхоуп.

Почему-то у нее каждый раз возникало чувство, что она пользуется фальшивым именем. Аманда звонко чокнулась с Ширли.

— За новую дружбу.

Ширли наклонила голову, чтобы скрыть вновь набежавшие слезы.

— За твою свободу, Аманда! И за мою тоже…

— Что это там насчет свободы, я не понял? Я думал, ты сегодня до шести, Аманда?

Мужчина лет тридцати, в дымчатых очках, белой рубахе и синих брюках положил руку Аман-де на плечо. Та немедленно откликнулась:

— Тимми Джи, к твоему сведению, я и есть до шести. Я не закончила работу, а устроила себе маленький перерывчик вместе с моей подружкой Ширли. Мы празднуем. Я избавилась от Джаспера.

Симпатичное лицо мужчины расплылось в улыбке.

— Да, это хороший повод. За это обслужу столики вместо тебя.

— Столик. Все боятся жары.

— Да. Я вижу.

— Ширли, позволь представить тебе — Тим Грин, менеджер «Чили Коув».

Тим улыбнулся еще шире, протягивая Ширли руку. Весь он был такой аккуратный, спокойный, доброжелательный, руки мягкие, с длинными красивыми пальцами и аккуратно подстриженными ногтями. Коротко подстриженные волосы зачесаны назад. Тим Грин казался старше своих лет — и неожиданно Ширли подумала, что для него это, пожалуй, комплимент.

Она машинально обернулась и окаменела. Аманда заметила это.

— Что это с тобой, дорогуша? Ты выглядишь так, словно кто-то прошел по твоей могиле.

— Что он здесь делает…

— Кто? Ты знаешь одного из этих придурков?

— Тот репортер.

— Тут нет репортеров, Ширли. Брэнд Мэрфи, тот работает у губернатора, а рядом с ним Билл Иглстоун, его дружок и правая рука. Почему ты решила, что кто-то из них репортер?

Узнал ли он ее? Ширли не могла рисковать своей свободой. Она торопливо посмотрела на стену, где висело зеркало. Можно ли ее узнать, спустя эти две недели? Она пополнела — питаясь в «Макдональдсе» — и свежий воздух прогнал бледность с ее щек. Тушь на ресницах делает ее старше. Короткая же стрижка вообще все меняет. Она сама себя с трудом узнает!

— Дорогуша, тебе что-то сделал один из них?

— О нет. Я впервые в этом городе. Должно быть, видела его по ТВ.

— Это запросто. Брэнд часто появляется в ящике. Он у нас новый фаворит. Между нами говоря, я думаю, что его наняли власти. Те самые, кому светят перевыборы. Попомни мои слова, этот парень ворочает большими делами.

— И давно он работает на губернатора?

— О нет, недавно. Это его первые выборы. Но у парня есть хорошие идеи. И у него доброе сердце.

Аманда с немного излишней страстью глотнула свой коктейль, потом вдруг схватила Ширли за локоть.

— Пошли, познакомлю вас. Может, Брэнд подскажет насчет работы или подберет что-нибудь для такой симпатичной девчонки в мэрии!

— Нет!!!

Аманда в испуге отшатнулась.

Щелкнули пальцы перед самым носом. Брэнд сердито посмотрел на Билла.

— Это еще зачем?

— Потому что пялиться некрасиво. Тебя этому не учили? Моя мамочка говорила, что если смотришь на кого-то дольше минуты — пялишься. Ты уже две минуты отсидел.

— Меня этому не учили.

— О, я опять…

— Ерунда.

— Что ж, если хочешь познакомиться с этой девушкой, думаю, это можно будет устроить…

Брэнд холодно посмотрел на друга.

— Ты действительно быстро учишься. Говоришь, как эти чертовы парни из команды губернатора, хотя они-то там крутятся годами.

Билл не обиделся, легкомысленно помахал вилкой в воздухе.

— У меня талант устраивать дела. В политике, в любви — все равно.

— Ну, сейчас ты имел в виду не любовь. Возможность снять девчонку, только и всего.

— Так ты хочешь ее снять или нет?

— Билл, это простое любопытство. Я где-то видел эту женщину. Она мне знакома.

— Это можно выяснить. Скажи, а она показалась тебе особенно знакомой, когда ты врезался в ее симпатичную попку? Или это неприличный вопрос?

Брэнд размышлял, почти не слушая треп Билла. Он никак не мог сосредоточиться и вспомнить… Увидел он ее в полутьме, да еще войдя с яркого света. Руки на бедра ей он положил машинально, чтобы сначала поддержать, а потом подвинуть ее с дороги, но вместо этого привлек к себе, прижался к ней всем телом…

Она была весенним ветром. Юностью. Свежестью.

Неожиданно он почувствовал себя стариком, а не мужчиной тридцати шести лет. Ей было лет восемнадцать, она источала аромат наивности и невинности, особенно в тот момент, когда он увидел ее смущение. Этот румянец, полыхнувший по скулам, заливший мочки ушей. Эти короткие золотые волосы. Стройная нежная шея…

Он рассматривал ее все пристальнее, замечая все новые детали. Нет, не так уж она юна. Глаза — темные, глубокие, печальные — выдавали в ней взрослую женщину, не подростка. И еще в них светились мудрость и тайна. Глаза человека, повидавшего многое.

Неожиданно он понял, что хочет знать об этой женщине больше. И еще большему хочет ее научить.

Билл прервал его размышления.

— Неужели это было так хорошо?

— А? Нет. Думаю, я ее все-таки не знаю.

— Ну это-то легко исправить.

Билл словно услышал его мысли, встал, отодвинул стул и отправился к стойке бара, прежде чем Брэнд успел его остановить.

Аманда оперлась щекой на руку, отчего ее кудряшки перекатились на одну сторону, и Ширли едва удержалась, чтобы не протянуть руку и не подхватить рассыпающуюся прическу новой подруги.

— Ты уверена, что не знаешь ни Брэнда, ни Билла?

— Брэнд? Это кратко от Брэндона? Брэдли?

Ширли просто тянула время, не желая рассказывать правду, откровенно лгать и одновременно испытывая непонятное желание узнать настоящее имя рыжего.

Аманда понизила голос и загадочно округлила глаза.

— Нет. Это вообще не краткое имя. И не псевдоним. Он никогда не рассказывал, откуда взялся «Брэнд». Возможно, это как-то связано с его семьей, но я подозреваю нечто большее — уж очень он напрягается, когда его об этом спрашивают.

Ширли сосредоточенно изучала дно стакана.

— Слушай, а ты точно не хочешь, чтобы я попросила их найти тебе работу?

Ширли покачала головой и улыбнулась Аман-де, извиняясь за недавнюю резкость.

— Извини, Аманда, я немного перенервничала. Ты была так добра ко мне. Просто я не хочу работать в офисе.

С этими словами она попыталась небрежно прикрыть локтем то место в своих рекомендациях, где черным по белому было написано, что офисная работа — единственное, что может быть рекомендовано в ее случае.

— Ох ты, да почему? Ты классная девочка, на все сто, как раз для такой работы. Потом, там ведь как: варишь им кофе, варишь, а потом глядишь — вот ты и в собственном особняке. Тоже варишь кофе, но уже не для Большого Босса, а для своего пупсика, или как уж там ты его станешь называть? Ладно, так чего же ты тогда ищешь? Какую работу?

В этот момент Ширли увидела, что к ним направляется дружок Брэнда. Сейчас Аманда не удержится и попросит его об одолжении. Нельзя рисковать.

— Я хочу быть официанткой!

Аманда аж подпрыгнула и схватила Ширли за плечи.

— Так чего ж ты сразу не сказала? Мы тебя возьмем сюда, нам всегда нужны хорошие руки, правда, Тимми Джи?

Тим Грин подошел к ним, осторожно поправляя безупречный пробор.

— Что? Какие руки?

— Ширли ищет работу. А нам нужен кто-нибудь, разве не так? Я говорю, РАЗВЕ НЕ ТАК?

Тимми посмотрел в пустой зал и вежливо улыбнулся Ширли.

— Разумеется. У вас есть опыт работы?

— Опыт?

Аманда и Тим кивнули.

— Ну… вообще-то это было давно…

Она скрестила пальцы за спиной и постаралась не заканчивать фразу. Лгать друзьям нельзя.

Тим выглядел слегка неуверенным, однако после увесистого тычка в ребра покорно кивнул Аманде, а потом и Ширли.

— Что ж, добро пожаловать в «Чили Коув». Вы можете начать завтра в полдень.

— Готовься, дорогуша. Завтра в полдень здесь будет полно голодных акул. Политики, адвокаты, прокуроры — и все готовы сожрать друг друга.

Ширли едва слышала, что говорит Аманда. У нее желудок свело от радости.

Она получила работу!

В следующий момент по спине потек холодный пот.

Если она и знала что-то о работе официанта, так только по прошлой жизни. Во время посещения ресторанов бесшумные тени ловко скользили у нее и остальных гостей за спинами, бокалы сами собой наполнялись вином, и тарелки сменяли одна другую. А как это делается в полутемном баре?

— Ну-ка, ну-ка, кто у нас здесь? Новый работник?

Друг Брэнда, вклинился между Тимми и Амандой, широко улыбаясь Ширли. Был он весь узкий, извивающийся, а лицом напоминал лисицу. Брэнд, судя по всему, хотел его догнать, но не успел и теперь стоял с недовольным видом поодаль.

Аманда сурово поинтересовалась:

— Билли Иглстоун, неужели вы, политики, не знаете, что такое заниматься своим делом? И не лезть в чужое?

— Если бы мы не лезли в чужие дела, Аманда, мы бы не были политиками.

— Что ж, это Ширли Стенхоуп, парни, и я вижу целых четырех посетителей, так что счастливо вам и валите отсюда.

Билл шутливо поклонился Ширли.

— Надеюсь, у нас будет шанс познакомиться поближе, Ширли.

Она не спускала глаз с лица Брэнда, странно изменившегося при этих словах Билла. Аманда хохотнула неподалеку.

— О, не сомневайся, Орлиный Глаз. Завтра она лично сервирует твой столик.

Гора грязных тарелок на ее подносе покачнулась, и одна непокорная тарелочка вышла из-под контроля. Аманда кинулась сбоку, чтобы попытаться спасти… Слишком поздно. Тарелки обрушились на пол, и вместе с ними в очередной раз разбились все надежды Ширли стать официанткой.

Слезы текли по щекам.

Повара качали головами.

Под гул смешков и шепотков на кухню спешил Тим.

Аманда сунула в руки Ширли пустой поднос и принялась собирать осколки с пола, неестественно громко бормоча себе под нос:

— Проклятье, говорила же я себе — не пей лишнюю чашку кофе утром, Аманда! И вот, пожалуйста — руки дрожат.

Тим недоверчиво переводил взгляд с Аманды на Ширли.

— Это ТЫ уронила поднос, Аманда?

— Ну а кто ж?!

Ширли опустилась на колени и принялась помогать. Тим не отставал.

— Но ты никогда в жизни не роняла подносы.

— Всегда бывает первый раз, не так ли? И прекрати сверлить меня своими глазенками, лучше помоги. Если ты помнишь, у нас сейчас наплыв посетителей.

Тим сдался и осторожно взял в руки щетку и совок.

Одна из поварих, Гризи, буркнула:

— Эй, новенькая, подымайся с коленок и отправляйся собирать заказы. Гамбургеры уже холодные, а у тебя пять столов не обслужено.

Ширли прекрасно понимала, что ее судьба немногим отличается сейчас от судьбы разбитой посуды, и к увольнению она сейчас стоит даже ближе, чем к желанию разрыдаться… Но в этот момент перед глазами встал призрак отца, позвякивающего ключами от виллы на Средиземном море, и этого оказалось достаточно, чтобы Ширли поднялась и отправилась разносить горячий чили. Да, она ошибается, но иногда у нее получается! И в любом случае — обратно она не вернется! Никогда!

Она благодарно потерлась о плечо Аманды и получила в ответ добродушное ворчание. Затем собрала на поднос как можно больше заказов и отправилась в зал ресторана. На ближайший столик выгрузила тарелки…

— Эй! Я вовсе не это заказывала!

— Мисс! Это наш заказ, а не этой леди.

— Я когда-нибудь дождусь своего пива, рыбка моя? Или мне уже самому сходить?

— Простите, но вы неверно дали сдачу.

— Я же сказал, лук не класть!!!

Все значки и шифры на заказах, которые она добросовестно учила и еще пять минут назад прекрасно помнила, перемешались в голове Ширли. Раньше она всегда хорошо запоминала лица, теперь же с трудом отличала даже мужчин от женщин.

Еле удерживаясь от страстного желания завизжать и убежать, Ширли набрала воздуха в грудь, нацепила на лицо сияющую улыбку и отправилась дальше, стараясь брать теперь не больше одного заказа на поднос.

Все более-менее получилось, правда, Аманда забрала себе два ее столика, а чаевые с них ссыпала Ширли в карман.

— Поздравляю, дорогуша, ты сделала это!

— Аманда… Только с твоей помощью.

— Я не собираюсь лгать и говорить, что будет легче. Не будет. Но ты попробовала. У тебя кой-что получилось. И будет получаться все лучше и лучше. Ноги будут болеть всегда, но лучше уж ноги, чем душа. Это, знаешь, не самый легкий, но зато честный способ зарабатывания денег.

— А у меня ноги не болят…

— Подожди до полуночи. Еще взвоешь от боли.

— Аманда… Ты ведь поняла, что я никогда раньше не работала официанткой?

— Дорогуша, и не одна я.

Ширли испуганно покосилась в сторону Тима, разбиравшего стопки чеков. Аманда хмыкнула.

— Не беспокойся о нем. Тимми Джи нужно привязать к пушке и зажечь фитиль — тогда он, ВОЗМОЖНО, согласится кого-нибудь уволить. Иногда я сама на этом настаиваю, потому что не могу работать рядом с ленивыми и неповоротливыми курицами, вышедшими в тираж лет двадцать назад. Они заставляют меня благодарить небеса за то, что у меня нет детей. Слушай, я встречаюсь сегодня с одним банкиром насчет дома. Можешь обслужить мой последний столик?

— Конечно.

— Это за перегородками. Наш экстра-кабинет.

— Хорошо, Аманда.

Ширли посмотрела на имя клиента… Брэнд Мэрфи. Сердце стукнуло — и остановилось.

Ширли в панике огляделась по сторонам. Тим и повара наслаждались неожиданным затишьем. Перед Брэндом Мэрфи стоял пустой бокал, а сам он внимательно просматривал какие-то документы и явно никуда не спешил.

У нее нет шансов. Брэнд Мэрфи постоянно бывает в ресторане, и если он ее еще не узнал, то узнает позднее. В любом случае ее тайна будет раскрыта. Лгать она не собирается, оправдываться ей не в чем, но работа ее, видимо, на этом и закончится. Даже Тим, с его нелюбовью к увольнениям, не сможет удержаться. И тогда все придется начинать сначала.

Она подошла к его столику почти спокойно.

— Хочу отлучиться на время, вот, пришла спросить, не принести ли вам чего-нибудь?

Он поднял голову и окинул ее с головы до ног крайне откровенным взглядом.

— Отлучиться? Начинающая официантка из бара так не разговаривает. Кто вы?

Началось! Ширли инстинктивно заслонилась блокнотом, сложив руки на груди.

— Простите?

— И что вы сделаете?

— Я… э… в каком…

— Что вы сделаете для того, чтобы я вас простил? Ох, Господи, да я просто хочу с вами познакомиться. Меня зовут Брэнд Мэрфи.

— О, я знаю.

— Мы знакомы?

— Нет-нет, просто вчера Аманда мне рассказала, кто вы.

— Так кто же вы?

— Ширли Стенхоуп.

— Это так плохо, да? Из вас клещами пришлось вытягивать имя. Как зуб тянуть.

— Значит, заслужили…

Это она пробормотала под нос, не в силах справиться с раздражением и страхом, но рыжий расслышал.

— Что?!

И он оказался на ногах так быстро, что она попятилась от неожиданности.

— Что вы сказали? Ненавижу, когда люди бурчат себе под нос то, что не решаются сказать вслух.

— О, простите, сэр! Я буду счастлива сказать то же самое так, чтобы вы, сэр, смогли расслышать абсолютно все!

Тим поднял голову и посмотрел в их сторону.

— Ширли? Все нормально?

— Все отлично, Тим.

Ярость и страх в сумме дают адреналин. Именно он бурлил сейчас в ее жилах, именно он помог бесстрашно взглянуть в сердитые зеленые глаза рыжего.

— Итак, сэр, я, сэр, сказала: «Значит, заслужил!»

— Это вы про что?!

— Про зубы, тянуть и клещами.

— А что с моими зубами?

— Ничего! Но если бы вам действительно тянули зуб клещами, вы бы помолчали хоть некоторое время.

Запал кончился так же неожиданно, как и возник. Ширли в ужасе прижала ладонь к губам. Она в жизни так не разговаривала ни с одним мужчиной, а теперь? Сказать такое клиенту! Человеку, который может уничтожить ее парой слов — если просто немного напряжет память!

Но Брэнд ее не убил, не испепелил и даже не обругал. Он вдруг устало махнул рукой и сел обратно за стол. Ослабил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу и буркнул, глядя на свой пустой бокал:

— Простите. Плохой день. А я выместил его на вас, хотя вы весь день на ногах.

Она и сама собралась извиниться, но его последняя фраза заставила ее спросить совсем другое.

— Вы были здесь весь день?

— Ну да. Мой собеседник ушел, а я остался. На самом деле я должен вас благодарить. Наблюдая за вашим представлением, я хоть немного отвлекся от своих неприятностей.

— Наблюдая за… мной?

— Вообще-то вы привлекаете внимание, согласитесь. Вы ведь раньше официанткой не работали? Не думал я, что старина Тимми может клюнуть на симпатичное личико, но никогда не знаешь наверняка…

— Представление?! Вы сказали, ПРЕДСТАВЛЕНИЕ?!

На лице Брэнда промелькнула кривая улыбка, и Ширли вдруг перестала злиться. Совсем.

— Конечно! Вы путали заказы, приносили холодный чили и теплое пиво, проливали напитки на клиентов. Те вопили, а вы складывали губки бантиком и смотрели на них взглядом потерявшегося щенка, так что ни один из них так толком и не рассердился. Это было шоу.

— Это значит… По-вашему, я похожа на дрессированную собачку?

— Ну, вообще-то я не это имел в виду…

— Слушайте, мистер. Возможно, я действительно никогда раньше не работала официанткой. Возможно, я допустила сегодня несколько ошибок…

— Несколько?

— …Но я не выпендривалась! Если извинялась, так потому, что чувствовала себя виноватой. А если благодарила за терпение — то потому, что была действительно благодарна!

— Стойте!

Он выставил вперед ладони, и даже сквозь алый туман ярости Ширли отметила, что руки у него правильные. Красивые. Рабочие. Сексуальные, чтоб ему провалиться!

— Слушайте, даже я не могу на вас разозлиться, хотя вы до сих пор передо мной не извинились.

— Извиняться перед вами?! За что?!

— Ну… за то, что до сих пор не принесли мне чай!

Ширли открыла рот и тут же его закрыла. Тысячи остроумных ответов промелькнули в голове, но ни один не задержался, так что она просто стояла и смотрела на Брэнда Мэрфи. Потом взяла его стакан, повернулась, сделала шаг — и поняла, что нечто держит ее за край юбки. Она обернулась. Брэнд с серьезным видом держал ее за подол.

— И что такое с этими юбками? Аманда, Леона и Ти Джей носят мини. Куда смотрят их старые матушки!

Вчера Аманда предупредила ее, что единственной подходящей для официантки одеждой является джинсовая юбка и джинсовая же рубашка. Из тех вещей, что Ширли купила в Вако, у нее имелись джинсовая мини и джинсовая до пяток. Она выбрала мини — значит, Брэнд не находит, что ей идет мини?

Не молчи. Отвечай.

— Моя «старая матушка» такое никогда не носила. Не знаю, как ваша…

Его лицо окаменело, мгновенно утратив все краски. Он выпустил ее юбку и отвернулся.

Она выиграла этот бой, последнее слово осталось за ней, но странное дело, она не чувствовала удовлетворения.

Что с ним происходит?

Он собирался посидеть в тишине и поработать с бумагами — а сам все это время пялился на Ширли Стенхоуп.

Обычно он не любил короткие стрижки у женщин, но эти золотые завитки только подчеркивали изгиб великолепной шеи. Ее аристократический профиль никак не соответствовал простоватой джинсовой одежде. Да и под самой этой одеждой скрывалась, как подозревал Брэнд, совершенно потрясающая фигура. Правда, по одной коленке не скажешь…

И она его чем-то беспокоила. Словно паззл, в котором не хватает всего одного, крохотного, но важного фрагмента.

— Ваш чай, сэр.

Он не поднял глаз и смотрел только на ее руку, тонкую, красивую, нежную, с изящными пальцами. А потом вдруг понял, что Ширли Стенхоуп не уходит, а стоит рядом, напряженно вглядываясь в его бумаги. Потом она спросила его почти шепотом:

— Что это?

— Это? Мои предложения, которые я собираюсь внести на рассмотрение сенаторам. Я, знаете ли, депутат…

— Я знаю, Аманда сказала… Если не хотите говорить, я понимаю… Я могу уйти.

— Погодите! Вы хотите послушать про мой проект?

— Реформирование женских тюрем давно назрело. Если изменится это, изменится и наше общество.

Она произнесла это негромко, словно в забытьи, а потом опомнилась и чего-то испугалась, умолкла. Брэнд подался вперед.

— Вы что-то об этом знаете?

Обычно женщины старались произвести на него впечатление и некоторое время держались на плаву, нахватавшись сведений из газет, но потом быстро теряли нить рассуждений. Однако Ширли кивнула и тихо сказала:

— Заключение женщин под стражу, в тюрьму совсем не изучено. Об этом мало кто знает. Я… я кое-что читала. Почему вас заинтересовали женские тюрьмы?

— Ну… скажем, это интересная тема.

— На свете масса интересных тем.

— Согласен, но именно в этом вопросе может проявить себя молодой честолюбивый политик, особенно, если учесть, что правительство штата предпочитает этой темы не касаться в принципе.

— Женщины составляют всего лишь одну десятую от числа всех заключенных. Чем же они могут помочь вашей карьере?

— Вы правы, они меня не могут избирать. Что ж, если угодно, с известной долей цинизма можно сказать, что я делаю это с целью получить голоса тех, кто заботится об оздоровлении нашего общества и судьбе нового поколения. Ведь теоретически любая женщина-заключенная — мать. Что случится с ее детьми? Особенно, если она сядет во второй раз, не успев получить первое помилование? Мы сами растим криминальное поколение. Это волнует любого избирателя. Мои консультанты утверждают, что преступления всегда стоят под номером один в списке интересов избирателей. Почему же мне не поднабрать голосов?

— Это если говорить с известной долей цинизма. А если без цинизма, а честно?

Удивление отразилось на лице Брэнда, а потом он негромко произнес:

— Что ж, если без цинизма… тогда можно было бы сказать так. Я, Брэнд Мэрфи, работаю над реформой женских исправительных учреждений, потому что искренне верю, что если предоставлять этим женщинам ту работу, которую они просят, рано или поздно можно добиться кардинальных изменений в обществе. И преступницы превратятся не в рецидивисток, а в честных тружениц, которыми смогут гордиться их дети.

Его слова звучали искренне, но в глазах светилась горькая насмешка, и Ширли не знала, верить ему или нет. Брэнд был для нее слишком противоречив. Не то честолюбивый начинающий политик, не то идеалист, изо всех сил пытающийся выжить в этом мире акул и стервятников…

А может, и то, и другое.

В любом случае, выяснять это опасно, решила Ширли. Она и так достаточно опрометчиво удалилась из своей безопасной зоны. Простая жизнь, о которой она мечтает, не предполагает бешеной социальной активности.

А почему, собственно? Не это ли кратчайший путь к переменам? Пусть даже он будет стоить ей анонимности.

Нет. Пока нет. Слишком свежа еще боль, через которую ей довелось пройти.

Голос Брэнда вернул Ширли к действительности.

— …Иногда мне кажется, что всю эту статистику кто-то придумывает. Собственно, такое уже бывало в истории, почему бы снова не подтасовать факты?

— Что вы имеете в виду?

— Я задаю себе вопрос, правда ли, что большинство женщин-заключенных хотят получить конкретную работу и участвовать в различных социальных программах, типа борьбы с распространением наркотиков…

— Нет, неправда.

Глаза Брэнда расширились от изумления — слишком категорично прозвучал ее ответ. А потом сузились — он стад внимательно скушать. Изучать. Пытаться понять.

— …Неправда, мистер Мэрфи. Большинство этих женщин — матери-одиночки. Они никогда не были замужем, многие родили детей, сами еще не выйдя из детского возраста. Они не оканчивали школу, и больше половины этих женщин выросли в семьях, где кто-нибудь сидел или сидит в тюрьме. Члены их семей преступали закон либо не знали закона всю свою жизнь, и нынешние просто повторяют цикл. Многие из них прекрасно понимают, по какой дороге они идут, — они мечтают изменить хоть что-то, но не знают как. А другие выходят на свободу после первого небольшого срока и чувствуют, что теперь им придется жить самостоятельно, но они не умеют жить самостоятельно! И они вновь нарушают закон и возвращаются за решетку. Для них это облегчение. В тюрьме не нужно принимать самостоятельные решения.

Ширли умолкла, чтобы перевести дыхание, и наткнулась на вопросительный взгляд Брэнда.

— Откуда вы столько знаете, Ширли?

— Я же говорила вам, я много читала. Изучала этот вопрос.

Брэнд недоверчиво покачал головой.

— А… ПОЧЕМУ вы его изучали?

Ширли нервно сглотнула и посмотрела на свои пальцы, плотно переплетенные и слегка побледневшие от напряжения.

— У меня есть… подруга, которая находилась в заключении.

Эта ее ложь вряд ли была больше, чем ложь самого Брэнда. Потому что то, с какой страстью он говорил о реформе, выдавало и в нем лично заинтересованного человека, а не только политика, озабоченного количеством голосов избирателей.

— Вы часто с ней разговариваете? С вашей подругой? Впрочем, это не так уж и важно…

Она насторожилась. Брэнд Мэрфи производил впечатление вихря, смерча, урагана, человека действия — но никак не человека, который способен отступить, бормоча под нос «не так уж это и важно».

— В каком смысле — неважно?

— Мне нужно найти кое-кого… Скажите, когда вы читали материалы по этому вопросу, вам не попадались анонимные статьи, написанные одной заключенной?

Она на секунду потеряла дар речи, и этого Брэнду Мэрфи вполне хватило для того, чтобы вновь впиться в нее подозрительным взглядом.

— Думаю…да.

Брэнд нахмурился.

— Нужно было обратить на это внимание. Ее исследования — это самое полное и интересное изложение проблем, да еще и изнутри. Она предлагает реформы, которые сократят количество рецидивов. Не либерализацию системы, но реальные решения, вроде программ профессионального обучения и профессиональной аттестации. Эти программы будут стоить денег, но в конечном итоге начнут работать. Разумеется, не все ее идеи безупречны, но это не так уж и важно…

В груди молодой женщины бушевала буря эмоций. С одной стороны — опасение, что Брэнд разгадает ее шараду, с другой — радость и гордость, что он заметил и оценил ее статьи, с третьей — надежда, что однажды что-нибудь все же изменится к лучшему…

Брэнд внезапно наклонился вперед и оказался так близко от нее, что Ширли невольно отшатнулась.

— Слушайте! Вы можете встретиться со своей подругой?

Паника сдавила горло так сильно, что Ширли едва не закашлялась.

— Н…нет, вряд ли. Мы… потеряли друг друга из виду.

Его разочарование было очевидно. Брэнд откинулся назад, устало запустил пальцы в шевелюру и взъерошил ее.

— Конечно. Это было бы слишком просто. Придется все-таки продать душу…

— В каком смысле?

— Мой сегодняшний собеседник. Он — большая шишка в правительстве штата. И он гарантирует мне проведение моего проекта через сенат — но только в обмен на то, что я поддержу его проект.

— Так это же… хорошо?

— Хорошо? Ну да, в каком-то смысле. Глаз за глаз. И не считая того, что его проект направлен исключительно на то, чтобы выжать еще больше денег из бедняков и обогатиться самому.

— Тогда откажитесь.

— Черное и белое. Тьфу ты, вот ведь дрянь… Возможно, ваша жизнь достаточно проста, чтобы жить по этим правилам, но большинство из нас этого себе позволить не может. Жизнь — это компромисс. За последнее время я только это и слышу. Ну а уж в правительстве этих компромиссов…

Ширли в очередной раз прикусила язык. Почему-то ей все сильнее хотелось рассказать Брэнду историю своей жизни, чтобы он не считал ее такой уж простой.

— Слушайте, но ведь есть же другие политики? Вы могли бы поддержать их…

— Вы наивны, как дитя. Давно вы в Остине?

— Не очень давно.

— Счастливая. Так вот, отвечаю на ваш вопрос. Разумеется, я могу поддержать абсолютно любой законопроект, который мне понравится. Штука в том, что если я НЕ поддержу именно этот, насквозь коррупционный, проект, будет наверняка зарублен и мой собственный. А вместе с ним и все то хорошее, что можно было бы сделать. И шанс что-то изменить появится только на следующих выборах, через два года. Если вообще появится. Вот так-то.

— Разве нет другого выхода?

— Я же сказал, есть. Найти анонимного автора тех статей.

— Зачем?

— Чтобы взять эту женщину с собой, на парламентские слушанья. Только так я могу спасти мой проект!

— Как прошла твоя встреча?

Аманда рассеянно обернулась к Ширли.

— О, привет, я задумалась. Встреча… как тебе сказать… как эпиляция воском в районе бикини. Больно и стыдно.

— Ох, прости, я лезу не в свое дело…

— Брось, дорогуша, не будь дурочкой. Все нормально. После банкира я встретилась со своим поверенным, чтобы обсудить то, что мы с ним называем «моей ситуацией». То есть мои финансы, вернее их отсутствие. Как ты знаешь, мне достался дом в Терри-тауне, но я всего лишь бедная официантка, и потому домовладелица из меня хреновая. Как сказал Оле Харрисон Роджерс Третий: «Мисс Адамски, я вижу перед вас три возможности: продайте ви уже ваш дом, пустите что ли туда жильцов либо ищите уже другое жилище!»

Ширли рассмеялась — так здорово Аманда передразнила скрипучий голос адвоката.

— …В принципе, Гаррисон Третий обо мне заботится. Он, видишь ли, боится, что дом слишком стар — а он действительно стар! — и потому скоро потекут трубы и раскрошатся стены, ну а большой ремонт мне точно не потянуть. В общем, заботится. Только вот мне это не нравится.

— А продать дом ты не можешь?

— Дорогуша, это для меня все равно, что продать ребенка. Люблю я этот дом. Ты тут новенькая, не знаешь, что такое Терри-таун. Он отсюда кварталах в двадцати. Старый Остин. В начале века именно там все толстосумы строили свои дома. Настоящие дома. Старинные. Сейчас купить такой дом считается шиком, но я сразу же умру, если какая-нибудь магнатская дочурка со своим муженьком-золотоискателем выложат за него денежки. Это меня просто убьет. Нет! Я его не продам, лучше пойду выносить горшки!

— А постояльцы?

— Ага. Все эти патлатые студенты, курящие марихуану, будут слоняться в моих драгоценных стенах и устраивать там оргии? Нет, спасибо.

Внезапно Аманда с силой хлопнула себя ладонью по лбу. Решение пришло к ней мгновенно, и оно не имело ничего общего ни с риэлтерами, ни с адвокатами, ни с патлатыми студентами.

— Дорогуша! Скажи-ка, а где ты сейчас живешь?

— Я остановилась в мотеле, в пригороде. Не очень далеко и удобно — это на конечной автобуса…

Аманда набрала воздуха в грудь. Бедная храбрая девочка! Она не хочет признаваться, как противно жить в мотеле, она мужественно моталась по кабакам в поисках работы, она ни разу не пожаловалась — да единственное, что Аманда может сделать, это…

— Ты поселишься со мной!

— Я… я не могу… затруднять тебя…

— Дорогуша! Ты меня не затруднишь! Ты мне сделаешь одолжение! Именно ты станешь моим первым и единственным жильцом! Это осчастливит Гаррисона Третьего, это осчастливит меня, и, надеюсь, это осчастливит и тебя тоже.

— Но я не думаю, что могу себе позволить…

— Я тут работаю, дорогуша. И я лучше знаю, что ты можешь себе позволить, а что нет.

— Но я правда не уверена, что мистер Грин согласится оставить меня, после того, что я…

— Доказала, что умеешь работать, как проклятая? Да я был бы последним идиотом, если бы позволил тебе уйти.

Тим подошел, как всегда, бесшумно, положил руку на плечо Ширли и улыбнулся ей. Ширли улыбнулась в ответ, глядя в ореховые глаза Тима.

— Вы очень добры…

Аманда нетерпеливо топнула ногой.

— Да, он добр, есть такой грех, но в данном случае он просто констатировал очевидный факт. Итак — переезжаешь?

— Хорошо, попробуем. Но ты должна мне обещать: если поймешь, что дела на лад не пошли, скажешь мне об этом честно. Я не хочу быть тебе обузой.

— Дорогуша, как освободишься, езжай в свой мотель и собирай вещи. Помощь нужна?

— Нет, что ты. У меня очень мало вещей.

— Отлично, значит собирайся и возвращайся сюда. Я тебе объясню, как проехать отсюда, это проще.

Ширли распахнула дверь мотеля настежь, вышла и позволила ветру захлопнуть ее. Никогда она еще не покидала место своего обитания с такой радостью. Даже тюрьма — как ни странно — оставила по себе воспоминания… и друзей. Здесь же не было ничего, кроме сквозняков, тараканов, пыли и масляных взглядов ночного портье, после которых хотелось принять душ.

Ветер становился прямо-таки ледяным, и Ширли еще раз порадовалась, что купила в секонд-хенде шерстяную кофту. Цвет, правда, подкачал — если воздержаться от совсем уж тошнотворных определений, то темно-горчичный, — зато стоила она всего десять долларов и была теплой, как печка.

Вскинув спортивную сумку с пожитками на плечо, Ширли зашагала к автобусной остановке. Она была не слишком уверена, что автобус все еще ходит, но была готова подождать. Впрочем, до остановки надо было еще дойти, четверть мили, не меньше, а ноги, как и предсказывала Аманда, болели ужасно.

Кстати, сегодняшняя выручка ее приятно удивила. Возможно, чаевые оставляли из жалости, а может, как выразился Брэнд, «за представление», но заработала она шестьдесят долларов. Если завтра не отвалятся ноги, то скоро она сможет найти собственное жилье.

Автобуса видно не было, редкие машины ехали с включенными фарами. Шесть часов, не меньше. А до Аманды надо добраться засветло. Ширли плохо знала Остин, но содержание граффити на стенах домов и гаражей подсказало ей, что в этом районе лучше после заката солнца не гулять.

Тучи становились все чернее, первые капли дождя упали Ширли на щеку. Ширли решила идти пешком.

Здание капитолия высилось над городом, как путеводный знак, ярко освещенное огнями. Ширли не могла бы сказать, сколько в точности миль отделяет ее от центра города, но надеялась, что меньше пяти. Она почти бежала по узкому грязному тротуару, и если еще вчера ей было грустно и обидно, что все ее пожитки умещаются в небольшой сумке, то сейчас она благодарила за это Бога.

Дождь поливал уже от души, и Ширли совершенно случайно разглядела свое отражение в витрине. Волосы прилипли к голове, тушь черными потеками устремилась по щекам к подбородку, а немыслимый цвет намокшей кофты стал совсем уж тошнотворным.

А потом позади нее в витрине отразился мотоцикл, и она поняла, что надо идти вперед. Мало ли, кто катается на мотоцикле в такую погоду… Она шла по лужам, и туфли хлюпали при каждом шаге. Здание капитолия, кажется, чуточку приблизилось, но все еще было очень далеко.

Поток воды окатил ее с правого бока. Мотоциклист промчался мимо, а она в бессильной ярости смотрела ему вслед. Через минуту послышался знакомый рев мотора, и вот тысяча фунтов стали, хрома и резины резко затормозила прямо перед ее носом.

Ширли влетела точненько в незнакомца — сначала споткнулась о его колено, потом уперлась в широкую грудь. А еще через миг ОЧЕНЬ сильная рука подхватила ее под локоть. Испуг был велик. Настолько велик, что адреналин прямо-таки бурлил в крови Ширли, и вместо того, чтобы бежать, она приняла бой. На пустынной улице незнакомого района, с человеком, чьего лица она не могла видеть…

— Что же вы делаете, а?! Сначала обдаете меня водой — как будто я недостаточно мокра и без этого. А потом еще и нападаете на меня! Вам стоило бы извиниться, мистер!

— Ну я, собственно, и извиняюсь.

Приглушенный шлемом голос был низким и несомненно мужским, больше ничего про него сказать было нельзя. Ширли возмущенно фыркнула и попыталась выпрямиться. Трудно негодовать, когда практически находишься в объятиях объекта негодования.

Однако ее рука соскользнула с мокрой куртки мотоциклиста, нога подвернулась, а мокрая сумка потянула назад, и Ширли едва не шлепнулась прямо в лужу. Мотоциклист попытался подхватить ее, но Ширли окончательно утратила равновесие и плюхнулась на колени перед своим не то спасителем, не то грабителем. Тот издал глухой смешок.

— Неплохая позиция, мне нравится.

Надо было вставать и немедленно уходить, чтобы не слышать больше грязных намеков, но… Ширли вскинула голову — и в прорези шлема мелькнули медные волосы, знакомый розблеск зеленых глаз…

— Брэнд?!

Мотоциклист снял шлем и одарил Ширли своей неповторимой кривой усмешкой. Особо виноватым он не выглядел, и ярость Ширли вспыхнула с новой силой.

— И что это вы здесь делаете? Сбить меня решили?

— Ничего подобного. Я просто ехал, смотрю — вы идете под дождем. Честно говоря, сначала я обратил внимание на ваше одеяние. Потрясный цвет.

— То есть вам не понравилась моя кофта, и вы решили меня обдать из лужи?

— Я не видел эту лужу. Занят был, смотрел на тебя. Тебе холодно?

— Даже если и так, то вы в этом и виноваты.

— Не думаю. Когда я тебя заметил, ты уже напоминала тонущую крысу…

— Что?!

— Хорошо, мокрую курицу.

— Слушайте, что это вас все на животных тянет? То глаза у меня, как у щенка, то на крысу я похожа, то на курицу! Прямо скотный двор, а не женщина.

— Что поделать. Я вырос на ранчо.

— Думаю, что должна благодарить небеса за то, что не пахну, как стадо свиней, если следовать вашей логике…

— Вполне может быть. У меня пока не было возможности принюхаться.

У нее в голове шумело от адреналина и возбуждения. Что с ней творится? Она в жизни ни с кем так не разговаривала. Единственные люди, е кем она в принципе иногда была не согласна, отец и ее муж просто отмахивались от ее возражений — и она покорно соглашалась с этим. Но Брэнд Мэрфи! С ним она ссорится уже второй раз за день! И почему-то ей хочется, чтобы последнее слово осталось за ней.

— Вообще-то минуту назад я влетела прямо в вас, вы не заметили?

— Заметил. Но ты же не в нос мне влетела. Ты уверена, что не заболела? Что-то ты вся красная.

— Как петух?

— Не думал об этом, но если ты настаиваешь…

Она сердито отпихнула его руку и тут же пожалела: от ладони Брэнда шло тепло.

— Так что вы здесь делаете?

— Спасаю деву в беде.

— То есть сначала доводите ее до беды, а потом спасаете?

— Ты всегда такая?

— Какая?

— Колючая.

— Знаете, вы со мной сейчас так разговариваете… будто я младшая сестренка вашего лучшего друга и мешаю вам заняться вашими мужскими делами!

— О, не говори о сестренках! У меня была детская психотравма! Младшая сестренка моего лучшего друга выросла, стала обалденной красоткой и вышла замуж за другого. За игрока в гольф. А я побоку.

— У вас еще будет шанс. Браки в наши дни недолговечны.

— Только не в моем случае.

— Так вы женаты?

Она очень старалась, чтобы в голосе не прозвучало разочарование.

— Нет. Но когда женюсь… Это не будет одним из этих, брачных контрактов на время. Брак — это навсегда, так я думаю и не вижу смысла в разводах. Все можно решить, если поговорить друг с другом откровенно.

— Мне кажется, это очень упрощенный подход.

— О, да ты и в этом эксперт! Замужем?

Говорил он совершенно легкомысленно, но выдал его взгляд, который Брэнд метнул на безымянный палец Ширли.

Ей не хотелось лгать, но и правду говорить она опасалась. Если Брэнд начнет докапываться до истины… Что-то ей подсказывало, что он — докопается.

— Нет, я не замужем.

— Так откуда тебе знать?

— Можно многому научиться, только наблюдая.

Брэнд решительно переложил шлем в другую руку и отрезал:

— По МОИМ наблюдениям, девяносто девять процентов проблем в личных отношениях возникают из-за недостатка общения. Либо из-за лжи.

Ширли вся подобралась, исподтишка изучая лицо Брэнда. Неужели он вспомнил ее у ворот Гейтсвилля? Подозревает, что автор статей — она, но хочет, чтобы она сама призналась? Нет, не похоже.

ЛОЖЬ. Это слово повисло между ними в воздухе, впрочем, Ширли не особенно переживала. Она не солгала Брэнду, она просто не сказала правды.

Надо полагать, и он был не до конца откровенен. Вообще, создавалось впечатление, что оба они сейчас разводили теории, основываясь на собственном опыте и изо всех сил стараясь скрыть это.

Надо прервать паузу. Лучшая защита — нападение.

— Я думаю, вам пришлось долго наблюдать, чтобы выйти на такие потрясающие цифры. Девяносто девять процентов!

— Ты мне не веришь?

— Я этого не сказала. Просто интересно, откуда взялась цифра. Вы не сказали «большинство» или «значительно больший процент», вы использовали цифры. Вы не думаете, что для политика может быть опасно оперировать цифрами, реальность которых он не может доказать?

Она ожидала презрительного фырканья, снисходительного сообщения, что мир политики он знает лучше, одним словом, чего-то обидного. Вместо этого Брэнд рассмеялся, и напряженные нервы Ширли вздрогнули при звуках этого хриплого сексуального смеха.

Она может сколько угодно сражаться с Брэндом, испытывать к нему недоверие и антипатию — ее собственное тело все разно предаст ее в самый ответственный момент. Ее тело реагирует на Брэнда совсем иначе…

Дистанция! Надо соблюдать дистанцию, вот и все. Не говоря больше ни слова, Ширли развернулась и бросилась вперед по темной улице. Ей удалось миновать полквартала, когда рядом снова повеяло запахом мокрой кожи и горячего металла, бензина и знакомого одеколона. Потом рядом с ней на уровне плеча появилась ее собственная сумка, которую без особого напряжения сжимала также хорошо знакомая мускулистая рука, затянутая в черную кожу.

— Ничего не забыла?

Она молча забрала сумку и пошла дальше, а Брэнд заглушил двигатель и катился рядом с ней, отталкиваясь ногами. Потом неожиданно тихо спросил:

— Я тебя обидел?

— Что?

От неожиданности она посмотрела ему в глаза и тут же поняла, что это ошибка. Поспешно отвернулась, чуть ускорила шаг.

— Послушай… я не над тобой смеялся.

— Я поняла, поняла. Я просто опаздываю, вот и все.

— А ты всегда так уходишь, да? Не попрощавшись?

— Ну ты же появляешься без всякого «здрасте»?

— Туше. Ты всегда выигрываешь в спорах?

Она замерла на месте и повернулась к нему.

— Никогда. Я даже не вступаю в споры, не говоря уж о том, чтобы их выиграть.

— То есть это только я удостоился? Что ж, тогда у меня нет шансов в политическом смысле. Если уж я не могу выиграть спор у неопытной тонущей крысы с щенячьими глазами, красной, как петух, злой, как мокрая курица, и, возможно, пахнущей, как стадо свиней…

Она ничего не могла поделать, смех прорвался сквозь плотно стиснутые губы, защекотал в носу. Однако Ширли упрямо шагала вперед, пока не почувствовала, что ее что-то удерживает.

Разумеется, это был Брэнд. С задумчивым видом он держал ее двумя пальцами за кофту.

— Будь добр, не делай этого.

— Если скажешь, куда ты идешь.

— Я иду в «Чили Коув», а потом в дом Аманды в Терри-тауне. Я сняла у нее комнату.

— Я понимаю, что рискую, говоря это, но… ты идешь не в ту сторону.

Ширли вскинула голову — и не увидела светящегося здания капитолия. Повертев головой в разные стороны, она наконец обнаружила нужное направление, недоумевая про себя, как это ее понесло в обратную сторону.

— Теперь отпусти меня, пожалуйста.

— Слушай, сейчас дождь, холодно и темно. Позволь мне тебя довезти.

Это было вполне логично и разумно, но Ширли уже закусила удила.

— Спасибо, но я дойду сама.

Его брови снова сдвинулись, и Брэнд заговорил уже с нажимом и с некоторой издевкой:

— Хорошо, попробуем иначе. Что будет, если я отпущу тебя одну, ночью, в незнакомом тебе и опасном районе? А вдруг с тобой что-то случится? Разве не повредит моей репутации преуспевающего начинающего политика обстоятельство, что я бросил пресловутую деву в беде, предоставив ей в эту холодную зимнюю ночь добираться домой в одиночестве, когда за каждым углом таится опасность…

— А вот интересно, с чего это преуспевающему начинающему политику гонять на мотоцикле под проливным дождем? Да тебя здесь никто не узнает!

— Ты удивишься — но таким образом я бегу. Бегу от политики, от интриг, от притворства, от занятости. Просто еду в никуда. Только дорога, ветер и я. Но один репортер разнюхал про мой «Харлей», и теперь я известен повсюду, как Крутой из Капитолия, хороший парень на большом черном байке. Меня каждая собака узнает. Люди любят ярлыки.

О, это она знала очень хорошо. Воспоминания об этом отдались на языке горечью.

— Ну так что скажешь?

— Я ценю ваше предложение, мистер Мэрфи.

— Слава те, Господи! Садись уже. О, теперь у меня будет шанс выяснить, что ты скрываешь…

Она отшатнулась, немедленно впадая в панику.

— О чем это ты?

— Как это о чем? Теперь у меня будет шанс выяснить, как ты пахнешь. А вдруг все-таки свинарником?

С этими словами Брэнд стремительно притянул ее к себе, обхватив одной рукой за талию, другой за шею. Быстро и умело расстегнул мокрую кофту и прижался лицом к впадинке между ключицами…

Ширли оцепенела. Нет, не так. Она просто расплавилась и превратилась в нечто невесомое и потому абсолютно безвольное и бессильное. Все ее мышцы стали водой, а сама она — огнем. Дыхание Брэнда, тепло его тела, мощь его рук — вот, что было реально, а ее, Ширли, больше не было.

Брэнд поднял голову и кратко изрек:

— Мокрая овца.

Ширли смотрела на него шальными и абсолютно безумными глазами, даже не думая вырываться из нахальных рук. Незнакомые желания разрывали ее тело на сотню маленьких Ширли.

— Что?

— Я говорю, ты пахнешь, как мокрая овца.

— Ах, ты… Ужас какой!

— Ну почему? Все лучше, чем свинарник!

Ванесса Шелли плавно прошила очередь ожидающих столик посетителей «Чили Коув», не обращая ни малейшего внимания на недовольные возгласы. Остановилась перед баром, окинула острым взглядом зал.

Сюда ее привело беспокойство за Брэнда. В последнее время он совершенно потерял голову с этим несчастным законопроектом о тюрьмах! Это может навредить — и обязательно навредит! — его политической карьере, а значит, навредит и ей, Ванессе.

Разумеется, прежде всего она была практична. Замуж за Брэнда она собиралась, потому что вместе их ждет именно такое будущее, какое она сама себе придумала. Она работала над этим!

Детство она провела в ненависти к собственным родителям, вернее, к скучной жизни, которую они вели. Каждый день Ванесса клялась себе, что ни за что не станет такой же, как они. Тот факт, что самих родителей вполне устраивала их жизнь, Ванессу не волновал. Отец и мать вызывали у нее чувство брезгливой жалости, и она инстинктивно понимала, что это самое большее, что она может себе позволить. Иначе и сама скатится в то же болото.

Природа в неисчислимой щедрости своей не наградила Ванессу ни сногсшибательной красотой, ни редкими душевными качествами, ни могучим интеллектом, однако один особый дар все же преподнесла. Ванесса умела распознавать далеко идущие амбиции в других, причем иногда даже раньше самих обладателей амбиций. Она безошибочно находила, вытаскивала на свет и лелеяла будущих чемпионов и триумфаторов, а такой талант лучше всего применим в политике. Ванесса делила с победителями все, включая и постель, однако никогда не позволяла себе увлечься всерьез. Бизнес есть бизнес. К тому же до сих пор она инстинктивно знала, что никто из ее прошлых креатур не пошел бы на то, чтобы связать с ней свою жизнь. Так было до появления Брэнда Мэрфи. Едва увидев его, Ванесса поняла, что именно этого человека она ждала всю жизнь. Он мог бы стать — и наверняка станет! — даже президентом Соединенных Штатов, разумеется, с ее, Ванессы, помощью. Да, у него есть проблемы, прежде всего его дурацкий идеализм, но это поправимо. Брэнд предназначен ей судьбой, но нет ничего плохого в том, чтобы этой самой судьбе немного помочь.

Где он, черт бы его побрал?

Ванесса наконец увидела Билла, сидевшего в самом конце зала, и заскользила к его столику, немилосердно стряхивая с плаща капли дождя прямо на посетителей ресторана.

На ее пути возникла одна из официанток и одарила Ванессу широкой улыбкой.

— Желаете меню?

— Нет. У меня здесь встреча. Да пропустите же!

Однако официантка продолжала загораживать ей дорогу, в основном своим необъятным бюстом.

— Простите, но Билл не предупредил меня о том, что к нему кто-то должен присоединиться.

— Очень жаль.

С этими словами Ванесса с размаху наступила острой шпилькой на растоптанную кроссовку официантки и проскочила мимо.

Билл удивился.

— Что это с Амандой?

— Аманда? Какая Аманда? Кто это?

— Аманда — это лучшая официантка Остина, Ванесса.

С этими словами Билл поднялся навстречу Аманде. Ванесса даже не взглянула в ее сторону, процедив:

— Милочка… Аманда, кажется? Когда справитесь с травмой, принесите мне мартини.

Аманда прошипела что-то сквозь зубы и удалилась, колтыхаясь всем телом от возмущения. Билл вернулся за столик.

— Чего тебе надо, Ванесса?

— Я тоже рада тебя видеть, Билл. Что это с тобой? Трудный день?

— День плохой. И становится все хуже.

— А что такое?

— Не бери в голову. Так зачем ты здесь?

— Я? Я ищу Брэнда. Я ищу его повсюду, но его никто не видел — ни в капитолии, ни в офисе, целый день его нет.

— Ну и что, Ванесса? Что в этом ужасного?

— Ужасного ничего, но мне хотелось бы знать, где он. Как тебе известно, у него есть привычка исчезать без предупреждения, не доведя дело до конца. Именно потому я и стараюсь все время держать его в поле зрения. Ведь его будущее — это и мое будущее, и все, что он делает в Остине, касается и меня тоже. Я обязана быть в курсе. Если он что-то натворит, мне понадобится время, чтобы разработать план…

— Какой план, Ванесса? Что ты несешь? Кавалерию вызовешь?

Ванесса улыбнулась Биллу чарующей улыбкой и наклонилась вперед. Ни дать ни взять, болтовня лучших друзей.

— Вот что, меня уже тошнит от твоих шуточек, Иглстоун. Ты отвратителен. Прекрати трепаться, ведь ты прекрасно знаешь, сколько ушей у этих стен!

— Расслабься, Ванесса. Где твое чувство юмора? О, Аманда. Аманда, ты помнишь Ванессу Шелли?

Аманда прямо-таки просияла, несмотря на то, что Ванесса буквально выхватила у нее из рук бокал с мартини.

— Конечно! Кто же может забыть Ванессу! Вы всегда мне напоминали героиню из фильма…

Ванесса несколько оттаяла. Возможно, эта официантка не так уж и плоха. Разумеется, она не из того круга, но вполне может быть, Ванесса запомнит ее имя…

— …Если вы смотрели диснеевскую Синдереллу, так там есть одна героиня. Анастасия. Вылитая вы.

Кино Ванесса смотрела редко, мультфильмы — никогда, но раз ее сравнили с героиней сказки, это, наверное, неплохо.

— Спасибо, но мне кажется, она была блондинкой.

Билл почему-то затрясся и закрыл лицо пивной кружкой. Ванесса вздернула тонкую бровь и ледяным тоном поинтересовалась:

— Что-то не так?

У Билла из глаз текли слезы. Аманда удалилась все с той же широкой улыбкой. Отсмеявшись, Билл сообщил:

— Анастасия — одна из дочек злой мачехи. Мерзкая, жадная и глупая уродина.

Ванесса только губы поджала и обвела взглядом окрестные столики, чтобы убедиться, что ее позора никто не заметил. К счастью, за столами сидели сплошные ничтожества, обращающие внимание только на самих себя. Ванесса удовлетворенно кивнула и позволила себе помечтать, как вонзит каблук и во вторую ногу мерзкой официантки. Жаль, что это возможно только в мечтах. Даже в этой забегаловке может найтись кто-то, через кого подобный скандал может дойти до капитолия, а этого допускать никак нельзя.

Аманда, мерзавка, неслышно подкралась сзади.

— Что-нибудь еще, мисс Ванесса?

И по глазам было видно, что все она отлично понимала: ничего ты, Ванесса, мне не сделаешь на людях.

Ванесса поклялась — про себя, — что месть будет страшной, и не ответила. Зато придурок Билл встрял.

— Беги отсюда, дорогуша. А то Анастасия запрет тебя на чердаке без ужина. Или еще что похуже.

— Хороший совет. Бегу. Теперь понятно, почему Брэнд смылся.

Ванесса уставилась на Билла.

— У тебя с ней что-то есть?!

— У меня с Амандой? Нет, конечно, просто она хорошая тетка и с ней весело. Мы часто так дурачимся.

— Надеюсь, что вы дурачитесь только на словах, потому что было бы крайне неприятно, если бы главного советника будущего губернатора штата уличили в непристойной связи с пожилой официанткой из дешевого кабака. Это страшно испортило бы твой имидж, Билл. С ее внешним видом… Эта джинса, эти ноги-бутылки, эта вываливающаяся грудь. Я прямо вижу таблоиды с этими фотографиями. Наверняка они отвалили бы неплохие деньги за ее историю о том, как ты спишь с ней и в порыве страсти выбалтываешь государственные секреты. Это, конечно, не разрушит карьеру Брэнда, но очень сильно пошатнет его позиции. Нет, конечно, такое случалось и раньше, с другими политиками… Только мне не надо напоминать тебе, что все они плохо кончали.

Улыбка Билла увяла.

— Это что, угроза, Ванесса?

С трудом скрывая торжество, Ванесса ласково улыбнулась Биллу. Разумеется, прежде всего она заботится о Брэнде, но как же приятно досадить этому мерзавцу!

— Я бы назвала это добрым советом. Тот, кто орет о своих грехах на весь белый свет, должен быть готов к скандалу.

Аманда была на полпути к столику Билла, когда дверь распахнулась и в ресторан вошла Ширли. Аманда едва не упустила поднос.

— Дорогуша, ты промокла насквозь! Такое впечатление, что ты провела под дождем несколько часов. Так здорово льет?

Ширли только кивнула, стуча зубами.

— Но ведь машина… О Боже, у тебя нет машины? Ну конечно! Дура я! Ведь могла бы сама забрать тебя после смены.

— Я все равно хотела побыстрее съехать из мотеля. И на улице не так уж плохо.

— Вот что, Леона не пришла, а я ее подменяю…

— Хочешь, чтобы это сделала я, а ты пошла домой?

— О нет, дорогуша! Домой нужно тебе. Высохнуть и согреться. Поработать ты еще успеешь. Вот что: я даю тебе ключи от дома и от машины. Она тебе нужнее.

— Нет, не надо. Машина нужна и тебе. А я доберусь.

Ширли почти бегом выбежала на улицу. Аманда успела лишь мельком заметить блеск хрома, высокий кожаный сапог на педали, а потом взревел мотор и все стихло. Аманда поставила пиво перед Биллом. Ванесса поинтересовалась с искренним интересом, который всегда рождает в женщине вид страданий другой женщины:

— Кто была эта жалкая девица? Кошмарная кофта. Что это вы ей сунули? Она кто, нищенка?

Билл быстро посмотрел на Аманду, но не произнес ни слова. А до Аманды вдруг дошло, КТО ждал Ширли за дверью. Она улыбнулась Ванессе.

— Полагаю, это была… Золушка. Синдерелла.

— Ты уверена, что это правильный адрес?

Брэнд с недоверием осматривал трехэтажный особняк красного кирпича, украшенный несколько облупившимися колоннами и заросший плющом.

Ширли с явной неохотой отпустила Брэнда, за которого держалась всю дорогу. Она ехала сзади, прижимаясь к его широкой спине и подставляя лицо дождю. Это было так здорово! Никогда в жизни она не чувствовала себя такой дикой и такой… защищенной.

Достав ключи из кармана, она прочитала адрес на бирке, потом вгляделась в табличку с номером, почти неразличимую в темноте.

— Все правильно, это здесь. Что ж, спасибо за то, что подвез.

— Рано.

— В каком смысле?

— В том смысле, что я не пущу тебя одну в темный пустой дом.

— Все будет отлично…

Она бросила это через плечо, поднимаясь по выщербленным ступеням. Мокрая кофта весила, казалось, добрую сотню фунтов, и Ширли решила, что оставит ее на крыльце…

— Разумеется, все будет отлично. Потому что я буду с тобой.

Брэнд легко перескакивал через ступеньки, и его черный дождевик развевался за спиной. Ширли устало поинтересовалась:

— Продолжаешь спасать деву в беде?

— Не совсем так, мэм. Понимаете ли, мэм, мы, деревенские ребята, привыкли скотинку содержать в тепле и сухости. Так что я уж доведу вас, мэм, не в обиду будет сказано, до стойла…

Она хотела в шутку ткнуть Брэнда в плечо, но неожиданно его рука перехватила ее запястье. Их глаза встретились.

Внезапно Брэнд оказался совсем близко, хотя и не сделал ни одного шага. Все чувства Ширли обострились. Аромат его кожи, тепло его тела… Лицо Брэнда все ближе, губы почти касаются ее губ. Разум еще здесь, и он предупреждает: беги!

Ширли сделала всего лишь шаг назад — и оказалась прижатой к колонне. Рука Брэнда сильнее стиснула ее запястье, а еще через мгновение их губы встретились.

Это был не тот поцелуй, к которым она привыкла. Брэнд не просто вынуждал ее согласиться на поцелуй — он заставлял ее хотеть поцелуя. Мечтать о поцелуе. Жаждать поцелуя. Молиться о нем.

Он нашел точку на ее нежной шее, от прикосновения к которой она вся вздрогнула. Брэнд тут же припал к ней губами. Поцелуи спускались все ниже и ниже, а между ними он слизывал дождевые капли с кожи Ширли…

Он все еще не трогал ее — только губы, только стиснутое его рукой запястье. Ширли не могла пошевелиться, да и не очень хотела — ведь к колонне ее прижимал Брэнд…

Теперь он целовал ее закрытые глаза, брови, лоб, а потом отпустил ее руку, но только для того, чтобы с силой провести ладонью по груди. Ширли застонала.

Это возбудило его, и он снова припал к ее губам, на этот раз еще настойчивее. Нашел ворот кофты и судорожно рванул мокрую ткань, спустил ее с плеч Ширли, и вместе с кофтой пали последние бастионы защиты. Она почувствовала себя практически обнаженной. Так странно… всего лишь мокрая тряпка…

Ее руки медленно скользнули по его груди, по животу, медленно занялись пуговицами дождевика… Через мгновение дождевик присоединился к кофте, лежавшей на земле.

Теперь Брэнд обнимал ее всю, крепко, страстно, а сзади Ширли чувствовала холод каменной колонны, и от этого испытывала странное возбуждение. Внизу живота волной растекалось тепло, сладкой судорогой пронизывало бедра…

Поцелуи становились все жарче, языки сплетались в битве, и вот уже женщина пробовала мужчину на вкус, как пробуют дорогой ликер, и тепло пронзало ее тело, заставляя раскрываться подобно экзотическому цветку…

Все чувства обострились тысячекратно, трепещущие ноздри жадно вдыхали терпкий аромат их возбужденных тел, и влечение становилось необузданным желанием…

Ветер выл, швыряя в них воду горстями. Бешено переплетались в безумном танце ветви деревьев. Хаос царил над миром, и хаосом была их страсть.

Руки Брэнда ласкали ее лицо, пальцы скользили по мокрым волосам. Она выглядела такой трогательной с сухими волосами и такой сексуальной сейчас, с мокрыми…

Он целовал ее в шею, потом скользнул губами ниже, и Ширли откликнулась тихим вздохом. Он был нежен — но она вцепилась в его плечи, а потом запустила напряженные пальцы в его волосы. Их словно связывал какой-то невидимый нерв, и Брэнд чувствовал, что его возбуждение дошло уже до высшей точки. Он зарычал, расстегивая ее мокрую джинсовую рубашку, чувствуя, как затвердели от его прикосновений маленькие соски. Он весь день думал о том, как она выглядит под одеждой…

Он еще смог заставить себя не торопиться, когда распахнул проклятую рубашку и прикоснулся к тонкой ткани ее лифчика. Медленно провел по границе ткани пальцем. Восхитился совершенством формы ее грудей, небольших и упругих. А потом освободил ее от белья и взял ее грудь в ладони.

Это было как шелк в огне. Обжигающие лепестки роз.

Это было так нежно и беззащитно, это было так прекрасно, что он в один миг перестал быть самцом-завоевателем. Он ласкал, затаив дыхание, чтобы запомнить. Каждый дюйм нежнейшей кожи, каждый тихий стон…

Он с глухим рычанием освобождал Ширли от излишков одежды, то и дело судорожно прижимая ее к себе и на самом деле до смерти боясь не успеть, не сдержаться. Подхватил ее за бедра, стиснул тугие горячие ягодицы, со стоном вскинул ее выше, и Ширли обхватила его бедра ногами, спиной уперлась в колонну.

Поцелуи превратились в агонию.

Ширли прижалась к нему всем телом, замерла, вздрагивая, и Брэнд чувствовал, как при каждом вздохе ее соски упираются ему в грудь. Их сердца бились абсолютно в унисон. Брэнд не мог бы различить, где чье.

Это зашло слишком далеко. Вернее так: это слишком быстро зашло слишком далеко. Заниматься любовью с незнакомкой на крыльце старинного дома в Терри-тауне…

С каждым поцелуем он впитывал сладость ее губ, чистоту и доверчивость, мягкость и нежность. Именно то, во что он давно уже не верил. Именно то, чего он никогда в своей жизни не встречал. Однако сегодня, обнимая Ширли, он вдруг уверовал в то, что где-то все это есть — и нежность, и доверчивость, и невинность…

И это в конечном счете спасло ее, Ширли. Потому что теперь он мог найти в себе силы, чтобы отказаться от продолжения. Он скажет себе, что она чересчур наивна для него, и уйдет прочь. А ее сводящий с ума аромат, ее чувственность — теперь он сможет сопротивляться…

Правая рука Ширли медленно погладила его шею, а потом скользнула к щеке, к шраму. Движение было нежным, интимным, потом Ширли зашевелилась, и это движение ее почти обнаженного тела напомнило ему, что, приложив минимум усилий — молнию расстегнуть здесь, пуговицы оторвать там, — он мог довести дело до обоюдного оргазма и удовлетворить их обоих за пару минут…

Только где-то глубоко в душе Брэнд знал, что этой девушке мало пяти минут, и никогда она на них не согласится.

Возможно, самым трудным в его жизни делом оказалось выпустить Ширли из объятий, поставить на холодное крыльцо, посмотреть в ореховые глаза, все еще мерцающие от страсти, и произнести: «Я должен идти».

Дождь припустил с новой силой, грохнул раскат грома, сверкнула молния, и Ширли ойкнула, потом нагнулась и подтянула повыше упавшую юбку, скрестила руки на груди.

— Ты уходишь…

Это прозвучало не совсем вопросом, и что-то такое было в голосе Ширли, от чего внутри у Брэнда завязался тугой болезненный узел, и он сунул кулак в карман, и выпятил подбородок, и приготовился сражаться — но сражаться было не с кем. Потому что она стояла перед ним на мокром и холодном крыльце, полуголая и замерзшая. И Брэнд неловко протянул ей руку и буркнул:

— Пойдем, я помогу тебе зайти в дом. Дождь сильный…

Она покачала головой и отступила на шаг.

— Нет.

— Нет? Ты считаешь, я оставлю тебя здесь одну, в таком виде?

— Я могу думать все, что захочу!

И при взгляде на ее закушенную нижнюю губу он мгновенно забыл о том, что собирался уходить.

— Послушай, я не собираюсь указывать тебе, о чем нужно, а о чем не нужно думать. Я просто говорю о том, что собираюсь сделать сам. Я собираюсь войти в дом и убедиться, что ты в безопасности, а потом уйти.

— Зачем? Чтобы не чувствовать себя виноватым? Жаль, потому что я не собираюсь делать ничего такого, что могло бы помочь тебе в этом.

— Я не чувствую никакой вины! С какой стати?

Он злился, потому что она была очень близка к истине. Почему она так легко разбирается в нем? Ни один человек на свете не знает Брэнда Мэрфи до такой степени хорошо, а с Ширли они знакомы всего несколько часов…

— Знаешь, большую часть своей жизни я прожила, исполняя указания мужчин, и поэтому больше я никому не позволю командовать мною. Я буду делать то, что захочу. Если тебя это не устраивает — жаль.

— Уж не знаю, кто ухитрился давать тебе указания, как жить, но ему наверняка потребовались кнут и цепи.

Брэнд сердито и растерянно провел рукой по волосам, потом подобрал с пола дождевик, накинул его на плечи. Он был слишком зол.

— Во всяком случае, мои поздравления. Скотный двор укомплектован. Ты упряма, как мул.

Он сбежал со ступеней, запрыгнул на мотоцикл и рванул машину с места. Через мгновение рев мотора замер вдали.

Упряма, как мул. Ее никогда в жизни так не называли. Вот ведь ирония — Брэнд хотел ее уколоть, а сказал комплимент. Ширли хихикнула раз, другой. Расхохоталась взахлеб. Потом смех перешел в рыдания, и она медленно сползла на землю, опираясь спиной на каменную колонну. Независимость оказалась подозрительно похожей на одиночество.

— Брэнд Мэрфи, где ты был?!

Этот строгий голос, доносящийся из спальни, был последним, что хотелось бы слышать Брэнду в данный момент. Он доехал до своего дома на берегу озера Остин в рекордно короткий срок, прорвался сквозь бури и грозы, преодолел массу неприятностей, а тут…

— Брэнд! Бэби, иди сюда.

Он сбросил мокрый дождевик прямо на ковер и отправился к бару за выпивкой. Налил текилы на три пальца и сразу выпил почти половину. Обжигающее пойло отвлекало от боли душевной. Брэнд отправился в спальню.

Ванесса лежала на его постели. На ней было только красное шелковое неглиже, тощие ноги призывно раздвинуты. Она перекатилась на бок, сверкнули кроваво-красные ногти.

— Иди сюда, бэби. Расслабься.

— Я весь мокрый.

— Я тоже…

Почему-то стало противно. Брэнд молча отправился в ванную. Вот уж чего ему сейчас точно не хочется, так это того, чего хотелось еще полчаса назад. И не с Ванессой. С Ширли…

Он резко поставил бокал, текила выплеснулась на пальцы. Ванесса возникла откуда-то сбоку, подплыла вкрадчиво, взяла его руку и стала облизывать его пальцы, один за другим, неотрывно глядя ему в глаза.

— Проклятье!

Ванесса с удивлением взглянула на Брэнда. А тот сердито отдернул руку и выставил ее за дверь со словами:

— Извини, но я хочу принять душ и согреться.

— Я жду, бэби. Обещаю, тебе будет жарко…

Тугие струи жалили его кожу, а он видел перед собой Ширли, ее нежную грудь, мокрую от дождя, ее горящие страстью темные глаза, ее обнаженное тело, словно созданное специально для него, Брэнда…

Брэнд яростно намыливался, словно пытаясь смыть ранящие воспоминания, но вместо этого образ Ширли становился все отчетливее, будто она стояла под душем рядом с ним, и горячая вода струилась по ее шелковой коже, как дождь сегодня ночью.

Где она сейчас? Что делает? Тоже принимает душ?

Он включил холодную воду. Он хотел смыть воспоминания о Ширли. Его будущее ждет за дверью ванной. Ванесса ждет.

— Как поживает твой феминистский проект, мой мальчик?

— В стадии разработки. Но я ценю ваше внимание, сенатор.

Брэнд притормозил, встретившись с одним из старейших политиков штата, отвесил слегка преувеличенный поклон и отправился дальше.

Уязвленный такой дерзостью и прытью ветеран нахмурился и пробормотал что-то о молодых оболтусах, которые переполнены новыми идеями, да только не могут воплотить их в жизнь.

Брэнд с самого начала повел себя неправильно, нарушив традицию, освященную веками, и сенатор никогда ему этого не простит. Брэнд не собирался извиняться и подстраиваться под здешние правила игры — он пришел в политику, а не в бордель.

— …губернатор подтвердил, что подписал постановление об освобождении вдовы Арбетнейла…

Брэнд навострил уши, сам не зная почему. О вдове Арбетнейл разговаривали трое его коллег, которых он знал только заочно; сейчас они склонились друг к другу, словно шекспировские ведьмы, и оживленно перешептывались. Обычное занятие для обитателей капитолия. Сплетни и слухи рождаются именно здесь, а отсюда разлетаются по всему Остину. Брэнд напряг слух.

— Я ничего об этом не читал.

— А вы ее видели?

— Лично нет, но в новостях, когда шел суд…

— Как думаете, Серкис скажет что-нибудь?

— Он уехал. Говорят, из страны. Недоступен…

Голоса стали тише, и Брэнд потерял к разговору всякий интерес.

Через секунду он чуть не налетел на Билла, который благоразумно отскочил в сторону. Брэнд с ходу упер советнику в грудь жесткий палец.

— Что нового насчет нашего автора?

— Ничего. Я звоню надзирателю чаще, чем любимой девушке, но на него кто-то явно давит.

Я так думаю, по крайней мере, потому что он молчит, как зарезанный. Вряд ли он так печется о защите прав своих подопечных, скорее напуган. Или подкуплен.

— Возможно. Но почему?

— Высокопоставленный заключенный? То есть, заключенная? Но ты говоришь, ее освободили, а я не слышал, чтобы в последнее врем из Гейтсвилля выходил кто-то, хоть мало-мальски известный. Я еще поспрашиваю.

Брэнд нахмурился. Что-то вертелось в голове, что-то как раз на эту тему, но он никак не мог сообразить…

Билл отвлек его от напряженных раздумий.

— Ты куда делся прошлой ночью?

— Решил выгулять «Харлея».

— Тебя Ванесса искала.

— Знаю. Нашла.

— Неужели приперлась прямо к тебе домой? Слушай, Брэнд…

Билл неожиданно увлек Брэнда в нишу и горячо зашептал:

— …мне кажется, что ты должен подумать насчет вашей помолвки. Точнее сказать, передумать. Говорят, она сует свой нос не только в твою квартиру…

Брэнд брезгливо поморщился.

— Я знаю.

— Знаешь? Знаешь, что она наняла какого-то ушлого частного детектива, чтобы он отправился в МакКейми и вытряс информацию о твоем прошлом из тех, кто ею обладает?

— Я знал, что она обо мне узнавала, но не знал, что она наняла профессионала.

— А ты думал, Ванесса сама попрется в наш старый вонючий городишко? Тетя Филь встревожилась, и Лу тоже. Почему ты не расскажешь Ванессе все, как есть, и не покончишь с этим?

— Ванессе незачем знать, откуда я приехал.

— Поверь мне, именно это ее и интересует более всего. Она сделала инвестиции в тебя, естественно, ее волнует все, что может навредить ее вложению. Компромат, нехорошие друзья, подозрительные связи. Просто скажи ей правду и посоветуй оставить эту тему.

— Не сейчас. Она может воспользоваться этими сведениями, чтобы разрушить мою жизнь.

— О чем ты говоришь? Ты же собрался на ней жениться? С какой стати ей вредить тебе?

— Хорошо, скажем так: было бы стратегически неверно рассказывать ей обо всем именно сейчас.

— Стратегически? Ты уверен, что мы говорим об одном и том же? Я имел в виду брак. Святое таинство. Союз двух сердец…

— Для парня, который обожает политическое регби, ты слишком романтичен, Билл.

— То, что я беспокоюсь за своего друга, еще не делает из меня романтика.

— Послушай, у нас с Ванессой вполне деловые отношения. Вполне логичным шагом для обоих является что? Правильно, стать партнерами. Она будет прекрасной женой. Есть другие идеи?

— Оставь в покое свои амбиции хоть на мину-ту. Нельзя всю жизнь посвятить исключительно политике и карьере. В один прекрасный день все закончится, и с чем ты тогда останешься? С кучкой пепла? Вот если у тебя сначала семья, а потом карьера, тогда падения, которые время от времени случаются с каждым из нас, тебе не страшны. Потому что у тебя есть тот, кто тебя поддержит в трудную минуту. Вдвоем легче перенести любую беду.

— Я родился на беду, Билл. Я сам — беда. Я жил так, я так умру. Некоторые вещи не меняются.