1

Келли осторожно сделала шаг назад, потом еще два маленьких шажочка вбок, замерла на месте и высунула кончик языка от напряжения. Здесь должна быть ступенька… или она левее? И где та несчастна витрина, в которой стоит этот монстр из зеленого стекла?

Все осложнялось тем, что глаза у Келли были плотно закрыты, даже практически зажмурены, и открывать их девушка не собиралась. Только не в этом зале!

Ей удалось не свалиться с трех ступенек и не свернуть на сторону злосчастную витрину, так что буквально через каких-то десять минут после начала отступления Келли Джонс смогла открыть глаза и перевести дух. Переведем его и мы – и кое-что разъясним.

Демократия, права человека, равенство и братство, война Севера и Юга – все это хорошо и даже замечательно, все имеет право на существование, и никто не собирается об этом забывать, но если вы родились и живете всю жизнь в южных штатах США, приходится делать кое-какие поправки на окружающую реальность.

Южные штаты отличаются от северных, как небо отличается от земли, а домашняя кухня – от фастфуда. Да, Новый Орлеан отдувается за всех, представляя собой некую рекламную версию американского Юга с его негритянским джазом и знаменитым карнавалом Марди-Гра, но ведь есть и другие города, не так ли?

Вот, скажем, Луисвилль…

Джаз здесь не слишком жаловали, в основном потому, что изначально Луисвилль возник как одна большая деревня, состоящая сплошь из богатых особняков вкупе с примыкающими к ним поместьями. Неграм здесь просто в голову не пришло бы создавать джаз-банды. В огненные годы войны Севера и Юга, а также становления Конфедерации Луисвилль элегантно сохранял молчание: рабы не бунтовали, а рабовладельцы им в этом не препятствовали.

Видимо, в силу мирного сосуществования на издревле установленных условиях Луисвилль дотянул и до наших дней, сохраняя патриархальное очарование старинного города аристократов. А чтобы мировая общественность не приставала, мэром несколько лет назад выбрали чернокожего Джошуа Сивертона – и зажили припеваючи.

Здесь до сих пор в ходу старинные вентиляторы и опахала из пальмовых ветвей. Здесь дамы носят белоснежные митенки и кружевные зонтики, загар считается вульгарным, а юные девушки ждут своего первого бала точно так же, как ждала его когда-то Скарлетт О’Хара…

И именно здесь угораздило родиться двадцать пять лет назад Келли Джонс.

Келли – натуральная блондинка с зелеными глазами. Считается, что такими глазами природа одаривает женщин властных и склонных к интригам, но в случае с Келли природа явно отвлеклась. Келли простодушна до такой степени, что злые языки называют ее дурочкой. Впрочем, без всякого раздражения, потому что Келли Джонс, вероятно, в принципе не может вызывать раздражение. Она симпатична, добродушна и незлопамятна, а это сочетание способно укротить даже самых отъявленных мизантропов.

К двадцати пяти годам Келли успела поучиться на факультете искусств в университете Оклахомы, поработать в качестве музейного эксперта в Новом Орлеане, неудачно влюбиться три раза подряд в различных городах США и вернуться в Луисвилль, под крыло своих дальних, но любимых родственниц – тетушек Элоди и Эжени.

Элоди и Эжени принадлежали к одному из самых известных и влиятельных семейств Юга – семейству Деверо. Элоди так и не вышла замуж, оставшись верной своей фамилии, а вот Эжени встретила свою судьбу аж в сорок пять лет – что очень часто утешало Келли, так как оставляло ей запас минимум в двадцать лет на то, чтобы устроить свою судьбу. Впрочем, фамилию тете Эжени тоже менять не пришлось…

Судьбу тети Эжени звали Рожер Бопертюи, и клан Деверо не колеблясь единогласно одобрил его кандидатуру, чтобы буквально года через три столь же единогласно, хотя и втихаря, прийти к выводу, что Бопертюи несносен, разнуздан и способен опозорить даже папу Римского, буде тот окажется с ним в родстве.

Эжени плевать хотела на мнение родни и счастливо прожила со своим Роже в гражданском – читай: во грехе – браке двадцать пять лет душа в душу. Год назад Рожер Бопертюи скончался, оставив тете Эжени несколько миллионов чистого дохода, а также дело всей своей жизни – коллекцию самых разнообразных предметов искусства, от античности до наших дней. Объединяли эти шедевры всего две вещи: стоимость каждого начиналась с четырехзначной цифры и все они так или иначе были связаны с эротикой.

Нет, дядя Роже вовсе не был извращенцем или эксгибиционистом. Жизнь свою – в эротическом смысле – он прожил весело и разнообразно. Общих с Эжени детей у них не было, зато имелось целых пять отпрысков от предыдущих двух браков и нескольких серьезных увлечений. Все они унаследовали кругленькие суммы, почти все дружили с тетей Эжени и друг с другом… короче, речь не о них, пока, по крайней мере.

Коллекция дяди Роже насчитывала несколько сотен самых разнообразных шедевров. Акварели французских импрессионистов, византийские мозаики, индийские статуэтки, золотые фигурки этрусков… и все, буквально все посвящено культу человеческого тела и физической любви.

Полгода назад тетя Эжени решила, что искусство должно принадлежать народу, хотя бы ненадолго, и затеяла выставку в Музее изящных искусств Луисвилля. Вполне естественно, что к работе была привлечена Келли – как дипломированная специалистка – и вот тут-то выяснилось страшное.

Келли оказалась просто-таки патологически – на взгляд тети Эжени – стыдлива. Она отводила глаза от пастушков Фрагонара и юных любовников Буше, она жмурилась при виде миниатюрных статуэток «Камасутры», и никакая сила земная не могла заставить ее прикоснуться к произведениям современного искусства… впрочем, тут тетя Эжени тоже не рисковала лишний раз.

Известнейший шедевр Гуго Цоллера, скульптора-авангардиста, был приобретен Рожером Бопертюи три года назад за полмиллиона долларов, а вот Келли не дала бы за него и трех центов. Эротическая скульптура «Безопасный секс» представляла собой громадный фаллос на подставочке и столь же громадные женские губы, выкрашенные алой помадой – на другой подставочке. Подразумевалось, что располагать это безобразие можно в самых различных вариациях, включая и ту, о котором вы наверняка подумали. Символизировало это все разнообразные радости самого безопасного, то бишь орального, секса.

Мы встретились с Келли Джонс в тот самый момент, когда она должна была расположить означенный шедевр на черном бархатном подиуме, над которым висел портрет дяди Рожера Бопертюи: именно такое сочетание, по мысли тети Эжени, встретит гостей выставки, когда они поднимутся по мраморной лестнице и войдут в Синий зал, отведенный музеем устроителям…

Келли прикрыла глаза растопыренными пальцами и осторожно посмотрела на «скульптуру». Вот же гадость! И чего это дядюшку разобрало?

Негромкий мелодичный смех раздался у Келли за спиной, и она поспешно обернулась. Эжени и ее сестра Элоди Деверо входили в зал.

– Келли, детка, как ты? О, моя бедная девочка! Целыми днями смотреть на эту порнуху…

– Стыдись, Элоди! Это произведения искусства, а не порнуха.

– Замужняя женщина могла бы и усвоить разницу между искусством и порнухой. Ладно уж я, старая дева…

– Из тебя старая дева, как из меня балерина! Какая может быть старая дева, если есть Итан?

– Забыла ему позвонить, моему мальчику…

Келли улыбнулась. Тетя Элоди замуж так и не вышла, это правда, что не помешало ей разбить сердца трех мужчин и в сорок лет завести ребенка от четвертого. Итан Деверо был на пять лет старше Келли, и в детстве они вполне мирно играли вместе. Теперь Итан работал в банке и в родной дом приезжал только на Рождество.

Старушки побрели вдоль зала, машинально переругиваясь, а мысли Келли вновь перенеслись в прошлое…

В доме Деверо она впервые оказалась, когда ей было три года. Мать Келли, Лиза, была троюродной племянницей Элоди и Эжени и привезла маленькую дочь познакомиться с родственниками. Старый дом очаровал малышку Келли, за свои три года привыкшую исключительно к отелям, хотя и к хорошим.

Разумеется, всего она не помнила. Например, лица собственного папы. Уже намного позже, лет в десять, она наткнулась на его фотографию – и ровным счетом ничего не испытала. Красавец-блондин на снимке улыбался надменно и чуть снисходительно, а глаза – глаза у него, кажется, тоже были зеленые, во всяком случае, у мамы Лизы они были голубыми, стало быть, Келли их унаследовала от отца… как это все запутано!

Словом, в три года Келли попала в дом Деверо! И влюбилась в него и его обитателей раз и навсегда, потому что не влюбиться в них было невозможно. Эжени – хулиганка и авантюристка, недавно сочетавшаяся гражданским браком с Роже Бопертюи; Элоди – величавая и скрытная на вид светская львица, впрочем, под этой маской пряталась добродушная лентяйка, больше всего на свете обожавшая детей, собак и приключенческие романы. Суровый мальчик в пиратском костюме – Итан Деверо, ее сын. И, наконец, Рожер Бопертюи, дядя Роже, красавец с мефистофельской внешностью, неугомонный путешественник, сразу полюбивший малышку Келли всем сердцем…

Жизнь в Луисвилле изобилует сложностями, так что приготовьтесь к многочисленным отступлениям от темы – без них не обойтись.

Когда Рожер Бопертюи повстречал Эжени Деверо, ей было сорок пять, а ему – пятьдесят семь, так что некоторые условности предстояло перешагнуть. Например, такую: у Роже была семья. Жена, две дочери и пять внуков.

Жена – Лидия Бопертюи, в девичестве Машмортон – еще со дня своей свадьбы подозревала, что ее непутевый муженек способен на что-нибудь… этакое. Старшая дочь, Гризельда, была во всем согласна с мамой. Младшая, Клер, была папашиной любимицей, потому, собственно, и совершила мезальянс, выйдя замуж за итальянского футболиста Франко Моретти и уехав в Италию.

Узнав о романе мужа с Эжени Деверо, Лидия Бопертюи пришла в хорошо сдерживаемую, светски невозмутимую, но – ярость и категорически отказалась давать развод. Роже с истинно галльским пренебрежением к мелочам пожал плечами – и переехал в дом Деверо. Луисвилль замер в ожидании скандала… Скандала не последовало.

Лидия стала заложницей собственного снобизма. Она не могла позволить трепать славные имена Машмортонов, Деверо, да и Бопертюи, чтоб ему пусто было, на каждом углу и усиленно делала вид, что ничего не происходит. Роже жил у Деверо, изредка появляясь на больших семейных приемах в доме законной жены, по-прежнему обожал родных внуков и неродных Итана и малышку Келли, собирал свою коллекцию и сеял повсюду сладость и свет.

Келли обосновалась в доме Деверо в возрасте семи с половиной лет, когда стало окончательно ясно, что ее мать не успокоится, пока не найдет себе Прекрасного Принца, подходящего ей по всем параметрам. Лиза Джонс была женщиной легкомысленной, но отнюдь не развратной. Дочку она любила – но справиться с собственными страстями не могла. Эжени Деверо сама предложила оставить Келли у них в Луисвилле – и Лиза поцеловала девочку со словами: «Позвони, когда надумаешь вернуться домой, дорогая! Я тебя люблю».

С те пор прошло семнадцать с половиной лет, но Келли все еще ни разу не испытала подобного желания…

Элоди и Эжени совершили круг почета по Синему залу и вернулись к Келли. Она с улыбкой смотрела на двух хрупких, миниатюрных старушек, в который раз поражаясь тому, какими разными могут быть близнецы.

Элоди недовольно погрозила Келли пальцем.

– Если ты будешь слушать только эту нимфоманку – мою сестричку, ничему хорошему не научишься.

Эжени презрительно фыркнула.

– Уж кто бы говорил! Нимфоманка! Да я двадцать пять лет прожила с одним и тем же мужчиной…

– Представляю, КАКИМ он был мужчиной, если у тебя даже не нашлось времени сходить на сторону…

– Кстати, деточка, а как у тебя с личной жизнью?

Две пары выцветших серо-голубых глаз уставились на Келли, и девушка немедленно смутилась.

– Ну… я… я не знаю… все хорошо!

– Да? И как его зовут?

– Кого?

– Того, с кем все хорошо?

– Тетя Элоди, я в том смысле, что у меня и так все хорошо, а мужчина здесь ни при чем…

– Элли, ты ее расстроишь.

– Ничего подобного. Не я. Она сама. В двадцать пять лет…

– Замолчи, разнузданная вакханка не первой свежести!

– Эжени, деточка, позволь напомнить, что ты меня старше…

– На восемь минут! Это не считается.

– Считается. Но речь не о нас. Келли, открой нам с Эжени свое сердце: тебя бросили?

С минуту Келли честно подумала – и ответила тоже честно:

– Нет. Меня не бросали. Просто некому было.

Элоди сердито пихнула сестру в бок.

– Вот! А ты пристаешь к ней со своей дурацкой выставкой! Девочке надо жизнь свою устраивать, а не на голые задницы любоваться.

Эжени зашипела, словно рассерженный котенок:

– Элли, ты приземленная и бесчувственная нахалка! Уж кто-кто, а я именно о личной жизни девочки и пекусь. В отличие от тебя!

– Как это?

– Так это! Не надо было отпускать Итана!

– А я знала?

Келли поспешно возвысила голос:

– Тетечки! Не ссорьтесь! Мы с Итаном выросли вместе. Он сажал меня на горшок – после такого нельзя завязывать романтические отношения. Итан мне как брат.

– Вот! Слышала, глупая курица? Брат! А брат может быть где угодно, хоть бы и в Нью-Йорке. И позволь спросить, как это ты печешься о ее личной жизни? Оставляя ее ночевать в музее?

Эжени презрительно посмотрела на сестру.

– К твоему сведению, на открытии выставки будет тьма завидных женихов.

– Ага, в том числе и женатых. Впрочем, ТЕБЯ это никогда не останавливало…

Келли нахмурилась:

– Сейчас вы поссоритесь всерьез, а мне бы этого не хотелось. Тетя Элли, у меня действительно все нормально, что же до женихов… тетя Эжени права. Я собираюсь подобрать себе что-нибудь стоящее на фуршете.

Элоди закатила глаза:

– Держите меня! «Что-нибудь стоящее»! Келли, ты же юная и прекрасная девушка, разве можно рассуждать так, словно ты на базаре и выбираешь кусок телячьей вырезки посочнее?

Эжени неожиданно поддержала сестру:

– Я сразу заметила, ты стесняешься смотреть на наши экспонаты, потому что слишком давно не видела, так сказать, оригиналов! Ничего, постараемся подыскать тебе стоящего парня. Такого, чтобы заставил тебя забыть обо всем на свете…

Келли покачала головой.

– О нет! Мне нужен совсем другой мужчина. Правильный. Стоящий.

– Правильный – это правильно. Стоящий –

тоже согласна. Тысяч четыреста в год, не меньше. Лучше чтобы он был достаточно обеспеченным человеком…

– Тетя Эжени, я не шучу. Я собираюсь подобрать себе подходящего жениха. Никаких страстей!

Эжени и Элоди переглянулись, словно Келли сморозила несусветную глупость. Потом Элоди откашлялась:

– Келли, деточка, но ведь брак – это и любовь тоже? И страсть. Потом, по-моему, логичнее сначала влюбиться в мужчину, потом… э-э-э… узнать его получше…

– …Например, родить от него ребенка…

– Мелко, Эжени. Так вот, узнать его получше, а потом только выйти…

– …Или не выйти…

– …за него замуж. И вообще, где страсть?! Где временное помутнение рассудка?

Келли с сомнением покосилась на картину «Юные купальщицы», на которой две девушки и двое юношей демонстрировали временное помутнение рассудка во всей неприкрытой, простите за каламбур, красе.

– Тетечка… тетечки! Мое представление о браке несколько отличается от вашего, это правда. Я, например, считаю, что страсть браку не слишком помогает. Да и рассудок при выборе спутника жизни тоже не лишний.

Эжени воздела сухонький пальчик к небу.

– Ты, между прочим, тоже Деверо! А Деверо получили от Бога великий дар – дар страстной любви. Никто из нас не выходил замуж и не женился по расчету. Да взять хоть и твою мать – не спорю, за многое ей стоит надрать задницу, но факт остается фактом: она всю жизнь следует велению своего сердца…

Келли презрительно фыркнула:

– Ну да, и именно поэтому только что рассталась с Прекрасным Принцем номер сорок четыре. Вы считаете, это хорошо?

– Пока не знаю. Но брак по расчету – это плохо.

Келли решила пойти на мировую:

– Слушайте, я вовсе не против романтики в отношениях, песен под балконом и моря алых роз. В конце концов, я иногда этим подрабатываю, вы не забыли?

– Помним. Кстати, Элли тут недавно удивлялась, откуда ты знаешь столько технических тонкостей, если сама все еще…

– Эжени! Я этого не говорила!

Келли вспыхнула, как маков цвет.

– Если вы обе имеете в виду мою девственность, то чисто технически я ее потеряла. Еще на первом курсе. Да, признаю, я не веду разнузданную половую жизнь, у меня очень давно и очень недолго были отношения с мужчиной. Но это вовсе не значит, что я ничего не знаю об этой стороне человеческой натуры. К тому же я пишу романтические мелодрамы с элементами эротики. Для меня куда важнее не перепутать исторические факты и не написать, что Наполеон сражался, например, с Чингисханом!

Эжени фыркнула.

– Можно подумать, кто-то из твоих читательниц знает, кто такой Наполеон! Тем более – Чингисхан. И раз уж ты сама заговорила о своих опусах – прости, но в мое время книгами называлось нечто другое, – так я тебе авторитетно заявляю: ты создаешь страсть на бумаге… пусть на компьютере, не важно! Это не имеет никакого отношения к реальности. Когда ты в последний раз была на свидании?

Келли насупилась, тщетно пытаясь вспомнить что-нибудь подходящее. Выходило – около года назад, но это же нельзя говорить? Съедят…

– Давно я была на свидании, давно! Но, к вашему сведению, у меня подписан контракт на три книги подряд, а это значит, что меня читают, а это в свою очередь значит…

– Что ты занимаешься литературной мастурбацией, вот и все!

Келли закусила губу. Да что же они все привязались к этим несчастным книгам? Ну так получилось, чего уж теперь…

Получилось все как всегда случайно. Келли тогда еще работала в музее Нового Орлеана. Делать на рабочем месте было решительно нечего: опись всех ценных экспонатов Келли составила за пару дней, а экскурсии в музей приходили редко. И тут ей позвонила подружка, Джилл Хорн. Она работала в отделе писем толстого глянцевого журнала и изнемогала от необходимости отвечать на «идиотские письма идиотских читательниц».

Джилл уговорила Келли подработать, а дальше дело само пошло. Келли предложили писать рубрику «Истории из жизни», потом в интернет-варианте журнала она стала вести страничку «Посоветуйся с Эйприл», а через полгода к ней в музей заявился красивый молодой человек и немного жеманно предложил заключить контракт на написание любовного романа.

Согласилась она в основном от неожиданности, но при виде первой книжки в карамельно-розовой обложке окончательно потеряла голову, согласилась написать вторую… Словом, писательницей Келли Джонс стала три года назад и ни разу об этом не пожалела.

 

2

– Тетя Эжени, пойми, романтические герои хороши в романах – но никак не в жизни.

– То есть за героя замуж ты не хочешь?

– Я хочу выйти за человека, которого буду уважать я сама, который будет уважать меня, с которым у нас будут общие интересы, который любит детей, не ругается во время бейсбольных матчей, не пьет пиво, не торчит по выходным в гараже, не любит кетчуп…

– Боже, какая скукотища!

– Да! Скукотища. Возможно. Но мне не нужен цирк, мне нужен брак. Страсть проходит, а мне нужна стабильность.

Две старушки переглянулись – и уставились на Келли, как на неизлечимо больную и уже угасающую пациентку.

– Бедняжка!

– Когда ж мы ее упустили-то…

– Прекратите, тетечки! Вы все прекрасно понимаете. Я не против страсти, не против любви, я вообще собираюсь любить моего мужа всю жизнь, но мне вовсе не улыбается провести с возлюбленным всего одну – хорошо, две-три – недели безумного секса и всеиспепеляющей страсти, чтобы потом обнаружить и осознать его дурные привычки типа разбрасывания грязных носков. Согласитесь, женщины, которые разводятся по этой причине, выглядят крайне глупо, а ведь виной тому эта ваша ненаглядная страсть. У бедняжек просто не было времени взглянуть на избранника трезвым взглядом!

– Бедняжек! Элли, ты это слышала?

– Эжени, она безнадежна.

– Да, мы ее теряем. Келли, деточка, тебе надо поспать…

– …С хорошим человеком!

– Мне некогда, тетечка. Я должна еще разместить вот эту гадость под портретом дяди Роже, а потом разложить таблички с номерами лотов для аукциона.

Эжени мрачно махнула рукой.

– Ладно. Только обещай, что поспишь хоть немного.

– Обещаю.

– В час ночи закончишь?

– Хочется верить.

– Тогда мы поехали?

– Отдыхайте, тетечки.

– Номер я забронировала.

– В «Приюте комедиантов», я помню.

Старушки расцеловали Келли в обе щеки и удалились, продолжая горестно размышлять на тему, как безнадежно выродилась нынешняя молодежь. Келли с улыбкой смотрела им вслед.

Номер в отеле, о котором говорила тетя Эжени, понадобился не случайно. Особняк Деверо находился довольно далеко от делового центра Луисвилля, где располагался Музей изящных искусств. Учитывая празднества по поводу Дня независимости, массовые гуляния и карнавал, Эжени и Келли пришли к выводу, что на время открытия и презентации выставки им стоит поселиться в уютном старинном отеле «Приют комедиантов» – он располагался на соседней улице и от него до музея было пять минут пешком. Кроме того, именно в ресторане этого отеля намечался фуршет, а внутренний садик идеально подошел для размещения больших скульптур из коллекции дяди Роже.

Келли сладко зевнула и с отвращением покосилась на мраморный фаллос на подставочке. Будь оно все проклято! Хватит с нее «напряженных сосков», «возбужденной плоти» и «прерывистых вздохов»! Девушка решительно схватила мраморный фаллос с подставки и засунула его в сумку. Потом с легким сердцем установила мраморные губы под портретом дяди Роже – отличненько получилось, просто отличненько! – и с облегчением плюхнулась на банкетку, давая отдых уставшим ногам.

Она посидит немного, а потом займется лотами… всего минуточку… ну полчасика максимум.

Через три минуты Келли крепко спала на музейной банкетке, поджав босые ноги и накрепко прижав к себе мраморный аналог того, что продают исключительно в секс-шопах…

Рик Моретти отпил кофе и еще немножечко полюбовался на открывшуюся его глазам картину. Прямо «Белоснежка и семь гномов», порновариант. Впрочем, он всегда подозревал, что в этой истории не все чисто…

Рик зашел с другой стороны и полюбовался отсюда. Тоже отлично. Надо же, а пятнадцать лет назад он искренне жалел белобрысую страховидлу на тоненьких ножках. Тогда, пятнадцать лет назад, единственным украшением Келли Джонс были стальные пластинки на зубах…

Рик зашел, так сказать, с торца. Безупречна! Воистину безупречна. Нечто подобное, только голое и мраморное, возлежало во дворе их дома во Флоренции. Маленький Рик изучил женскую анатомию именно по той статуе – «Спящая нимфа», кажется…

Он перешел на исходную позицию и стал смотреть на спокойное лицо Страшилы Джонс.

Золотистые локоны обрамляют идеальный овал лица, тени от длиннющих ресниц достигают аж середины щек, а сами щечки цветом и нежностью напоминают – да, мы все знаем, что это самое банальное на свете сравнение, но что делать, если это так и есть, – расцветающую на рассвете розу. Кожа чистая и гладкая, лишь слегка тронутая загаром.

Обе ладошки она сложила лодочкой и подложила под щеку. Так обычно изображают спящих детей и ангелов на слюнявых рождественских открытках, но Страшиле Джонс идет.

Грудь – отличная, именно такая, как Рик и любит: по размеру его ладони. Наверное. Ну скорее всего.

Бедра – есть! Это важно в нашу эпоху всеобщей анорексии и тотального похудения. Рик, как истинный итальянец по отцовской линии и истинный южанин по материнской, не признавал нынешних стандартов красоты, превративших женщину в идеальный манекен для ношения одежды, тогда как истинное предназначение женщины связано как раз с отсутствием этой самой одежды в принципе…

Рик торопливо глотнул кофе. Ух, дед! Ну и коллекция! С такими экспонатами либо будешь половым гигантом до самой старости, либо умрешь в молодом возрасте от сперматоксикоза. Интересно было бы посмотреть на лица бабушки и тетки Гризельды… Ладно уж, не будем злобствовать. Да и не увидим мы этих лиц, это уж к гадалке не ходи. Достаточно заголовка пригласительных билетов: «Приглашают Роже Бопертюи и Эжени Деверо…»

Рик хмыкнул, вспоминая…

Клер Бопертюи, выйдя за футболиста Франко Моретти, укатила в Италию, потому как муж играл в одном из лучших клубов страны, и играл неплохо. В глазах всего Луисвилля это был явный мезальянс, хотя на самом деле Клер вышла за настоящего миллионера.

Первенец Рикардо родился в Милане, а младенческие его годы прошли во Флоренции. Именно во Флоренции малыш Рик и познакомился со своим дедом – Роже Бопертюи считал Италию и Францию вторым домом и проводил там большую часть времени.

Когда Рику исполнилось три года, состоялось Великое Воссоединение Семьи – мама и папа поехали в гости к бабушке и дедушке. Франко восстанавливался после травмы, и потому они задержались в Штатах надолго. Ровно настолько, чтобы застать страшнейший и ужаснейший скандал – дедушка ушел от бабушки к какой-то вертихвостке.

Рик отлично запомнил тихие, сдержанные и бесслезные истерики бабушки Лидии и ссоры между теткой Гризельдой и мамой Клер. Потом они уехали – читай: сбежали – обратно в Италию, а еще попозже там объявился и блудный дед с молодой вертихвосткой, которая была не так уж и молода, зато несомненно весела и обаятельна. Эжени Деверо стала для Рика настоящей подружкой и здорово подкорректировала его представление о бабушках в лучшую сторону.

Каникулы он обычно проводил в Штатах, в Луисвилле, где, собственно, и познакомился со Страшилой Джонс. Она была внучатой племянницей Эжени, и Рик – мальчик, в сущности, добрый – искренне надеялся, что малышка Келли со временем ХОТЬ ЧТО-ТО от своих троюродных бабушек унаследует, в смысле внешности.

В шестнадцать лет Рик решил, что с него хватит Италии, потому что жить всю жизнь в музее – это тяжело. К тому времени у него было уже четверо родных братьев и сестер, достаточно мелких и требующих внимания – достаточно для того, чтобы мама довольно спокойно восприняла его отъезд. Однако вопреки надеждам бабушки Лидии и с горячего благословения дедушки Роже оседать в Луисвилле Рик не стал. Поступил в университет, потом благополучно из него вылетел, освоил с десяток разнообразнейших профессий, отслужил в армии, опять учился в университете – жизнь Рика Моретти ни в коей мере не напоминала жизнь мальчика из богатой семьи. Он всегда вежливо, но твердо отвергал все предложения о помощи и шел по жизни спотыкаясь и падая, но – сам.

Теперь Рику было тридцать. Он был красив, великолепно сложен, прекрасно образован – и абсолютно одинок. Невесты так и клубились вокруг него, когда он приезжал в Луисвилль, но Рик гордился тем, что никогда еще не пил утренний кофе в квартире женщины – почему-то именно это казалось ему наиболее очевидным свидетельством серьезных отношений.

Да, и самое главное – для нашего повествования, разумеется. Рик был частным детективом.

Вообще-то у него было два вида визиток – на одних он значился как частный детектив, а на других – как специалист по проблемам безопасности. Отличные, ни к чему не обязывающие профессии. Частным детективом он побыл всего три раза, даже и вспоминать нечего, а вот специалист по безопасности… Когда рядом с вами идет двухметровое воплощение мужественности и силы, вы уже практически в безопасности, а если это воплощение еще и соображать умеет… Рик умел.

Немаловажно и то, что он три года проработал в уголовной полиции Нью-Йорка. Сначала стажером, потом – младшим оперативником. Нельзя сказать, что из него получился могучий профессионал, но дело Рик знал.

Сейчас, в два часа ночи, Рик Моретти стоял в Синем зале Музея изящных искусств города Луисвилль, смотрел на спящую экс-Страшилу Келли Джонс и думал, что зря он согласился на просьбу Эжени. Во всем виновата его итальянская импульсивность – а стоило бы предварительно подумать…

Рик вздохнул – и решительно прислонил окончательно остывшую чашку к полоске золотистой кожи, видневшейся между юбкой и задравшейся блузкой Келли Джонс. Эффект получился ошеломляющий.

Келли одновременно вскочила, заорала, прижала к груди то, что до этого целомудренно прикрывала сумка, шарахнулась от Рика в сторону, споткнулась о банкетку, пролетела несколько шагов и врезалась в затянутый черным бархатом стенд. Хрупкая конструкция накренилась, и отвратительные алые губы соскользнули на мраморный пол с диким грохотом. Мраморная крошка брызнула по всему залу. Еще через мгновение на лестнице раздался топот – охранники не дремали!

Рик несколько ошарашенно посмотрел на чашечку. Надо же, она ведь даже не со льдом, просто остыла… Потом он сердито посмотрел на Келли.

– Я хотел нежно сказать: «Подъем, Страшила», но ты свела весь эффект на нет.

Келли отбросила с глаз золотистые пряди и уставилась на Рика. Потом в ее глазах вспыхнуло недоверие, затем – узнавание, и она возопила, окончательно сбив с толку прибежавших охранников:

– Паршивая Овца! Конечно, кому бы еще это могло прийти в голову!

Рик блаженно ухмыльнулся.

– Я тоже рад тебя видеть, Страшила. Парни, все в порядке. Вы можете идти.

Келли возмущенно уставилась на него:

– В порядке? Я только что по твоей милости раскокала мелкую пластическую композицию на десять тысяч баков – а ты говоришь «в порядке»!

Рик ухмыльнулся еще шире.

– Насколько я понимаю, вторая часть мелкой пластической композиции осталась цела? Келли, ты не могла бы чуть менее страстно прижимать ее к груди? Я-то держусь, но вот охрана может неправильно понять…

Келли очнулась и посмотрела на злосчастный детородный орган, который до сих пор стискивала обеими руками. Потом хихикнула – и осторожно поставила статуэтку на пол.

– Надо было оставить на стенде эту часть. Господи, я весь вечер мечтала от него избавиться…

– Это видно. Прям невооруженным глазом и видно. Хорошо, кстати, выглядишь.

– Почему кстати?

– К слову пришлось. Слушай, если ты закончила, может, поедем отсюда?

Келли подбоченилась и мрачно уставилась на Рика:

– А с какого это перепуга я должна с тобой куда-то ехать, Моретти?

Рик почесал в затылке.

– Вообще-то перепуг был. Эжени и перепугалась, а заодно и Элоди.

– Что? Что с ними?

Рик погрозил ей пальцем.

– Только не надо тут ничего из себя изображать! Все живы, все здоровы… более-менее. А чтобы так продолжалось и впредь, вызвали меня.

– Я не поняла ни-че-го!

– Не переживай, тебе так и положено, ты же блондинка.

– Очень смешно!

– Прости, прости. Докладываю: южные штаты нашей страны славятся своим пуританским взглядом на искусство. Луисвилль славится им особенно широко. Мэр уже икает при виде почтальона, потому что последние полгода – с тех пор как Эжени затеяла эту выставку – ему пишут возмущенные письма.

– Кто пишет?

– Общественность, кто же еще. Обещают встать грудью на пути разврата, поставить заслон порнографии… короче, протестуют. А он власть, он должен рассматривать и реагировать.

– А я при чем?

– Пока, слава богу, была ни при чем. Отдувалась одна Эжени, да еще Элоди пару раз прилетело, ее просто перепутали с Эжени. Пикеты всякие, то-се. Но сегодня вечером дело зашло слишком далеко.

– Ой!

– Еще раз повторяю: все живы. Просто, когда Эжени и Элоди выходили из музея, возле их машины взорвалась граната…

– Боже мой!!!

– Да не ори ты, тут же акустика! Чуть не оглох… Короче, граната была шумовая и световая, не осколочная. Их хотели напугать, а не ранить. Но в любом случае граната – это уже серьезно, и поэтому Эжени позвонила мне.

– А ты специалист по гранатам?

– Нет! Я специалист по безопасности.

– Чьей?

– Господи, спаси нас от блондинок… В данный момент – твоей.

– А-а-а… ну и что?

Рик возвел очи к портрету дедушки Роже.

– Мисс Джонс, ты потрясающе красива, элегантна, очаровательна, я даже допускаю, что у тебя имеется харизма – чем бы эта штука ни оказалась, – но вот в том, что касается соображалки…

Келли решительно одернула блузку и гневно выпрямилась. Верхняя пуговица с негромким щелчком отлетела, и Рик против воли уставился на умопомрачительную грудь. Келли презрительно фыркнула.

– Бабник и трепло! Всегда таким был. Что там еще удумала тетя Эжени? Чтобы ты ходил за мной хвостом и не позволял злодеям приблизиться ко мне?

– Удивительно верное и четкое определение обязанностей частного охранника.

А еще я буду активно разыскивать того негодяя, который уже покусился на твою тетушку и может попытаться покуситься на тебя.

В принципе я бы и сам на тебя с удовольствием покусился…

– Чего?!

– Исключительно в первозданном, эротическом, так сказать, смысле. О, кстати об эротике: в отеле мы будем жить вместе.

– Ничего не имею против.

– Ого! Ты разнузданная, да?

– Не особенно, просто в отеле вместе со мной и с тобой будут проживать еще около сотни постояльцев.

– А, понял. Игра слов. Каламбур. Ладно, принято. Ты уже закончила приборку в здешнем секс-шопе?

– Ну… в общем…

– Тогда поехали.

– Пошли.

– Поехали!

– Тут идти пять минут.

– Кто здесь специалист по безопасности, я или ты?

– Хорошо-хорошо-хорошо, только поехали быстрее, я спать хочу.

– С кем? Ой, молчу, сорвалось.

– Я тебя уволю, понял? Еще одно дурацкое замечание – и уволю.

– Не можешь. Меня наняла твоя тетушка.

– Неужели за деньги? Как низко ты пал, Моретти.

– Бизнес есть бизнес, Джонс. Меня наняли охранять тебя круглосуточно.

– Я вообще сейчас позвоню тетушке и узнаю у нее…

– В три часа ночи? Гуманно, гуманно. Взбодри старушку. Наверняка ей все равно не спится после нападения, ты ее вряд ли разбудишь.

– Ох, правда… Ладно, поехали в отель. Она там?

– Нет, они с Элоди поехали домой. Приедут прямо к открытию, так что у тебя осталось совсем мало времени на сон.

– Странно, мне казалось, что я совершенно выспалась, но сейчас глаза закрываются…

Келли Джонс продолжала болтать, спускаясь по лестнице, а Рик Моретти в это время думал уже о другом. Даже – о двух других вещах.

Прежде всего – о заднице Келли Джонс. Удивительно, как женщины ухитряются ходить и не терять равновесие, так крутя этой частью тела. Тут только по инерции можно улететь в сторону, а если учесть еще и центробежно-центростремительную… Но главное все-таки не в этом.

Шутки шутками – но на Эжени Деверо покушались всерьез. Между прочим, световая граната, разорвавшаяся перед носом любой другой, НЕ ИЗ РОДА ДЕВЕРО, старушки семидесяти лет, вполне могла бы довести эту самую старушку до инфаркта. Каков же вывод?

Кто-то из противников неприличной выставки свихнулся окончательно и перешел к решительным действиям. Достал где-то гранату и взорвал перед носом у Эжени Деверо, прекрасно зная, что она не упадет в обморок и не помрет на месте, а стало быть, совершенно однозначно сумеет оценить предостережение.

При этом учтите: следил этот гад за Эжени, довел ее и сестрицу до самого музея, точно знал, что охрана в такое время дрыхнет или смотрит телевизор. Знал и то, что Эжени ходит без личной охраны. Господи, да кто в Луисвилле хоть когда-нибудь ходил с охраной? Даже мэр катается по воскресеньям на велосипеде в гордом одиночестве.

Эжени на предложение Рика охранять еще и ее ответила энергичным отказом. У нее, мол, есть Гектор – этого более чем достаточно…

Гектор поражал воображение. Он словно прямиком вышел из той эпохи, когда первых рабов, привезенных в Америку, отлавливали среди самых что ни на есть вождей и королей африканских племен.

Гектор был огромен, атлетически сложен и очень красив. Черт его знает, как выглядит эбеновое дерево, но кожа Гектора так и напрашивалась на это сравнение. Еще у него были на редкость тонкие и правильные черты лица и незлобивый характер. Великан Гектор был добряком – и окружающие этим пользовались вовсю.

Эжени и Элоди он патриархально называл «хозяйками», жил в доме Деверо с самого детства и выполнял самые различные функции –

от шофера до водопроводчика, от управляющего до дворника. Теперь вот и телохранителем стал…

Рик досадливо покачал головой. Упрямство Деверо вошло в поговорку, но все же Эжени стоило бы в первую очередь озаботиться своей безопасностью, а уж потом – племянницы. Ведь не Келли же устаивает выставку…

И быстро же она сообразила! О том, что Рик в городе, узнать было нетрудно: для такого тихого болота, как Луисвилль, это событие, да и приехал он неделю назад. Но сразу после нападения вспомнить, что Рик – частный сыщик и телохранитель… Эжени – потрясная бабка!

Рик даже не догадывался, что именно предшествовало его найму на работу…

Эжени нахмурилась и в сотый раз покачала головой.

– Все равно это ненормально! Нельзя выбирать себе мужа по весу, цвету глаз и отсутствию темперамента. Она молодая девка, что это за ерунда?!

Элоди пожала сухоньким плечиком.

– Не знаю, не знаю. Возможно, лет в сорок ей и стоило бы так поступить, но в двадцать пять… Думаю, у нее детская психотравма.

– Чего? Да-да, Элли, мы все помним, что третьим твоим любовником был психиатр из Детройта, но это не дает тебе права разговаривать на птичьем языке. Что еще за травма?

– Психо. Детская. Точнее – пубертатная латентная. Ужас, как мне все это тогда нравилось, надо же… Так вот, проще говоря, девочка – Келли – скучает по маме и одновременно ненавидит мамин образ жизни, из-за которого они и разлучились. Поэтому она подсознательно избегает романтических отношений и всяких, с ее точки зрения, глупостей.

– Отлично! И что нам делать? Сидеть и ждать, пока она окончательно превратится в занудную старую деву?

– Ну она же сказала…

– Вот именно! В ТЕХНИЧЕСКОМ смысле! К твоему сведению, старая дева – это состояние души.

– Знаешь, Эжени, я читала парочку ее книжек… довольно живо написано.

– Старая нимфоманка! А я вот считаю, что от ее писанины ей один вред. Сама посуди: Келли просто привыкает переживать все сильные чувства на бумаге, а в жизни превращается в скучную серую мышь.

Элоди раздраженно взмахнула рукой:

– Что ты предлагаешь? Отобрать у нее компьютер и запретить писать? Продать в дом терпимости? В гарем к шейху? Выдать замуж за Антонио Бандераса?

Эжени вскинула голову, и в глазах ее полыхнул дьявольский огонек.

– Смотри-ка, даже твою голову иногда посещают светлые мысли! Бандерас не Бандерас… Где у меня телефончик малыша Рика?..

Да, и пока не спрашивайте, откуда взялась световая граната!

 

3

– Вы что, издеваетесь надо мной?

– Простите, мисс, но что же я могу поделать, если мест нет? Мы и так пошли навстречу мадам Деверо, разумеется, мы сделали это, хотя вы сами прекрасно понимаете, перед праздниками, когда в городе полно туристов…

– Да наплевать на туристов! Я хочу номер с ДВУМЯ кроватями, понимаете? Я уже даже не прошу двух номеров или комнат – ДВЕ КРОВАТИ!

– Мне очень жаль, мисс…

Рик Моретти с улыбкой наблюдал за красной и злой, как оса, Келли Джонс. Несчастный портье уже почти скрылся за стойкой, на которую навалилась грозная блондинка, и только горестно всплескивал ручками, как бы подчеркивая безвыходность положения.

– Мисс Джонс, да поймите же вы меня! Я ничего не могу поделать, правда. У нас ведь совсем немного номеров, все они заняты, а что касается вашего номера, когда его заказала мисс Деверо…

– Мисс Деверо! Как же это я сразу не поняла! Эжени! Ах старая змея…

– Мисс Джонс, поймите…

– Да я понимаю все, отстаньте вы от меня! Вот пристал…

Рик кашлянул, улыбнулся деморализованному портье, железной рукой взял Келли под локоть и увел ее от стойки.

– Ну что, Страшила Джонс, кишка тонка? Боишься за свою девственность?

– Что-о? Да как ты…

– Боишься – так и скажи.

– Ничего я не боюсь!

– Так пошли в номер.

– Это мой номер. Ты будешь спать на коврике в коридоре.

– Не пойдет. Я – хранитель тела. Твоего. Я должен быть рядом.

Келли очень хотела в туалет, есть и спать. Три этих основополагающих для человека желания затмевали в ее глазах тот факт, что часы недолгого отдыха перед открытием выставки ей предстоит разделить с Риком Моретти под боком. В одной, буквально, постели.

В этот момент что-то с Келли случилось. В животе стало жарко и пусто, ноги ослабели и подогнулись, на щеках заполыхал румянец. Она посмотрела на Рика – и совершенно некстати подумала: поразительно красив! Красив так, что дух захватывает. И при этом ни грамма слащавой изнеженности, одна несомненная мужественность. Пират, истинный пират…

Она смотрела на Рика, а тот терпеливо ждал, но в конце концов не выдержал:

– Мисс Джонс, прекрати так явно тащиться от моей неземной красоты, подбери челюсть, и пошли в номер.

– А… у… да ты… Грубиян!

– О тебе же забочусь. Подумают, что ты дурочка. У тебя даже глазки к носу съехали от умственного напряжения.

С этими словами неотразимый грубиян развернул Келли Джонс в сторону лифта и, покровительственно наподдав ей по попе, подхватил сумки с вещами и бодро проследовал за ней.

О номере можно было сказать только одно: в нем хорошо спится. Наверняка. Потому что больше ничего в этом номере делать было нельзя.

Девяносто пять процентов пространства занимала кровать. Огромная, красного дерева, резная, снабженная балдахином и резными столбиками, приступочкой и безумным количеством подушек и подушечек, она как-то сразу приковывала к себе внимание и уже больше не позволяла думать ни о чем другом. Впрочем, в номере были еще стол, три стула и старинное трюмо в углу, а также пальма в кадке, при взгляде на которую Келли немедленно запечалилась. Вот если б вынести этот горшок с пальмой – еще одна кровать влезла бы запросто…

Рик небрежно сунул сумки с вещами в стенной шкаф, водрузил на стол ноутбук, включил его и начал барабанить по клавишам со скоростью профессиональной машинистки. Келли немедленно преисполнилась глубокого уважения. Вероятно, уже работает! Ищет подозреваемого!

Сама Келли с компьютером общалась, так сказать, «на вы», в основном набирая на нем тексты и проверяя раз в неделю электронную почту, поэтому люди, с легкостью ныряющие в бездны Всемирной паутины, не вызывали у нее ничего, кроме восхищенного уважения. Она осторожно приблизилась к Рику и заглянула через широкое плечо, машинально втянув ноздрями аромат его одеколона. «Эгоист»…

На экране скалило полуметровые клыки чудище, покрытое белесой шерстью. В лапах оно сжимало автомат, а стояло посреди мрачного коридора, по всей видимости, бесконечного и таящего в себе других, не менее зловещих обитателей. Рик нажал какую-то клавишу – и началась пальба, к счастью, совершенно бесшумная, но зато на экране кровь полилась рекой, полетели ошметки белесой шерсти. Келли с отвращением отвернулась.

– Я-то думала… Не стыдно?

– Абсолютно. Прекрасно разгружает мозги. Кроме того, я играю не больше получаса в день – вреда никакого, а реакцию оттачивает.

– Рик, сколько тебе лет?

– Тридцать, ну и что?

– Ничего. Детский сад.

С этими словами Келли достала свой ноутбук и демонстративно уселась напротив Рика. Пусть, пусть она умрет от недосыпания, но в одну постель с ним все равно не ляжет!

Воцарилась блаженная тишина, лишь изредка прерываемая сдавленными проклятиями шепотом – когда Рик промахивался в чудовище или оно попадало в него. Потом Келли не выдержала:

– Рик…

– Что?

– А как ты работаешь частным детективом?

– Честно. И продуктивно.

– Я серьезно.

– Я тоже. Ничего интересного, Келли. Сбор информации, досье, то-се…

– А как же доступ к конфиденциальным файлам? Разве тебе можно?

– Мне – можно. У меня есть лицензия и есть допуск. В рамках лицензии – и Билля о правах – я имею право получать конфиденциальную информацию о гражданах.

– А-а, понятно. Слушай, а вот если, например, мне очень нужно будет узнать…

– Нет.

– Что – нет? Я же еще даже не сказала ничего!

– Третьим лицам передавать информацию нельзя. Только при условии, что ты меня наймешь провести расследование в отношении какого-нибудь лица…

– Отлично! Тогда я…

– Не спеши. Я должен оценить, стоит ли мне браться за расследование, а потом согласиться – или отказаться…

– Ну, ты должен согласиться, потому как это совсем не трудное и не опасное расследование…

– И вот ЕСЛИ я соглашусь, то час моей работы будет стоить пятьдесят баков.

– Вот и хо… СКОЛЬКО?

– Пятьдесят американских долларов. В час. Не считая накладных расходов.

– И есть идиоты, которые платят?

Рик выглянул из-за ноутбука и высокомерно посмотрел на Келли, решив ограничиться только этим. По правде сказать, таких ставок у него никогда не было, как не было и очереди из клиентов. Те три расследования, которые он провел, касались его собственных университетских дружков – одному надо было проследить историю фирмы, с которой он собирался заключить контракт, другой искал своих армейских друзей, а третий пытался выяснить, не изменяет ли ему подружка.

Третий случай, кстати, оказался самым запоминающимся, потому что подружка изменяла, да еще как! Рик и не заметил, как оказался у нее в постели, после чего с чистой совестью отсоветовал приятелю жениться и отказался от гонорара. Впрочем, этого Келли знать не обязательно.

Келли между тем старательно высчитывала что-то на пальцах, а потом поинтересовалась:

– А если я тебя спрошу насчет нескольких человек – это будет несколько разных расследований и за каждое ты будешь брать по отдельности?

– Конечно!

– То есть если, например, ты выяснишь о пяти му… людях за полчаса, ты все равно возьмешь двести пятьдесят?

Рик просиял:

– А еще говорят, блондинки глупые! Светлый ум, могучий мозг! Джонс, ты зришь прямо в корень.

– На двести пятьдесят меня хватит…

Рик прищурился:

– Джонс, ты молчаливая, загадочная натура. Что ты скрываешь?

– Ничего я не скрываю. Просто… хотела узнать… кое про кого.

– Про пятерых?

– Вообще-то больше, но ты слишком дорого берешь.

– Могу скинуть за опт. Скажем, семь по пятьдесят, восьмой и девятый – по двадцать пять, десятый бесплатно.

– Стало быть, за каждого по сорок? Ох и жук ты…

– Боги, она еще и считать умеет! Что ты хочешь узнать, несчастная?

– Не скажу. Вот найму тебя, тогда скажу.

– Хорошо. А спать мы идем?

– Ты спишь на полу.

– Я не могу, у меня радикулит.

– При радикулите очень полезно спать на полу.

– Тогда геморрой. И простатит. При нем точно нельзя.

– Солдатский юмор, Моретти.

– Что ты! Солдатский гораздо ядренее. Вот, например…

– Заткнись. И учти, что я сплю у стенки, а ты на самом краешке. Ах ты, тут и стенки нет…

– Я у стенки тоже люблю…

– Перебьешься. И не вздумай ложиться голым!

– Развратница! Я и не думал.

– Как же, так я и поверила. Какой идиот в такую жару натянет пижаму? А вот мне придется…

Рик развеселился окончательно:

– Расскажи, как ты спишь обычно? Голая, да? Или в целомудренной ночной рубашке до пят? Я помню, у тебя в детстве была такая, и, когда ты прыгала с балкона, она задралась тебе на голову, а под ней была голая по…

– Врешь ты! Ничего такого не было!

– Было! Ты набилась к нам с Итаном в компанию, когда мы собрались за светляками в лес. Нам не хотелось тебя тащить с собой, но ты пригрозила, что все расскажешь, и тогда мы сказали, что дверь заперта и надо будет прыгать. А ты, Страшила, из чистой вредности залезла на подоконник и сиганула со второго этажа прямо в клумбу, и мы с Итаном чуть не сдохли от смеха, потому как твоя голая…

– На мне были трусы! Ни за что я не поперлась бы с вами в лес без трусов.

– Звучит двусмысленно, а ведь мы тогда были невинными детишками. Ладно, не сердись. Я пошутил.

– Шутки у тебя…

– Расскажи лучше, какова наша завтрашняя… пардон, сегодняшняя программа? Я ведь толком ничего еще не знаю.

– В десять открытие. Все бродят по Синему залу и восхищаются. В двенадцать небольшой фуршет во внутреннем садике этого самого отеля. В три пресс-конференция, на нее мне не очень обязательно. Вечером прием в ресторане отеля, потом все автоматически переходят на народные гуляния по городу и фейерверк. Завтра День искусств, все опять соберутся в саду и будут читать стихи, рисовать, лепить… кто во что горазд. Вечером ужин и гуляния. На третий день будет маскарад. Третий день – заключительный. Днем аукцион, на него тетя Эжени выставит несколько вещиц из коллекции, а вечером маскарад, фейерверк и торжественный ужин.

– Нехилая программа. И ты во все этом участвуешь?

– Я координатор, так что моя задача – чтобы все шли в нужном направлении в нужное время. Кроме того, мне придется бродить по выставке и пояснять собравшимся, что хотел сказать автор, создавая то или иное произведение.

– Ах ну да, ты же искусствовед.

– У тебя это как-то обидно прозвучало.

– Не придирайся. Между прочим, сейчас уже четыре часа утра. Ты сколько времени красишься?

– Нисколько. Я вообще не крашусь по такой жаре. Ты собираешься таскаться за мной хвостом все три дня?

– Если поймаю злоумышленника раньше, то – нет.

В зеленых глазах девушки явственно промелькнуло разочарование. Рик усмехнулся.

– Не плачь, Джонс. У меня практически нет шансов. Анонимные письма и угрозы очень трудно отслеживать, а по поводу гранаты у меня вообще никаких соображений. В этом городе полно оружия еще времен Конфедерации и войны Севера и Юга. Теоретически это мог сделать любой.

– Тетю Эжени и тетю Элоди уважают…

– Насколько я помню, Эжени Деверо всегда называли не иначе как Божеским Наказанием, а Элоди родила Итана, не будучи в браке.

– Моретти, ты что, осуждаешь ее?!

– Сдурела? Итан мой друг. Я просто объясняю тебе примерный ход размышлений того, кто устроил на вас охоту. Это совершенно явно человек пуританских, ханжеских взглядов, а значит – кто-то из старожилов.

Келли победно откинулась на стуле и посмотрела на Рика с нескрываемым пренебрежением.

– Вот и видно, что ты ничего не знаешь про Луисвилль! Да к твоему сведению, все подружки тети Эжени вошли в оргкомитет выставки, а среди них нет никого моложе семидесяти! А если уж и говорить о ханжеском и пуританском отношении, то именно твоя бабушка…

– Молчать, Джонс. Моя бабушка – это хуже, чем жена Цезаря. То есть это вообще никаких подозрений. Да, она с Эжени не общается, но, согласись, повод у нее имеется.

– Вот именно! Уж если кто и хотел подбросить тете Эжени гранату, так это именно твоя бабушка. Кстати, она прекрасно знает, что у тети отличная нервная система и настоящего вреда взрыв гранаты ей не причинит.

Рик мрачно посмотрел на не в меру прозорливую блондинку. Самое противное, что она права. Бабушка Лидия – прекрасный кандидат в подозреваемые, хотя, разумеется, сама она никаких гранат никуда не подкладывала. Значит, надо искать исполнителя…

Рик сердито выключил игру и отправился во Всемирную паутину. Страшила Джонс в чем-то права – надо бы посмотреть досье гостей выставки. Конечно, маловероятно, что Эжени Деверо ухитрилась собственными руками пригласить лютых врагов и противников эротического искусства, но… чего не бывает.

– Келли, а чего ты хотела…

Он не договорил, увидев вторую серию «Белоснежки». Келли Джонс сладко спала сидя, подперев ладонью щеку и смешно надув губы. Мерцающий экран компьютера отбрасывал на ее спокойное лицо голубоватые блики, и Рик подумал, что в жизни не встречал девушки красивее.

Он не стал долго любоваться этим зрелищем, а поскорее вскинул Келли на руки и отнес в постель. Раздевать не рискнул, снял только туфли, мимоходом погладив тонкие лодыжки, осторожно прикрыл одеялом. Потом взглянул на свой компьютер, скривился с отвращением и выключил его. Работать по ночам Рик не любил.

Он уже был готов улечься к Келли под бочок, но его привлекло мерцание ее ноутбука. Интересно, что она там печатала?

Рик несколько воровато оглянулся – Келли мирно сопела, подложив сложенные ладошки под щеку. Умилившись этой картинке, Рик решительно ткнул клавишу «Ввод».

«Молодой лорд Дарби взглянул на обнаженную Кэролайн, раскинувшуюся на ложе, и его голубые глаза потемнели от страсти. Прекрасная девушка затрепетала, почувствовав возбуждение, исходящее от молодого аристократа. Она сама проиграла этот спор, она знала, что его желание вряд ли окажется пристойным… Кэролайн стыдилась признаться в этом – но подсознательно она мечтала проиграть.

Лорд Дарби приблизился и медленно коснулся смуглыми пальцами ее белоснежной груди. Сладкий трепет пробежал по телу Кэролайн. Она прикрыла глаза и запрокинула голову, словно отдаваясь во власть красавца-лорда, но и оставаясь достаточно целомудренной, чтобы не видеть того, что он собирается делать с нею…»

Рик судорожно сглотнул и воровато огляделся по сторонам. Ни фига себе! Вот, значит, какие книжки мы пишем? Страшила Джонс явно выросла. Интересно, а она их пишет, основываясь на своем личном опыте, или как?

«…Кэролайн выгнулась дугой, изнемогая от сладкой муки, когда пальцы Дарби принялись ласкать ее пылающую плоть…»

Рик, задыхаясь, рванул ворот рубашки…

«…Когда он вошел в нее, девушка вскрикнула, но тут же с удвоенной страстью впилась в насмешливые губы, уже не таясь и не скрывая охватившего ее желания…»

Рик дышал, словно загнанный конь, со всей силы опираясь на несчастный стол обеими руками…

«Потолок спальни замка Даймонд-касл отразил счастливый стон, и два обессиленных нагих тела вытянулись на смятых простынях…»

Рик рухнул на стул, дрожащими пальцами закрыл файл…

Некоторое время он был вынужден просто посидеть и подышать, а потом оглянулся на спящую Келли со смешанным чувством уважения и ужаса.

Это ж надо, какая выдержка! Ведь она писала эту… порнографию – и одновременно разговаривала с ним, спрашивала насчет расследования, вела себя абсолютно спокойно! Герои ее очередного опуса стремительно неслись на пик ошеломляющего взаимного оргазма – а Келли Джонс и глазом не моргнула. Самое время Рику Моретти опасаться за свою невинность – рядом с этим монстром эротической прозы.

А вообще-то смешно. Неужели кто-то всю эту ахинею читает? Читают, разумеется, не зря же опусы Келли Джонс значатся в списке бестселлеров по версии «Нью-Йорк таймс».

Осторожно раздевшись, Рик отправился в душ и некоторое время провел под холодной водой. Литература влияет на всех по-разному, знаете ли…

Он едва успел закрыть глаза, как Келли Джонс, умытая и свежая, как роза, уже трясла его за плечо.

– Подъем! Без четверти десять, нам пора бежать.

– А… меня… Уже утро?

– Естественно. Оно было, и когда мы ложились. Вставай, Моретти, а то я уйду без тебя.

– А завтрак?

– Поешь на фуршете. Вперед! И не забудь галстук.

– Ну уж нет! Хватит с меня костюма.

Он уложился в пять минут, и без пяти минут десять они с Келли галопом пронеслись мимо портье. В холле гостиницы в это утро было достаточно многолюдно, и совместный выход из лифта Келли Джонс и Рика Моретти не остался незамеченным…

 

4

У входа в музей старательно маршировала толпа из пяти человек. В руках они сжимали плакаты «Деверо, не позорься!», «Порнография не пройдет!» и «Позор Музею Извращенского Искусства!». Изредка пикетчики останавливались и принимались скандировать написанное вслух. В принципе больше всего они напоминали пациентов дома скорби на прогулке, считать их серьезной угрозой было невозможно.

Рик окинул взглядом площадь перед музеем. Полицейские силы Луисвилля насчитывали десять патрульных машин, и восемь из них сейчас были в наличии. Кроме того, на ступенях дежурил офицер в парадной форме и темных очках. Рика он смерил профессионально бдительным взглядом – и переключился на Келли. При виде девушки лицо офицера осветилось улыбкой.

– Доброго утречка, мисс Джонс. Вы прям фея. Отлично выглядите.

– Спасибо, Чарльз. Надеюсь, утро и впрямь доброе. Все было тихо?

– Если не считать наших психов – полный порядок. Тетушки ваши уже прибыли. А это с вами…

– Рик Моретти. Мой телохранитель на время торжества.

Офицер подобрался и козырнул:

– Рад видеть вас, мистер Моретти. Не признал сразу, простите. Вы теперь редкий гость в Луисвилле. Ваша семья тоже будет на открытии?

Рик на секундочку представил бабушку Лидию и тетю Гризельду, склоняющихся над мраморным фаллосом, и хихикнул.

– Вряд ли. Они не слишком любят современное искусство.

– Жаль. Миссис Бопертюи стоило бы посетить выставку имени ее покойного супруга.

С этими словами полицейский поднял голову и посмотрел на фасад музея. Рик проследил его взгляд – и снова хихикнул.

«Коллекция Бопертюи – Луисвиллю. Шедевры эротического искусства со всего мира».

Это тянуло на вполне приличный скандал. Интересно, бабушка уже в курсе?

Устремляясь вслед за Келли в прохладный полумрак музея, Рик в очередной раз задумался о своей семье…

Нельзя сказать, чтобы он не любил бабушку Лидию. Скорее опасался. Вечно в черном, вечно недовольная, вечно следящая за тем, чтобы он не нарушал нормы поведения… Бабушка всю жизнь берегла и поддерживала свою репутацию – а мир безжалостно испытывал ее на прочность. Кроме того, бабушка помнила, как разорился во время Великой депрессии ее отец, прадед Рика, и этот кошмар не покидал ее ни на минуту.

Всю свою жизнь именно Лидия вела семейный бизнес. Выйдя замуж за Роже Бопертюи, она могла бы вздохнуть посвободнее, но оказалось, что Роже совершенно, то есть абсолютно не интересуют котировки акций. Он был богат и так, ему хватало на беспечную жизнь и на любимое занятие – коллекционирование антиквариата, а биржевые баталии для Роже были пустым звуком. Лидия вновь была вынуждена взять бразды правления в свои руки.

Рождение детей тоже не принесло облегчения. От девочек вряд ли приходилось ждать серьезной помощи в семейном бизнесе. Лидия сдала дочерей штату нянек во главе с собственным мужем и снова ринулась в бизнес.

Гризельда замуж так и не вышла, Клер же совершила упомянутый мезальянс и укатила со своим футболистом в Италию, а вслед за ними смылся и неугомонный Роже. Появление на свет первого внука, Рика, вселило в Лидию некоторые надежды, но уже очень скоро грянул Большой Скандал, и дедушка Роже ушел от бабушки Лидии к Эжени Деверо. Лидия едва не пала духом – но она была из Машмортонов и потому смогла пережить потрясение. Возненавидев «куртизанку Деверо», Лидия Бопертюи навсегда забыла дорогу в тот дом и с удвоенной энергией отдалась бизнесу.

Немудрено, что в таких условиях дочь Клер и зять Франко откровенно боялись суровой матушки и не особенно стремились навещать родной дом, а Рик… Рик ее скорее жалел.

В детстве – подсознательно, потому что у нее очень скучная жизнь, в которой нет места празднику. В сознательном же возрасте он понял, что Лидия сама себе устроила ад при жизни, попавшись в ловушку собственного снобизма.

Ей бы плюнуть на разгульного деда, дать ему развод, попытаться устроить жизнь заново… Ведь она была не намного старше Эжени и Элоди Деверо, да и красотой им не уступала. Но Лидия Бопертюи твердо знала: разводятся только распущенные люди. Она надела траур по своей искалеченной жизни и в пятьдесят лет превратилась в настоящую старуху. Величавую, красивую, но – старуху.

Рик не любил жить в ее доме, предпочитал гостить у Деверо. Лидия из-за этого несколько лет не разговаривала с собственной дочерью. Примирила их смерть Роже, и в последнее время они хотя бы регулярно перезванивались. На праздники Клер и Франко приезжали в гости.

Перешедший на тренерскую работу Франко Моретти получил некоторую свободу передвижения, и потому в данный момент, насколько Рик знал, мама с папой опять гостили у бабушки. Сам же он не испытывал ни малейшего желания присоединиться к семье, поэтому остановился не дома, а в гостинице, где и собирался спокойненько дождаться приезда Итана Деверо, чтобы уехать с ним на рыбалку, но… человек предполагает, а Бог, как известно, располагает. Вместо Итана ему вчера вечером позвонила Эжени Деверо.

И вот он здесь, в качестве телохранителя Келли Джонс, хотя непонятно, от кого хранить ее совершенное тело, если ни одного подозреваемого, кроме, прости господи, собственной родной бабки, на горизонте не видно.

Тремя часами позже Рик раздраженно поставил пустой бокал на поднос и прислушался к собственным ощущениям. Они были странные и не особо приятные. Судя по некоторым признакам, Рика Моретти снедала самая обыкновенная… ревность!

Его Страшила Джонс действительно напоминала фею. Натяни на блондинку золотистый шелк, поставь ее на высокие каблуки, дай в руки фужер шампанского – вот и фея готова. Или принцесса, а вокруг нее, соответственно, так и вьются потенциальные принцы.

И вела себя фея совершенно безобразно. Откровенно кокетничала и флиртовала буквально с каждым, кто с ней заговаривал. Развратница!

В данный момент над рукой Келли склонил свой идеальный пробор Джереми Ривендейл, знаменитый на весь Юг пластический хирург. Злые языки утверждали, что практически все самые известные красавицы Нового Орлеана и Луисвилля обращаются с Джереми, как с тухлым яйцом – бережно и аккуратно, потому что в архиве у Джереми имеются документальные свидетельства того, как эти самые известные красавицы выглядели ДО пластической операции… Злословили об этом очень разные люди, но все сходились, что интересно, в одном: Джереми Ривендейл, если придется, и глазом не моргнет, продавая означенный компромат желтой прессе. Не потому ли так велики его гонорары?

Печальный толстячок лет тридцати, только что отошедший от развратницы Джонс, – Барт Хоган. Не славен практически ничем, если не считать баснословных денег, полученных им в наследство от двоюродного дядюшки. У того дядюшки была куча собственных детей и склочный характер. Во время очередной ссоры с единокровными чадами дядюшка в очередной же раз изменил завещание – и тут его настиг удар. Барт Хоган получил миллионы, оставшиеся таковыми даже после уплаты всех налогов. Единокровные чада порвали с кузеном все отношения. Делать Барт Хоган не умел ничего, поэтому занялся искусством – открыл несколько галерей, которые неожиданно начали приносить доход…

Вон тот гламурный придурок, похожий на Бивиса и Батхеда одновременно, – Оливер Пратт. Телеведущий, фотомодель, состояние приближается к десяти миллионам долларов. Пользуется бешеной популярностью, в основном за счет употребления в своих передачах огромного количества ненормативной лексики. Подсчитано, что однажды за двадцать минут слово «жопа» из его накрашенных уст прозвучало сорок пять раз…

Престарелый донжуан с неестественно черными волосами – Мэтьюс Фэрри, миллионер и бабник. Ищет себе жену путем полевых – или половых? – исследований, проще говоря – спит со всем, что шевелится. Впрочем, претенденток такая неразборчивость не смущает, ведь на кону – восемь миллионов необлагаемой налогами ежегодной прибыли…

Рик схватил уже четвертый бокал и яростно глотнул, едва не поперхнувшись. Если он хоть что-то понимает в сыскном деле… то Келли Джонс просила узнать подноготную всех этих типов только с одной целью: выбрать себе женишка повыгоднее.

Расчетливые нынче пошли Белоснежки с Синдереллами.

Джереми Ривендейл неестественно громко расхохотался – и Рик отвлекся от своих невеселых мыслей, придвинувшись поближе к охраняемому им телу. Келли выглядела сердитой и немного смущенной. Рик понятия не имел, в чем дело, но настроение было паршивое, а Джерри Ривендейл отлично подходил на роль мальчика для битья. Ведь на Рика у него не было компромата?

– Над чем смеемся? Повеселюсь и я. Привет, Джерри.

– Салют, Рик. Давно тебя не видали в нашем захолустье. Мы смеемся – это сильно сказано. Очаровательная Келли готова меня укусить своими идеальными зубками до крови – я не слишком почтительно отозвался о ее опусах.

Рик приподнял бровь:

– Келли, дорогая, стоит ли обращать внимание на проявления пошлой зависти? В конце концов, это ведь ты возглавляешь топ-лист бестселлеров, а не старина Джерри. Насколько я помню, Джер, тебе недавно опять отказали в приеме в элитный Клуб пластической хирургии в Массачусетсе? Только вот подзабыл – в пятый или в шестой раз?

Бесстрастное лицо Джереми не изменилось. ПОЧТИ не изменилось.

– В четвертый, мой дорогой. Польщен, что ты следишь за моей карьерой, но ведь мы сейчас толковали о литературе вообще, не так ли, Келли? Я просто утверждал, что отнюдь не все, что напечатано на бумаге и помещено под красивую обложку, может считаться книгой.

Келли фыркнула.

– Знаешь, Джереми, я никогда и не претендовала на лавры Жорж Санд, Шарлотты Бронте и Джейн Остин. Более того, я и не думала, что ТЫ можешь когда-нибудь оказаться моим читателем.

– А я им и не оказался, моя дорогая. Все эти «затвердевшие от желания соски», «заветные глубины тела» и «стоны, срывающиеся с дрожащих губ любовников» не для меня. Не возбуждает, знаешь ли.

Рик немедленно по-хозяйски обнял Келли за оголенные плечи и подбоченился.

– Это старость, Джерри, обычная старость. Вот меня, к примеру, прямо прет с Келлиных книг. Не могу дождаться ночи… не так ли, милая?

Келли онемела от ярости. Что он творит, этот Моретти?! Ее и так провожают понимающими взглядами – наверняка уже полгорода в курсе, что ночь она провела в одном гостиничном номере с Риком Моретти. С такой репутацией приличного жениха не найдешь. Даже на выставке эротического искусства!

Джереми кашлянул.

– Рик, дорогой, как врач, могу тебе сказать, что реакция организма у всех разная. Кому-то достаточно прочитать описание обнаженной женской груди, кто-то должен посмотреть соответствующее видео, ну а кто-то нуждается исключительно в оригинале… В любом случае это уже сексология, а не литература.

Келли занервничала еще сильнее:

– Джереми, мне кажется, мы слишком увлеклись обсуждением. Если тебе так нравится, считай мои книги вспомогательным лечебным материалом для сексологов, а ты, Рик, если так нравится тебе, заменяй чтением моих книг нормальные сексуальные отношения с живой женщиной… но, ради бога, давайте не будем навешивать ярлыки! А то окажется, что «Амур и Психея» Буше – это всего лишь непристойная картинка из журнала для взрослых… восемнадцатого века.

Рик и Джереми переглянулись и расхохотались, потом Ривендейл серьезно заметил:

– Браво, Келли. Ты уела нас обоих. Совершенно, надо заметить, правильно. Мы не имеем никакого права судить и выносить приговор… Давно вы вместе?

От неожиданности Келли поперхнулась шампанским, а Рик, негодяй, заботливо похлопывая ее по спине, сообщил:

– Не так давно, но я планирую провести с ней ближайшие лет пятьдесят. Она еще просто об этом не знает.

Ривендейл кротко улыбнулся:

– А твоя семья? ОНИ уже в курсе?

Теперь поперхнулся Рик. Улыбка Джереми стала еще шире:

– Собственно, я так и знал. На вчерашнем обеде у Сайксов Лидия была вполне спокойна. Не думаю, что ей удалось бы так здорово владеть собой, знай она, что ты вслед за собственным дедом выбрал одну из Деверо.

Келли от злости и бессилия даже топнула ногой:

– Эй! Ничего, что я тоже здесь? МЕНЯ никто не хочет спросить?

Оба мужчины повернулись к ней и ответили хором:

– НЕТ!

Джереми Ривендейл мягко улыбнулся и пояснил:

– Это Юг, дорогая. Мнение женщины здесь никогда не принималось во внимание. По крайней мере, публично.

Келли ехидно прищурилась:

– Что я слышу? Мужской шовинизм? Отлично. Вот что я вам скажу, недобитые южане: я собираюсь сама выбрать того, с кем проведу ближайшие пятьдесят лет своей жизни, и не думаю, что это будет кто-то из вас. Если вас этот факт огорчает – что ж, вам останется только читать мои книги и тихо печалиться о несбывшемся. С вытекающим отсюда рукоблудием!

С этими словами Келли развернулась на каблуках и гордо удалилась. Рик и Джереми обменялись озадаченными взглядами. Потом Ривендейл негромко спросил:

– Правда, что на Эжени Деверо вчера вечером покушались пикетчики?

– Откуда ты знаешь?

– Рик, мы же не в Чикаго. Здесь все всё знают. Не говоря уж о том, что Эжени все сегодняшнее утро хвасталась своими боевыми подвигами. Как и следовало ожидать, такими мелочами, как световая граната образца пятьдесят седьмого года, ее не запугаешь. Тут нужно что-то вроде базуки, не меньше…

Рик внезапно напрягся:

– Пятьдесят седьмого года? Очень интересно. Не знал, не знал…

– Полиция не поделилась с тобой своими открытиями? Ну и плюнь на это. У тебя гораздо более привлекательная должность – телохранитель прелестной Келли Джонс! Я всегда восхищался ее внешностью. В наши дни так редко встречается нерукотворное совершенство… можешь мне поверить.

– Верю. Так, значит, полиция сообщила Эжени год выпуска гранаты, но не нашла ни следа нападавшего?

Ривендейл пожал плечами:

– Честно говоря, не знаю. Я не очень интересовался. Разглядывал Буше и ту прелестную миниатюру Сарагосы. Видел? «Галисийский полдень».

– Это где девчонка сидит у окна, а позади нее торчит престарелая мамаша? Возле нее так все и толпились, а я вот не понял: чего в ней эротического?

Джереми покровительственно усмехнулся:

– Хороший ты малый, Рик, но малость темноват для подобных сборищ. Галисия – это испанская провинция, славившаяся своими борделями и проститутками. На картине изображены одна из типичных представительниц этой древнейшей профессии и ее наставница. Бандерша, по-нашему.

Рик ошеломленно посмотрел в сторону небольшой картины, возле которой в данной момент спорили о чем-то два вполне приличных старичка.

– Это что же… здесь все только об одном, да? Ну дед, ну дает…

Джереми усмехнулся.

– Роже Бопертюи считал, что секс – главный двигатель человечества. В чем-то он прав. Жаль, что он не сумел убедить в этом же Лидию.

– Ривендейл, ты поаккуратнее…

Джереми посмотрел на Рика уже без улыбки, даже с грустью:

– Я вовсе не хочу оскорбить твою бабушку, Рик. Напротив, я отношусь к ней с большим и искренним уважением. Однако в том, что случилось, виновата и она.

– Ну в принципе я тоже думаю, что она могла бы и попробовать удержать деда…

– Удержать Роже не смог бы и Голиаф, сидящий за рулем трактора. Дело не в этом. Просто… Шовинизм это или нет, но женщинам не стоит заниматься мужскими делами. Бизнесом. Благосостоянием семьи. Принятием решений. Иначе он рискуют остаться в одиночестве, а это противно природе.

Рик прищурился:

– Ты о чем это сейчас?

– Возможно, это не мое дело, но… если ты действительно испытываешь к Келли Джонс некие чувства, не позволяй ей самой принимать решения. Ты же мужчина, Рик. Реши за нее.

С этими словами пластический хирург быстро и крепко стиснул предплечье Рика и отошел, оставив того в глубокой задумчивости.

Прежде чем начать решать, требовалось еще и сообразить, что именно, поэтому Рик Моретти дал увлечь себя в танце совсем другой женщине, не Келли Джонс.

Женщина эта была вполне себе ничего, принадлежала к хорошей семье, по возрасту вполне годилась Рику в возлюбленные, но мы вынуждены признать, что к нашей истории эта прекрасная во всех отношениях женщина никакого касательства иметь не будет. Потому и упоминание о том, что ее звали Лора Палмер, является всего лишь данью уважения к женщинам вообще. Не берите в голову!

Рик плавно покачивался в танце, Лора Палмер мило щебетала где-то в районе его ключиц, а сам Рик напряженно размышлял.

История его отношений с женским полом насчитывала два десятка более или менее вдребезги разбитых девичьих сердец и даже пару-тройку испорченных репутаций, но все же ничего серьезного. Иными словами, женщин Рик знал, любил, спал с ними, но никогда и ни с одной не мечтал провести не то что пятьдесят лет, а даже и полную неделю. Максимум, на что его хватило в глубокой юности, – пять дней в маленьком отеле на берегу моря. Рику тогда было двадцать три, он недавно вернулся из армии, а побережье близ Бари даже каменную статую настроит на романтический лад. Ту барышню звали вполне в духе тогдашнего настроения – Джульетта – и родом она была… ну ладно, не из Вероны. Из Бриндизи. Или не из Бриндизи?

И вот приблизительно так – со всеми остальными. Рик еще не пал так низко, чтобы забыть имя своей очередной подружки уже на следующий день после расставания, но, скажем, имя своей первой женщины уже не помнил – вопреки уверениям авторитетных источников, что ЭТО помнят все без исключения.

Он не то чтобы испытывал отвращение к семейной жизни, нет. Наоборот, его собственная семья приучила Рика к мысли, что все семьи в принципе, наверное, счастливы и любят друг друга. Он с детства и до сих пор видел, какой любовью горят огненные глаза его отца, Франко Моретти, когда он смотрит на свою жену Кьяру, мать Рика, Клер… Рик прекрасно помнил, как они с мамой ходили на все матчи отца и как неистовый Франко после каждого забитого гола несся к трибуне, на которой сидели его жена и маленький сын, последние несколько метров проезжал на коленях и яростно целовал свой большой палец, посылая воздушный поцелуй своей единственной женщине…

И никакой психологической травмы не мог ему нанести уход деда Роже от бабушки Лидии, потому что формально они так и не развелись, к бурным истерикам бабушка склонна не была, а новая женщина деда, Эжени Деверо, оказалась веселой, неугомонной и обаятельной хулиганкой.

Таким образом, ничто, то есть абсолютно ничто со стороны не могло отвратить Рика Моретти от брака или, по крайней мере, полноценного и продолжительного романа с какой-нибудь хорошей женщиной. И все же впервые с его губ сорвались слова о пятидесяти годах совместной жизни – пусть отчасти это было шуткой, но ведь всем известно, что в каждой шутке есть только доля шутки…

Музыка закончилась, и Лора Палмер с недоумением подергала Рика за руку. Молодой человек посмотрел на нее абсолютно ничего не выражающим взглядом – и откланялся, продолжая размышлять.

Келли Джонс, Страшила Джонс, Чудо В Перьях, Железные Зубки – примерно так они с Итаном ее звали в детстве. Выросла красавицей, что правда, то правда. Золотые локоны в сочетании с зелеными глазами, да еще и умопомрачительная фигура – Келли Джонс была настоящей королевой. К тому же с ней приятно разговаривать – они знают друг друга с детства, и не надо подыскивать слова…

Эжени Деверо сердито стукнула Рика сухоньким кулачком в грудь.

– Рик! Объясни мне, куда это ты плетешься с полуоткрытым ртом и осоловелым взглядом, в то время как твоя подопечная только что удалилась в самую темную часть сада с подозрительным голодранцем?

– А? Да. Нет. Это не голодранец, Эжени, это известный телеведущий. У него почти десять миллионов и стабильный рейтинг. Между нами говоря, я бы не подпустил к нему ни одно создание дамского пола, но не думаю, что здесь он посягнет на честь Келли.

– Ты как-то легкомысленно относишься к своему заданию! Если преступник – этот самый телеведущий…

Рик окончательно пришел в себя и уставился на маленькую и сердитую Эжени Деверо.

– Мы же знаем, что преступник настроен против выставки, Эжени! Эротическое искусство оскорбляет его пуританские взгляды. Оливера Пратта оскорбить невозможно. Разве можно обидеть плевательницу, плюнув в нее? Или писсуар, на…

– Достаточно, юный Моретти! У тебя прекрасный ассоциативный ряд, но слишком много экспрессии. Франко римлянин, верно?

– Почему вы… ну да. Он родился на Авентине.

– Я так и думала. Римляне всегда этим отличались.

– Чем?

– Очень полнокровным отношением к жизни во всех ее проявлениях. Не будем об этом.

Я хочу, чтобы ты забрал отсюда Келли и проводил ее в отель. Возможно, лучше было бы отвезти ее домой, но я боюсь, что из-за завтрашних гуляний вы не попадете сюда вовремя, а в Саду Искусств я без Келли не справлюсь. Так что сегодня переночуйте в отеле, о’кей?

Рик прищурился.

– Эжени, а можно, я задам вам наглый и бестактный вопрос?

– Попробуй, только быстро. Возможно, именно сейчас Оливер Пратт уже срывает с Келли одежду, зажав ей рот рукой.

– Что-то вы не очень испуганы такой перспективой…

Эжени хитро покосилась на Рика.

– А чего пугаться? Ты подоспеешь вовремя, размажешь Пратта по стенке и подхватишь дрожащую и испуганную деву на руки. Если кто-нибудь знает лучший способ начать романтические отношения, пусть расскажет. Я – не знаю! Так что там за вопрос?

– Ну… Это ведь вы заказывали номер в отеле, верно?

– Верно.

– И делали это ДО того, как на вас покушались?

– Естественно, юный Моретти. ПОСЛЕ этого я могла бы и не успеть его заказать.

Рик устало потер лоб. Дурь какая-то… Ну разумеется, она заказала номер сначала, еще не зная, что придется обращаться к нему, и потому в номере всего одна кровать… Тогда почему Рика не оставляет ощущение, что в этой истории что-то подстроено?

Если они сегодня поедут ночевать в дом Деверо – там спален штук восемь, им с Келли никак не придется ночевать в одной комнате.

Вот именно поэтому Рик туда и не поедет.

Окончательно взбодрившись, Рик помчался на поиски Келли Джонс.

 

5

Келли неожиданно закапризничала и уходить отказалась.

– Я не ломовая лошадь. Я хочу шампанского, ананасов, мороженого и танцевать.

– Пошлые мечты пошлой блондинки. Не хватает еще открытого красного автомобиля, развевающегося шарфа и маленькой собачки.

– Дурак! Я целый день разговариваю по делу, устраиваю встречи, провожу экскурсии, а потом являешься ты – бежим, летим, в отель, на горшок и спать!

– Про горшок я ни слова не сказал!

– Это так говорится просто. Короче, не пойду в отель. Пошли танцевать.

– Ох, я уже натанцевался.

– С Палмершей? Конечно! Между прочим, у нее бюст резиновый.

– Силиконовый.

– Пощупал уже?

– Она сама прижималась. Ладно, пошли, Страшила. Но одно условие: танцуем, потом мороженое, ананасы, шампанское – и в отель.

– Хорошо, хорошо, хорошо!

С этими словами Келли повисла у Рика на шее, и он был вынужден танцевать за двоих, практически перенося девушку с места на место. Келли все время выглядывала из-за его плеча и сокрушенно покачивала головой. Наконец Рик не выдержал:

– Что ты там высматриваешь?

– Не твое дело. У тебя был шанс помочь, ты отказался.

– Не понял?

– Ночью я тебе предлагала…

– Как тебе не стыдно, Джонс!

– Дурак! Я тебе предлагала найти для меня кое-какую информацию. Ты отказался.

– Минуточку! А как это связано с тем, что ты висишь на мне и высматриваешь… неизвестно что?!

– Известно, известно…

– И что?

– Женихов!

– КОГО?

– Женихов. Я поставила перед собой задачу: за эти три дня найти себе приличного, обеспеченного, симпатичного жениха.

– Я тебя сейчас в фонтан сброшу! Так тебе для этого требовались их досье?

– Конечно. В принципе люди все известные, но ведь в твоих полицейских файлах есть и более секретная информация?

– Джонс, это отвратительно! Бедные миллионеры, не подозревая о страшной опасности, пялятся на голых теток и мраморные члены, а в это время алчная блондинка…

– Я не алчная! Их материальное положение – важная, но не главная составляющая. К твоему сведению, я и сама неплохо зарабатываю. Меня интересуют скелеты в шкафу. Тайные пороки. Грехи молодости.

– Звучит угрожающе. Я накопаю тебе компромата – а ты передумаешь идти замуж и займешься шантажом.

– Я похожа на шантажистку?

– Ты и на расчетливую стерву не похожа, а ведешь себя именно так.

– Что не похожа – спасибо. А воспитывать меня не надо, я уже большая девочка. Возможно, в юности и стоит выходить замуж по страсти и большой любви, но с годами…

– Тебе ж двадцать пять всего, если не ошибаюсь…

– С годами некоторый трезвый расчет необходим. Нужно взвесить все доводы «за» и «против», изучить партнера, понять, сможете ли вы жить вместе…

– Фу, Джонс, как противно это звучит.

– Переживешь. Так что насчет информации?

Рик неожиданно остановился, поставил Келли перед собой и прорычал, не сводя с нее яростного взгляда:

– Не будет тебе никакой информации! И тебе я ее собирать не позволю. И флиртовать со всеми – тоже!

– Ого! С какого это перепугу?

– С такого! С такого, что я… что мы с тобой… что ты…

– Ну, Паршивая Овца? Проблей уж, что ты там себе напридумывал?

Рик заставил себя успокоиться и почти насмешливо процедил:

– Не знаю, что напридумывала себе ты, но, пока я изображаю твоего любовника и половине присутствующих известно, что мы живем в одном гостиничном номере, тот, кто замыслил напасть на тебя, поостережется. Я понимаю, тебе хотелось бы, чтобы я скрутил гада, поймав его с поличным, но мы не в кино. В полиции считается, лучший способ обезвредить преступника – это создать такие условия, при которых он не сможет совершить преступление.

– Ты хочешь сказать, что мы и сегодня будем спать на одной кровати?

– Еще как будем! Я спал всего два часа, у меня глаза чешутся.

Келли надулась:

– Господи, когда же это кончится?! Ну тетя Эжени! Ну придумала! В конце концов, на меня вообще никто не нападал, это на нее…

– Тьфу-тьфу-тьфу, сплюнь и перекрестись, дорогая.

Эжени Деверо, сопровождаемая великаном Гектором, подплыла к ним. В некотором отдалении маячила Элоди. Сестры Деверо выглядели усталыми, но вполне довольными. Келли вздохнула и чмокнула Эжени в щеку.

– Я не могу плеваться, тетечка, это неприлично. И потом, это же правда? В меня никто не швырял гранаты, никто не подстерегал за углом, не стрелял, не бомбил… Выставка все равно уже открылась, наверное, теперь мы никому не интересны?

– Это ты так думаешь. Преступник может думать, что ты так думаешь, и нанести удар в самый неподходящий момент.

Рик с подозрением посмотрел на Эжени и перевел взгляд на Элоди.

– Произошло что-то, чего я не знаю?

Элоди кивнула.

– Письмо с угрозами. Нашли в Синем зале, около любимого экспоната Келли. Кто-то прислонил его… гм… к основанию.

– И что в письме?

– Что и на транспарантах. «Руки прочь от искусства, долой порнографию!» Кажется, что-то в этом роде. Знаешь, малыш, в чем-то я с ними согласна. Все современное искусство – одна сплошная порнография, а никакой не «свежий взгляд на проблему». По мне, так мужчина и женщина должны любить друг друга без свидетелей. Ни к чему собираться вокруг толпой и давать советы.

Эжени фыркнула.

– Не слушай ее. Сегодня был очень интересный диспут, на нем выступали Джерри Ривендейл и один профессор из Оклахомы. На мой взгляд, Джерри разгромил профессора всухую.

Рик скептически приподнял бровь.

– И что же он сказал?

– Что-то насчет того, что в своей клинике постоянно видит изнанку человеческой плоти и что даже она – прекрасна и соразмерна. Будь его воля, он бы вывесил здесь фотографии со своего операционного стола.

– Брр…

– Да, я согласна. Это уж слишком. Но смысл понятен. Все, что связано с человеческим телом, прекрасно.

Рик рассеянно покивал. Ему-то совершенно не нравилось то, что сказал бедолаге профессору Джерри Ривендейл. Уж больно это смахивало на маньячество…

Келли повисла у него на локте:

– Пошли! Сам тащил меня домой, а теперь болтаешь и никуда не собираешься.

Эжени встрепенулась:

– Мы тоже поедем. Гектор, лапочка, подгони машину к черному входу.

– Тетечка, да здесь же пять минут пешком!

– Во-первых, мы с Элли уже не девочки. Далеко, я бы сказала, не девочки. Во-вторых, безопасность превыше всего. Спроси Рика, он скажет.

– Ага.

– Что ага?

– Безопасность. Эжени, а вы разговаривали с полицией? Насчет вчерашнего нападения?

– Что? А, нет, конечно. Думаю, они сами все сообщат, когда будет, что сообщить.

– То есть вам никто не говорил про…

– Про что, малыш?

– Не важно. Гектор что, на окраине города машину парковал?

– В принципе ты недалек от истины. На улицах полно туристов. Сейчас подъедет. Пойдемте отсюда, у меня что-то голова немного кружится.

Все вместе они вышли и оказались на тихой темной улочке. Отсюда до отеля было действительно рукой подать, но Эжени и впрямь выглядела неважно.

– Какое счастье, что завтра и послезавтра можно будет не выходить из отеля. Хорошая это была идея насчет внутреннего садика. Мы отлично…

В этот момент над городом взмыл первый фейерверк. И практически одновременно с ним прозвучали три выстрела.

Рик среагировал мгновенно. Он закрыл собой Келли и резко втолкнул ее обратно в здание музея. Потом развернулся к оторопевшим старушкам и подхватил их. Откуда-то из темноты донесся шум мотора подъезжающей машины, и через мгновение великан Гектор уже подхватывал на руки Эжени Деверо. Рик внес Элоди, велел Келли вызвать охрану, а сам кинулся обратно на улицу.

Вообще-то это было совершенно неправильно, и сержант Харрисон из нью-йоркской полиции наверняка обложил бы его трехэтажным… осуждением, но Рику было в данный момент наплевать на мнение сержанта Харрисона.

Если этот мерзавец не на машине – а он не на машине, потому что иначе они с Гектором бы не разъехались в узком проулке, – то он сейчас бежит в сторону площади, где толпа гуляющих людей. На первый взгляд это плохо, но на самом деле среди праздно болтающихся и никуда не спешащих туристов убегающий в панике человек будет заметен очень хорошо. Наверное. Скорее всего…

Естественно, никого он не поймал. И не увидел тоже никого – если не считать нескольких тысяч человек, глазеющих на изумительной красоты фейерверк. Злой и раздосадованный Рик вернулся в музей.

Эжени и Элоди пили кофе, а Келли сидела рядом на стуле, закусив губу и преданно глядя в рот начальнику охраны. Толстый благодушный дядька с усами прохаживался перед тремя дамами и гудел, словно большой шмель, себе в усы:

– …Таким образом, я совершенно уверен, что это были не выстрелы, а самый обычный фейерверк! Такое иногда случается – ракеты не срабатывают, просто хлопают на земле – и никакой тебе красоты. Ваш Моретти… а, вернулся, сынок? Вижу, никаких злых умышленников ты не поймал?

– Не поймал. Но это не значит, что их там не было. К вашему сведению, я слышал достаточно выстрелов в своей жизни, чтобы не перепутать их с неразорвавшимся фейерверком.

– Ну-ну, не кипятись. Я вовсе не хочу сказать, что ты что-то сделал неправильно. Наоборот, именно так ты и должен был поступить –

привести сюда мисс Эжени и мисс Элли, а также и мисс Джонс, посадить их в безопасном месте – но после этого не бежать никуда, а вызвать полицию! Это их дело и их головная боль.

– Спасибо за лекцию. Мы пойдем. Гектор, вези своих дам домой.

– Но мы едем в отель…

– Хорошо, в отель.

– А как же вы с Келли?

– А мы с Келли прогуляемся. Она переела ананасов.

– Что-о?

– Тихо, не шуми. Стукнешь меня на улице.

На улице было тихо, тепло и на редкость хорошо. В отдалении гудела толпа на площади, звуки музыки доносились словно сквозь вату. Фейерверк закончился, и теперь по ночному небу плыли пороховые светлые облачка. Рик шагал молча, Келли семенила рядом, крепко сжимая его за руку. Потом споткнулась и жалобно ойкнула. Рик остановился и сурово посмотрел на нее. Неприлично так хорошо выглядеть после бессонной ночи и трудного дня, закончившегося покушением!

– Что такое, Джонс? Ногу натерла?

– Подвернула…

– На руках не понесу, так и знай. Доковыляешь как-нибудь. Отель совсем близко.

– Дай хоть отдышаться! Ты же с такой скоростью чешешь…

– Прости, задумался.

– О чем?

– О том хладнокровном гаде, который в вас стрелял.

– Ох…

– Ты чего это позеленела?

– Н-ничего…

– Джонс! Да ты сдрейфила! Слушай, ты же бледная как смерть. Неужели ты так перетрухнула?

Келли сердито посмотрела на него своими зелеными глазищами и всхлипнула:

– Извини, если разочаровала тебя, но в меня не так часто стреляют. Оказывается, омерзительное ощущение. Ноги ватные…

– Я все равно не понесу тебя на руках. Должен же я, в конце концов, думать о своей репутации? Мало того что я вынужден делить с тобой постель…

Келли замахнулась на него сумочкой, а Рик машинально перехватил ее руку. Он и сам не знал, как это получилось, но…

Поцелуй вышел долгим, как жизнь, и отчаянным, как смерть. Губы Келли оказались сладкими на вкус, мягкими и необыкновенно нежными. Она практически мгновенно ответила на поцелуй, с той же страстью, с которой на нее накинулся Рик.

Он по-прежнему сжимал ее запястье и опомнился, только когда она слабо застонала, пытаясь освободить руку. Он выпустил – но только для того, чтобы подхватить девушку и прижать к себе. Теперь их разделяла лишь ненадежная преграда ткани, но и сквозь нее Рик чувствовал жар ее тела, наслаждаясь всеми пленительным изгибами и выпуклостями, которые раньше лишь радовали глаз…

Келли погибала от наслаждения. Она совершенно точно знала, что иметь дело с Риком Моретти нельзя, что если есть на свете НЕПОДХОДЯЩИЙ мужчина, так это именно Рик Моретти, что через два дня выставка закончится и Рик больше не будет сопровождать ее повсюду… Она все это знала – но оторваться от его насмешливых и жестких губ не могла.

Сильные руки подняли ее, стиснули в объятиях, прижали, и Келли с веселым ужасом поняла, как он возбужден…

Они целовались так долго, что любой злоумышленник мог бы выстрелить в них хоть из пушки, причем раз двести.

Сержант Харрисон был бы крайне недоволен.

До номера они все-таки добрались – и сразу же начали спорить. Рик желал спать у стенки, Келли не уступала.

– После того, что ты устроил на улице, я вообще опасаюсь за свою честь.

– Спи в ванне, Джонс.

– Не могу, здесь джакузи и душевая кабина. Сам спи в них.

– А по поводу того, что я устроил на улице… Это ты вела себя, как разнузданная вакханка. Ты на мне повисла.

– Я не висла! Я чуть не упала, когда ты на меня накинулся!

– Я не кидался. Это ты меня обхватила ногами и висела на мне.

– Серьезно? Ох, как неудобно-то… Как ты думаешь, нас кто-нибудь видел?

– Ха! Естественно. Это же Луисвилль, здесь все всё видят.

– Интересно, что скажет твоя семья, когда узнает, что ты проводишь ночь с одной из Деверо? Ну почти Деверо…

– Смотря кого из семьи ты имеешь в виду. Папе ты понравишься, потому что похожа на маму. Маме… маме ты не понравишься, потому что она моя мама, а мамы не любят девушек своих сыновей. Во всяком случае, не сразу любят. Фабио, Луке, Лизе и Анжеле ты понравишься, потому что они отличные ребята.

– Это твои братья и сестры?

– Ага. И для всех я старший брат, здорово, да?

– Ты намного их старше?

– На восемь, десять и двенадцать лет. Лука и Лиза – близняшки.

Келли вздохнула.

– Хорошо иметь братьев и сестер. А у меня никого нет, не считая Итана. Только я не могу сосчитать, кем он мне приходится.

– Дядей. Пятиюродным.

– Господи… это уже и не дядя, а близкий друг.

– Близкий друг он мне, а тебе он – старший товарищ. Как, собственно, и я. Идем дальше. Тетка Гризельда. Она тебя не любит, потому что она никого не любит.

– У нее всегда очень недовольный вид. Почему так? Она же красивая была в молодости…

– Она всегда хотела быть похожей на бабушку, но никогда до нее не дотягивала.

– Да уж, миссис Бопертюи – крепкий орешек.

– Что ты! Железная тетка. С годами я понял, почему дед от нее ушел.

– Тебе ее совсем не жалко?

– Почему не жалко? Жалко. Только по-другому. Если честно, она сама во всем виновата.

– А дядя Роже считал, что виноват он.

Рик задумался и медленно протянул:

– Он был самым добрым человеком, которого я знал, дед мой. И больше всего на свете он хотел, чтобы все вокруг были счастливы. Ты бы видела, как ему радовались, когда он приезжал к нам в Италию! И не только наша семья – вся улица.

– Представляю.

– Да-а… так вот бабушка Лидия. Она тебя не полюбит совершенно точно и однозначно. В ЕЕ ВРЕМЯ порядочные девушки спали с мужчинами только после свадьбы. А порядочные мужчины не связывались с девушками навроде этих Деверо. Примерно так.

– Да уж… Знаешь, я ее боюсь. Она очень величественная. Наверное, на Уолл-стрит ее боятся.

– Что ты! Буквально падают навзничь при одном только виде. Я своими глазами однажды видел, правда, дома, не на Уолл-стрит: одна из горничных подала утренний кофе не в тех чашках. Бабушка только бровь подняла – и бедная девушка упустила весь поднос из рук. Уволили, конечно.

– Сейчас придумал?

– Нет, чистая правда. Возможно, именно в тот день я и осознал себя республиканцем и решил уйти из семейного бизнеса.

Келли неожиданно широко зевнула. Рик усмехнулся:

– Все, на сегодня страшных сказок достаточно. Давай-ка на боковую.

– Рик… а ты не будешь приставать?

– Мне показалось или я слышу в этом голоске отзвук надежды?

– Дурак! Ой дурак…

– Да не буду я к тебе приставать, Страшила. Хочешь, положим между нами обнаженный меч?

– Где мы его возьмем?

– В холле стоят два рыцаря в полном вооружении. Позаимствуем на ночь.

– Да ну тебя. Я первая иду в душ.

– Хорошо. Но я сплю у стенки.

– Говори что хочешь.

С этими словами гордая блондинка фыркнула – и отправилась в душ. Рик проводил ее взглядом – а потом перевел дыхание.

Предстояла еще одна ночь испытаний – конечно, при условии, что он таки не будет к ней приставать…

 

6

Разумеется, она его обдурила. Когда Рик вышел из душа, Келли Джонс крепко спала – или делала вид, что крепко спит, – у стенки. На Келли была обалденная шелковая пижама розового цвета. Насколько Рик мог увидеть, куртка пижамы была наглухо застегнута под горлышко.

А еще Келли повернулась на бок, поджала коленки и скрестила руки на груди – поза, при которой в принципе невозможно приставать к спящей женщине. Разве что пощекотать…

Границу своей территории Келли Джонс выложила подушками, благо этого добра на кровати имелось в избытке.

Рик преисполнился мстительности. Ладно. Во-первых, ему самому нужна подушка. Даже две. Остальные, предположим, он разбросал во сне. Вот и нет подушек!

А на пошлую розовую пижаму мы ответим смело и недвусмысленно. Клетчатыми боксерами!

Вообще-то, для того чтобы месть вышла совсем страшной, стоило бы отказаться от одежды вообще, но тут Рик опасался сам за себя. Он не железный, а в жизни мужчины бывают такие ситуации, когда контролировать себя становится невозможно… Вероятно, боксеры с пуговками на причинном месте придумали именно для таких ситуаций.

Облачившись в изумительные боксеры в серо-зеленую клетку, он почувствовал себя значительно лучше, то есть уже не таким дураком – и поспешил на постель, под бочок к Келли Джонс.

В темноте было совсем худо. Пижаму было видно плохо, зато тепло тела девушки ощущалось хорошо, а еще ноздри Рика щекотал тонкий аромат духов Келли, аромат ее нежной кожи и золотых волос, рассыпавшихся по подушке… Она была так близко – но он не мог к ней прикоснуться.

Рик лежал и страдал. В нижних эшелонах его тела начиналась революция. Возбуждение накатывало горячей волной. Рик заерзал, заворочался, осторожно подполз ближе к Келли…

В конце концов, имеет он право раскидаться во сне? Может, ему сон эротический приснился?

Рик для достоверности немножко похрапел, потом посопел, потом бессвязно пробормотал какую-то галиматью – и решительно закинул руку на плечо Келли.

Если честно, он ожидал дикого вопля, удара подушкой по голове и смертельной обиды. А вот чего он никак не ожидал, так это того, что Келли Джонс блаженно вздохнет во сне, повернется к нему лицом и, не просыпаясь, обнимет его, словно своего любимого плюшевого медвежонка. Учитывая же размеры медвежонка – еще и закинет ему на бедро стройную ножку, обтянутую розовым шелком.

Рик окаменел. Волосы Келли щекотали ему нос и лезли в рот, горячее и ровное дыхание обжигало его грудь, а уж что творилось в охваченных революцией эшелонах…

Ночь тянулась медленно-медленно. Келли спала. Рик страдал. Под утро, измученный и злой, как сто акул, Рик Моретти все же уснул, сжимая в абсолютно целомудренных объятиях свою простодушную мучительницу Келли Джонс.

Келли проснулась, потому что ей приснилось, что на нее кто-то сел. Большой, тяжелый и теплый. В принципе это было даже приятно, просто немного непривычно – особенно когда она проснулась и выяснила, что теплая тяжесть никуда не делась.

Келли осторожно открыла глаза.

Прямо перед ней была грудь, несомненно мужская, широкая и смуглая, красиво заросшая темными завитками волос. Где-то выше раздавался бодрый храп, где-то ниже… Келли похолодела от ужаса. Если ей в живот упирается то, о чем она подумала…

К счастью, на негодяе Моретти были надеты трусы-боксеры. В принципе, они мало что скрывали, но видимость приличий создавали. Одна нога негодяя Моретти была вытянута, другая согнута в колене и просунута между ее собственных, Келли, бедер. Рука же негодяя Моретти самым бессовестным образом обнимала Келли за плечи абсолютно по-хозяйски. Короче говоря, она проснулась в объятиях негодяя Моретти, и сейчас требовалось положить этому безобразию конец.

Келли прислушалась к своим ощущениям и поняла, что ей совершенно не хочется этого делать.

Напротив, ей очень нравилось лежать вот так, на груди у Рика, слушать его храп, смотреть на прыгающие по стенам и мебели солнечные зайчики – и представлять, что все это по-настоящему. Она, Келли Джонс, больше не одна, они с Риком Моретти вместе, это их постель, а за дверью детская, где спят их с Риком дети, и впереди у них целая счастливая жизнь, толстый щенок, спящий на крыльце, умывающийся на подоконнике кот, разбросанные по всему саду детские игрушки, запах кофе из кухни…

Минуточку, а кто сварил кофе?

Морок спал, Келли пришла в себя. Аромат кофе доносился, ясное дело, из ресторана отеля, а счастливую жизнь они с Риком Моретти безусловно проживут, только по отдельности. Келли попыталась вырваться – но с тем же успехом она могла бы попытаться выдернуть из-под себя всю кровать. Рик перестал храпеть, хмыкнул во сне и прижал к себе Келли еще теснее.

– Выпусти меня… сейчас… же…

– О, Лора, любимая моя…

– Что-что? Какая еще Лора?!

– Лора Палмер, ведь это ты сейчас в моих объятиях?

Келли бешено извивалась в железном кольце рук Рика, а тот издевался вовсю:

– Лора, твои чудные волосы поймали меня в шелковые сети… О, эта грудь!

– Какая грудь?! Нет, какой гад! Выпусти меня сейчас же, растленный тип!

– Поцеловать тебя сейчас же? С восторгом, Лора.

– Пус…ти…

– Хорошо, если ты настаиваешь, буду обнимать тебя до вечера. А к зануде Джонс не вернусь. Она злая, она спит в пижаме, и ее дядя бросил мою бабушку.

Келли не выдержала и засмеялась:

– Во дурак! Рик, пусти, я не буду драться.

– Так я и поверил. Ладно, пускаю. Раз, два…

– Фу-у, как с тобой жарко.

– Это все из-за пижамы. Шелк очень теплый, ты не знала? Из него даже одеяла шьют.

– Ага. И валенки.

– Вот видишь, все знаешь. Ладно, скидывай ее скорее и обними меня.

– Сейчас, разбежалась. И что это все значит?

Рик приподнялся на локте и серьезно посмотрел в зеленые глаза Келли.

– Келли Джонс, если ты спрашиваешь об этом на полном серьезе, то ты полная дура, как и положено блондинке. Но я все-таки полагаю, что ты просто валяешь дурака и прекрасно понимаешь, что это значит. Я тебя хочу. Ты… думаю, что тоже хочешь меня. Противиться этому чувству – значит наступать на горло природе. Предлагаю не делать этого, а поступить так, как и должны поступать взрослые, разумные люди.

– То есть… ты хочешь…

– Иди сюда, глупая девица. И не вздумай спрашивать в самый неподходящий момент, люблю ли я тебя!

– А ты меня любишь, Рик?

Рик притянул Келли к себе и сказал негромко и серьезно:

– Я жить без тебя не могу, если честно…

Руки сплелись намертво, кожа сплавилась и превратилась в жидкое золото. Волосы Келли золотом текут по плечам.

Кровь вызванивает в ушах песню, древнее которой нет.

Нагота девушки ошеломила Рика, хотя он столько времени мечтал увидеть ее… Целую вечность. Сутки.

Он осторожно прикасался к ее груди, животу, бедрам, сознательно сдерживал свой пыл, дарил наслаждение, не торопясь, потому что это и было самым прекрасным – дарить, а не брать.

И когда грохот крови в ушах стал оглушительно-нестерпимым, Рик нырнул в океан жидкого золота, превращаясь в сверхновую звезду, а Вселенная вокруг закружилась в водовороте – и утонула в распахнутых изумрудных глазах его женщины…

Келли не представляла, что счастье бывает таким – огромным и невесомым, горячим и нежным. Келли плыла сквозь пространство, границ у которого не было, если не считать рук мужчины, которые обвивают ее стальным кольцом и при этом – нежнее шелка.

Она изгибалась в руках Рика, стонала и смеялась, шептала ужасные глупости, клялась и забывала о клятвах…

Правильный мужчина, неожиданно сверкнула мысль в голове, это мужчина, с которым не думаешь о правилах. Тот, с кем дышишь на двоих. С кем вместе улетаешь в небеса – и не боишься падать в пропасть.

И когда эта мысль прошла, Келли радостно и тихо рассмеялась, обвила руками крепкую шею Рика и выдохнула:

– Я люблю тебя, Рик… Я так люблю тебя…

Келли стояла под струями горячей воды и размышляла о случившемся.

Вернее не так: о случившемся она старалась не вспоминать, потому что на лицо ее немедленно вылезала дурацкая улыбка, а все тело скручивало сладкой судорогой.

Келли старалась разобраться в своих чувствах.

Она была взрослой, здоровой, психически нормальной женщиной с нормальными, полноценными желаниями. Секс с Риком был прекрасен – но взрослая нормальная женщина должна думать о будущем, а будущего с Риком у нее нет. Как это он сказал – «пока я изображаю твоего любовника…»

Рик Моретти не готов к длительным и серьезным отношениям, а уж тем более к браку. Да, он прекрасный любовник, но голову терять не следует. Это нормально, когда в минуту страсти люди говорят друг другу «Я люблю тебя», но если бы все при этом говорили правду… на земле настало бы Царство Божие.

Нужно трезво смотреть на происходящее, возможно даже – цинично. Скажем, у нее благодаря Рику есть отличная возможность все же прочитать досье своих потенциальных женихов. Главное – уговорить Рика показать эти материалы…

Келли нахмурилась. Мысль о потенциальных женихах оказалась неприятной. Ей совершенно не хотелось заговаривать об этом с Риком, тем более – после того как они провели два часа, занимаясь любовью. Цинизм тоже должен иметь границы.

А, вот! Она сможет использовать сегодняшнее… происшествие в своих романах. Вероятнее всего, ей будет стыдно об этом писать, но зато читательницы насладятся воистину горячими страницами.

Звук открывающейся двери заставил ее подскочить под душем, в результате чего она поскользнулась на пене и вылетела из кабинки прямиком в руки голому и умиротворенному Рику. Тот поймал ее и осторожно поставил обратно, нахально проведя ладонью по ее обнаженной груди.

– Осознав свое грехопадение, ты решила покончить жизнь самоубийством?

– Какого черта ты здесь делаешь? Я моюсь.

– Да пожалуйста. Я пришел бриться.

– Подождать не мог?

– Сейчас половина десятого. В принципе я умею собираться за пять минут, но сегодня мне не хочется демонстрировать свои таланты.

– А почему ты голый?

– А ты почему? Ах да, ты же моешься…

Келли с удивлением отметила, что пульс у нее участился. Руки Рика странно потяжелели, ложась ей на бедра. Голос зазвучал интимно и несколько развратно:

– В принципе можно и не бриться… Время нужно тратить с пользой…

– Иди отсюда, я не хочу…

– Врешь, хочешь.

– Рик…

– Келли…

Шум льющейся воды заглушил окончание этой беседы.

В холл гостиницы они спустились без двух минут десять, причем щеки у Келли пылали как маков цвет, волосы у нее и Рика были мокрые, а в глазах у обоих застыло мечтательно-обалделое выражение.

Джереми Ривендейл, как раз входивший в отель, даже притормозил.

– Келли? Прекрасно выглядишь. Рик… Рад за вас обоих. Всегда приятно видеть счастливых людей.

Через полчаса об этом будет знать весь бомонд Луисвилля, обреченно подумала Келли. Какие уж тут женихи!

Ривендейл расскажет одной половине города, а во второй половине города живет бабушка Лидия, с интересом подумал Рик. Вот старушка взбесится!

Келли вызывающе вскинула голову – и прислонилась к плечу Рика. В мозгу снова просияла неожиданная мысль: а ведь судя по всему, она уже нашла мужчину всей своей жизни…

В принципе Рик планировал утащить Келли из дурацкого Сада Искусств и вернуться в номер, но все эти мечты рассыпались в прах, потому как поскучневший и притихший начальник охраны протянул ему очередное письмо с угрозами.

«И да погибнут грешники, как погибли Содом и Гоморра!»

Рик нахмурился. Насколько он помнил, Содом и Гоморра – погибшие совершенно за дело – были засыпаны раскаленными камнями и залиты кипящей смолой. Трудно представить, что в Луисвилле у кого-то найдется ядерная боеголовка, но чем черт не шутит…

Рик опросил охрану, но никто толком ничего сказать ему не смог. Письмо опять нашлось в Синем зале, вчера его точно не было, но посетителей с утра довольно много. Все гости проходили через Синий зал, была даже небольшая давка. Любой мог подбросить это письмо. Кто нашел? Оливер Пратт. Кому отдал? Эжени Деверо, а она вызвала охрану.

В результате Рик стал с удвоенным вниманием охранять Келли, которая носилась по саду вслед за своей неугомонной теткой, а еще за теткой носился Гектор, но проблема заключалась в том, что Гектору нужно было охранять еще и Элоди, так что вслед за Гектором носилась Элоди, а за всей их группой то и дело носились официанты, потому что кому-то обязательно требовалось подкрепить усталый организм… в общем и целом это опять-таки напоминало дурдом на прогулке.

В середине дня, когда гости углубились в творчество, Рик выкроил несколько минуточек, оставил Келли с тетушками на попечение Гектора и отправился к комиссару полиции, благо тот приехал в музей и сейчас бродил по Синему залу с видом несколько смущенным и обалдевшим.

Беседа с представителем закона не только не принесла облегчения, но породила массу новых вопросов.

Во-первых, никаких следов стрелявшего, равно как и гильз, обнаружено не было. Комиссар вежливо, но твердо настаивал на версии с невзорвавшимся фейерверком, списывая все на взвинченные нервы Рика.

– Ты пойми, сынок, я и сам иногда путаю эти чертовы ракеты с собственным «питоном», а уж казалось бы, сколько лет… Опять же, хотели бы попасть – обязательно попали бы. Народу в городе тьма, затеряться легче легкого. А так чтоб три выстрела в «молоко» – не верю. Ты правильно дергаешься, у тебя работа такая, ты девочку охраняешь. Поверь, если что-то мои ребята нароют, я тут же тебе сообщу.

Рик почему-то не сомневался, что «ребята» и не почешутся это сделать. Уже на прощание он вспомнил о том, что мучило его, как несильная зубная боль.

– Комиссар, последний вопрос. Та граната пятьдесят седьмого года выпуска, о которой вы сказали мисс Деверо, ее можно как-то отследить? Инвентарный номер…

Комиссар нахмурился.

– Господь с тобой, Рик! Эту штуку разнесло в мелкую пыль, она же не из стали, она сгорает начисто. Какой там номер! И про год выпуска я ничего не знаю. Такие штуки выпускают с тридцатых годов, так что она могла быть хоть с какого года. Главное – правильное хранение, а так принцип работы очень прост, магний раньше применяли в фотографии…

Рик вернулся в сад с выражением полнейшего и несомненного обалдения на лице. Вся эта история с покушениями начинала здорово смахивать на маскарад.

Допустим, стрелять в мисс Деверо могли откуда угодно. Нет гильзы, нет пули – как определить расстояние и положение стрелка? Вот если б он попал, не приведи господь!..

Эти письма. Почему никто из полиции не озадачился их содержанием? Да, угрозы весьма абстрактны, но это угрозы. Их получала не Келли, их всегда находила Эжени, но несомненно, что Келли тоже оказывается под угрозой.

И эта граната! Граната, с которой вообще ничего не понятно…

Рик стоял возле каменной тетки с неприлично растопыренными ногами, опираясь на ее, теткин, крестец, и сердито потягивал лимонад. В связи с обострением опасностей и угроз спиртное временно отменялось. В этот момент из кустов жасмина вынырнул Джереми Ривендейл. Сегодня хирург был в ослепительно-белом костюме, и Рику немедленно почудилось, что от Ривендейла тянет чем-то вроде карболки…

– Еще раз привет, Рик. Хорошо, что я застал тебя одного.

– И тебе привет. Встань сюда, будь добр. Я должен все время видеть Келли.

– Понимаю. Влюбленный не может и минуты прожить без своей возлюбленной? Или здесь вопрос безопасности?

Рик неожиданно разозлился:

– Док, чего тебе надо? Хочешь узнать, спим ли мы вместе, но боишься спросить в лоб?

Ривендейл спокойно улыбнулся:

– В принципе угадал. Я бы несколько изменил формулировку, а по сути все верно. Вы с Келли помолвлены?

– А тебе какое дело? Ты на нее глаз положил?

Джереми столь же невозмутимо кивнул.

– Именно. Я не большой любитель эротического искусства. В основном я приехал на выставку из-за Келли. Она мне нравится, я навел справки у Эжени и узнал, что она свободна… Видишь ли, Келли Джонс – вполне подходящая партия для меня.

Рик испытал сильнейшее желание поставить дока Ривендейла в одинаковую с каменной теткой позицию и дать ему пинка под зад, однако сдержался. В конце концов, Келли ведь тоже ищет ПОДХОДЯЩУЮ партию…

– Не волнуйся. Она помолвлена только до понедельника, максимум до вторника. В среду она снова будет свободна.

Вот теперь Джереми Ривендейла никто не назвал бы невозмутимым. Длинные, сильные пальцы сжались в кулаки, и под тканью белого костюма обозначилась вполне атлетическая мускулатура, а в черных глазах полыхнула ярость.

– Ты слишком много себе позволяешь, Моретти. Келли Джонс не та женщина, с которой можно просто поиграть и бросить. Вне зависимости от того, что думает твоя бабушка, Келли родом из уважаемой и влиятельной семьи. С порядочными женщинами так не поступают… порядочные мужчины!

– А я вот сейчас как дам…

– Спокойнее, Моретти. Я понимаю, папа-футболист научил тебя простому способу ведения спора, но сейчас ты, помнится мне, на службе. И твоих нанимателей вряд ли обрадует тот факт, что ты дерешься с одним из гостей выставки, вместо того чтобы охранять свою подопечную.

Рик бросил взгляд в сторону Келли. Она стояла перед большой скульптурной композицией (голая баба в тунике, у ее ног гном с похотливым выражением лица) и что-то объясняла Оливеру Пратту. Поймав взгляд Рика, она улыбнулась ему – и Рик немедленно успокоился. Док Ривендейл может сколько угодно строить планы на выгодную партию. Келли он не получит. Даже если для этого Рику придется увезти ее в Италию силой…

Ривендейл ушел, а Рик от нечего делать и из чистой мстительности придумал версию, согласно которой хирург становился главным подозреваемым.

Да, денежные дела у него в полном порядке, но почему бы не нанять людей и не разыграть инсценировку с мнимыми угрозами и покушениями, чтобы потом явиться и спасти перепуганных дам от опасности? Тем самым он заслужит благодарность, а от благодарности до симпатии – один шаг.

Рик подобрался поближе к небольшой импровизированной сцене, грозным взором осмотрел все вокруг, величественно кивнул Гектору и приготовился слушать небольшие спичи Эжени Деверо и Келли Джонс.

Эжени имела успех. Миниатюрная, живая, словно птичка, она рассказывала о своем покойном возлюбленном с такой нежностью, с таким мягким юмором, что аудитория то и дело принималась аплодировать и смеяться. Рик слушал Эжени – и вспоминал деда. Веселого авантюриста, неутомимого выдумщика, собирателя и рассказчика, великолепного знатока искусства.

На самом деле Рик изрядно кривил душой, прикидываясь дилетантом. Именно благодаря дедушке Роже, а также своему итальянскому происхождению он довольно-таки сносно разбирался в живописи и предметах антиквариата. Современное искусство любил не слишком, но и в нем ориентировался вполне сносно. Потому и короткий, но деловой доклад Келли об основных художественных направлениях, представленных на выставке, прослушал с интересом и пониманием дела. Другой вопрос, что при взгляде на Келли Рику хотелось заниматься совсем другими вещами…

Келли улучила минутку – и затащила тетю Эжени в укромный уголок. Девушка уже собиралась прямо и недвусмысленно поинтересоваться, зачем тетка подстроила все это, но Эжени ее опередила. Сладко зажмурившись, она прощебетала:

– Птичка принесла мне на хвосте известие, что вы с Риком Моретти спите вместе. Это прекрасно!

Келли демонически ухмыльнулась.

– Хочешь убедить меня, что впервые об этом слышишь? А я вот почему-то уверена, что именно ты постаралась – и обеспечила меня номером, в котором просто некуда поставить вторую кровать!

– Ты говоришь глупости, дорогая. Как я могла знать, что нам будет грозить такая страшная опасность?

– И весь город знает, что я живу с Риком Моретти в одном номере!

Эжени пожала плечиком.

– Ну и что? Мы с Элли, например, тоже вынуждены спать в одной постели и жить в одной комнате с Гектором.

Келли скептически посмотрела на тетушку.

– Ты считаешь, это одно и то же, да?

Эжени хихикнула.

– Нет, боюсь, что нас с Элли в амурах с Гектором уже не заподозрят. Насчет чего ты так переполошилась? Общественное мнение? Репутация? Какая чушь. В наше время на это никто не обращает внимания. Не хочешь признаваться, что вы любовники, – назови его… ассистентом! У тебя же может быть ассистент? Литературный негр… прости, Гектор.

– Даже если у писателя есть ассистент, писатель вовсе не обязан с ним спать!

– Хорошо-хорошо-хорошо, тогда… тогда выйди за Рика замуж.

– Что-о?

– Как честная женщина, после того что случилось между вами, ты просто обязана… Кстати, а оно случилось?

– Тетя!

– Молчу, молчу, не мое дело. Хотя, если не случилось, я очень удивлюсь. Здоровые, молодые мужчина и женщина, оказавшись в одной постели…

– ТЕТЯ!

– Ушла. Молчу. Кстати, ты на сегодня свободна. Можете пойти погулять по городу. Ты что-то бледненькая.

– На меня будут показывать пальцами…

Эжени вдруг нахмурилась.

– Бедная, глупая Келли Джонс! Да ведь они же будут тебе завидовать, неужели ты этого не видишь? С тобой рядом пойдут шесть футов и сто восемьдесят фунтов Абсолютной Мужественности, и каждая злобная курица в этом городе – включая собственную Рика бабку – лопнет от бессильной зависти!

– А если я не хочу, чтобы мне завидовали?

– Врешь, хочешь. Этого любая хочет, только трусихи это скрывают, а нормальные женщины – нет.

– Тетя Эжени, ты меня извини, но у тебя устаревшие взгляды на некоторые вещи…

Эжени снисходительно потрепала племянницу по плечу.

– Поверь мне, детка. Некоторые вещи совершенно, ну то есть АБСОЛЮТНО не устаревают. Любовь. Ненависть. Ревность. Зависть. Ой!!!

– Что еще случилось?

– Завтра же маскарад!

 

7

– Ну и что… о господи! Рик! Рик, иди сюда!

Встревоженный Рик прискакал к дамам и несколько ошарашенно уставился на них. Келли и Эжени принялись мерить его взглядами, изредка обмениваясь совершенно непонятными репликами:

– Пират?

– Пошловато. И их там наверняка будет штук пять.

– Хорошо, тогда шпион из твоей книги. У него подходящая прическа.

– Значит, Регентство?

– Шестнадцатый-семнадцатый, я полагаю. Не дальше. И никаких чулок!

– Я тоже терпеть не могу, но ботфорты в такую жару…

– Потерпит!

Рик не выдержал:

– Вы зачем меня позвали? Я ни одного словечка не понимаю.

Келли спокойно заметила:

– Завтра маскарад.

– Ну и что?

– Тебе нужен костюм.

– Еще чего! Я вышел из возраста, когда наряжаются Микки-Маусами и Багсами Банни!

– Хорошо, значит, ими мы тебя наряжать не будем. Выберем кое-что поинтереснее.

– Я не собираюсь нацеплять чертов костюм!

– Не ругайся. Мы тебе подберем хороший. На нашем маскараде все будут одеты в костюмы литературных героев или персонажей известных картин.

Рик переводил взгляд с Келли на Эжени.

– Смеетесь, да?

– Абсолютно серьезны. Ты же будешь выглядеть полным идиотом, если единственный явишься на маскарад в цивильном костюме.

– Хорошо, тогда я оденусь вот этим вот гномом, а Келли заверну в простыню…

– Это, к твоему сведению, Венера и Купидон. И на Купидона ты при всем желании не тянешь.

– Хорошо, тогда я буду этим, как его… Аполлоном!

– Голый придешь?

– А хоть бы и голый. Все же в масках будут.

Эжени засмеялась.

– Боюсь, что фигурой с тобой сможет сравниться только Гектор, но он несколько темноват. Все остальные чуть менее атлетичны. Прости, Рикки, но твою голую задницу распознают буквально все с первого же взгляда… Келли, голубка, а ты о чем задумалась?

– Так, ни о чем. Мне вдруг разонравился мой костюмчик.

Рик с подозрением уставился на нее.

– Что ты собиралась нацепить?

– «Инфанта Маргарита» Веласкеса… Но в такую жару лучше «Маха одетая» Гойи…

Рик проворчал:

– Тогда уж лучше «Маха обнаженная»…

Келли вытаращила глаза.

– Так что же ты притворялся-то, что ничего в искусстве не понимаешь?

– А ты и рада, да?

Эжени с улыбкой следила за ними.

– Вы ссоритесь, как молодожены. Я вас оставлю, ладно? Элли заждалась, а кроме того, я хочу уломать Мардж Ван Занд продать мне того Фрагонара… Увидимся вечером в отеле.

С этими словами Эжени упорхнула, сопровождаемая верным Гектором.

Рик посмотрел на Келли и ехидно протянул:

– А вот слабо надеть один костюмчик…

– Штучки насчет Адама и Евы у Древа Познания не проходят, учти.

– Нет. Вполне средневеково.

– Средневековый костюм я могу надеть любой.

– Любой?

– Абсолютно.

– Спорим?

– Легко. На что?

– Если наденешь – дам тебе досье на всех завидных холостяков Луисвилля. Если струсишь… после выставки уедешь со мной на недельку в лес.

– В качестве твоей секс-рабыни?

– А как же? Не в качестве же стряпухи.

– Зря, я неплохо готовлю…

– Хорошо, в свободное от постели время будешь готовить. По-моему, вполне приличный заклад.

– Конечно, мне – рабыней, а тебе вообще делать ничего не придется, знай на кнопки жми…

Келли болтала, а сама чувствовала, как в животе разгорается жаркая волна возбуждения и желания. Их с Риком легкомысленный треп имел весьма откровенный неприличный подтекст, и это возбуждало Келли до предела.

– Так что, спорим?

– Думаешь, испугаюсь? Спорим!

– Леди Годива.

– Что-о?!

– Знаменитая леди Годива, которая купила свободу одного города ценой своей наготы. Злодей, осадивший город, обещал отпустить из плена мужа Годивы и не грабить город, если эта особа, известная своей добродетелью, проедется верхом на лошади через весь город, будучи совершенно голой…

– Я прекрасно помню эту историю, Моретти. Горожане очень любили и уважали свою леди. Она попросила их плотно закрыть ставни, распустила прекрасные волосы и, укрытая только ими, проскакала через весь город. Ее обманул только один гад, но небеса покарали его, ослепив молнией. Давай ты будешь играть гада?

– Я лучше выступлю в роли злодея. О нет! Я буду конем!

– Пошляк!

– Мы поспорили. Досье против недели безудержного секса на лоне природы.

Келли рассмеялась и потянула Рика за руку, прочь из сада, на улицы Луисвилля…

Первым делом Рик купил темные очки с дурацкими перьями на дужках. Маска не маска, но некоторый камуфляж не повредит. Если мифический злоумышленник следит за ними…

Он сам удивлялся собственному спокойствию, но ничего не мог с собой поделать. Ни малейшего намека на тревогу. Ничего…

Они с Келли брели по улице, взявшись за руки, и вокруг бурлила и звенела толпа праздных гуляк, таких же, как и они сами. Дети шныряли под ногами, торговцы сувенирами охрипли, умоляя купить именно их товар и не обращать внимания на остальных… На одном углу жарили каштаны, на другом продавали сахарную вату. Крошечные кафе уже зажгли гирлянды разноцветных огоньков, и музыка звучала буквально отовсюду, создавая диковатый звуковой и шумовой фон всеобщему веселью.

Они прошли Французский квартал, миновали набережную, поглазели на уличных фокусников и акробатов, прокатились в белоснежном фаэтоне, съели по две порции мороженого… Ноги у Келли гудели, а сердце переполняла беспричинная радость. Сейчас она была девчонкой, гуляющей по праздничному городу с самым красивым мальчиком класса… или даже школы – учитывая то, что Рик старше ее на пять лет.

Совершенно неожиданно они оказались перед громадным зданием, сверкающим и переливающимся разноцветными огнями. Келли вряд ли можно было назвать его завсегдатаем –

однако она сразу узнала крупнейший развлекательный центр «Юсофия». Здесь располагались бары, многочисленные казино, элитные ночные клубы и рестораны, о которых шла сомнительная слава… Впрочем, Келли не была уверена, что дело обстоит так уж плохо. Владельцами «Юсофии» числились самые респектабельные граждане Луисвилля, в том числе и ближайшие родственники Рика Моретти.

Рик шел уверенно, ведя слегка оробевшую девушку за собой. Судя по всему, здесь он был частым гостем: с ним то и дело вежливо здоровались крупье и официанты. Келли уцепилась за руку своего стремительного провожатого.

– У меня сейчас ноги отвалятся, Рик! Куда мы так бежим?

– Ловить за хвост удачу. Смотри по сторонам.

– Что мне искать?

– «Однорукого бандита», готового выплатить нам джекпот.

– Я хочу в туалет! И пить! И есть!

– Ох, женщина… Хорошо, тогда для начала пошли в бар, хотя это противоречит буквально всем правилам игрового фарта.

– А что такое игровой фарт?

– Удача. Везение. Пруха. Кураж. Джонс, я смотрю, ты в некоторых отношениях совершенно невинна… К счастью, не во всех.

– Сейчас как дам…

– Отвыкай от этого выражения. Я могу не сдержаться и согласиться. Придется дать.

– Солдатский юмор, Моретти. Ух, как красиво…

Бар действительно был красив. Он изображал подводную пещеру. Под стеклянным полом плавали живые рыбы, извивались водоросли… У Келли слегка закружилась голова, но Рик заботливо поддержал ее.

– Тебе туда, за занавесочку. Я пока закажу. Что едим, что пьем?

– Шампанское! И мясо.

– Господи, с кем я связался… Я ж тебя не прокормлю на озере-то.

– А мы на озеро и не попадем, ха-ха!

– Джонс, не набивай себе цену. Ты в жизни не осмелишься явиться на маскарад голяком.

– Вот завтра и проверим.

– И проверять нечего. Я закажу каре ягненка и такие маленькие картошечки, зажаренные в кипящем масле…

– Ой, сейчас умру! Шампанское не забудь.

Келли умчалась в дамскую комнату, а Рик, улыбаясь себе под нос, сделал заказ.

Потом они пили шампанское и смеялись, как психи, а еще потом Рик сидел и любовался тем, как золотоволосая фея с аппетитом трескает сочное мясо и истекающие маслом картофелины…

Наевшаяся Келли немедленно осоловела и стала клевать носом, но Рик был неумолим.

– Даже и не надейся, что мы пойдем в отель. Сперва игра.

– Я не… ик!.. умею. Я не играла никогда.

– Тем более. Новичкам везет.

– У меня денег с собой нет.

– Я тебе одолжу.

– Я верну в отеле, не думай. А как играют в автоматах?

– Дергают за ручечку и ждут, когда перед носом появятся три одинаковые картинки.

– Ох, как хорошо ты это все объяснил… а то был один умник! Он мне рассказывал про пропадающую возможность. Я ничего не поняла.

– Может, про исчезающе малую вероятность?

– Точно! Рик, какой ты умный! Ты и про это знаешь?

– Знаю. Я много чего знаю, но поверхностно. А ты специалист в своем деле.

– А некоторые считают, что я дурочка…

– Не верь им, Джонс. Для натуральной блондинки ты ума палата.

Келли насупилась:

– Неужели ты тоже веришь в эту ерунду про блондинок?

Рик подпер щеку рукой. Ему не хотелось никуда уходить, только сидеть и любоваться на Келли…

– Не верю. Это действительно полная ерунда. Ум от цвета волос не зависит. Просто блондинки выглядят трогательнее, чем, например, рыжие. Или брюнетки. Видела ты трогательную брюнетку?

– Нет.

– То-то же. И я нет.

– Ой, а что это за книжечка?

– Это, Келли, путеводитель по развлекательному центру «Юсофия».

– Ух ты! У них тут даже есть свадебные конторы, как в Вегасе… Интересно, а кто-нибудь тут женится?

– Не думаю. Если только приезжие. Луисвилль для этого слишком консервативен.

– Жаль, двадцать пять лет назад такого не было. Тогда дядя Роже наверняка женился бы на тете Эжени… Тебе, наверное, неприятно это слушать?

– Почему? Нормально. Я считаю, ему надо было разводиться и жениться на Эжени по-настоящему. Бабушка сама погубила свою жизнь. Хорошо, хоть дед на такую ерунду не заморачивался…

Келли вздохнула.

– А я вот заморачиваюсь.

– Замуж хочешь?

– Ага.

– А зачем?

– Ну… надо все-таки. Мне уже двадцать пять, а я все еще мисс Джонс.

– Эжени и Элоди уже семьдесят, а они все еще мисс Деверо. И заметь, ни одной из них это не помешало стать счастливой. А вот станешь ли счастливой ты, всего лишь официально выйдя замуж…

– Пока не выйду, не узнаю. Я не такая, как моя мать, или Эжени, или Элоди. Я все время думаю – а что люди скажут? Вдруг будут осуждать?

– И не все тебе равно? Осуждать будут плохие и глупые, а друзья по-любому поймут.

– Знаешь, Рик, а у меня, собственно, друзей-то и нет…

– Как это так? Друзья есть у всех.

– Ну… Сестер и братьев у меня нет. Мама усвистала за счастьем, когда мне было семь лет…

– Как она, кстати?

– Вышла замуж. В седьмой раз официально. Пока влюблена…

– Я ее помню. Красивая была.

– Она сейчас еще лучше. У нее талия тоньше моей.

– Это нетрудно, Джонс, если учесть, сколько ты ешь.

– Я нормально ем, между прочим! Баранина не калорийна.

– А картошка в масле?

– Хорошо, я сегодня перед сном отожмусь десять раз.

– Я знаю гораздо более привлекательный способ сбросить калории.

– Не слушаю тебя! Ты развратник.

– Нет, просто мне понравилось заниматься с тобой любовью.

– Не привыкай, я скоро приступлю к поискам нормального мужа. Когда ты дашь мне досье…

– Надо говорить – супруга. Ты будешь его представлять в обществе – очень приятно, вот мой супруг. Знакомься, супруг, это общество. Алиса, это пудинг. Пудинг, это Алиса…

– Ну все, все, разошелся… Так вот о друзьях. Сначала мы дружили с Итаном, когда ему было восемь, а мне три. Потом, к сожалению, появился ты…

– Почему к сожалению?

– Потому что вдвоем вы превратили мою жизнь в ад.

– Вот не помню я такого. Что ты была страшнейшая ябеда – помню, а насчет нас с Итаном…

– Да? А как насчет подушки, которой вы меня накрывали, чтобы проверить, сколько я протяну без воздуха?

– Эксперимент. Чистая наука.

– А корзинка, в которой вы меня спустили с чердака, привязав к ручке бельевую веревку?

– Это я помню, это мы в пиратов играли и спасали тебя во время шторма.

– А кто меня запер в шкафу и лупил бейсбольной битой по двери, уверяя, что за мной пришел Бамбр?!

– Не было такого.

– А кто прокрутил в стене моей комнаты дырку и ночью рассказывал загробными голосами про Белую Даму?

– Зато как крепко ты после этого спала!

– Я вообще не спала, я сидела со светом всю ночь.

– Хорошо, но ведь мы же не просто так это делали!

– Конечно! Вы хотели отделаться от девчонки. Я же говорю, не было у меня друзей…

Глаза Рика опасно сузились.

– А с чего им быть у такой отвратной ябеды и скандалистки? Кто ездил за нами по всему дому на горшке? Кто подглядывал, как мы с Итаном писаем? Кто наябедничал деду, что мы курили в амбаре?

– Ах ты…

– Кто канючил и грозился нас заложить, если мы не будем с тобой играть?

– А надо было сразу меня взять с собой!

– А «клетчатовые шортики»?! Я в жизни не забуду эту истерику.

– Ой, я что-то подзабыла…

– Ты ходила за нами с Итаном в дурацких клетчатых шортах с оборочками. Поскольку мы лазили везде, то и ты лазила везде, и очень скоро шортики стали черными. Тогда с тебя их сняли и унесли стирать, а ты за неимением других жертв закатила истерику нам. «Хочу клетчатовые шортики!» – орала ты, ходя за нами хвостом. Взрослые расслышали только твой дикий рев и всыпали нам, решив, что мы тебя обижаем. Вот каким отвратительным ребенком ты была!

Они посмотрели друг на друга – и расхохотались. Келли заливалась смехом и удивлялась тому, как легко ей разговаривать с Риком Моретти. Вряд ли среди завидных женихов Луисвилля найдется другой такой парень…

 

8

Официант, принесший счет, дружески приветствовал Рика, тот пожал ему руку.

– Привет, Майк. Как дела? Работы много?

– Здравствуйте, мистер Моретти. Рад вас снова видеть у нас. Работы хватает, но основного наплыва мы ждем ночью. Сейчас все гуляют, а вот после полуночи будет жарко. Надеюсь, вам у нас понравилось, мисс.

Келли проводила его взглядом и поинтересовалась у Рика:

– Часто здесь бываешь?

– Довольно-таки. В каждый свой приезд. Шампанского?

– Дождешься, что придется тащить меня домой на плече. Наливай. Рик…

– Что, Келли?

– Как ты думаешь, кто это все делает?

Рик посерьезнел, взял девушку за руку, легонько поцеловал тонкие пальчики.

– Ты напугана, маленький храбрый гусенок? Не бойся, Келли. Я никому тебя в обиду не дам.

– Я не боюсь. Пока я с тобой, я не боюсь, но… выставка закончится. Мы разъедемся по своим домам. Поместье Деверо стоит на отшибе. Я вряд ли смогу с прежней беспечностью гулять по тисовой аллее тихими летними вечерами.

– Что ж, придется мне и дальше тебя охранять.

– Лучше найди этого человека, Рик.

– Может, это не один человек?

– Может, и не один. Я не знаю. Мне все равно. Я просто не хочу, чтобы его призрак маячил у меня за спиной всю оставшуюся жизнь.

– Расскажи мне о своей электронной почте, Келли.

– Хм… боюсь, что этим рассказом я только подтвержу реноме блондинок. Я знаю, на какую кнопочку надо нажать, чтобы на экране появилась моя корреспонденция. Все!

– Я не об этом. Кто тебе пишет?

– Издательство. Редакторы. Иногда – рекламщики.

– А НЕ деловая переписка? У тебя есть фан-клуб? Ты никогда не получала угрожающих писем?

– На что ты намекаешь?

– Я не намекаю. Я пытаюсь понять, угрожали только Эжени – или и тебе тоже? У тебя есть враги?

– Таких, чтобы хотели меня пристрелить, нет.

– Отвергнутые поклонники?

– Нет.

– Так категорично?

Келли спокойно и доверчиво посмотрела на Рика своими изумрудными глазищами.

– Рик, у меня никого нет и не было. Я не девственница… но мои романы никогда не длились дольше недели. Я никого не отвергала и не бросала – скорее это меня бросали. Мои читатели… они мне пишут, но в основном в этих письмах комплименты и благодарности. Дело в том, что вся почта приходит в адрес издательства, а уж потом, после тщательного отбора, они пересылают часть писем мне. Если их что-то настораживает, они просто не пересылают письмо.

– То есть напрямую тебе никто не пишет?

– Только из тюрем.

– Откуда?!

– Заключенные из тюрем. Я участвую в благотворительной программе психологической реабилитации. Переписываюсь с заключенными, которым за хорошее поведение позволили пользоваться Интернетом.

– И за что сидят твои адресанты?

– Ничего серьезного, разумеется. За этим тоже следят. Брось, Рик, с этой стороны все чисто. Да и не мог это быть посторонний.

– Почему ты так решила?

– Потому что надо знать привычки Эжени и Элоди. Надо знать, что Гектор никогда не закрывает машину. Надо знать распорядок дня Эжени. Надо иметь возможность узнать, когда она уедет из музея, когда приедет… Вчерашние выстрелы – это вообще полная загадка. Получается, что стрелявший должен был находиться буквально рядом с нами – ведь никто не мог знать, что Эжени попросит подогнать машину к черному входу и пригласит нас с тобой поехать с ней…

Рик с восхищением посмотрел на Келли.

– Клянусь, больше никогда ни одну блондинку не назову дурочкой. Пошли играть?

– Пошли. Только не ругайся!

Разумеется, он ругался. Потому что для начала они пошли к рулетке – и Келли чуть не довела крупье до нервного срыва, то и дело меняя местами свои фишки и в самый последний момент решая, что выиграть должен непременно вот этот номер…

И ведь выигрывал! Через сорок минут после начала триумфального шествия Келли Джонс по казино Рик Моретти силой выдрал ее из-за стола и буквально на руках унес из зала. Растрепанная, румяная и охрипшая Келли вырывалась и ругала Рика словами, которые воспитанная девушка не должна не то что употреблять – просто знать об их существовании!

В зале автоматов Келли восхищенным взором обвела звенящие и сверкающие разноцветными огнями коробки – и начала громить заведение.

После третьего джекпота Рик перестал удивляться, отобрал у Келли половину жетонов, заказал по телефону выпивку и уселся неподалеку, предоставив Келли стремительно расставаться со столь же стремительно нажитым состоянием. Через час все было кончено. Дрожащая и обессиленная Келли Джонс, потирая отбитый об автомат кулак, сползла с высокого табурета и потащилась к Рику.

– Рик… а у меня больше не осталось ни одного жетончика?

– Осталось. Я обменяю их на деньги.

– И сколько мне… тебе дадут?

– Около семи тысяч долларов.

– Сколь… Рик, а нельзя ли мне немножечко жетончиков, а? Семь тысяч – это же очень много, мне вполне хватило бы трех-четырех…

– Джонс, да ты игроманка?! Стыдись. Надо держать себя в руках. Из казино следует выходить в выигрыше.

– Рик…

– Все! Уходим. Если хочешь, на сон грядущий сыграем в «Монополию».

– Где мы ее возьмем?

– У портье попросим.

– Тогда давай в карты. Я сегодня еще в покер не играла.

– Бож-же мой, как хорошо, что я не граф, а ты не моя жена.

– Это почему?

– Ты бы проиграла фамильные бриллианты, а я вынужден был бы застрелиться. Пошли, кому говорю!

В холле отеля их приветствовал ночной портье:

– Мисс Джонс… Добрый вечер, мистер Моретти. Надеюсь, прогулка по ночному городу вас развлекла… мисс Джонс, костюмы от Жозефа для вас и мистера Моретти доставлены. Прислать их к вам в номер?

– Да, если вас не затруднит. Спасибо. И вот еще что… у вас не найдется колоды карт?

– Разумеется, мисс Джонс. Полная колода? Пасьянс? Гадальные?

– Для покера.

– Бой принесет все необходимое. Удачного вечера.

– Спасибо еще раз. Да, если будут спрашивать, меня ни для кого нет. До завтрашнего утра.

В лифте Рик грозно воззрился на свою легкомысленную блондинку.

– Какой Жозеф? Что за костюмы? Никакие дурацкие ботфорты я не…

– Жозеф Сантуццо – это мой друг.

– Та-ак…

– Не волнуйся. Во-первых, официально он гей. Во-вторых, у него есть жена, которую он обожает, и куча ребятишек.

– Минуточку, он же гей?

– Нас познакомила Вивиан Олшот. Жози замечательный. У него сеть косметических салонов, а с недавних пор он открыл собственное модельное агентство. Специализируется на стилизованных исторических костюмах, специально для съемок в глянце.

– Ничего не понял, повтори по буквам.

– Ох, ну что ж тут такого… Сейчас мода на старинные костюмы. Винтаж, прошлый век, Средние века – все равно. Жози сам создает и шьет исторические костюмы для моделей, которые снимаются для глянцевых журналов. В Новом Орлеане у него большой филиал, Эжени заказала ему костюмы для меня и для тебя.

– Келли, предупреждаю, если это какое-нибудь бархатное безобразие…

В дверь номера постучали, и Келли, смерив Рика презрительным взглядом, пошла открывать.

Рик сидел и мрачно смотрел на роскошный – иначе не скажешь – костюм из алого бархата, черной кожи, атласа и тафты. Камзол придворного вельможи эпохи Карла Второго. Белоснежное жабо, пена кружев…

Это нисколько не походило на театральный костюм с его мишурой, стразами и люрексом вместо драгоценных камней и золотого шитья. Костюм был настоящий, из дорогих натуральных тканей, сшитый вручную. Настоящей выглядела и шпага в роскошных ножнах, лежащая рядом со шляпой, украшенной настоящими страусовыми перьями пурпурного цвета…

– Келли, это обалдеть как красиво, но…

– Ты это наденешь.

– Ни за что! Это костюм короля.

– Правильно. Портрет Карла Второго, Джошуа Рейнольдс.

– У меня манеры хулигана…

– Карл Второй, как ты помнишь, рос сироткой, а вырос вообще коронованным развратником.

– А Нелл Гвинн звала его «мой жаворонок»…

– Интересный ты парень, Рик Моретти. Прикидываешься недалеким и грубоватым детективом – а на поверку знаешь больше, чем я. Нелл Гвинн… Жаль, мы уже поспорили. Нелл Гвинн тоже была блондинкой.

– И торговала апельсинами. Я не надену этот костюм.

– Предлагаю пари.

– Опять?! Боги, эта женщина серьезно больна и нуждается в помощи.

– Не заговаривай мне зубы. Я же поспорила с тобой на собственную свободу?

– А на что должен поспорить я?

– Играем в покер. Проиграешь – идешь в костюме. Выиграешь… можешь не надевать шляпу.

– Еще чего! Шляпа – самое клевое. Мне бы камзольчик отменить или бархатные штаны…

– Карл Второй был распутен, но не до такой степени, чтобы являться на бал без штанов. Принимаешь заклад?

– Ладно. Только усложним задачу. – В темных глазах Рика загорелся дьявольский огонек. – Играем в покер на раздевание. Партия – один предмет одежды.

– Ха! Разрешаю тебе натянуть пару лишних подштанников, потому что я буквально чувствую, как мне сейчас пойдет карта!

Они торопливо заперли дверь, распечатали колоду и начали игру…

Немного раньше, примерно в шесть вечера, Джереми Ривендейл аккуратно расправил крахмальную салфетку на коленях и спокойно заметил, накладывая себе копченой форели:

– Милая Лидия, я вовсе не пошел на поводу у Эжени Деверо. Меня на эту выставку привлек исключительно личный интерес. Даже где-то интимный…

Величавая пожилая дама в строгом платье вскинула сухую руку, унизанную перстнями.

– Ни слова больше, Джереми! Не хочу ничего знать об интиме. Даже в твоем, я уверена, абсолютно невинном понимании этого слова. Весь город буквально сошел с ума с этой выставкой! Говорят, в Деверо стреляли – что ж, по заслугам.

– Лидия, ты слишком сурова, так нельзя. Разумеется, легкий аромат скандала Эжени Деверо внесла, без этого она не может, но в целом, должен заметить, вполне мило. Фрагонар, Буше, парочка неплохих Коро, Ватто. Забавные статуэтки из Индии. Нет, правда, довольно любопытно.

– Особенно любопытна толпа сексуально озабоченных извращенцев, бегающая за этой старой развратницей и умоляющая рассказать ее парочку скабрёзных анекдотов.

– Там были вполне приличные люди. Кстати, там был и твой внук.

Клер Бопертюи, в замужестве Кьяра Моретти, со стуком упустила в суп серебряную ложку. Ее муж Франко поцокал языком, но благоразумно не проронил ни слова. Лидия Бопертюи задышала чуточку учащеннее, чем обычно.

– Вот как? Ричард был на выставке? Что ж, это можно объяснить. Он любил и уважал своего недостойного деда. Это делает мальчику честь – он знает, что такое семейные ценности.

Джереми усмехнулся:

– Не уверен, что Рика занимали мысли о семейных ценностях. Мне кажется, куда больше его интересовала внучатая племянница Эжени и Элоди Деверо, Келли Джонс. Он с ней буквально неразлучен. Сегодня утром я встретил их в холле отеля, рука об руку выходящими из лифта.

Франко гневно вскинул голову:

– Ривендейл, это уже гнусно! Ты занимаешься сплетнями, словно баба на базаре…

Лидия обожгла невыдержанного зятя ледяным взглядом:

– Франко! Мистер Ривендейл наш гость. Если мы начнем оскорблять гостей в собственном доме, наш мир очень быстро превратится в одно большое футбольное поле. Возможно, тебя это и обрадует, но меня – нет. Клер, не сутулься. В какой гостинице ты их видел, Джереми?

– «Приют комедиантов». Там же проходят и выставочные банкеты.

– Весьма подходящее название. Что ж… Клер, Франко, Гризельда! Мы едем в город.

– Мама, я не думаю…

– Я хочу посмотреть праздничную иллюминацию из окна МОЕГО СОБСТВЕННОГО ОТЕЛЯ. Если кто забыл, именно мне принадлежит контрольный пакет акций «Приюта».

Клер собралась с духом:

– Мама, ты никуда не собиралась еще десять минут назад. Это все из-за Рика и девушки? Между прочим, моему сыну уже тридцать, и он может сам выбирать, с кем ему проводить время…

– О, узнаю Роже Бопертюи. Как сказано в Писании, «по делам их и словам их узнаете их». Франко, как ты умудрился прожить с ней столько лет? Разговор окончен. Мы едем в город после обеда. Что же до Рика… Мне кажется, он мог бы хоть заехать и поздороваться с собственной семьей, а потом отправляться на свидание. Я лично не видела его почти год, вы, полагаю, столько же.

Час спустя Франко Моретти уныло поинтересовался у своей любимой жены Кьяры – в целях предосторожности понизив голос до шепота:

– Почему я ничего не могу ей ответить, а? У меня под началом ходят по струнке двадцать пять здоровенных мужиков, я на них кричу и даже иногда бросаю в них вещи – но я ничего не могу возразить твоей маме, даже когда она ругает моего первенца Рикко!

– Тихо, милый. Скоро закончатся праздники, и мы сможем уехать домой, к детям. Возьмем с собой Рика…

– И с девушкой его надо познакомиться. Если твоя мама ее ругает – значит, она хорошая!

– Франко, ты говоришь о моей матери.

– И потому я отдам за нее свою жизнь, но и трех жизней мне не хватит, чтобы перестать ее бояться. Кьяра, у нее скверный характер. Папа, конечно, насолил ей, но я его понимаю. От такой любой уйдет, не только твой папа…

– Франко Моретти, ты говоришь о моем отце!

– Он был прекрасный человек, и я целую даже его надгробный памятник. Истинный галл! Веселый, легкий человек, с которым приятно посидеть за бутылочкой кьянти. Как он ухитрился жениться на твоей маме?..

– Франко! Ты говоришь о моих родителях!

– Уже молчу, милая. Только знаешь что? Хорошо бы Рикко со своей девочкой не попался маме на глаза… Я не смогу защитить моего сына, и позор падет на мою голову.

– Почему не сможешь?

– Потому что я очень боюсь твою маму, Кьяра!

 

9

Со стола смели все, оставили только тяжелую парчовую скатерть. Посередине лежала запечатанная колода карт.

Келли и Рик уселись напротив друг друга и стали ждать, кто первым моргнет – старинный детский способ установить того, кто будет сдавать.

В темных глазах Рика плескался смех, а еще нечто такое, от чего у Келли становилось жарко в животе и грудь начинала ныть в сладком предвкушении бесстыдных и жарких ласк…

Она вдруг вспомнила, как в одной из ее книг (сентябрьский бестселлер первой недели, «Распутная девственница») героиня устраивает стриптиз, чтобы коварный лорд утратил бдительность, а верный друг героини смог пробраться в казематы и спасти повстанцев… ужасный был роман, если честно, но продавался хорошо. Так вот, та героиня была бы ее точным автопортретом, кабы не одно обстоятельство. Прелестная Ребекка из романа была девственницей, а Келли – нет, но учитывая малый опыт Келли в делах любовных… Короче, и Ребекке в романе, и Келли в жизни предстояло совращать мужчину, не имея о технической стороне процесса практически никакого представления.

Ребекка ориентировалась, сколь помнится, на блеск в глазах злодея-лорда и его участившееся дыхание. Кроме того, на Ребекке было гораздо больше предметов одежды. Келли для полного стриптиза достаточно было проиграть… минуточку… пять раз. При условии, что туфли считаются за два предмета, а золотая цепочка тоже относится к одежде.

На самом Рике были рубашка и брюки – мокасины он небрежно скинул у дверей. Если на нем есть нижнее белье, то ей достаточно выиграть три раза…

Возбуждение полыхнуло вспышкой, едва не заставив Келли скрутиться в тугой узел. Она чувствовала, как пылают ее щеки, – а Рик это видел.

Он не сводил с девушки глаз. Келли была прекрасна и обольстительна, словно сама Лилит. Золотые локоны разметались по обнаженным плечам, золотистое платье облегает тело не хуже второй кожи… И сама кожа, нежная, медово-кремового оттенка, чуть влажная – к ней так и тянет прикоснуться, пройтись кончиками пальцев по округлому плечу, стройной шее, положить ладонь на восхитительную грудь, четко обрисованную под тканью…

Рик сглотнул. Это просто к гадалке не ходи, чем закончится сегодняшний покер! Собственно, дело даже не в том, кто из них разденется первым…

Она проиграла первую партию – и посмотрела Рику в глаза. Увидела на дне его глаз разгорающееся темное пламя. Едва заметно улыбнулась. И очень медленно спустила с плеч бретельки платья.

Золотистый шелк бесшумно скользнул на пол. Рик задышал чаще. Оказывается, за время, прошедшее с утра, он успел забыть, какая она красавица…

Обнаженная грудь Келли Джонс занимала практически все органы чувств Рика Моретти, и потому он проиграл следующий круг. Рубашка полетела на пол, и, судя по лицу Рика, с большим удовольствием он отправил бы туда и брюки. Келли откинулась на спинку стула, едва не вызвав этим сердечный приступ у своего партнера, и проворковала:

– Сейчас-сейчас мы узнаем страшную тайну Паршивой Овцы.

– Какую еще тайну, распутная Страшила?

– К какому типу мужчин он относится. Человек-Плавки, Человек-Боксеры или же Сво-

бодный Человек Без Предрассудков…

– Джонс, я начинаю опасаться за свою невинность. Ты очень развратная. Ты всех мужчин так оцениваешь?

– Ну… иногда.

– Тогда давай поговорим о других. Сними… благодарю. Итак, что ты скажешь о Ривендейле?

– Полагаю, это Человек-Кальсоны.

– Фу!

– Вовсе нет. Я бы могла сказать – Колготки, но ты наверняка консерватор и начнешь насмехаться.

– То есть ты считаешь, что я живу в глухой итальянской деревне и ни разу в жизни не видел модных журналов?

– Скажем так: ты не похож на человека, который читает такие журналы.

– Джонс, ты истинная блондинка. Зачем их ЧИТАТЬ, их СМОТРЯТ.

– Сам дурак. Пики!

– Извините, дамочка, но у меня флеш-рояль. Попрошу встать подальше от стола, чтобы я мог удостовериться, что вы действительно…

Слова замерли на губах у Рика. Келли соскользнула со стула, вышла из-за стола, встала на фоне темного окна и повернулась к Рику боком. Медленно, очень медленно, почти вкрадчиво зацепила большими пальцами тоненькую кружевную резинку трусиков, потянула ее вниз. Грациозно согнулась, согнула в колене одну ногу, потом вторую…

Рик видел по сути только ее безупречный силуэт. Келли не прикрывалась специально, но локоть как бы невзначай закрывал грудь, он стояла четко боком – а потом вдруг резко повернулась и шагнула обратно к столу. Рик прохрипел, хватаясь руками за столешницу:

– Похоже, игра подходит к концу… во всех смыслах этого слова…

– Ну, Моретти, не будь таким необузданным мужланом. Во-первых, даме надо дать отыграться, во-вторых, на мне еще три предмета.

– Ага! Десять.

– Туфля, туфля и цепочка. Это честно?

– Туфли за пару. Цепочка – это уж полная фигня, но, ладно, принимаю. Сдавай.

– Прошу… Пас.

– Удваиваю.

– Так-так-так, итак, пришло время для страшной тайны Паршивой Овцы. Что там у нас под брюками? Итак, маленький такой флеш…

– Ох, не торопись, моя девочка, а то останешься без… хм… собственно, ты уже без них. Ну все равно – на ваш, дамочка, пошлый флеш мы отвечаем истинно по-королевски – флеш-роялем…

Портье отеля «Приют комедиантов» явственно ощущал, как посреди душного летнего вечера ему в мозг вонзаются ледяные иглы. Ах, если б можно было спрятаться под стойку! Или убежать и затеряться в толпе…

Ледяные иглы исходили из пронзительных синих глаз высокой величавой старухи в черном. Затеряться в толпе в любом случае не получилось бы, портье это знал. Ибо высокая старуха в черном была владелицей отеля и по совместительству – одной из самых влиятельных особ Луисвилля. Лидия Машмортон-Бопертюи.

За спиной Лидии Бопертюи маячила ее бледная тень – пожилая худощавая женщина с брюзгливым и крайне недовольным выражением лица – дочь Лидии, Гризельда Бопертюи. За другим плечом – супружеская пара средних лет. Женщина – очень красивая, немного испуганная и слегка смущенная. Мужчина – очень смуглый, черноволосый, атлетического сложения, хоть и с небольшим животиком. ОЧЕНЬ испуганный и ВЕСЬМА смущенный. Портье знал и их. Младшая дочь Лидии Клер и ее итальянский муж. В Луисвилле все всех знают…

Портье набрал воздуха и попытался быть мужчиной:

– Боюсь, у нас больше нет свободных номеров, миссис Бопертюи. Слишком много туристов…

– Ерунда. Я же вижу экран вашего компьютера. Вот здесь свободный номер, в мансарде.

– Простите ради бога, миссис Бопертюи, но этот номер забронирован и не может быть сдан без согласия зарезервировавшего лица…

– И что же это за лицо?

– Э… а… ну… боюсь, что… Мисс Эжени Деверо! Простите, мэм.

На лице Лидии Бопертюи не выразилось ничего. Почти ничего.

– Будьте добры, милейший, пригласите сюда Огюста. Да, вы не ослышались. Вашего управляющего. Мистера Огюста Ферри.

Если бы не сознание того, что он – сотрудник старейшего отеля Луисвилля, портье кинулся бы в кабинет управляющего бегом.

Франко Моретти суетливо огляделся – и принес к стойке кресло, в которое и опустилась Лидия, не удостоив зятя ни единым взглядом. Клер тихонько вздохнула. Мать в бешенстве, это Клер знала наверняка.

Гризельда с отвращением прошипела:

– Какой позор! На нас все смотрят. Мы стоим тут у стойки, словно кучка заезжих провинциалов или итальянских эмигрантов… Прости, Клер, я не имела в виду…

– Имела, имела. Впрочем, это не имеет значения. Франко, любимый, не мог бы ты перестать дергать ногой? Мама, нам обязательно участвовать в этом представлении? До фейерверка есть еще время, мы могли бы отправиться в другой отель…

Лидия смерила дочь уничтожающим взглядом:

– Пытаешься выступить в роли миротворца, малышка Клер? Не надейся, не тот случай. Где этот Огюст…

Раньше Клер и не подумала бы продолжать этот опасный разговор, но годы вольной жизни в свободолюбивой Италии придали ей смелости, к тому же речь шла о ее сыне…

– Чем может помочь управляющий, если мест нет, мама? И если ты хочешь увидеться с Риком, вовсе нет нужды вселяться в отель. Мы могли бы просто попросить портье вызвать его сюда или в ресторан… он ведь наверняка где-то здесь!

Франко, спрятавшись за спину жены, поддакнул:

– А хотите увидеть его наверняка – отправляйтесь на выставку. Вам же прислали приглашение, мама?

Лидия метнула в зятя такой взгляд, что Франко немедленно увял, словно нежный цветок под дуновением северного ветра.

– Ты прекрасно знаешь, что приглашения на это… на эту… приглашения у меня нет и быть не может. А если бы и было, то я все равно не пошла бы. Здесь же я торчу – тут вы оба правы – только из-за вашего старшего сына, который окончательно потерял совесть, а возможно, и сошел с ума – судя по тому, что рассказал Джереми Ривендейл. И я не уйду, пока не дождусь его здесь или не войду в его номер и не выслушаю его объяснения, чем он здесь занимается. Помимо, разумеется, того, что выставляет свою семью круглыми идиотами. Над нами будет смеяться весь город!

Воцарилось напряженное молчание. Лидия застыла, глядя прямо перед собой.

Она никогда и никому в этом не признавалась, но… она обожала своего внука Рикардо. Любила его болезненной и ревнивой любовью. Тосковала по нему. Боялась умереть, так и не увидев его насмешливую улыбку и горячие темные глаза.

В последний раз они виделись год назад, на похоронах Роже Бопертюи. Вернее на поминках – на сами похороны Рик опоздал.

Из всех ее пяти внуков именно Рик больше всего походил – внешне и внутренне – на своего деда Роже, и Лидия Бопертюи скорее дала бы отрубить себе правую руку, чем призналась бы, что именно это стало причиной ее болезненной, жадной любви к нему.

Потому что и непутевого распутника Роже, старого греховодника, изменника, сбежавшего от нее к этой вертихвостке Эжени Деверо, – и его тоже Лидия любила всю свою жизнь.

Уход Роже стал ударом, от которого она едва оправилась. Выручила фамильная выдержка и умение забываться в работе. Простить мужа – о нет, она не простила его. Но и разлюбить не смогла.

Эта испепеляющая страсть жила в ее сердце, и Лидия добровольно обрекла себя на одиночество вовсе не потому, что считала развод таким уж неприемлемым. Просто развестись с Роже означало потерять его навсегда, а на это она пойти не могла.

Роже стал жить у Деверо, она видела его все реже и реже, зато взрослеющий Рик становился все больше похож на деда, и Лидия умирала от счастья, когда мальчик приезжал в ее дом…

А потом он стал приезжать не только к ней, но и к Деверо. Вряд ли Эжени Деверо когда-нибудь догадывалась, как близка она была в те годы к смерти. Лидия Бопертюи, почти обезумев от ревности и бессильной ярости, всерьез подумывала о физическом устранении соперницы. Роже – с его уходом она уже почти примирилась, но Рик… Нет, только не Рик…

А Рику было интереснее у Деверо, потому что там жил его друг и ровесник Итан, потому что там был обожаемый дед, потому что в доме Деверо никогда не ограничивали детскую свободу. Лидия все это прекрасно понимала, а измениться – не умела. С ужасом видя, как отдаляется от нее внук, она любила его все сильнее и отчаяннее.

К счастью, с годами ее страхи поутихли. Повзрослев, мальчик не отдалился, напротив, кажется, стал лучше ее понимать. Во всяком случае, теперь он приезжал к ней погостить самостоятельно и вполне по доброй воле. В последние годы им даже удавалось поговорить… Лидия очень хотела стать его другом, но боялась, что ей уже не хватит времени.

И вот теперь все шло под откос, а виновата в этом вновь была женщина из семьи Деверо. Келли Джонс… Кто такая Келли Джонс? Лидия тщетно пыталась вспомнить лицо, но ничего не получалось…

Одно утешает – Рик отдалился не только от нее, но и от собственной семьи. В Италии он не был полтора года, звонит Клер и Франко не чаще раза в месяц. Ведь он совсем взрослый мужчина, ему уже тридцать, так что ничего удивительного.

– Миссис Бопертюи! Мисс Гризельда! Дорогая Клер, синьор Моретти… Боже, какая честь для нашего отеля!

Огюст Ферри излучал радость и восторг от встречи с такими замечательными людьми. Управляющий был именно таким, каким и положено быть управляющему старинным отелем во французском стиле. Огюст был невысок, кругл, румян, волосы у него на голове росли в форме пушистого венчика вокруг ослепительно сверкающей лысины, глаза были черными, как маслины, а еще Огюст в разговоре всплескивал пухлыми ручками и отчаянно гримасничал.

На самом деле его звали Огастес Ферри, был он чистокровным ирландцем и в прошлом – профессиональным актером, а в отель пришел пятнадцать лет назад. Имидж требовал стать французом – Огастес стал Огюстом и стал произносить свою фамилию с ударением на последний слог.

Лидии Бопертюи он не боялся, как не боятся бывалые люди цунами или торнадо: если что, то все равно никто не уцелеет, так какой же смысл тратить на страхи всю жизнь?

– Едва услышав о вашем визите, я поспешил к вам навстречу. Скорее, скорее пойдемте в мой офис, там нам никто не помешает.

Лидия насмешливо прищурилась. Огюст стремился избежать скандала – в вестибюле отеля было полно народу. Часть из них туристы, но есть и граждане Луисвилля. Завтра… нет, уже сегодня всему городу станет известно, что «Приют комедиантов» отказал в номере собственной хозяйке.

На это ей как раз было наплевать. Вот если Луисвилль узнает, что Лидия Бопертюи явилась сюда, чтобы вытащить своего внука из постели племянницы Деверо… Вот это скандал так скандал!

Странно, но сегодня она чувствовала себя непривычно молодой и готовой на любой, даже самый неприличный скандал.

– Благодарю, Огюст, но в приватности нет необходимости. Мы приехали посмотреть на фейерверк из окна номера для VIP-персон. Насколько я помню, эти номера в отеле должны быть всегда.

В глазах Огюста плеснула тревога.

– Дорогая миссис Бопертюи… Дело в том, что в этом году очень большой наплыв туристов…

– Как и всегда, Огюст, как и всегда.

– Кроме того, из Вашингтона прибыли важные гости, и мэр распорядился…

– С каких это пор мэр Луисвилля распоряжается чужой частной собственностью?

– Ну это я неточно выразился, разумеется, он ничего не приказывал, просто попросил…

Лидия склонила голову на плечо и ехидно посмотрела на вспотевшего Огюста.

– И вы отдали им мои именные номера? В мансарде?

– Нет! Конечно же нет! Они заняли Голубую и Зеленую комнаты… и я не могу их оттуда выгнать!

Лидия презрительно фыркнула.

– Разумеется, болван! Кто же выгоняет постояльцев. Я говорю о своих собственных именных номерах в мансарде, тех самых, люксе и маленькой спальне.

Огюст выглядел уже не встревоженным – перепуганным насмерть.

– Мадам, я понимаю, это ужасно неловко, но… вы так редко пользовались номером… практически никогда и не пользовались, если уж начистоту…

– Огюст, таким голосом сообщают исключительно плохие новости. Не мямлите. Что происходит?

Огюст набрал воздуху в грудь, как человек, которому предстоит прыгнуть с обрыва в очень глубокий и очень холодный водоем. Зимой…

– Миссис Бопертюи, зная, что вы не являетесь сторонницей публичных увеселений, и учитывая разгар туристического сезона, я взял на себя смелость согласиться на более чем заманчивое предложение устроителей выставки…

Сзади громко вздохнула Клер, Франко пробормотал что-то экспрессивное по-итальянски. Лидия царственно кивнула.

– Я вас слушаю, Огюст. Кому вы сдали номера?

– Мисс… мисс… Эжени Деверо!

Женщина попроще в этот момент выругалась бы. Однако Лидия Бопертюи была сильной натурой.

– Значит, вы сдали лучшие номера в отеле с полуторавековой безупречной репутацией устроителям порнографической выставки, позорящей наш город?

Огюст Ферри мог бы напомнить Лидии Бопертюи, что аккурат сто лет назад – и вплоть до покупки «Приюта комедиантов» отцом Лидии – здесь помещался один из самых одиозных борделей Луисвилля, но благоразумно промолчал. Чутье подсказывало ему, что экскурс в историю в данном случае будет несколько неуместен, а кроме того, Огюсту вдруг показалось, что Лидии Бопертюи абсолютно наплевать на фейерверк, именные номера и даже на Эжени Деверо. В отель ее привело что-то другое…

Лидия выпрямилась и пронзила Огюста взглядом холодных синих глаз.

– Что ж, клиент для отеля всегда на первом месте. Вы добросовестны, Огюст. Возможно, не слишком дипломатичны, но – добросовестны. В таком случае… полагаю, мы могли бы разместиться на сегодняшний вечер в номере моего внука? Ведь он, насколько мне известно, здесь?

Огюст явственно ощутил дыхание ледяной бездны под ногами.

Франко кашлянул.

– Мама, вы же не можете этого утверждать только потому, что этот сплетник Ривендейл видел Рика на выставке?

– А я ничего и не утверждаю. Огюст, мой внук остановился здесь или нет?

– Д-да… но…

– Вот видишь, Франко! Я не ошиблась. Ричард здесь. В каком он номере, Огюст? Мы поднимемся к нему.

– Боюсь, что это… невозможно, мадам.

– Что такое?

В конце концов, психологи вообще рекомендуют менять работу каждые семь лет, обреченно подумал Огюст. Ну уволит. Не расстреляет же.

– Мистер Моретти просил не беспокоить его до утра. Напряженная работа.

– Скажите-ка на милость! В каком он номере? Я хочу позвонить и спросить у него сама.

– Он… я не могу…

– Глупости!

Лидия решительно перегнулась через стойку и схватила книгу учета посетителей – роскошный антикварный фолиант в сафьяновом переплете.

– Так, где же он… Моретти…

Огюст откашлялся.

– Мадам! Мистер Моретти не записан в постояльцах.

– Да? Почему?

– Потому что он… потому что он проживает в номере мисс Джонс!

– В ЧЬЕМ НОМЕРЕ?

– Мисс Джонс, племянницы мисс Деверо и мисс… Деверо. Он – ее телохранитель.

Наступила тишина. Мирно жужжали лифты. С улицы доносилась музыка. Огюст умоляюще сложил руки на груди.

– Вы же не станете врываться в номер к девушке, мадам? Мисс Келли – замечательная и в высшей степени порядочная девушка…

– Ха! В мое время порядочные девушки не селились в одном номере с молодыми мужчинами, особенно… В каком она записана? В Маленьком будуаре? Насколько я помню, там всего одна кровать!

– Да, но…

– И вы называете это порядочностью, Огюст? Поразительно.

Клер неожиданно резко взяла мать за плечо.

– Довольно, мама. Это уже переходит все границы. Рик – взрослый мальчик, эта девушка – совершеннолетняя. Полагаю, они сами вполне способы решить, как и где им следует проводить ночь.

Секунду они смотрели друг на друга, мать и дочь. Огюст испытывал сильнейшее желание спрятаться под стойку. Франко молча восхищался женой. Амазонка! Истинная амазонка. Гризельда мрачно косилась на окружающих. Какой позор!..

Лидия взяла себя в руки первой. Кивнула Огюсту, глядя поверх него в стену.

– Благодарю за гостеприимство, Огюст. И за информацию. Если вас не затруднит, передайте завтра утром моему внуку, что его семья шлет ему пламенный привет.

Повернулась – и покинула отель «Приют комедиантов». Семья печальным клином потянулась за ней.

 

10

В это самое время Рик Моретти в очередной раз проиграл. И начал медленно-медленно стягивать брюки. В высшей степени порядочная мисс Келли Джонс сидела на самом краешке стула, вцепившись в стол руками, щеки ее пылали. Обнаженная грудь Келли Джонс вздымалась бурно и несколько хаотично.

Рик Моретти изо всех сил пытался сохранить невозмутимый вид, но это ему удавалось с трудом.

Еще пару секунд они выдерживали условия игры – а потом Рик с глухим рычанием содрал с себя остатки одежды и прыгнул к Келли.

Карты веером рассыпались по полу.

На темном золоте парчи – золотые нити волос. Мраморная белизна и нежно-розовый отблеск морской раковины. Мирра и мед, огонь и нежный ручей.

Он никогда не думал, как точно описана любовь в Песне Песней. Ему казалось – устарело.

Оказалось – все правда. До единого слова.

За окном полыхали разноцветные сполохи фейерверков, окрашивая сумрак комнаты во все цвета радуги. Глаза Келли в темноте светились, как у кошки.

Уже под утро, обессиленная и счастливая, засыпая в руках Рика, она вдруг подумала, что на самом деле, пожалуй, уже нашла Правильного Мужчину. Жаль, конечно, что все это скоро кончится, но пока… пока они вместе. И все хорошо.

Рик смотрел на спокойное лицо спящей Келли, жадно втягивал ноздрями аромат ее разгоряченного тела, золотых волос…

Он не понимал, что с ним происходит. Раньше никогда в жизни ему не хотелось таких простых и таких прекрасных вещей.

Засыпать, сжимая свою женщину в объятиях. Знать, что, когда проснешься, она будет по-прежнему рядом. Баюкать ее, мечтая о том, чтобы ей угрожала смертельная опасность – а он бы ее спас.

Ненавидеть утро за то, что кончается эта ночь…

Утром они, естественно, проспали, и ничего страшного не случилось.

Келли проснулась первой и лежала, блаженно вытянувшись рядом с Риком. По потолку скакали солнечные зайчики, в открытые окна вливался отдаленный гул воскресного веселья. День благодарения в Луисвилле праздновали с размахом…

Неведомо почему Келли чувствовала некоторую тоску. Возможно, средневековые философы были правы и всякая тварь действительно грустна после соития.

Это просто секс. Нет, не ПРОСТО. Это невероятный, восхитительный, завораживающий, прекрасный секс. Секс, которого у нее никогда раньше не было.

Келли запомнит эти дни – и эти ночи – на всю оставшуюся жизнь. Просто потому, что они вряд ли повторятся. Ни с одним другим мужчиной ей больше не доведется слетать на небеса и вернуться обратно…

Сейчас она понимала, какую муру пишет в своих романах. Никакого отношения это не имело к настоящей страсти, к настоящей физической любви – дешевый заменитель, не более того.

Для того же, чтобы описать истинные чувства Келли в данный момент, понадобился бы настоящий поэт, не ниже Шекспира.

Как еще описать удивительную ясность мыслей, обострившиеся слух и обоняние, болезненную чуткость кожи, легкость, наполняющую тело изнутри…

Никогда в жизни не испытывала она ничего подобного. Ни с кем. Только с Риком.

Рука Рика, тяжелая и горячая, передвинулась ей на бедро, и Келли с трудом подавила сладкую дрожь, пронизавшую все ее тело от этого вполне невинного прикосновения.

Это был просто секс. У них с Риком нет никаких отношений, не было и не будет. Никакие чувства их не связывают. Только взаимное удовлетворение.

Она мысленно твердила эту лживую мантру, а ничего не подозревающий Рик лениво поглаживал ее голое бедро и зевал, как кашалот.

Все, что между ними было, относится только к телу, не к душе, и когда Келли найдет себе нормального му…

– Ну, Страшила, и как это называется?

– Чего?

– Не чего, а что. Я спрашиваю, где ты всему этому научилась, развратная девица?

– Пусти, растлитель!

– О-хо-хо! Куда уж мне! Я по сравнению с тобой подросток, недавно потерявший девственность. Как вспомню, что ты вытворяла на рассвете…

– Ударю сейчас!

– Переходим к садо-мазо? Давай. Ударь меня, госпожа…

– Дурак.

– Дай поцелую?

– Хватит. Мы и так проспали.

– И что случилось? Выставку же не закрыли.

– А вдруг что-то случилось с тетями? Мы же не знаем…

Рик повернулся на бок и насмешливо посмотрел на нее своими темными горячими глазами.

– Не хочу показаться циником, но… случись что-то, нас бы разбудили.

– Циник!

– Нет, реалист. Кстати о реалиях. Сегодня у нас большой и шумный денек.

– О да. Маскарад. Не забыл?

– Не забыл, но я о другом.

– О чем же?

– Видишь ли, Джонс. У нас с тобой все серьезно. И я требую, чтобы никакого пошлого флирта с твоей стороны больше не было!

– Что-о?! В каком это…

– В самом прямом, Джонс. После того что ты сделала с моим тельцем этой ночью, я считаю, что имею право диктовать некоторые условия. Так вот: все твои безнравственные разговоры о выгодных партиях, женихах и прочей ерунде отменяются.

– А досье?

– Фиг тебе. Ты и так испорченная натура, не могу же я еще и потакать твоим порокам.

Келли возмущенно фыркнула и перевернулась на живот, пряча от Рика пылающее лицо. Вот мерзавец! Болтун! Клоун.

Мало того что из-за их с тетей Эжени альянса ни один приличный холостяк на нее уже и не взглянет. Мало того что все будут показывать на нее пальцем. Мало того что и самой ей после Рика просто не хочется смотреть ни на одного мужчину…

– Я, между прочим, должна думать о своем будущем.

– Думай про себя. Давай договоримся так: пока ты вроде как со мной, ты не флиртуешь и не кокетничаешь с местными толстосумами… хорошо, просто с подходящими мужиками, а я взамен, когда все закончится, покажу тебе парочку интересующих тебя досье?

Неожиданно слезы навернулись на глаза Келли. Когда все закончится… вроде как с тобой…

Несчастная дура Келли Джонс! Всегда ты была дурой, дурой и останешься. И подумать только, всего пять минут назад она чуть не совершила ошибку…

Она едва не выпалила, что с поиском женихов покончено, что все мысли о Правильном Мужчине вылетели у нее из головы после его первого поцелуя, что Рик Моретти – единственный, с кем ей хочется провести остаток дней своих, еще примерно лет шестьдесят! Слава богам, она не успела этого всего выпалить и потому дождалась бесхитростной и убийственной правды.

Рик Моретти воспринимал их отношения, как игру. Для него все это было обычным развлечением на уик-энд. Он собирался закончить свою работу – и вернуться в свою жизнь, где нет места Келли Джонс. Именно поэтому сейчас он напомнил ей о досье на женихов и даже изъявил готовность помочь в подборе.

Келли повернулась к Рику и вымученно улыбнулась.

– Согласна. Сегодня же набросаю списочек интересующих меня холостяков Луисвилля.

Она грациозно соскользнула с постели и ушла в душ, а Рик откинулся на подушки и беззвучно выругался по-итальянски.

К дьяволу всех холостяков Луисвилля, Луисвилль и желание Келли Джонс выйти замуж за Правильного Мужчину!

Потому что он, Рик Моретти, неправильный. Это совершенно очевидно, ибо Келли Джонс, явно с удовольствием занимавшаяся с ним любовью, с прежним энтузиазмом восприняла его согласие показать ей досье на женихов…

Ерунда какая-то. Сразу ясно, что Правильным Мужчиной для Келли может быть только он!

И флирт здесь ни при чем, и быстрый секс тоже. Рик сам не мог бы точно сказать, чего в точности он хочет от Келли, но уж не окончания их отношений – точно.

Он всегда любил секс, он считал себя знатоком, но эта золотоволосая фея возносила его на такие вершины блаженства, о существовании которых он и не догадывался раньше.

Даже если оставить в стороне всякую муру типа чувств… таким сексом не разбрасываются! Такой секс на вес золота.

В любом случае он совершенно не готов завтра утром, в понедельник, просто отчитаться в выполнении задания и уехать. Уйти из жизни Келли. Выпустить ее из рук. И знать при этом, что Келли хладнокровно выбирает себе подходящего супруга из числа этих… холостяков!

Зазвонил телефон. Рик со вздохом перекатился на живот и снял трубку.

– Ну?

– Грубиян малолетний! Где вы там?

– Эжени… Мы немножечко проспали.

– Ну и ладно. Готовьтесь к маскараду. Прения прошли великолепно, на аукционе я выцыганила у Мардж чудесную миниатюру с вакханками. Сейчас мы с Элоди сидим без ног и пьем виски со льдом. Гектор дежурит в коридоре. Да, кстати, сегодня опять было письмо с угрозами.

– В полицию передали?

– Не волнуйся, без тебя знаю, что делать. Передала. Обещали разобраться. Ерунда.

– Я позвоню и узнаю…

– Не надо! В смысле зачем? Когда что-то выяснится, они сами расскажут, разве нет?

– Ну… хорошо, но…

– Расскажи лучше, мальчик мой, как твой костюмчик? Понравился?

– Жарковат, но вполне приемлемо.

– Келли придется хуже. Я бы опасалась теплового удара.

Рик заинтересовался.

– А я и понятия не имею, в кого она собирается нарядиться. Откройте тайну?

– Мог бы и догадаться. С ее-то нравственностью…

С «ее-то нравственностью» Рик мог бы предположить самое худшее. Вплоть до хитона Мессалины…

– Не знаю. Ну скажите!

– Джен Эйр, разумеется. Скромная викторианская эпоха. Ну… или не викторианская. Все, Элоди зовет. Давайте готовьтесь. Я хочу, чтобы вы с Келли произвели фурор.

Рик повесил трубку и зловеще усмехнулся в сторону ванной. Значит, Джен Эйр? Что ж, свадьба с одним из завидных женихов Луисвилля откладывается по крайней мере на неделю – Страшила Джонс проиграет ему спор и уедет с ним в лес, на озеро, где будет… хм… исполнять все его прихоти и капризы, а он в свою очередь постарается не ударить в грязь лицом.

Рик решительно постучал в дверь ванной.

– Выходи, развратница. Звонила твоя тетушка, велела собираться на маскарад.

Келли выпорхнула из ванной, облаченная лишь в одно узкое полотенце, обернутое вокруг бедер.

– Ужас! Проспали аукцион. Ты бы прикрылся.

– И это говорит женщина, разгуливающая перед носом неженатого мужчины с голыми…

– Молчать!

– …плечами! Почему я должен прикрываться?

– Потому что сейчас придет Мин Жу.

– КТО?!

– Не важно. Мне нужно помочь с костюмом.

– Так я бы и помог…

– Ты поможешь! Нет, тут нужен профессионал.

– А что такое Мин Жу?

В тот момент в дверь постучали, и Келли торопливо швырнула в Рика купальный халат.

– Прикройся, говорю. Или ты собираешься соблазнить и ее тоже?

Ага, значит, Мин Жу – женщина, сообразил Рик.

Через несколько мгновений в номер вошла та, на чью помощь рассчитывала Келли Джонс. Маленькая, безупречно сложенная девушка с оливковой кожей и ярко-голубыми волосами, торчавшими вокруг головы наподобие посудного ершика. Глаза у Мин Жу были темные и бесстрастные, а еще девушку украшало бессчетное количество пирсинга. Проколоты были брови, нос, губы, мочки ушей, пупок… Рик решил не думать о том, какие еще части тела эта неформалка могла подвергнуть экстремальному украшательству.

Из одежды на Мин Жу были узкие шелковые брючки, исключавшие всякую возможность ношения нижнего белья, и кожаный жилет, застегнутый всего на одну пуговицу на животе. Мин Жу смерила Рика загадочным взглядом темных глаз – и удалилась вместе с Келли в ванную, волоча за собой огромный металлический кофр на колесиках.

Рик успел посмотреть половину бейсбольного матча и два мультфильма про Донадьда Дака – после чего Мин Жу возникла на пороге ванной и подмигнула ему. Растерявшийся Рик подмигнул в ответ, после чего загадочная посетительница удалилась, везя за собой свой верный кофр.

Рик повернулся, чтобы со всем доступным сарказмом поинтересоваться, каждый ли раз Келли тратит столько времени на макияж и прическу…

…и замер на месте.

Келли Джонс стояла перед ним абсолютно нагая. Ее слегка прикрывала лишь волна густых черных локонов, ниспадавших едва ли не до колен. На ногах были босоножки из тонких золотистых ремешков, а на груди висело тяжелое украшение в кельтском стиле…

– Черт! Леди Годива…

– Не ожидал? Что ж, зато теперь ты вполне оправдаешь звание телохранителя. Меня придется охранять, Моретти. На такую красоту всякий позарится.

– Да я первый и позарюсь! А ну-ка иди сюда…

Келли показала ему кулак и проворно отскочила от загребущих рук.

– Не трогай! Еще не все высохло.

Только теперь Рик разглядел, что Келли Джонс вовсе не была обнаженной.

Все тело девушки покрывал тонкий и прочный слой матового латекса, искусно раскрашенного специальным гримом под человеческое тело. Следовало отдать Мин Жу должное – она была истинным мастером. Рик не сразу нашел границу между латексом и собственной кожей Келли, на икрах и предплечьях.

Особенно соблазнительно выглядела грудь, слегка присыпанная золотой пудрой.

Леди Годива.

Келли Джонс все-таки решилась на это.

Распутница!

– Т-ты… меня-а-а… уф!

– Смысл поняла, но можно бы и поразборчивее. Так как тебе мой костюмчик?

– И ты собираешься в этом выйти из номера?!

– Я собираюсь в этом пойти на маскарад, и мне будет совершенно не страшно, потому как рядом со мной будет самый могучий, смелый и неотразимый мужчина Луисвилля. И его окрестностей.

Рик возмущенно выпрямился.

– Я знаю, зачем ты это сделала!

– Зачем?

– Чтобы не ездить в лес, вот зачем!

Келли Джонс подошла совсем близко, положила ладони на грудь Рику.

– Ну… мы же можем поспорить еще насчет чего-нибудь.

– Не буду я больше спорить с такой бесстыжей…

– Рик, перестань, надоело. Я не голая.

– Да?! Попробуй объяснить это толпе мужиков, которые соберутся на маскарад.

– Они же не идиоты. Смотри, тут все видно…

И она едва не довела Рика до инфаркта, схватив его руку и положив себе на грудь. Потом досадливо поморщилась, отступила на шаг и отбросила за спину гриву черных синтетических локонов.

– Смотри, олух. На мне практически комбинезон из латекса. Даже намека на наготу нет.

Рик, пользуясь разрешением, медленно провел кончиками пальцев по гладкой… коже? латексу?

Искусство Мин Жу было действительно великолепно. Вблизи Келли совсем не выглядела обнаженной, становилось понятно, что тело девушки облегает безупречно гладкий комбинезон из латекса. Однако стоило прищуриться или отступить на пару шагов…

– В любом случае все мужики столпятся вокруг и будут выяснять, голая ты или нет.

– А ты на что? Ты будешь защищать мою честь.

– Ох, не знаю…

Потом настал черед Рика. Облачение в роскошный костюм Карла Второго проходило весело и с огоньком, потому что бесстыжая Келли Джонс то и дело вертелась перед его носом, и Рик в конце концов мягко поинтересовался:

– А как этот латекс снимается?

– Просто смывается теплой водой с шампунем. Очень удобно…

– Так вот, официально заявляю: если ты немедленно не уймешься, не завернешься в штору и не сядешь в сторонке, я тебя оттащу в ванную, смою всю твою годиву, потом изнасилую в разнообразных формах и позициях, а потом ты будешь вынуждена надеть костюм Джен Эйр и чисто формально проиграешь наш спор, а потому завтра тебе придется поехать со мной в лес на озеро…

Келли в притворном ужасе зажмурилась.

– Я молчу, Рик, молчу… хотя…

– Что-о?!

– Может… ну ее, эту Годиву…

 

11

Разумеется, все обошлось, если не считать того, что они и на маскарад ухитрились опоздать. То есть не то чтобы опоздать, но… припоздниться.

Тетя Эжени и тетя Элоди встречали гостей в маленькой ажурной беседке у входа в сад. Элоди нарядилась в костюм волшебницы – расшитый золотыми звездочками черный бархатный балахон и высокую шляпу. Эжени осталась верна себе.

Маленькая, похожая на птичку, она выбрала для себя костюм госпожи де Помпадур, и, как ни странно, он ей очень шел. Напудренный парик, мушка на щеке, розовые и голубые оборки из муслина… тетя Эжени выглядела легкомысленно и превосходно.

Величавый чернокожий гигант в костюме венецианского дожа повернулся к Келли, и девушка взвыла от восторга.

– Гектор! Как здорово! Вылитый Отелло. Тебе срочно нужна Дездемона.

Эжени усмехнулась.

– Найдется и Дездемона. Я видела Лору Палмер. Не знаю, кого в точности она собралась изображать в своей ночной рубашке, возможно, фею Берилюну, но…

– А по-моему, очень миленькая туника…

– …но с такими сиськами это всегда будет напоминать ночную рубашку, следовательно – Дездемона. Гектор, рекомендую.

Рик нетерпеливо кашлянул:

– Эжени… что там с письмом?

– С каким письмом? Ах с письмом. Да не знаю я. Неинтересно мне это, видишь ли. Выставка практически закончилась, мы с Элоди, как честные старушки, обязаны выйти замуж за Гектора, ну а Келли в безопасности рядом с тобой. Кстати, костюмчик хорош, девочка, но Рика можно только пожалеть. Всю ночь ему придется спасать тебя от разгоряченных мужчин.

Рик склонился уху Келли и прошептал вкрадчиво:

– От мужчин-то я тебя спасу, а вот кто спасет тебя от меня?

Она ответила ему жарким и откровенным взглядом и таким же вкрадчивым шепотом:

– А кто сказал, что я хочу спастись?

Рик ухмыльнулся и по-хозяйски притянул девушку к себе.

– Масса преимуществ, Эжени, у меня появилась. Например, мне необязательно держать от Келли руки подальше.

Эжени хихикнула.

– Идите, дети мои. Танцуйте и пейте шампанское. У меня такое чувство, что сегодня все пройдет гладко.

Уже на аллее сада Рик прижал Келли покрепче и промурлыкал:

– Мы будем танцевать, а все остальные будут нам завидовать.

В этот момент Келли увидела их с Риком отражение в большом старинном зеркале, спрятавшемся в кустах цветущей глицинии. Смуглый и роскошный дворянин семнадцатого века властно прижимает к себе обнаженную красавицу, укрытую лишь бурей черных волос… Возбуждение полыхнуло внутри маленьким вулканом.

Джереми Ривендейл, одетый испанским грандом с картины Веласкеса, поперхнулся шампанским при виде Келли и Рика. Рик мстительно ухмыльнулся и похлопал побуревшего и задыхающегося хирурга по спине, продолжая прижимать к себе Келли. Келли лениво отбросила часть волос за спину – чем вызвала у Джереми очередной приступ удушья.

Со всех сторон на них кидали любопытные взгляды, шушукались, переговаривались, но если раньше это обеспокоило бы или смутило Келли Джонс, то теперь она чувствовала исключительно гордость и удовлетворение. Рядом с ней шел самый красивый мужчина на свете, и его могучая рука бережно обнимала Келли за талию – может ли что-то быть лучше?

Может, ответил бессовестный внутренний голос, и Келли прерывисто вздохнула, с трудом подавляя неуместное желание кинуться Рику на шею. Еще хорошо, что латекс надежно прикрывает ее напрягшиеся от возбуждения соски…

В центре сада был устроен главный бальный павильон – почти полностью открытый, лишь сверху был натянут светлый тент, а по бокам павильон ограничивали куртины цветущих плетистых роз и все той же глицинии.

Было шумно и весело. Люди в масках всегда становятся куда раскованнее и жизнерадостнее, ибо самую главную маску мы носим всю жизнь почти не снимая: Маску Делового и Приличного Человека…

Маскарад для того и придуман, чтобы освободить человека хотя бы на одну ночь.

Терзали струны своих гитар мексиканцы и цыгане; извивалась на маленьком помосте гибкая восточная танцовщица, оплетенная пестрыми змеями; вылетали разноцветные ленты огня изо рта фокусника; орали одуревшие попугаи на ветках. Отовсюду доносился женский смех, звенели бокалы, и сбились с ног вспотевшие официанты, разнося ледяное шампанское. Счастье еще, что Эжени распорядилась нарядить их в стиле греческих виночерпиев – в легкие туники и сандалии.

Из аллеи музыку было слышно весьма специфически, скорее это была какофония, однако в самом саду акустика оказалась на высоте. На маленьких площадках, разбросанных по всему саду, кружились яркие, немыслимые пары. Самые причудливые и вполне традиционные маски, перья райских птиц, золотая мишура и настоящие бриллианты…

Гадалки в пестрых шалях раскидывали на столиках карты Таро. Коломбины и нимфы, ведьмы и королевы склонялись над пестрыми квадратиками, притворно ужасались и заливисто смеялись.

Больше всего Рика радовало то, что под масками Келли не могла узнать ни одного из своих потенциальных женихов. Почти силой отобрав у девушки третий бокал шампанского, он увел ее танцевать.

– Куда ты смотришь, несчастная?

– Вон туда…

– Опять чужим мужикам глазки строишь? Смотри, под маской не видать, симпатичный или нет.

– Никому я глазки не строю. Просто пытаюсь понять, вон тот дядечка в костюме Эроса или Купидона?

– Во-первых, какая разница? Во-вторых, как ты собираешься это понять, искусствоведша липовая? На мой взгляд, это просто мужик в простыне с двумя поролоновыми крыльями.

– Фу, Моретти! Ты опять вздумал изображать из себя деревенщину? Просто этот парень отлично сложен, и ты бесишься, потому что не знаешь, кто этот неизвестный красавчик…

– Это – Джейк Уиллерби. И он уже три года живет с Амандой Шилдс, у них дочка.

Келли с изумлением посмотрела на невозмутимого Рика.

– Откуда ты знаешь?! У него же все лицо маской закрыто.

– У него светлое пятно на плече, видишь?

– Вижу. Ну и что?

– След от сведенной татуировки.

– Понимаю. В секретных досье, к которым ты имеешь доступ, есть особые приметы…

– Нет, просто татуировку мы с ним делали вместе, в армии, а потом он замучился ее сводить. Обращался к Ривендейлу, между прочим.

– Почему – между прочим?

– Не знаю. Док меня раздражает.

– Иными словами, ты ревнуешь?

– Ну и ревную. Слегка.

Келли шлепнула Рика по плечу.

– Почему это слегка, гад?!

Он прижал ее к себе так тесно, что она буквально всем телом ощутила его возбуждение.

– Слегка – потому что это я сплю с тобой, а не он. А ревную – потому что он имеет на тебя виды.

– Откуда ты знаешь?

– Он сам сказал.

– И что ты ответил?

– Ответил, что пока ты со мной.

– Вот спасибо! Теперь Джереми ни за что на мне не женится. Он ужасно щепетилен.

– Да и слава богу. Я бы тебя в его руки не отдал.

– А в чьи отдал бы?

– Ни в чьи не отдал бы. Отстань.

– Ты все больше злишься на Ривендейла. Почему? Потому что он хочет на мне жениться?

– Я его подозреваю.

– В чем? В том, что он швырнул гранату в моих тетушек, чтобы добиться моей руки? Глупо.

– Не так уж глупо, если б не вмешался я. Подстроить нападение, выступить в роли защитника. Втереться в доверие. Эжени поторопилась, нанимая меня.

Келли нахмурилась.

– Я не пойму, ты жалеешь об этом, что ли?

– Нет, не жалею, просто размышляю вслух.

– Я хочу шампанского и… Что это там за грохот?

Внутренний сад отеля «Приют комедиантов» был обнесен довольно высокой каменной стеной, в которой имелась большая дубовая дверь. Именно в эту дверь сейчас кто-то настойчиво и равномерно ударял чем-то тяжелым.

Келли вытаращила глаза:

– Такое ощущение, что сюда кто-то ломится, хоть это и очень глупо…

Из кустов подобно эльфу, только очень упитанному, возник распорядитель бала – один из менеджеров отеля.

– Не беспокойтесь, мисс Джонс. Это наверняка кто-то из гуляк. Шли по улице, решили порезвиться…

– Вход через гостиницу перекрыт?

– Конечно. Вход только по пригласительным.

В этот момент из-за ограды донесся звучный и властный голос, при звуке которого Рик Моретти неожиданно побледнел, а потом покраснел – это Келли рассмотрела, даже невзирая на маску, скрывавшую его лицо.

– Болван, открой немедленно. Мое имя есть в списке приглашенных. Оно вообще тут везде есть. Разуй глаза и прочитай, как называется все это нечестивое мероприятие!

Менеджер машинально повернулся и посмотрел на большой транспарант, висящий над бальным павильоном.

«Коллекция Бопертюи – Луисвиллю. Шедевры эротического искусства со всего мира».

Келли осторожно взяла Рика за руку.

– Рик, что происходит?

– О, ничего страшного. Просто… просто это бабушка.

– Чья? О боже… Так надо же ее впустить! Нельзя же держать ее на улице.

Давно известно: в состоянии стресса человек способен как на героические и гениальные, так и на трусливые и идиотские поступки в равной пропорции. Рик Моретти, взрослый и самостоятельный мужчина, не боящийся трудностей и опасностей, всерьез вознамерился удрать при звуке голоса родной бабки.

А Келли Джонс, более всего пекущаяся о своей репутации, подошла и решительно открыла дубовую калитку.

Будучи при этом в костюме леди Годивы.

Позорная трусость отступила, и Рик торопливо подошел к Келли, чтобы не оставлять ее одну.

С первого взгляда он понял, что означает этот визит. Бабушка при параде, за ее левым плечом вечно недовольная тетка Гризельда, а чуть поодаль – обнявшиеся и смущенные до предела папа и мама. У папы в глазах, по обыкновению, ужас – перед тещей. У мамы – досада, что она снова не смогла противостоять бабушкиным фокусам.

Бопертюи и примкнувшие к ним Моретти явились, узнав о том, что Рик имеет отношение к скандальной выставке памяти его деда. Бабушка в бешенстве – это ясно даже непосвященному, а именно – распорядителю, который почему-то пятится и норовит скрыться у Рика за спиной.

Рик вздохнул и расправил плечи, обтянутые алым камзолом, в надежде прикрыть Келли.

Голос Лидии был исполнен яда и льда:

– Наше официальное приглашение, видимо, затерялось на почте. Не так ли… мисс Джонс, я полагаю?

Рик скрипнул зубами.

– Бабушка… мам, пап, привет… бабушка, ты прекрасно знаешь…

– ЗДРАВСТВУЙ, ВНУЧЕК.

– Да, конечно. Здравствуй, бабушка. Никакого приглашения…

– И ТЕТЯ ГРИЗЕЛЬДА.

– Разумеется, и тетя Гризельда тоже здравствуй. Так вот, никакого приглашения нет, потому что никому и в голову бы не пришло, что ты можешь сюда прийти.

– На выставку коллекции моего законного супруга? Интересно, почему?

– Бабушка… а перед кем ты сейчас, собственно, разыгрываешь сцену? Если перед Келли, то зря. Она выросла в доме Деверо, она в курсе всего.

Взгляд Лидии уперся в Келли, а потом раздался и ее звенящий от ярости голос:

– Вы, девушка, что… голая?!

Келли хихикнула, но Рик заметил, как в прорезях бархатной маски панически сверкнули ее зеленые глаза.

– Вообще-то не совсем, мэм…

– Не совсем? Это как понимать?

Рик покрепче прижал к своему боку Келли и состроил светскую, как он надеялся, рожу.

– Мам, пап, позвольте вам представить – Келли Джонс. Келли, это мои родители, которых ты точно никогда не видела, это – бабушка, а это – тетя Гризельда. Их ты, вероятно, встречала.

– Да, и мне очень приятно…

Гризельда возмущенно фыркнула, однако Клер шагнула вперед и радостно улыбнулась.

– Очень приятно, Келли. Я рада нашему знакомству. Папа часто про вас рассказывал.

Лидия не желала сдавать позиции:

– Возможно, теперь вы все сможете обуздать радость, обуявшую вас при знакомстве, и тогда эта молодая леди объяснит мне, что значит «не совсем голая»!

Келли одарила бабушку Рика лучистым изумрудным взором и честно ответила:

– Это маскарадный костюм.

– Правда? И кого же вы изображаете? Еву? Лилит?

– Леди Годиву.

– О!

– Да. – Келли повернулась к Клер. – У вас и мистера Моретти отличные костюмы. Рембрандт, если не ошибаюсь? «Автопортрет с Саскией на коленях».

Клер просияла:

– Вы узнали? Хотя что это я, вы же искусствовед… Франко, ты помнишь историю о леди Годиве?

– Конечно, конечно, несомненно! Жаль, мама, что вы уперлись…

– Франко!

– Ну заупрямились, как ослица…

– Франко!!

– …и не надели никакого костюма, а ведь это маскарад. Положим, Гриззи сойдет за аллегорию Тоски, а вы…

– ФРАНКО!!!

– Хорошо-хорошо, молчу. Просто глупо, по-моему, идти на маскарад в повседневном платье и сидеть среди веселящихся людей с постным видом.

Такой бурный демарш отнял у отца Рика все силы, Франко поглубже нахлобучил на нос бархатный берет и спрятался за спину своей очаровательной жены. Лидия с трудом справилась с приступом ярости и задушенным голосом сообщила:

– Мне не нужен никакой идиотский костюм, чтобы прийти туда, куда я хочу прийти! Ричард!

– Да, бабушка?

– Я искала тебя. Мы все искали тебя.

– Я здесь, бабушка. Что ты хотела?

– Я хотела бы знать, как ты мог проигнорировать свою семью. Как мог наплевать на своих родителей, на свою тетку, на свою бабку – и не позаботиться о том, чтобы у нас было официальное приглашение на эту сексуальную… оргию!

– Бабушка, ты уверена, что правильно отреагировала бы на подобное приглашение?

– Не твое дело! Позор! Ты работаешь на эту Деверо, ты участвуешь в этой похабщине…

– Мама!

– Что – мама? Кто скажет, что это не так, а? Ты видела, ЧТО стоит под портретом твоего отца в Синем зале музея?! Франко видел, когда сопровождал меня…

– Хм… и хорошо стоит…

– Минуточку! Бабушка, ты что, была на выставке?

– Естественно! Это выставка коллекции твоего деда, мальчишка! Моего мужа! В каком-то смысле это МОЯ выставка.

– Ну, бабушка, ты даешь! Сначала сетуешь, что у тебя нет билета на оргию, теперь заявляешь, что эта похабень – твоя выставка…

– Не передергивай!

Келли неожиданно громко откашлялась и решительно встала между разгорячившимися спорщиками. Франко Моретти восторженно присвистнул.

– Миссис Бопертюи, примите мои искренние извинения за эту неловкость. Это исключительно моя вина и мой недосмотр – то, что вам не были отправлены пригласительные… И, разумеется, добро пожаловать на праздник. Полагаю, дядя Роже был бы счастлив увидеть нас всех вместе.

Наступила тишина. Рик смотрел на своих родных и думал: здорово она вас всех развела! Хотите вы этого или нет, Келли просто напомнила вам, что мы все – одна семья. Возможно, не самая любящая и не самая дружная, но – одна. Благодаря деду Роже. А теперь и благодаря Келли.

И даже бабушка Лидия понятия не имеет, как реагировать на слова Келли. Злиться – бессмысленно, принять приглашение – не позволяет гордость… Тупик, очередной тупик, в который Лидия Бопертюи загоняет себя всю свою жизнь.

Келли отступила, жестом приглашая гостей пройти.

– Чудесно, что вы выбрали эти костюмы. Боюсь, у нас на вечеринке целая стая Купидонов и целое стадо нимф.

Рик мстительно прищурился:

– А бабушке нельзя, она без костюма.

– Ах ты…

– Дресс-код, бабуля, ничего не поделаешь. Думаешь, я всю жизнь мечтал изображать героя одного из романов Келли?

– Какого еще героя? Каких еще романов?..

Неожиданно заинтересовалась тетка Гризельда:

– Мисс Джонс? Мисс Келли Джонс? Та самая, которая написала «Распутную девственницу» и «Коронованного любовника»?

– Д-да…

– Гризельда! Что ты несешь, старая курица?

– Мама, это же те чудесные исторические романы, которые я выписываю по почте! Мисс Джонс, вы дадите мне автограф?..

Рик закатил глаза. Вот уж не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

Лидия Бопертюи выпрямилась, поджав губы.

– Что ж, тогда мне остается только удалиться. Все остальные пришлись ко двору и нашли себе увлечение по душе, а я…

– Строго говоря, ты внесла самый большой вклад в наше мероприятие, Лидди.

Крошечная – рядом со статной Лидией – Эжени Деверо лукаво улыбалась, обмахиваясь громадным веером.

– Именно ты подарила нам Роже Бопертюи – коллекционера. Без него и его коллекции не было бы сегодняшнего вечера. Твой муж, Лидия, был прекрасным человеком и удивительным мужчиной. Мы с тобой это знаем, как никто, верно?

– Твой любовник? О да. Удивить он мог кого угодно. И все же наверняка удивился бы и сам, узнай он о сегодняшнем бесчинстве своей сожительницы…

– Ц-ц-ц, сколько нерастраченной страсти, моя милая! Откуда этот тон?

– Эжени Деверо, позволь сказать тебе, что ты всю жизнь была распущенной, нахальной, бессовестной бабой, уводящей чужих мужчин и сбивающей их с пути истинного…

– Только одного. Роже – да. Исключительно потому, что мне больно было смотреть на его муки рядом с тобой…

Клер, Франко и Гризельда под шумок ускользнули, Рик воспринял это с облегчением, а сам приготовился смотреть шоу. Интересно, кто победит?

– Сперва Роже, а теперь и Рик?

– Невиновна, ибо уже вышла из нужного возраста. Будь я лет на двадцать моложе, еще задумалась бы, но сейчас твой внук мне, как… внук. Ладно, как племянник.

– Мой внук работает на порнографической выставке! Позор!

– Строго говоря, он на выставке не работает. Он охраняет мою племянницу Келли.

– Вот эту? От чего, позволь узнать? От сексуальных маньяков? В таком случае позволь заметить, что, если девушка забывает надеть трусы и всю остальную одежду, идя на вечеринку, с ней ПОЧТИ НАВЕРНЯКА могут произойти неприятности. Зачем впутывать сюда охранников?

– Это костюм, я вам сейчас покажу…

– Не надо! И кстати, Эжени Деверо, верни мне моего Буше!

– Какого еще твоего Буше?

– Который висит у тебя на западной стенке! Эскиз «Поцелуя». Это мой свадебный подарок от моей родной тетки. К коллекции Роже он не относится.

– Да ради бога! А ты не смей приставать к Рику и моей девочке! Он защищал ее, как лев.

– От кого?

– От тех, кто в нас стрелял.

– О, в вас уже стреляют? Впрочем, неудивительно. Эту выставку могли увидеть дети.

– О, конечно, лучше пусть они смотрят «Хастлер»! Это гораздо полезнее. Между прочим, музей ограничил доступ для несовершеннолетних.

– Мисс Джонс!

Келли слегка подскочила и воззрилась на Лидию.

– Да, миссис Бопертюи?

Лидия вдруг стала очень спокойной:

– Ответьте мне, мисс Джонс, только, если можно, без фокусов, которые так любит ваша тетушка. Просто ответьте мне: мой внук является вашим телохранителем или же вы с моим внуком спите вместе?

Наступила тишина. А потом Келли сказала спокойным и ясным голосом:

– Мне кажется, что я люблю вашего внука, миссис Бопертюи. Он спас мне жизнь – это я тоже знаю. Он охраняет мой покой – это чистая правда. И мы спим вместе – отрицать это было бы глупо.

Рик вышел вперед, поцеловал тонкие пальчики Келли и обернулся к бабушке.

– И еще одно, ба. Это касается только меня и Келли. Больше – никого. Она ответила на твой вопрос, потому что она хорошо воспитана и не имеет привычки фыркать и задирать нос. Хорошо бы тебе у нее этому поучиться. А теперь, милые дамы, мы вас оставим. С вашего позволения…

 

12

Когда Эжени Деверо взобралась на сцену и постучала веером по микрофону, призывая собравшихся обратить на нее внимание, Келли невольно вздрогнула. Вечерок выдался не из легких, а что может выкинуть рассерженная и раззадоренная Эжени, не знает даже Элоди.

Собственно, Элоди и указала Келли на свою сестрицу-близняшку.

Келли и Рик нехотя прервали танец – и поцелуй тоже – и стали слушать. Честно говоря, если бы не преклонный возраст, тетя Эжени вполне могла бы зажигать на рок-концертах.

– Дорогие гости! Возможно, меня не очень хорошо видно, но зато должно быть слышно. Как вам здесь у нас?

Нестройный и радостный гул голосов.

– Не слышу! А ну, все вместе: вам весело?

– ДА-А-А!

– Отлично. Тогда я прошу прощения за то, что прерываю ваше веселье. Это ненадолго. Просто произошло нечто, что действительно заслуживает вашего внимания. К нам на праздник пришли воистину дорогие гости. Поприветствуем же громкими криками «Ура!» наших замечательных друзей – семью Бопертюи-Моретти. Клер-р-р и Фр-ранко!

– УРА-А-А!

– Очаровательная и неповторимая – Гри-и-изельда!

– УР-Р-РА!

– И, наконец, блистательная и неповторимая – ЛИДИЯ МАШМОРТОН-БОПЕРТЮИ!!!

Вопли и крики радости, свист и рукоплескания. Рик ошалело смотрел то на сцену, то на толпу. Его мама Клер и папа Франко подхватили бабушку под руки и буквально вынесли на сцену. Лицо Лидии Бопертюи выражало сложную гамму чувств – от сдерживаемой ярости до польщенного самолюбия.

Рик нагнулся к Келли.

– Один – ноль в пользу Деверо.

– Там счет перевалил уже за десятки. Хотя, честно сказать, я не думала, что увижу их обеих живыми, когда мы уходили.

– Ха! Да я был уверен, что у нас за спиной раздастся ядерный взрыв. Как она ее уговорила? Я имею в виду – Эжени уговорила бабушку?

– Не представляю. Наверняка при помощи шантажа, угроз и насилия.

Они рассмеялись.

Через некоторое время, уже танцуя под ленивую босанову, Рик заметил:

– А ведь она пришла устроить скандал.

Келли, полностью поглощенная ощущениями, которые вызывало у нее бедро Рика, плотно прижавшееся к ее бедрам, только замурлыкала в ответ и рассеянно выглянула из-за широкого плеча своего кавалера.

Клер Моретти смеялась, танцуя с Джереми Ривендейлом. Франко Моретти вертел головой между двумя дамочками в более чем откровенных костюмах. Гризельда, опустив голову, слушала, что ей говорит благообразного вида римский патриций в богатой тоге.

Лидия Бопертюи сидела возле столика гадалки и пила шампанское из высокого бокала. Лицо ее было бесстрастным, осанка безупречной. Иногда Лидия кивала проходившим мимо и здоровающимся с нею гостям.

– Страшила, ты была великолепна. Ты ее просто обезоружила. А маме явно пришлась по душе.

– А папе?

– А папе почти все всегда по душе. Мой папа любит весь мир.

– Хорошее качество.

– Думаешь? А я вот никогда в этом не был уверен. Мне казалось, это проявление слабости.

– Глупости. Хороших людей больше, чем плохих, так что любить можно почти всех.

– Ты правда так считаешь?

– Конечно.

– И даже моя бабушка?

– Твоя бабушка, как ты сам сказал, вне подозрений. Потому что она твоя бабушка.

– Иногда с ней нелегко.

– Рик, это твоя семья. Семья может достать так, как никто другой, но от этого не перестанет быть семьей.

Рик мрачно умолк, а Келли продолжала лениво покачиваться в танце и вспоминать…

Одно плохо: что она не надела милый и в высшей степени приличный костюм Джен Эйр. Все-таки, согласитесь, знакомиться с родителями любимого человека, будучи в костюме леди Годивы, это несколько… вызывающе. Возможно, они составили о ней не лучшее представление.

Хорошо, что это не знакомство с родителями жениха, например.

Хорошо?

Они его очень любят, это сразу видно. Клер и Франко – у них очень добрые и открытые лица, мягкий взгляд. Но самое интересное, что и Лидия, эта железная леди Луисвилля, тоже любит Рика. Именно этим и объясняется ее ярость, с которой она обращалась к Келли.

– Посмотри на свою бабушку, Рик. Она словно королева, у ног которой веселятся подданные, а она и глазом не моргнет. Неужели ей совсем не весело?

– Боюсь, этого слова нет в ее словаре, Келли. Бабушка никогда не умела веселиться. Вся ее жизнь была подчинена бизнесу – и соблюдению приличий.

– Как грустно…

– Вот именно. Грустно. Дед не смог с этим смириться и ушел.

– Она тебя очень любит.

– Она возлагала на меня надежды, а я их не очень-то оправдал. Бабушка надеялась, что я возглавлю семейный бизнес, но мне это неинтересно.

– Почему ты сознательно отдаляешься от семьи, Рик?

– Вовсе нет. Просто я живу своей собственной жизнью, только и всего. Я вырос, стал взрослым, у меня свой дом и свои интересы. Я по-прежнему их всех люблю, но жить всем вместе –

это чересчур. Мы же итальянцы, ты представляешь, что творится, когда мы все ссоримся?

– У вас очень хорошая семья.

Рик неожиданно помрачнел.

– Если уж вести все эти идиллические разговоры… ты еще не отказалась от «и жили они долго и счастливо»?

– А что?

– Вон тот мужик, ты будешь смеяться, в простыне и с поролоновыми крыльями – Грей Боуман.

– Ну и что?

На лице Рика вдруг появилось ожесточенное выражение.

– Ничего особенного. Просто еще одна хорошая кандидатура в женихи. И в подозреваемые, кстати, тоже.

– У тебя прям мания преследования. Чем провинился этот Боуман? И чем он так хорошо в смысле жениховства?

– Он банкир. У него собственный банк, безо всяких компаньонов и соучредителей. Чисто семейное предприятие. Знает, как правильно распоряжаться деньгами, в то же время может позволить себе не считать их.

– А подозрения?

– Элоди Деверо пять лет назад вложила в его банк крупные средства. Потом приехал Итан и отсоветовал ей это делать. Элоди забрала деньги, а сумма была немаленькая. Банкиры этого не любят.

– Глупый довод. Если каждый банкир начнет стрелять в каждого вкладчика, забирающего деньги…

– Мы рассматриваем версии, а они могут быть самые разные.

– А этот Боуман… в остальном он чист?

Рик хмыкнул.

– Если не считать того, что он был помолвлен четыре раза и четыре раза разрывал помолвку.

– Ой! Легкомысленный.

– Или, наоборот, жуткая зануда. В любом случае не слишком хорошо для примерного мужа.

– Я смотрю, ты по собственной инициативе работаешь с досье?

– Я честный человек, Джонс. Обещал, что подберу тебе досье, – вот подбираю.

– И кто там еще есть? Мартин Бими?

– Адвокат, специализируется на судебных разбирательствах по поводу врачебных ошибок. Говорят, немножко псих.

– Не подходит. Псих рядом с тетями долго не продержится. Дадли Грант?

– Ого, ну и запросы! Дадли парень хоть куда. Закрытый ночной клуб, часть акций «Юсофии», ранчо, скот, скаковые лошади, частная авиация.

– Какой разносторонний.

– Не то слово. С ба… женщинами тоже, кстати. У него три судебных иска за сексуальные домогательства. Собственных, заметь, сотрудниц. Еще одна клялась, что он собирался на ней жениться, но потом охладел и бросил. Большую часть года проводит в разъездах.

– Может, это и хорошо?

– Имеет четверых внебрачных детей – в Вашингтоне, Остине, Колорадо и Лос-Анжелесе.

– Кандидатура снимается. А что плохого у тебя есть на Ривендейла?

– Ничего, если не считать того, что он практически угрожал мне, когда я ему сказал, что ты со мной.

– Так и сказал?

– Ну!

– Что ты со мной? То есть… я с тобой?

Рик сердито посмотрел на Келли сверху вниз.

– А что такого? Это же правда. Ты со мной. Пока, по крайней мере.

В этот момент перед ними появились Клер и Франко Моретти. Франко просиял белозубой улыбкой.

– Сынок, мама мечтает потанцевать с тобой, а я – с твоей очаровательной леди Годивой. Махнемся не глядя?

Рик, к удивлению Келли, выпустил ее из рук с большой неохотой.

– Ладно. Но только один танец. Прости, мам.

– Я понимаю, малыш. Ничего, помучайся несколько минут.

Вначале она здорово смущалась, но Франко Моретти вел себя вполне по-отечески. И в танце вел отлично.

– Вы отлично танцуете, мистер Моретти.

– А вы отлично выглядите, мисс Келли. Моему балбесу повезло.

– Вы так Рика называете?

– По привычке и только за глаза. Вообще-то он как-то неожиданно вырос. Теперь уж и не знаю, не рискую ли я, танцуя тут с вами.

– Ну, думаю, вы преувеличиваете.

– Преувеличиваю? Нисколько. Просто вам сейчас не было видно… вот, смотрите. Скоро он уронит мою жену, это точно. Или свернет себе шею. Так и сверлит нас с вами взглядом.

– Просто Рик – мой телохранитель. Ему по должности положено не спускать с меня глаз.

– Ха! Девочка моя, я же итальянец. Мы такие вещи видим сразу. Он с ума сходит от ревности, и как ни прискорбно, но лучше нам сдаться ему на милость, пока он не уронил Кьяру в кусты и не придушил родного отца.

Через минуту Клер и Рик оказались рядом, и Рик с явным облегчением передал свою мать на попечение отца, а сам немедленно схватил Келли.

Остаток вечера, вернее уже ночи, они не расставались. Рик сопроводил Келли к диванчику, принес шампанское и устроился рядом, грозными взглядами отгоняя слишком бесцеремонных зевак и развлекая Келли леденящими душу историями про ее потенциальных женихов.

Если бы она была чуть менее взбудоражена и радостно возбуждена, она бы наверняка удивилась тому, с каким удовольствием отвергала одну кандидатуру за другой. И еще одно.

Они был вместе всего несколько дней, но одна лишь мысль о том, что завтра все закончится, они разъедутся из отеля и больше никогда не увидятся – одна эта мысль порождала страшную, сосущую пустоту в сердце и еще страшное подозрение, что брак с подходящим во всех отношениях Приличным Мужчиной ей больше не нужен.

Ей вообще не нужен никто, кроме Рика Моретти.

Она без ума от него.

Она в него влюбилась.

Эжени Деверо совершила потрясающий финт – и снова укрылась за могучим торсом своего Отелло – Гектора. Чернокожий гигант терпеливо топтался по площадке, изображая некий танец. Собственно, он в основном раскачивался под музыку, а Эжени металась вокруг него, рассматривая одной ей известные уголки сада, где развивались одной ей ведомые события.

Элоди уже давно не танцевала, сидела в беседке и болтала с подружками, наряженными цыганками и индианками.

– Стой прямо, малыш, чтобы меня никто не видел.

– Хозяйка, вы что-то нервничаете.

– Занервничаешь тут! Черт принес Лидию, не иначе. Все шло просто великолепно…

– Вам же лучше, что они все пришли на закрытие выставки. Весь Луисвилль будет считать, что вы помирились…

– Вот как мне было наплевать на мнение Луисвилля, когда мы поругались, так же мне наплевать и на его мнение, когда мы помирились, тем более что мы не мирились. Лидия скорее согласится сплясать на столе в одних панталонах, чем помирится со мной.

Образ Лидии Бопертюи, пляшущей в одних панталонах на столе, выбил Гектора из колеи и лишил дара речи на несколько минут. Потом он робко поинтересовался:

– А тогда… почему ж вы так расстроены? А, хозяйка?

– Потому что все шло изумительно. Все было на мази. А теперь Лидия сидит, как воплощение Тоски, пьет шампанское и зыркает по сторонам своими совиными глазищами, а мальчик нервничает. Рикки долго терпеть не будет, он просто уйдет…

– Никуда он не уйдет, пока мисс Келли тут. Он же ее охраняет.

– Ничего он ее не охраняет, потому что ей никто и не угрожает. Уж тебе-то это известно.

– Мне известно, хозяйка. И я страсть как боюсь, что и мистеру Рику это тоже известно станет. Ох взгреет он меня тогда… вас-то, я извиняюсь, тронуть ему никак невозможно, так что…

– А ты поменьше болтай своим длинным языком, Гектор! Глядишь и обойдется.

– Начальник полиции приходил, спрашивал насчет оружейной комнаты. Я сказал, ключа нет. Год, мол, найти не можем, с тех пор, как мистер Роже умер. Только вот опасаюсь я, хозяйка, что с теми выстрелами полиция догадалась – и мистер Рик догадается.

– О том, что это были фейерверки, догадаться можно, только если стоять рядом. А с тобой рядом никого не было.

– А письма? Ежели начальник возьмется их проверять…

– То ничего не найдет. Мы с Элли делали это в резиновых перчатках, все остатки сожгли, пепел развеяли. Все буквы вырезаны из газет, причем бесплатных, которых полно в супермаркетах и на заправках. Прекрати ныть! Ты же Отелло. Зато как все чудненько получилось. Опасность порой действует не хуже виагры.

– Тогда чего ж вы причитаете, я извиняюсь? Сладилось у них с мисс Келли, стало быть?

– Им бы сейчас по кустам целоваться, но тут сидит эта старая сова, а при ней Рикки нервничает. А когда Рикки нервничает, он обычно убегает. Всегда так делал. Я боюсь, что он и сейчас сбежит, чтобы не осложнять себе жизнь. За три дня он вряд ли мог успеть влюбиться в девочку насмерть…

– Так поссорьтесь с ней и добейтесь, чтобы она ушла.

– Обалдел совсем, да? Мавр… Если я с ней поругаюсь, она уйдет – но за ней потащатся и Клер, и Франко, и зануда Гризельда. Они же ее не бросят – а мне не хочется, чтобы они уходили. Мы – семья.

Гектор хитро сощурился:

– Тогда и с миссис Лидией вы семья.

– К сожалению, да. И на самом деле мне даже жаль эту старую курицу. Как представлю – сидит она в огромном доме одна, без улыбки, ни поболтать не с кем, ни пококетничать…

– Ох, мисс Эжени, никак вы не уйметесь.

– Уймусь, Гектор, уймусь. И довольно скоро. Так что пока живу на полную катушку.

А что до Келли и Рика…

Гектор сверкнул белоснежными зубами.

– Так, может, пора переходить к активным действиям, хозяйка? Так, чтобы мистер Рик снова защитил мисс Келли?

Эжени уставилась на чернокожего гиганта с искренним восхищением.

– Все-таки ты – лучшее, что есть у меня в хозяйстве, Гектор! Я горжусь тобой, мой мальчик. Переходим к плану «В»…

Рик стоял в душевой кабине и поливал теплой водой Келли, смывая все следы костюма леди Годивы. Рик был рад этому. Годива получилась замечательная, но Рик хотел, чтобы к нему вернулась его Келли. Его золотоволосая девочка Келли. Распутная Белоснежка. Красавица Страшила Джонс…

Разноцветные потоки сменились чистой водой, и Келли разочарованно вздохнула.

– Ну вот, я – снова я. Прощай, достойная Годива. Как ни противно, но я вернулась…

Нетерпеливые руки Рика легли ей на грудь, прошлись по влажной коже.

– Я хочу тебя. Не Годиву.

Келли лукаво склонила голову и посмотрела на него исподлобья.

– Но в старой доброй Страшиле Джонс нет ничего загадочного…

Он мог бы ей возразить, мог бы рассказать ей, что он чувствует рядом с ней – но сил и времени на это просто не было. Возбуждение, охватившее его, было немыслимым, болезненным, почти нестерпимым.

Он всю ночь провел рядом с практически обнаженной и прекрасной женщиной. Касался ее горячего тела. Смотрел в изумрудные лукавые глаза. Танцевал на глазах всего Луисвилля и собственного семейства. Он стоял с ней сейчас рядом, так близко, что слышал стук ее сердца… Он не мог больше ждать.

Но эта змея не оставила ему ни малейшего шанса взять контроль над ситуацией в свои руки.

Это было нежнейшее из прикосновений. Словно бабочка скользнула по животу крылышками. Рик глухо застонал – и окаменел.

Ее тонкие руки скользнули по его животу, бедрам, судорожно стиснутым рукам. Остановились на бедрах, обняли. Потом к нему прижалось маленькое, горячее тело. Обнаженное тело. Тело женщины.

Мурлыкающий шепот щекотал его тело. Гладкая кожа жгла его, словно раскаленный.

Смеющийся голос Келли раздался в звонкой тишине ванной комнаты:

– Должна же я отплатить тебе, Рик Моретти!

Он был мужчиной, он умел принимать стремительные решения и действовать по обстоятельствам. Водопад воды обрушился на пол, посыпались с полочек шампуни и бальзамы, а Рик уже стремительно подхватил смеющуюся и мокрую Келли на руки. Еще через мгновение он целовал ее, бурно и яростно, больше не таясь ни от нее, ни от себя самого. Не было повода. Во-первых, она отвечала на его поцелуи с не меньшей страстью, а во-вторых, что же может скрыть совершенно голый мужчина от совершенно обнаженной женщины, если они стоят обнявшись под неистовыми струями воды, хлещущей их разгоряченные тела.

В какой-то момент она чуть крепче сжала руки у него на плечах, а потом ее ноги обвились вокруг его бедер. Ни Рик, ни Келли даже не почувствовали самого момента, когда их тела слились воедино. Так бывает. Когда очень этого ждешь, когда только об этом и мечтаешь, когда мгновения превращаются в века, а века – в секунду. Именно это и происходило сейчас с двумя любовниками, чьи тела сплелись в тесном объятии. Вселенная вокруг на некоторое время угасла, и никого из них не волновало, что где-то совсем рядом осталась та, прошлая жизнь, в которой остались другие люди…

Рик наслаждался ощущением этого великолепного тела, так тесно прижавшегося к его собственному, неистово лаская выгибающуюся спину и точеные бедра, то и дело скользя ладонью по груди, нежному животу, завиткам золотистых волос внизу…

Келли прерывисто вздохнула, чувствуя, как он усиливает натиск. Она сама не знала, что возбуждает ее сильнее – стремительные и обжигающие прикосновения, страстные поцелуи или ощущение его напряженной плоти, касающейся ее бедер и живота…

Она со стоном выгнулась дугой в руках Рика, обхватила его за шею руками, потянула его к себе, мечтая только об одном – почувствовать на себе тяжесть этого могучего тела, ощутить тот миг, когда они станут едины, и получить от всего этого наивысшее наслаждение.

Рик не заставил себя ждать. Он прижал ее к мокрой стене всем своим телом, изо всех сил оттягивая тот момент, когда он больше не сможет сдерживаться. Девушка была такой маленькой и хрупкой рядом с ним, что больше всего на свете он боялся невольно причинить ей боль. Несмотря на собственные муки, становившиеся все сильнее, он принялся ласкать Келли еще настойчивее, пока она не начала извиваться в его руках, стонами моля о близости. Рик медленно раздвинул ее бедра, ладонью ощущая влажный жар ее лона…

А потом был смерч и вихрь, тьма и мириады новых солнц, сменившихся радугами и золотым дождем. Было ощущение полета, подъема на какую-то немыслимую вершину, где захватывает дух и останавливается сердце, но в этот момент ты слышишь стук другого сердца и понимаешь, что отныне ты совершенно бессмертен, ибо у тебя два тела, два сердца, два дыхания, и при этом ты – одно, ты един так, как не был никогда в жизни…

 

13

Келли была уверена, что проспит до полудня, однако проснулась почти на рассвете. Рика рядом не было, хотя постель была смята. На мгновение девушку охватил дикий страх – что, если он ушел насовсем?

В этот момент на пороге ванной появился Рик. Под глазами у него залегли тени, глаза покраснели, но держался он бодро.

– Салют, развратница. Чего проснулась? Еще можно спать.

– Ты куда-то делся. Я, кажется, привыкла спать в компании…

– Были дела. Я же еще на службе, не забывай. Поговорил по телефону с Гектором. Писем больше не было, кстати.

– И это что-то значит?

– Пока не знаю. Хотя… было бы странно, если бы письма прекратились прямо сейчас.

Почти обнаженный Рик расхаживал по комнате и рассуждал вслух, а пригорюнившаяся Келли не спускала с него глаз и думала о своем.

В принципе пора приходить в себя и возвращаться к нормальной жизни. Если она не прекратит заниматься с Риком любовью… что ж, тогда вся ее жизнь будет проходить в постели. Писать она перестанет, читательницы забудут про нее, гонорары прекратятся, и рано или поздно Келли придется вернуться в музей или пойти работать в школу.

И аккурат в тот самый момент, когда Келли решила начать новую жизнь, вылезти из постели и одеться, Рик Моретти сбросил с чресел полотенце и рухнул рядом с ней.

– Ох, что-то я устал. Надо бы размяться… как насчет эротического массажа?

– Подожди… а какие у нас на сегодня планы?

– У меня их много, и во всех присутствуешь ты. Голая и доступная.

– Но… у нас же есть и другие дела…

– Нету никаких. Только жесткая эротика. Или мягкая порнография. Как скажешь.

Держать себя в руках. Все подошло к концу, все. Ей нужен муж, дом, парочка детей, возможно, кошка или собака. Визиты к тетям по выходным. Ах да, еще к родителям мужа.

– А что это мы так тяжело дышим, Джонс?

– Ничего… подобного…

Рик Моретти ей не подходит. Он не нормальный мужчина. В смысле, не псих, а просто не подходит для создания нормальной крепкой семьи. Какая семья, если при одном взгляде на него Келли Джонс испытывает оргазм?!

– Келли…

– Рик…

Только час спустя им удалось выйти из номера. В маленьком внутреннем дворике стояли столики ресторана, и здесь Келли с наслаждением устроилась с чашкой кофе в ожидании яичницы с беконом. Рик сидел напротив и пожирал ее глазами.

Солнце светило сквозь листву, птички пели бессвязно, но весело, и Келли казалось, что они с Риком одни в целом городе, а то и в целом мире, что каким-то чудом остальные люди исчезли, перенеслись в другое измерение…

Не все.

Келли блаженно потянулась, потом наклонилась веред, к чашке…

На том месте, где только что была ее голова, раздался грохот. Тяжелый горшок с геранью разбился вдребезги, явно прилетев с самого верхнего этажа.

Келли взвизгнула, Рик метнулся вперед, схватил ее на руки, в мгновение ока внес ее внутрь здания.

– Ты в порядке? Не задело?

– Нет… Рик, что это было…

– Кто-то бросил в тебя цветочным горшком. Если тебе так легче, считай, что он хотел подарить тебе букет герани.

– Он?

– Мне кажется, это был мужчина. Я видел силуэт. Ты посидишь здесь одна? Я должен бежать наверх. Он не мог уйти из отеля…

В полдень Рик Моретти вошел в номер Эжени и Элоди Деверо.

Элоди помахала ему от окошка, на котором источала резкий, но приятный запах герань. Эжени вопросительно приподняла бровь.

– Ты здесь, мой мальчик? В тот момент, когда Келли грозит опасность, ты ее оставляешь…

– Она заперта в номере. Ключ у меня. Попасть к ней можно только по верхней галерее, а на нее выйти только из другого номера. Слишком много сложностей.

– Ясно. Гектор, малыш, пойди заправь машину. Меня потянуло домой. Здесь как-то неуютно.

– Не так быстро, мисс Деверо.

– Не хами, юный Рик. О чем это так зловеще пылают твои глаза?

– Хочу выяснить пару вопросов. Гектор!

– Да, мистер Рик?

– Останься. Машина подождет.

– Но мисс Деверо…

– Я забыл сказать: на верхнюю галерею можно попасть только из ВАШЕГО номера.

– А зачем ты нам это говоришь?

– Чтобы не ставить Гектора в идиотское положение.

Рик прошелся по комнате, остановился перед окном. Обе пожилые дамы и чернокожий гигант смирно сидели на стульях и молчали.

Рик спросил, не оборачиваясь:

– Почему вы перестали писать письма?

Он ожидал актерской игры, притворства – но Эжени Деверо была необычной женщиной. Она ответила спокойно и дружелюбно:

– Честно говоря, надоело. Много возни, результата ноль. Это только Шерлок Холмс мог позволить себе найти автора по газетному шрифту.

– Понятно. В переулке был фейерверк?

– Конечно. Я бы не стала подводить Гектора под статью. Даже не сам фейерверк, а запал от фейерверка. Скажи, вышло похоже?

– О да. Почему…

– Слишком много почему, юный Моретти. Скажем так: вы с Келли стали любовниками – и необходимость в активных действиях отпала.

– То есть зафутболить Келли в голову цветочным горшком, это…

Гектор замахал руками и замотал головой.

– Я же охочусь с пращой на скворцов. Я бы ни за что не промахнулся.

– Паршивец ты, Гектор. Значит, с самого начала ты все знал – и пудрил мне мозги?

Гектор широко улыбнулся.

– Что мисс Эжени хочет, то мисс Эжени получит. Таков мой девиз.

– Хороший девиз. Правильный. Только вот мисс Эжени подкачала. Хулиганка.

– Не хами. Скажи лучше, как ты догадался?

– Граната. Ривендейл сказал, она пятьдесят седьмого года выпуска. Узнал он это от вас, а вот начальник полиции понятия об этом не имел. И тогда я вспомнил, что у деда была еще одна коллекция. Оружия. Многие полагают, что коллекция оружия – это всегда ХОЛОДНОЕ оружие, но это не так. Прекрасно помнил, что у деда там были и взрывпакеты, и даже бутылка с «коктейлем Молотова». Значит, могла быть и такая граната.

– Их там три штуки. Было.

– Отчаянная вы женщина, Эжени. А если бы что-то пошло не так?

– Ну не пошло же? Малыш, я больше всего на свете не люблю перестраховываться.

Рик вдруг мрачно посмотрел на Эжени Деверо.

– А идея с женихами, часом, не вам ли принадлежит?

– Я бы сказала, ровно наоборот.

– Это как?

– Это просто. Видишь ли, Келли вознамерилась подыскать себе благопристойного, нормального и приятного во всех отношениях мужчину, чтобы выйти за него замуж и создать образцовую семью. Мне очень не понравились ее доводы. Я люблю мою племянницу и хочу, чтобы в жизни она получила все самое лучшее. Твой дед хотел того же и для тебя, Рик. Я подумала и решила свести вас вместе.

– Вы манипулятор, Эжени. Великий комбинатор.

– Да. За мной нужен глаз да глаз. Но что скажешь ты, внук моего любимого мужчины?

– А что я должен сказать?

– Например… попросить у меня руки моей племянницы.

– Вы уверены, что это то самое «лучшее», чего заслуживает Келли?

– Главное, чтобы в этом была уверена она.

– Что ж… тогда посоветуйте, как мне половчее заставить ее забыть о Правильных Мужчинах…

Неделю спустя Келли Джонс сидела на веранде старинного белого особняка Деверо и тупо смотрела в небо.

Пройдет еще тысяча лет – а она так и будет сидеть и пялиться в небо. Потому что больше ей делать ничего неохота.

В прошлый понедельник Рик Моретти вернулся в номер, распечатал какие-то листки из своего компьютера, молча сложил их в папочку и отдал ей. Потом поцеловал ее в губы и в щеку – и ушел.

Просто ушел.

Это было так неожиданно, так жестоко, так невероятно, что Келли до сих пор не могла поверить в то, что это был не сон. Рик Моретти ушел…

Вернувшись в особняк Деверо, она первым делом разожгла камин и методично, по листочку, сожгла досье на несостоявшихся женихов.

Потом два дня она прорыдала у себя в комнате, не выходя к столу и не показываясь никому на глаза.

Потом ее охватила апатия. Келли больше не чувствовала вообще ничего – ни боли, ни обиды, ни отчаяния.

Она жила только по ночам, в своих снах.

В снах с ней был Рик.

Снова и снова призрачные любовники сплетались воедино, снова и снова беззвучный стон блаженства отражался от невидимого потолка… по утрам Келли просыпалась измученной до предела, словно и впрямь всю ночь занималась любовью.

Попробовала перечитать собственные романы – и с отвращением отбросила их в сторону. Как она могла писать эту чушь, не имеющую отношения ни к истории, ни к любви, ни к сексу?

И как описать то, что на самом деле было и сексом, и любовью… и уже стало историей?

Она сидела на веранде и тупо смотрела в небо.

Поэтому и не сразу поняла, что на нее кто-то смотрит.

Это был Рик Моретти. Он сидел на ажурной лавочке напротив веранды и смотрел на Келли, прищурив один глаз и мерзопакостно ухмыляясь. Келли несколько раз открыла и закрыла рот, убеждаясь, что голосовые связки отказали начисто. Рик фыркнул.

– Все-таки природа не терпит пустоты! Вот сидит Красота – златые кудри, изумрудные очи, лилейная… хм… грудь и все прочее – и ноль интеллекта на прелестном личике. Страшила! Сфокусируйся! Это я, Рик.

– Гад ты…

– Заговорила. Почему я гад?

– Потому что… потому что ты меня… бросил!

– Минуточку! Я был нанят спасать тебя – я тебя спас. Спас или нет?

– Ты…

– Ты три дня талдычила мне, что я не правильный мужчина, что за меня замуж нельзя, потому что я легкомысленный, и чтоб я дал тебе досье на женихов. Талдычила?

– Ну… да…

– Я дал?

– Дал.

– Используешь?

– Сожгла.

– Ай! Как же это? Подпалила, когда кудри завивала?

– У меня натуральные…

– Нет, ты мне скажи, как можно после такого говорить, что я тебя бросил? Эй! Страшила! Не смей реветь, слышишь?! Келли…

В мгновение ока Рик оказался на веранде. Келли закрыла глаза, с облегчением прижалась к широкой груди и завыла в голос:

– Я ду-у-ура! Ри-и-ик, не броса-а-ай меня! Я тебя… я тебя…

– Громче!

– Люблю я тебя, злодей!

– И я тебя.

– Что?!

– Что слышала, Джонс. Я люблю тебя. Точка. Нет, восклицательный. Я жить без тебя не могу. Когда ты выйдешь замуж за Правильного Мужчину, я его убью.

– Я выйду за неправильного…

– И его убью. Я убью всех мужчин вокруг тебя, когда ты окончательно потеряешь товарный вид, женюсь на тебе сам.

– Рик… а давай пораньше?

– Что пораньше?

– Женишься на мне пораньше?

– Я, вообще-то, с удовольствием. Но ты… ты выйдешь за меня?

Золотоволосая фея вытерла слезы и нос. Улыбнулась. Обхватила Рика за шею и закричала изо всех сил:

– Я люблю Рика Моретти!!! Я выйду за него замуж!!! И это правильно и хорошо!!!

 

Эпилог

На лужайке кружились пары. Все красивые, все эффектные. Особенно одна – молодожены.

Невеста была в белом муслине и кремовом шелке, фамильные жемчуга Деверо состязались с фамильными бриллиантами Бопертюи и изумрудами Машмортонов. Жених был в элегантном черном фраке, правда, почему-то на голое тело.

Лидия Бопертюи недовольно покачала головой и чокнулась с Элоди Деверо. Эжени приветственно помахала им рукой из своего кресла.

– Не увлекайтесь, девочки. Между прочим, Лидия, ты в курсе, что на троих нам глубоко за двести?

– Не так уж и глубоко. Зачем ты разрешила ему снять рубашку?

– Во-первых, так он гораздо сексуальнее…

– О боже, ты можешь хоть иногда, для разнообразия, НЕ говорить о сексе?

– Не могу, привычка. Во-вторых, жарко.

Помолчали. Элоди негромко кашлянула:

– Они что-нибудь сказали насчет медового месяца? Куда они собираются?

– Ничего не знаю. Клер накричала на меня, сказала, что это их дело.

– И ты смолчала?!

Лидия Бопертюи усмехнулась:

– А ты себе хорошо представляешь Серого Волка, которого внезапно укусил Кроткий Ягненок? Я опешила, а потом было поздно.

Эжени откинулась на спинку.

– Поверить не могу. Лидия Бопертюи – у меня дома. Лидия – опешила…

Лидия усмехнулась еще веселее:

– Возможно, это все потому, что я наконец-то ушла из бизнеса. Теперь я просто прабабушка Лидия.

Эжени и Элоди выпрямились и как по команде посмотрели на заклятую подругу.

– Что это значит?

– Это значит… это значит, что свадьбу мы играем вовремя. Через пару месяцев платье пришлось бы расставлять, а это все же начало века.

С веранды еще долго доносился звон бокалов и тихое старушечье хихиканье, а Рик Моретти между тем поцеловал свою молодую жену Келли и прошептал:

– Ты готова, Страшила?

– К сюрпризу? Да.

– Тогда иди и снимай бриллианты с кружевами.

– Ох…

– Распутная, не о том сейчас речь. Мы уезжаем в глушь.

– В какую еще глушь?

Рик улыбнулся, в его темных глазах полыхнул дьявольский огонек.

– Кто-то задолжал мне неделю в качестве секс-рабыни! Говорил же я, что ты не рискнешь прийти на собственную свадьбу в костюме Годивы?

– Тогда спорим, что через неделю ты первый запросишься домой?

– Я? Никогда. Спорим. Итан! Разбей…

Луна поднималась над азартно спорящими молодоженами и их гостями. Звенели цикады. Дневной жар потихоньку уступал место ночной прохладе.

Завтра будет еще один день, а за ним – еще и еще. Солнце никогда не устанет вставать по утрам, луна не устанет разливаться жидким серебром по ночам, а мужчина не устанет клясться женщине в вечной любви, для того чтобы услышать в ответ:

– Я – твоя женщина. Ты – мой мужчина.

И я люблю тебя.

Это правильно и хорошо, ибо это и есть то, что заставляет солнце и луну выкатываться на небо, а мир – вращаться и изменяться.

Это – любовь.