«…Внезапно Брюс оказался совсем близко, хотя и не сделал ни одного шага. Все чувства Миранды обострились. Аромат его кожи, тепло его тела… Лицо Брюса все ближе, губы почти касаются ее губ. Разум еще здесь, и он предупреждает: беги!

Миранда сделала всего лишь шаг назад — и оказалась прижатой к колонне. Рука Брюса сильнее стиснула ее запястье, а еще через мгновение их губы встретились.

Это был не тот поцелуй, к которым она привыкла. Брюс не просто вынуждал ее согласиться на поцелуй — он заставлял ее хотеть поцелуя. Мечтать о поцелуе. Жаждать поцелуя. Молиться о нем.

Он нашел точку на ее нежной шее, от прикосновения к которой Миранда вздрогнула. Брюс тут же припал к ней губами. Поцелуи спускались все ниже и ниже, а между ними он слизывал дождевые капли с кожи Миранды…

Он все еще не трогал ее — только губы, только стиснутое его рукой запястье. Миранда не могла пошевелиться, да и не очень хотела — ведь к колонне ее прижимал Брюс…

Теперь он целовал ее закрытые глаза, брови, лоб, а потом отпустил ее руку, но только для того, чтобы с силой провести ладонью по груди. Миранда застонала.

Это возбудило его, и он снова припал к ее губам, на этот раз еще настойчивее. Нашел ворот кофты и судорожно рванул мокрую ткань, спустил ее с плеч Миранды, и вместе с кофтой пали последние бастионы защиты. Она почувствовала себя практически обнаженной. Так странно… всего лишь мокрая тряпка…»

Мэтт неспешно поднимался по узкой тропе, ведущей к дому. На плече у него был топор, из-за которого сегодня на рассвете Мэтт Саймон едва не стал покойником. Проще говоря, этот несчастный топор слетел с топорища, и теперь требовалось это дело починить…

Женский вопль, исполненный искреннего ужаса, прозвучал совсем близко, и Мэтт на мгновение замер, не понимая, откуда в этом земном раю взяться женщинам, но вспомнил: из Чикаго должны прикатить две дамочки. Следующая мысль была короткой и очень экспрессивной: ТОЛЬКО НЕ ОФЕЛИЯ!!!

Рискуя второй раз получить топором по башке, Мэтт с размаху вогнал его в валявшееся неподалеку бревно и поспешил к парадному, так сказать, крыльцу.

Офелией звали маленького медвежонка, осиротевшего прошлой весной. Хотя, собственно, не такая она уж и маленькая теперь стала, эта Офелия… Килограммов семьдесят в ней точно есть.

Офелия появилась в «Дубраве» достаточно давно и достаточно маленькой, чтобы привыкнуть к людям и относиться к ним вполне по-дружески. Разумеется, в последнее время при виде черной косматой тушки, стремительно несущейся навстречу новым гостям, многие начинали немного нервничать — особенно женщины. Не объяснишь же всем заранее, что Офелия просто чрезвычайно любопытна и, кроме того, не без оснований полагает, что гости приезжают в «Дубраву» лишь с одной целью: покормить Офелию чем-нибудь вкусненьким.

С другой стороны, Мэтт ни на миг не забывал, что Офелия все же — дикий зверь, и в голову ей взбрести может все, что угодно…

Вывернув из-за угла, Мэтт замер — и вздохнул с облегчением. Не Офелия. Всего лишь Бонус.

Черный пес стоял передними лапами на груди лежавшей женщины и страстно вылизывал ее бледное личико. Бонус тоже очень любил гостей, но в отличие от Офелии — бескорыстно.

Маленькая рыжая девица, бегавшая вокруг и пытавшаяся отогнать Бонуса, кинулась к Мэтту с истошным воплем:

— Отзовите! Отзовите собаку! Скорее!

Легко сказать. Бонус практически любые действия воспринимал как игру, поэтому ему ничего не стоило начать скакать по бездыханному телу приезжей дамочки… Тут Мэтт разглядел ее лицо, и ему стало совсем нехорошо. Слишком бледная она лежала, слишком неподвижная, и странно, неестественно были вывернуты ноги…

Не дай бог, сердечный приступ.

Мэтт больше не церемонился, крепким пинком отправил Бонуса в полет, который пес и исполнил с обиженным взвоем, а сам рухнул на колени возле лежащей дамочки и стал осторожно проверять, нет ли где следов крови. Рыжая топталась за его спиной и патетически завывала:

— Триш! О, Триш!.. Боже, да заберите вы это чудовище!

Чудовище бешено виляло хвостом и порывалось облизать заодно и рыжую.

Слава богу, никакой крови не было. Дамочка просто повалилась на землю, как куль с мукой… хотя нет, для куля она была слишком симпатичная, прямо скажем. Мэтт осторожно поднял ее бесчувственное тело на руки и понес в дом, по дороге поинтересовавшись у рыжей:

— Вы не заметили, она головой не ударилась?

— Я не заметила ничего, кроме этого лохматого чудища. На цепи надо держать больших собак!

Мы не в Чикаго, дорогая, вертелось на языке у Мэтта, но он благоразумно сдержался. Когда на кону стоит сумма, способная покрыть все издержки по ремонту и содержанию «Тихой дубравы» и обеспечить заработком всех ее немногочисленных, но вполне живых и желающих есть обитателей… Тут лучше прикусить язык и не выступать.

— Бонус совершенно безопасен, мисс…

— Сэнди. Зовите меня просто Сэнди. Мы ведь с вами уже заочно знакомы, по телефону. Так что, мистер Саймон…

— Тогда уж и вы меня — просто Мэтт. Так вот, Бонус еще никого в жизни не укусил и вряд ли научится это делать. Он наверняка хотел просто поприветствовать мисс… миссис Хатауэй.

Говоря это, Мэтт не сводил глаз с бледного личика писательницы из Чикаго. Очень красивое личико. Настолько красивое… что Мэтту почему-то совершенно не хочется думать о потенциальном мистере Хатауэе.

Сэнди почувствовала это, рыжая ведьма, потому что в ее голосе явственно прозвучала насмешка:

— МИСС Хатауэй. И вообще, просто Триш — учитывая, что ближайшие несколько дней мы все будем пользоваться вашим гостеприимством, Мэтт. Что же касается собаки… Триш в детстве покусала собака. Довольно сильно, насколько мне известно. С тех пор она боится их панически, то есть бесконтрольно. Мне жаль, но пса все же придется некоторое время подержать на привязи.

— Хорошо. Я понимаю.

На самом деле Мэтта сейчас совершенно не интересовала судьба Бонуса, потому что всеми его мыслями неожиданно завладела эта бесчувственная молодая женщина с черными растрепанными волосами, прильнувшая в беспамятстве к его плечу. Весу в ней было не очень много, но дело даже не в этом. Просто… уж слишком удобно было держать ее на руках. Так бы и не выпускал вовсе. Никогда.

Эта мысль смутила и немного испугала Мэтта Саймона. Он не был отшельником в прямом смысле этого слова, и здесь, в «Тихой дубраве», иногда на несколько дней и даже недель зависали его временные пассии. Надо отдать им должное, сваливали они, как правило, тоже по собственному желанию, убедившись, что Мэтт не может посвящать им двадцать четыре часа в сутки, а горячий секс после того, как нарубишь несколько кубов дров, может и не случиться… Короче, не приживались у него подружки, и все.

Тем не менее, эта женщина лежала в его объятиях, и Мэтту едва ли не впервые в жизни искренне хотелось, чтобы так было всегда.

Она была маленькая, изящно сложенная, с очень светлой кожей. Черные растрепанные волосы были подстрижены довольно коротко. Никакого макияжа, никаких украшений, только тонкая золотая цепочка на стройной шее. И запах очень легких, цветочных духов — почему-то Мэтт решил, что так должны пахнуть маргаритки. Единственное, что действительно бросалось в глаза, — это ее губы, чувственные, полные, кораллового оттенка. Мэтт никогда не задумывался над тем, как сексуально могут выглядеть именно губы женщины…

Что-то он вообще много думает на тему секса, а ведь сейчас речь совершенно о другом. Сейчас главное, чтобы не сорвался весь этот пикничок с литературным уклоном, потому что иначе «Тихая дубрава» зимы не переживет.

Этот дом построил его дед. Вернее, начал строить. Потом к нему присоединился отец, а пять лет назад эстафету перехватил Мэтт.

Именно пять лет назад его родители впервые позволили себе поехать в отпуск на побережье океана. Авиакатастрофа унесла жизни обоих, и Мэтт до сих пор не мог в это толком поверить.

Самое поганое, что он до этого даже представления не имел, как это сложно — содержать дом, в особенности, если этот дом — еще и маленький семейный отель. Мэтт всю жизнь помогал по хозяйству, умел делать практически все своими руками, но когда на него свалились еще и административные обязанности, да еще и бухгалтерия… Наверное, надо было бы нанять профессионала, да где ж его взять в здешних местах? Если только жениться на бухгалтерше… и то не факт, что она долго продержится.

Из обслуги он оставил только одну горничную — Рози МакГон с той стороны горы, да Джейка, смышленого парнишку из Литтл-Крик, поселка лесорубов, расположенного в пятнадцати милях от «Тихой дубравы». Кухней заведовал дядя Кларенс, мамин двоюродный или троюродный брат, Мэтт точно не знал, какой именно, да и не интересовался. Дядя Кларенс всю жизнь проработал учителем в школе, но лет семь назад, выйдя на пенсию, ощутил в себе Зов Великого Кулинара — и решительно выгнал с кухни маму и Рози. Никто об этом не пожалел — Кларенс готовил действительно изумительно.

Они все жили в доме, только Рози на выходные уезжала к родителям, да еще зимой, когда постояльцев не было, но если дело пойдет так же хреново, как сейчас, то постояльцев не будет еще и весной, летом и осенью, а значит, маленькому лесному отелю придет конец.

Вот почему Мэтт Саймон был кровно заинтересован в том, чтобы литературная вечеринка «Бриллиантовый переполох» прошла с успехом и без неприятностей. Можно ли считать одной из этих неприятностей то, что на главную героиню и автора вечеринки только что напрыгнул его пес — Мэтт еще не решил.

На первом этаже располагалась огромная гостиная с камином, и именно здесь Мэтт осторожно опустил на диван мисс Хатауэй. Рыжая Сэнди принесла из машины бутылку с минеральной водой и побрызгала в лицо бесчувственной девушке. Мэтт с облегчением увидел, как слабый румянец окрасил щеки девушки, и Триш Хатауэй, знаменитая писательница из Чикаго, открыла глаза. Серые, огромные, доверчивые глазищи, опушенные длинными черными ресницами. Только через пару секунд Мэтт смог опомниться и закрыть рот, впрочем, почти сразу снова разинул его.

Потому что мисс Хатауэй зачарованно прошелестела:

— Боже… Брюс! Брюс, это ты…

И кто у нас Брюс? Кроме Уиллиса, разумеется?

Сэнди пала на грудь ожившей подруги-босса и заворковала не хуже горлицы:

— Триш, слава богу, ты очнулась. Скажи мне, голова не болит? Ты не ранена? Ты так нас перепугала!

Румянец на щеках Триш сделался ярче. Она прикрыла глаза рукой и тихо застонала:

— Бож-же, как глупо… Я упала в обморок, да? Как идиотка…

Мэтт кашлянул.

— Вовсе нет, мисс Хатауэй. Вас просто испугал Бонус, и вы…

— Бонус за что? О чем это вы?

— Бонус — это черный пес, который прыгнул на вас из-за угла…

Она снова побледнела и закусила губу. Сэнди замахала руками:

— Мистер Саймон, то есть Мэтт обещал надежно запереть эту зверюгу, так что тебе не о чем волноваться…

Серые глаза распахнулись еще шире, хотя уж куда, казалось бы. Мэтт внезапно расстроился. Неужели такая красивая женщина может быть обычной городской капризанкой? Бонус в вольере с ума сойдет, он сроду на цепи не сидел, он не переживет…

Внутренний голос едко заметил, что в противном случае не переживет вся «Тихая дубрава». Этого сезона и не переживет. Ты помнишь, что еще не расплатился за электрогенератор?

Мэтт скрипнул зубами и гаркнул совершенно по-солдатски:

— Приношу свои извинения, мисс Хатауэй! Больше этого не повторится! Собаку я изолирую на все время вашего пребывания.

Триш Хатауэй села, спустив ноги с дивана, и легонько поморщилась, массируя виски кончиками пальцев. В волосах у нее запутался алый кленовый лист — как роза в кудрях Кармен…

Мэтт проглотил невесть откуда взявшийся комок в горле. Да что ж это за наваждение такое?! Почему он все время пялится на ее грудь, почему при звуке ее голоса у него только что не эрекция начинается?! Он откашлялся.

— Раз уж мы все здесь, давайте я вас запишу в гостевую книгу и покажу ваши комнаты?

Сэнди немедленно просияла светской и официальной улыбкой.

— Правильно! Итак, Это знаменитая Триш Хатауэй, литературная мама Великолепной Миранды и…

— Сэнди, ради бога, перестань. Вечеринка еще не началась. Простите, мистер Саймон. Я очень рада нашему знакомству и… вы извините меня за эту глупость. Просто все было так неожиданно…

Мэтт немедленно ее простил. Эта прекрасная девушка с серыми глазами вовсе не была заносчивой гордячкой из большого города, она была застенчивой и нежной, хрупкой и волшебной, и Мэтт сделает все, чтобы пребывание в «Тихой дубраве» ей понравилось! Только вот почему все-таки она так на него уставилась?

Сэнди аж подпрыгивала на месте от нетерпения.

— Давайте покончим с извинениями и перейдем к нашим баранам, а? Итак, основной сценарий вечеринки я вам прислала, детали обговорим по ходу. Мисс Хатауэй до уик-энда будет отдыхать, дышать свежим воздухом и всячески готовиться к предстоящей ей роли, а мы с вами еще раз пройдемся по всем позициям непосредственно накануне прибытия гостей. Их у нас будет семеро…

Под ее бодрое журчание Мэтт помог Тиш подняться, подхватил их с Сэнди сумки и отнес наверх, в лучшие комнаты на этаже. Затем улучил момент, когда Сэнди остановилась, чтобы набрать воздуха, сослался на неотложные дела внизу и попросту сбежал, по-прежнему провожаемый задумчивым взглядом серых глаз его самой перспективной клиентки.

На кухне было спокойно и безопасно. На кухне царил дядя Кларенс — маленький бодрый толстячок с патриархальной лысиной, обрамленной венчиком белоснежных кудряшек. Вылитый Санта-Клаус… только вот характер отнюдь не в духе Рождества.

Дядя Кларенс смерил племянника острым взглядом и фыркнул при виде того, как Мэтт недрогнувшей рукой наливает себе виски.

— Проблемы, сынок?

Мэтт ответил не сразу. Проблема, собственно, была только одна, у нее имелись серые глаза и растрепанные волосы цвета ночи, а звалась проблема Триш Хатауэй.

— Придется посадить Бонуса на цепь.

— А как насчет Офелии?

— Если она будет хулиганить… не знаю. Я надеялся, что она уйдет ловить рыбу. Сейчас в реке полно форели.

— Ты же знаешь, она обожает гостей. Эта дамочка из Чикаго грянулась в обморок из-за безобидного пса, так что при виде Офелии она и вовсе с катушек слетит.

— Дядя Кларенс, это ты кормил Офелию из бутылочки. Для всего остального мира она — медведь. Маленький, но вполне упитанный. А что до Бонуса, так ему тоже не стоило прыгать на приезжих из-за угла. В пятницу приедут остальные гости, не хватало еще с ними проблем.

— Ха! Знаю я этих гостей! Малахольные дамочки пенсионного возраста и старые девы с глазами на мокром месте.

— С чего ты взял? Там будут и мужики.

— Наверняка импотенты и неврастеники.

— Да почему?!

— А кто еще может читать всю эту розовую чушь? «Бриллиантовый переполох»! «Любовный напиток»! «Под покровом страсти»! Умереть можно.

Мэтт подозрительно прищурился.

— Ты что, читал?

— Нет!!! Упаси меня бог. Но Рози сказала, что книжки этой Хатауэй сейчас в бестселлерах. Поскольку Рози не может знать ни о чем, кроме как о той муре, которую сама читает, я и делаю вывод, что это либо любовные романы, либо крутые детективы из тех, где главного злодея дырявят из пулемета, а он еще успевает произнести пару страниц текста. На детективщицу эта моль белая не тянет, остается любовь. Тьфу!

— Она не моль! Она известная писательница. И вполне симпатичная девушка…

— Втюрился! Чтоб мне провалиться, ты положил на нее глаз!

— Ничего подобного. А вот что ты на нее взъелся, мне даже интересно.

— Да не взъелся я. Просто у нас мало людей и совсем не лучшие условия. Да-да, я понимаю, они хорошо платят и все такое, но что, если мы засыплемся?

— Типун тебе, дядя Кларенс…

Пришлось сбежать и из кухни. Отловив на улице Бонуса, Мэтт повел встревоженного пса к вольеру, а в голове у него крутилась всего одна мысль. Кто такой Брюс?!