Нужно было отдать должное Арману Рено, путешествие до аэропорта оказалось исключительно приятным и необременительным. Джессика, правда, дулась и молчала, лелея свою ярость, но мало-помалу начинала проникаться уважением к искусству составления графиков. Француз ловко управился с багажом, быстро слетал в ближайший ресторан и привез оттуда целую корзину маленьких сандвичей, горячих булочек и пирожков, несколько термосов с горячим чаем и кофе, холодным лимонадом и теплым молоком, а также салфетки, полотенца, упаковку памперсов и прочие необходимые в дороге мелочи.

Потом он так же стремительно и ловко снес вниз Элли, которая и ухом не повела, и устроил их с Джессикой на заднем сиденье своего «кадиллака» так удобно, что девушка могла бы при желании лечь и вытянуть ноги, не потревожив спящую девочку.

Все произошло так стремительно, что Джессика даже не успела понять, что уезжает из дома, скорее всего – навсегда. Да, в любом случае, сюда она уже не вернется.

Длинная, тяжелая машина удивительно изящно выехала из ворот на улицу. Отличные рессоры гасили все толчки, и вскоре Семейство Рено – Лидделл уже мчалось по ночной трассе, ведущей к самому страшному для всех троих месту на земле. В аэропорт.

Джессика смотрела в окно и чувствовала, что глаза слипаются сами собой. Потом ей на колени что-то упало. Шоколадка. Она осторожно развернула хрустящую фольгу, откусила кусочек. Начинка была ее любимая, лимонный ликер. Девушка вздохнула.

Судьба уносила Джессику Лидделл по широкой дороге прямо в неизвестность, эта неизвестность пугала, но и возбуждала. Девушка еще раз вздохнула, наклонилась и заботливо поправила одеяло, сброшенное во сне.

Бедная малышка. Сколько всего ей уже довелось пережить, а сколько впереди? Что с ней будет, когда она проснется в совершенно незнакомом месте, высоко над землей, среди облаков? О том, что будет при этом с самой Джессикой, она старалась даже не думать?

А Франция? Совершенно некстати Джессика вспомнила, что когда они с Элисон рассматривали книжку про хоббита, она пряталась за теткину спину при виде картинки, на которой был изображен высокий серый замок, вокруг подножия которого свернулся кольцом дракон. Что, если замок Армана напомнит малышке об этом? Тогда можно сразу возвращаться, не тратя время.

Джессика смотрела на широкие плечи и светлые волосы человека, сидевшего за рулем, и против воли в груди ее снова загоралось темное пламя страсти. Она вспоминала поцелуи Армана Рено, вспоминала дикое, немыслимое пари – и по животу пробегал холодок.

До чего она докатилась! Вернее, до чего он ее довел!

А потом на смену возбуждению пришла тихая, горькая жалость к этому статному красавцу, который мог получить все богатства земли, стоило ему пошевелить пальцем, но не мог добиться любви и доверия маленькой девочки, дочери своего младшего брата, так нелепо и безвременно улетевшего на самолете в вечность…

До Франции сколько лететь? Десять часов? Какая разница, если она умрет от тошноты в первые два. Это будет очень неприлично, при Армане.

Вот если бы он был ее… Кем? Другом? Любовником? Мужем?

Неужели ей и впрямь хочется стать ближе к Арману Рено?

Хочется! В самом прямом смысле хочется и в еще более прямом смысле – ближе!

Джессика досадливо отвернулась и стала смотреть в окно. Постепенно на нее опустилась дрема. Джессика закрыла глаза. Заснула…

Арман Рено вел автомобиль так аккуратно, точно сдавал экзамен по вождению. Странно, но сейчас он не чувствовал почти ничего, только огромную, опустошающую усталость. Спать ему не хотелось, но ноги и руки словно налились свинцом, плечи поникли.

Он все-таки добился своего. Он нашел золотую Элль, теперь он сможет отдать долги своему умершему брату. Он прошел сквозь ад, едва не упал на самое дно отчаяния – и все-таки нашел ее.

Ради этого дня стоило страдать и ждать, надеяться и верить.

Он вспомнил приезд Франсуа и крошечной Элизы в Руайя. Собственно, нечего и вспоминать… Это навсегда впечаталось в память…

После того, что Франсуа натворил, в доме бывало несколько… напряженно. Мама, несмотря на природную разговорчивость, еще держала себя в руках, но эксцентричная и острая на язык тетушка Кло переживала куда более бурно и отчаянно. Впрочем, на самом деле никто не знает, чего стоили Матильде Рено годы тихого страдания по удравшему из дома младшему сыну. Возможно, именно тетушке Кло и пришлось легче – выплескивать эмоции гораздо полезнее.

А потом, в один прекрасный день, Франсуа пришел к ним. С маленькой дочкой на руках.

Мама просто взяла его за руку и не отпускала несколько часов, а тетушка…

Тетушка честно постояла с открытым ртом, потом попыталась симулировать сердечный приступ, но быстро вышла из образа и занялась своим любимым делом: показала всему свету, кто в доме хозяин. На маленьком, загорелом, сморщенном личике запылали черные, как угли, глаза, рот с тонкими губами ехидно улыбнулся, потом открылся – и не закрывался минут десять. Тетушка никого лично не оскорбляла, просто сообщила куда-то в небо, что в ЕЕ время слабоумными считали тех, кто своих кровных чадушек таскает по микробам и бациллам. Что в ЕЕ времена пустозвону, сбежавшему из дома, не доверили бы и паршивого поросенка до базара довести!

Также тетка сообщила небу, что на здоровье и мозги ОНА лично не жалуется, в отличие от некоторых, которым давно пора начать принимать лекарства от «послабления в мозгах».

Все изменилось, когда тетушке передали на руки Элль. Тетка расцвела. Она нахально и деловито отпихнула кроткую Матильду Рено от кроватки внучки, заворковала престарелой горлицей, убаюкала Элизу за пять секунд, напоив ее теплым парным молоком прямо из-под коровы…

Она ждет их, тетушка Кло. Совсем дряхлая, совсем сморщенная, но все такая же бодрая и задиристая!

Арман грустно улыбнулся. Клотильда Рено, патриарх – или правильно говорить «матриарх» – удивила его однажды. Тогда, после известия о гибели Франсуа и его американской гражданской жены, он в своем отчаянии замкнулся и перестал есть. Именно тогда тетушка Кло беззвучно вывернулась из темноты и строго погрозила ему пальцем.

– Я знаю, ты чувствуешь себя так, словно у тебя отрезали ногу. Или руку. Вы были слишком близки с братом, и тебе трудно будет примириться с его смертью, но… юный Арман, надо жить. А смерти себе не желай, худо это. Ведь все, что вслух пожелаешь, к тебе стократ вернется. Лучше подумай, где наша золотиночка. Я старая, Матильда малахольная – кому ж, как не тебе, искать принцессу Элль.

С этими словами тетушка удалилась во тьму, а Арман больше ни разу не пожелал себе заснуть и не проснуться.

Они остановились на автозаправке, потому что Джессике понадобился туалет. После этого решили выпить кофе, удостоверившись предварительно, что Элли крепко и безмятежно спит. В маленьком кафе был телефон, и Джессика позвонила одной из своих приятельниц, танцовщице в ночном клубе, зная, что она точно не спит.

– Мэгги, это я… Нет, ничего не случилось, просто мы уехали… Не знаю, на сколько… Во Францию… В каком смысле «кто он»? Ах, ОН… Он сидит рядом… Шесть футов с лишним, самовлюбленный, эгоцентричный тип, светлой масти, но сейчас несколько в сероватых тонах… небритый… Да, конечно… Когда вернемся… Обед с меня… Я теперь знаю, что надо брать в китайском ресторане… Ладно, ладно, пока!

Во все время этого разговора Арман с легкой улыбкой наблюдал за Джессикой, и она с удивлением заметила, что улыбается ему в ответ. Положив трубку, она села рядом, но не слишком близко. Первым нарушил молчание Арман.

– Когда допьешь кофе, рекомендую поспать. Я поеду без остановок, а когда Элиза проснется, ты ей потребуешься на все сто процентов.

– Я не хочу спать с тобой в одной машине!

Арман улыбнулся.

– Погоди, дай время. И в машине, и на крыше сарая…

– Прекрати! Ой, кажется… Бежим!

Они буквально ворвались в машину, и вовремя. Элисон уже начала ворочаться и похныкивать во сне, и Джессика торопливо прилегла рядом, осторожно шепча девочке на ушко что-то успокоительное. Арман некоторое время смотрел на них обеих, а затем бережно прикрыл их своим кожаным плащом.

– Джессика?

Она открыла глаза и тут же отпрянула, увидев лицо Армана в нескольких сантиметрах от себя. Он хмыкнул.

– Не волнуйся, это не атака на твою невинность. Просто ты крепко спала, а мы уже приехали.

– Так быстро приехали? Во Францию? Ты побрился…

– И еще умылся и переоделся. Вы даже не заметили остановки.

– А зачем ты останавливался?

– Рыжая, ты задаешь на редкость бестактный вопрос, но я могу ответить…

– Нет! Не надо. Я еще не проснулась.

В этот момент Арман наклонился и быстро поцеловал ее в румяную и теплую со сна щеку. Джессика ахнула, а он предупреждающе вскинул руку.

– Не бей! Я от избытка чувств.

– Вот и проявляй их на ком-нибудь еще!

– На ком? Тут аэропорт, полно полицейских. Они удивятся, если я начну их целовать.

Она захихикала, Арман присоединился к ней, и некоторое время они заливались абсолютно беспричинным смехом. Потом смущенно умолкли и отвернулись друг от друга.

Элисон все еще спала. Мерное покачивание машины усыпило ее лучше всякой колыбельной.

Джессика вновь почувствовала тревогу. Через полчаса они с девочкой сядут в машину, убившую ее родителей.

– Я звонил маме. Нас уже ждут. Потерпи, Джессика. Весь Руайя нас ждет не дождется, так что твоя жизнь станет намного легче.

– Но Элли не любит, когда вокруг много людей.

– Не волнуйся. Они все знают, так что на первых порах их и видно не будет. Столы будут накрыты, кровати застелены, но самих слуг вы не встретите… Как в сказке.

Действительно. Как в сказке. Чем дальше, тем страшнее.

Джессика Лидделл! Имеешь ли ты представление, как живут миллионеры? Так куда тебя понесло?

Багаж уехал по ленте транспортера, и Джессика Лидделл на ватных ногах пошла по длинному белому коридору терминала. Рядом несколько напряженно вышагивал барон Рено, неся на руках безмятежно спящую Элли, и тут Джессика вдруг отчетливо поняла, что барон… боится самолета!

Как ни странно, эта мысль вселила в нее храбрость и даже какую-то истерическую веселость. Джессика то и дело заглядывала Арману в лицо, а он только хмурился и гневно зыркал на нее своими огненными глазищами.

Утро было слишком ранним, и пассажиры в основном помалкивали. Тихими тенями скользили стюардессы, раздавая пледы и подушки. Элисон продолжала удивлять: спала безмятежно и крепко – на висках и бледном лбу даже выступила испарина. Арман заботливо устроил ее на двух сиденьях, укутал пледом и вопросительно посмотрел на Джессику.

Паника нахлынула волной, ноги задрожали, к горлу подкатила тошнота. Она испугалась, что ее состояние передастся спящей девочке, и быстро подошла к улыбчивой девушке в голубой униформе.

– Простите, я ужасно боюсь летать и не хочу пугать ребенка своим состоянием… У вас не найдется места в соседнем салоне? Хотя бы на время.

Место нашлось, правда, возле иллюминатора. Зато никого нет и можно от души тошнить в пакет, не стесняясь и не сдерживаясь… Джессика уселась – напряженная спина, судорожно сжатые колени.

Голова у нее болела изначально, а после прохождения таможенного досмотра заболел еще и живот. Джессика окончательно раскисла.

Десять часов полета. Если ее будет тошнить все это время, то Арману останется только похоронить ее хладный труп – и нет никаких проблем.

Она предусмотрительно – так ей казалось – не ела и не пила перед дорогой, и теперь голова у нее кружилась, а ноги подрагивали. Новые джинсы были жесткими и какими-то чужими, любимые кроссовки натирали пальцы, в висках звенело все громче.

Джессика торопливо проверила наличие специального пакета (в кино она видела, как им пользоваться, хотя все равно – ужас, как стыдно!), пристегнула ремни и зажмурилась.

Через пятнадцать минут после того, как самолет оторвался от земли, девушка решилась открыть глаза и осторожно скосила взгляд в иллюминатор. Ничего интересного. Вокруг одно небо.

Небо. Внезапно ноги у Джессики похолодели, и голову отпустило. Она летит! Над землей, над всеми полями, лесами и морями, над крошечными людьми, над разными странами и континентами, и впереди ее ждут еще более захватывающие приключения, главное из которых – Арман Рено…

– Мисс? Хотите чего-нибудь выпить? Минеральная вода, сок, тоник? Водка, коньяк, джин?

Джессика смотрела на стюардессу, пытаясь понять, что та ей предлагает, но тут рядом плюхнулся сосед, полный и абсолютно лысый дядька с безмятежным выражением лица.

– Берите коньяк. Первый раз летите? Бывает. Я мучился страшно, пока не привык. И представьте, только на пятый раз от добрых людей узнал, что коньяк – лучшее средство. Вообще-то лучше всего начинать еще в аэропорту, но молодой девице это неприлично, а уж в самолете – святое дело. Берите коньяк и возвращайтесь к жизни!

Джессика неожиданно хихикнула и кивнула стюардессе. Та профессионально мило улыбнулась, и через пару секунд на откидном столике перед Джессикой стоял пузатый пластиковый бокал, а на блюдечке благоухал тонко нарезанный лимон.

Интересно, а в какую химическую реакцию вступят синяя и зеленая таблеточки с коньяком?

Джессика Лидделл зажмурилась и лихо опрокинула пузатый бокал в рот.

По горлу полыхнула кипящая лава, дыхание прекратилось, все цвета и звуки стали ярче и звонче, а потом глаза заволокло слезами. Секундой позже в животе заполыхал пожар, ноги и руки сделались странно легкими, а потом Джессика поняла, что ей хорошо. Очень хорошо. Ни живот, ни голова больше не болят, исчез унылый ужас, тело налилось легкостью и бодростью, словно Джессика только что проснулась после долгого освежающего сна. Она всерьез задумалась, не взять ли еще коньяка, но толстяк предостерегающе поднял пухлый палец, видимо, угадав ее мысли.

– Не вздумайте! Древние говорили – ничего слишком. Сейчас вы глотнули живой воды, следующий глоток сшибет вас с катушек. Мой вам совет: завернитесь в плед и спите. Спите, милая барышня.

Джессика хотела расхохотаться ему в лицо – как можно спать, когда многотонная железная конструкция того и гляди навернется с громадной высоты! Тем более что за этим круглым окном – иллюминатор, кажется? – такая красота! Потом накинула на колени плед… и заснула сном младенца.

Когда она проснулась, толстяк куда-то делся, а рядом сидел Арман Рено и задумчиво смотрел прямо ей в лицо. Еще через секунду Джессика поняла, что голова ее лежит у Армана на коленях, потому она и видит его несколько снизу. Барон снисходительно кивнул.

– Я так и знал, что ты выживешь. У ведьмы, как у кошки, девять жизней.

– Что ты тут делаешь? И где Элли?!

– Тс-с! Сюрприз. Идем, если проснулась, только тихо.

Они на цыпочках прошли через салон, остановились в переходе, осторожно выглянули из-за занавески.

Элли сидела, скрестив ножки, и внимательно смотрела в иллюминатор. Ни страха, ни настороженности на ее личике не было, большие темные глаза выражали любопытство и радостное изумление, а розовые губки…

Беззвучно – чудес не бывает – но вполне отчетливо эти розовые губки складывались в два слова, понятных и одинаковых почти на всех языках Земли.

Мама.

Папа.

Элисон на удивление спокойно восприняла появление Армана. Нет, когда Джессика села рядом, она немедленно залезла к ней на колени и уткнулась в девушке в грудь лицом, но уже через минуту отстранилась и посмотрела на Армана серьезными и блестящими глазами. Потом равнодушно отвернулась и стала вновь смотреть в окно.

Так же мирно прошел завтрак. Элли не капризничала, ела все, что принесли, и только однажды привычно закаменела – когда Арман осмелился протянуть к ней руку и стряхнуть крошки кекса с тощей коленки. Однако дикого плача не последовало, и Джессика бросила на Армана взволнованный взгляд. Первый шаг был сделан. Сколько же их еще предстоит?