— Добрый день, мисс Кларк!..

— Привет, Брит!..

— Мадам, вам уже говорили сегодня, что вы прекрасны?..

— Отстань, Чед. Так, что у нас? «Сони» выслала логотипы? Люси, проверь, пожалуйста, почту и собери мне дизайнеров на пятнадцать тридцать. Кэл, разблюдовка категорически не пойдет! Заказчики меня съедят.

— Хо-хо! Подавятся.

— Не смешно. Старик Ван Занд прилетает из Калифорнии, потому что мерзавка Марго настучала ему про июльский номер. Заказчиков еще можно пережить, а вот Ван Занда…

— Мисс Кларк, в час придут репортеры на кастинг. Я думаю, контракт можно предложить сразу троим, а через номер будет ясно…

— Билеты до Гонконга с открытой датой…

— Когда будете уже в Риме, созвонитесь с Кьярой…

— Ваш адвокат просил напомнить…

Бриттани Кларк шла по коридору редакции легкой, стремительной походкой, напоминавшей полет хищной птицы. Пятидюймовые каблуки-шпильки, кремовый костюм от Диора, скандинавское серебро модной прически, в ухе, повыше бриллиантовой сережки, крошечный «блютуз» последней модели — подарок японских партнеров. За Бриттани, словно за кометой, тянулся шлейф из безымянных сотрудников, личных секретарш, подобострастных курьеров, модных дизайнеров…

Все любят Бриттани Кларк. Всем нужна Бриттани Кларк. Бриттани Кларк, успешная и деловая женщина, железной, хотя и изящной ручкой управляющая издательским концерном, выпускающим глянцевую продукцию, известную во всем мире. Главный редактор «Стиля», шеф-редактор «Блесток», вице-президент корпорации «Эбаут фэшн» — и просто чертовски эффектная женщина.

Бриттани Кларк недавно исполнилось тридцать девять, но на вид можно было дать не больше тридцати. Правда, и не меньше — но это, в основном, из-за выражения лица и вообще всего ее облика. Хищная, красивая, уверенная в себе птица высокого полета.

Все любят Бриттани Кларк?

Она перебралась в Нью-Йорк десять лет назад. До этого были Остин и Хьюстон, бакалавриат и магистратура в двух университетах — в Оклахоме и Небраске, бесчисленное количество рабочих мест и съемных квартир — словом, до этого было девять лет испытаний. Бриттани их честно выдержала и потому считала нынешнее свое положение совершенно заслуженным.

Между озлобленной, упрямой и глубоко несчастной девочкой, уезжавшей из Мисчиф-Крик девятнадцать лет назад, и нынешней преуспевающей бизнес-леди пролегла пропасть. Можно было бы сказать — непреодолимая, но нет. Кое-что тоненькой ниточкой до сих пор связывало края этой пропасти, и в последнее время ниточка эта напоминала о себе все чаще.

Упрямая и целеустремленная Бриттани прекрасно помнила, зачем она уехала из Мисчиф-Крик. Помнила и то, почему должна туда вернуться. Всего один раз — это она тоже знала. Один-единственный раз — этого вполне достаточно.

Ее проклятием была хорошая память. Бриттани помнила все — до последнего слова, до последнего взгляда. Ссору с Клер на мосту, прощание с родителями, собственную клятву добиться в жизни всего и вернуться в родной город, чтобы показать всем, кем она стала. Встретиться со всеми, кто когда-то не верил в нее, предавал ее, завидовал ей, презирал ее. И самое главное — сделать то, к чему она стремилась все эти годы, отказывая себе буквально во всем.

Найти и увезти с собой мужчину всей ее жизни, белокурого принца Эла Дэвиса. Подарить ему то счастье, которого он заслуживал. Обрести собственное счастье — потому что и она его, черт подери, заслужила. Заработала!

Она все эти девятнадцать лет упрямо и совершенно сознательно запрещала себе наводить справки об Эле Дэвисе. Это было своего рода сумасшествие, конечно: девятнадцать лет — это не три года, это целая жизнь. Но Бриттани знала: если она позволит себе хоть на секунду допустить мысль, что все изменилось за эти годы абсолютно бесповоротно, — наступит конец всему. Если из конструкции убрать несущую ось, конструкция просто рухнет. Для Бриттани несущей осью была мысль об Эле Дэвисе…

О нет, верность ему она не хранила. Никому не нужна засушенная старая дева, чей сексуальный опыт остановился на отметке «девятнадцать лет, восемь оргазмов, миссионерская поза, один аборт». Бриттани подошла к вопросу предельно прагматично: как только у нее появилась возможность быть вполне самостоятельной и финансово независимой, она завела себе официального бойфренда — тоже вполне приличного и самостоятельного. Возможно, кто-то и усмотрит в этом нечто неприличное — грубо говоря, в постель с мужчиной Бриттани отправилась вообще без любви, — но какая разница? Мы ездим на машинах, одеваемся зимой в теплое, а летом в легкое, спим на кроватях и едим за столом — для каждой функции человеческого организма есть определенный набор вспомогательных инструментов. Для половых функций… хм… неудачницы и трусихи выбирают вибратор, разумные женщины — подходящего и необременительного мужчину. Да, об этом не принято говорить вслух — но ведь Бриттани ни с кем и не говорила!

Она вообще мало с кем общалась вне работы. Подруги были, конечно, в классическом смысле. Сходить вместе на ланч, посетить бутик, даже слетать на побережье. Посплетничать о мужчинах. На прощание клюнуть воздух возле щеки, заверить в вечной дружбе — и с некоторым облегчением разойтись по домам, запереться в уютных апартаментах, отключить телефон (это, правда, не про Бриттани) и постараться расслабиться.

В конце недели и по выходным — бойфренд, он же — раз в год, на время отпуска. И все. И очень хорошо — никаких терзаний, страданий, ночных бдений у телефона (обещал позвонить, но не звонит), обид (рассказала Сюзи страшную тайну, а она все выложила Триш), холодной испарины по ночам по поводу собственного одиночества (мне же тридцать… тридцать два… тридцать шесть…) — никаких серьезных потрясений! Ибо вся жизнь нынешняя подчинена жизни будущей. Все ради того, чтобы однажды приехать в сонный и скучный Мисчиф-Крик, небрежно бросить белоснежный кабриолет посреди площади, найти Эла Дэвиса и увезти его с собой навсегда. Вот тогда — и только тогда! — наступит время жарких ночей, дней, исполненных любви, горячечных признаний, кокетства, жестокой борьбы за красоту — вот тогда жизнь обретет свои истинные краски.

Примерно так ранние христиане ожидали Царствия Небесного. Сейчас помучаемся — зато потом наступит благодать.

Самое интересное, что Бриттани Кларк не была сумасшедшей или полной идиоткой. Напротив. О ней со времен колледжа отзывались: умная, целеустремленная, волевая, быстро соображает, коммуникабельная, в меру циничная… Некоторые прибавляли: мужской склад ума. IQ не зашкаливал, но был весьма и весьма высок. Ей прочили прекрасную карьеру, и она знала, что так и будет.

Вероятно, все дело было в том, что Бриттани так и не успела приобрести себе друзей. Не важно, кто мог бы ими стать — родная мать, отец, подружка детства Клер… Вначале Бриттани не имела никакого желания изливать кому-то душу, потом не имела возможности и времени. Постепенно душа, по всей видимости, обросла панцирем, спряталась где-то далеко внутри — и на свет появилась холодная и прекрасная Снежная королева Бриттани Кларк. Она умела ставить перед собой цель — и идти к ней, а вот смотреть при этом по сторонам и под ноги привычки не имела.

Собственно, именно эти качества и разглядел в ней Великий и Ужасный старик Ван Занд — мультимиллионер, владелец всевозможных холдингов и корпораций, среди которых издательское дело занимало не последнее место, приносило стабильный доход и благополучно помогало оболванивать, так сказать, читающие массы. Дереку Ван Занду было глубоко фиолетово содержание, например, последнего номера «Блесток», его интересовала лишь строка в финансовом отчете за квартал. Великий и Ужасный в руки никаких журналов не брал (по его собственному признанию, последний раз это был замусоленный вдрызг журнал для мужчин, имевший оживленное хождение в казарме на Окинаве, где Ван Занд честно служил Америке в доисторические времена), читал только биржевые сводки и «Сагу о Форсайтах», и потому ему требовался верный человек, способный в его стиле управлять издательским холдингом.

Бриттани Кларк он встретил на светском рауте в Кейптауне восемь лет назад. Раут был сугубо благотворительный, спасали в тот раз не то детей Африки, не то, наоборот, археологические сокровища Африки — не столь это важно, важно то, что для Бриттани это был первый выход в высший свет. К тому времени она уже достаточно давно и достаточно успешно занималась рекламным бизнесом, но при этом все еще являлась обычным наемным сотрудником. Топ, но все-таки менеджером.

Ювелирный дом из Европы подрядил ее на довольно продолжительную рекламную кампанию, и Бриттани с удовольствием укатила на Черный континент. За три месяца она научилась вполне сносно разбираться в алмазах и бриллиантах, завела нужные знакомства, организовала массу успешных мероприятий — в общем, пахала как рабочая лошадка. С Ван Зандом ее познакомил работодатель — старый, толстый и хитрый голландец. Голова Бриттани была занята предстоящими рекламными акциями в Претории, поэтому должного трепета и восхищения она не выказала — а Великого и Ужасного это зацепило не на шутку. Вечеринку они покинули в одном автомобиле, потому что ван зандам мира сего в таких прихотях не отказывают. Утром Бриттани Кларк выслушала циничную, но вполне позитивную речь старого ловеласа.

— Вот что, детка. В любовницы я тебя не возьму — это дело хлопотное, семья будет против, да и ты, скажем прямо, технична, но не зажигательна. Это не твое, поверь мне. А вот что касается твоего резюме… фигурально выражаясь, разумеется… Ханс тобой в высшей степени доволен. Его слово для меня стоит куда дороже его камушков. Полагаю, для начала он разорется и будет топать ногами, но потом согласится. Я хочу предложить тебе пост главного редактора в одном моем издательском доме.

Бриттани аккуратно приподняла бровь в знак изумления. На самом деле она ничуточки не удивилась. Если будешь придерживаться позиции «что вы, я еще недостойна…», так никогда ничего и не получишь.

Ван Занд почесал могучую грудь, густо заросшую седым волосом.

— Хватка у тебя есть, принципов — ноль, ты цинична, хорошо соображаешь и выросла в провинции. Из таких, как раз и получаются акулы. Меня многие считают бабником, — это не совсем так. Просто молодые самцы всегда живут надеждой свалить матерого вожака — рано или поздно. Кроме того, мужики — романтики. Бабам я доверяю куда больше. Эти считают на шесть ходов вперед и никогда не укусят руку, их откормляющую. Ничего, что я так?

— Ничего. Хотя и удивительно. Принято считать, что именно женщина живет эмоциями, а разумные поступки — прерогатива мужчин.

— Женщина живет эмоциями только тогда, когда может себе это позволить. Все остальное время она должна выживать в жестоком мире грубиянов-мужиков. А инстинкт самосохранения у самок развит гораздо сильнее.

— Спасибо за самку.

— Половая принадлежность, ничего личного. В общем, так: заканчивай текучку у Ханса и вылетай в Лос-Анджелес. Я введу тебя в курс дела и дам помощников — на первое время. Если все пойдет гладко, через пару месяцев войдешь в совет директоров. Не думаю, что я в тебе ошибся, так что… Удачи.

Он не ошибся, старый циник Ван Занд. Как всегда, сделал ставку на темную лошадку, выкинул неожиданный финт — и одним махом заполучил хорошего работника и преданного союзника. Бриттани была ему благодарна за доверие, без дураков, так что работала на совесть.

За восемь лет она достигла многого, счет в банке вырос в какую-то астрономическую сумму, знаменитости по всему миру звали ее по имени, как и она их, поэтому все чаше Бриттани Кларк ощущала себя созревшим яблоком, готовым вот-вот сорваться с ветки. Почти все поставленные задачи были выполнены, оставалось совсем немного…

И можно начинать жить.

После заседания она позволила себе скинуть туфли и задрать ноги на стол. Некоторое время поизучала лепнину на потолке, потом налила себе минеральной воды и выпила ее маленькими глотками, не торопясь, прислушиваясь к себе.

Странное время года — осень. Возможно, мы все когда-то были птицами. Иначе откуда это чувство нетерпеливого ожидания чего-то нового — хотя за окном явственно умирает в ожидании зимы природа, все длиннее ночи, все тоскливее дни.

И именно осенью тянет на воспоминания и размышления. Они приходят непрошеными, крадутся по расчерченным луной половицам спальни, клубятся тенями в углах комнаты, назойливо дребезжат дождиком за окном…

Вспоминать про Эла она себе практически не позволяла. Это было чем-то вроде десерта — только дома, наедине с самой собой, под бокал хорошего вина и легкую музыку. Перебирать драгоценные бусины — память о ночах, проведенных с ним, о его смехе, о его остроумных шутках…

Родители… Тут в принципе вспоминать было и не о чем. Отец погиб, когда Бриттани еще училась в колледже, во время паводка утонул вместе со своим трактором. Мать прожила после этого недолго, года три, угасла как-то в одночасье, просто однажды заснула и не проснулась. О ее смерти сообщила Клер, но Бриттани на похороны не поехала. К чему? Она искренне полагала, что такую смерть можно считать даром Божьим, мысль о возвращении в Мисчиф-Крик даже не рассматривалась, да и с работы ее вряд ли отпустили бы — тогда Бриттани Кларк впервые получила вполне приличное место пиар-менеджера в одной фирме…

Угрызений совести она не испытывала — ни единого цента родительских денег она не потратила, из собственного заработка успела перевести матери астрономическую по меркам Мисчиф-Крик сумму… Нет, стыдиться ей было нечего.

С Клер переписки не получилось. О чём переписываться? Об уровне надоев и поголовье несушек в Мисчиф-Крик? Или о бриллиантовом колье, которое Бриттани пожертвовала на очередном благотворительном вечере в пользу очередных бедных и неимущих? Нет, с подружкой детства их больше ничего не связывало. Значит, следовало эту страницу просто вычеркнуть из своей жизни.

Бриттани с сожалением скинула ноги со стола, мимоходом отметив, что сводит икры. Каблуки до добра не доводят, надо бы сходить на массаж к Жозефу в «Культ тела».

Она наскоро просмотрела свои дела на завтрашний день, поразмыслила немного — и решительно вышла из кабинета. Ван Занд, заказчики, контракты — все это будет завтра, а сегодня нужно побыть дома и передохнуть, набраться сил перед новыми сражениями.

Она на автомате раздала задания секретаршам, улыбнулась особенно очаровательной улыбкой тоскующему модному дизайнеру, так и не дождавшемуся ее аудиенции, вышла из стеклянного куба, в котором помещалась штаб-квартира издательского холдинга и уселась в серебристый «понтиак», который уже предусмотрительно подогнали к подъезду.

В сумочке зазвонил мобильный, и Бриттани позволила себе удивиться. Звонил Пол — она это знала по мелодии, но вот какого черта он звонит в среду, если обычно они созваниваются в пятницу? Бриттани достала из сумочки стальную узкую коробочку, усыпанную бриллиантиками, по-прежнему ощущая нечто вроде досады.

— Пол, что-то случилось?

— Привет, милая. Ничего не случилось, я просто хотел услышать твой голос.

— Вот как? Сегодня среда, и я подумала… Не важно. Так что ты хотел?

В голосе Пола неожиданно отчетливо прозвучала горечь:

— Я хотел тебя услышать. Больше ничего. Я отвлекаю тебя от наиважнейших и наисрочнейших дел?

— Я закончила десять минут назад. Сейчас еду домой — нужно передохнуть, у меня завтра трудный день.

— Брит, нам надо поговорить.

— Пол, боюсь, нашу субботнюю встречу нужно перенести на воскресенье. Ван Занд приезжает, так что я буду…

— Нам сейчас надо поговорить, Бриттани.

— Я же говорю… Что?

— Зная тебя, не думаю, что это займет много времени. Мы можем встретиться в «Палас рояль» через полчаса?

— Пол, я совершенно не понимаю…

Голос Пола теперь звучал ехидно:

— Конечно, не понимаешь, милая, ведь я же не записывался на прием заранее. Так ты приедешь?

— Я хотела поехать отдохнуть, но…

— О, ты отдохнешь. Уверяю тебя, отдохнешь на все сто. Я не задержу тебя надолго.

— Хорошо. Через полчаса буду.

Бриттани сунула телефон в сумочку и с некоторым недоумением посмотрела в зеркало заднего обзора. Вроде и не происходит ничего особенного, но ощущения странные. Пол никогда не разговаривал таким тоном, он на редкость хорошо воспитан и галантен. Загадочно! Ладно, разберемся.

Пол Галлахер. Все как у людей

Пол Галлахер появился в ее жизни три года назад. До этого Бриттани несколько лет прожила в полном одиночестве, и тому были более чем веские причины. Когда же стало ясно, что ходить на светские рауты в одиночестве уже просто неприлично, пришлось заняться подбором подходящих кадров.

Пол возглавлял инвестиционную компанию — не гигантскую, но вполне респектабельную. Был прекрасно образован, долгое время прожил в Европе, внешность имел элегантную, но не вызывающую. Отчасти — но только отчасти! — он напоминал Бриттани Эла Дэвиса, возможно, и это сыграло свою роль.

Светловолосый и кареглазый Пол Галлахер никогда не повышал голос, жил по четко спланированному распорядку, красиво ухаживал, любил тот же ресторан в Нью-Йорке, что и Бриттани, был достаточно обеспечен, чтобы не гнаться за ее деньгами… Короче говоря, в один прекрасный день она сама пригласила его на свидание и предложила развить зарождающуюся нежную дружбу в нечто большее.

Сказать, что Пол был счастлив… да нет, скорее потрясен. Великолепная Бриттани Кларк, преуспевающая и победительная акула издательского бизнеса, — это само по себе впечатляет, а уж если она еще и сама предлагает вступить в отношения…

Бриттани не видела в этом ничего предосудительного. Разумеется, можно было бы потратить уйму времени на обычные женские козни, умело расставить ловушки, вынудить Пола сделать первый шаг, но у нее было очень мало времени, впрочем, как и всегда. И опять она не усмотрела в ситуации ничего странного или неестественного — кратко, по-деловому обрисовала положение и посмотрела на Пола спокойным взглядом небесно-голубых очей.

Пол принял предложение и стал ее официальным бойфрендом. Тусовка выбор оценила — Пола стали воспринимать в качестве необходимого реквизита Бриттани Кларк во время выходов в свет. Разговор он поддержать умел, выглядел импозантно, в постели был техничен и умеренно пылок — словом, Бриттани все устраивало.

Сегодняшний звонок можно было расценивать как абсолютный форс-мажор. Подобные интонации — горькие и насмешливые — Полу были несвойственны. Бриттани нахмурилась, поправила платиновую прядь, выбившуюся из безупречной прически, и завела мотор.

«Палас рояль» был заведением столь же безликим, сколь и помпезным. Располагался он в деловой части города, ходили сюда на ланч или на кофе. Роскошная обстановка не располагала к интимным ужинам на двоих, но вполне подходила для встречи за чашечкой кофе по-арабски двух, скажем, преуспевающих топ-менеджеров. Или для интервью — на прошлой неделе Бриттани расцеловалась здесь с самой Бранджелиной, позировавшими для очередного глянца.

Бриттани была уверена, что Пола придется ждать — она добралась сюда за пятнадцать минут, однако он поднялся ей навстречу из-за идиотского низкого столика. Бриттани привычно чмокнула его в щеку, на краю сознания мелькнула мысль: а он меня не поцеловал…

— Привет. Я думала, придется ждать.

— Ну, что ты! Это же я назначил встречу. Да и кто посмеет заставить ждать саму Бриттани Кларк! Будешь что-нибудь? Кофе?

— Еще одна капля, и я стартую в космос прямо отсюда. Пол, мне действительно хочется отдохнуть, так что…

— Конечно. Я понимаю и долго тебя не задержу. Буду краток: я от тебя ухожу. Вот, собственно, и все.

Бриттани усмехнулась, в основном потому, что понятия не имела, как на такие слова реагировать.

— Может, разовьешь мысль? В таком виде можно было сказать и по телефону. И мне не пришлось бы тащиться сюда по пробкам…

Пол вдруг перегнулся через стол, схватил ее голову обеими руками, слегка сжал. В карих глазах плескались отчаяние, гнев, презрение, жалость и еще страшные, непривычные для нее чувства.

— Замолчи! Замолчи, Брит! Постарайся прислушаться к себе… и ко мне тоже, хоть раз в жизни. Я. От. Тебя. Ухожу!

— Я расслышала. Отпусти, пожалуйста, мне некомфортно.

Пол выпустил ее, сел на место. На смуглых скулах заиграл нервный румянец.

— Господи, а я, дурак, боялся… репетировал перед зеркалом. Ругал себя последними словами. Надо было просто передать сообщение твоему референту. Бриттани, что ты за человек?!

Она села прямо, закинула ногу на ногу, разгладила складки на юбке и посмотрела Полу в глаза.

— Я не понимаю, Пол, чего ты ожидал. Чтобы я устроила сцену? Залилась слезами? Пала на колени и стала умолять тебя не бросать меня?

— Неужели ты ничего не чувствуешь, Бриттани?

— Откуда эта страсть к дешевой мелодраме?

— Дешевой? Мелодраме? Ты любые человеческие чувства так воспринимаешь? Брит, а у тебя вообще-то есть душа?

— Как много вопросов. Пол, послушай, извини, если я в чем-то обманула твои ожидания, но… Видишь ли, я понятия не имею, как надо реагировать правильно. Меня еще ни разу в жизни не бросали.

— О да! Обычно ты успевала первой.

— Почему ты злишься? Ведь это не я от тебя ухожу, а ты от меня.

— Я не злюсь!

— Тише, на нас смотрят.

— Прости. Я не злюсь. Я просто… идиот. Мне казалось, между нами существовала какая-то связь. Чувства.

— Разумеется. Если бы было иначе, мне было бы проще нанять мальчика по вызову, но я этим брезгую.

— Ну да. Поэтому ты наняла меня.

Голубые глаза подернулись льдом. Бриттани понизила голос почти до шепота:

— Пол, ты меня оскорбляешь, а я даже не понимаю почему. Каким образом я тебя наняла? Денег я тебе не платила, контракт не подписывала. У нас были нормальные ровные отношения…

— Концерт по пятницам, секс по субботам, пикник по воскресеньям. Как зовут мою маму, Брит?

— Что?

— Мою маму. Мать человека, с которым ты спишь.

— Хм… вероятно, миссис Галлахер. Знакомство с родителями не входило в мои планы.

— Да, я забыл. А какой цвет мне нравится больше всего? Какое время года?

— Что за глупость?!

— Глупость? Да нет, не глупость. Пусть я не получал гонорары, но все эти три года я просто выполнял некие обязанности. Выгуливал тебя на вечеринках и трахал для поднятия тонуса.

— Пол!

— Не кричи, на нас смотрят. Бриттани, ты самая страшная, самая бесчувственная особа, которую я только встречал в жизни. Ты даже не из льда — ты из жести и картона. Тебе чужды любые проявления эмоций. Скажи, а оргазмы ты тоже симулировала?

Бриттани достала из сумочки сигарету, закурила, выпустила дым и только после этого ответила:

— Нет. В большинстве случаев я их испытывала. Ты — хороший любовник. Я действительно не понимаю, какая муха тебя укусила, но должна сказать — ты ведешь себя очень глупо. Насколько мне известно, это чисто женский метод — свалить собственную вину на партнера. Почему к нему прибегаешь ты, не знаю.

— Да потому, что хочу хоть раз в жизни тебя расшевелить! Увидеть твой гнев! Растерянность! Обиду! Хоть что-то!

— Очень по-мужски, нечего сказать. Пол, ты как-то возбужден, я думаю, что этот разговор не имеет смысла. Ты сказал, я тебя услышала… Очень жаль, что мы расстаемся на таком эмоциональном фоне, но…

— Тебя не интересует, к кому я ухожу?

— Вероятно, к женщине. Или же в пустоту. Вряд ли ты гей.

На одну короткую долю секунды ей показалось, что он ее сейчас ударит. Бриттани не испугалась, даже почувствовала некоторый интерес. Безупречный Пол Галлахер, исходящий бешенством, — это нечто.

Он справился с собой. Поднялся, застегнул пиджак, пригладил волосы, слегка наклони голову.

— Прощай, Бриттани. Я до последнего надеялся, что… Впрочем, не важно. Я желаю тебе никогда в жизни не испытать такого унижения, какое испытал я. Всего доброго.

— До свидания.

Пол повернулся и пошел прочь. Только у самого выхода нервы у него сдали — он задел пустой столик, пнул его с бешенством и вылетел из зала. Неслышный и непроницаемо доброжелательный официант материализовался возле Бриттани, поднес серебряную пепельницу. Бриттани непонимающе посмотрела на него, перевела взгляд на сигарету — столбик пепла чудом держался на тонкой трубочке фильтра. Бриттани опустила окурок в пепельницу и абсолютно ровным голосом произнесла:

— Пожалуйста, водку со льдом и чашку кофе.

Час спустя она вошла в свою огромную стерильно чистую квартиру, с наслаждением сбросила ненавистные туфли и уселась на пухлый пуфик в углу прихожей. Водка на голодный желудок, да еще и крепкий кофе… странно, сердце должно бы болеть…

Неожиданно Бриттани хрипло рассмеялась и громко сообщила в пустоту:

— Какое, на хрен, сердце? У тебя же его нет, идиотка!

Она тяжело поднялась с пуфика и пошла через анфиладу комнат, раздеваясь на ходу. Кремовый костюм стоимостью три тысячи баков полетел на пальму в гостиной, кружевной лифчик повис на ручке двери библиотеки, чулки остались в коридоре, трусики приземлились на кровати в спальне…

Бриттани Кларк, голая и злая, как оса, прошествовала к роскошному бару, недрогнувшей рукой выудила из холодильника непочатую бутылку «Смирнофф» и плеснула себе в бокал пальца на три. Выпила залпом, закашлялась, зажмурилась, еле отдышалась — и тут же налила себе еще дозу.

Опьянение накрыло ее стремительно и страшно. Бриттани опустилась на иранский шелковый ковер, прижимая к безупречной груди бутылку и пустой бокал. В ушах звенело, в животе было горячо, и еще что-то щекотное бежало по щекам.

Она действительно не сразу поняла, что это слезы.

Холодный душ вернул к жизни — но веселья не прибавилось. Опухшая и страшная Бриттани прошаркала на сверкающую никелем и мрамором кухню, достала из холодильника нарезку балыка и подсохший лимон, взгромоздила всю эту добычу на стойку, заменявшую стол, и уселась на высокий табурет. Ее бил озноб.

Она оказалась совершенно не готова к такому сокрушительному удару. Пол ее бросил — эти слова она перекатывала на языке, не в силах постичь их смысл. Почему она расплакалась? Пол ей дорог? Она его любит?

Что за ерунда! У них с Полом были нормальные, здоровые отношения, никаких переживаний и терзаний. Точно так же, как они их начали, можно было бы их и завершить — зачем этому идиоту понадобилось устраивать безобразную сцену?

Почему он ее бросил? Что его не устраивало?

Ответов на свои вопросы она не находила. Пол был ей глубоко безразличен — но то, что ее, Бриттани Кларк, бросили, как самую обычную женщину, ранило неимоверно. Это было унизительно, это требовало немедленно отмщения — и Бриттани налила себе еще водки, выпила залпом, торопливо выдавила в бокал сок лимона и сунула в рот лепесток балыка. Боже, как русские пьют эту отраву?.. По слухам, они привыкают к огненной воде с младенчества…

Внезапно она нахмурилась. Что там этот придурок спрашивал про свою мамашу? Как ее зовут? Да кто ж ее знает, как ее зовут! При чем она вообще здесь, равно как и любимые цвета, музыкальные произведения и времена года?

Она попыталась вызвать в памяти лицо Пола — и не смогла. Вместо этого память услужливо подбросила то, чему место было в самых темных и укромных тайниках души Бриттани Кларк.

Самое мерзкое воспоминание о том, чего не должно было быть.

Бриттани скривилась, страдальчески сжала пальцами виски. Не думать, не вспоминать! Она вычеркнула из жизни и этих людей, и эти события, и всю эту слюнявую муть. Выкинула на свалку памяти — вместе с воспоминаниями об аборте, словах Салли и осуждающих взглядах жителей Мисчиф-Крик.

Пусть Пол считает ее бездушным чудовищем, пусть презирает ее и не понимает. Пусть у нее нет подруг. Пусть за ее спиной шепчутся, завидуя и осуждая. Плевать.

Плевать на одиночество. Плевать на гулкую пустоту ночей, на холодные шелковые простыни, на тщательно спрятанную в тайнике коллекцию порнухи и японский вибратор. Плевать на все.

Не надо никому ничего объяснять. Это слабость. Слабость люди не прощают. В этом отношении они гораздо хуже волков — те никогда не вопьются зубами в подставленное горло поверженного врага. О, люди с удовольствием в это самое горло вцепятся!

Не надо оправдываться и извиняться — это тоже слабость. И жалеть ни о чем не надо — твоя жизнь принадлежит только тебе, а на остальных плевать.

Пол… кто бы мог подумать, что он окажется таким трепетным неврастеником?! А что с ним, собственно, случилось? Спал с богатой, красивой, успешной и знаменитой без всяких обязательств, без проблем, без ссор и скандалов…

Неужели кому-то может понравиться жить так, как живет Аннабел? Или Майра? Или Моника? О, если бы Пол знал их истории — вот где раздолье для поклонников мелодрамы! И не надо врать, что все они по-своему счастливы. Нельзя быть счастливым, ежедневно подвергаясь унижениям. Нельзя быть счастливым, постоянно опасаясь за собственное счастье.

Нельзя любить, Пол, дурачок. Подставлять мягкое беззащитное горло, думая, что тебя пощадят. Даже просто доверять — нельзя.

Иначе проживешь жизнь, как Аннабел Хантер. И кончишь так же, как она, — в комнате с мягкими стенами…

Аннабел Хантер. Вкус предательства

Они познакомились и подружились на первом курсе университета. Аннабел была иронична, умна, остра на язык, кроме того, как и Бриттани, приехала из глуши и не собиралась туда возвращаться.

Чем-то она напомнила Бриттани Селию — вероятно, своей независимостью и абсолютным пофигизмом. Девушки поселились в одной комнате студенческого кампуса и вполне безмятежно прожили вместе два с половиной года.

То было время задушевных бесед и разговоров о высоком. Обсуждали Кафку и Ницше, пытались разгадать каббалу, негромко хвалили радикализм отдельных молодежных движений, ласково презирали пенсионерку-Европу — короче говоря, вели нормальную студенческую жизнь.

Парни были, как не быть. Аннабел, правда, их не жаловала, а Бриттани старательно держала дистанцию — тогда ей еще казалось важным хранить верность Элу Дэвису. Бриттани кокетничала напропалую, целовалась и занималась петтингом, но в свою постель никого так и не пустила. А вот Аннабел — пустила.

Совершенно загадочный был тип, этот самый Боб Марчиано. Во-первых, он был старше. Во-вторых, общение с ним было крайне затруднено по причине того, что Боб заранее ненавидел и презирал практически все человечество. Девчонок он считал дурами, парней — дебилами, женщин постарше — шлюхами, взрослых мужиков — неудачниками либо, наоборот, жуликами, совершенно незаслуженно добившимися успеха. В сущности, Боб Марчиано любил в этой жизни исключительно самого себя. Любил — и многозначительно намекал, что негодяи и идиоты нарочно не дают ему выдвинуться.

В чем он специализировался, Бриттани толком не знала. Ей Боб был известен в качестве нападающего университетской сборной по регби — поскольку сложением Боб напоминал слегка похудевшего гризли, его успехи на поле превосходили все ожидания. Очень странно, что под коркой грязи и тяжелыми доспехами именно Аннабел — вечно задумчивая и не от мира сего — разглядела нежную и родственную ей, как она утверждала, душу. Через полгода они с Бобом поженились.

Далее следует отмотать несколько лет вперед. За это время Бриттани успешно занималась собственной карьерой, меняла место работы, получила второе образование, пережила парочку неудачных романов, завела парочку новых подружек — но и с Аннабел связи не теряла. Немного подкосило ее известие о беременности подруги — Аннабел и тем более Боб не производили впечатления людей, страстно мечтающих о потомстве. Бриттани хорошо помнила тот период. Она испытывала нечто вроде ревности, а Аннабел — нечто вроде чувства превосходства. Вроде как у нее было то, чего не было у Бриттани.

Прошло еще несколько лет — Аннабел и Боб переехали в Нью-Йорк, Бриттани уже практически стала тем, кем стала… и, несмотря на весь свой прагматизм и выработавшийся с годами цинизм, потянулась к старым друзьям. Ведь это будто бы и положено — у каждого должно быть какое-то прошлое?

Она стала бывать у Аннабел дома — не часто, но регулярно. К ребенку относилась спокойно, почти безразлично, хотя игрушки дарила исправно, за что мальчонка ее практически боготворил.

Со временем Бриттани полюбила бывать у Аннабел. Они были ровесницами — а что может согреть душу настоящей женщины лучше, чем сознание того, что ближайшая подруга выглядит как старая швабра? Аннабел расплылась, погрузнела, ее одолевали разнообразные болячки и нескончаемые проблемы, при этом она стала ужасающей занудой и все время учила жизни непутевую, с ее точки зрения, Бриттани. В самом деле, то чувство превосходства, с которым беременная Аннабел смотрела на Бриттани много лет назад, стало гипертрофированным. Ведь Бриттани — пусть подтянутая, ухоженная, обеспеченная и независимая — была одинока, а у Аннабел имелась счастливая и полная семья.

Бриттани позволяла Аннабел наслаждаться собственными поучениями, а сама наслаждалась, сравнивая свою жизнь и жизнь подруги. Если кто-то считает такие отношения мазохизмом — отнюдь нет! Обе подпитывались этой дружбой, избавлялись от комплексов и тревог. По крайней мере, Бриттани, к тому времени пару раз озаботившаяся своим затянувшимся целибатом, начисто избавилась от этого неприятного ощущения, когда однажды дома у Аннабел столкнулась-таки с Бобом, пришедшим с работы…

Первым ощущением был шок. Обрюзгшее пузатое чудовище в потертых джинсах и бесформенном свитере воняло пивным перегаром и чесноком. Маленькие серые глазки злобно взирали на окружающий мир. Речь Боба была густо пересыпана непристойностями, за ужином он непрестанно рыгал и изрекал какую-то чушь, под конец разозлился на сына — худенького, белобрысого и явно затравленного паренька — и отвесил ему звонкую затрещину. К удивлению Бриттани, Аннабел поддержала мужа и строго отчитала мальчика. Глотая слезы, тот отбыл в детскую, Боб отправился смотреть телевизор и пить пиво, а Бриттани рискнула и осторожно поинтересовалась у Аннабел, счастлива ли она.

Аннабел снисходительно посмотрела на нее.

— Я понимаю, тебе трудно это понять, ведь ты никогда не была замужем. Боюсь, не смогу и объяснить толком… Мы с Бобом давно стали единым целым. Мы одинаково мыслим. Чувствуем. Переживаем. Он не слишком обаятелен — по меркам какого-нибудь шоу-бизнеса, но очень умен и критичен. Кроме того, я его люблю.

— Кхм… А сын? Тебе не кажется, что с подростком нельзя обращаться… вот так?

— Милая, ты уж прости, но… что ты можешь об этом знать? Алан обожает отца, уж ты мне поверь.

Извини, не поверю.

— Хорошо. Признаюсь честно: однажды мы с Бобом были на грани развода. Это обычное дело для семейных пар — когда прелесть новизны пропадает, рутина приводит к конфликтам и непониманию…

— Прости, ты сказала — прелесть новизны? Это Боб — прелесть новизны?

— Позволь мне не обсуждать интимные стороны нашей с мужем жизни, Брит.

— Да, прости-прости. Так что там с разводом?

— Мы обратились к семейному психологу. Боб, честно говоря, стал частенько срываться на ребенка, я хотела узнать, как лучше поступить.

— Уйти от этой скотины, как же еще?! Если бы на моего ребенка кто-то поднял руку…

— Бриттани, у тебя нет ребенка. А психолог сказал однозначно: развод родителей нанесет Алану непоправимый вред. Мы смогли преодолеть кризис в наших отношениях, и теперь мы — крепкая и любящая семья.

— Но, Аннабел…

— И я прошу тебя никогда не обсуждать со мной поступки и поведение моего мужа. Я его люблю. А он любит меня.

Потрясенная Бриттани на время прекратила свои визиты в «крепкую и любящую семью» и всецело отдалась работе. Прошло еще два года, прежде чем она вновь попала в дом Аннабел.

Теперь даже злорадствовать чисто по-женски не хотелось. Перед Бриттани сидела пожилая уставшая тетка с плохой кожей, тусклыми волосами и бесформенной фигурой. Глаза, впрочем, горели неестественно ярким огнем — Аннабел как раз увлеклась каким-то эзотерическим учением и спешила поделиться с Бриттани сокровенным знанием. Вскоре появился и Боб — надо отдать ему должное, похудевший и посвежевший. Эзотерическое учение предполагало сыроядение — это явно пошло Бобу на пользу. Аннабел принялась щебетать что-то насчет новой диеты, сообщила Бриттани, что собирается пойти в салон и заняться собой — ради Боба…

Общаться с Аннабел постепенно становилось все труднее, но Бриттани по привычке поддерживала контакт, звонила, иногда заезжала в гости. Удалось наладить отношения и с Бобом — по крайней мере, так Бриттани казалось. Однажды Боб позвонил ей на мобильник и попросил о встрече. Если честно, то пошла она из любопытства. Здравый смысл и опыт десятков поколений подсказывали: не делай этого! Твоя подружка — Аннабел, а не Боб! Не лезь, хуже будет…

Но раз уж любопытство погубило столь осторожное животное, как кошку, то, что говорить о Бриттани? Она пришла в кафе, которое назвал Боб, и немедленно порадовалась, что успела переодеться в демократичные джинсы и свитерок — не важно, что они стоили, как вся обстановка этого задрипанного кафе.

Боб мрачно пил пиво. На Бриттани он зыркнул каким-то затравленным взглядом, помахал бармену и заказал кружку и для нее. Минут десять прошло в тягостном мычании — Бриттани изо всех сил старалась поддерживать светскую беседу, Боб совершенно явственно наливался лютой и необъяснимой злобой. Потом резко отодвинул от себя кружку и выпалил:

— Кларк, ты умеешь хранить секреты?

Бриттани несколько опешила — но не растерялась.

— Разумеется. Это часть моей работы. Я же общаюсь с чертовой уймой звезд…

— В задницу звезд! Я должен с тобой посоветоваться, но ты в свою очередь должна пообещать, что не будешь болтать языком.

Бриттани ехидно прищурилась.

— Бобби, я ведь не напрашиваюсь в конфиденты.

— Да. Если бы мне не было так нужно… — Он с силой потер небритые щеки и уставился в стол.

Бриттани уже прикидывала, как бы половчее сымитировать звонок на мобильный и удрать, но тут Боб глухо спросил:

— У тебя есть хороший адвокат?

— А… ну да. Есть, конечно.

— Мне нужен хороший, понимаешь? Бессовестный.

— Оригинальный показатель качества адвоката. Что ж, есть и бессовестный. Тебе по каким делам?

Боб поднял на нее красные, воспаленные глаза и тихо произнес:

— Мне надо, чтобы Аннабел признали невменяемой.

Бриттани отшатнулась.

— Ты… спятил?

— Помолчи, Кларк. И послушай. Она совершенно свихнулась, это даже ты заметила, а каково мне? Я бы развелся — но дом и все имущество записаны на нее, суд будет на ее стороне. Кроме того, я… влюбился.

— Ты?! В кого?!

— Какая тебе разница? В нормальную женщину. В красивую, здравомыслящую женщину, которая не закатывает истерики и не несет всякую ахинею. Не вытирает об меня ноги.

— Но Аннабел…

— Аннабел со своей паскудной мамашей едва не стерли себе языки, обсуждая, какой я идиот и неудачник.

— А Алан…

— Что Алан? Да нет, он хороший парень, нормальный, но… он ее сын. До мозга костей. Он меня боится и не любит, а я… меня раздражает, во что она его превратила. Если я пытаюсь об этом сказать, она меня осаживает и дает понять, что дверь не заперта…

Бриттани поежилась.

— Куда же девается вся ваша пресловутая любовь? Ведь Аннабел рассказывала совсем недавно, что любит тебя…

Боб внезапно ухмыльнулся на редкость отвратной улыбочкой. В глазах у него стыла ненависть.

— А кто сказал, что ее люблю я? Что я ее вообще когда-нибудь любил?

— Но ведь вы женаты уже почти двадцать лет…

— И не было дня, чтобы я ее не презирал. Мне противно к ней прикасаться.

— Тогда зачем, Боб?! Зачем ты на ней женился?

— Потому что у меня не было ни черта, а у нее были деньги. И дом ее мамаши, который мы и продали после свадьбы.

— Но ведь это… подло!

— Почему? Я обеспечил ей статус — Аннабел обожает статусы. Я заделал ей ребенка — она всегда хотела ребенка. Я приношу в дом деньги — теперь их зарабатываю я, а она тратит на своих эзотерических придурков и идиотские салоны красоты, где с нее тщетно пытаются согнать лишний жир. О, я вполне отрабатываю свой хлеб, Кларк! Но недавно мне стало страшно. Я вдруг понял, что упускаю не просто шанс — свою собственную жизнь. Я могу прожить ее с любимой женщиной, уважая себя, — а могу протянуть до самой смерти, задыхаясь от переполняющей меня желчи. И другого шанса не будет, Кларк! Поверь мне. Так есть адвокат?

Бриттани встала, прижала к груди сумочку.

— Я узнаю и позвоню тебе, Боб. Учти, он будет стоить денег.

— Деньги есть. Кларк, только ты…

— Я ничего не скажу Аннабел, Боб. Не потому, что я на твоей стороне. Просто это все равно, что убить ее своими руками.

Она повернулась и торопливо пошла между столами, ощущая мерзкую горечь во рту. На улице было уже темно — к счастью, потому что за ближайшим мусорным баком Бриттани вывернуло наизнанку.

Уже дома, успокоившаяся и умывшаяся, Бриттани снова и снова вспоминала разговор с Бобом Марчиано — и в груди поднималась волна черного презрения. Жалко ли ей было Аннабел? Да, очень. Аннабел зря прожила целую жизнь. Аннабел была уверена, что у нее все в порядке, — а на самом деле не была любима ни одной минуты, ни секунды!

А Боб… в ту пору Бриттани не испытывала к нему ненависти. Просто было очень противно думать, что чья-то жизнь целиком и полностью построена на лжи и предательстве.

Месяц спустя она вспомнила о просьбе Боба и набрала номер знакомого адвоката. Никаких угрызений совести Бриттани при этом не испытывала — ее попросили, она сделала. К тому же Аннабел вряд ли признают невменяемой только потому, что этого хочет Боб. А вот развод может пойти на пользу обоим — иначе этот придурок в один прекрасный день отоварит ненавистную женушку утюгом или сковородкой…

Адвокат дал предварительное согласие, и Бриттани принялась названивать Бобу. Ей очень хотелось поскорее отделаться от всей этой грязи и забыть про семейство Марчиано с чистой совестью — но Боб, скотина, на звонки не отвечал. Бриттани чувствовала себя настолько взвинченной, что решила после работы съездить к Аннабел сама и передать Бобу карточку адвоката в открытую — пусть сам объясняется с женой, зато Бриттани не будет выглядеть интриганкой.

Дверь в квартиру оказалась открытой. Бриттани безуспешно несколько раз окликнула Аннабел — ей никто не ответил. Она прошла на кухню — и обнаружила там абсолютно пьяного Боба. При виде Бриттани он просиял и приглашающее взмахнул рукой.

— Садись, Кларк! Выпьешь?

— Нет, спасибо, я за рулем. А где…

— У мамаши. Вместе с сыночком. Не-не, ничего серьезного — поехали навестить, на несколько дней, завтра уже вернутся.

Бриттани покосилась на мусорное ведро, видневшееся из-под раковины. Оно было полным, и на самом верху малосимпатичной кучи огрызков и объедков лежало несколько использованных резинок…

Боб налил ей виски и размашисто подвинул бокал к самому локтю, а сам отошел к холодильнику. Бриттани поискала глазами, куда бы незаметно вылить дешевое пойло, и присмотрела для этой цели кактус на подоконнике. Судя по его виду, кактусу уже ничто не могло повредить, так что Бриттани элегантно взяла сальный стакан и лениво двинулась к окну.

Операция прошла вполне успешно, но, когда Бриттани обернулась, Боб оказался прямо перед ней. Красное лицо лоснилось, перегар сшибал с ног, а еще на лице Боба цвела плотоядная и крайне неприятная улыбочка.

— Кларк! А ты молодец! Не то, что моя квашня. Выглядишь на все сто. Ух ты, какие сиськи! Настоящие?

С этими словами Боб облапил ее за грудь, полез под свитер. Бриттани отшатнулась, но позади был подоконник с пьяным кактусом.

Дальнейшее она помнила и плохо — и невероятно четко, словно сцену, снятую при сильном освещении. Бороться с Бобом было бесполезно — он просто скрутил ее, словно куклу. Потом нес куда-то в недра затхлой и темной квартиры, потом бросил лицом вниз на диван — Бриттани запомнила острый запах застоявшегося пота, исходивший от засаленной обивки.

О, девы, не думайте, что джинсы с вас снять труднее, чем юбку! Боб Марчиано содрал их с Бриттани практически в одно мгновение, в следующий миг оказался раздетым сам, потом она почувствовала резкую боль…

…И приказала себе успокоиться. Громко и ритмично задышала, усилием воли расслабила мышцы. Так было нужно — иначе Боб Марчиано ее покалечил бы. Его мужское достоинство сделало бы честь даже быку, ну а о прелюдии к сексу речи не шло.

Через сорок минут Бриттани пошатываясь вышла на кухню, налила себе полный бокал дрянного виски и единым махом опрокинула его в себя. Протрезвевший Боб хмуро бросил:

— Ладно, что сделано, то сделано. Спасибо за адвоката.

— Пошел ты…

— Брось, Кларк. Полезно для здоровья. Бывай. Заходи в гости.

— Запомни, Марчиано: я ничего не заявлю только потому, что Аннабел — моя подруга и не переживет…

Боб расхохотался ей в лицо, а отсмеявшись, бросил:

— Не переживет? Ну, ты и насмешила. Да она в жизни тебе не поверит, деточка! В лучшем случае решит, что ты сама на меня полезла, ты ведь одинокая. С точки зрения Аннабел, ты ей завидуешь.

— Что?!

— Не знала? Ну, знай. Она давно носится с идеей пристроить тебя в хорошие руки — ведь ты прямо чахнешь, глядя на наше семейное счастье.

Бриттани изо всех сил оттолкнула Боба и бросилась вон из квартиры Аннабел.

Больше она никогда в том доме не бывала.

Через полгода Бриттани совершенно случайно столкнулась на вечеринке с тем самым адвокатом, чей телефон так неудачно занесла Бобу Марчиано. Он и сообщил ей, что Аннабел по иску собственного мужа признана невменяемой и недееспособной, помещена в федеральную психиатрическую клинику и вряд ли выйдет оттуда. Боб оформил опеку над несовершеннолетним сыном и всем имуществом, после чего уехал в неизвестном направлении.

Бриттани Кларк была крепкой и бесстрашной женщиной. Она съездила навестить подругу своей юности. Хмурый врач провел ее на затянутую металлической сеткой галерею и указал на маленькую хрупкую фигурку, скорчившуюся в инвалидном кресле.

Аннабел Хантер все же смогла похудеть и выглядела теперь вполне прилично.

Именно после того случая Бриттани три года прожила в полном одиночестве. На мужчин она смотреть попросту не могла и даже об Эле Дэвисе старалась не вспоминать, потому что вместо Эла из тьмы постоянно выплывал отвратительный, волосатый и жирный Боб Марчиано, и его влажные руки снова сжимались у нее на груди, и тогда Бриттани с криком просыпалась…

Массаж, отдых на берегу океана и профессиональные психологи сделали свое дело. Через три года Бриттани Кларк, еще более холодная и невозмутимая, чем раньше, сделала Полу Галлахеру предложение, от которого он не смог отказаться.