Прелесть похмелья состоит в том, что если ты его никогда раньше не испытывал, то просто не можешь представить, что может быть настолько плохо.

Бриттани проснулась в десять часов утра на полу собственной кухни. Рядом лежала пустая бутылка, вокруг нее натекла лужица остро пахнущей прозрачной жидкости — этот факт Бриттани порадовал, по крайней мере, она выпила не всю бутылку!

Сама Бриттани была в основном голая, но еще немножечко задрапированная в кухонное полотенце и покрывало с углового диванчика. Видимо, в тот момент, когда мозг уже отказал, инстинкты все еще работали — иначе она замерзла бы, лежа на кафельном полу, да при открытом окне.

Впрочем, все эти мысли пронеслись где-то на краю сознания Бриттани Кларк. Соображать было трудно, жить — невыносимо, моргать — больно.

Она перекатилась на живот, встала на четвереньки, потом с очень большим трудом поднялась на ноги. Поплелась в ванную — и едва не заорала, увидев в зеркале иссиня-бледное чудовище с узенькими щелочками глаз и красным распухшим носом. Судя по всему, ночью она прорыдала часа два подряд, не меньше.

Второй раз желание заорать посетило ее при взгляде на настенные часы — и тут уж сдерживаться Бриттани не стала. Громкого вопля не вышло, но слабый стон — вполне.

В это время она обычно уже вовсю гоняла своих подчиненных на ежедневном утреннем совещании. Интересно, что они сейчас думают?

А ничего! — неожиданно встрял саркастический внутренний голос. Кофе пьют и радуются, что горгона Медуза не пришла. Кстати, могли бы и позвонить.

Мобильный был найден в коридоре, под жакетом и правой туфлей. На экране значилось восемнадцать звонков, это Бриттани порадовало — значит, не забыли. Потом она потащилась в кабинет и проверила почту. Основную массу сообщений оставляли панические вопли Моники — ее личной секретарши и помощницы («Бриттани, ты где?!!»), но при виде последнего сообщения Бриттани почувствовала себя совсем плохо. Оно гласило: «Ван Занд прилетает в одиннадцать и желает поговорить с тобой до заседания совета директоров. Ему нужны все графики, отчеты по продажам за полгода и внятные предложения по реорганизации. Хочет, чтобы ты его встретила лично».

Бриттани посмотрела на часы. Десять ноль девять. Даже если предположить, что она сможет вести машину в таком состоянии и успеет за пять минут привести себя в порядок — а это не так! — до аэропорта она все равно доберется с опозданием. Ван Занд будет в бешенстве.

Бриттани позвонила Монике.

— О господи! Бриттани, я чуть с ума не сошла! Курьера посылала — его консьерж к тебе не пустил. Звоню все утро… Что с тобой?

— У меня… нервный срыв.

— Нашла время!

Моника работала с ней в империи Ван Занда все эти восемь лет. Собственно, она и была тем самым помощником, вернее помощницей, которую старый дьявол попросил ввести Бриттани в курс дела. Отношения у них с Моникой наладились очень быстро, вместе они прошли огонь и воду, так что при личном общении Моника субординацию не соблюдала.

Бриттани осторожно села в кресло и поспешно подперла голову свободной рукой.

— Моника, я не шучу. Мне было очень плохо. Я только что проснулась.

— Брит, ты в курсе, что через сорок минут садится самолет Ван Занда?

— В курсе, но я не могу его встретить.

— Не хотела бы я быть тем, кто сообщит ему об этом.

— Поставим перед фактом. Посылай шофера.

— А! Ты хочешь, чтобы первая волна его гнева смыла меня?

— Страшен только девятый вал, а к этому времени я уже буду на месте.

— Ладно. Попробую отвлечь его девицами из пиар-отдела. Там есть парочка в его вкусе — и совершеннейшие блондинки.

— Прекрати, мы с тобой тоже.

— Мы крашеные, а те девки вообще брюнетки, но душа у них блондинистая. Брит, может, вызовешь врача? Что с тобой случилось?

— Меня вчера бросил Пол.

— Чего? Шутишь?

— Нет. Вызвал на свидание и совершенно официально бросил.

— И ты впала в нервный срыв? Не верю. У тебя нет нервов.

Бриттани горько усмехнулась и вдруг подумала с веселым отчаянием человека, пляшущего в зареве последнего сожженного им моста: а, наплевать! Все равно ведь Моника ее увидит и догадается. Да и кто бы не догадался?

— Нервов, может, и нет, но я выпила свою годовую норму алкоголя, и у меня ужасное похмелье.

— Ясно. — Судя по всему, Монику этот факт вовсе не шокировал. — Возьми две таблетки аспирина, запей минералкой. Контрастный душ, лед под глаза, крепкий кофе…

— Меня стошнит от кофе!

— Очень хорошо, пусть тошнит, у тебя же интоксикация. Короче, кофе — и на работу. Трудотерапия — лучшее средство от похмелья. Да, возьми такси. В твоем состоянии лучше не садиться за руль.

— Откуда тебе знать, в каком я состоянии?

— Шутишь? Мой Морис — ирландец. Когда они с друзьями отмечают День святого Патрика, одной годовой нормой дело не обходится. Все, до встречи. Машину в аэропорт я уже послала.

Что бы я без нее делала? — мрачно подумала Бриттани, направляясь в ванную.

Через полчаса очень бледная, неестественно прямо держащая голову женщина в громадных темных очках и дорогом костюме села в такси. Чего стоили Бриттани Кларк двадцать минут поездки — лучше не вспоминать.

— Добрый день, мисс Кларк!..

— Привет, Брит!..

— Мадам, вам уже говорили сегодня, что вы прекрасны?..

Бриттани прорезала толпу подчиненных, словно раскаленный нож — масло. Ворвалась в приемную и рухнула на кожаный диван. Моника, склонившаяся над компьютером, выпрямилась и с укором посмотрела на нее.

— Мисс Кларк, мистер Ван Занд успешно приземлился и уже едет к нам. Легкий завтрак накрывают в зимнем саду, у вас есть минут пятнадцать…

— Если я увижу еду, меня точно стошнит.

— Не выдумывай. Вот, я тебе приготовила. Только не спрашивай, что это, просто пей.

— Оу-у-у-фрхст!!! Мо… ни… ка…

— Ничего страшного. Знаешь, для алкоголички ты на редкость хорошо выглядишь.

— Знаешь, чего мне это стоило? Господи, что за дрянь я пила?

— Говорю же, не спрашивай. Туда входит перец…

— Это я почувствовала. Как ты думаешь, Ван Занд заметит?

— Заметит? Ха! Его папаша торговал самогоном во времена сухого закона, а сам Ван Занд служил в джунглях — там пили все, что горит, чтобы не было дизентерии. Естественно, заметит.

— Ох…

— Вот графики. Вот отчет. Вот предложения по реорганизации, прочитай страницу семь, там мы элегантно переводим стрелки на партнеров…

— Моника?

— Что?

— А почему он не назначил на эту должность тебя?

Моника О'Брайен выпрямилась, усмехнулась — и вдруг погладила Бриттани по голове.

— Второй этап похмелья — вселенское чувство вины и осознание того, как несправедливо устроен мир. Держись, Брит, скоро настанет третий этап, и тебе полегчает.

— Какой еще третий?

— Ненависть ко всему сущему. Тут надо поесть и лечь спать. Работать все равно не сможешь. Слушай, чего ж ты так напилась? Неужели только из-за Пола?

— Ты не ответила на мой вопрос.

— Насчет должности… Видишь ли, я хороший второй. Надежный, исполнительный, решительный — но второй. Брать на себя окончательные решения я не умею и не люблю. Кроме того, я не особенно стервозна и не умею ходить по трупам.

— Браво! Блестящая характеристика для Бриттани Кларк.

В зеленых глазах Моники блеснул чуть заметный ледок.

— А разве это не так? И разве ты этого не знала? Думаю, Ван Занд тебе все внятно объяснил, когда приглашал на должность. Он всегда так делает.

Бриттани закусила губу и уставилась в пол. Вспомнила яркое африканское солнце, смятые шелковые простыни в лучшем номере лучшей гостиницы города, высокого статного старика с мощной волосатой грудью и фигурой тридцатилетнего мужчины… Его насмешливый голос: «В любовницы я тебя не возьму — это дело хлопотное, семья будет против, да и ты, скажем прямо, технична, но не зажигательна. Это не твое, поверь мне… Я хочу предложить тебе пост главного редактора в одном моем издательском доме… Хватка у тебя есть, принципов — ноль, ты цинична, хорошо соображаешь и выросла в провинции. Из таких, как раз и получаются акулы… Если все пойдет гладко, через пару месяцев войдешь в совет директоров. Не думаю, что я в тебе ошибся, так что… Удачи».

Она медленно кивнула:

— Да нет, все правильно. Просто сегодня… я не в форме.

Моника вздохнула.

— Я не имею права давать тебе советы, но… Брит, может, это нечто вроде знака свыше? Ну, насчет того, что пора бы остановиться, передохнуть, взглянуть на свою жизнь и что-то в ней изменить?

Бриттани Кларк подняла голову и посмотрела на свою помощницу спокойным и странным взглядом. Еще вчера на такое предложение она ответила бы резко и холодно, но сегодня… Сегодня с ее уст сорвались совершенно другие слова:

— Возможно, Моника. Все возможно. Ты даже не представляешь, до какой степени…

Ван Занд приехал — и сразу заполнил собой все окружающее пространство. Дело было даже, не в том, что по сравнению с ним самые дюжие охранники на входе выглядели изящными и хрупкими юношами. Дерек Ван Занд напоминал матерого льва: гривастого, мощного, страшного — и царственно красивого. Бриттани Кларк в который раз подумала о том, что в случае семидесятипятилетнего Ван Занда разговоры о десятке молодых любовниц и целом выводке внебрачных младенцев — вовсе не досужие сплетни.

Лев сейчас был несколько в ярости и потому желал крови. Взрыкнул на охрану, обжег взглядом помертвевшую девочку-референта, не глядя бросил плащ куда-то назад — и ведь поймали, естественно! — после чего в несколько шагов пересек зеркальный холл и остановился перед Бриттани, грозно сдвинув мохнатые брови. В зеленовато— серых глазах полыхал гнев.

— Н-ну? И что это значит, мисс Кларк?

Моника, верная Моника кашлянула откуда-то сбоку, готовясь изобразить собой спасительную кавалерию — но Бриттани пас не приняла. Она задрала голову и сняла очки.

— Доброе утро, мистер Ван Занд. Надеюсь, полет прошел успешно. Я не смогла вас встретить и приношу свои извинения. Вчера у меня был не лучший день, и я отреагировала на него не лучшим способом. Короче говоря, напилась и проспала все на свете. Если хотите, стукните меня, только не по голове, она очень болит.

Ван Занд помолчал еще немного. В холле воцарилась прямо-таки хрустально звенящая тишина. Потом раздалось странное глухое ворчание — и Ван Занд захохотал во все горло. Будто лавина в горах сошла…

Отсмеявшись, он крепко шлепнул Бриттани по тугой заднице, приобнял за плечи и увлек к лифту. Охранник шел рядом. Следом потянулись блондинистые брюнетки из пиар-отдела. Моника, пряча улыбку, последовала за ними. В лифте Ван Занд, окруженный истинным цветником, окончательно развеселился.

— Нет, все-таки я был прав восемь лет назад! Какова! Напилась — и смело мне об этом сообщает! Мисс Кларк, не думай, что я поощряю пьянство! Просто люблю честных и незатейливых, а ты именно такова. Когда знаешь, что тебе это выгодно… Так, птички мои, и как нас зовут?

— Элли…

— Джилли…

— Прекрасно! Мы у нас кто? Манекенщицы?

— Мы из пиар-отдела…

— Замечательно! Юбки нужно подкоротить еще на пару дюймов… а лучше вообще долой — и пиар-отдел нам просто не понадобится. Все и так на все согласятся. Моника, девочка, мне бы чаю…

— Мы едем завтракать, Дерек. Я заварила ваш любимый, с каркаде и лимонником.

Вот это всегда Бриттани страшно интриговало. Моника звала Ван Занда исключительно по имени — единственная из всех его подчиненных.

Лифт вознес всю компанию на крышу здания, где под стеклянным колпаком зимой и летом щебетали тропические птицы и цвели нездешние, пряно благоухающие цветы. Здесь Ван Занд посуровел, отправил брюнеток восвояси, охраннику нетерпеливо мотнул головой на скамейку под сенью рододендронов, Монику потрепал по щеке и вполне галантно придвинул стул Бриттани.

Некоторое время они молча и чинно пили чай, глядя, как Ван Занд поглощает сандвичи с ветчиной, потом настало время разговоров. Седовласый лев откинулся на спинку стула и удовлетворенно прорычал:

— Мне уже лучше, но я все еще зол. Перелеты в моем возрасте не так уж легки.

— Вы в отличной форме, босс.

— Знаю, но лет мне от этого не меньше. Девочки мои, я прилетел по очень важному делу.

Бриттани положила на стол пухлую папку.

— Здесь все. В общих чертах, разумеется. Подробнее я смогу ответить…

— Помолчи. Неужели ты думаешь, что я прилетел сюда для ознакомления с динамикой продаж вашей гламурной дребедени?

— Но я так поняла, что…

— Мои крючкотворы исправно следят за вами, птички мои. Не сомневаюсь, что с холдингом все в полном ажуре. Дело в следующем… Бриттани, почему у тебя такой вид, словно тебя полчаса назад от души трахнули в этой самой оранжерее?

Бриттани очнулась и посмотрела на босса. Мысли ее и впрямь витали в сферах, очень далеких от издательского дела.

Все дело было в том, что именно сейчас, точнее в лифте Бриттани Кларк приняла очень важное решение. Теперь оставалось самое страшное — сказать об этом Ван Занду.

Она откашлялась и торопливо схватила чашку с остатками зеленого чая. В голове было пусто и гулко.

— Мистер Ван Занд…

— Помолчи. Дело в следующем. Как бы я ни храбрился и сколько бы ни прижимал девчонок по углам, годы берут свое. Я стал старым. И очень устал. Устал, наверное, еще раньше, чем стал старым, но все это вместе меня доконало. Короче, не буду ходить кругами. Я собираюсь отойти от дел.

Моника громко вздохнула, а Бриттани опрокинула пустую чашку на блюдце. Ван Занд трагически заломил бровь.

— Понимаю ваше состояние. Моя старуха чуть кони не двинула, когда я ей об этом сказал — правда, в основном, от радости. Она спит и видит, как мы с ней будем изображать двух благообразных старичков на террасе, попукивая в шезлонгах и потягивая овсяный кисель.

Моника неожиданно прыснула.

— Извините, Дерек… Я с трудом представляю эту картину. Да и миссис Ван Занд…

— Она сдает, моя бирманская кобра. Перестала шастать по пластическим хирургам, занялась гимнастикой цигун, впервые в жизни поплыла на яхте с правнуками — правда, сбежала через три дня. Говорит, ее укачало, потому что они все время бегают, когда не спят.

Бриттани вспомнила миссис Ван Занд — и невольно улыбнулась. Супруга всесильного Ван Занда была моложе мужа на пять лет. Их брак длился уже полстолетия и был украшен своеобразными «звездочками на фюзеляже» в виде четырех детей, девяти внуков и шести правнуков. Пройдя рука об руку с мужем достаточно тернистый жизненный путь, мадам Ван Занд до сих пор сохранила жизнерадостность пятнадцатилетней девчонки, темперамент норовистого мула и страсть к всевозможным авантюрам. Выдав замуж младшую дочь, Сибилла Ван Занд сочла свой материнский долг полностью исполненным и занялась собой. Поднималась в горы, опускалась на дно океана с аквалангом, охотилась на тигров в Индии, на львов в Африке. Освоила виндсерфинг, прыгнула с парашютом (не понравилось!), открыла для себя прелести пластической хирургии, спонсировала два блокбастера в Голливуде — короче говоря, никак не укладывалась в образ типичной старушки.

Самое странное — они с Ван Зандом любили друг друга так же, как и в дни своей молодости.

Сибилла спокойно относилась и к его многочисленным любовницам, и к внебрачным детям, а Ван Занд — Ван Занд всегда возвращался к ней. Ходили слухи, что третьего числа каждого месяца он дарит ей по бриллианту — они познакомились в Кейптауне третьего марта, пятьдесят два года назад. При этом спокойным их брак было назвать никак нельзя — дочь профессионального траппера и охотника на слонов, Сибилла обладала поистине африканским темпераментом и, опять-таки по слухам, несколько раз стреляла в Ван Занда из ружья. Бриттани этим слухам не особенно верила. Либо Сибилла стреляла заведомо поверх головы супруга, либо это были враки. Меткость мадам Ван Занд вошла в поговорку среди завсегдатаев крупных сафари.

До Бриттани внезапно дошел смысл сказанного Ван Зандом, и она тут же забыла о Сибилле.

— Мистер Ван Занд, но как вы себе это представляете? У вас же не просто фирма, у вас империя!

— Ну да, ну да. Империя. Но император устал. Проблема в другом: Моника, ты ведь знаешь моего сына?

— Я знаю обоих ваших сыновей, Дерек.

— Я говорю о том сыне, которого ты знаешь особенно хорошо.

Бриттани бросила на Монику короткий взгляд — и остолбенела. Невозмутимая и хладнокровная Моника покраснела как маков цвет! Бриттани непонимающе посмотрела на босса, впервые в жизни чувствуя себя совершенно лишней. Ван Занд хмыкнул.

— Все-таки я прав насчет баб! Только дураки считают, что у баб язык как помело. Когда доходит до серьезного дела — тайну способна сохранить только женщина. Моника! Посвятим твою начальницу в тайну?

Моника кивнула и заговорила ровным, совершенно спокойным голосом:

— Видишь ли, Брит, много лет назад я была женой Энтони Ван Занда.

— Что? Ты была…

— Мы оба были студентами. Обычный юношеский брак. Долго он не продержался. Энтони привык к другому стилю жизни…

— Скажи прямо, детка, он всегда был испорченным, развращенным и избалованным хлыщом. Ничего удивительного, его же растила моя теща, ведьма старая. Я тогда был в Колумбии, Сиби занималась благотворительностью… или парашютным спортом, точно не помню, вот он и вырос не пойми кем.

Бриттани судорожно пыталась вспомнить родословную Ван Зандов. Первенцем был Джерард — ему уже исполнилось пятьдесят. Потом шли Тара (сорок восемь) и Глен на (сорок три). Энтони был младшим законным отпрыском, и лет ему сейчас было… пожалуй, лет тридцать пять. Значит, и Монике тоже. Как странно — Бриттани никогда не интересовалась, сколько лет ее главной помощнице. И уж тем более не могла предположить, что Моника является, по сути дела, членом семьи Ван Занд.

Моника кашлянула и продолжила:

— Словом, наш брак трещал по швам, а потом и развалился. Я хотела уехать домой, в Огайо, но Дерек меня не отпустил.

— Конечно, не отпустил! Единственная стоящая вещь, которую отколол мой младшенький, это женитьба на Монике. Ее жаль, впрочем, сама дура. Надо было смотреть, за кого идешь.

Бриттани светски улыбнулась:

— Ну, если речь идет о наследнике самого Ван Занда, можно и закрыть глаза на некоторые недостатки…

Она осеклась, потому что Ван Занд и Моника смотрели на нее с одинаковым и очень странным выражением. Вроде как жалели, что ли?

Потом Моника улыбнулась и терпеливо пояснила:

— Энтони учился в университете под девичьей фамилией своей матери. Энтони Роджерс. Я тоже стала не Ван Занд, а Роджерс. Ничего я не знала и не собиралась охмурять богатого наследника.

— Ну и стерва же ты, моя милая Кларки…

— Бросьте, Дерек. Это совершенно естественный ход размышлений, — вздохнула Моника. Я просто расставляю все точки над «i», Брит. После нашего развода Дерек взял меня к себе на работу. Это было тринадцать лет назад… и я ни разу не пожалела. Ни о чем.

Бриттани почувствовала, что краснеет. Ван Занд похлопал ее по коленке.

— Не тушуйся, мисс Кларк. Я тебя вовсе не осуждаю. Именно за твой склад ума я тебя и выбрал. Пылкость и искренность в серьезном бизнесе не приветствуются. Идем дальше. Джерард занимается своей океанологией, торчит на Большом Коралловом рифе, родил уже четвертого и выдал замуж дочку — все в Австралии. Возвращаться он не хочет ни под каким соусом, а характер у него мой, что решил — не отступит. Тара и Гленна… я их бракам никак не препятствовал, но, с моей точки зрения, вышли они за идиотов. Впрочем, это их дело. Внуки меня устраивают больше, но они еще молоды. Все опять упирается в Энтони. Надо сказать, годы не прибавили ему ума, так что он по-прежнему оболтус. Недавно переехал в Лос-Анджелес и теперь гоняет по Калифорнии на «феррари», набитом старлетками — это для него верх счастья. Спрашивается — кому я должен оставлять упомянутую империю?

— В любом случае кому-то из ваших детей.

— Правильно, но тогда все достается Энтони — а в этом случае проще продать все за наличные и торжественно сжечь всю эту гору денег где-нибудь посреди Сахары.

— Управлять компанией все равно будет совет директоров…

— Чужие люди? Ха! Нет, я буду ждать внуков. Марк, Джереми, Гай, Дик… отличные мальчишки, но в боссы им идти рановато. Мне нужен человек, который будет железной рукой держать все мое хозяйство в кулаке — прекрати хихикать, Моника!

— Каламбур…

— А? Черт… Язык у вас… Не сбивай меня! В общем, так: я решил передать управление компанией тебе, Бриттани Кларк. Ты меня устраиваешь больше всех — из всей банды, которая рулит в моем многообразном и разностороннем бизнесе.

Бриттани вздохнула и опустила голову. Как странно, в очередной раз подумала она. Я ничего не чувствую, а должна бы скакать от счастья. Все мечты сбылись. Вершина достигнута. Нечего больше добиваться. Что же это значит?

Это значит, что пришла пора. Птицы держат свой путь на юг, а тебе пора туда, где живет твоя мечта, Бриттани.

Она подняла голову и звонким ясным голосом произнесла:

— Мистер Ван Занд, это для меня огромная честь, но я не могу принять ваше предложение.

— Что?

— Брит!

— Простите меня. Я как раз собиралась вам сказать, но вы не велели перебивать. Я увольняюсь, мистер Ван Занд. Мне нужно ехать… домой. Вот так.

Наступила тишина. Моника беззвучно ломала пальцы, впервые утратив свою невозмутимость. Ван Занд тяжело и неотрывно смотрел на Бриттани. Она не отвела взгляда.

Потом Дерек Ван Занд тихо заговорил:

— Не буду говорить банальностей вроде того, что тысячи людей согласились бы ноги мне целовать за такое предложение. Не буду и уговаривать. Ты работаешь на меня восемь лет — я достаточно хорошо изучил твой характер. Если ты приняла решение — стало быть, продумала его от и до. У тебя холодный ум, Бриттани Кларк. Мужской. Меня это в тебе и устраивает. Но я должен тебя предупредить: обратной дороги не будет. Подобные предложения делают один раз в жизни. Ты ведь это понимаешь?

— Да. И я не попрошусь обратно. Я действительно приняла решение.

— Дурой обзывать?

— Как хотите. Не исключено, что это так и есть. Но я не могу поступить иначе.

Ван Занд встал, расправил могучие плечи. Моника подошла, встала рядом.

— Что ж… вполне в моем стиле. Быстро, складно, легко запомнить. Мисс Кларк, я уважаю ваше решение и выражаю вам свою благодарность за блестящую работу на корпорацию в течение восьми лет. Вы получите при расчете причитающийся вам полугодовой оклад, а также все бонусы, премии и персональный бонус от меня лично. Прошу вас за месяц подготовить все дела к сдаче и ввести в курс дела того, кто придет на ваше место. Его имя я сообщу вам сегодня вечером, после заседания совета директоров.

Бриттани неожиданно почувствовала, как защипало в носу. Пытаясь сдержать неуместные и несвойственные ей эмоции, она прерывисто вздохнула — и тогда Дерек Ван Занд шагнул к ней, притянул к своей могучей груди, обнял и погладил широкой жесткой ладонью по волосам.

— Маленький храбрый солдатик! Выше нос! Из тебя выйдет толк, Бриттани Кларк. Я искренне желаю тебе счастья — и удачи. — Он отодвинул от себя Бриттани и бодро взревел: — Ну-с, девочки, я поехал! Моника, проводи меня до машины. Бриттани… Надеюсь, еще увидимся. Вперед!

Ван Занд, Моника и охранник ушли. В зарослях рододендрона пришла в себя и робко чирикнула белая амадина. С почти беззвучным шелестом осыпались лепестки орхидей.

Бриттани Кларк подошла к стеклянной стене и долго смотрела на Нью-Йорк. Головная боль прошла, да и плакать больше не хотелось. Все тело наполняла странная, веселая легкость — наверное, так чувствует себя воздушный шарик, наполненный гелием.

Губы Бриттани тронула нежная улыбка. Если бы кто-то мог ее сейчас слышать…

— Я иду за тобой, Эл. К тебе, моя единственная любовь, мой мужчина… Эл Дэвис, я так люблю тебя!

Просто удивительно, как быстро распространяются новости по любому офису. Приблизительно через час после отъезда громогласного Великого и Ужасного по коридорам поползли шепотки и перемигивания. Потом начались бесконечные хождения в кабинет Бриттани — нет, сотрудники и раньше к ней заходили, в основном по ее вызову, но чтобы так много и по таким дурацким поводам… Доконало же ее посещение дамской комнаты — когда Бриттани была в кабинке, в туалет впорхнули две не самые юные прелестницы из отдела маркетинга и сладострастно зачирикали.

— Ты слышала, Бет? Ван Занд уволил Кобру!

— Да ну, перестань. Она же его бывшая пассия.

— Ну и что? Да по миру бродит целая толпа пассий Ван Занда, это ни о чем не говорит. А ты думаешь, зачем он лично приезжал? Вот как раз ее и уволить. Наверху, на крыше, такой крик стоял… Миллисент говорит, он ее по-всякому обзывал и велел сматывать удочки. Ну, или как-то так.

— Миллисент известное трепло. Впрочем… Знаешь, а у меня к Кобре особых претензий нет. Работать она умеет.

— Да, это надо признать. Жаль, что спивается.

— Лори, ну вот уж в это я ни за что не поверю! У нее вместо мозгов компьютер, пьющие так не могут.

— Ну, я же не утверждаю, что она все время пьет… Но Дженни с ресепшен своим ушами слышала, как она говорила Ван Занду, что у нее похмелье. Наверняка с горя вчера напилась — потому что уже знала, что ее уволят!

— Лори, мне кажется, что так говорить нехорошо. Ну что мы про нее, в сущности, знаем?

— Бет, не смеши меня. Мы здесь с тобой сколько работаем? Вот! Она пришла восемь лет назад. Все на виду.

— И часто ты ее с похмелья видела?

— Знаешь ли, восемь лет назад ей было тридцать с небольшим, это совсем другое дело. Я готова отказаться от версии с увольнением — может, ее подружка бросила?

— Лори, какая еще подружка? У нее же симпотный мужчинка, какой-то банкир или что-то типа… На Рождество она с ним приходила, не помнишь?

— Бет, ты меня в гроб вгонишь! Это же для отвода глаз, любому ясно. Кобра — лесбиянка, сразу видно.

— Да ну…

— Ну да! Посмотри, как она ходит. Как разговаривает. Как совещания проводит.

— Она же начальница.

— Ну и что? Майра Ривз тоже начальница — но какая лапочка!

— Ну не знаю. С Майрой я немного общалась, она все-таки из другого подразделения…

— Говорю тебе, Кобра — лесба!

Тут Бриттани Кларк не выдержала. С каменным лицом вышла из кабинки, прошла между остолбеневшими собеседницами и принялась тщательно мыть руки, рассматривая обеих дамочек в зеркале. Потом Бриттани сушила руки, потом вытирала их бумажным полотенцем, поправляла макияж, критически оглядывала свой костюм с разных ракурсов — и наконец повернулась к сплетницам. Эти две курицы стояли не шевелясь, причем на лице у Бет отчетливо читалось: «Я С Этой Женщиной Почти Не Знакома, Просто Пописать Зашла», а лицо Лори являло собой практически античную маску «Отчаяния И Смертельного Ужаса».

Бриттани долго и проникновенно смотрела на дамочек, а затем светски улыбнулась и пропела:

— Бетти Ладлоу, я полагаю? Отдел маркетинга. Вы поправились, я вас сразу и не узнала. Так вы все еще у нас работаете? Мне казалось, я отвечала на запрос насчет вашей пенсии… Вероятно, ошиблась. У вас такое милое лицо… совершенно типичное, легко спутать,

— А-арфхшшш…

— А вы — Лаура Финч. Вас я помню прекрасно. Два предупреждения и один испытательный срок — за постоянные опоздания на работу. Рада, что вы взялись за ум. У вас ведь трое детей, не так ли? С таким довеском, да в вашем возрасте на работу устроиться трудновато.

Лаура Финч смертельно побледнела, Бет Ладлоу, напротив, стала абсолютно свекольного цвета. Бриттани заправила платиновую прядь за ухо, развернулась и вышла из дамской комнаты. Ее разбирали одновременно и смех, и злость. Надо почаще ходить в народ! Кстати, насчет Кобры она не знала…

Майра Ривз. Цена свободы

К концу дня злость выветрилась. Бриттани сделала несколько важных звонков, расписала себе в ежедневник встречи на ближайшие пять дней, выпила кофе, потом аспирин — опять начинала болеть голова, а потом призадумалась.

Какая-то мысль ее тревожила, но вот какая…

Моника вошла неслышно, положила перед Бриттани папку с контрактами, забрала со стола кофейную чашку и негромко сказала:

— Брит, я думаю, тебе нужно знать. Дерек рассматривает среди прочих кандидатуру Майры Ривз. Она немного не в теме — издательским делом напрямую не занималась, но Дереку нравятся ее деловые качества. Вы же знакомы?

Бриттани хлопнула ладонью по столу. Моника удивленно вскинула брови. Бриттани с воодушевлением заявила:

— Точно! Эти дуры еще про нее говорили, вот я и подумала, что мы с ней давно не виделись, а она мне нравится!

— Что? Ты прости, я немного…

— Да это я о своем, не обращай внимания. Просто мне и сегодня о ней уже напомнили, а я не так давно сама о Майре думала. Кстати, если мистер Ван Занд остановится на ее кандидатуре — думаю не прогадает. У нее шикарное резюме.

— Вы подруги? Не знала.

— Мы не подруги. Подруг у меня, как ты знаешь, нет. Просто она приятная девица, обаятельная, не заносчивая, умненькая… Мы познакомились на каком-то официальном приеме, поболтали, потом пару раз сходили на ланч, примерно раз в два месяца созваниваемся. Вот и все.

— Я рада, что тебя это не раздражает.

Что именно меня должно раздражать?

— Ну… вся эта подготовка смены руководства…

— Моника, не говори ерунды, я сама уволилась. Держу пари, старый злодей был ошарашен.

— Дерек никогда не бывает ошарашен. Он говорит, что самой большой неожиданностью в его жизни было то обстоятельство, что Сибилла досталась ему девственницей.

— Ну, а ты? Удивлена?

Моника осторожно поставила чашку на журнальный столик, аккуратно присела на край стула и внимательно посмотрела в глаза Бриттани. Глаза у нее были зеленые, словно весенняя травка. Веселые… и чуть настороженные.

— Видишь ли, Брит… Если честно-честно — я чего-то в этом роде ожидала. В последние недели ты сама не своя. У тебя взгляд такой, словно ты смотришь куда-то… мимо. Знаешь, так птицы начинают на зиму улетать собираться.

Бриттани даже вздрогнула — настолько созвучны оказались слова Моники ее собственным мыслям.

— Ты неплохо меня изучила, Моника. Черт, а я думала, что прекрасно владею собой…

— Знаешь, Брит, ты права. Нужно что-то менять. Та же Майра испугалась однажды — а теперь, наверное, все останется по-прежнему.

— Гениально сказано! Я ничего не поняла.

Моника вздохнула и встала.

— Если вы с ней в достаточно хороших отношениях, она тебе сама все расскажет. Я стараюсь не обсуждать частную жизнь третьих лиц. Вдруг они однажды станут моими начальниками?

Уже у самых дверей Бриттани окликнула Монику:

— Моника! А обо мне, что ты могла бы сказать обо мне? Я ведь уже почти не твоя начальница.

Моника обернулась и усмехнулась.

— Для начала — ты интересуешься чужим мнением о себе. Это уже непривычно. Что я думаю о тебе… Ты — женщина, сделавшая прекрасную карьеру, но не достигшая личного счастья. Поскольку ты чертовски, дьявольски честолюбива, то сам процесс достижения вершин в бизнесе легко отвлекал тебя от мыслей о личном, но теперь, когда ты на вершине, тебя все чаще посещают совсем другие желания. Ты действительно встала на крыло, Брит. Тебе не терпится отправиться в путь. И ты уверена, что в конце этого пути тебя ждет счастье.

Бриттани вдруг почувствовала, как холодок пробежал по спине.

— А… на самом деле, Моника? Я заблуждаюсь?

— Я не знаю, милая. Но чтобы пройти по дороге, нужно, по крайней мере, выйти из дома. И узнать, что ждет тебя в конце истории, ты сможешь только сама. Никто тебе этого не расскажет. Это ведь твоя история?

— Да. Думаю, ты, как всегда, права. Послушай Морис ведь автослесарь?

— На данный момент да.

— И ты… не жалеешь?

— Это ты о чем? Ах, об Энтони Ван Занде… Нет, Бриттани. Не жалею ни единого мгновения. У нас с Энтони история была и закончилась. Я благодарна ему за многое, в том числе и за то, что теперь я не с ним, а с Морисом.

— А как мистер Ван Занд относится к твоему новому замужеству?

— Дерек удивительный человек. В нем есть что-то античное. Мориса он одобрил, он любит ирландцев.

— Да… воистину сегодня день откровений. Ладно. Я еще позвоню паре-тройке персон, а ты можешь идти домой. На сегодня хватит.

— Спасибо. До завтра?

— Да. До завтра.

Оказавшись в пустой квартире, Бриттани неожиданно испытала приступ совершенно неуместной паники. Оказывается, воспоминания о вчерашних событиях были все еще слишком свежи и ранили достаточно больно. Вот так и пожалеешь, что не обзавелась подружками… Она влезла в электронную записную книжку и нашла телефон Майры Ривз. В любом случае, с ней стоит поговорить, ведь если Моника о ней упомянула — гадалке не ходи, Ван Занд уже практически принял решение. Таким образом, Бриттани сам Бог велел пообщаться с потенциальной преемницей…

Майра ответила сразу — и вполне искренне обрадовалась звонку.

— О, Бриттани, привет! Тысячу лет не болтали. Я недавно пришла с работы, брожу по кухне и думаю, чего бы съесть. Представляешь, у меня совершенно пустой холодильник!

— Представляю, у меня тоже. Как насчет ресторана? Поедим и поболтаем.

— Отличная мысль, только давай не пойдем ни во что пафосное. Мне не хочется одеваться и краситься.

— О'кей, тогда в пиццерию на Восемнадцатой? Или в китайский ресторанчик?

— Давай в пиццерию. Хочется вкусной и вредной еды. Ох, даже слюнки потекли! Через час?

— Через час.

Бриттани приехала минут на двадцать раньше срока, заказала сырные подушечки с тмином и кувшин домашнего красного вина, выбрала столик под сенью темно-зеленых апельсиновых деревьев и блаженно вытянула гудевшие ноги. Эту пиццерию она знала и любила с самых первых дней пребывания в Нью-Йорке, но выбиралась сюда очень редко. Не по статусу, понимаете ли!

Пол Галлахер итальянскую кухню не жаловал, обычно многозначительно хлопая себя по талии. Надо же, еще пару дней назад она его за это внимание к своему здоровью уважала, а теперь это казалось ей смешным и глупым, женским каким-то качеством, совершенно не вязавшимся с мужественным обликом бывшего возлюбленного.

Думать о Поле не хотелось, поэтому она стала думать о Майре. Перебирала в голове информацию — как привыкла делать и на работе.

Майре Ривз было сорок лет, выглядела она на тридцать в плохие дни и на двадцать восемь — в хорошие. В топ-менеджерах она ходила уже лет десять, сменила две или три компании, но отовсюду уходила с блестящими рекомендациями, и хэдхантеры за ней бегали толпами, суля златые горы и сумасшедшие бонусы.

Ездила Майра на спортивном «порше» оранжевого цвета, жила в роскошных апартаментах совершенно одна, увлекалась джазом и путешествиями. Еще, по сведениям из надежных источников, потрясающе готовила — и искренне любила это делать, причем полуфабрикаты не признавала, использовала только натуральные продукты.

Они с Бриттани сблизились, но настоящими подругами не стали. Майра не спешила изливать свою душу, Бриттани попросту не умела этого делать. Однако совместные посиделки обеим приносили удовлетворение — Майра была человеком искренним, незлым, о людях всегда отзывалась хорошо, рассказывать умела с юмором и интересно.

Пожалуй, единственное личное, до чего была допущена во время одного из разговоров Бриттани, это ранняя юность и молодость Майры Ривз. Очевидно было, что все обиды прошлого давно перегорели в ее сердце, и теперь она вспоминала те нелегкие годы с легкой грустью — и не более того.

Ее родители развелись, когда девочке было всего восемь лет. Оба — и отец, и мать — тут же принялись активно строить собственную личную жизнь, а маленькая Майра осталась на попечении бабушки и дедушки. Нет, родители ее любили, конечно, но поскольку дитя было накормлено, одето-обуто, ухожено и любимо стариками без памяти, много времени ей не уделяли. У каждого из них образовалось по новой семье, там родились другие дети — и Майра, к тому времени уже девочка-подросток, приезжала к маме и папе в гости… но не становилась в их домах своей.

Вероятно, именно поэтому она рано стала самостоятельной. Училась хорошо, работать после университета устроилась на хорошую должность и хорошую зарплату, однако не успокоилась на достигнутом — принялась получать дополнительное образование. В результате стала специалистом широкого профиля — с прекрасным резюме и громадным опытом работы.

Все было прекрасно — с точки зрения обывателя. Однако глаза у Майры почти всегда были грустные. И еще: никогда, ни на одном приеме или корпоративе Майра не появлялась с мужчиной. Всегда одна. Бриттани терпеть не могла приставать к людям с подобными вопросами, но все же не удержалась и спросила однажды, есть ли у Майры кто-нибудь. Впрочем, на искренний ответ не рассчитывала — все равно проверить не было никакой возможности, ведь близкими подругами они не были. Но Майра ответила искренне — это было ясно по той тоске, которая прозвучала в ее голосе:

— Никого нет, Брит. Я совершенно одна, давно одна, и понятия не имею, что с этим делать.

Бриттани слегка опешила.

— Ну… заведи себе кого-нибудь…

Майра усмехнулась.

— Завести можно собаку, кошку, канарейку. Рыбок можно завести. С людьми несколько сложнее. Я же не против, понимаешь? Сама хочу, очень даже. И замуж хочу. Только вот… сама подумай, Брит: я на работе с девяти до самого вечера. Обратись я в профсоюз, работодатели разорились бы на штрафах — я же работаю сверхурочно и даже по выходным. Но это мой собственный выбор, мое решение, а вовсе не тирания начальства. Раньше мне это нравилось, а теперь… теперь мне все чаще становится страшно.

— Почему, Майра?

— Потому, что я все чаще замечаю, какое гулкое эхо у меня в квартире. Как в пещере. Я все время на людях — но при этом совершенно одна. Я словно невидимка — все знают Майру Ривз, но никто не обращает на нее внимания.

— Ну наплюй на корпоративную этику, заведи шашни с кем-нибудь на работе…

— Не с кем. Все мои коллеги-мужчины давно женаты, большинство даже счастливы в браке. А потом — ты не представляешь, как это противно, когда за спиной шепчутся. Нет, работа — не выход. А больше я почти нигде и не бываю.

После того разговора они не виделись почти год, в следующую их встречу Майра была немного веселее, но на личные темы не заговаривала. Впрочем, Бриттани углядела у нее на шее весьма характерный синяк — и решила про себя, что одиночество Майры подошло к концу.

Бриттани очнулась от воспоминаний, когда напротив нее уселась Майра Ривз собственной персоной. Бриттани хорошо умела владеть собой и потому выразила искренние радость и восхищение по поводу того, как Майра классно выглядит, но на самом деле с некоторой тревогой заметила и морщинки в углах глаз, и тени под глазами, и скорбно опущенные уголки губ… Майра Ривз стремительно постарела за те несколько месяцев, которые они не виделись. Даже не постарела — устала, что ли?

Майра сделала заказ, они разлили по стаканам вино, чокнулись и принялись болтать в ожидании каре ягненка и салата из рукколы.

— Рада тебя видеть, Бриттани. Отлично выглядишь.

— И я рада. И ты тоже.

— Перестань. Мы не на приеме, вокруг никого. Я выгляжу на все свои сорок с хвостиком.

— Брось. Просто усталый вид. Много работы?

— Ох… даже и не знаю, на что свалить… Работы как всегда, и она мне страшно надоела. Знаешь, так хочется бросить все и засесть дома! Или поехать куда-нибудь на остров, где песок белый, пальмы шелестят и никого народу…

Бриттани вытаращила глаза.

— Майра! Ты ли это, краса и надежда топ-менеджеров империи Ван Занда?!

— Я, я. Не сомневайся.

— Мне казалось, работа для тебя все…

Майра грустно улыбнулась.

— Мне тоже так казалось, Брит, и это одна из самых страшных ошибок в моей жизни. В результате я потеряла все, что могла потерять, и не приобрела ничего, кроме счета в банке.

— Знаешь, многие об этом мечтают…

— Я, собственно, об этом не особенно мечтала. Просто… мне нравилось работать лучше других. Правда, оказалось, что за последний десяток лет я привыкла жить хорошо и ни в чем себе не отказывать, но вот работать лучше, хуже или так же… мне уже наплевать. Фу, не хочу про работу. Давай про тебя. Как успехи?

— Хм! Они сомнительны и стремятся к нулю. Вчера — боже, неужели это было только вчера?! — меня бросил Пол, я напилась с горя, а сегодня утром попросила у Ван Занда отставку.

Глаза Майры весело блеснули.

— Ого! Значит, в кои-то веки слухи, бродящие по коридорам, оказались правдой? Я имею в виду насчет отставки?

— Да.

— Что ж… Возможно, ты удивишься, но я тебя поздравляю. За это надо выпить.

Они торжественно чокнулись. Майра произнесла:

— За отставку! И за свободу!

На некоторое время пришлось прерваться — прибыли горячие чесночные гренки, домашний сыр и салат. Наконец Майра откинулась на спинку стула и пристально посмотрела на Бриттани.

— Брит, прости, если я бестактна, но… мне кажется, ты не выглядишь сильно расстроенной из-за ухода Пола.

— Сегодня — да. А видела бы ты меня вчера ночью… Впрочем, не думаю, что ты когда-нибудь позволяла себе подобное. Да и характер у тебя хороший — с тобой так не поступили бы.

Майра горько усмехнулась.

— О, как ты ошибаешься, Бриттани! Впрочем… я сама виновата. Мы ведь нечасто обсуждали мою личную жизнь, так что правильному впечатлению сложиться не из чего.

— Хочешь сказать, что тебя тоже бросали? Вот так, в один день?

— Оглядываясь назад, могу с уверенностью сказать: лучше уж в один день, чем так, как меня.

— Майра, я вовсе не собираюсь лезть с расспросами…

Неожиданно Майра резко подалась вперед, на ее бледных щеках полыхнул лихорадочный румянец, а в голосе прозвучала едва ли не злость:

— А почему, Бриттани? Почему бы тебе хоть раз в жизни не поступить по-человечески и не полезть ко мне с расспросами? Может, я только этого и жду уже много лет — чтобы хоть кто-то полез ко мне с чертовыми вопросами о моей чертовой личной жизни?!

— Тише! Ты чего?

— Прости. Брит, ты мне симпатична, поверь. Я рада, что мы общаемся, перезваниваемся… Но иногда я смотрю на тебя, и мне страшно. Ты идешь по моему пути, только в отличие от меня делаешь это сознательно и с полной уверенностью, что так и надо поступать. Ни к чему не обязывающие отношения с мужчиной — для галочки. Никаких страстей, никаких обязательств, никаких привязанностей. Никаких друзей… или я ошибаюсь?

— Мне было некогда.

— Мне тоже! А потом, когда жизнь дала мне по лбу со всей дури, я метнулась туда, метнулась сюда — а и нету никого! Никого, Брит! — Майра глубоко вздохнула и замолчала, пытаясь успокоиться.

Ошеломленная таким всплеском эмоций Бриттани сидела не шевелясь. Потом она кашлянула и тихо сказала:

— Когда мы виделись в последний раз, я решила, что у тебя кто-то появился. У тебя был такой вид… умиротворенный, что ли. Расспрашивать я посчитала невежливым, а сама ты ничего не сказала. Я за тебя порадовалась. Честно!

Майра кивнула, отпила вина, поставила стакан на стол. Худые пальцы слегка подрагивали, но голос был уже спокоен.

— У меня действительно кто-то появился. Я называла его Принцем…

Нет, он не прискакал на белом коне. Мы когда-то работали вместе, еще в самом начале моей сногсшибательной карьеры. Потом он повздорил с нашим тогдашним боссом — кстати, совершенно справедливо, тот был неврастеник и истерик, по любому поводу принимался орать. В общем, Принц — я его так и буду называть — ушел, открыл свое дело.

Мы встретились совершенно случайно… хотя какие в нашем кругу случайности? Одни и те же рестораны, одни и те же тусовки, одни и те же отели и корпоративы… В общем, мы встретились. Как-то так получилось, что разговорились. Он проводил меня домой — и остался на ночь. Я не придала этому особого значения, мне просто понравилось быть с ним в ту ночь. У меня уже давно не было мужчины… В общем, я проснулась в прекрасном настроении.

Он очень педантичен. Быстро встал, умылся, оделся, поцеловал мне руку и уехал. Я, знаешь ли, была уверена, что продолжения не будет — но ошиблась. Через неделю Принц позвонил мне и предложил встречаться. Я согласилась.

Он мне нравился, хотя очень многие находили, что это странно. У нас совсем разные характеры, мы, если в чем и сходимся, так это в любви к сидению Дома в полном одиночестве. Он педант… я уже говорила. Одна моя подруга называет это проще — зануда. Пища должна быть из натуральных продуктов и хорошо приготовленная. Вино — только определенного года. Машина — только европейской сборки. Собака — только с хорошей родословной. В гости к родственникам — только по предварительной договоренности.

Тем не менее, мы сошлись. В постели он был великолепен — или мне так казалось после нескольких лет воздержания? Каждый раз привозил цветы — разумеется, из самых хороших магазинов и в прекрасной упаковке. Когда мы полетели вместе отдыхать, он предупредил меня, что специально отложил тысячу долларов на то, чтобы потакать моим маленьким слабостям, и чтобы я не воспринимала это как посягательство на мою самостоятельность. При этом в ресторане мы расплачивались каждый сам за себя.

В общей сложности мы были вместе чуть меньше года. Меня все устраивало, включая пунктуальность, с которой он ко мне приезжал. Всегда по средам и субботам! Ровно в девять. Потом немного стало напрягать… нет, тогда еще просто удивлять то, что он никогда не звал меня к себе в гости. Всегда приезжал ко мне, а я даже не знала толком, где он живет.

Постепенно я узнавала о нем все больше, это нас сближало — так мне казалось. Оказывается, в его жизни произошла настоящая трагедия. Они с женой собирались разводиться, но за несколько дней до судебного заседания жена покончила с собой. Дочь была подростком… сложный возраст… в общем, она обвинила его в смерти матери. У него началась депрессия, он долго ходил к психотерапевту, лечился препаратами. Теперь вроде бы все было нормально.

Этим летом я была какая-то нервная, Брит. Навалилось много работы, жутко уставала, а тут еще и мой герой-любовник стал пропадать на несколько недель без предупреждений и объяснений. Дело шло к отпуску, и я внезапно поняла, что мне очень надоел дежурный секс по средам и субботам. Я позвонила ему и предложила все обсудить. Он в ответ сказал, что планирует провести две недели со мной на Канарах, вот там-то мы все и обсудим.

За два дня до отъезда раздался звонок — на дисплее определился незнакомый номер, я обычно не отвечаю, но здесь почем-то ответила. Звонила женщина, довольно молодая — судя по голосу. Впрочем, большую часть разговора она шипела как заправская змея. Я была настолько ошеломлена, что не сообразила нажать «отбой».

Она рассказывала мне все — обо мне самой. О моих привычках, о моей одежде, о том, как я люблю спать — на правом боку, подложив под щеку ладонь. О том, какая у меня машина и где у меня на кухне стоит керамическая ваза из Африки. Какие цветы растут в горшках. Какой вид открывается из окна спальни. Я заворожено слушала этот шипящий голос, а женщина внезапно визгливо рассмеялась — и назвала меня такими словами, каких постыдился бы и докер в порту.

Потом она все объяснила — и мне едва не стало плохо оттого, что я услышала. Эта баба… она была его личным психотерапевтом. Тем самым, который вытащил его из глубокой депрессии. Мало того, оказалось, что они друзья детства, и по этой причине она живет у него дома. Уже давно, лет пять. Родители моего ненаглядного в ней души не чают, с дочкой она тоже работает, есть положительные сдвиги… На прощание она успела крикнуть: «Ты никогда не будешь с ним, дрянь!» Я бросила телефон в стену, он разбился.

Я прорыдала всю ночь — пила виски и рыдала, а наутро мы с ним должны были улетать. Вместо этого я позвонила в авиакомпанию и перебила рейс с Канар на Гоа. Потом позвонила ему и сказала, что улетаю одна.

Понимаешь, он настолько любит порядок во всем, что такое взбалмошное изменение планов его страшно разозлило. Он принялся выговаривать мне за ребячество, неуместное в моем возрасте, уговаривал вести себя нормально — а меня трясло от обиды и злобы. Я не хотела ничего говорить, но не удержалась и выпалила в трубку: «Мы поговорим, когда я вернусь, но только при условии что твой психотерапевт к тому времени съедет из твоей квартиры!» Это застало его врасплох, он не стал перезванивать.

На Гоа я провела изумительные две недели — не делала вообще ничего и не думала совсем ни о чем. Если непрошеные мысли лезли в голову — заказывала в номер шампанское или уходила бродить по берегу океана. Мне даже стало казаться, что я справилась с ситуацией…

Принц встретил меня в аэропорту. С громадным букетом фиолетовых лилий — почему-то при виде них у меня сразу промелькнуло в голове слово «траурные». Просил прощения, поклялся, что решил все проблемы, говорил, что все эти две недели много думал о нас и пришел к выводу, что мы должны быть вместе…

И мы опять поехали ко мне. В ту ночь он был невероятно нежен, я почти простила его, во всяком случае, поверила, что он действительно все решил, — при его-то педантизме он просто не мог оставить ситуацию без внимания.

А назавтра мне снова позвонила та женщина. Вечером — когда я ждала его. Он обещал заехать за мной, мы собирались в ресторан. Я посмотрела на определитель — она звонила из его квартиры. На этот раз она не ругалась и не говорила гадости — она просто сообщила мне, что на сегодня все отменяется, у него болит голова, он прилег, а она звонит мне по его просьбе.

Я положила трубку очень аккуратно — ведь аппарат ни в чем не виноват.

С того вечера мы ни разу не виделись и не разговаривали.

В моей жизни больше нет Прекрасного Принца, и я больше чем уверена, что и не будет. Потому что больше я никому и никогда не поверю…

Тихий голос Майры Ривз смолк, наступила тишина, впрочем, весьма относительная, потому что в пиццерии к этому времени стало уже довольно шумно. Бриттани наконец пришла в себя и осторожно произнесла:

— Майра, но ведь это же не конец света, ты вполне можешь найти…

— Нет! Хватит. Я больше не хочу этого безумия. Мне казалось, что я сделала идеальный выбор — мы принадлежим к одному кругу, ему не интересны ни мои деньги, ни моя должность, он понимает, что значит для меня карьера… и все-таки он меня предал! За что, Брит? Почему? И кому я теперь должна поверить?

— Но разве можно сознательно обрекать себя на одиночество из-за…

— А ты, Бриттани? Ты разве не обрекла себя на одиночество?

— Я? О нет. Тут все не так. У меня есть цель. Меня ждет мой мужчина…

— Прекрати. Это все отговорки, которые мы придумываем сами для себя. Какой мужчина, Бриттани?! Ты говорила, что уехала в большой город почти двадцать лет назад, он что, Спящая красавица, чтобы ждать, когда ты соизволишь за ним вернуться?

— Он меня любит…

— В лучшем случае он любит ту девочку, которую знал двадцать лет назад. И что ты, скажи на милость, будешь с ним теперь делать? Он все эти двадцать лет просидел на своей ферме, у него детей полон дом, сломанный трактор и жена-кадушка…

— Нет! Он от нее ушел!

— Ну, да. И сидит ждет тебя. Даже не смешно.

Бриттани закусила губу и отвернулась. Зачем она пошла встречаться с Майрой? Хотела отвлечься, называется!

Майра призывно помахала официанту, а потом устало потрепала Бриттани по руке.

— Прости, если обидела тебя. Я в последнее время сама не своя. Вся на нервах.

— Ничего.

— В любом случае, я за тебя рада. Ты разорвешь этот круг — уже немалое достижение. Удачи!

Майра залпом допила вино и поднялась из-за столика. Бриттани вяло махнула ей рукой и подумала о том, что так и не сказала Майре о желании Ван Занда видеть ее главой холдинга.