Белый кабриолет промчался через сонный Мисчиф-Крик и вылетел на шоссе. Бриттани вцепилась в руль, как в последнюю надежду. Глаза у нее были сухие, дыхание ровное — но где-то внутри пойманной птицей билось несчастное, оказавшееся таким слабым и глупым сердце.

Она довольно быстро поняла, что в таком состоянии просто не доедет… никуда! Припарковала машину на обочине, откинулась на спинку сиденья — и провалилась в черное забытье.

Разбудили ее, как ни странно, птицы. Рассвет был морозным и ясным, но птахи голосили, как будто весной. Бриттани потянулась, помассировала затекшую шею, взглянула на часы… Что ж, вот теперь можно ехать. Вопрос — куда?

События вчерашнего дня не потускнели, не стали ни смешными, ни мелкими. Бриттани закусила губу, зажмурилась и застонала.

Может, надо было гнать машину прямо ночью? На каком-нибудь повороте ее занесло бы, один хороший удар и все. Конец разочарованиям, унижению, злости, отчаянию — всему тому, что сейчас переполняет ее душу.

Бриттани медленно тронулась с места, глядя на дорогу перед собой. Потом что-то привлекло ее внимание справа, она остановила машину и вышла — в основном, чтобы размять ноги.

Это было то самое поле, на котором они с отцом прощались двадцать лет назад. Вон там, где по-прежнему торчит пугало, она в последний раз видела своего папу живым. Бриттани перелезла через канаву, побежала по стерне, подворачивая ноги и спотыкаясь. Морозный воздух обжигал легкие, из глаз сами собой текли злые, отчаянные слезы.

Она добежала до пугала и вцепилась в него обеими руками — словно вырвать хотела его из земли. Задрала голову к небу — и из искусанных губ вырвался вопль:

— Папа-а-а! Мама!!! Простите меня, пожалуйста-а-а!

Она с рыданием опустилась на твердые комки промерзшей перепаханной земли и начала говорить — сбивчиво, торопливо, то сбиваясь на шепот, то переходя на крик…

— Папа, я такая дура! Я и тогда была дурой, и сейчас не лучше! Все, все испортила сама себе, всю жизнь исковеркала! И что взамен? Ты мне сказал тогда: если будет плохо, доча, просто позови. Вот мне и плохо, па. Так плохо, что хуже и не бывает, — но только звать больше некого. Я осталась одна. И все эти мои замки ледяные, все крепости и бастионы — зачем я их строила всю жизнь? От кого отгораживалась? От жизни? Придумала себе девочка сказочку, поверила в нее и дожила до глубокой старости… идиотка!

Клер, Джимми, даже Салли — они живут, они любят, они знают, что нужны кому-то, они умрут друг за друга, а я? Кто умрет за меня? И за кого умирать мне?

Мам, я любила его. Я так его любила… Я дышать не могла, я живой себя чувствовала только рядом с ним. И всего только надо было — остановиться, выдохнуть и просто поговорить с ним хоть о чем-нибудь, кроме секса на сеновале и вечеринок. А я вбила себе в голову, что он один такой прекрасный и что непременно надо мне его завоевать — да нечего там завоевывать!!! Нечего!

И я летела по жизни, перешагивая через людей и принципы собственные, презирала всех, кто, на мой взгляд, проявлял слабость или глупость, ибо себя-то я мнила самой умной и самой сильной! Я спала с мужчинами, мама, ничего к ним не чувствуя. Я с Ван Зандом поехала в гостиницу, ни секунды не раздумывая, потому что это казалось мне правильным и чертовски полезным.

Страсть, семья, привязанность, зависимость — ничего не позволяла себе. Я даже имен их не помню, мама! Лиц не помню. Ничего не было. Просто тело в темноте… ритуальные телодвижения. А перед глазами — только его лицо, его руки, его плечи…

Я вбила его в себя, как железный штырь, я сама себя заразила лихорадкой по имени Эл Дэвис и не желала лечиться — неудивительно, что я сейчас от нее умираю.

И вот это вот стояло вчера передо мной. Вот это — старое, глупое, пошлое, пахнущее пивом. Никого не любивший, всех предавший, ни к чему не пригодный скучный человечек — это мой Прекрасный Принц? Это ради него все мои победы и потери, все достижения, все ограничения… Все равно как положить полжизни на достижение мирового рекорда — а в награду получить мятную карамельку в рваном фантике.

И что мне делать-то теперь, а? Зачем, что, где — у меня ничего нет! Дом на берегу океана — да хоть бросайся прямо с балкона вниз! Зачем мне дом? В четырех стенах метаться и головой биться? Зачем мне все мои таланты в бизнесе? Кому я отдам все заработанное? Джимми без ног — но он счастливее меня. Клер работает учительницей в заштатной школе маленького городка, для нее сотня баков — большие деньги, но она счастливее меня! Илси Дэвис ходит в церковь и разговаривает с Богом — она счастливее меня! Даже Салли…

У меня нет ребенка. У меня нет мужчины. У меня нет вас. У меня нет ничего!

Папа! Ты говорил — просто позови, когда будет плохо… Папа!!!

И в этот момент разошлась сизая утренняя дымка и прямо в лицо Бриттани ударил ослепительный золотой луч солнца. Бриттани запнулась на полуслове, замерла, машинально вытирая грязными руками слезы.

Солнце вставало над полем, над дымящейся лентой шоссе, над сонным городком Мисчиф-Крик — над всем миром. Бриттани Кларк протянула к солнцу руки и прошептала:

— Спасибо, па! Я поняла!

Сибилла Ван Занд резко выдохнула и плавно опустила мускулистые руки вдоль тела. Постояла немного — и сошла с войлочного коврика, на котором выполняла упражнения. Ирландский волкодав, изнывавший от калифорнийской жары в тенечке, сделал попытку приподняться и пойти за хозяйкой, но Сибилла раздраженно прикрикнула, и громадный пес с облегчением рухнул обратно.

Сибилла прошла на террасу, уселась за плетеный стол и резким мужским движением поддернула кверху рукава шелковой блузы. Симпатичный молодой мужчина в белой рубашке почтительно налил ей зеленого чаю в хрупкую пиалу. Сибилла с неодобрением посмотрела на него.

— Тони! Иногда мне начинает казаться, что твое призвание — официант.

— Метрдотель, ма, не меньше. Редкий официант знает столько сортов виски.

— Какого дьявола ты торчишь здесь уже пятый день?

— Я думал, ты соскучилась.

— Я и соскучилась! Но почти неделя — этого ни одна мать не выдержит. У тебя есть свой дом…

— Ма, перестань жадничать. Мой дом, твой дом… в конце концов, они все папины. Кроме того, мне пока лучше у себя не появляться. Я же тебе говорил: возможны эксцессы.

Сибилла фыркнула и поднесла пиалу к губам.

— Эксцессы! Очередная блондинка? Или на этот раз брюнетка — я сбилась со счета.

— Я ни при чем. Она сама возомнила бог знает что. Вообрази: я должен на ней жениться! Это же смешно!

— Это не смешно, Тони. Тебе тридцать восемь лет, в этом возрасте…

— У тебя еще не родился я, я помню. У меня тоже.

— Что тоже?

— Не родился. Никто. Наверное.

— Тони, ты должен отдавать себе отчет: я страшно рискую, укрывая тебя здесь. Если отец узнает, а он узнает, то сотрет меня в порошок…

— Ему не удавалось это сделать последние пятьдесят два года, хотя поводов наверняка было больше. Обойдется и на этот раз.

— Какого черта ты наобещал этой девице?

— Я ничего ей не обещал. Пойми, она же будущая великая актриса, как и все в этом городе. У них чрезвычайно развито воображение — просто диву иногда даешься, чего они себе могут напридумывать.

— Но она жила в твоем доме!

— Мало ли кто жил у меня в доме. Томми Морган жил, Фред Лиотта… Это же не значит, что я должен на них жениться?

— Тони, ты балабол!

— А ты злючка. Нет, чтобы порадоваться приезду сына…

— Я тебе радовалась. В тот день, когда ты родился, и еще в день вашего с Моникой развода. Причем во второй раз я в основном радовалась за нее.

— Мама, не начинай. Моника — это сладостная, но все же ошибка моей молодости. Папа меня достаточно за нее наказал, сделав Монику своим пожизненным доверенным лицом. Теперь путь в большой бизнес мне заказан…

— Моника — прекрасный человек.

— А кто спорит? Я сам ее очень люблю, но невозможно же всю жизнь смотреть в глаза тому, кого все окружающие считают твоей невинной жертвой? Кроме того, у нее очень ревнивый муж. Сама видишь, кольцо вокруг меня сжимается. Алчные брюнетки, бывшие жены, злые отцы и черствые матери…

— Трепло! Сгинь с моих глаз.

— Не могу, там очень жарко.

— У тебя в машине кондиционер!

— Я не дойду до машины, сгорю. Очень плохо переношу жару.

— Для человека, родившегося в Южной Африке, несколько рискованное замечание.

— О, там совсем другое дело. Ветер саванны, шорох диких трав…

—Тони! После занятиями цигун мне нужно расслабиться и медитировать! Вместо этого я только злюсь. Надо пить зеленый чай — а мне при виде тебя сразу хочется хлопнуть виски.

— Главное — не борись с собой, ма! Это очень вредно для печени.

— Все, не могу больше. Отравил мне утро. Пойду в комнату.

— Я тоже тебя люблю, мама!

Дерек Ван Занд отложил газету и с интересом уставился на Монику.

— Меня к телефону кто?

— Сибилла. Она очень взволнована.

— Что она, с ума сошла? А вдруг я бы спал?

— Но вы же не спите.

— Неважно, ты спала. Кстати, как спится на новом месте?

— Отлично, спасибо. Морис сегодня заблудился в поисках ванной.

— Привыкнет, он парень цепкий. Давай телефон. Сиби? Старушка, что случилось?

— Дерек, это невыносимо. У меня нервы на пределе. Он здесь!

— Кто именно, любимая?

— Твой сын!

— Дай подумать… Сиби, их немножко многовато, дай наводочку.

— Не смешно. Я говорю о нашем с тобой сыне, об Энтони.

— В принципе я так и подумал. Что на этот раз?

— Нарушение брачных обязательств.

— О господи… и не надоело ему?

— Он клянется, что на этот раз ни при чем.

— Не верь, гони в шею.

— Не могу, он милый. Похож на тебя в молодости.

— Я что, был таким же оболтусом?

— Гораздо хуже, но это мне в тебе и нравилось. Вернемся к Тони. Сделай что-нибудь.

— Что именно? Выгнать его из твоего дома?

— Нет. Пристрой его к делу.

— К какому?! Солнышко, я уже не так молод, как хотелось бы.

— Дерек! Это наш с тобой сын. Более того, он в некотором смысле твой наследник…

— Ни за что! Все — внукам.

— Пусть внукам. Это сейчас не главное. Если он останется в Лос-Анджелесе, либо его окрутят эти профурсетки, либо я убью его собственными руками.

— Сиби, любимая, но если я возьму его к себе, тогда он падет от руки не матери, но отца.

— Дерек, ты игрив и весел, потому что у тебя впереди ночь спокойного и здорового сна и рядом нет Тони. А у меня — раннее утро, Тони под боком и его алчные девки под забором. Мне не до шуток.

— Хорошо. Я подумаю. Только учти, если у меня что-то и придумается, то Тони отправится далеко… и надолго. Соскучишься — полетишь к нему сама.

— Спокойной ночи, мой повелитель!

— Доброго дня, моя королева.

Моника, улыбаясь, приняла из рук Дерека телефон. Магнат покосился на нее.

— Чего смеешься?

— Нравится, как вы с Сибиллой разговариваете. Там что-то с Энтони?

— Ничего нового. Бабы, вечеринки, коктейли. Надо его срочно изымать и отправлять на галеры.

— Энтони способен потопить любую галеру…

— Но-но, это мой сын! Кровинушка… Я пошлю его в Южную Африку.

— Он расстроится.

— Южная Африка вообще будет в ужасе, а что делать?

— Вы хотите поставить его на управление рудниками?

— Только общее руководство. Там он принесет меньше всего вреда. Но это еще не все. Я намерен дать ему наставника.

Моника вздрогнула.

— Только не смотрите на меня так, Дерек. Я не гожусь!

— Я даже и не думал. У меня совсем иные устремления… Скажи, а наша мятежная мисс Кларк не оставила адреса или телефона, по которому ее можно найти?

— У нее осталась прежняя электронная почта, телефон, возможно, знает Майра, а адрес… она купила домик в пригороде Лос-Анджелеса. Я занималась оформлением документов, могу посмотреть…

— Посмотри. Завтра напомни мне. Все, спать! Спокойной ночи, девочка.

— Спокойной ночи, Дерек.

В Остине Бриттани сдала кабриолет, а вместо него присмотрела не слишком красивый, но надежный и мощный «форд». Потом, в гостинице, сделала несколько звонков, аннулировала заказанные билеты на самолет и завалилась спать. Вечером пошла в кино, потом погуляла по городу и вернулась в гостиницу.

На нее снизошло странное спокойствие. Слишком бурно она провела последние несколько дней, непривычно бурно…

Ранним утром в холл гостиницы спустилась симпатичная молодая женщина в джинсах, кожаной куртке и высоких шнурованных ботинках. Портье не без труда признал в ней вчерашнюю ослепительную платиновую блондинку. Сегодня она выглядела… несколько человечнее, и портье даже осмелился завязать с ней разговор:

— Уезжаете от нас, мэм?

— Да. Дорога будет дальней.

— Возвращаетесь в Нью-Йорк?

— Нет. Еду на запад. Калифорния ждет.

— Ого! Серьезное путешествие. А почему не самолет?

— Ненавижу летать. Кроме того… я довольно давно здесь не была. Хочется проехать по стране. Посмотреть на людей. Поесть в придорожных кафе.

— М-да… интересно, конечно. Но путь неблизкий.

— У меня много времени. Вся жизнь впереди.

— Наверное, работаете по свободному графику? Это большое преимущество. А я все время высчитываю, когда лучше взять отпуск. У меня мама живет в Монтане…

— Я вообще не работаю. Совершенно свободна. Представляете? Оказывается, это тоже может быть счастьем.

— Что ж, удачи вам, мэм.

— Спасибо. До свидания.

Она ехала по пустынным и оживленным трассам. Останавливалась в дешевых отелях, обедала в придорожных кафе. Осматривала маленькие городки, бросая машину на стоянке и гуляя по тихим улицам, золотым от опавшей листвы.

Душа оттаивала, исходила слезами — но это больше не были слезы отчаяния. Снежная королева возвращалась к жизни, становясь теплой, живой, радующейся и удивляющейся…

Становилось все теплее, куртка и ботинки перекочевали в багажник. По ночам Бриттани видела сны про белый дом на высоком берегу океана. Дом манил ее светлыми занавесками, но она во сне точно знала, что ей не надо в этот дом. Там слишком пусто — и гулкое эхо, хорошо знакомое ей и по прошлой жизни, бродит по нагретым солнцем комнатам…

Еще снились мама и папа — они махали ей руками и улыбались, после этих снов Бриттани просыпалась счастливой.

Снились щекастые близнецы в разноцветных шапках, собаки, широкоплечий спокойный мужчина в инвалидном кресле и светловолосая энергичная женщина, с любовью склонившаяся над ним. Красные грозди бересклета. Резной мостик через небольшую, но говорливую речку. Старый дом на окраине маленького города…

Эл Дэвис не приснился ни разу.

Калифорния встретила Бриттани Кларк неприличной для конца ноября жарой, кактусами абсолютно кинематографического вида и неуловимым запахом океана, реющим в теплом воздухе. В одном из мотелей Сан-Бернардино Бриттани осталась на несколько дней — все-таки дорога ее изрядно вымотала, да и въехать в сияющий Лос-Анджелес хотелось в приличном виде.

Она выспалась, посетила косметический салон, нашла изумительный мексиканский ресторанчик, где улыбчивые белозубые официанты учили ее правильно пить текилу… Послала Клер и Джимми открытки с видами Сан-Бернардино, Бриттани-младшей — шикарное домотканое пончо, а близнецам — три набора маракасов.

Наконец после долгого путешествия перед ней раскинулся океан. Белоснежные виллы, лазурные волны, пушистые пальмы… теперь здесь будет ее дом. Бриттани прибавила газу — и вскоре уже ставила машину на стоянку позади своего нового жилища.

Агент подкатил одновременно с ней, вручил ей ключи и документы, после чего распрощался и отбыл. Она вошла в дом, с наслаждением скинула кроссовки и отправилась на экскурсию.

Все было так, как во сне. Пустые светлые комнаты, белые невесомые занавески, неумолчный рокот прибоя — и одиночество. Вероятнее всего — на всю жизнь. Теперь Бриттани понимала это совершенно ясно. Не то чтобы это ее пугало… скорее она уже смирилась с этой мыслью.

Она стояла посреди комнаты, в которой, наверное, стоит устроить спальню… когда у нее в руке грянул звонкой трелью телефон.

Бриттани ойкнула, уронила телефон, и он бодро попрыгал в сторону открытого окна, продолжая рассыпать звонкие трели. Бриттани кинулась вдогонку, подобрала резвый аппарат и нажала кнопку приема вызова — почему-то руки у нее страшно дрожали.

Голос Ван Занда в трубке прозвучал совершенно нереально — словно привет из прошлого:

— Кларк! Куда тебя занесло? Мы сбились с ног, разыскивая тебя.

— Мистер Ван Занд…

— Где ты находишься, мерзкая упрямица?

— Я дома. В своем новом доме, в Лос-Анджелесе. Стою, как дура, посреди пустой комнаты…

— Кларк! Ты мне не нравишься! В твоем голосе слишком много… человеческого. И хочется тебя обидеть — и боюсь.

— Мистер Ван Занд… я ужасно рада вас слышать!

— Даже не думай, обратно не возьму. Майра прекрасно справляется.

— Я не об этом.

— А я вот как раз по делу. Слушай, мисс Кларк, если ты уже отдохнула — не замутить ли нам с тобой одно дельце в Южной Африке?