Марк вернулся ночью, около полуночи. Он зверски устал и замерз, но зато отлично поработал – вместо пятнадцати интервью в его блокноте значились двадцать четыре записи, так что будет из чего выбрать.

Он перекусил и умылся на работе. Взял из ящика своего стола запасные ключи, взвесил их на ладони – и убрал обратно.

В любом случае он не может уйти от Джилл вот так, с криками и хлопаньем дверей. Это детский сад какой-то. Он вернется сегодня вечером, и они помирятся. Перед Рождеством надо мириться… говорят.

И еще ему не давало покою странное ощущение, поселившееся в душе после разговора с Сантой ранним утром, в задрипанном баре на пересечении двух безымянных улочек…

Просят вернуть любовь, которую потеряли по неосторожности или по глупости…

Обязательно надо жертвовать, хоть малым, хоть смешным…

Первое, что он заметил, когда вошел, было дерево. Раскидистая, пушистая ель, остро и свежо пахнущая хвоей, почти упиравшаяся в потолок. На ней загадочно поблескивали огоньки и мишура. Марк замер на пороге, боясь дышать…

Когда-то, миллион лет назад, когда мама и папа были еще – мама и папа, у них на Рождество всегда стояла ель. И пахло так же, свежо и остро, и от счастья слезы наворачивались на глаза.

Разноцветные огоньки поблескивали в глубине пушистой бездны. Золотая звезда горела на верхушке. А рядом со звездой на ветке примостился ангел.

Марк осторожно шагнул через порог, подошел к ели. С его ростом дотянуться до ангела не составило труда.

У ангела было лицо Джилл. У ангела были золотые волосы Джилл. Ангел весело и лукаво смотрел на Марка голубыми глазами Джилл.

Вероятно, у всех рождественских ангелов было именно такое лицо, ведь это была обычная пластиковая фигурка, штамповка, а не ручная работа. Но это было не важно. Ангел по имени Джилл смотрел на Марка Боумена лукавыми голубыми глазами, и Марк Боумен не удержался от улыбки.

Потом он оглянулся, потому что ему послышался какой-то звук. Джилл спала на диване, укутанная пледом. Ладони она сложила лодочкой и подложила под щеку. Золотой локон мерно вздымался и опадал в такт ее ровному дыханию.

Марк бесшумно подошел к дивану, опустился на колени, отвел золотой локон со щеки. Джилл сонно мурлыкнула во сне.

Он мог смотреть на нее целую вечность. Это было его время, оно принадлежало только ему.

Марк тихо пристроился возле дивана, не спуская глаз с лица Джилл, положил голову на пушистый плед, улыбнулся. Что-то попало ему в глаз – иначе откуда взялась слеза, сбежавшая по щеке?

Марк Боумен тихо вздохнул и заснул прямо на полу, возле своего маленького ангела по имени Джилл.

Утром Джилл едва не завизжала от восторга, потому что первое, что она увидела, открыв глаза, был поднос с завтраком. Омлет с ветчиной, стакан апельсинового сока, горячий кофе и булочки. Автор завтрака сидел в кресле под елкой и серьезно смотрел на Джилл.

– Ты… вернулся?

– Да. Я вел себя, как идиот, прости.

– Я вела себя не лучше. Прости и ты.

Она принялась за завтрак, немного смущаясь внимательного взгляда Марка и втайне мечтая, что вот сейчас, между омлетом и булочками, он падет на колени, признается ей в своей бессмертной любви к ней, и они поцелуются так, как это обычно делали герои старых мелодрам – на фоне сияющего солнцем окна.

Разумеется, ничего этого Марк не сделал. Он забрал у нее поднос, вымыл посуду и строго-настрого запретил ей выходить из дома, а потом ушел на работу. Джилл немного повалялась на диване, перебирая в памяти его слова о том, что надо беречь ногу – это было не слишком романтично, зато выражало заботу и тревогу за ее здоровье.

Потом она встала и занялась телефонными переговорами. Сегодня все получалось лучше, чем вчера и позавчера, Джилл даже вошла во вкус.

Следующие несколько дней, предшествовавшие сочельнику, были наполнены счастьем – и горьковатым привкусом тоски. И Марка, и Джилл тяготило нечто, чему они боялись дать имя. Грядущее и неминуемое расставание. Призрак его витал над комнатой, пахнущей хвоей, заглядывал в окно, когда они лежали в объятиях друг друга, усмехался с пустой вешалки, на которую Марк вешал свою куртку по вечерам…

В один из дней Марк завел разговор о статье.

– Джилл… скоро выйдет статья о свиданиях вслепую.

– Очень хорошо. И я прославлюсь на весь Чикаго.

– Да. Наверное.

– Правда, об этом будем знать только мы с тобой да еще Лора с Джимми. Все равно здорово.

Марк упорно не смотрел ей в глаза.

– Джилл, ты разве не хочешь прочитать гранки?

– Зачем? Нет, я хочу настоящую статью, в журнале.

– Но… так обычно делают, чтобы проверить, не переврали ли их слова.

– Я тебе доверяю.

– Ты очень наивна.

Джилл насторожилась:

– Что еще за туманные намеки? Ты что, изобразил меня сварливой старой девой с заниженной самооценкой и комплексом подавленной нимфомании?

– Нет.

– Ну и слава богу. А я сегодня укомплектовала весь штат…

– Джилл, дело в том, что я… я не все тебе рассказал. Статью отредактировали.

Джилл нахмурилась.

– Марк, ты говоришь это таким тоном, словно меня ждет публичный позор и всеобщее осуждение.

– Я… я снял свою подпись.

– Что?!

– Статью дописывал другой человек. Энди Хоган, наш сотрудник.

– Он… знает про меня? Про всю эту историю?

– Нет. Но редактор знает. Она нормальная тетка, но она настояла на том, чтобы анонимный персонаж был более узнаваем.

Джилл нахмурилась совсем уж грозно.

– Ты хочешь сказать, что в сочельник вся моя семья с интересом прочитает о том, как я ищу женихов в Интернете, потому что отчаялась найти их в реальной жизни?

– Твое имя указано не будет. Но те, кто тебя знает, могут догадаться.

Он с трепетом ждал ее реакции, а она оказалась совершенно неожиданной. Джилл расхохоталась.

– Ну и фиг с ними! Я же знала, на что иду, разве не так? Акулы пера, они все такие. Дашь им палец, оттяпают всю руку. Давай поедем в ресторан?

– Тебе еще рано выходить.

– Тогда закажем еду на дом. Мне надоел цыпленок по-тайски и пицца наполитана.

– Хорошо. Сиди, я закажу сам.

Он легко коснулся губами ее щеки и отправился к телефону, внутренне радуясь тому, что сумел ей признаться про статью, и одновременно ругая себя за то, что снова не решился поговорить о куда более серьезных вещах. Он был слишком занят своими мыслями и потому не заметил, что по губам Джилл пробежала грустная улыбка, и девушка прижала кончики пальцев к тому месту, куда Марк только что ее целовал…

Джилл прощалась с каждой минутой, проведенной с Марком под одной крышей. Это убивало – но иначе она не могла.

Она очень его любила.

Накануне сочельника случилось и вовсе немыслимое. К Джилл в гости приехала Сара Спенсер, она же Боумен.

Разумеется, предугадать подобный визит было абсолютно невозможно, и потому Джилл с чистой совестью открыла рот и вытаращила глаза, когда за дверью обнаружилась Сара, кутающаяся в норку и нервно постукивающая каблучком об крыльцо. При виде Джилл Сара скривилась, что, видимо, означало сердечную улыбку.

– Привет, Джиллиан. Я тут ехала мимо…

– Проходи, на улице холодно. Признаться, не ожидала тебя увидеть.

Сара сбросила шубку на стул и прошла в гостиную, настороженно озираясь по сторонам. Ее неестественная худоба особенно бросалась в глаза на фоне рождественской елки. Сара и Рождество – абсолютно несовместимы.

Джилл подскакала к стулу и опустилась на него.

– Присаживайся. Если хочешь чего-нибудь выпить, тебе придется взять самой. У меня растянуты связки.

– О, как жаль. Надеюсь, уже не так больно?

– Да, мне лучше. У меня хорошая сиделка.

При этих словах личико Сары заострилось еще больше.

– Сиделку зовут Марк Боумен, надо полагать?

Джилл спокойно скрестила руки на пополневшей за последнее время груди.

– В ответ предположу, что ты не просто так заехала повидать меня? Ты разыскиваешь Марка.

Сара нервно рассмеялась.

– Вовсе не разыскиваю. Конечно, я немного разволновалась, когда он перестал подходить к телефону. Потом его кошмарная уборщица – Чимни, кажется – сообщила, что он уже несколько дней не ночует дома. Учитывая слухи о том, что у вас с ним роман, я предположила, что он переехал к тебе, но меня это АБСОЛЮТНО не волнует. Напротив, я рада, что у Марка появилась личная жизнь. Образно говоря, теперь у меня совесть чиста.

– Это из-за его друга?

– Сэм. Да. Как ни странно, я вдруг поняла, что этот лысый коротышка именно тот мужчина, который способен сделать меня счастливой.

– Он симпатичный, это верно.

– И у него есть сердце – в отличие от моего бывшего муженька… Ой, прости, я допускаю бестактность.

– Ничего страшного. Полагаю, у вас обоих есть взаимные обиды, которые еще не изжили себя.

– Отличная фраза, надо запомнить. Если честно, то нет. После развода я испытала такое облегчение…

– Но от алиментов не отказалась?

– На этом настоял папа. Он считает, что Марк меня обидел и должен за это заплатить. Я не собираюсь спорить, к тому же полторы тысячи – это такая ерунда…

Джилл усмехнулась.

– Для некоторых эта ерунда является месячным заработком.

– Ой, перестань, Джилли. Ну да, ты стала «трудящей девушкой», но ведь все мы понимаем, что смерть от голода тебе не грозит. Ты в любой момент можешь вернуться. Это как сафари – страшно, опасно, трудно, но поддерживает мысль, что в конце маршрута тебя ждет комфортабельный отель, а дурацкому льву все равно не позволят тебя сожрать по-настоящему.

– Хм, интересное сравнение. Надо будет запомнить. Однако Марк не может никуда вернуться. Он отдает тебе собственные, кровно заработанные деньги. Для тебя они – ничто, а для него…

– Марк нормально зарабатывает и не слишком много теряет на алиментах. Страдает его самолюбие, но оно у него и так гипертрофированное. Марк до смерти боится попасть в глупое или в безвыходное положение. Именно поэтому с ним невозможно жить.

– Давай сменим тему. Ты собираешься за Сэма?

– Вообще-то да! Я собиралась сказать Марку об этом, но потом решила – пусть помучается до конца, тем слаще будет новость. Ведь после того, как мы с Сэмми поженимся, выплаты автоматически прекратятся.

В дверь снова затрезвонили. Джилл мысленно прокляла все на свете и неуклюже заковыляла к двери.

На пороге стояла Жослин Веркара, тетя Джесс.

Она стремительно ворвалась в дом и орлиным взором уставилась на оробевшую Сару.

– Я вас знаю. Точно. Погодите, сейчас могучий мозг произведет необходимые расчеты… Сара Спенсер! Вас было немного больше, насколько я помню. Учтите, диеты портят желудок и характер.

– Д-да…

– Вы с Джилли подруги?

– Мы учились вместе, правда, я младше на четыре года…

– После тридцати разница сводится к минимуму. К тому же вы выглядите старше. Говорю вам, бросайте диеты! Мужчины вопреки распространенному женскому заблуждению любят держаться не за доски с двумя прыщиками, а за нормальное женское тело. Вы замужем?

– Я разведена…

Джесс нахмурилась. Семейные ценности она понимала своеобразно, но разводов не признавала.

– Это плохо. Это очень и очень плохо. С моим гражданским мужем я прожила в любви и мире сорок три года. Бывало всякое, но чтоб расходиться… Что может быть лучше, чем помириться в постели после хорошенькой ссоры?

– Вы просто не были женой Марка Боумена.

Джесс вскинулась. Орлиный взор переместился на Джилл, и той захотелось спрятаться.

– Ты не говорила, что твой Боумен был женат.

– А ты и не спрашивала. И какое это имеет значение? Они развелись пять лет назад, мы еще не были знакомы…

– Все равно плохо. Мужчина, попробовавший развода, становится неуправляем. Подсознательно он приобретает уверенность, что из любой ситуации у него всегда будет наилучший выход – просто сбежать.

– Тетя Джесс, я полагаю, мы не станем обсуждать подсознание Марка Боумена.

Сара бочком пробиралась к двери.

– Я, пожалуй, пойду, мне еще надо…

– Куда же вы, милочка? Я собиралась поболтать с вами.

– О, у меня столько дел, столько дел… Я еще не купила Сэму подарок…

– Тетя Джесс, ты зачем-то хотела со мной увидеться или, как и Сара, поддалась внезапному импульсу?

– Скорее любопытству. Вчера утром я пыталась дозвониться до тебя, но строгий мужской голос сообщил, что ты еще спишь и будить он тебя не станет. Вполне естественно, что меня интересует, с каким мужчиной живет моя племянница…

– Я все-таки пойду…

– Джесс, это мое дело…

В двери повернулся ключ, дверь распахнулась, и на пороге возник припорошенный снегом Марк Боумен с огромным букетом роз. В комнате наступила мертвая тишина.

Ему очень хотелось протереть глаза, ущипнуть себя – и проснуться. Этот ночной кошмар не может происходить наяву, да еще средь бела дня. Просто не имеет права.

В одной комнате находятся его бывшая жена, которую он охотно придушил бы собственными руками, его любимая женщина, которой он никак не признается в любви, и тетка любимой женщины, про которую известно, что даже прожженные воротилы бизнеса бледнеют в ее присутствии и покорно соглашаются с любыми ее доводами.

Марк Боумен старательно взял себя в руки и вежливо поклонился в пространство между Сарой и Жослин Веркара.

– Добрый день, мисс Веркара.

– Здравствуйте, мистер Боумен.

Сара в панике выставила перед собой ладонь с растопыренными пальцами.

– Марк, клянусь, я уже ухожу, я буквально на минуточку…

– Почему ты кричишь? Это дом мисс Сойер, ты у нее в гостях, насколько я понимаю.

– Я хотела найти тебя, это правда, мне нужно было сказать, что я… мы с Сэмом… в общем, тебе больше не нужно платить эти чертовы алименты, потому что мы поженимся сразу после рождественских каникул!

Жослин Веркара протянула непонятным тоном:

– Как интересно… Вы живете богатой, насыщенной жизнью, мистер Боумен.

Марк терпеливо смотрел на Сару.

– Мои искренние поздравления тебе и Сэму. Искренние – я вовсе не из-за денег.

– Я пойду… Джилл, прости за этот идиотский визит… С наступающим Рождеством! Всего доброго, мисс Веркара. Марк, не провожай.

С этими словами перепуганная Сара вылетела из дома, едва успев прихватить по дороге свою норку.

Марк закрыл дверь и повернулся к Жослин. Букет он все еще держал в руках, а на Джилл старался не смотреть.

– Вы приехали повидаться с Джилл, я полагаю? Если я мешаю, то могу…

– Вообще-то я собиралась переговорить именно с вами. Джилл может и подождать. Уж она-то никуда от меня не денется, чего не скажешь о вас.

– Джесс!

Марк жестом успокоил вспыхнувшую Джилл.

– Все нормально. Вы останетесь пообедать с нами?

– Не думаю, что это сильно улучшит пищеварение всем троим. К тому же меня ждут на важной встрече, а к вам у меня совсем короткий разговор.

Марк вежливо поклонился, искренне надеясь, что в его голосе звучит должная доля разочарования тем обстоятельством, что мисс Веркара не разделит с ними трапезу:

– Очень жаль. Так о чем пойдет речь?

– О моей племяннице, разумеется.

Джилл повысила голос:

– Тетя Джесс, в подобном разговоре нет никакой необходимости.

– Ты живешь с этим человеком. Значит, необходимость есть.

– Я с ним не живу!

Марк почувствовал, как сотни маленьких бесенят разрывают его душу на миллион кусочков. Джилл хотела выручить его – но от этого было только больнее.

Он стоял между двумя разъяренными женщинами и мечтал оказаться за тысячу миль отсюда. Желательно – с Джилл, но если нет, то пусть в одиночестве…

– Ты – здесь. Он – здесь. У него ключ от твоего дома и он приглашает меня отобедать с вами. Если это не называется «жить вместе», то я уж и не знаю, как это назвать.

Джилл подалась вперед и жарко выдохнула:

– Если я решу завести ручного крокодила, жить во грехе с тремя мужчинами сразу, сменить пол, стать звездой порнофильмов или танцевать голой на столе – я сделаю это сама, не спрашивая ничьего мнения. Ты не можешь диктовать мне, что правильно, а что нет. Это – моя жизнь.

– Танцевать на столе с больной ногой затруднительно, сменить пол – дорого, жить во грехе достаточно с одним, все равно это будет грех, а крокодил сдохнет в нашем климате. Я не собираюсь тебя ничему учить, я вообще ТЕБЯ ни о чем не спрашиваю. Ты доказала, что способна принимать самостоятельные решения и жить независимо от нас. Я спрашиваю мистера Марка Боумена, что он думает по поводу вашего будущего. Есть ли оно у вас? Каким он его видит?

Пол покачнулся у Марка под ногами. В ушах зазвенел голос мамаши Спенсер: «Я полагаю, что после свадьбы дом моей дочери должен стать одним из самых фешенебельных особняков Чикаго…»

Он с бессильной тоской смотрел на маленькую и сердитую Жослин. Это же его шанс! Его возможность сказать Джилл, что он ее любит, что хочет прожить с ней вместе всю оставшуюся жизнь, нет, не прожить – во грехе, как выразилась Жослин Веркара! Он хочет на ней жениться!

Однако Марк Боумен ничего не сказал. Он просто стоял и молчал, как слабоумный идиот. Когда пауза затянулась, он вдруг понял, что великий шанс потерян навсегда. Момент прошел – теперь остается только сохранить лицо… если это еще возможно.

Марк откашлялся.

– Ваша племянница – взрослая и самостоятельная женщина, мисс Веркара. У нее отлично получается жить своей собственной жизнью. Вы можете ею гордиться по праву. Вы не опаздываете на встречу?

В глазах Жослин полыхнуло презрение такой силы, что Марк пошатнулся. Не глядя на племянницу, Жослин спокойно произнесла:

– Джилл, подай мне мою шубу, будь добра. Я знаю, что это должен делать мужчина, но где ж его взять?

– Джесс…

– Последний вопрос, мистер Боумен. Моя племянница дала согласие на опубликование этой статьи?

Блестящий журнал шлепнулся ему под ноги. Рождественский номер с его статьей, подписанной чужим именем.

Уже от двери Жослин бросила:

– Я была о вас лучшего мнения, как говорят у нас в свете. А говоря по-простому – ты слабак, парень. Пустышка.

Марк автоматически поплелся провожать Жослин, но она даже не повернула к нему головы. Просто стремительно сбежала по ступеням и села в свой черный «мерседес» с тонированными стеклами. Раздался рев мотора – и Марк Боумен остался один.

Когда он вошел в комнату, Джилл сидела на диване и читала статью. Лицо у нее было усталое и какое-то измученное. Услышав его шаги, она подняла голову и посмотрела ему в глаза. Марк с трудом выдержал ее взгляд.

– Я говорил, тебе нужно было прочитать это до выхода статьи…

– Здесь описана жизнь истерички-нимфоманки со звонкой фамилией Кантона. Основная мысль – вот как бесятся с жиру дочки богатеньких родителей. Свидания вслепую – это нечто вроде сексуальных извращений, только без полового акта. Героиня встречается с недоразвитым придурком, которого считает плебеем. Его зовут Мэл Билер.

– Джилл, я снял свою подпись…

– Я вижу. Некто Энди Хоган. Кстати, живенько пишет, молодец.

– Редактор настаивал на изменениях, я отказался…

– Но оставил им факты. Мою историю. Мою исповедь. И позволил, чтобы из нее сделали похабное и слащавое дерьмо.

– Джилл, я даже не читал окончательный вариант.

– Марк… у меня что-то голова болит. Слишком много событий за один день. Давай сегодня передохнем, ладно? Тебя не затруднит уехать к себе домой?

– Но твоя нога…

– Я – взрослая и самостоятельная женщина. Я отлично управлюсь со своей ногой, раз уж смогла управиться с собственной жизнью. К тому же у меня всегда есть возможность позвонить придурку Биллу Малеру и попросить его о парочке одолжений.

– Но мы…

– Нет никакого «мы», Марк. Таково было условие. Только секс. Только физическое влечение. Прости, но сегодня я его совершенно не чувствую. Вероятно, биоритмы.

Он немного постоял, чувствуя, как начинает ломить виски. Потом медленно побрел к вешалке, снял куртку с крючка. Что-то мешало – Марк опустил глаза и увидел, что в левой руке он по-прежнему сжимает букет роз.

– Джилл, я… я позвоню?

– Не стоит. Интервью закончены.

– Но мы могли бы…

– Зачем? Это придаст делу излишне эмоциональную окраску. Ведь все и так ясно?

– Ты изменилась, Джилл…

– У меня был хороший учитель. Прощай, Марк. Удачи. Спасибо за резюме – они действительно были хороши.

– Да. Прощай. Удачи и тебе – с твоим рестораном. Я обязательно зайду на открытие.

– Лучше попозже. На открытии будут только друзья и родственники.

Он кивнул и вышел, аккуратно притворив за собой дверь. Джилл набрала воздуху в грудь, готовясь зарыдать, но тут дверь приоткрылась, и рука Марка аккуратно положила на тумбочку ее ключи.

Все. Вот теперь все.

Джилл зарыдала.