Тьма живая. Она подползает и обхватывает тебя скользкими щупальцами. Присасывается к телу, жадно сосет твою кровь, твой мозг, твои внутренности… У тебя больше нет сил, чтобы противостоять ей.

В ушах — грохот, треск горящих балок, вой пламени. Крик мамы — отчаянный, полный боли. Она выкрикивает какие-то слова. Их в твоем сознании всегда заглушал рев пожара, но теперь ты их слышишь.

«Сэнди, беги!!! Гейдж, будь ты проклят!!!»

Тьма хихикает шепотом, захлебываясь ядовитой слизью, булькая и переливаясь чернильными разводами.

Ты ничего не сможешь сделать, ничего. Это — смерть на мягких лапах. Она всегда ходит на мягких лапах, неслышно, и подло наносит свои удары. Это уж потом — огонь, дым, крики и боль. Удар наносится раньше.

Тьма звенит в ушах, глушит пустотой…

Сэнди очнулась, чувствуя мерзкий металлический привкус во рту. Что за гадость ей вкололи?..

Мгновением позже память восстановила произошедшее, и Сэнди изо всех сил рванулась вперед. Упала с узкой жесткой койки, ударилась обо что-то лицом, коленями — и только тогда сообразила, что глаза можно открыть.

Она находилась в маленькой комнате с голыми стенами. Под потолком висела крошечная лампочка, затянутая несколькими слоями металлической сетки. Света она давала ровно столько, чтобы разглядеть скудную обстановку комнаты. Койка, с которой Сэнди свалилась. Фаянсовый унитаз на кафельном подиуме. Умывальник с единственным железным краном, из которого сочится вода. Еще одна койка, у стены напротив. На койке — женщина. Волосы длинные, черные.

Сэнди встала на четвереньки, помотала головой, несмотря на то что внутри взрывались петарды и полыхали фейерверки. Поползла к умывальнику, по пути наткнулась на унитаз, с наслаждением прижалась виском к его холодному боку.

Несколько минут ушло на то, чтобы подтянуть тело к умывальнику и добраться до крана. Вода была солоноватая и сильно пахла морем, но зато — холодная. Сэнди напилась — и ее тут же всей этой водой и вырвало, после чего, как ни странно, в голове поутихло.

Слабая, как новорожденный котенок, она осторожно повернулась, держась руками за умывальник. Посмотрела на женщину, лежащую на койке.

Женщина была очень худой, бледной и совсем слабой на вид. Только черные огромные глаза лихорадочно горели на сером лице. Сэнди долго смотрела на нее, а потом с трудом разлепила запекшиеся губы:

— Вы — Лючия Ричи…

Лицо женщины вдруг исказилось судорогой, она широко и некрасиво разинула рот и закричала — тонко, отчаянно, словно подрезанный косой заяц. При этом она монотонно билась головой об койку, выгибалась всем телом — и Сэнди стало так страшно, что она почувствовала приступ дурноты.

В противоположной стене вдруг бесшумно отворилась дверь. На пороге стоял дядя Дик, благостный и розовый.

— О, девочки уже проснулись. Еще не успели подружиться? Сэнди, позволь представить тебе — доктор Лючия Ричи, не в меру любознательный ученый, сотрудница нашего центра. Как видишь, здоровехонька, хотя и не в лучшей форме.

— Дик, ты чудовище…

— Вовсе нет. Я — почти ангел. Пойдем, милая, у нас много дел.

Из темноты коридора выступили два здоровяка в военной форме, вошли в комнату и подхватили Сэнди под локти. Она не сопротивлялась — сил не было.

Хорошо, что я велел Джун отправить патрульных к аэропорту, благостно думал Дон, запихивая возбужденную Доллис Грей в патрульную машину. Розовый джип остался под охраной второго экипажа — до приезда эвакуатора.

В машине он немедленно схватился за рацию — и Доллис разом прекратила ругаться, увидев, какой смертельной бледностью покрылось лицо ее бывшего мужа.

Полицейский, дежуривший у дома Сэнди Кроуфорд, сообщил, что она уехала несколько часов назад в сопровождении толстяка по имени Ричард Гейдж. Выглядела нормально, шла сама, болтала с ним, дядей называла…

Дон бросил рацию, но тут же подхватил ее и рявкнул:

— Всем патрулям, свободным от несения службы! Змеиный остров, частное владение Ричарда Гейджа! Похищена Александра Кроуфорд, двадцати пяти лет, белая. Волосы русые, глаза серые, телосложение нормальное. Вызвать спецназ. Две машины к контрольно-пропускному пункту на острове. Ничего не предпринимать, ждать дальнейших указаний.

Доллис потихоньку потянулась к сумке, но Дон обжег ее бешеным взглядом, и она впервые в жизни произнесла робко и умоляюще:

— Пожалуйста, Каллахан! Мне плевать на сенсацию, но… если приедет телевидение, они побоятся предпринимать… крайние меры!

Он подумал и кивнул. Доллис торопливо набрала телефон своего офиса…

Ребята сработали оперативно — но безрезультатно. Охранник виллы Гейджа был нежно уложен мордой в гравий и честно выложил все, что знал: четыре часа назад все обитатели виллы покинули ее, сев в машину и уехав. Мисс Кроуфорд неважно себя чувствовала — мистер Стэтем почти на руках ее нес. Куда поехали? Дык… они ж не докладывают!

Дон в бешенстве шарахнул кулаком по ближайшей сосне. Четыре часа! Он торчал в порту и ждал Хуана Риверу, а Сэнди уже увозили на остров. Жива ли она? Что с ней сделает Гейдж?

У него промелькнула слабая надежда, что Сэнди потребуется переправить в Сиэтл, поэтому он на всякий случай распорядился оцепить аэропорт. Однако Доллис печально покачала головой.

— Зачем ему такой риск? Достаточно записать ее голос на компе — при такой технике, как в центре, это пара пустяков. Пробирка крови, диск — и никакого риска.

Дон кивнул, потер лицо ладонью, выпрямился… Эксперт кашлянул и строго произнес:

— Старший детектив Каллахан, как старший по званию, я напоминаю вам приказ капитана: никаких опрометчивых шагов не предпринимать, ждать приказа. Дон, не дури. Здесь не Ангола…

Что-то изменилось в его фигуре, подумала Доллис, глядя на Каллахана. Что-то неуловимое…

Дон Каллахан неторопливо отошел от патрульных машин и столпившихся на газоне коллег — и упругой, стелющейся походкой направился в лес. Доллис открыла рот — но тут же закрыла его и кинулась к подъехавшей редакционной машине. Ее молодой муж вылез и радостно улыбнулся, но Доллис нетерпеливо отпихнула его в сторону и полезла за руль.

Неразбериха царила полная, так что ее исчезновения никто и не заметил.

Из разговоров по телефону:

— Джои? Салют, это Доллис Грей.

— О… привет. Рад тебя слышать.

— Ты где остановился?

— Не понял? Я у себя в Лос-Анджелесе…

— Джои, мне не до игр. Опустим детали, ладно? Чокнутый ирландец собрался на дело, а в таких случаях он звонит всего двум людям в мире — Билли Рею и тебе. Ты в городе, потому что у меня на дисплее стоит определитель сети. Что ты ему привез?

— Доллис, он же меня…

— Он — позже, а я могу и прямо сейчас… минуточку… прекрасная штука — полицейский радар… Огилви и Трокадеро, восемнадцать?

— Чертова баба… Да!

— Что. Ты. Ему. Привез.

— Оборудование, блин!

— Тогда бери свое оборудование и чеши в доки. Если Дон уже на острове, вам с Билли Реем надо обойти на моторке до северной оконечности и высадиться в первой удобной бухте.

— А Билли Рей…

— А Билли Рея ты найдешь сам. Он меня не любит.

— Я тоже тебя терпеть не могу, Доллис.

— Удачи, парни. Я постараюсь прикрыть ваши задницы… доступными методами.

Дон обошел дорогу по пролеску, выскочил на одну из улиц Лоусон-вэлли и угнал первую же припаркованную у обочины машину. Через пятнадцать минут он был уже позади собственного дома, куда и вошел путем взлома черного хода. Пробыв в доме минут пять, он вышел, неся на плече большую спортивную сумку, сел в угнанную машину и поехал в порт. Здесь наскоро переговорил со сторожем, прошел в доки и у одного из причалов спрыгнул в легкую моторную лодку.

Он действовал как автомат, глаза у него были пустые и немного сонные, но так могло показаться только несведущему наблюдателю.

На самом деле он просчитывал партитуру боя.

Потанцуем, джентльмены?

Охранники усадили Сэнди на стул и отступили в коридор. Ричард Гейдж уселся в кресло напротив и благостно сложил ручки на животе. В углу комнаты поблескивал рождественскими огнями огромный компьютер — Сэнди такие видела только в кино. Возле компьютера суетился Алекс Стэтем, что-то высчитывал, бормотал себе под нос…

Сэнди перевела взгляд на Ричарда Гейджа… и показала знаками:

«Ты хотел что-то рассказать мне, Дик?»

— Милочка, сначала дело, потом развлечения.

«Нет, Дик. Говори. Я должна знать правду — потом ты можешь делать со мной все, что угодно».

Он с сомнением посмотрел на ее бледное лицо, огромные серые глаза и закушенную губу.

Что ж… правда сломает ее быстрее, чем наркотики.

— Начнем с самого начала. Твой папа был гений, дорогая. А Алекс Стэтем — заурядный «золотой мальчик» из богатой семьи. Он беззастенчиво скатывал у твоего папы научные рефераты, был у него на побегушках в лаборатории… в общем, обычное дело.

Я курировал университеты по заданию правительства. Твой папа заинтересовал военное ведомство еще во время учебы. Я получил задание разузнать о его разработках как можно больше.

Мы сблизились — насколько это возможно. Джон был очень хороший человек, душа компании, умница… Мне он нравился. Правда, твоя маменька не особенно нас любила. Меня — за то, что я лысый и старый, Алекса — за то, что он был обычным паразитом.

Когда Джон нашел формулу «сыворотки Кроуфорда», мы с Алексом поняли, что у нас в руках Клондайк. Золотые копи царя Соломона. Эльдорадо. Предложили Джону продать разработку — но он категорически отказался и перестал нам доверять. Алекс хотел выкрасть материалы исследований, подключить лучшие умы — и разработать препарат самостоятельно, отодвинув Джона в сторону. Впрочем, если бы он не заартачился, мы бы провозгласили отцом нового препарата именно его, нам слава была ни к чему…

Джон повел себя жестко — я этого от него не ожидал. Построил лабораторию у вас в подвале, перестал допускать нас в нее… Я предлагал старый добрый шантаж, но Алекс придерживался мнения, что пожар гораздо Эффективнее. Видишь ли, мы знали, что лаборатория при пожаре не пострадает — Джон обеспечил отличную изоляцию и защиту. Там мы надеялись найти его разработки…

Мы усыпили Джона и увезли его ко мне домой. Алекс остался с ним, а я занялся подготовкой поджога. Когда все уже горело, мне позвонил Алекс и в панике сообщил, что Джон спрятал дискету со всеми данными и формулами в сейфе банка в Сиэтле, сгенерировав шифр при помощи ваших с мамой голосов и генетических проб — иначе говоря, образцов крови. Я был в бешенстве — ведь вы с Лореной на моих глазах догорали в доме!

Мы решили держать Джона взаперти и добиться от него, чтобы он сказал нам формулу. Через месяц я случайно узнал, что ты жива и лежишь в реанимации. Это был шанс! Я занялся оформлением опеки. Довольно скоро выяснилось, что слух ты потеряла, но голосовые связки целы. Ты молчала, но доктора сказали, что это обратимо.

Твой папа был очень мужественный человек, Сэнди. Мы два года пытались выбить из него формулу — уговорами, угрозами, разными другими методами… Он молчал. Потом стало понятно, что он уже практически безумен и сильно истощен. Мы испытали на нем последнюю новинку центра — он ведь тогда уже был построен, как раз на месте вашего сгоревшего дома. Джон не выдержал действия наркотика и умер. В тот вечер был шторм, мы с Алексом понадеялись, что тело унесет в океан — а дальше дело завершили бы рыбы и чайки. К сожалению, ошиблись.

Теперь у нас оставалась одна надежда — это ты. Психологи, работавшие с тобой, утверждали, что как только ты начнешь слышать, речь к тебе вернется. Я не жалел денег, ты сама это знаешь. Все врачи мира были к твоим услугам. Но ты молчала, маленькая упрямица.

Между тем в центре время от времени случались маленькие неприятности. Один парнишка выяснил, что наш болван Алекс — извини, дорогой, но это правда — сделал себе имя, просто переписав работы твоего папы. Он имел наглость угрожать разоблачением — пришлось его ликвидировать. Разумеется, ошибок с океаном мы больше не допускали. Известь и кислота вернее, знаешь ли… никаких следов!

Одна девица вздумала трещать о мире во всем мире и недопустимости превращения научных открытий в военные разработки. Пришлось утихомирить и ее. И, наконец, полгода назад не в меру любознательная Лючия Ричи, на которую мы с Алексом возлагали большие надежды, выкинула фортель. Она поставила в моем кабинете прослушку. Признаюсь, она ранила меня в самое сердце. На носу были клинические испытания первой партии нашего нового препарата… конечно, ему было далеко до изобретенного твоим отцом, но и он был способен разом утроить наше состояние. И тут эта чокнутая баба сообщила мне, что запись наших разговоров на диске находится в надежном месте, и если мы немедленно не свернем исследования… «Почему?»

— Потому, видишь ли, что несколько старых пердунов из дома престарелых откинули копыта во время… неофициальных клинических испытаний. Мы провели их здесь, в центре. Все шло нормально — но потом они дружно померли. Доктор Ричи потребовала — потребовала! — запретить испытания. Диск находился неизвестно где, так что мы не могли сразу от нее избавиться. К тому же она стала очень осторожной. Алексу удалось подобраться к ней со шприцом как раз в тот вечер, когда ты, милая, обрела слух…

«Дик, ты чудовище».

— Вовсе нет. Просто, когда все это рассказываешь по порядку, получается не слишком красиво. Так вот, я уже заканчиваю. Слух к тебе вернулся, оставалось ждать восстановления речи. Если бы ты не сглупила и не отправилась в полицию, к этому дуболому Каллахану, все было бы хорошо. Мы с тобой поехали бы в Сиэтл, открыли бы сейф — и человечество получило бы новое эффективное лекарство.

«Новое страшное оружие».

— Каждая палка о двух концах. Зато это был бы совершенный препарат. Он бы мог лечить людей… да и в качестве оружия не уничтожал бы их, а лишь корректировал поведение. А главное — мы втроем огребли бы такие денежки…

«И тогда ты от меня избавился бы. Ведь ты — мой наследник».

— Я жаден, но не патологически. Думаю, мне вполне хватило бы полученных денег. Но ты все испортила.

«Я хотела ее спасти».

— Бедная девочка. Сплошные иллюзии. Чего ты добилась? Только того, что теперь вы обе — и Лючия, и ты — оказались в весьма стесненных обстоятельствах. У меня сердце разрывается при мысли о том, что я буду вынужден сделать, если ты откажешься сотрудничать. Сэнди, подумай. Мы ведь неплохо провели эти двадцать лет. Я старался дать тебе семью. Ты выросла с моими парнями… Все, что от тебя требуется, — это сказать несколько фраз своим чудесным, звонким голоском. Голубчик Алекс запишет их на диск, мы возьмем у тебя пару капель крови — и полетим в Сиэтл. А ты нас дождешься.

«Ты мерзавец и убийца».

— Так нехорошо говорить. Убийцей меня может признать только суд — но какой суд поверит двум безумным наркоманкам? Записывающих устройств здесь нет.

«А если я откажусь говорить?»

— Мне жаль, но это отразится на твоем здоровье, милая. И на внешности тоже. Да, и тебе будет больно. Очень больно.

«Не боишься, что я умру от болевого шока?»

— Это мысль. Спасибо, что подсказала. Сэнди, ты хорошая, добрая девочка. Представь, что будет, если сюда приведут Лючию и на твоих глазах начнут вытворять с ней разные… нехорошие вещи? «Ты чудовище».

Ричард Гейдж сокрушенно покачал головой. В этот момент лампа под потолком на мгновение мигнула — и свет тут же снова залил комнату.