Констанция относительно спокойно прошла по территории парка, отделявшего учебные корпуса от кампуса. Почти не волнуясь, миновала первые домики, впала в легкую панику на аллее, ведущей к ее дому, а уже на пороге затряслась как осиновый лист. Долго тыкала ключом в замочную скважину, а в голове вертелось только одно: «Я еду на Багамы. Я. Еду. На. Багамы. На Багамы еду я. Еду я. На Багамы».

Войдя в малюсенькую прихожую, она осторожно прикрыла дверь, взялась обеими руками за щеки и повторила все то же самое шепотом. Потом вполголоса. Потом откашлялась и произнесла громко:

— Я еду на Багамы!

Ничего не произошло. Туман, обволакивающий ее мозги, не развеялся. Дрожь в руках не прошла. Ничего не случилось.

Обычное дело! Констанция Шелтон едет на Багамы, подумаешь. Она всегда в это время года ездит на Багамы…

Внезапно перед Констанцией возникло привидение. На привидении была легкомысленная ночная рубашка, голову привидения украшали термобигуди всех цветов радуги, а лицо привидения было ужасно. Кровавая каша, густыми каплями стекающая с подбородка, вместо глаз какие-то зеленые студенистые провалы…

Констанция Шелтон была здравомыслящей девушкой, но иногда любому здравомыслию приходит предел. Жуткий призрак стал венцом этого нервного утра, и Констанция с наслаждением заорала в голос. Привидение откликнулось звонким визгом, после чего чары рассеялись, и Констанция зажала себе рот рукой, понимая, что перед ней стоит ее соседка по комнате и единственная подруга Роксана Жилье.

— О Господи! Рокси! Я чуть не умерла!

— Это я чуть не умерла! У меня же релакс! Здоровый сон! А ты бормочешь в коридоре, я думала, что это маньяк…

— Какой маньяк в одиннадцать утра? Что у тебя с лицом?

— Что с ним?! Прыщ, да?! Где?

— Даже если и прыщ, то его не видно. Что это за дрянь?

Роксана расхохоталась и плотоядно облизнула губки.

— Конни, ты прелесть. Думаю, ты единственная на всем земном шаре женщина, которая искренне не знает, что это такое. Это клубника. И огурец. Все свежайшее, жаль, не с грядки, а из супермаркета.

— Боже ты мой! И зачем это нужно? Ты ела и заснула? Упала лицом в блюдце с клубникой?

— Конни, это омолаживающая фруктовая маска, перестань придуриваться. Самая обычная, самая естественная и самая полезная.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем тебе омолаживающая маска? Насколько я помню, тебе двадцать один год. Неужели в этом возрасте…

— Старение организма начинается, было б тебе известно, в двенадцать лет. Эта масочка здорово освежает. Особенно вместе со сном, но раз уж ты все равно меня разбудила, пойду умоюсь. Что ты бормотала в коридоре?

Констанция молча прошла в комнату и села на свою постель. Взгляд ее стал мечтательным. Рокси с подозрением уставилась на подругу.

— Тебе досрочно присвоили степень магистра? Старик Малколм назначил тебя своей преемницей? Нобелевская премия? Ну что, не томи!

— Иди умойся. Не могу рассказывать такую новость измазанной клубникой девице в бигудях.

— Бигуди не сниму, еще рано.

— Ладно, бигуди оставь.

Любопытство сделало свое дело, и Рокси умылась с непривычной для нее скоростью. Вернулась в комнату уже в махровом халате и уставилась на Конни.

— Выкладывай новость.

— Я еду на Багамы.

— ЧТО?!

— Профессор Малколм отправляет меня в качестве практикующего психолога в отель для молодоженов на Багамские острова. На самом деле я буду собирать материал для моего диплома, чтобы в сентябре сразить всех старых зубров с кафедры психологии.

Рокси плюхнулась на свою кровать и прошептала:

— Класс! Блеск! Отпад! Конни, это же потрясающе!

Констанция расслабленно кивнула. Внезапно Рокси сорвалась с места и заметалась по комнате.

— Так! Звоню Джейсончику, отменяю кино. Нам надо продумать все до мелочей. Господи, услышал ты мои молитвы!

Констанция с недоумением перевела взгляд на возбужденную подругу.

— О чем ты, Рокси?

— Как это — о чем? Тебе предстоит шикарная поездка в шикарное место, где бродят шикарные парни. Ты тоже должна быть шикарной.

— Рокси, я еду рабо…

— Конечно! Я ни на секунду не сомневаюсь в этом, как и в том, что ты собираешься взять с собой три пары трусов, свитер, запасные джинсы и резиновые сапоги! Не выйдет!

— В каком смысле?

Вместо ответа Рокси кинулась в прихожую. Через секунду оттуда послышался грохот, а еще мгновение спустя Роксана Жилье втащила в комнату огромный чемодан на колесиках. Насколько Констанция помнила, в этом чемодане зимой хранились летние, а летом, соответственно, зимние вещи Рокси.

Рокси выволокла чемодан на середину комнаты и распахнула его, словно двери кафедрального собора.

— Наконец-то! Я предчувствовала, что все это однажды понадобится!

Ошеломленная Констанция смотрела на то, что появлялось из чемодана, и не могла вымолвить ни слова. Она даже не предполагала, что привычные вещи могут быть… такими!

Скажем, юбка. Что может быть проще? Но Рокси, словно фокусник на эстраде, выуживала из глубин чемодана шифоновые и муслиновые облака всех цветов радуги. Здесь были юбки клеш и набедренные повязки прямого покроя. Обычные куски материи (Рокси называла их красивым словом парео), чье назначение оставалось тайной, потому что они были абсолютно прозрачными. Юбки, сшитые из летящих и невесомых лоскутов разных цветов. Юбки классические, из жемчужно-белого и кремового шелка.

Потом настал черед маечек и кофточек, блузок и топиков, большинство из которых Констанция искренне приняла за лифчики оригинального покроя. Еще были брюки неимоверной ширины, брюки-бриджи, шорты, армейские брюки, расшитые стразами, брюки со шнуровкой на бедрах…

Под конец Рокси достала пакет, битком набитый цветными лоскутками, и с торжеством швырнула на колени оцепеневшей Констанции. Та осторожно вытащила один из лоскутков. Он был мягким, эластичным, ярким и смутно что-то напоминал.

— Ну? Блеск, правда?

— Да. Наверное. А… что это?

— Конни, не переигрывай. Это купальник.

— Купальник? А какая часть от него?

— Это цельный купальник, я его отхватила в Монреале прошлым летом, но так и не успела обновить. Он светится в темноте.

— Да уж, в нем можно купаться только в кромешной тьме. Прости, Рокси, но разве он что-нибудь прикрывает?

— Конни, подружка, позволь развеять твои заблуждения насчет купальников. Их ценность не в том, что они прикрывают, а в том, что они открывают. Хочешь прикрыться — купайся в шубе.

Конни неожиданно рассердилась. Ее никогда не интересовали наряды, это верно, но она же не идиотка!

— Роксана, я прекрасно понимаю, зачем нужен купальник, но дело в том, что я такое никогда не надену.

— Наденешь.

— Ни за что.

— У тебя проблемы.

— Нет у меня никаких проблем, просто я такое не ношу.

— Да весь университет знает, ЧТО ты носишь, ты собираешься в этом же и умереть?!

Констанция не успела отреагировать достойно. В носу что-то защипало, горло свело судорогой, а потом она разрыдалась, горько и самозабвенно, как в детстве. Слезы текли по щекам горячими ручьями, и она ничего не могла с этим поделать, неумело всхлипывала, пыталась утереть их, но они все лились и лились, прямо на голубые незабудки Роксиной футболки, даже на коленки капали…

Рокси несколько секунд с ужасом смотрела на плачущую Констанцию, а потом тоже заревела навзрыд, отшвырнула тряпки и с размаху хлопнулась на колени перед подругой, обхватив ее за плечи обеими руками.

— Прости, прости меня, слышишь, Конни? Я злая дура, я не должна была так… я так вовсе и не думаю, никогда так не думала, а те, кто так говорит, те просто не знают, какая ты на самом деле… Ты же умная, ты самая умная на свете, у тебя чудесные глаза, ты потрясающе смеешься… У тебя чувство юмора…

Констанция всхлипнула и осторожно высвободилась из рук подруги.

— Я не сержусь, Рокси. Я вовсе не обиделась. Просто… так все неожиданно сегодня… И не надо меня утешать. Я сама прекрасно знаю, что про меня думают. Они правы. Я чучело. Самое настоящее огородное пугало. Всегда такой была. В детстве все хорошенькие, а у меня были пластинки на зубах. Потом очки эти… Я не расстраиваюсь. Не всем же быть красавицами…

Рокси с размаху вытерла слезы, вскочила и гневно топнула ногой.

— Нет! Не смей! Ты же глупости говоришь! Все дело только в том, как ты сама к себе относишься! Ты всегда любила учиться, на остальное тебе времени не хватало, но на самом деле… ух, даже запыхалась! Одним словом, Констанция Щелтон, поверь мне, ты — красавица, и на Багамы ты поедешь королевой, это я тебе обещаю! Только ты должна меня слушаться.

Констанция слабо улыбнулась.

— Ага. Тебя послушаешь! Ты обреешь меня наголо, парик нацепишь…

— Ничего я с тобой особенного делать не буду, клянусь. Просто чуть подправлю то, что ты несколько… э-э-э… запустила. По рукам?

Сейчас самое время было ласково покачать головой и тихо, но твердо отказаться, поблагодарив за заботу, но тут в голове у Констанции что-то щелкнуло…

Шум прибоя рокочет негромко и ласково. Горячий белый песок ласкает ее ноги. Аромат неизвестных цветов пьянит голову. Воздушное платье не весит ничего, налетает ветер, и оно превращается в крылья бабочки… Констанция отрывается от земли и летит… летит… и сердце заходится от красоты, которая открывается ее глазам.

Она лихорадочно облизнула губы и почувствовала на них морскую соль. Аромат чужих цветов таял в углах комнаты. Прибой шумел, угасая, за окном. Констанция посмотрела на Рокси и серьезно сказала:

— По рукам. Я согласна. Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что мог, но не сделал.

Где-то далеко во Вселенной колесо судьбы Констанции Шелтон набирало бешеные обороты…

Джейн Смит сошла с автобуса на станции Садбери-Форест. Горизонт сверкал голубым бриллиантом титанических размеров — одно из Великих озер, озеро Гурон, с этого холма просматривалось отлично. Полное ощущение, что это море, подумала Джейн Смит.

Она улыбнулась своей ленивой улыбкой восхищенно замершему водителю автобуса, нагнулась, чтобы поднять плотно набитую дорожную сумку, отчего водитель судорожно сглотнул и вцепился в руль, и пошла в сторону домиков, выстроившихся в живописный ряд чуть выше по холму.

В Садбери-Форест проживал ее родной младший брат, Шон Айвенс, которому отводилась столь важная роль в сценарии Джейн Смит и профессора Малколма. Сценарии под названием «Пробуждение Констанции Шелтон».

Четверть часа спустя Джейн постучала в дверь самого крайнего дома. Через несколько мгновений дверь отворилась, и на пороге возникла Светлая Мечта всех женщин от девяти до девяноста.

В Светлой Мечте было почти два метра роста. Мечта была широкоплеча, белокура и синеглаза. Поскольку на дворе стояло очень раннее утро. Мечта была одета всего лишь в легкомысленные шорты, благодаря чему отлично просматривались широченные плечи, бронзовая грудь, впалый мускулистый живот и стройные ноги атлета.

Джейн Смит хладнокровно похлопала Светлую Мечту по могучей груди.

— С добрым утром, Маленький Брат.

— С добрым утром, сестричка. Рад тебя видеть, несмотря на шесть часов утра.

— Еще бы ты был не рад. К тому же я привезла тебе подарочек.

— Да? Тогда тем более заходи.

— Ты… один?

— Дженни, что это с тобой? Думаешь, у меня в гостиной весь ковер завален голыми девицами?

— Достаточно и одной.

— Ну нет! Только узы брака заставят меня ввести в дом женщину, не считая, разумеется, тебя, мама Дженни. Заходи. Можно, я сбегаю окунуться?

Джейн улыбнулась. До озера было четыре километра, это она знала точно. Знала и то, что Шон шутя преодолевал это расстояние туда и обратно, каждый день, утром и вечером, причем купальный сезон открывался в конце февраля, а закрывался в середине ноября. Когда лед начинал мешать нырять. Знала — и каждый раз улыбалась с нежностью, восторгом и легким недоумением, которое знакомо любой женщине, вырастившей сына. Когда смешной бутуз с пухлыми ножками успел превратиться в худощавого подростка с неловкими руками и ногами? Когда на смену подростку пришел красивый молодой мужчина с безупречной фигурой атлета и уверенным взглядом победителя?

Джейн и Шон Айвенсы осиротели в возрасте, соответственно, двенадцати и двух лет от роду. Тетка, жившая через два дома от них, не позволила отправить их в приют, но и к себе не забрала. Джейн пришлось стать взрослой. До пяти лет Шон звал ее мамой, потом — мамой Дженни. В восемнадцать лет он поступил в знаменитую канадскую конную полицию, а Джейн Айвенс наконец смогла позволить себе личную жизнь и вышла замуж за Пола Смита. Это было семь лет назад.

Теперь у нее было трое детей, и все они считали Шона своим братом, а не дядей, да и для самой Джейн он остался прежним маленьким мальчиком, белоголовым, синеглазым крепышом, никогда не плакавшим даже от сильной боли…

Шон давно умчался на озеро, а Джейн все сидела на крыльце их старого дома, улыбаясь собственным воспоминаниям. Их с Шоном жизнь никогда не была легкой, но они не жаловались. И всегда улыбались.

Полтора часа спустя брат и сестра сидели за столом и пили кофе с горячими булочками. Джейн говорила, Шон слушал. Брови его были нахмурены, нижняя губа слегка прикушена. Видно было, что парня раздирают сомнения. Голос Джейн звучал абсолютно ровно и спокойно, точно она рассказывала брату последние университетские новости.

— … Ты вылетишь чуть раньше, обживешься там, покатаешься на своем серфе, только постарайся не утонуть до ее приезда. Дальше — на твой вкус. Случайная встреча в баре, на пляже, в отеле — как хочешь…

— Джейн…

— Погоди, я не закончила. Я прекрасно понимаю, что все это звучит довольно дико, но ты меня поймешь. Док переживает за эту девочку, мне ее тоже очень жаль. Она симпатичная, умненькая, у нее все в порядке по всем статьям, только она об этом не догадывается. Твоя задача — разбудить ее к жизни. Дать ей понять, что она хороша собой, привлекательна как женщина…

— Дженни, ты что, предлагаешь мне ее соблазнить?

— Боже упаси! Вернее… как пойдет. Если ты и в самом деле в нее влюбишься, а она ответит тебе взаимностью — ради Бога. Никакого актерства в смысле проявления чувств не нужно. Да, между нами, ее и не обманешь. Она ведь действительно психолог, одна из лучших на курсе. А ты — не актер и не профессиональный соблазнитель. Короче, Шон, я хочу, чтобы ты выступил в качестве радушного хозяина Багамских островов и помог Констанции Шелтон освоиться в этом мире.

Шон откинулся на спинку стула и побарабанил пальцами по столу. Озабоченное выражение не сходило с его лица.

— Единственное, что меня привлекает в этой авантюре, так это возможность поплавать на серфе. В остальном же… Дженни, а если она в меня, прости, пожалуйста, втрескается, а я в нее нет?

— Мягко дашь понять, что вы только друзья.

— Отлично! Ничего себе — разбудил к жизни, называется. Если у нее комплекс на тему внешности, так от такого можно и свихнуться…

— У нее нет комплекса на тему внешности. У нее вообще нет комплексов, и это самый главный ее комплекс. Она не думает о себе плохо, она просто не думает о себе, как о женщине, понимаешь?

— Понимаю. И думаю, что вы с твоим профессором допускаете ошибку. Нельзя искусственно изменить чужую жизнь. Так или иначе, но она пострадает.

— Держи, это ее фотографии. Немного, но уж что есть.

Несколько минут Шон изучал снимки, и лицо его становилось все более унылым.

— Дженни, она же типичная отличница! Она даже не станет со мной знакомиться…

— Шон, видимо, ты все-таки не до конца представляешь, какое впечатление ты производишь на женщин. Слушай, прекращай, а? Я тебя пристроила на Багамы, от тебя требуется всего лишь помочь девчонке адаптироваться в реальной жизни, а ты ломаешься.

— Я не ломаюсь. Если ты считаешь, что все получится… Ладно, рискнем. Но помни, я предупреждал. Не вышло бы хуже.

— Не выйдет. Поверь.

— Дженни?

— Что, малыш?

— А с чего ты взяла, что она хорошенькая?

Профессор Конрад Малколм собирался посвятить плану операции все выходные, однако дело оказалось куда легче, чем он предполагал.

До старого Босуорта, хозяина отеля для молодоженов на острове Эльютера, входящем в состав Багамских островов в Атлантическом океане, профессор дозвонился с некоторым трудом, зато реакция Босуорта оказалась лучше всех ожиданий.

Пять минут ушло на цветистые восхваления гениальности профессора и благодарности за то, что профессор сделал для Босуорта много лет назад. Выслушав просьбу профессора разместить двух человек в отеле, причем одного — в качестве штатного психотерапевта, Босуорт разразился радостными заверениями, что это совершенно необременительно, очень приятно, и почему бы самому профессору вместе с семьей не прилететь на Эльютеру и не отдохнуть всласть? Сообщение профессора о том, что все расходы он возьмет на себя, было встречено, наоборот, воплями ужаса и негодования. Разумеется, не возьмет! Разумеется, все оплатит Босуорт. Как подобная мысль могла прийти профессору в голову?

После бурных заверений в уважении и вечной преданности с одной стороны (Босуорт) и выражения горячей благодарности с другой (профессор Малколм) они распрощались, и профессор некоторое время отдыхал в тишине, заодно вспоминая обстоятельства своего знакомства с мистером Босуортом…

Впрочем, мистером он тогда не был. Был он заключенным номер двести четырнадцать, отбывавшим пожизненное заключение в тюрьме для особо опасных преступников. Босуорта судили и признали виновным в зверском убийстве трех человек. Все улики были против него, следствие продолжалось недолго, сомнений в виновности обвиняемого не было даже у защиты. Впрочем, один из адвокатов, совсем молодой парень, вчерашний выпускник, все же усомнился. И обратился за помощью к профессору Малколму. Конрад Малколм и тогда уже был признанным авторитетом в судебной психиатрии, с его мнением считались, поэтому дело было направлено на доследование. Малколм в течение нескольких месяцев проводил тесты и собеседования с заключенным, изучил дело вдоль и поперек и добился повторного заседания суда. Случай был своего рода сенсационный: суд признал невиновность Босуорта на основании заключения психолога!

Профессор хорошо помнил, как Босуорт приехал к нему домой после освобождения, как поклялся в вечной благодарности и преданности профессору, спасшему его жизнь и честь. Потом Босуорт уехал из страны, осел на Багамах, занялся гостиничным бизнесом, и вот теперь стал вполне процветающим владельцем небольшого отеля класса люкс на острове Эльютера.

Вечером в воскресенье Джейн Смит доложила о готовности Шона Айвенса вылететь через неделю на Багамы. Конрад Малколм на радостях повел всю семью в ресторан.

Роксана Жилье закончила составлять подробный план подготовки чудесного превращения Констанции Шелтон в королеву багамского пляжа.

Констанции Шелтон каждую ночь снились белый песок, изумрудные пальмы и синий океан.

Шон Айвенс спешно производил инвентаризацию своего снаряжения для серфинга.

В Тихом океане зародился ураган «Изабелла».

В Атлантическом океане, на Багамах, стояла отличная погода.

В Уэст-Палм-Бич, США, полиция арестовала партию недоброкачественного авиационного топлива, поступившего на один из частных аэродромов. Нескольких сотен галлонов копы не досчитались.