Нельзя было сказать, что Ливи вернулась в пустой дом. Когда через два дня она переехала в Ларн, миссис Грум уже прекрасно освоилась на кухне. Она повесила на видное место свой яркий желто-красный передник, распахнула все окна и двери, проветривая помещение, все перемыла и перетерла и сейчас тихо, но отчетливо напевала «На знакомом лугу». Она будто сообщала всему дому, что приехала с юга и не допустит скоплений пыли под коврами.

После длинного трудного дня в Монтан-Хаусе приятно было вернуться домой к ужину, приготовленному миссис Грум к ее приходу. В вазах, не слишком безвкусно подобранные, стояли цветы, а на подносе в гостиной ждал графин с хересом и стакан. Миссис Грум так никогда и не привыкла к тому, что Ливи предпочитала джин с тоником.

Спальней Ливи стала бывшая комната для гостей: слишком много воспоминаний связывало Ливи с ее прежней прекрасной комнатой, расположенной в передней части дома. Иногда Ливи приходила туда и молча стояла, вспоминая свою жизнь с Клайвом, его холодную страсть без любви, его собственническое отношение к ней как к предмету мебели, его обвинения в ее адрес, презрение к ее работе в детском доме, желание видеть ее в качестве своей вывески. «Посмотрите-ка, какой прелестный у меня дом, какая красивая у меня жена. До того, как я подобрал ее, она не представляла из себя ничего, и вот что я из нее сделал. Вот регалии моего успеха!» Клайв… Человек с пустым сердцем…

Приводя себя в порядок и переодеваясь во второй вечер пребывания миссис Грум в Ларне, Ливи задумалась, почему она это делает. Частично, разумеется, чтобы взбодриться, но для этого необязательно было подкрашиваться. Зачем? Чтобы весь вечер просидеть за чтением или у телевизора? Или это на тот случай, если позвонит Саймон и захочет навестить ее? Или инспектор Марбин явится с последним визитом и обманчиво мягким голосом пригласит ее проследовать за собой в полицейское отделение Линчестера? А может, просто потому, что она была еще очень молода и гордилась своей внешностью?

Она отперла маленькую шкатулку с драгоценностями и достала из нее жемчужные серьги. Луч света упал на кольцо с зеленым камнем, тем перидотом, который, по утверждению миссис Стар, она видела в ярком свете молнии в ночь убийства.

Ливи задумчиво вертела кольцо в руках. Раньше она с ним не расставалась, потому что любила его сверкающую зелень. Когда полиция пришла в «Поющий лебедь», чтобы сообщить ей о смерти Клайва, кольцо было у нее на пальце. Тогда она не предполагала, что оно могло послужить причиной ее ареста, да и может еще послужить, если полиции удастся опровергнуть свидетельство Билла Крея.

Всю неделю Ливи была так занята, что если бы в субботу вечером кто-то случайно не обмолвился о том, что завтра состоится третья годовщина существования детского дома в Монтан-Хаусе, она бы не вспомнила об этом. К празднику она обещала подарить детям великолепный, выбранный ею самой, фарфоровый сервиз, сделанный в мастерских Беренжеров — с розовыми цветами по бледно-зеленому полю. Она отдала распоряжение по поводу сервиза еще несколько недель назад и сказала, что сама займется доставкой — из детского желания видеть радость на лицах, когда она будет снимать обертку с очаровательных вещиц. Поэтому она просила упаковать все в несколько небольших свертков, чтобы ей было несложно отнести их в машину, и оставить для нее в конторе.

Надо было спешить: в субботу на фирме неполный рабочий день, а к утру сервиз должен быть здесь.

Часы в розовом вестибюле пробили шесть. Ливи уже надевала пальто, когда раздался сигнал тревоги. Оказалось, пропал новенький — маленький арабский мальчик, Богги Сорайя. Несколько месяцев назад его подобрали в небольшой деревушке в Южной Африке. Он был один, очень напуган, истощен, с синяками под глазами. Он не знал своего имени, не знал, кем были его родители, поэтому ему дали фамилию по названию того места, где его нашли — Сорайя.

В последний раз его видели час назад во время игр. Все кинулись на поиски.

Нашли его только к семи. Он, словно заправский разбойник, сидел на дереве в соседнем лесу, завернувшись в лучший верблюжий плед заведующей.

Когда его уже уложили в постель, Ливи зашла проведать малыша. Обняв его за плечи, она несколько минут объясняла ему по-английски, что в Англии часто бывают дожди, что он мог промокнуть и заболеть.

— Больше никогда не прячься на деревьях. — Она поднялась с его кровати в длинной общей спальне, взъерошила ему волосы и пожелала спокойной ночи, а потом сказала по-арабски ту фразу, которой научил ее другой арабский мальчик. — Салам алейкум, — прошептала она.

Несмотря на ее плохое произношение, он понял, и его красивое энергичное маленькое личико осветилось, а рот расплылся в улыбке. Мальчик сел на постели и начал возбужденно говорить что-то по-арабски.

Ливи поспешила утихомирить его, заметив, как другие дети начали высовывать головки из-под одеял.

— Лучше говори по-английски, Богги, потому что по-арабски я знаю только эти два слова. Но как прекрасно их значение, на каком бы языке их не произносили! А сейчас постарайся уснуть. — Она выговаривала слова четко и медленно, чтобы он понял. — Завтра мы вместе поиграем в крикет.

Успокоив его и возвращаясь через окрашенный в бежевый цвет коридор, она чувствовала, что каким-то непостижимым образом слова «Салам алейкум» — «Мир вам!» — и ей принесли покой. Впервые после смерти Клайва у нее появилось ощущение, что она прошла полный круг и из темноты снова возвратилась к свету. Вот это называется истинным видением: понимать, что ничто не вечно. Ужасные недели остались в прошлом…

Но стоило ей сойти в холл, как чувство успокоенности исчезло. Сестра Блек позвала ее к телефону.

Почему-то Ливи решила, что это инспектор Марбин, хотя он-то мог прийти лично. Когда она услышала в трубке голос Саймона, на нее волной нахлынуло облегчение.

— Ты так поздно работаешь, Ливи. Я думал, может быть ты приедешь ко мне на ужин. — Она заколебалась, придумывая причину для отказа, и ее молчание встревожило его. — Приходи, пожалуйста. Обещаю, я не буду касаться тех тем, на которые ты наложила табу. Будешь сама вести разговор, а я во всем буду послушен тебе. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Она понимала.

— Но, Саймон, извини… — начала она, собираясь отказаться.

— Ты ищешь предлог для отказа. Не надо! Давай вернемся к былой дружбе. Если на сегодня ты не хочешь большего, что ж, несмотря на то, что мне это не нравится, я принимаю твои условия. Я говорю честно.

— Хорошо, я приеду, но, возможно, чуть опоздаю, — нехотя согласилась она. — Я уже и так задержалась, а мне надо еще заехать на рынок: я обещала Адриане купить для нее овощи. А потом еще надо захватить сервиз с фирмы. — Она объяснила, зачем он ей, и закончила: — Так что, наверное, для ужина уже будет поздно. Я приеду на кофе.

— Нет, я буду ждать тебя столько, сколько потребуется. Приезжай, когда сможешь.

Ливи сознавала, что только по собственной слабости приняла приглашение Саймона. Ей отчаянно нужен был друг. Ей так хотелось верить, что путаница со временем произошла по вине телефонистки, хотелось снова доверять ему…

История с Богги очень задержала ее, и она отправилась прямо на рынок. Оттуда она решила ехать ближайшей дорогой, которая вела мимо коттеджа Мэгги.

Мэгги поливала дельфиниумы в саду перед домом и подняла голову, услышав звук приближающейся машины.

Ливи уменьшила скорость, открыла дверцу и спросила:

— Как Кейт?

— Гораздо лучше. Сегодня он уже шевелил всеми пальцами, правда совсем еще слабо. Массажист обещал провести дополнительные сеансы. Ты сегодня поздно. — Мэгги подошла к машине, вытирая мокрые руки о темно-синюю хлопчатобумажную юбку.

Ливи рассказала ей о Богги и завтрашнем юбилее детского дома.

— Мне надо забрать целую гору посуды из конторы, а потом я ужинаю с Саймоном.

Карие глаза Мэгги пристально посмотрели на нее.

— Ты знаешь, что Рок поговаривает о том, чтобы вернуться в Лондон?

— Я считала, он собирался оставаться здесь до тех пор, пока… — как можно равнодушнее начала Ливи.

— Болтаться по Ардену — не дело для Рока, — резко перебила ее Мэгги. — Для этого он слишком хороший журналист.

— Он говорил, что останется до тех пор, пока не найдут убийцу. Он имел в виду, что должен остаться, потому что его втянули в это дело той телеграммой.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь ее значение для него.

— Да, по-видимому, так, — спокойно согласилась Ливи.

Она сделала движение, собираясь закрыть дверцу. «Мэгги уже сказала все, что хотела», — подумала она.

— Да, кстати. — Загорелая рука Мэгги легла на дверцу машины. Ветер трепал ее каштановые волосы. — Сегодня утром звонила Адриана. Я выходила за покупками, и с ней говорил массажист. Она предлагала свою помощь, хотела посидеть с Кейтом. Ты не передашь ей мою благодарность. Я позвоню ей на днях.

«Бесполезно предлагать свою помощь», — подумала Ливи и ответила, что да, передаст.

Взгляд Мэгги перешел на светло-зеленое платье Ливи.

— Ты не носишь траура?

Вопрос был таким неожиданным, что Ливи вздрогнула и, с недоумением посмотрев на свое платье, ответила:

— Нет. Я носила траур только в день похорон. Клайв не любил траура, он сам говорил мне об этом, когда умерла тетя Дженифер.

— И все-таки… — Казалось, Мэгги почему-то хочется продлить разговор. — В сложившихся обстоятельствах было бы… ну…

— Что было бы?

— Мне просто пришла в голову мысль: можно ли оплакивать человека, которого ненавидела. — Карие глаза пристально смотрели на Ливи.

— Ты слишком часто используешь это слово, Мэгги. Ты даже Саймона обвинила в ненависти. Помнишь, в тот день, когда состоялось заседание суда? Мы с Клайвом не были счастливы, но не могу сказать, чтобы я его ненавидела. Однако никакие темные силы не оживят умершего…

— И не удержат здесь Рока? — грубо спросила Мэгги. — Ты думала, он останется здесь, раз ты стала вдовой? Думала, что если ты нравилась ему когда-то, то, стоит тебе поманить его пальцем, как он будет с тобой?

— Ты считаешь, что можешь так разговаривать со мной? — бросила в ответ Ливи.

— Я считаю, что имею право говорить честно! — возразила Мэгги. — А почему нет? Ты что, принадлежишь к высшей касте? Из-за тебя здесь было достаточно неприятностей!

— Если ты так не любишь меня, почему в день суда не посоветовала мне уехать из Ардена и, напротив, уговаривала меня остаться? Тогда ты могла бы избавиться от меня…

— Просто я считаю, что нечего тебе увиливать от жизни…

— От сплетен и подозрений?

— Да, если хочешь.

— Ты, как и все в округе, считаешь, что приезд Рока разоблачил меня. А ты рада, что он вернулся, Мэгги?

Ливи показалось, что Мэгги вздрогнула. Ее руки заскользили вниз по юбке, словно она вытирала их о нее.

Ливи выключила мотор, и воцарилась полная тишина. Только вдалеке за холмами, охотясь за рыбой, кричали чайки.

— Рада? С чего бы это? — сквозь сжатые губы, не поднимая глаз проговорила Мэгги. — А что ты, Ливи, сделала мне хорошего, чтобы я с тобой откровенничала?

— Мне бы хотелось сделать что-нибудь хорошее для тебя, Мэгги. Хотелось бы помочь тебе с Кейтом. Ты из-за него так не любишь меня? Или и Рок внес свою лепту? Если дело в Роке, то, уверяю тебя, между нами ничего нет и никогда больше не будет… — Ее голос дрогнул.

Она отвела взгляд в сторону, пытаясь скрыть свою потерянность и страх перед так открыто высказанной неприязнью Мэгги. Вдобавок ко всему еще и это! Впрочем нет, это — как следствие всего остального, одно к одному…

— Прости меня, — сказала Ливи. — Я — невольная причина того, что случилось с Кейтом. Я старалась отговорить его, правда, Мэгги! Сразу же после этого случая я продала Тихого. Ты же знаешь. Что еще я могла сделать, что смогу? — Она повернулась и посмотрела на суровое непрощающее лицо, потом с резким вздохом наклонилась вперед и завела машину.

— Ливи! — сквозь шум работающего двигателя донесся до нее голос Мэгги. — Послушай! — Ливи ждала. — Что бы ни случилось, Кейт не должен ни о чем знать! Какие бы чувства мы ни испытывали друг к другу, не надо показывать их ему. Кейту стало лучше, но выздоровление сильно зависит от того, насколько он спокоен и счастлив. Так что приходи иногда — как будто мы все еще хорошие друзья.

— Нежеланной гостьей! — В голосе Ливи прозвучала горечь.

— Ради Кейта. Чтобы помочь ему. Ты же спрашивала, что можешь для него сделать.

— Ты не считаешь, что он уже обеспокоен отсутствием Клайва, если, конечно, он вообще что-нибудь осознает?

— Здесь Клайва никогда не любили. — По глазам Мэгги было видно, что в ней поднималось какое-то чувство. Медленно разгораясь, оно вдруг вспыхнуло ярким огнем и вырвалось наружу. Пальцы ее сжали дверцу машины. — Я ненавидела Клайва. Теперь ты знаешь. Я… — Вдруг она застыла, и лицо ее исказил страх. Слова вырвались против ее воли. Потом она рассмеялась странным клекочущим смехом. — Я слишком часто использую это слово, так ведь, Ливи? — Она повернулась, подошла к шлангу и взяла его в руки.

Ливи закрыла дверцу и поехала прочь. Она неуверенно вела машину, чувствуя себя больной и раздавленной, ощущая на губах острый привкус страха.

Мэгги действительно ненавидела Клайва. Признание вырвалось у нее случайно, в ту минуту, когда она потеряла контроль над собой.

«Я ненавидела Клайва!»

Настолько ненавидела, чтобы убить? Потому что в глубине души сознавала, что только насмешки Клайва заставили Кейта сесть на лошадь? Или на то была другая причина? Например, деньги…

«Мэгги — странная…» — как-то сказала Адриана и тут же замкнулась в себе.

Где-то в глубине сознания всплыло одно воспоминание. Однажды, когда они все собрались вместе и говорили о спорте, Мэгги призналась, что любит верховую езду. Тогда она сказала Ливи: «Я хорошо стреляю. Почти как Вильгельм Телль!» Тогда все засмеялись. Но Клайв умер от пули!

Одно подозрение сменяло другое. По пути в студию Ливи размышляла над тем, как Мэгги убеждала ее остаться в Ардене. А сейчас она настаивала, чтобы Ливи иногда заходила к ним в дом: не дай Бог Кейт почувствует что-то неладное. Но в этом ли причина? Не угрожает ли ей опасность во время одного из таких невинных визитов? Рок сказал: «Будь настороже!»

Ливи свернула к студии. Адриана уже вернулась с работы.

— Спасибо за покупки, Ливи. — Она взяла корзинку. — Ты ведь останешься на ужин?

— Извини, нет. Звонил Саймон и пригласил меня на ужин к себе.

Пальцы Адрианы застыли на пучке салата. Ливи с удивлением заметила ярко-красный цвет ее лака. Некоторым такой цвет подходит, но тонким пальцам Адрианы он придавал жестокость.

— Прекрасно, — философски изрекла Адриана, — значит, обойдусь холодной закуской и немного поработаю. — Она бросила салат на стол. — Я проектирую серию кувшинов из серой глазури и задумала расписать их оранжевыми узорами. Передай моему шефу, что пока он развлекается, я трачу субботний вечер на работу для фирмы. Пусть повышает мне жалованье, не то устрою забастовку. — Она высыпала овощи в ящик рядом с холодильником. — По крайней мере, выпей со мной хересу.

— Не могу, я опаздываю. Мне хотелось еще заехать домой, чтобы принять ванну.

— Прими здесь, а я пока приготовлю напитки. Зачем тратить лишние силы на поездку в Ларн, тебе же и так надо заехать в мастерские, а потом в Монтан-Хаус?

Предложение звучало разумно и заманчиво, и Ливи уступила. Она взяла большое розовое банное полотенце, разделась в свободной спальне и прошла в маленькую ванную комнату. Лежа в мыльной пене, она слышала, как по недавно приобретенному Адрианой радио исполняли бурную бетховенскую сонату.

Стемнело, деревья за высоким окном ванной комнаты стояли черной стеной на фоне желтого заката.

Ливи попыталась выбросить из головы все мысли о странном эпизоде с Мэгги. Так приятно было бездумно наслаждаться теплом, вдыхая аромат мыльной пены, болтая в воде ногами и слушая музыку.

Уже одетая, Ливи посмотрела на себя в зеркало и решила, что по ее зеленому платью не скажешь, что она носила его весь день не снимая. Спасибо современным немнущимся тканям, нерасходящимся складкам!

Она нашла Адриану свернувшейся в кресле в своей излюбленной позе.

— Ну как, лучше? — подняла она смеющиеся глаза.

— Гораздо.

Адриана была в хорошем настроении. Она болтала о вечеринке, на которой была накануне, рассказала, что утром Саймон одобрил ее новый проект, и, услышав, что за подарок собирается Ливи преподнести детскому дому, с восторгом воскликнула:

— Сделано по моему проекту! Замечательно! Мой престиж в данной области растет!

Ливи передала ей слова Мэгги, но не упомянула об остальной части разговора. Потом, допив херес, она встала, объясняя, что, если не поторопиться, Саймону придется довольствоваться завтраком вместо ужина.

— Ты заметила, как изменился Саймон после смерти Клайва? — Адриана рассматривала свои яркие ногти.

— Да.

— Он как будто родился заново! — медленно улыбнулась Адриана.

Ливи не хотелось говорить о Саймоне и за глаза обсуждать его, поэтому она направилась к двери.

— Наверное, когда прошло первое потрясение, он понял всю ответственность, которая теперь лежит на нем, и осознал, что не должен потерпеть неудачу.

— Ты всегда доверяешь людям, да, Ливи?

Ливи поразила неожиданность такого вопроса. Она остановилась и, полуобернувшись, переспросила:

— Доверяю ли я людям? Доверяю ли Саймону? Да, разумеется.

Адриана поднялась и положила руку на выгнутую спину пантеры.

— Бедная Ливи! — мягко проговорила она, лаская пальцами гладкий фарфор.

— Однажды ты меня уже так называла. Почему бедная?

— Ну, если хочешь знать… — Пальцы Адрианы замерли. — Быть слишком доверчивой опасно. Ты будешь страдать, дорогая моя.

— Что ж, — коротко ответила Ливи, — значит, буду! — Выйдя на веранду, она остановилась у ступенек лестницы. — Спасибо за ванну и напитки, Адриана. Благодаря им я чувствую себя гораздо лучше. До свидания.

— До свидания, — мечтательно прозвучало в ответ.

Ливи села в машину и поехала.

Выбравшись на главную дорогу, она снизила скорость. Адриана сказала: «Ты доверяешь людям!» Когда-то так и было. Но убийство Клайва и нависшая над ней опасность все изменили. Если говорить откровенно, — а сама с собой она была честной, — сейчас она не доверяла никому — ни Саймону, ни Мэгги, ни самой Адриане…