Раскидистые ветки дуба почти касались окна спальни, и на рассвете Ливи проснулась от пения птиц. Она поднялась на колени и выглянула в окно. Вдалеке можно было различить крыши мастерских Беренжеров, утратившие четкость в мягком свете раннего утра.

Она раздвинула шторы и снова легла, пытаясь сосредоточиться на своих мыслях, но сон сморил ее. Когда она снова проснулась, дом уже жил своей обычной повседневной жизнью. Гостиная занимала столько места, что на долю остальных комнат приходилось немного, и до Ливи доносились все запахи и звуки: журчала вода в ванной, тихо играло радио, острый аромат кофе по-восточному смешивался с запахом сандалового мыла.

Некоторое время Ливи лежала, думая о делах на сегодня. Была среда, один из тех дней, когда она обычно работала в Монтан-Хаусе. Адриана сказала, что ее ждут там. Ну что ж, почему бы и не пойти туда? Предварительное следствие закончилось, и она могла продолжать прежнюю жизнь, ни на минуту не забывая, однако, что тень преступления и чьей-то вины повисла над ними всеми!

Вскоре после свадьбы она узнала, что дом для детей-беженцев остро нуждается в обученном персонале, и предложила свою помощь на три дня в неделю. Даже сейчас она помнила свое первое впечатление от большого, растянувшегося вдоль холма здания, то чувство облегчения, которое она испытала оттого, что теперь ее жизнь будет заполнена.

В Монтан-Хаусе она работала под началом постоянного физиотерапевта, мисс Хьюм, женщины, под чьей обманчиво простоватой внешностью пряталось искусное владение профессией и талант добиваться максимальной отдачи от своих подчиненных.

Мысль о том, что сегодня, после недельного перерыва, она вернется туда, успокаивала. В течение, по крайней мере, нескольких часов она будет слишком занята, чтобы думать о чем-то другом. Она будет вправлять вывихи, лечить ультрафиолетом и прогреванием больных, уговаривать застенчивых принять участие в общих играх, утешать, кормить и ласкать испуганных, тех, кто испытал страдания и голод… Ливи подумала, что такие дома, как Монтан-Хаус, помогают не только живущим в них детям, но и тем, кто ухаживает за ними, предоставляя им возможность в тяжелой работе забыть о собственных неприятностях и несчастьях.

Когда Ливи появилась в окрашенной в желтый цвет кухне, Адриана резала хлеб для тостов. Она была одета в любимых ею зеленых тонах, светлые волосы аккуратно уложены.

— Сегодня ты выглядишь гораздо здоровее. — Она бросила быстрый взгляд на Ливи. — Или ты отдала дань румянам?

— Всего понемногу! — рассмеялась Ливи. — Я спала так, словно моих неприятностей нет и в помине.

— Так оно и есть. Все позади, теперь ты снова можешь продолжать жить. — Она положила ломтики в тостер. — Если ты хочешь что-нибудь основательное, готовь сама. Я опаздываю.

— Я буду только кофе. И знаешь, Адриана, я решила пойти в Монтан-Хаус.

— Вот это правильно! Сама увидишь, скоро в нашей деревне восстановятся мир и спокойствие. — Взгляд Адрианы упал на газету, лежавшую на столе. — Вчерашнее судебное заседание попало в прессу, но это не должно тебя беспокоить. Статья даже без заголовка!

Официальное сообщение, подумала Ливи, просмотрев газету, никаких комментариев. Но здесь, в этой зеленой деревушке, все будут следить за каждым ее шагом, следить за Роком, возникнут пересуды…

Час спустя Ливи медленно вела машину по холмистой дороге в Монтан-Хаус. Несмотря на приглашение заведующей, она нервничала: как-то примет ее остальной персонал? Оказалось, что волноваться не стоило. Ее встретили тепло, и мисс Хьюм проследила, чтобы Ливи сразу же включилась в работу, поручив ей один из наиболее трудных случаев. Дети решили, что у нее был отпуск. Ливи растрогало, что они скучали без нее. Оказавшись за высокой продуваемой всеми ветрами изгородью, Ливи ощутила, насколько неважно, почти нереально, подобно ночному кошмару все, что произошло снаружи…

Днем, когда Ливи следила за детьми, которые играли среди буков, к ней подошла заведующая.

— Миссис Беренжер, мы понимаем, как все это тяжело для вас. Но пожалуйста, не думайте, что наше отношение к вам изменилось. Никто никогда не напомнит вам о случившемся.

— Здесь мне гораздо лучше, — благодарно произнесла Ливи. — Кстати, давайте я дам вам мой номер телефона. Можете звонить в любое время, если понадобится моя помощь. 255, Арден. Временно, неделю-другую, я буду жить у мисс Чарльз. Я оставлю номер телефона у вашего секретаря.

— Вы имеете в виду художницу мисс Чарльз?

— Да, разумеется. Вы ведь ее знаете?

— Арден — небольшая деревушка, так что мы встречались, — сухо ответила заведующая. — Однажды, это было довольно давно, мисс Чарльз была здесь. Ей понравилась одна малайская девочка, Марта, и она захотела нарисовать ее. Я вынуждена была ответить отказом: в таких заведениях, как наше, нельзя выделять одного из детей. Мисс Чарльз э… чрезвычайно рассердилась. По-видимому, она очень темпераментная. Впрочем, к ней, как человеку искусства, надо проявить снисхождение.

В этот момент Ливи кинулась к маленькому мальчику, который, очевидно, решил, что ему будет гораздо удобнее, если он снимет с себя всю одежду. Но мысли ее крутились вокруг слов заведующей. Похоже, мисс Колби знала Адриану гораздо лучше, чем она сама! Предложение Адрианы пожить у нее в студии было полной неожиданностью для Ливи: они никогда не были близки, хотя Адриана и дружила с Беренжерами. Почти все свое время Адриана проводила среди художников в Линчестере.

— Миссис Оливия, — пропел ребячий голос, — Богги забрался на дерево!

И Ливи снова бросилась на помощь, забыв обо всем, кроме хлопотливой задачи уберечь от неприятностей тридцать детей.

Только на обратном пути в студию она вспомнила об инспекторе Марбине, обманчиво мягком, вежливом и спокойном, но тем не менее обладающем железной хваткой. Он мог ожидать ее там.

Но в доме никого не было. Через двадцать минут приехал Саймон, чтобы пригласить ее к ужину. Он не хотел слушать никаких возражений.

— Согласен, Ливи, ты, конечно, устала! Но тебе же надо поесть, а сесть в машину и дойти до стола гораздо менее утомительно, чем готовить самой. Иди, приведи себя в порядок. Я буду ждать тебя на веранде.

Она надела единственное шелковое платье, которое захватила с собой к Адриане, — длинное синее с большим, отороченным серебряным кантом воротником. Приводя в порядок волосы и роясь в сумочке в поисках помады, она думала: «По крайней мере, мне уже небезразлично, как я выгляжу, а это хороший признак!»

Когда она показалась на веранде, Саймон поднялся с кресла и, с одобрением оглядев ее, произнес:

— Вот так-то лучше! Когда я приехал, у тебя был такой вид, будто ты участвовала в потасовке на хоккейном поле! Теперь ты стала самой собой!

— Насчет потасовки ты не ошибся. Я играла в подвижные игры с детьми из детского дома. Извини, что показалась тебе в таком виде!

— Ты мне нравишься в любом виде, — быстро возразил он, — но я предпочитаю, чтобы ты следила за собой. Тебе лучше захватить пальто: вечером может быть холодно.

Саймон хорошо вел машину, без свойственной Клайву горячности и привычки ругать по пути водителей всех других машин. Они остановились у кабачка, расположенного в десяти милях езды по прибрежной дороге. За ужином на веранде с видом на море они говорили обо всем и ни о чем, обходя молчанием самую важную тему.

Ливи всегда нравился Саймон. Она понимала, что брат подавлял его личность, но не знала его по-настоящему. Для нее он был просто членом семьи, и теперь она впервые ощутила на себе, каким он может быть превосходным хозяином.

Только что подали кофе, и заходящее солнце поблескивало на меди маленькой «турки», когда Саймон сказал:

— Знаешь, Ливи, несмотря на те ужасные обстоятельства, которые дали мне возможность пригласить тебя сюда, я очень рад быть здесь с тобой.

Она молча разлила кофе по чашкам и положила себе сахар.

— Я всегда с нетерпением ждал тех вечеров, когда Клайв приглашал меня к вам. Сколько раз я повторял себе: «У него есть все! Главенствующее положение в фирме, очаровательная жена…»

Он просто пытается таким образом возвратить ей уверенность в себе, подумала она, склонившись над чашкой и вдыхая аромат кофе. Улыбнувшись, она ответила:

— Не делай мне комплиментов, Саймон!

— Это не комплимент, это правда. — Он сидел, подперев голову руками, и смотрел на нее. — Ливи, ты видела Рока?

Его неожиданный вопрос заставил ее вздрогнуть.

— В день судебного заседания, на площади.

— Я не имел в виду тогда. После этого…

— Почему ты спрашиваешь? — настороженно поинтересовалась она, избегая смотреть на него.

— В деревне начались пересуды. Тебе нужно о них знать, Ливи. Нельзя, чтобы они явились для тебя неожиданностью. Говорят… — Он остановился. — Мне трудно произнести это!

— Тогда я скажу за тебя! — Ее голос стал резким. — Говорят, странно, что Рок вернулся. Ведь так? А почему бы ему не вернуться? Ведь это его родина.

— Я с тобой полностью согласен, и все это не имеет никакого значения до тех пор, пока он не будет стремиться к встрече с тобой!

— Зачем ему встречаться со мной? — Ей удалось сохранить непроницаемое выражение лица и спокойно посмотреть на Саймона, как будто все это ничего не значило для нее.

— Если вы будете встречаться, его приезд свяжут с тобой! А тебе это совсем ни к чему. Ты ведь и сама это знаешь, Ливи. В конце концов, помолвку вы разорвали по твоей инициативе.

— Но из этого не следует, что он мне враг! — Осторожность подсказывала ей, что надо сменить тему, но любовь заставила спросить: — Почему ты так не любишь его, Саймон?

Он пожал плечами, будто все это было неважно, но продолжал пристально смотреть на нее через стол.

— Я почти не знаю его! Мы росли вместе, но он был двумя годами старше меня, и это давало ему превосходство надо мной. Он и в те дни всегда летел вперед, не заботясь о том, поспеваю ли я за ним. А я, как размазня, плелся следом. Точно так же я потом был на побегушках у Клайва. Но сейчас все изменилось! Странно, не правда ли? — Его глаза, поблескивающие в золотистом вечернем свете, сузились. — Второй стал первым, выбился в лидеры! Вернее сказать… — Он взял ее руку в свою. — Мы с тобой делим лидирующую позицию, поскольку доля Клайва перешла к тебе. Ливи, у меня грандиозные замыслы! Мы можем расширить дело. Если мы…

— Извини, Саймон, давай не будем сейчас говорить о делах.

— Я надеялся, что они тебя заинтересуют.

Прозвучавший в его тоне упрек разозлил ее.

— Клайв всего неделю как мертв! Как ты можешь строить какие-то планы?

— Я уже довольно долго вынашиваю эти замыслы.

— Тогда они могут еще немного подождать, — резко сказала она. Допивая кофе, Ливи чувствовала смутное беспокойство. — Мне хочется домой, Саймон. Поедем, пожалуйста!

— Я надеялся, что во время ужина ты отдохнешь, и мы сможем пойти погулять. Такой красивый вечер!

— Извини, но давай отложим до другого раза. У меня был трудный день.

Снисходительно улыбнувшись, он уступил и накинул ей на плечи пальто.

Некоторое время они ехали молча, потом Саймон сказал:

— Между прочим, ко мне сегодня приходила полиция.

У нее подпрыгнуло сердце. Молча, вцепившись руками в сумочку, она ждала продолжения.

— Им надо было еще раз осмотреть контору. Инспектор Марбин был так любезен, что можно было принять его за банщика, обхаживающего важного клиента.

Легкость его тона не обманула ее.

— Но они уже перевернули все в конторе вверх дном! — возразила она.

— Знаю. Я пытался выяснить, в чем тут дело, но… — Он покачал головой.

— Что они ищут, Саймон?

— Не представляю! Они унесли его ящик с деловыми бумагами и личную корреспонденцию. Там не было ничего, что ты…

— Моих писем, которые могли бы скомпрометировать меня? Мы оба не любили писать письма. Мои были такими, что их и хранить не стоило.

— Клайв всегда все хранил, — напомнил ей Саймон. — Как-то я застал его у запертого ящика в комнате с картотекой. Я поинтересовался, зачем ему персональный сейф для бумаг, а он ответил, что хранит в нем все свои личные письма, поскольку заранее трудно определить, пригодятся ли они в будущем. Кстати, ты знаешь, что он хранил копии всех писем, которые писал сам?

Она изумленно повернулась к нему.

— Не может быть!

— Это точно. Поэтому…

— Поэтому ты интересуешься, есть ли там что-то, касающееся меня. Но… — Вдруг она замолчала и похолодела от ужаса.

— В чем дело, Ливи?

— Дай мне подумать!

Воспоминания нахлынули на нее.

На следующий день после того, как Клайв сделал ей предложение, она написала ему письмо. Тогда, как следует все обдумав, она решила, что ее отказ прозвучал слишком резко. Сидя за маленьким бюро у себя в гостиной, она написала ему всю правду о том, что в этот момент чувствовала.

«Когда-нибудь я обязательно выйду замуж, мне захочется иметь семью и свой дом. Но в таком состоянии, в котором я нахожусь сейчас, этого делать нельзя. Сейчас мое замужество было бы только реакцией на разрыв с Роком. Вы, разумеется, знаете о нашей неудачной помолвке. Когда я смогу преодолеть свои чувства к нему, тогда, возможно, я смогу полюбить кого-нибудь другого».

Как глупо изливать свои чувства на бумаге, пытаясь быть честной. Неужели он сохранил и это письмо?

Было и еще письмо, которое Клайв написал ей после их ссоры, четыре месяца назад. Ссора возникла из-за того, что он возражал против ее работы в детском доме. Тогда он, скривив губы в знакомой неприятной улыбке, бросил ей:

— Неужели ты никогда не забудешь, что когда-то зарабатывала себе на пропитание?

— Я не хочу забывать об этом. Зачем? Все трудятся, а я любила свою работу. Как бы то ни было, если я не буду ходить в детский дом, чем мне тогда заниматься? Здесь всем заведует миссис Стар, есть и дневная прислуга…

— Извини, пожалуйста, что не обеспечил тебя работой по хозяйству!

— Но ты мог бы обеспечить меня ребенком! — не удержалась она. — Клайв, я хочу детей!

— Вынужден разочаровать тебя, моя дорогая! Я не хочу их. От детей только беспорядок и шум. Если ты думаешь…

— Я скажу тебе, что я думаю, — взорвалась она. — Ты меня обманул. Еще до свадьбы ты знал, что я хочу иметь семью и что сам ты этого не хочешь!

— И поэтому ты бегаешь в Монтан-Хаус и носишься с этими сиротами, Бог весть какого происхождения! Мне казалось, я смогу сделать из тебя что-то. Как я ошибся!

— Ты в самом деле не собираешься иметь детей?

— Нет, не собираюсь, только пусть это останется между нами.

Она повернулась и вышла из комнаты. На следующее утро Ливи уехала от него.

Она написала ему из Лондона, что не вернется. Его ответ вызвал у нее только горечь и злость.

«Я не питаю никаких иллюзий по твоему поводу, — писал он. — Ты хочешь вовлечь меня в бракоразводный процесс. Это тебе не удастся. Если ты все еще мечтаешь о Роке Хэнлэне, забудь о нем. Ты можешь вернуться домой и снова исполнять обязанности моей жены. Разумеется, если ты хочешь ребенка, ты его получишь».

Она вернулась, чтобы обнаружить, что все его письмо было ложью. Он написал его только потому, что хотел оправдать себя в глазах закона, предприми она решительные шаги для развода. Детей не будет.

По всей вероятности, у себя в сейфе он хранил копию и этого письма. Значит, полиция прочитает эти два свидетельства ее любви к Року и того, что Клайв не собирался давать ей свободу. И какие выводы они сделают, сложив вместе два этих факта? Решат, что у нее был мотив для убийства?

Ливи сидела съежившись рядом с Саймоном. Они почти приехали, когда Саймон свернул на боковую дорогу.

— Давай проедем напрямик, мимо Мэгги. Она мне сегодня звонила, но в это время у меня сидел клиент, и я не мог разговаривать. Надо выяснить, чего она хотела.

— Высади меня в конце аллеи. Я дойду до студии пешком.

— Мы всего на минуту. — Он и не собирался тормозить. — Пожалуйста, Ливи, поедем со мной. — Саймон накрыл ее руки своей рукой. Ливи почувствовала ее тепло на своих холодных пальцах, но его прикосновение не приносило успокоения.

Вскоре показался коттедж Мэгги. В саду перед ним они увидели Мэгги и Рока, которые, что-то разглядывая, склонились над цветочной клумбой.

— Рок шустер на восстановление старых знакомств! — бросил Саймон с коротким смешком. — Наверное, ему не терпится узнать все подробности. Меня он не спрашивает: знает, что не отвечу, вот и выбрал Мэгги!

Ливи промолчала. Пока Саймон парковал машину, она неподвижно сидела на месте, вслушиваясь в биение своего сердца.

Снова встретиться с Роком, поговорить с ним, увидеть его лицо при свете дня! Но что выразит это лицо? Раздражение из-за того, что она не послушалась его и они снова встретились? Или его голубые глаза смягчатся при воспоминании о мимолетной близости, которая возникла между ними в напряженной атмосфере вчерашней ночи? «Сжалься надо мной, Рок!»

Она пошла по тропинке вслед за Саймоном, задевая ветки кустов подолом широкой синей юбки.

Они обогнули дом, и Саймон громко поздоровался:

— Привет, Мэгги! И Рок! Провалиться мне на этом самом месте, блудный репортер вернулся в родной дом!

Будто до этого Саймон не знал, что Рок в Ардене!

Ливи ощущала мягкую зелень лужайки под ногами. У нее дрожали колени, она старалась не смотреть на Рока. Мэгги обернулась к ним с сияющим от счастья лицом.

— Саймон, как хорошо, что ты приехал! У меня потрясающие новости! У Кейта шевелятся пальцы, правда пока еще едва-едва. Но все-таки они действуют! Он пытался сам подтянуть на себя плед. Это похоже на чудо!

— Замечательно, Мэгги, — согласился Саймон. — Я уверен, что рассудок у него в полном порядке и все это время он боролся с болезнью.

— Доктор сказал, до выздоровления еще далеко, может быть, месяцы. Я вызвала массажиста. Главное, чтобы Кейт чувствовал себя счастливым; любое неприятное переживание может затормозить выздоровление или даже остановить его.

Рок закурил.

— У тебя в доме такая спокойная обстановка, Мэгги. Не переживай так, теперь все пойдет на лад.

— Правда, Рок? — Мэгги подняла на него сияющие, вдруг потеплевшие глаза.

Наблюдая за ними, Ливи чувствовала, как ее сердце ноет от боли. Сколько общих воспоминаний связывало этих двоих — Рока и Мэгги…

Пробили часы в церкви, и Рок произнес:

— Я пойду. Мы с Гаем Гейзером договорились пропустить по рюмочке. Ты помнишь его, Мэгги?

— Да, он же с нами учился. — Она протянула ему руку. — Мне не хочется, чтобы ты уходил.

— Я еще приду. Наверное, завтра.

— Пожалуйста, приходи, когда захочешь, — настойчиво попросила она. — Мой дом всегда открыт для тебя. Как обычно. — Она потянулась поцеловать его в щеку.

Кейт смог пошевелить пальцами, и Мэгги была счастлива. Или ее настроение объяснялось тем, что Рок снова был с ней после стольких лет разлуки?

— После персидских вин нет ничего лучше английского пива! — рассмеялся Рок.

— Где ты остановился? — равнодушно поинтересовался Саймон.

— В «Поющем лебеде». — Рок повернулся на каблуках. — Пока! — Он поднял руку в знак прощания.

— Когда мы приехали, мне показалось, что он собирается просидеть здесь весь вечер. — Не скрывая раздражения Саймон глядел вслед высокой удаляющейся фигуре Рока. — Должно быть, мы ему не понравились!

— Не выдумывай! — Мэгги отщипнула завядший цветок ноготков. — Рок все равно бы ушел. Ты же слышал, у него назначена встреча. А теперь, раз ты здесь, Саймон, пойдем, навестим Кейта.

— С удовольствием. Пошли, Ливи…

— Он уже в постели, — быстро перебила его Мэгги. — Сиделка пришла раньше обычного и уже уложила его. Перед сном к нему нельзя пускать больше одного посетителя, а то он перевозбудится. Извини, Ливи…

— Ничего, я пойду…

— Нет! — Саймон схватил ее за руку. — Подожди меня. Я всего на одну минуту.

Ничего не поделаешь, но так было каждый раз! Ливи нельзя допускать к Кейту, вдруг ее присутствие расстроит его. Ливи готова была поклясться, что это не так. Она была уверена, что Кейт сохранил рассудок и, значит, не может винить ее за дикий порыв ее лошади.

Кейт ей всегда симпатизировал. Чувствительный, с хорошо развитым воображением, он быстро нашел точки соприкосновения с женой Клайва.

Ливи огляделась кругом. В саду было тихо и пусто, темнело. Она села на деревянную скамью и сложила руки на коленях. По ее позе можно было подумать, будто она находится в полной гармонии с окружающим миром.

Должно быть, Рок приходил пешком, потому что они не видели его машины у входа, и она не слышала звука заводящегося мотора, когда он ушел. Наверное, именно она явилась причиной его поспешного ухода. Всего на секунду его чистые голубые глаза остановились на ней…

Вдруг Ливи показалось, что сумеречный свет заслонила чья-то тень. Она подняла глаза — перед ней стоял Рок.

— Я думала, ты ушел…

— Я вернулся. Правда, я не совсем понимаю, зачем. — Он нагнулся и поднял ее лицо к себе. — Не вешай носа! — мягко произнес он. — Кажется, это все, что я хотел сказать тебе.

Она подвинулась, освобождая для него место на скамейке, но он покачал головой.

— У меня назначена встреча с пивом, — усмехнулся он. — Между прочим, будь осторожна! Тебе надо научиться инстинктивно ощущать приближающуюся опасность. Я сам научился этому, когда был в Венгрии и в Алжире…

— Тогда научи меня…

— Я бы рад, да ничего не получится, этому нельзя научить. Могу только сказать, что у тебя должно появиться особое ощущение на кончиках пальцев, будто это радары, улавливающие опасность.

— Ты считаешь, мне грозит опасность?

— Может быть, и нет. Считай, что я слишком осторожен. — Он бросил быстрый взгляд через плечо и нежно прошептал: — До свидания.

Он ушел, а Ливи осталась сидеть, с иронией размышляя над тем, что сохраняет то положение, которое он придал ее лицу: подбородок вперед…

— Кейт совсем выдохся! — вернувшись, сообщил ей Саймон. — Странно, сколько усилий требуется парализованному человеку, чтобы шевельнуть хотя бы одним мускулом! Похоже, он сам сознает, что дело пошло на поправку: это чувствуется по его глазам.

— Оставайтесь на кофе, — не совсем искренне предложила Мэгги.

— Спасибо, Мэгги, мне не хочется, — ответила Ливи, опередив Саймона. — А ты оставайся. — Она повернулась к нему.

— Не сегодня. Я загляну завтра. Идем, Ливи?

Ливи ждала от них расспросов по поводу странного возвращения Рока, но потом вспомнила, что небольшая комната Кейта выходит окнами на другую сторону. Значит, приход Рока остался незамеченным.

По пути к студии они говорили о Кейте.

— Просто здорово, что это наконец произошло, после стольких-то месяцев! Теперь Мэгги сможет вернуться к нормальной жизни. Из-за него она была заперта в четырех стенах.

Возможно, если Кейт поправится, Мэгги простит ее, думала Ливи. Или потрясение было настолько сильным, что этого никогда не случится?

Саймон подъехал к газону рядом со студией. Ливи взяла сумочку и накинула на плечи пальто.

— Спасибо за приятный вечер. — Она улыбнулась и дотронулась до его руки.

Но Саймон не собирался отпускать ее. Он дошел вместе с ней до ступенек, которые вели на веранду.

— Ты не представляешь, какую радость доставляет мне твое общество! Или все-таки догадываешься? Ливи, дорогая, если бы ты могла… — Он стоял очень близко, наклонив голову и глядя ей прямо в глаза. Ливи поспешила отвести взгляд, сердце у нее тревожно забилось. — Ливи, дорогая моя, Клайв мертв, но ты не одинока. Я буду заботиться о тебе.

Его рука легла на ее плечо, пальцы ласкали мягкую кожу под тонким шелком. Ливи отстранилась и раздраженно произнесла:

— Мне уже не двадцать один год, Саймон, и я в состоянии сама позаботиться о себе! — Все еще избегая смотреть ему в глаза, она взбежала по ступенькам веранды, бросив через плечо: — Спокойной ночи!

«Спокойной ночи, спасибо тебе — и оставь меня в покое!» Она прошла по коридору, зажгла свет у себя в спальне и бросила пальто на кровать.

Неужели он хотел поцеловать ее? Этого не может быть, ведь после ужасной смерти Клайва не прошло и недели… Ливи постаралась заглушить свои подозрения. Скорее всего, Саймон, решив, что она одинока и испугана, хотел таким образом утешить ее. Просто мужской подход…

С облегчением она услышала шум отъезжающей машины и пошла в гостиную. Почему-то не находя себе места, она беспокойно слонялась по комнате, взялась было за журнал, но тут же отбросила его в сторону, закурила и забыла сигарету в пепельнице. Наконец она остановилась перед картиной, стоявшей на мольберте.

Адриана говорила, что картина предназначалась для зимней выставки в Линчестере. Это была ее собственная интерпретация трех волхвов. Король в короне, за ним цыган и, наконец, нищий будто возникали из водоворота странных, размытых красок. Как объяснила Адриана, в такие цвета были окрашены их дары — золото, ладан и смирна. Здесь смешались все оттенки желтого: золотистый, серовато-бледный и почти коричневый, более густая текстура которого должна была подчеркнуть терпкую сладость аромата смирны.

Как, должно быть, удивительно быть художником, иметь возможность убежать в творчество от дум и забот повседневной жизни. Рассматривает ли Адриана искусство как бегство от действительности? Или это способ самовыражения?

Слава Богу, и у нее, Ливи, есть способ отвлечься от дум! Она посмотрела на свои руки, чуть тронутые загаром, сильные, чуткие, не особенно красивые, но хорошо приспособленные для того, чтобы лечить людей. Только одно кольцо, обручальное, блестело на пальце, другие — бриллиантовое, подаренное ей Клайвом после помолвки; с овальным сапфиром, доставшееся от матери; с большим зеленым перидотом, из-за которого ее едва не обвинили в убийстве мужа, — были заперты в Ларне.