Обернувшись, Эмма испуганно прикрыла рукой рот.

Перед отделанным мрамором камином, освещенный его пламенем и одетый во все черное, стоял Джейми.

— Что ты здесь делаешь? — прошептала Эмма, слыша, как радостно колотится ее сердце. — Как ты вошел?

— Если Синклер знает, как незаметно выбраться из замка, — торжественно провозгласил Джейми, — значит, ему известно, как туда так же незаметно пробраться.

— Туннель в центральной башне, — выдохнула Эмма.

— Да. — Джейми приложил палец к губам. — Это секрет, который передавался Синклерами из поколения в поколение на тот случай, если один из нас захочет глухой ночью проскользнуть в замок, чтобы украсть редкий томик Рене Декарта, перерезать кому-нибудь горло… Или испортить какую-нибудь красотку Хепберна.

От его слов по спине Эммы прокатилась дрожь предвкушения. Она вздернула подбородок и окинула его повелительным взглядом.

— Ты слишком долго медлишь. Знаешь ведь, что завтра я выхожу замуж.

— Слышал. За старого высохшего козла. — Джейми перешел на ее сторону, протянул к ней руку и намотал на свой палец несколько выбившихся завитков, как будто больше не мог сопротивляться искушению прикоснуться к ней. — Ну что ж, это уважительная причина, чтобы захотеть провести ночь в постели с настоящим мужчиной.

— Ты предлагаешь свои услуги?

— Да. Но боюсь, я всего лишь бедный горец без гроша в кармане. Я не могу подарить тебе драгоценные камни, меха или золото.

— А что ты можешь мне подарить?

— Это, — прошептал Джейми и прильнул к ее губам в долгом и страстном поцелуе. — И это.

Он обнял ее и крепко прижал к себе, его восставшая плоть уперлась в мягкий живот Эммы, давая ей понять всю силу его желания.

Эмма обняла его за шею, тая от его поцелуев, тая в его объятиях. Он мог сколько угодно твердить, что не хочет идти по пути своих родителей и повторять их ошибки, но при этом он рисковал всем, включая собственную жизнь, придя сюда. И пусть это могло нарушить задуманную схему и дорого обойтись им обоим, у Эммы не хватало смелости, да и не было желания, отправить его назад.

Не прерывая нежного поцелуя, Джейми подхватил ее на руки и понес в кровать, стараясь не затронуть больное плечо. Когда он положил ее на кровать, накрыв своим телом, ее кудрявые волосы, словно река меди, рассыпались по шелковому покрывалу.

Никогда еще Эмма не чувствовала себя так замечательно, не ощущала себя настолько в роли невесты, как в это мгновение. Она понимала, что должна была чувствовать мать Джейми, когда впервые встретилась с его отцом в том укромном месте в лесу; понимала, что подвигло их бежать, оставив все, что им было дорого, чтобы любить друг друга. И сейчас плод этой необыкновенной, сумасшедшей любви смотрел на нее в свете от камина, его глаза потемнели от желания, такого отчаянного, что он был готов рисковать собственной жизнью, чтобы утолить его.

Эмма запустила пальцы в густую шевелюру Джейми и потянула его к себе, прижавшись к его восхитительным губам. Она приглашала Джейми удовлетворить это желание, удовлетворить ее.

Джейми не стал тратить время. Под действиями его умных пальцев ночная рубашка словно растворилась в воздухе, Эмма осталась обнаженной. Он сжалился над ее неуклюжими попытками раздеть его и в промежутках, между дразнящими ласками и глубокими, сводящими с ума поцелуями ловко разделся сам. И вскоре их тела, так же пылко, как и губы, устремились навстречу тому мгновению, когда они могли стать единым целым.

Но когда Эмма решила, что этот момент настал, Джейми скользнул вниз, ниже, ниже. Его крупные руки мягко развели бедра Эммы, открыв его голодному взгляду самое сокровенное. Внезапно Эмму охватило чувство стыда, она попыталась освободиться от его рук. Но Джейми не позволил и мягко, но решительно удержал ее на месте.

Он наклонил голову и кончиком языка коснулся самой трепетной части ее тела, совсем как там, в разрушенной церкви, прикасался к ее соскам.

Эмма ощутила неописуемое блаженство, удовольствие за гранью мечты или воображения. Она уцепилась руками за простыни, сжав кулаки, отчаянно пытаясь найти твердую опору в этом мире, который сумасшедшим образом крутился вокруг своей оси. Его ласки становились все настойчивее, и Эмма, извиваясь всем телом, бесконечно повторяла его имя.

Джейми знал, что сейчас она вскрикнет, достигнув высшей точки блаженства. Он потянулся вверх и осторожно прикрыл рукой ей рот, заглушая ее восторженный крик. Потом он снова прильнул к ее губам, задушив возгласы пьянящего удовольствия, и, на мгновение приподнявшись, одним стремительным движением вошел в нее, чем вызвал у Эммы восторженный вздох.

Похоже, он решил доказать, что ни один другой молодой и сильный любовник не сможет бороться за ее сердце с таким же мастерством или выносливостью. Он как будто решил за одну ночь устроить ей любовь длиною в жизнь, как будто его тело было создано для одной, и только для одной цели — доставлять ей удовольствие.

Он накрывал ее своим телом, подкрадывался сзади, как вор в ночи, потом спустя долгое время оказался снизу, а она сидела на нем верхом. Его мощные бедра установили мощный ритм движения, более неотразимый и гипнотизирующий, чем волна прилива, накатывающая на берег. И вот когда этот прилив уже был готов утащить ее в море непередаваемого блаженства, Джейми опять перевернулся, увлекая ее за собой.

Эмма лишь беспомощно уцепилась за его плечи, пока он овладевал ею вновь и вновь. Теперь Эмма знала, что независимо от того, как далеко и как долго она будет путешествовать в этом волшебном мире, она всегда будет принадлежать Джейми. К этому мгновению она уже так тонко чувствовала его прикосновения, что ему было достаточно легчайшего прикосновения кончиков пальцев, чтобы новая волна блаженства накрыла ее с головой.

Крепкое тело Джейми задрожало. Эмма ждала, что он остановится и извлечет свою плоть, но он устремился еще глубже, застонав сквозь сжатые зубы. Она почувствовала, как в нее хлынул теплый поток, и в приступе восторга прогнулась ему навстречу. Потайные мышцы в ее теле то сжимались, то разжимались, словно решили выжать из великолепного тела Джейми все до последней капли.

Когда все ее тело конвульсивно содрогнулось, балансируя на грани экстаза, Эмма упала на матрас в таком глубоком блаженном бессилии, что даже не знала, найдет ли когда-нибудь силы пошевелиться.

— О, Джейми, — прошептала она, не открывая глаз. — Я знала, что ты вернешься ко мне.

— Ш-ш-ш, — пробормотал он, настолько нежно, но по-собственнически касаясь губами ее губ, что Эмме захотелось зарыдать. — Спи, ангел. Спи.

Когда она вновь открыла глаза, Джейми исчез.

Понимая, что, должно быть, задремала, Эмма приподнялась на локтях, убрала волосы с глаз. В комнате не было ни единого признака, что Джейми был здесь. Если бы не мускусный запах, оставшийся на простынях, и ощущение легкого дискомфорта между ног, она бы задумалась, не приснилось ли ей все это.

Эмма снова упала на кровать, убрала упавший на глаза завиток и стала рассматривать потолочные медальоны. Очевидно, Джейми Синклер еще не понял, что его дни похитителя и налетчика сочтены. Он больше не может проскальзывать в спальню женщины, чтобы завладеть ее телом и похитить ее сердце, не заплатив за это действительно дорогую цену.

Эмма повернула лицо к окну и смотрела в ночь на север, пока луна не скрылась за горой, и ее вечер накануне свадьбы не превратился в день ее свадьбы.

На следующее утро Эмма сидела в своей спальне перед туалетным столиком, изучая в овальном зеркале безмятежное отражение, когда раздался стук в дверь. Она уже отпустила из комнаты стайку щебетавших служанок, понимая, что ей необходимо побыть несколько минут одной, чтобы успокоиться перед свадьбой.

— Войдите, — откликнулась Эмма, полагая, что это пришел лакей, которого послали сообщить ей, что в гостиной ждет отец, чтобы проводить ее в церковь.

Но когда дверь открылась, в зеркале отразилась мать Эммы. С волосами бледно-абрикосового цвета, веснушчатыми щеками и мягкими голубыми глазами Мария Марлоу некогда была так же прелестна, как пастельная акварель. Но время и постоянное переутомление оставили от прежней Марии одну только тень. За последние три года, когда отец Эммы все чаще искал утешения в бутылке и все реже в своей жене, казалось, что даже эти очертания стали расплываться. И только ее улыбка не растеряла своего прежнего обаяния.

— Ты очень красивая невеста.

Миссис Марлоу подошла к дочери, поцеловала ее в щеку и присела на краешек кровати.

— Спасибо, мама. Как сегодня утром отец?

Несмотря на вопрос, заданный мимоходом, обе понимали, о чем спрашивает Эмма.

— С твоим отцом все в порядке. Мне кажется, ты не удивишься, что после твоего похищения у него был очень сложный период. Но он не взял в рот ни капли ликера, с тех пор как пришло сообщение, что мы, возможно, потеряли тебя навсегда.

— Почему? У графа закончились напитки?

Эмма была почти уверена, что мать самоотверженно бросится защищать отца, но она всего лишь расправила юбки своего платья.

— Сегодня утром я пришла сюда не для того, чтобы поговорить о твоем отце, Эмма. Я пришла, чтобы поговорить о тебе.

Эмма вздохнула, подперла рукой подбородок, приготовившись выслушать обычную лекцию о том, какая это ответственность — быть старшей и как важно следовать долгу. Потом последуют знакомые уверения о том, что они все ценят жертву, на которую идет Эмма.

— Пока тебя не было, мне пришло в голову, что тебя могло заинтересовать, почему я так страстно хотела, чтобы ты приняла предложение графа.

— На самом деле, нет. Я всегда знала почему. — Эмма старалась, чтобы в ее голосе не было горьких ноток. — Чтобы отец не оказался в работном доме, а у других девочек был шанс найти себе достойных мужей.

— Возможно, это я заставила тебя поверить в это, но на самом деле я никогда не хотела, чтобы ты вышла замуж за графа ради нашей выгоды. Я хотела, чтобы ты вышла за него себе во благо.

— Как же брак с человеком, который годится мне в прадедушки, может быть мне во благо? — в замешательстве нахмурилась Эмма, выпрямившись на стуле.

— Я убедила себя, что его состояние и власть как-то защитят тебя от жизненных невзгод и неудач, — пожала плечами мать. — Кроме того, я знала, что он мужчина престарелый. Ну сколько он еще протянет?

Эмма не сдержала изумленного смеха. Она никогда не ожидала, что ее мать в точности, словно эхо, повторит те слова, что проносились в ее голове, когда она стояла с графом перед алтарем в первый раз.

— Конечно, тебе придется вытерпеть неприятную миссию — подарить графу наследника, — с недовольной гримасой на лице признала миссис Марлоу. — Но когда граф скончается, ты ни перед кем не будешь в ответе. Ты станешь хозяйкой своей судьбы.

— А тебе никогда не приходило в голову, что я могу захотеть выйти замуж по другим причинам? — Эмма на секунду прикрыла глаза. Она не могла смотреть на кровать, на которой сейчас сидела ее мать, не вспоминая того незабываемого блаженства, которое они всего несколько часов назад делили там с Джейми. — По любви, например?

Мать посмотрела ей прямо в глаза. Такого неуступчивого взгляда матери Эмма никогда не видела.

— Я не хотела, чтобы ты повторяла мою ошибку. Я вышла замуж по любви, а закончилось все тем, что нет ни любви, ни денег, одни сожаления.

Миссис Марлоу встала с кровати и с беспокойным видом отошла к окну. Она стояла спиной к Эмме, глядя на величественную тень горы.

— Последнюю неделю мы с твоим отцом жили и не знали, что у нас будет: твоя свадьба или твои похороны. У нас было много времени для разговоров. Мы пришли к выводу, что не станем принуждать тебя выходить замуж за графа против твоей воли. В этот самый момент твой отец находится внизу, совершенно готовый к тому, чтобы пойти к графу и сообщить, что мы разрываем помолвку.

— Но как же сумма, выделенная на уплату долгов? — прошептала Эмма. Она едва не потеряла дар речи, услышав такие слова матери. — Мы обе знаем, что отец уже потратил большую часть денег на уплату карточных долгов.

— Мы готовы вернуть оставшуюся часть денег графу немедленно. — Сцепив руки на груди, миссис Марлоу повернулась к дочери лицом. — И найдем способ вернуть остальное, все до последнего пенни. Даже если для этого придется продать собственность, которая уже два века принадлежит нашей семье. Если необходимо, твои сестры изъявили желание устроиться на работу в более состоятельные семьи в приходе оплачиваемыми компаньонками или даже гувернантками.

Эмма понимала, что нельзя на собственной свадьбе появляться с покрасневшим носом, но все равно не смогла сдержать слез.

— Они сделают это? Ради меня?

Мать кивнула, потом устремилась к Эмме и опустилась перед ней на колени.

— Еще не слишком поздно, дорогая моя, — умоляющим голосом произнесла она и дрожащей рукой погладила Эмму по волосам. — Ты не должна этого делать.

— Нет, мама, — прошептала Эмма, улыбаясь сквозь слезы и обнимая мать. — Должна.

Сквозь высокие арочные окна церкви проникали золотистые лучи солнечного света, дарившие надежду на лучшее будущее. Неудобные деревянные скамейки были до отказа забиты соседями графа и жителями ближайшей деревушки, все поспешно собрались здесь, чтобы отпраздновать счастливое возвращение невесты их лэрда и их предстоящее бракосочетание.

Многих из них привело сюда любопытство. Они сгорали от желания увидеть, как выглядит молодая невеста после такого сурового испытания в жизни. Ходило много слухов, некоторые весьма мрачные, о различных оскорблениях, которым она, возможно, подвергалась в руках такой безжалостной банды негодяев. Некоторые шептались, что граф, оказывается, намного благороднее и бескорыстнее, чем все о нем думали, если по-прежнему хочет жениться на этой девочке, после того как она провела столько ночей в компании такого молодого и сильного разбойника, как Джейми Синклер.

Когда невеста заняла свое место перед алтарем, шепот перерос в ровный гул голосов. Те, кто стоял позади, тянули шеи, чтобы получше ее рассмотреть.

Сейчас Эмма мало походила на то перепуганное создание, которое увезли прямо от алтаря на лошади Джейми Синклера. Она расправила плечи, высоко подняла голову, и на лице не было ни тени смущения или стыда насчет того, что она могла вынести в руках Синклера и его людей. Её кожа больше не была бледной, как алебастр, она светилась здоровьем. Из изящно уложенной прически выбилось несколько блестящих медных прядей, которые обрамляли ее веснушчатое лицо и нежно касались красивой шеи. Ее пухлые губы и притягательный блеск в глазах заставили многих жен в этой церкви щипнуть собственных мужей, чтобы не пялили глаза, куда не следует.

Прекрасно понимая, что все сейчас смотрят только на нее, включая ее семью на передней скамье, Эмма держала перед собой букет из сухого вереска. У нее больше не дрожали руки, они были такими же твердыми, как тогда, когда держали рукоятку пистолета Джейми.

Поскольку за то время, которое она провела с отрядом Джейми, ее свадебное платье пришло в негодность, граф щедро разрешил ей позаимствовать одно из прежних, безнадежно устаревших платьев его второй или третьей жены. Но Эмма предпочла надеть одно из своих — простое, из белоснежного индийского муслина платье с высокой талией и кружевными манжетами.

В дальнем конце церкви появился ее жених, одетый снова в официальный килт и с пледом лэрда Хепберна через плечо. Эмма сощурилась. Если бы план графа оказался успешным, в это прекрасное весеннее утро на ней было бы не свадебное платье, а похоронный саван.

Пока он шел по проходу своей прыгающей походкой, Эмма даже удивилась, как его колени не стучат друг о друга. Проходя мимо семейной скамейки, он даже соизволил подмигнуть своему племяннику. Йен Хепберн положил одну руку на спинку скамейки и таинственной улыбкой ответил на приветствие дяди.

Когда жених встал рядом с невестой, священник открыл часослов и дрожащим пальцем толкнул на нос очки в стальной оправе, очевидно, вспомнив, как они втроем недавно уже стояли перед этим алтарем.

Как раз в тот момент, когда он открыл рот, чтобы начать церемонию, деревянные двери в конце церкви распахнулись с громким стуком. У Эммы подпрыгнуло сердце, когда в дверях появился мужчина, силуэт которого в лучах солнца напоминал воина из другого века.