Глава 1

В предрассветных сумерках город выходил из темного полусна, становился шире, башни устремлялись ввысь; он потягивался, а тем временем, все больше зданий и улиц показывались в сумеречном свете. В мрачной массе загорались одинокие огоньки — окна, в которых отражалось первое мерцание начинающегося дня. Солнечный свет разливался по городским районам как пожар, золотые искры его пламени перескакивали от окна к окну, от дома к дому. Над Дунаем поднимались туманы и растворялись в вышине. Веревки из дыма поднимались в небо, сначала поодиночке, затем все больше и больше, пока весь город не оказался опутан ими. Люди отделялись от дверей и ворот, объединялись в переулках и улицах в кишащие колонны, как ряды чисел на параде математических уравнений.

Пейзаж венских крыш ширился с наступлением дня, как окаменевшее изображение восточного базара, кишащего и превосходного в своем разнообразии. Острые фронтоны и изогнутые купола, покрытые сажей дымоходы и исполненные изящества грациозные каминные трубы, смелые очертания зубчатых венцов и плоские, постыдные крыши бараков — все они, казалось, толпились в утренней дымке, встающей над красной черепицей и серым шифером. Под ними пробуждались виллы и дворцы, а хижины, лачуги и заселенные беднотой дома приветствовали загорающееся утро грохотом дверей. Пришел день, а вместе с ним пришли и воспоминания.

Воспоминания Ауры.

Проводник только что постучал в дверь её спального купе — «Вена через двадцать минут!» — но она уже больше часа была на ногах. Пока поезд проезжал предместья, она сидела у окна и смотрела наружу. Перед ней на крохотном столике под окном лежало что-то похожее на сигару. При каждом толчке поезда оно ездило то взад, то вперед. Аура останавливала его кончиками пальцев, как только оно угрожало скатиться на пол.

Её взгляд задумчиво скользил по крышам и фасадам, фронтонам, лоджиям и открытым балконам. Чем ближе приближался поезд к центральным районам, тем роскошнее казался ей город. Ауре пришло в голову, что когда она впервые посетила Вену семь лет назад, то не удостоила ее даже взглядом. Тогда красота и волшебство старинного города совершенно не тронули её.

«Сигара» снова покатилась, и в который раз Аура остановила её. Погруженная в собственные мысли, она смотрела на сигарообразный предмет. Он был неуклюже скручен и без этикетки. Еще раз она отодвинула его назад и он снова вернулся к ней из-за вибрирующих движений поезда. Немного похоже на её прошлое, которое она так часто хотела оттолкнуть от себя, но каждый раз безуспешно.

Каждый раз когда мысли возвращались к прошлому, она видела другую, изменившуюся Ауру, даже внешне. Сейчас она носила черные волосы короче, только до плеч, а когда появлялась на людях, полностью скрывала их под широкополой черной шляпой. При виде её одежды цвета ночи многие думали, что она носит траур, и, может, в этом предположении скрывалось намного больше правды, чем сознавала сама Аура.

Не все сцены прошлого преследовали её, не каждая минута жестокости, не каждое слово, не каждое лицо. Многое стерлось. Многое потеряло свою остроту. Она все еще чувствовала боль утрат, и порой отчаяние, как и тогда, овладевало ею. Но вместе с тем, некоторые грани чувств стали ей чуждыми. Она говорила себе, скорее ради самоутешения, что это были воспоминания девочки, а не той женщины, которой она была сейчас.

Но она знала, насколько неубедительными были подобные объяснения. Конечно, она уже давно не ребенок, и за последние семь лет многое изменилось.

Ей было двадцать пять лет, но она несла в себе знания столетий.

* * *

Раздался звук, похожий на звон бьющейся посуды, — зазвучала решетчатая дверь, когда надзиратель открыл её и толкнул внутрь. Это движение было настолько незаметным, что казалось, она отворилась сама собой, и это составляло предмет самой большой гордости надзирателя за все годы службы. По крайней мере, он уверял Ауру в том, что это так, когда вел её в глубину каменных гротов тюрьмы.

Они шли по широкому коридору в стенах которого на расстоянии нескольких метров друг от друга были металлические двери. Посредине каждой двери на уровне глаз находилась металлическая решетка величиной с голову. Когда глаза Ауры привыкли к сумраку, она стала замечать дикие глаза за каждой из них.

— Здесь только одиночные камеры, — объяснил надзиратель и снял с пояса полированную дубинку.

Когда за одной дверью крики стали громче, он быстро подскочил к ней и с силой стал бить по решетке. Шум был оглушительным, и Аура молила Бога, чтобы надзиратель поскорее прекратил этот кошмар. Она не обращала внимания на непристойные выкрики заключенных, но от резкого стука дубинки о железо у неё все сжималось внутри.

Она внезапно почувствовала себя неудобно в длинном, до пола, черном платье и накидке с высоко поднятым капюшоном. И вовсе не потому, что подобная накидка считалась на сегодняшний день почти антиквариатом (еще большим, чем та, которую она украла у несчастной Козимы), нет, ее смущало то, что в этом прибежище мужского насилия она так отчетливо подчеркивала её женственность. Потому что женственность, очевидно, истолковывалась здесь как слабость. Даже во взгляде надзирателя горела искра превосходства, когда бы она ни взглянула на него, хотя он все же сохранял приличествующую любезность и был деликатен с нею (ровно настолько, насколько позволяла сумма, которую Аура сунула ему на входе).

Стены были выполнены из красного кирпича, на полу — грубый настил. В коридоре стояли лужи, и Ауру смутило то, что ей пришлось приподнимать подол своего платья, чтобы оно не скользило по этой грязной жиже. Она невольно спросила себя, не умышленно ли избрал надзиратель этот путь. Хотя, по правде говоря, ей было все равно.

— Если хотите, можете поговорить с вашим другом в камере, — предложил надзиратель. — При закрытых дверях, если пожелаете. — Он двусмысленно улыбнулся — на иную улыбку здесь можно было и не рассчитывать.

— Сколько? — ледяным тоном спросила она.

Он назвал сумму и сразу же протянул руку. С подчеркнутым равнодушием Аура вытащила пачку банкнот из своего кармана и отсчитала необходимую сумму. Надзиратель довольно улыбнулся, и деньги тут же исчезли в его униформе.

— Вам никто не помешает, — пообещал он.

Аура не верила ни единому его слову.

— А вы не рискуете? — спросила она, пока они спускались по железной лестнице.

Ступени вели на балюстраду, которая тянулась по обе стороны коридора. Здесь было примерно столько же одиночных камер, как и на первом этаже.

— Рискую? — Надзиратель весело покачал головой. — Это не я, а вы идете в камеру убийцы.

Аура презрительно сморщила нос.

— Это мой брат.

— Ваш брат убил полдюжины молоденьких девочек. Похитил и зарезал. Здесь таких как он не очень-то жалуют.

Они остановились перед дверью камеры, которая была помечена красным крестом величиной с ладонь. Аура напрасно старалась поймать незаметный взгляд через решетку. Внутри помещения царила темнота.

— Что означает крест? — спросила она. Надзиратель скривился.

— Желающие почаще видеть священника.

— Религиозные часы? — изумленно спросила она.

Надзиратель кивнул и подошел к решетке.

— Эй, приятель, к тебе посетитель! Стань к стене, если ты хочешь, чтобы я открыл.

В темноте камеры не было заметно никакого движения.

Надзиратель презрительно хмыкнул, затем повернул ключ в замке.

— Прошу вас, — сказал он, входите.

Она мгновение колебалась.

— Почему там внутри не горит свет?

— Ваш брат разбил лампу.

Во тьме что-то зашевелилось, в другом конце камеры у стены.

— Свет, это то, что носят в сердце, а не цепляют на потолок, — сказал кто-то. Слова может и прозвучали цинично, но произнесены они были спокойно, даже кротко.

Аура поймала себя на том, что она вздрогнула, когда узнала голос Кристофера. Этот испуг длился не дольше мгновения, и она не передумала, хотя тень сомнения все же закралась в ее сердце. Должны ведь быть и другие пути.

«Нет, — напомнила она себе, — это было твое собственное решение. Теперь главное — сделать все с максимальной пользой».

С высоко поднятой головой она прошла мимо надзирателя в темноту. На пороге она еще раз обернулась к нему.

— У вас случайно не найдется свечи для меня?

— В общем-то, да, — сказал он растягивая слова. — У заключенных есть возможность приобрести несколько штук раз в неделю, но продажа была вчера. Но, конечно, при определенных обстоятельствах, можно было бы сделать…

Она прервала его на полуслове, сунув ему в руку еще одну бумажку, и он тут же засуетился по пути к выходу.

— Свечу принесут немедленно, — пообещал он и закрыл за ней дверь на замок. По затихающему дребезжанию связки ключей Аура определила, что надзиратель удаляется.

Перед ней не было ничего, кроме темноты. В камере не было окон, а единственный источник света — решетку в двери — Аура закрыла своей спиной. Она заметила это и отошла на полшага в сторону; но свет все равно доходил лишь до средины помещения. Вторая половина находилась в полной темноте.

— Приятно видеть тебя, — сухо заметила она.

Шорох одежды.

— После семи лет могу предположить, что ты не очень горела желанием повидаться.

— На то были свои причины, — уклончиво ответила она.

— А, — протянул он, — конечно же, серьезные причины. Ты же с самого начала невзлюбила меня, не так ли? Ты всегда не доверяла мне.

— И не ошиблась, как мы оба знаем.

Кристофер сухо закашлял в темноте.

— Это уже в далеком прошлом.

«Ну, где же свеча, — нетерпеливо подумала она. — Она хотела, наконец-то, взглянуть ему в лицо».

— Я не могла прийти раньше, — твердо сказала она.

Она ничего не была ему должна, и, уж конечно, никаких извинений.

Кристофер тихо засмеялся.

— Если ты пришла, чтобы тайно передать мне напильник, то вынужден буду тебя разочаровать. Как видишь, здесь это совершенно ни к чему.

Его горечь была справедливой, но Аура все же не испытывала ни малейшего сочувствия. Он заслужил каждый день в этой дыре, каждый проклятый день. Он не имел никакого отношения к убийствам девочек, Аура прекрасно это знала, но то, что он сделал с её матерью само по себе было уже достаточным преступлением, а об убийстве Фридриха и говорить не приходится. Словно прочтя её мысли Кристофер спросил:

— Как чувствует себя мать?

— Неважно. За все эти годы она почти не покидала свою комнату. В последний раз это было на переломе веков.

— Четыре года назад, — задумчиво прошептал он. — Мне очень жаль, Аура. Ты можешь мне не верить, но мне искренне жаль.

— Тебе что, священник прочел проповедь о злодеянии и возмездии? — холодно спросила она.

— Священник… — повторил он и вздохнул. — Он иногда говорит о таких вещах, да. Но Бог не дает нам узнать наши злодеяния, а только прощает их нам.

— И твои он тебе простил, не правда ли? Так легче всего думать.

— Если ты пришла только, чтобы поучать меня, то, наверное, будет лучше, если ты сейчас уйдешь.

«Нет, — подумала она, — я пришла, чтобы убить тебя. А, может, ты даже знаешь об этом».

Но вместо этого она сказала:

— Мы по сей день не слышали ничего о Сильветте.

Последовавшее за этими словами молчание, казалось, продлилось минуты, и Аура уже собиралась прервать его, когда снаружи раздались шаги надзирателя. Он просунул одну свечу через решетку и коробок спичек.

— Спички все посчитаны, — сказал он. — Все принесете с собой обратно, даже обгоревшие. — После последнего любопытного взгляда через решетку он удалился. Звон ключей становился тише.

Аура зажгла свечу, сделала два шага вперед и укрепила её воском в середине камеры на полу.

Когда она оторвала взгляд от пламени и её глаза привыкли к полумраку, то заметила нары у задней стены. На них сидел человек, по-турецки убрав под себя ноги.

В дрожащем желтом пламени свечи он усмехнулся ей. Он очень исхудал, был не просто стройным или худым, а явно отощал. Его глаза глубоко запали, словно началась обратная эволюция, решившая перепрыгнуть через тысячи поколений. Вместо щек зияли темные провалы, покрытые неухоженной щетиной. Когда он говорил, из-за бескровных губ обнажались плохие зубы. Кристофер был одет в серую тюремную робу, которая, даже когда он сидел, была велика для него. Его голова была обрита наголо, а руки были тонкими и костлявыми.

— Боже праведный, — прошептала Аура и в первый раз ощутила жалость, почти страх, словно после всех этих лет ей навстречу из могилы вышел мертвец.

— Мужчины, которые разрезают на куски молоденьких девушек, наслаждаются в тюрьме особыми привилегиями, — спокойно сказал он.

— Я бы пришла, если бы меня отпустила мать. — Ауре было очень стыдно: она была единственным человеком, который мог бы выступить на процессе в защиту Кристофера. И все же она не лгала: после её возвращения в семейную обитель Шарлота приказала запереть Ауру на многие недели в комнате. — Прошло семь лет, прежде чем врачи признали мать недееспособной, — грустно сказала она. — Всего две недели назад все состояние было переписано на мое имя. Сейчас я здесь.

Кристофер сохранял невозмутимость.

— В суде были заслушаны показания полицейского, которому ты рассказала про старика в хижине. Обвинитель обработал его по всем правилам своего искусства, пока тот не остался стоять там как полный идиот. То же самое они бы сделали и с тобой.

— Влияние Лисандра.

— Он контролирует здесь все. Даже тех, которые избивали меня поначалу каждый день. Но, думаю, на определенном этапе это перестало ему быть интересным. Избиения стали в последние годы реже.

— Но ведь у полиции Цюриха есть мои данные. Они же должны были вызвать меня…

— Ты сама ответила на свой вопрос. Слушание было коротким и безболезненным. Пара свидетелей, которые клялись, что узнали во мне похитителя девушек, — этим все и ограничилось. — Пожав плечами, он прислонился к стене. — Все это не имеет уже никакого значения. — Он оставил тему с таким равнодушием, будто не ему, а кому-то другому присудили пожизненное заключение. — Ты сказала, Сильветту все еще не нашли?

— Два года назад её официально признали умершей.

— Ты в это веришь? Я имею в виду в то, что она мертва?

— Нет, она должна быть еще у Лисандра. — Эта мысль причиняла ей невыносимую боль. — Десять лет, сказал Лисандр, оставалось еще три.

В первый раз лицо Кристофера исказилось, отражая его истинные чувства. Ярость горела в его лице.

— Мы должны были спасти её тогда, любым способом…

— Даниель и Джиллиан погибли. У нас не было ни малейшего шанса.

В ответ он промолчал. Аура подумала, что он, должно быть, очень любил Сильветту.

— Что стало с садом на крыше? — Внезапно спросил он, снова удивив её произвольной сменой темы разговора. — Думаю, ты от всего избавилась?

— Нет, конечно нет.

Кристофер, казалось, был удивлен, но только вопросительно уставился на неё. Аура внутренне напряглась.

— У меня было больше времени, чем у тебя. За семь лет человек может прочесть много книг.

— Пламя атанора горит до сих пор? — изумленно спросил он.

— Горит. Ярче, чем когда бы то ни было.

— Ты…

— Да.

Больше ничего, только одно это слово. Она пришла сюда не для объяснений: сад на крыше, лаборатория её отца, все это касалось только её. У Кристофера был шанс, в отличие от неё, он им не воспользовался.

— Ну, и?… — Глаза его заблестели, обнаруживая мерцание прежней жизни и старого желания. — Ты нашла его?

— Камень? — Она спрашивала себя, насколько убедительно звучит равнодушие в её голосе. «Не очень», — призналась она себе. — Нет, я не нашла его.

Он мгновение недоверчиво смотрел на неё. Её пронзила одна мысль: «Он думает, что я лгу».

Но Кристофер больше не говорил об этом и вместо этого спросил:

— Зачем ты пришла, Аура? Почему сейчас? — После короткой паузы он добавил: — И не рассказывай мне, пожалуйста, еще раз о твоем наследстве и о том, что до этого у тебя не было денег на путешествие.

— Нет, — ответила она, — можно путешествовать и без денег, если нужно. — Она сделала несколько шагов по камере, взад и вперед. Легкое дуновение от её накидки заставило отблески пламени свечи призрачно заплясать на стенах. — Почти сразу после моего возвращения они нашли тело Фридриха. То, что оставили от него рыбы. Его череп был проломлен. Как ты думаешь — семь лет достаточный срок за одно убийство?

— Он напал на меня.

— Самооборона? — она сразу же пожалела о ехидстве в своем голосе.

— Я защищался, это правда. Под конец он лежал на земле. Я не должен был убивать его, это был грех, и я сожалею о нем. Когда-нибудь Господь предъявит мне счет.

— Ты хочешь сказать, посещения священника, часы религии — это все искренне?

— Вера так многое облегчает в сердце.

— Насколько честной может быть вера в Бога, если она служит только своекорыстию?

Выражение его лица осталось кротким, почти понимающим.

— Мы всегда приходим к Богу только благодаря обстоятельствам. А какие обстоятельства могут быть более искренними, чем здесь?

Вместо того чтобы ответить, она сказала после недолгого колебания:

— Я сейчас уйду. Но мы увидимся снова.

— Что должно получиться из этого, Аура? Дружеская привычка? Спасибо, но в этом нет необходимости.

Она не обратила внимания на его сарказм и вытащила что-то из кармана.

— Возьми, это тебе.

Он склонился вперед, не вставая. Ауре пришлось подойти к нему на расстояние вытянутой руки, прежде чем он смог взять странный предмет.

— Сигара? — спросил он удивленно и повертел ее между пальцами. — Но ведь я никогда не курил.

— Я хочу, чтобы ты сейчас начал.

Замешательство и подозрительность светились в его глазах когда их взгляды встретились.

— Что ты задумала?

— Ты должен глубоко вдохнуть дым.

— А потом? — Он неуверенно улыбался, пока Аура без тени сострадания не сказала:

— Потом ты умрешь. Неужели это так трудно?

* * *

Овощи росли на могилах в таком количестве, что не одна семья могла бы прокормиться ими. Под посеревшим от времени мраморным бюстом какого-то усопшего пышно разрослись кусты томатов, ростки фасоли обвивались вокруг каменного серафима, а многие надгробия и мемориальные доски были скрыты головками салата, петрушкой и ботвой моркови.

Вся в черном, как забытый на похоронах гость, Аура шла по дорожкам между могил, засаженных овощами. Солнце уже зашло, сумеречный свет накрыл мрачный окружающий ландшафт затемненным стеклянным колоколом. Обычно кладбище было закрыто в этот час, и Аура была уверена, что её никто не заметит.

У неё не было времени оглядывать окружающую местность. Внутри под невозмутимой внешностью скрывалось сильное волнение, как бы она ни сопротивлялась этому. Она научилась носить гордость и высокомерие как маски, которые могла по желанию надевать и снимать. Под ними она скрывала шрамы, нанесенные ей Лисандром.

Она не любила кладбища. Они слишком болезненно напоминали ей о тех двух людях, которые были мертвы, но, возможно, так никогда и не были похоронены — как будто это сделало бы их смерть не такой болезненной.

Кладбищенский садовник жил в хижине на окраине погоста. Ветви двух плакучих ив сплетались, образуя над ней вторую, изогнутую крышу. Одна из стен опасно накренилась внутрь, но обитателя лачуги это, казалось, мало трогало.

— А, вот и вы, — мрачно прошептал он, выглянув через дверную щель и узнав Ауру. — Думал, вы раньше придете.

Она холодно ответила на его взгляд.

— Почему? Потому что женщины боятся темных кладбищ?

— Ну, что вы, что вы, — проворчал старик. — Я давно уж собирался выйти и собрать свои овощи. Я всегда собираю их ночью, так спокойней. Вы видели капусту? Роскошная нынче, правда?

Аура не стала продолжать эту тему, вместо этого она вошла, минуя его, в хижину. В ней была всего одна комната, в которой стояли кровать и старый комод. Под крошечным окном садовник соорудил очаг, наверное, в надежде, что чад будет вытягиваться через отверстие на улицу. Хотя сейчас огонь не горел, все здесь внутри воняло сажей.

Аура с ледяной миной повернулась к старику.

— Где он? — резко спросила она.

Он засопел и хихикнул.

— Неужто вы думаете, я оставлю его просто так лежать здесь?

— Где он? — раздраженно переспросила она.

Старик кивнул ей и вышел из хижины.

— Пойдемте, я вам покажу.

Сумерки постепенно уступали место наступающей на город ночи. Садовник зажег по пути ручную лампу.

— С тех пор как это кладбище стало кладбищем для бедных, здесь больше нет освещения, не то, что в других местах. Мне это на руку, если вы понимаете, что я имею в виду.

Он отвел её к расположенной на другой стороне кладбища стене. В одном из переплетений плюща и кустарника, хорошо защищенном от любопытных глаз, лежал труп, небрежно сброшенный туда, как куча садовых отходов.

Гнев сверкал в глазах Ауры, когда она посмотрела на садовника.

— Вы что, взяли и бросили его туда?

Но старик равнодушно пожал плечами.

— Ну, так он же мертвый?

Не ответив, она пробралась через кустарник, доходящий ей до колен, и склонилась над телом Кристофера. Маленькую дорожную сумку, которую она взяла с собой, Аура бросила на землю рядом с ним. Кристофер действительно выглядел как покойник, хотя внешне при этом он мало отличался от того, каким Аура увидела его в камере. Изможденный и бледный, еще и без сердцебиения и холодный, как глыба льда, тюремный врач даже без вскрытия разрешил похоронить его. Аура сознавала, что для исполнения задуманного, им должно немножечко повезти, но она пошла на риск, — к её удивлению, Кристофер тоже. Он уже давно простился со своей жизнью.

— Подите сюда, — сказал садовник.

Она посмотрела на свои карманные часы в свете лампы. Прошло ровно двадцать девять часов с тех пор, как она покинула камеру. Если Кристофер выкурил сигару сразу же после ее ухода, то в таком состоянии он пробудет еще три — четыре часа. Значит столько времени ей придется пробыть с ним на кладбище.

— Вы можете идти собирать ваши овощи, — сказала она садовнику.

— А что будет с этим? — спросил он угрюмо.

— Я сама об этом позабочусь. Я достаточно хорошо заплатила вам, чтобы потребовать от вас делать то, что я говорю.

— Конечно, конечно, — старик всплеснул руками. — Делайте с ним, что хотите. Я не буду смотреть.

Она наблюдала как старик прихрамывая удаляется, и смогла свободно вздохнуть лишь когда свет его лампы погас за деревьями. «Может, надо было попросить у него лампу?»

Но нет, в этом не было нужды.

* * *

— Давай договоримся, что впредь мы обойдемся без сигар, — тяжело дыша, сказал Кристофер, когда Аура заперла за ним дверь в номере гостиницы. — Я себя чувствую так, будто мне…

— Расшибли череп, — закончила она предложение. — Я знаю.

Несмотря на пелену, застилавшую его глаза, она заметила в них удивление.

— Это было написано в одной из книжек Нестора?

— Нет, — ответила она и бросила свою шляпу в угол. — Я сама испробовала.

— Ты испытала на себе? — с сомнением в голосе спросил он.

Она сняла с плеч накидку и повесила её на крючок.

— Неужели ты думаешь, что я дала бы тебе эту штуку, не зная наперёд её действия? — «Всех её действий», — мысленно добавила она.

Это, конечно, была не вся правда, и она взглянула на Кристофера, чтобы понять, не раскусил ли он её. Но он, наверное, был слишком слаб, чтобы задавать дальнейшие вопросы. Обессиленный, он упал на кровать. Новая одежда, купленная ему, болталась на его тщедушном теле — она выбирала её по памяти, не предполагая, что он будет в такой плохой форме.

Поднимаясь, она заказала портье ужин, но когда было все принесено, Кристофер глубоко и крепко спал.

Аура молча смотрела на него. Её неприязнь к нему не исчезла, но все же она была рада, почти счастлива, что её план прошел без сучка, без задоринки. Она приобрела союзника, единственного человека, на которого могла слепо положиться в своих намерениях — неважно, что думая о нем. Когда речь шла о Сильветте — Кристофер без уговоров встанет на её сторону. И когда-нибудь он, возможно, узнает, что она дала ему намного больше, чем просто второй шанс.

Ей потребовались годы, чтобы открыть тайны сада на крыше; первой из них было захоронение останков Нестора. Когда Кристофер второпях покинул замок в погоне за похитителями Сильветты, он оставил незавершенными многие из своих опытов, и некоторые книги, с помеченными страницами, которые сложил на входе в библиотеку. Таким образом, Аура натолкнулась как на легенду о траве Гильгамеша, так и на бесчисленные труды по ботанике, с помощью которых Кристофер безуспешно пытался определить, что за растения выросли на могиле Нестора. Ей не потребовалось больших усилий, чтобы проследить за его выводами. Со временем Аура нашла книги, которые хоть и не подтверждали полностью предположения Кристофера, но укрепляли их. Разумеется, у неё были свои сомнения, слишком много, чтобы перечислить их все. И, конечно же, без ответа оставалось, почему эта трава должна расти именно на могиле того человека, который так страстно искал её. За этим должно стоять намного больше, чем просто бездушная шутка природы. Намного больше.

Аура легла на обитую парчой софу и глубоко вздохнула. Все треволнения медленно оставляли её, она чувствовала, как расслабляется её тело и путаница в мыслях начинает проясняться. Две недели назад Аура наняла нескольких частных детективов, чтобы они собирали для неё информацию о Лисандре, его теперешнем положении при дворе и власти в подземной Вене. Конечно же, сознавая, что алхимик узнает об этом заказе, на самом деле, она к этому и стремилась. Поэтому она наняла сразу многих детективов. Она хотела быть уверенной, что хотя бы один из них пойдет со своей информацией к Лисандру.

Это была рискованная игра, и она предусмотрела все возможные действия своего противника, исключая лишь те, что вообще не могли произойти.

Но именно это и произошло. Никаких угроз, никаких убийц, ничего. Она наняла группу охранников из Берлина, которые днем и ночью охраняли остров, — все напрасно. Никаких признаков жизни от Лисандра, никаких подтверждений того, что ему пришлось не по душе её любопытство.

Но это было еще не все. Сообщения детективов тоже были ошеломляющими. Приехав в Вену, незадолго до того, как она посетила Кристофера в тюрьме, Аура пригласила всех сыщиков к себе в номер. И у всех была одна и та же новость: власть Лисандра кончилась. Ей сообщили, что пять лет назад он отошел от дел в подземном мире Вены. Никто не знал причин. Остальные хозяева жизни поспешно разделили между собой его дела, не вызвав ни единого протеста, ни единого акта возмездия. Все говорило о том, что таинственная империя Лисандра в один день растворилась в воздухе.

Но один из детективов — человек, имеющий хорошие связи в Хофбурге, — узнал, что в подземелье крепости все еще кто-то живет.

— Да, — сказал он, — я почти уверен, что Лисандр все еще живет там, внизу, со своими несметными сокровищами, и, совершенно очевидно, чего-то ждет.

Не снимая одежды, Аура попыталась заснуть на эти несколько оставшихся часов на софе. Следующий день принесет решение. Семь лет она ждала этого момента и волнение не давало ей покоя.

Но незаметно она все же уснула, а когда проснулась, Кристофер был уже на ногах и, неподвижно стоя у окна, наблюдал, как поднимается солнце над крышами домов. Лучи восходящего солнца заливали красным цветом черты его костлявого лица и наголо бритый череп. Аура видела, что в его глазах стоят слезы. Кристофер беззвучно плакал перед лицом свободы, и она не стала ему мешать.

Вдруг он сказал:

— Я знаю, что ты проснулась.

Он застал её врасплох и она резко поднялась на софе.

— Ты ведь понимаешь, зачем я тебя вытащила, или нет? — вызывающе спросила она, чтобы скрыть свое смущение.

Углы его рта вздрогнули, но он не обернулся; его взгляд был устремлен вдаль на просыпающийся город.

— Ты всегда разрушаешь иллюзии, да?

— Боюсь, они нам не помогут.

— Но может, они делают жизнь не такой невыносимой.

— Я думала, эти функции выполняет у тебя Бог?

— Иногда важно, чтобы прощал не только он, но и люди.

Она встала и подошла к нему. Панорама Вены в этом свете была потрясающей.

— Ты действительно просишь меня о прощении?

— Ты сможешь простить меня?

— Нет.

Он повернулся к ней. Утреннее солнце блестело в его глазах.

— Тем не менее, прости меня. Может, когда-нибудь ты изменишь свое мнение.

Ей было не по себе от его слов, она снова не знала, что ему ответить. Аура поспешно обернулась, чтобы идти в ванную. Почувствовав его взгляд на своей спине, она на миг остановилась перед дверью.

— Боюсь, нам предстоит сегодня кое-что сделать.

— Да, — ответил он, — так я и думал. — И когда она ничего не ответила, он добавил: — Что именно ты задумала?

— Мы сделаем то, что собирался сделать Джиллиан семь лет назад. Но тогда у нас не было средств.

— Ты хочешь ворваться в подземелье Лисандра? — Казалось, его не удивили ее слова.

— Сейчас, как и тогда, это единственная возможность.

— Ты думаешь это разумно, пытаться победить Лисандра его же оружием?

— Разумно? Все, что мы здесь делаем, нельзя назвать разумным.

Когда она уже собиралась войти в ванную он окликнул её:

— Аура!

Она остановилась, не оборачиваясь.

Странное участие было в его голосе, когда он спросил:

— Для кого ты это делаешь? Для Сильветты или для Джиллиана?

Она постояла, опустив голову, потом, не ответив, закрыла за собой дверь.

* * *

Самая первая канализация в Вене была проложена римлянами, когда воины тринадцатого легиона оборудовали Виндобону сточными канавами, выходящими к Дунаю. Легионеры также поставили первые ватерклозеты — предмет, который их потомкам из средневековья казался в высшей степени бесполезным. Каналы и санитарные достижения ушли в забытье, гигиена потеряла свое значение. Только после второй турецкой осады в семнадцатом столетии жители Вены пришли к тому, чтобы подключать свои новые здания к открытым сточным каналам. Однако, когда в 1830 году Дунай вышел из берегов, весь город оказался на много дней залитым водой. Содержимое выгребных ям и открытых каналов заплывало в дома и переулки, что привело к вспышке эпидемии холеры. Тысячи людей стали жертвами эпидемии. Как следствие этого был заложен лабиринт венской канализации, и таким, каким был задуман и построен семьдесят лет назад, он представал и сегодня: темная, зловонная сеть искусственных гротов и напоминающих пещеры коридоров, с каменных потолков которых хрустальными нитями сочилась вода.

Мысль о холере можно было без труда прочесть на лицах некоторых из двух дюжин людей, когда Аура и Кристофер шли в их сопровождении через туннели. Они были наемными солдатами, которые воевали на Балканах и в африканских колониях. Нанять их стоило меньшего труда, чем предполагала Аура. Две недели назад, обдумывая свои первые шаги в этом направлении, в бумагах отца она натолкнулась на адрес человека, который сдавал внаем солдат и оружие. Нестор уже прибегал ранее к его услугам, причем, как она установила, не раз. Аура по телеграфу связалась с этим посредником, используя код, который тоже нашла в бумагах Нестора. Торговец пряностями по профессии, офицер (неудавшийся) по призванию, он собрал мощный отряд в течение нескольких дней, который стоил Ауре половины её состояния. Она надеялась, что это того стоило.

Но сейчас, в сопровождении этих мужчин на пути в логово Лисандра, её охватили сомнения. Это было двадцатое столетие, и она всерьез намеревалась предпринять вооруженное нападение на человека, бывшего когда-то королем преступного мира Вены, — намерение, характерное скорее для средневековья, чем для эпохи рентгеновских лучей и действия мельчайших частиц.

Но не справедливо ли это высказывание и в отношении алхимии? Ауре стало ясно, что в мире её отца и Лисандра время, очевидно, остановилось. Для них не существовало правил нового времени, и тот, кто решился на борьбу с ними, должен считаться с этим.

Детектив, собравший для неё основную информацию о Лисандре, на старой карте канализационной сети Вены начертил ей путь в самое сердце подвалов Хофбурга, но отказался лично провести её через лабиринт туннелей и шахт. Как теперь выяснилось, это имело смысл. Командиру группы наемников, венгру по имени Баласси, достаточно было всего лишь раз внимательно посмотреть на карту, как он был тотчас готов восстановить весь путь по памяти. Он холодно заверил, что воевал во время греко-турецкой войны в горных ущельях Фессалии и по сравнению с той войной это маленькое приключение в Вене — не более чем детская шалость. Аура питала отвращение к Баласси и его отряду, но понимала, как сильно зависит от их поддержки.

Почти через три часа они добрались до широкого коридора, в середине которого пролегала глубокая водная канава. Был вечер. Аура много раз спрашивала себя в глубине души, каким образом Кристофер все еще не сломался от напряжения.

— Судя по карте, мы должны натолкнуться здесь на первые посты, — сказал Баласси и подозрительно оглянулся. Как и остальные наемники, он держал ружье с длинным штыком наизготовку. Венгр был не больше Ауры, с коротко стриженными чёрными волосами и густыми закрученными усами. Форма, которая была на нем, производила впечатление восточной, хотя с неё и были срезаны все эмблемы. Его рот был своеобразно очерчен, и эти очертания поочередно казались Ауре то признаком хитрости, то отметиной смелости. Баласси был опасным человеком, его воинственность вызывала самую серьезную тревогу.

Кристофер бросил Ауре исполненный сомнения взгляд, но ничего не сказал. Она тоже отказалась от комментариев. Постепенно, несмотря на весь свой страх, она стала казаться себе смешной.

Они продолжили своё движение, пока Баласси не объявил, что сейчас они находятся под Хофбургом.

— Как ты думаешь, что произойдет, если охрана заметит, что отряд наемников направляется прямо в святая святых? — прошептал Кристофер на ухо Ауре.

Об этом она и сама думала все эти дни. Самым вероятным было то, что её без проволочек казнят как заговорщицу.

Эта же мысль, казалось, беспокоила и Баласси.

— Если нас с вами здесь поймают, госпожа Инститорис, и установят вашу связь с немецким правительством, это будет означать объявление войны. Надеюсь, вы это понимаете? — В его дыхании чувствовался запах ромашки.

— Никакой связи с немецким правительством нет, — Аура скривила лицо и подражая его интонациям продолжила. — Я думала, что ваш начальник вам все предельно ясно объяснил. — Она имела в виду торговца пряностями и знала, что слово «начальник» заденет венгра.

Баласси окинул её мрачным взглядом, но не стал отвечать. Вместо этого он продолжил шепотом давать дальнейшие указания своим людям. Их отряд двигался сейчас, образуя собой подкову, в середине которой шли Аура и Кристофер.

Никто не противостоял им. Не было никакой охраны, никаких постовых. Это все слишком болезненно напомнило Ауре их первое вторжение во владения Лисандра. Тогда они тоже дошли до центра, и никто не помешал им только для того, чтобы Лисандр смог посмотреть на нападение вблизи. Она в сотый раз спрашивала себя о том, можно ли действительно доверять людям, продающим себя в качестве наемников. И как всегда ответом служило однозначное: «Нет».

— Вы уверены, что здесь вообще хоть кто-нибудь есть? — спросил Баласси шепотом.

Аура едва могла говорить от напряжения. Она совершенно отчетливо чувствовала угрозу которая огибала их со всех сторон, ощущение, которое невозможно передать словами. Солдаты и без того посмеялись бы над ней.

— Насколько я знаю, да. Лисандр должен быть здесь.

Баласси был слишком солдат, чтобы усомниться в словах своей нанимательницы. Он еще раз напомнил своим людям, что они должны быть внимательны к возможным ловушкам, затем они двинулись дальше. Внезапно Кристофер остановился.

— Я знаю этот проход, — прошептал он. — Я уже был здесь однажды. — Он напряженно всматривался в темноту. — Где-то там, впереди, находится большой зал.

— Вы сами все слышали, — давал указания Баласси своим солдатам. — Сейчас все начнется.

Действительно, метров через двадцать они оказались у неосвещенного портала. Двустворчатые двери были закрыты, изнутри не прорывалось ни луча света.

Баласси жестом приказал солдатам стать по обе стороны двери, и приказал Ауре и Кристоферу укрыться за спинами солдат. Потом он открыл дверь — она была не заперта. Первые наемники с ружьями наизготовку бросились в зал.

Внутри горел свет. Многочисленные картины, которыми тогда были завешаны стены, исчезли. Зал был абсолютно пуст, если не считать пары цветных, размером с кулак кубиков, которые лежали на ступенях, ведущих к возвышению. Когда-то на этом месте стоял портрет кайзера. Переговорная труба, свисавшая с потолка, тоже исчезла.

Солдаты молниеносно разделились и заняли оборонительные позиции в зале. Последним вошел Баласси в сопровождении Ауры и Кристофера.

— Похоже, птичка улетела, — заметил венгр;

— Похоже на то, — недовольно согласился Кристофер.

Аура приблизилась к возвышению.

— Подождите.

Командир отряда наемников подошел к ней и проследил за взглядом, устремленным ею на цветные кубики.

— Не трогайте, — предупредительно сказал он. — Это может быть…

Аура не обратила внимания на его слова и присела на корточки.

— Прошу вас, госпожа Инститорис, не надо!

Она взяла в руки кубик и резким движением протянула его Баласси. Он прекрасно держал себя в руках: несмотря на свои опасения даже глазом не моргнул.

— Вы знаете, что это? — спросила она.

— Думаю, вы мне скажете.

Некоторые наемники заинтересованно подошли сзади.

Аура улыбнулась.

— Строительные кубики.

— Вы хотите сказать… игрушка?

В тот же миг один из наемников, стоящих позади них, закричал:

— Капитан!

Баласси стремительно обернулся. Аура тоже опустила кубики и встревоженно посмотрела в сторону кричавшего. Все солдаты повернулись и недоверчиво уставились на дверь.

В высоком, дугой изогнутом проеме, одиноко и беззащитно стояла маленькая девочка. Ей было от силы лет пять, шесть. На ней была белая, длиной до колена рубашечка. Длинные светлые волосы беспорядочно свисали у неё по плечам. В одной руке малышка держала тряпичную куклу.

Большими голубыми глазами она смотрела прямо на возвышение, на рассыпанные кубики. Казалось, что она не замечает солдат в форме и с оружием. Когда девочка пришла в движение и, неуклюже шлепая ногами, направилась к ступеням, она произвела впечатление лунатика.

— Вперед, проверьте за дверью! — крикнул Баласси ребятам, которые ближе всех стояли к порталу. — Я хочу знать, откуда пришел этот ребенок! — Небольшая группа наемников немедленно отделилась от отряда и с оружием наперевес бросилась из зала.

Венгр вытащил револьвер и пошел навстречу девочке, но Аура вскочила и обогнала его.

— Позвольте мне самой разобраться.

Баласси схватил её за руку.

— Много лет назад я уже видел нечто подобное в Судане, в Кашгиле. Как-то ночью махдисты послали маленьких мальчиков и девочек к нашему лагерю. У них с собой были куклы, такие же как эта. Они были нашпигованы взрывчаткой. Фитили тянулись из рук детей, из-за плечей. Длина была точно рассчитана. Первые взорвались, когда они подошли к нашим укреплениям.

Аура с отвращением выдернула руку.

— И что вы сделали?

Наемник без труда выдержал её взгляд.

— Мы убили остальных до того, как они могли стать опасными для нашей линии обороны.

Девочка преодолела уже половину пути. Мысль, что Баласси может прицелиться в малышку, привела Ауру в сильное волнение. С проклятием она оставила венгра и бросилась навстречу ребенку. Через пару шагов она уже была рядом с девочкой, села перед ней на корточки и крепко схватила за плечи.

— Привет, — ласково сказала она. — Я Аура, а тебя как зовут?

— Тесс, — ответила малышка писклявым голоском. При этом она упрямо смотрела мимо Ауры на строительные кубики.

Баласси хотел было подойти к ним, но Кристофер жестом удержал его.

— Подождите. Аура знает, что делает. Кроме того, — добавил он с шутливой улыбкой, — мы ведь не в Судане. В Вене дети взрываются только под новый год. Если вообще взрываются.

Венгр гневно взглянул на него, но остался стоять на месте. Наконец он оторвал свой взгляд от Кристофера, который внимательно наблюдал за Аурой и девочкой.

— Что ты здесь делаешь? — тихо спросила Аура.

Малышка Тесс только непонимающе посмотрела на неё.

— Я хочу взять свои кубики.

— Да, конечно, — ответила Аура и отпустила девочку.

К её удивлению Тесс осталась стоять. В первый раз она твердо взглянула в глаза Ауры. При этом она взяла её за руки и, не глядя на них, сказала:

— Ты грызешь ногти.

Аура неуверенно улыбнулась.

— Твоя правда! — В глубине души её мучил вопрос, как Тесс смогла заметить это, даже не взглянув на её пальцы.

Девочка отпустила её руки и продолжила движение. Не обращая внимания на Баласси, Кристофера и остальных мужчин, она поднялась по ступеням и присела на корточки перед кубиками. При этом она повернулась спиной к залу.

Мгновение Аура наслаждалась тем беспомощным взглядом, который ей бросил Баласси. Он предпочел бы встретиться с ротой вооруженных врагов, чем с одной единственной маленькой девочкой, с которой не знал, что делать.

— Ищите дальше, — приказала Аура. — Я присмотрю за ней.

Она едва успела сказать это, как зазвучали шаги у дверей: двое солдат вернулись назад.

— Мы кое-что нашли, — сказал один из них.

Баласси поспешно двинулся к ним.

— В чем дело? — спросил он нетерпеливо и, очевидно, сбитый с толку тем, что не слышал шума борьбы. Ауре показалось, что командир наемников сожалеет, что до сих пор все проходит не так как ожидалось — без кровопролития.

Солдат шепнул ему что-то на ухо. Вслед за этим Баласси исчез с ними в коридоре. Кристофер подумал было пойти за ними, но затем решил подняться с Аурой на возвышение.

— Ты тоже заметила, да? — спросил он.

— Да. — Аура глянула вниз на малышку, которая спокойно ставила кубики друг на друга. — Она похожа на Сильветту.

Аура присела рядом с девочкой.

— Тесс? — Осторожно спросила она.

Малышка не обращала на неё внимания.

— Тесс? — Немного громче в этот раз.

— Что? — Звонкий голосок звучал упрямо.

— Почему ты здесь?

— Где же мне еще быть?

Аура вопросительно посмотрела на Кристофера, который старался скрыть улыбку.

— Послушай, — попробовала Аура еще раз. — Это очень важно. Ты должна мне сказать, почему ты здесь, и что делаешь в этом подвале. Где твои родители?

Тесс не ответила. Она сложила высокую башню из кубиков. Потом стала стучать по нижнему кубику. Вся постройка со стуком рассыпалась.

— Госпожа Инститорис? — крикнул Баласси из дверей. Когда Аура и Кристофер обернулись, он сообщил:

— Мы кого-то нашли.

— Лисандра?

— Вам лучше самой посмотреть.

Ауре не хотелось оставлять девочку одну. Несмотря на это она спустилась по ступеням и быстро подошла к порталу.

— Присмотрите за ребенком, — приказала она, проходя мимо двух солдат. Те нерешительно взглянули на Баласси. Он коротко кивнул.

Аура и Кристофер последовали за венгром, минуя множество углов, в другой зал, почти вполовину меньше первого. В нем тоже не было никаких украшений. Стены из красного кирпича, сводчатые потолки. Неровный каменный пол, которому не повредила бы пара ковров.

Посредине стояла кровать с балдахином. Газовые занавеси на ней были задернуты. На кровати кто-то лежал. Вокруг ложа стояли солдаты, держа в руках оружие.

— Это он? — спросил Баласси.

Аура прошла между солдатами к краю кровати. У человека на кровати были седые, свисающие прядями волосы и нос, похожий на клюв хищной птицы. Как-то Аура видела фотографию мумии; этот человек выглядел точно так же, с той разницей, что его глаза были открыты и неподвижно устремлены в потолок. Старик был по грудь накрыт тонкой простыней, его руки бессильно покоились по обе стороны тощего тела. Под простыней его кости торчали как корявые сучья, которые кто-то набросал в одну кучу. Ауре пришлось побороть настойчивое желание задернуть занавески, прежде чем она смогла посмотреть на тело. Она никогда в жизни не видела такого старого человека. Каким-то непонятным образом он внушал ей отвращение. Баласси тронул её за руку.

— Это тот человек, которого вы ищете? — спросил он еще раз.

— Я не знаю. — Не глядя на венгра, она присела на край кровати и наклонялась вперед, пока не смогла смотреть старику прямо в глаза. Она сама не знала, что ищет в них. Какой-нибудь знак, наверное. Какое-нибудь подтверждение.

До сих пор этот человек не произнес ни слова, но вдруг его губы раскрылись, образовав тонкую щель, и это движение напомнило деревянную куклу-чревовещателя. Из его горла вырвался тихий шепот.

— Что он говорит? — Кристофер пробился сквозь строй к Ауре. В его голосе были слышны нотки отвращения.

— Все… напрасно, — прохрипел старик. От этих звуков Ауре стало дурно. Лицо Кристофера тоже скривилось. — Напрасно, — повторил старец.

Аура взяла себя в руки.

— Где моя сестра?

Веки старика затрепетали.

— Сильветта?

Кристофер наклонился вперед и хотел схватить старика за плечи. Но при первом прикосновении он отдернул руки назад, словно коснулся горячих углей. Он не смог заставить себя во второй раз прикоснуться к старику.

— Где она? — угрожающе спросил он.

— Ушла, — выдавил из себя старик.

Голос Ауры дрожал.

— Ведь ты Лисандр, да?

Резкое карканье сорвалось с губ старца: смех.

— Сильветту… разбудил. — Его голос становился тише. Собрав всю свою волю в кулак, Аура приблизилась ко рту старика.

— Пять лет назад, — прошептал старик. — Не мог ждать… Становилась все старше и… старше. Должен был остановить процесс.

— Что ты сделал с Сильветтой? — Голос Кристофера звучал хрипло. — Ребенок там в зале — это дочь Сильветты?

— Моя дочь, — тяжело дыша, отозвался старик. — Моя дочь… и дочь Сильветты! Милая, дорогая, маленькая Тесс. Она ведь похожа на… свою мать?

— Что случилось с Сильветтой? — взволнованно спросила Аура. — Где ты её спрятал?

— Ушла отсюда… ушла со всеми остальными.

— Куда?

— Она убежала от меня. — Господи Боже, неужели она видела слезы в его глазах? — Она… бросила меня. Все меня бросили.

— Неужели ты хочешь сказать, что годами живешь здесь внизу один с маленьким ребенком?

— Один. Помощь… сверху. Еда, забота из крепости.

Кристофер сплюнул на кровать. Слюна впитывалась в простынь как растаявший снег.

Позади них послышались шаги, легкие, детские шаги. Внезапно Тесс очутилась рядом с Аурой, все еще держа в руках куклу. Она неподвижно уставилась на умирающего старца.

— Тесс, — серьезно спросила Аура, — это твой отец?

Девочка не ответила.

Где-то за спиной Баласси прошептал:

— У малышки не все в порядке с головой. — Согласный шепот пробежал по строю.

Аура разозлившись взглянула на командира наемников, но в глубине души она вынуждена была признать его правоту. Родителями Тесс были отец и дочь, возможно, одного этого было достаточно, чтобы её рассудок помутился. Свой отпечаток наложили и годы, проведенные в этом подземелье вместе с Лисандром.

Ауру охватило горячее желание прижать Тесс к себе, но девочка оставалась неподвижной и равнодушной.

Вот он — венец безумия: отсталый ребенок, явившийся на свет в результате жестокого изнасилования, отмеченный еще до рождения.

Аура приняла решение.

— Ты пойдешь со мной, — прошептала она на ушко ребенку. — Я знаю одного человека, который с радостью познакомится с тобой.

Старик услышал эти слова.

— Нет! — прохрипел он и поднялся как от удара током. — Тесс моя дочь. Моя дочь! Никто не может отнять её у меня. — Потом он упал и затих — рот полуоткрыт, левая рука впилась в запястье Ауры.

Почти в панике Аура высвободила свою руку из его хватки. Там где её кожи коснулась его рука, волоски упали. Испуганная и зачарованная одновременно, она подняла свою руку к губам и легко подула на неё: отмершие волоски улетели. Это место было четко очерчено.

— Он мертв? — спросил Кристофер.

Командир наемников подошел и пощупал пульс старика.

— Нет, еще жив.

Аура удивленно смотрела то на старика, то на Баласси.

— Но ведь он не дышит. Посмотрите! — Действительно, грудь старика не двигалась.

— Он умрет, — сказал венгр. — Не позже завтрашнего утра с ним все будет кончено. Выходит, вы хотите опередить судьбу.

Несколько мгновений Аура не могла найти слов. Она все эти годы мечтала о том, чтобы убить Лисандра, прикончить его раз и навсегда. Желание, в которое она, как в холодную черную реку, погружалась ночь за ночью, чтобы на следующее утро с новой силой стремиться к этой цели. Но теперь, когда Лисандр лежал перед ней, вернее, лежала лишь его оболочка, в которой ничего не осталось от дьявольского разума алхимика, ей была противна сама мысль о том, чтобы прикоснуться к нему рукой.

Но была ли в этом необходимость? В конце концов, она заплатила за то, чтобы другие сняли с неё это бремя.

Надломленным голосом она сказала:

— Убейте его.

Штыки ринулись вперед, к телу умирающего алхимика.

Тогда Кристофер вскричал:

— Нет! Подождите!

Наемники приостановили свои ружья. Штыки застыли над чахлым телом, как дрожащие дамокловы мечи.

— Теперь вы отдаете приказы? — холодно спросил Баласси.

— Мы не можем убить его. Это грех.

— Грех? — Глаза Ауры сузились, она недоверчиво уставилась на Кристофера. — Ты знаешь, что натворил этот человек. Он тысячу раз заслужил свою смерть.

— Господь накажет его. — Голос Кристофера затих, будто он сам не был полностью уверен в своих словах. Но его вера была глубже, чем ненависть.

— Что ты предлагаешь? — Аура встала перед ним, скрестив на груди руки. Она чувствовала, как желание убить старика постепенно исчезает.

— Может быть, возьмем его с собой, — предложил Кристофер, не обращая внимания на язвительные взгляды наемников. — Сдадим его в полицию.

— В полицию? Кому как не тебе лучше знать!

— Все равно, — с трудом возразил он, словно идя наперекор самому себе. — Мы не можем его убить. Слишком много людей уже погибли: Даниель, Джиллиан… Фридрих — хватит.

Аура была как никогда готова отмахнуться от слов Кристофера и приказать Баласси убить, наконец, Лисандра. Но потом она поняла, что этим она просто свалит свою вину на другого. В действительности смерть старца навсегда останется на её совести.

— Его спасут, — сказала она, будто говоря сама с собой. — Здесь внизу должны быть еще люди. Кто-то заботился о нем и ребенке. Они заберут его, как только мы уйдем, и вылечат его.

— Его уже не вылечишь, — проворчал Баласси, — можете мне поверить. Это старость — против неё не поможет никакое лекарство.

Кристофер кивнул, соглашаясь с ним, и схватил Ауру за руку.

— Он умирает, Аура, неважно от чего. Лисандр умирает.

Затем он просто повернулся и, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты.

Взгляды наемников устремились на Ауру. Она еще немного колебалась, потом покачала головой, так медленно, словно какая-то сила пыталась удержать её.

— Уберите оружие, — сказала она в конце концов. — Вы все слышали, что он умрет, так что не стоит нам пачкать об него руки. — Она сказала «нам», но в действительности говорила только о себе. Одно дело желать кому-либо смерти, совсем другое — убить его самому. На миг у неё всплыли воспоминания о старике в хижине, но она сразу же прогнала эти мысли.

Аура догнала Кристофера на углу коридора, держа Тесс за руку; она не смогла бы себя заставить отпустить её. Отпустить Тесс — потерять веру в Сильветту: в этот момент это было для неё одно и то же.

Кристофер посмотрел на них. Он прислонился к стене, его глаза покраснели.

— Зачем ты освободила меня, Аура? Почему ты хотела, чтобы я пошел сюда вместе с тобой?

— Чтобы положить этому конец, — мягко сказала она. — Чтобы раз и навсегда положить этому конец.

Он откинул голову назад и с горечью произнес:

— Ну, и как, довольна?

Аура глянула вниз на Тесс, которая стояла, апатично уставившись в темноту.

— Нет, — ответила она. — Но это было не единственной причиной.

Он склонил голову набок. Аура на секунду решила было, что он ответит ей что-то презрительное или обидное, но Кристофер молчал. Ждал, что она еще скажет.

— Мне нужен друг, — тихо сказала Аура и опустила глаза. — Друг, чтобы пройти через все это.

— Друг? — Он покачал головой. — Нет, тебе нужен кто снимет с тебя ответственность. Но посмотри на меня! Я что, похож на этого человека? Я слаб, Аура, ответственность не для меня. И я буду последним, кто скажет: «Ты поступила правильно».

Её испугало, что он видел её насквозь.

— Мы одержали победу над Лисандром, — ответила она. — Ты тоже.

— Но ведь ты хочешь большего, не правда ли? Ты хочешь стереть все его следы. Поэтому ты вытащила меня из тюрьмы, чтобы стереть все, в чем он виноват.

— Это плохо? — Аура все крепче сжимала маленькую ручку Тесс. Она цеплялась за этого ребенка, не наоборот.

— Плохо? Вовсе нет. — Кристофер снова прислонил голову к стене. — Но что будет с ней? Тесс — дочь Лисандра. И если хочешь: самый глубокий из его следов.

— Но она еще и дочь Сильветты, и твоя племянница, Кристофер.

После этих слов он посмотрел на них обеих, сначала на Ауру, затем на Тесс, и неуверенно кивнул, словно ему это доставило боль.

 

Глава 2

Не каждый год, но довольно часто, обычно в сентябре, ветер на побережье менял свое направление и в течение многих дней дул в сторону моря. И тогда казалось, что кипарисы склоняются к окнам замка, чтобы что-то поведать его обитателям. О чем-то предупредить или открыть какую-то тайну. Древняя мудрость деревьев.

Аура не могла оторвать взгляд от склонившихся макушек кипарисов. Она внимала тихому шелесту деревьев и замечала, что многие из них опутаны паутиной. Так было каждую осень. Крестовики — пауки, на спинах которых была отметина в форме креста размером не больше ногтя, — выбирались из темных ветвей и обвивали кипарисы своими тенетами.

Деревья окружали Ауру и Тесс как колонны доисторического храма. Кристофер шел на пару шагов позади них.

— Я все спрашивала себя, что ты почувствуешь, когда вернешься сюда? — спросила Аура, не оборачиваясь.

— А что я должен почувствовать? Стыд? Страх? Угрызения совести? — Судя по голосу Кристофера, возвращение в замок растрогало его намного больше, чем он хотел показать.

Они подошли к краю кипарисовой рощи и вышли на узкую лужайку между деревьями и замком. У открытого входа их ожидало двое слуг. Кристофер не знал ни одного из них.

— Где Конрад? — спросил он. — Уехал или…

— Умер, — ответила Аура. — Три года назад.

В тот же миг слуги отскочили в сторону, и из темного вестибюля кто-то выскочил на свет.

— Мама! — маленький мальчик со всех ног понесся к Ауре.

Она присела на корточки, не отпуская при этом Тесс, и прижала мальчика другой рукой к себе.

— Как я рада снова быть здесь, с тобой.

Мальчик счастливо смотрел ей в лицо.

— Ты вернулась быстрее, чем обещала. — Вдруг он заметил девочку меньше него, которая держалась за руку его мамы.

— Это Тесс, теперь она будет жить с нами, — сказала Аура.

— Привет, — нерешительно сказал мальчик и воспитанно протянул девочке руку. — Меня зовут Гиан. Сколько тебе лет?

Тесс не ответила. Она только внимательно смотрела на него.

Гиан неуверенно взглянул на Ауру, которая пожала плечами и подмигнула ему.

— Мне семь лет, — сказал Гиан, обращаясь к Тесс.

Кристофер откашлялся.

— Ты мне не сказала, что у тебя есть сын.

— А что бы это изменило?

— Он сын…

— Да, он сын Джиллиана.

Кристофер с трудом изобразил на своем лице улыбку и погладил маленького Гиана по голове.

— Ты похож на свою маму, — сказал он почти с облегчением в голосе. Действительно, у Гиана были такие же черные волосы и густые брови как у Ауры.

— Ты мой дядя? — с любопытством спросил Гиан.

— Может, вы все-таки познакомитесь друг с другом? — Аура перевела взгляд с одного на другого. — Гиан, это твой дядя Кристофер. Он какое-то время поживет у нас. — Сказав это, она вопросительно посмотрела на Кристофера.

— Да, может быть. — Он пожал Гиану руку, после чего мальчик потерял к нему интерес. Вместо этого он снова посмотрел на Тесс, которая безучастно стояла рядом с ними.

— Она больная? — прямодушно спросил мальчик.

— Тесс просто устала, — быстро сказала Аура. — Путешествие было долгим и достаточно напряженным.

— Можно я в следующий раз с тобой поеду?

— Поживем — увидим, — Аура шутливо толкнула его в плечо. — Если до этого ты выучишь, что гостей нельзя держать на улице.

Гиан побежал назад в замок, остальные последовали за ним. После того как их поприветствовали прислуга и горничные, которые ожидали в зале, Аура, Кристофер и дети заняли места в столовой.

Аура заметила, что Кристофер, погрузившись в себя, пристально смотрит на высокие часы между окнами. Стрелки показывали без нескольких минут пять.

— Они еще работают? — спросил он.

— Ты имеешь в виду, работают ли они в семь часов? — Аура вздохнула. — Даже слишком хорошо работают.

— Вот это настоящие часы, да? — выпалил Гиан.

Кристофер задумчиво кивнул.

Аура бросила сыну укоризненный взгляд.

— Может быть, тебе не снились бы плохие сны, если бы ты меньше обращал внимание на эти глупые часы. — Но она знала, что к его кошмарам часы не имели никакого отношения, и он знал это тоже.

— Мне никогда не снятся часы, — напомнил он, мрачно взглянув на неё.

Когда слуги внесли еду, Тесс нерешительно взглянула на свою тарелку. Сегодня подавали рыбное филе, вареную картошку и различные салаты.

— Ты любишь рыбу? — спросила Аура. За время долгой поездки в поезде, Тесс ела только бутерброды и пила воду.

— Это… горячее, — выдавила она, словно ей было трудно говорить.

«Конечно», — осенило Ауру. Из того немногого, что им рассказала Тесс, Аура знала, что в подземелье у Лисандра всегда подавали только холодные блюда, горячего не было никогда.

Аура кивнула одному из слуг.

— Принесите нам, пожалуйста, пару бутербродов, лучше всего с вареньем.

— Можно и мне тоже, мама? — оживился Гиан.

— Да, конечно, — вздохнула она.

Кристофер усмехнулся.

— Никогда не думал, что ты так хорошо умеешь обходиться с детьми.

Во время еды Гиан задавал множество вопросов о том как прошло путешествие. Он считал, что Аура поехала в Вену, чтобы увидеться со своим сводным братом. О существовании пропавшего дяди он узнал всего несколько недель назад, хотя и о своем отце тоже почти ничего не знал. Ауре все еще было нелегко говорить о Джиллиане, даже по прошествии стольких лет. Одной из причин могло быть также их недолгое знакомство.

«Удивительно, — думала она иногда, — как сильно может изменить нашу жизнь человек, которого видел всего раз в жизни?» Вместе с тем, ей было ясно, что она несправедлива к Джиллиану. Время от времени все становилось намного проще, если она ограничивала свои мысли о себе стандартными фразами и формулами: тогда ей удавалось чувствовать себя совершенно нормальной женщиной, дочерью совершенно нормального отца, но у неё не хватало таланта жить в этом самообмане.

Они уже принялись за десерт, когда из коридора, ведущего к столовой, послышались шаги. Дверь распахнулась и сквозь неё в комнату влетел вихрь из ткани и ракушек.

— Как ты посмела, привести его в мой дом?

Голос Шарлоты не изменился. Кричащие цветные платья уступили место черным фонтанам ткани, которые лежали складками, скрывая тело. Теперь её лицо было одутловатым и чересчур напудренным, но это так только казалось на первый взгляд, поскольку ее кожа действительно стала белой как снег. На ней была шляпа, напоминающая кучу ракушек, которую беспорядочно нагромоздили волны. С её шеи свисали тяжелые ожерелья, которые как и браслеты на запястьях, тоже были выполнены из ракушек. Глаза и рот были сильно накрашены: черные и красные полосы были проведены не без изящества.

В первый раз за более чем четыре года Шарлота покинула свою комнату.

Гиан, который вместе с Тесс сидел по сторону стола, обращенную к двери, вскочил, но несмотря на свой страх, был все же достаточно воспитан, чтобы схватить Тесс за руку.

— Пошли! — шикнул он ей, и уже через секунду дети исчезли под столом.

Кристофер тоже поднялся. Он уперся кулаками в край стола.

— Мама! — сказала Аура с подчеркнутым спокойствием, хотя внутри она была очень взволнованна; она знала, что справиться с безумием Шарлоты можно было только невозмутимостью. — Мама, прошу тебя, присядь к нам. — Иногда вспышки гнева её матери можно было обуздать вежливостью.

Но Шарлота была сейчас не в том состоянии, чтобы позволить себя усмирить. Она все еще стояла в дверях, направив на Кристофера указательный палец, при этом с её алых губ не сорвалось ни слова.

— Здравствуй, мама, — тихо сказал Кристофер.

Дети сидели под столом тихо, как мышки, побледнев и тесно прижавшись друг к другу. Они едва осмеливались дышать; напуганные тем, что большая черная тетя может заметить их. Для Гиана Шарлота тоже была чужой. На детей она производила впечатление ангела смерти, представшего во плоти.

Аура была в смятении. Она, конечно, предвидела скандал, но сейчас с радостью перенесла бы его на более позднее время, по крайней мере, пока они с Кристофером не договорятся, как продолжить поиски Сильветты. К тому же было еще не известно, надолго ли решил остаться Кристофер.

Она хотела еще что-то сказать матери, но Шарлота внезапно повернулась и не произнеся больше ни слова быстро вышла из комнаты. Её летящие шаги затихли в коридоре.

Тишина воцарилась в комнате. Все были ошеломлены, как пассажиры корабля в открытом море, которым чудом удалось избежать надвигавшейся бури.

Дети робко выползли из-под стола и снова забрались на свои места. Молчание нарушила Тесс. Она посмотрела на Кристофера своими большими глазами и сказала то, что потрясло их всех.

— Зачем ты убил бабушкиного друга?

* * *

— Откуда она могла узнать? — Кроваво-красная кожа на кресле с высокой спинкой заскрипела, когда Кристофер откинулся назад. Он, словно загипнотизированный, таращился в пламя камина. — Думаешь, об этом ей рассказал Лисандр?

— Такому маленькому ребенку? — Аура задумчиво покачала головой. — С чего бы это вдруг?

— Чтобы разжечь ненависть к семье, или чтобы… — он внезапно замолчал и после паузы уныло добавил: — Да кто его знает…

Аура и Кристофер сидели в рабочем кабинете хозяина замка. Его не использовали уже многие десятки лет, пока Аура не обнаружила его удобства. В последнее время она часто приходила сюда, когда ей надоедала работа в лаборатории. Здесь, во внешнем западном крыле, над семейной библиотекой, она находила покой и могла собраться с собственными мыслями.

За цветными окнами наступала ночь. Старую люстру, висевшую на потолке, давно не зажигали; единственным источником света в комнате был горящий в камине огонь, от которого расходилось приятное тепло.

Во время разговора Аура и Кристофер, не отрываясь, смотрели на пламя. Ауре вспомнилось то, что она как-то прочла: влюбленные смотрят друг на друга, друзья — в одну сторону. Она спрашивала себя, не означает ли это, что Кристофер и она заключили дружбу. Или, точнее сказать, перемирие.

— Тесс спит в комнате у Гиана, — сказала Аура. — Пусть она сначала приживется в замке. Мне кажется, она немного оттаивает в присутствии сына.

— Он влияет на женщин не хуже своего отца.

— Ревнуешь? — Она думала он шутит, но его ответ прозвучал очень серьезно.

— Больше нет. — Через мгновение он продолжил: — А Гиан тоже…

— Двуполый, как отец? Нет, у него нет женских признаков. По крайней мере, внешних.

— Если ты работала с книгами отца, то тебе должно быть известно значение гермафродита в алхимии.

— Он символизирует стремление алхимика к совершенству, — сказала она. — Взаимодействие женского и мужского начал определяет ход вещей в мире. Зачатие только один из многих примеров. Оба начала присутствуют в каждом человеке, и алхимик, находясь на пути к совершенству, должен внутри себя заново открыть и использовать эти обе части.

Свет от камина подергивался на худом лице Кристофера, когда он цитировал Библию:

— И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену.

Аура согласно кивнула.

— Даже христианство признает женскую часть в теле Адама.

— Таким образом, получается, что первый человек также был и первым гермафродитом. И последний совершенный человек тоже будет гермафродитом.

Внезапно она поняла к чему он клонит. Осознание этого потрясло её.

— Ты думаешь, Лисандр возлагал большие надежды на Джиллиана, потому что…

— Потому что он, каким-то образом, создал его, — прервал её Кристофер. — Лисандр или какой-то другой алхимик.

— Но ведь мы говорим о символах, о философской теории! Никто не создает другого человека — в алхимии под этим подразумевают совсем другое!

— Цель адепта — это соединение мужского и женского начал.

— В духовном смысле, — упорно сопротивлялась Аура, — но не конкретно в действительности.

— А что, если это все же кому-то удалось?

— Джиллиан был человеком, а не алхимическим экспериментом! — Несколько секунд она приводила в порядок свои мысли. — Но даже если это и было так, как ты говоришь, то это все равно не имеет значения. Ничего теперь не имеет значения: Джиллиан мертв.

— Но его сын жив. Твой сын, Аура! Возможно, нам следует задать себе вопрос, может ли существо, созданное благодаря алхимии, зачать нормального ребенка.

— Уж не хочешь ли ты сказать этим, — вспыхнула она, — что Гиан не нормальный ребенок?

— Ты не хочешь понять меня. Неужели ты совсем ничего не заметила?

На миг ей захотелось, чтобы Гиан был сыном какой-нибудь другой женщины, — может тогда она смогла бы к объективно отнестись к тому что собирался сказать ей Кристофер, и не стала бы инстинктивно защищать мальчика.

— Объясни мне, — сказала она, и в её голосе были слышны угрожающие нотки.

Кристофер вздохнул.

— Сколько дней мы провели вместе с Тесс? Три?

Аура молча кивнула.

— За эти три дня она почти не произнесла ни слова, — продолжал он. — Раньше она не знала, что сказать, и вдруг, ни с того ни с сего, она произносит совершенно чуждые для неё слова. Что-то наверняка послужило толчком.

— Появление матери?

— Нет, — ответил Кристофер, — Гиан.

— Ты серьезно думаешь, что он стал причиной изменившегося поведения Тесс?

— Они оба сидели под столом, — объяснил Кристофер. — При этом они коснулись друг друга. Давай разберемся, является ли Гиан созданием алхимии — это звучит ужасно, я знаю, — но давай просто рассмотрим это предположение.

Аура молча смотрела на него. Кристофер говорил дальше:

— Тесс, в определенном смысле, тоже является продуктом герменевтического эксперимента: ребенок алхимика и его родной дочери. Мы, конечно же, будем исходить из того, что она не идентична с философским камнем, как на это рассчитывал Лисандр, но все же в ней скрыто наследие алхимика. — Он замолчал, словно вначале должен был сам убедиться в правильности своей теории. — Итак, мы имеем два создания алхимии, Гиан и Тесс, мужчина и женщина. Я уверен, что до сих пор подобного соединения не было никогда: по крайней мере, которое бы было документально подтверждено.

— Ну, и что дальше? — Теперь Аура знала, к чему он клонит, но она все еще внутренне противилась этому.

— Что-то должно появиться из этого союза, — сказал Кристофер с блеском в глазах. — Что-то чудесное, что-то непредсказуемое. Некая новая сила. — Он наклонился вперед и взглянул прямо в глаза Ауре. — Все началось тогда, когда Тесс вдруг узнала о том, о чем по всем законам логики она знать не может.

* * *

После того, как огонь в камине догорел, они покинули кабинет, чтобы поспать хотя бы несколько оставшихся до утра часов. Дикая идея Кристофера все еще никак не убедила Ауру, и она даже отказывалась принять её как возможность. Но в глубине души у неё росло подозрение, что предположения её сводного брата были небезосновательны.

Поднимаясь по мраморным ступеням восточной лестницы Аура сказала:

— Гиану, порой, снятся кошмары. Иногда это случается даже днем, как будто у него видения.

— Какие видения?

— В основном они связаны с замком. Помнишь картину в зале у Лисандра?

— Ту, что висела на двери? Замок Инститорис в руинах?

Аура кивнула.

— Гиан видит похожие образы у себя в голове. Его описание точь-в-точь совпадает с этой картиной. Но, мне кажется, он видит не руины, а своего рода строительство. Он видит, как был построен этот замок на руинах пиратской крепости.

— Мальчикам иногда снятся пираты.

— Нет, — решительно ответила она. Звук их шагов разносился по всему каменному пролету. — Это не пираты. Это наши предки, родоначальники фамилии Инститорис. Но это еще не все: иногда он видит рыцарей в белых накидках с вышитыми красными крестами.

— Крестоносцы?

— Тамплиеры. И в их крепости он видел что-то, что он считает кухней, но я думаю, в действительности это…

— Алхимическая лаборатория, — закончил ее мысль Кристофер.

— Да.

— Но это лишний раз подтверждает то, о чем я только что говорил! — Они остановились на лестничной площадке второго этажа. — Похоже, Гиан видит события, которые происходили с его предками. И тогда это совпадает с тем, что сказала Тесс. Её бабушка догадывается, что случилось с Фридрихом, даже если не учитывать того, что Лисандр точно знал об этом. — Их глаза встретились и в обоих отразилось одно и то же безумное предположение. — Ты не думаешь, — сказал Кристофер, — что Тесс и Гиан видят определенные вещи, знают вещи, которые они унаследовали от своих предков — как цвет волос или форму носа?

— Унаследованные знания?

— Некоторые ученые утверждают, что определенные образы и воспоминания фиксируются в памяти и затем передаются от поколения к поколению. Определенные обстоятельства могут привести к тому, что в один миг могут вспомниться вещи, которые ты никогда до этого раньше не видел. — Кристофер прислонился к каменным перилам. — Многие считают такие воспоминания доказательством прежней жизни, реинкарнации. Но, что если это ошибка, что если воспоминания, которые они видят, не их собственные, а их предков…

Аура смотрела на него, будто он потерял рассудок.

— Ты думаешь, что встреча с Гианом каким-то образом освободила эти знания в Тесс?

Кристофер провел рукой по колючему затылку.

— Нужно подождать, посмотрим как будет реагировать Гиан, станут ли его видения более интенсивными.

Во рту у Ауры пересохло, и она так устала, что уже не могла мыслить здраво.

— Давай поговорим об этом утром. Ты можешь спать в своей старой комнате. Сейчас это комната для гостей, но в ней не многое изменилось.

Он робко улыбнулся и кивнул.

— Спасибо.

— За комнату?

— Нет, за все. За твою дружбу.

Когда он ушел, она снова вспомнила те слова, которые сказал ей Джиллиан тогда, в маленьком номере отеля в Вене: Если ты ненавидишь с той же силой, с какой прощаешь, то храни, Господи, твоих врагов. Пока она поднималась вверх по ступеням на третий этаж и сворачивала в длинный коридор, который вел к её комнате, ей вдруг стало ясно, что спустя эти семь лет не осталось никого из тех, кого она могла ненавидеть. Лисандр умер, а Кристофер считает её своей подругой, может, даже справедливо считает. Весь мир перевернулся за эти несколько дней.

В то время как Аура исчезла в своей комнате, Кристофер осматривал свою старую спальню. Аура была права: здесь внутри почти ничего не изменилось с тех пор, как он покинул остров. Может быть, он тоже всегда был гостем в этой комнате. Во всяком случае, он добровольно стал им, проводя дни и ночи на чердаке.

На долю секунды его охватило желание подняться и осмотреть лабораторию, понаблюдать за растениями. Изменила ли Аура там что-нибудь? Но он обуздал свое любопытство и решил, для начала, утром спросить у Ауры разрешения. Это был уже не его сад. Кристофер снова был чужаком в замке, но он не чувствовал никакого сожаления при мысли об этом.

На стуле рядом с кроватью лежала одежда. Наверное, кто-то из слуг не стал выбрасывать его вещи. Эти рубашки и брюки, конечно же, будут слишком велики на него. И все же он был благодарен за это.

Он хотел уже раздеться и лечь в кровать, как внезапно на него нахлынули воспоминания о Сильветте: о радости на её лице, когда он подарил ей краску для волос в день рождения; об их совместных прогулках на лодке вокруг замка; о тех бесконечных часах, когда они разговаривали как настоящие брат и сестра. Эти картины вонзались в него как острия стрел, отравленные грустью и чувством вины. Эти ощущения были для него не в новинку, в тюрьме он пережил их тысячи раз, но здесь, в этом месте они были намного сильнее.

Дрожащими пальцами он зажег свечи канделябра, стоящего на камине. Вначале по наитию, затем целенаправленно он вышел в коридор и пошел к двери старой комнаты Сильветты.

«Открой дверь, и ты увидишь ее. Она улыбнется тебе и все будет хорошо».

Это были наивные мысли, конечно. Он нажал на ручку. Дверь была не заперта — открылась внутрь с тихим шорохом.

Все в этой комнате до сих пор напоминало о прежней ее обитательнице. На маленьком столике все еще стояли те самые кремы и туалетная вода. Расчески и щетки лежали, словно ожидая свою хозяйку, которая на минутку вышла. Две плюшевые игрушки, как и прежде, сидели на её кровати с балдахином, их блестящие глазки-пуговки уставились на Кристофера.

Он стоял в дверях, стараясь не заплакать. Воспоминания заполняли эту комнату как невидимые стены, от них было не так просто отмахнуться. Неуклюжими, нерешительными шагами Кристофер подошел к большому платяному шкафу. Он открыл одну из украшенных цветочным орнаментом дверей, отодвинул красивые платьица в сторону и начал искать то, что столько лет ждало его в темноте. Тайну Сильветты.

Как и тогда, ее тайна была завешена черным платком. В колеблющемся пламени свечей складки драпировки напоминали гримасу какого-нибудь готического фонтана. Кристофер поставил канделябр на пол, а затем медленно стянул накидку с плоского, размером с картину предмета. Тогда Сильветта предлагала открыть ему свою тайну, но он отказался. Сегодня он знал: если он увидит, что это было, то уже ничто не сможет отвлечь его от поисков Сильветты. Он поклялся себе, что найдет её любой ценой.

Накидка упала, и Кристофер увидел зеркало. Рама была богато украшена резьбой и покрыта золотом — она выглядела как новая, но поверхность зеркала была вся изрезана темными трещинами. Как черные молнии они делили зеркало на сотни маленьких граней, покрывая его паутиной из острых кристаллов.

Лицо Кристофера в зеркале было потрескавшимся и искаженным, представляя собой гримасу из острых зубчатых осколков. Он неотрывно смотрел в свои разодранные глаза. Призрачный желтоватый свет от стоящего внизу канделябра падал на его лицо, углублял запавшие щеки и глаза, подчеркивал скулы и лоб. Череп, ухмыляющийся в осколках стекла.

Он выдержал это отражение всего несколько секунд, затем толкнул дверь шкафа и дрожащими руками погасил свечи. В неясном свете горящей в коридоре лампы он быстро вернулся назад в свою комнату, закрыл дверь и, трепеща всем телом, отдался во власть милости Божьей и окунулся в бальзам своих слез.

* * *

В темноте ночи Гиану снилась Тесс.

Это был необычный сон, в нем не было никаких картин из прошлого этого острова.

Он видел только лицо Тесс, большое и светящееся. Её нежные черты, слишком тонкие, чтобы казаться детскими, были окружены светлыми локонами. Голубые глаза, такие же ясные, как море в солнечные дни, и почти такие же глубокие.

Она долго смотрела на него. Потом её губы вдруг открылись, и она что-то сказала. Только одно предложение:

— У сеятеля новое колесо.

Гиан проснулся. Тесс лежала в другой стороне комнаты, на кровати, которую поставили для неё слуги. В темноте он едва мог различить её золотые волосы между одеялом и подушкой. Она не двигалась. От неё не доносилось ни звука.

В голове Гиан все еще слышал её голос, но оттого, что он проснулся, слова, сказанные ею, доносились как бы издалека, как сигнальные гудки корабля во время бури.

У сеятеля новое колесо.

* * *

За завтраком он рассказал Ауре и Кристоферу о своем сне. Они вопросительно взглянули друг на друга, потом на Тесс, которая безмятежно пила горячий шоколад.

— Я уже слышал эти слова, — наконец нерешительно произнес Кристофер, не зная, стоит ли говорить об этом при детях. Нетерпеливый взгляд Ауры помог ему принять решение.

— Это было перед смертью Нестора. Джиллиан сказал ему те же самые слова.

Гиан с любопытством уставился на Кристофера и Ауру.

— Почему папа был с дедушкой, когда он умирал?

— Он хотел ему помочь, — быстро нашлась Аура.

Но мальчик не успокаивался.

— Я теперь тоже должен умереть, раз я услышал эти слова?

— Боже мой, ну, конечно же, нет! — Наверное, ей следовало бы вскочить и обнять его, но потрясение будто приковало её к месту. — Это был сон, мое сокровище, всего лишь сон.

Тогда Тесс подняла голову от своей чашки. Рот её был измазан шоколадом.

— А мне снилось то же самое.

— Это правда? — спросил Кристофер с сомнением в голосе.

— Мне, правда, приснилось, — настаивала она с детским упрямством. — Но только это был Гиан, это он говорил, а не я. — Она попыталась изобразить голос Гиана и захихикала при этом. — У сеятеля новое колесо.

Когда малышка повторила эти слова, Аура внезапно побледнела.

— Что случилось? — тревожно спросил Кристофер.

— Я думаю… — начала она, но не закончила предложение. Вместо этого она вскочила со своего места и направилась к двери. — Пошли!

Гиан и Тесс тоже вскочили со своих стульев, но выходя, Кристофер крикнул им:

— Оставайтесь здесь, мы сейчас придем.

Аура слышала недовольное ворчание детей, но в этот миг она могла думать только об одном: словах «сеятель» и «колесо».

— Расскажи мне, что случилось? — недовольно спросил Кристофер, когда догнал её в коридоре.

— Наверху, — коротко ответила она, — в библиотеке отца.

* * *

Они устремились вверх по лестнице на второй этаж, затем вдоль по коридору к узкой лесенке, которая оканчивалась перед дверью с пеликаньим рельефом.

Кристофер был явно озадачен, но у Ауры в этот момент были совсем другие мысли. Если ее предположения верны, тогда что все это означает?

Она открыла дверь. На них повеяло теплым, влажным воздухом.

— Здесь мало что изменилось, — сказал Кристофер, оглядывая лабораторию. Здесь действительно мало что изменилось, только некоторые тропические растения в саду стали выше.

— Отцу потребовались десятилетия, чтобы все здесь устроить так, как он считал нужным, — сказала Аура. — Поэтому мне незачем было что-то менять.

Она пошла вперед к крошечной двери, которая вела в библиотеку Нестора.

— Подожди! — неуверенно крикнул Кристофер. — Раньше здесь был какой-то шлем, такая штука из стекла. — Он показал руками, пытаясь объяснить, что ищет.

Аура подошла к одному из шкафов, порылась на полке и, наконец, вытащила оттуда стеклянный шлем. — Ты имеешь в виду вот это?

Кристофер кивнул. Он чувствовал себя очень неловко, натягивая на голову прозрачный цилиндр и зашнуровывая на шее кожаный шнур. Его голос звучал глухо. — У меня наверное дурацкий вид. Как подумаю, что раньше каждый день ходил в этом в библиотеку…

Аура нетерпеливо повернулась.

— Ты идешь?

Не дожидаясь ответа, она подошла к библиотеке, открыла дверь и, чуть пригнувшись, скользнула внутрь. Кристофер последовал за ней. Она прошла мимо длинных рядов с книгами и остановилась у одного из двух окон.

— Что? — спросил он. Затем он проследил за её взглядом.

Мозаика на окнах изображала буквы, а не сцены или символы, как на других окнах в замке. Кристофер заметил это еще тогда, но не придал этому значения. Из разноцветных осколков стекла были выложены пять рядов, в каждом из которых было по пять букв.

S A T O R

A R E P O

T E N E T

O P E R A

R O T A S

— Это анаграмматический квадрат, — объяснила Аура. — С какой бы стороны ты его не читал, сверху или снизу, по горизонтали или по вертикали, слова не меняются.

За годы, проведенные в тюрьме, Кристофер не видел ни одного латинского слова. Он взмок, пытаясь перевести надпись, — стекло его шлема начало запотевать.

Аура, улыбнувшись, пришла ему на помощь:

— Сеятель Арепо с трудом держит колеса.

Он уставился на неё, широко раскрыв глаза.

— Думаешь, речь шла об этом сеятеле?

Аура убежденно кивнула.

— О нем. О том, кто сеет зерна. — Она выступила вперед и провела кончиками пальцев по стеклянным буквам. — Много лет назад я искала значение этой фразы в одной из отцовских книг. У этого предложения есть название: формула сатора. В прошлом она много раз всплывала в различных местах. В первый раз, как мне кажется, она встретилась на монете древней Помпеи. Как бы там ни было, анаграмматические квадраты не являются чем-то особенным. Их находили на множестве построек и предметов: на латинской библии девятого столетия, на манускрипте «Фауста» в архивах династии Кобургов, даже на австрийских монетах шестнадцатого столетия. Они есть в церквях в Сантьяго-де-Компостела и Рошморе, в Кремоне в Италии и на замке Жарнак во Франции. — Она подошла к соседнему щипцу и указала на второе окно библиотеки. — Вот еще один квадрат, но только уже без сеятеля и без колес.

Их глаза скользили по рядам букв, не понимая скрытого в них смысла:

S A T A N

A D A M A

T A B A T

A M A D A

N A T A S

— Похоже на латынь, — сказал сбитый с толку Кристофер, — но ведь это не латынь?

— Нет, но об этом тоже было кое-что написано в одной из книг. Там говорилось, что эта фраза появилась впервые во времена… — Она внезапно замолчала, когда поняла.

Кристофер впился в неё глазами.

— В чем дело?

— Во времена… тамплиеров, — запинаясь, сказала Аура. Она уже давно не вспоминала об этих окнах; это, конечно, могло оказаться просто странным совпадением, что только вчера вечером она рассказала Кристоферу о рыцарях-тамплиерах из видений Гиана, но сейчас это повергло её в шок.

— Конечно, это всего лишь совпадение, — быстро сказал Кристофер, но по голосу было слышно, что он сам не верил в это.

Невеселая улыбка скользнула по лицу Ауры.

— Тебе не кажется, что у нас уже накопилось приличное количество странных совпадений? — Она хотела вложить в эти слова язвительный тон, но вместо этого в её голосе прозвучали лишь усталость и замешательство.

Кристофер подошел к столу между полками, на котором лежала пара письменных принадлежностей. С бумагой и карандашом он вернулся к окну и аккуратно скопировал оба квадрата.

— Давай выйдем, — сказал он и указал на стеклянный шлем. — Иначе у меня будет тепловой удар.

Аура молча последовала за ним. В голове у нее вихрем кружились мысли. Сеятель и его колеса, сатана и рыцари-тамплиеры, сны обоих детей, видения Гиана: все это смешалось в её голове в каком-то диком водовороте, эта пучина поглощала все её попытки успокоиться и привести в порядок свои мысли.

Выйдя из библиотеки, они опустились на старую запыленную софу под стеклянной крышей, ту самую, где Нестор когда-то посвятил своего нового ученика в основы алхимии.

Кристофер сорвал шлем со своей головы, несколько раз глубоко вздохнул и вытер пот со лба. После минут, проведенных под стеклянным цилиндром, тропический влажный воздух сада показался ему прохладным и освежающим.

Аура откинулась на спинку дивана и посмотрела через стеклянную крышу на раскачивающиеся макушки кипарисов. Они наклонялись, точно желая подслушать их разговор.

— Формула сатора мне кажется очень важной, с нее можно было бы начать.

Кристофер наморщил лоб.

— Но она не совпадает с тем предложением, которое приснилось детям.

— Сеятель Арепо с трудом держит колеса, — повторила Аура. — Но то, что приснилось детям, и то, что Джиллиан сказал моему отцу, звучало по-другому: у сеятеля новое колесо. Ведь так?

Кристофер согласно кивнул.

— Кем или чем бы ни был этот сеятель, он что-то приобрел. К тем колесам, которые были у него раньше, добавилось еще одно.

— Давай будем исходить из того, что предложение, сказанное Джиллианом и приснившееся детям, следует понимать как загадку или своего рода тайный код. В этом случае пред нами встают два вопроса: кто или что этот сеятель? И второй: что означает его «новое колесо»?

— Джиллиан знал твоего отца до того, как пришел сюда?

— Нет, — ответила Аура, — не думаю. Это предложение, наверняка, было посланием от Лисандра. Отец должен быть понять его значение.

— Ты думаешь, что Лисандр — это сеятель?

— Может быть. Чем Лисандр мог еще сильнее ранить отца, как не посланием о своей находке? Сообщить ему об этом перед самой смертью, зная, что моему отцу уже не суждено сделать открытия?

Одним движением Кристофер резко наклонился вперед. Его дыхание прерывалось:

— Ты говоришь о камне?

— Это первое, что приходит в голову, не так ли?

— Не знаю. Зачем же тогда было похищать Сильветту? Зачем зачинать с ней ребенка, если к этому моменту камень — а с ним и вечная молодость — уже давно принадлежали ему? При этом мы своими глазами видели, как умирал Лисандр от старческой немощи. Если бы у него был камень, то он бы пустил его в ход.

— Но сам Джиллиан не стал бы говорить об этом моему отцу! Лисандр хотел, чтобы это прозвучало как его последний триумф.

Она прочла ответ в глазах у Кристофера: ты едва знала Джиллиана, не забывай этого. Но он не сказал этих слов, и Аура была благодарна ему за это.

— Это все не то, — сказал он после недолгого размышления.

— Что если ты спустишься вниз и еще раз поговоришь с детьми. Расспроси их подробно об этих снах. Если хочешь, попроси Гиана рассказать тебе что-нибудь о его видениях. А я пока попробую разыскать хоть что-то о значении этого послания.

— Без меня ничего не делай, хорошо?

— Хорошо, — сказала Аура, сомневаясь в искренности своего обещания.

* * *

Трава на могиле её отца после появления первых всходов росла удручающе медленно. Самые высокие из растений едва доставали Ауре до колен, самые низкие — до щиколотки. Их действительно можно было принять за сорняки, которые росли по всему саду.

Аура сидела на корточках у края грядки и думала о том, что где-то там, в земле, покоятся останки её отца. Как ни странно, мысль об этом не пугала её. Воспоминания о Несторе стали чем-то далеким и расплывчатым. Она не чувствовала к нему никакой дочерней близости, не говоря уж о любви. Она не знала, было ли это действительно связано только с тем, что он собирался сделать с ней. Может, всему виной было то, что ее представление об отце как о человеке исчезло, потому что он превратился для неё в воплощение некой неопределенной власти, спиритической мощи.

Как часто она сидела здесь, на краю могилы отца, и думала о своих чувствах к нему! Нет, она не чувствовала к нему ни любви, ни ненависти. Ей казалось, что отец стал для неё совершенно незнакомым. С этим незнакомцем Ауру связывало только одно обстоятельство — их общая ненависть к Лисандру.

Она отщипнула один острый листик и растерла его между большим и указательным пальцами. Аура ни разу не рассказала Кристоферу о том, что он выкурил в тюрьме. Он, конечно же, спрашивал, но она уклончиво ответила, что это средство, которое приводит к состоянию мнимой смерти. О том, что это была трава с могилы Нестора, она умолчала.

Она проверила ее на себе несколько недель назад. При этом бессмертие, как таковое, вовсе не привлекало её. Она столько лет провела в его поисках, взвешивая все «за» и «против», оценивая недостатки и преимущества, столько лет страшилась одиночества, что идея бессмертия утратила для нее свою привлекательность. Ситуация была столь же запутанной, сколь и абсурдной: Ауре не нужно было бессмертие, поскольку она, вероятно, уже давно обладала им. После многолетних поисков она уже размышляла о нем, как некоторые женщины думают о вечернем гардеробе или знакомых мужчинах. Желание отступило, привлекательность превратилась в привычку.

Вначале все было по-другому. Первые месяцы в лаборатории она провела, лихорадочно изучая старые записи и порядок проведения опытов своих предшественников. Но не прошло и года, как её горячее любопытство сменилось практическим интересом. Стремление приумножить свои знания и использовать их в алхимии она унаследовала от отца, но при этом Аура заметила, что она вовсе не страстно, а по-научному, можно даже сказать, сухо подходит к вещам. Может быть, поэтому у нее всегда был шанс в борьбе против Лисандра. Он превосходил её властью и опытом, но она могла помериться с ним силами благодаря расчету и готовности учиться.

Только против одного качества у неё не было оружия: против мании величия. Она не понимала её сути, не могла проследить за тем, что движет человеком, охваченным ею, что движет его мыслями. Именно поэтому она решила, что Кристофер может ей помочь. Он познал жажду власти, и Аура была почти разочарована, когда выяснилось, что в тюрьме он потерял эту черту характера.

Она поднялась и пошла в библиотеку. По пути туда она прошла мимо атанора. Хотя его уже несколько недель не использовали, под стальным дном котла пламя неустанно подергивалось. Аура почти сразу же заметила, что алхимический огонь жил своей жизнью. Если не мешать в нем угли и поддерживать малый огонь, то он скромно благодарит за это и отказывается от пищи. Огонь был настоящим учителем алхимиков: из скромности вырастает польза, а из его пользы — вечная жизнь.

* * *

— Кристофер!

Половина пятого следующего утра. Её сводный брат спал, свернувшись калачиком на своей кровати, подушка лежала рядом, как будто он хотел ночью что-то защитить.

— Кристофер, ну просыпайся же!

Он открыл глаза, моргнул и в слабом свете висящей на потолке лампы обнаружил сидящую на краю постели Ауру. Она возбужденно обмахивалась кипой бумаг.

— Что… что это?

Она победно улыбнулась.

— Разгадка! Я нашла её.

Он мгновенно проснулся.

— Мне снился сон.

— И ты туда же!

— Я видел тебя во сне.

Она склонила голову набок, но затем решила не продолжать эту тему.

— Итак? — спросил он и приподнялся. Его тощий торс был обнажен. Шрамы повсюду пересекали его грудь.

— Это тебя в тюрьме? — смущенно спросила Аура.

— Да, — неохотно ответил он. — Так ты говоришь, у тебя есть разгадка?

— Ты уже совсем проснулся?

— Неужели она такая сложная?

— Это как посмотреть.

Он потянулся.

— Тогда давай я для начала встану.

Через полчаса они сидели в кабинете. Пахло холодным пеплом, хотя горничная прочистила камин накануне. Поскольку Ауре казалось довольно глупым смотреть на пустой камин, она передвинула свое кожаное кресло так, что они с Кристофером сидели друг напротив друга. Его левое колено нетерпеливо подергивалось вверх и вниз.

— Я жду, — сказал он, указывая на кипу бумаг в её руке.

Она начала с вопроса.

— Сколько букв в формуле сатора?

— Двадцать пять: пять рядов по пять букв.

Аура кивнула.

— Во времена Пифагора математика придавала числам не только количественные, но и качественные значения. Сегодня эти значения, в основном, ушли в небытие, не считая числа тринадцать, которое считается несчастливым. Тогда, еще во времена древних греков, из чисел начали составлять так называемые магические квадраты, которые не следует смешивать с анаграмматическими квадратами, которые состоят из букв. Магические же квадраты — это выстроенные в определенном порядке ряды чисел от одного до девяти, размещенные в квадратном поле. При этом порядок расположения чисел таков, что если складывать числа по горизонтали, по вертикали и по диагонали, то сумма будет всегда одинакова. Предполагают, что все фокусы в «Фаусте» Гете базируются на одном из подобных квадратов.

Кристофер смиренно пожал плечами; он никогда не читал «Фауста», да, и в математике разбирался не бог весть как.

Аура была настолько увлечена, что не обратила внимания на неуверенность Кристофера.

— Наша формула сатора состоит из пяти букв и пяти столбцов. Ты знал, что число пять принято считать символом Марса и его эзотерического выражения? Вот, взгляни-ка.

Она вытащила из кипы бумаг один лист и протянула его Кристоферу. На этом листе она составила перечень некоторых небесных светил. Напротив каждого из них был изображен принятый в эзотерических учениях и оккультизме символ, а также соответствующее число.

— Теперь-то ты понимаешь, что я имею в виду? — взволнованно спросила она.

Кристофер задумчиво смотрел на бумагу.

— Если честно…

Она вздохнула, вскочила и встала рядом с его креслом. Её тонкий указательный палец постучал по этому листу.

— Смотри, за Марсом стоит символ, круг со стрелой. Рисунок, обозначающий щит и копье. Этот рисунок имеет еще два значения. Первое — не играющее в данный момент для нас никакой роли — обозначение мужского пола. Но второе значение — это первый ключ к разгадке послания Лисандра. Потому что все эти символы, как в алхимии, так и в химии, соответствуют обозначениям различных металлов. Символ Марса обозначает железо.

Он вопрошающе глянул на листок, потом посмотрел ей в глаза.

— Ну и что из этого?

«Боже мой, — подумала она, — неужели он до сих пор еще не понял о чем идет речь?» Но потом сказала себе, что сама двенадцать часов корпела над этими числами, планетами и символами. Не удивительно, что он не может понять всего сразу.

— Смотри, — сказала она, вытащила лист из его рук и еще раз повела пальцем по нему. — Пятерка означает Марс, а Марс означает железо. Пока все ясно, или нет?

Кристофер улыбнулся.

— Пока да.

На мгновение она спросила себя, не пытается ли он посмеяться над ней.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я спятила?

— Нет, конечно.

Она наморщила лоб, но затем снова тряхнула лист.

— Дальше идет Солнце. Его число шесть, на один больше пяти. Солнце означает золото. Вот, взгляни-ка на символ!

Он кинул взгляд на лист и сказал:

— Круг. Или…

— Колесо! — выпалила она. — Ну, теперь-то ты наконец понял?

— Подожди, — нерешительно сказал он. — Формула сатора — это квадрат пяти. Если в переносном смысле, как в послании Лисандра, сюда добавится еще одно колесо, то у нас получится шесть. И шестерка и колесо — это символы Солнца, которое в свою очередь…

— Является символом золота! — взволнованно перебила она.

— А философский камень превращает неблагородные металлы, такие как свинец, железо и ртуть, в золото.

— Точно! — Аура вскочила и стала беспокойно ходить перед камином. Сердце её было готово выскочить наружу от волнения. — Лисандр зашифровал послание, потому что не хотел, чтобы Джиллиан узнал об этом. «Новое колесо» — это не что иное, как символ солнца. Символ золота — и философского камня!

Кристофер наклонился вперед. Вся усталость моментально слетела с него.

— Лисандр действительно нашел камень! Боже мой, это правда! Он был у него уже тогда, семь лет назад! — Он покачал головой, будто все еще не мог поверить. — Но тогда почему мы видели его умирающим от старости?

Аура остановилась. Горькая улыбка играла в уголках её рта.

— Если только тот старик, которого мы видели…

— …и вправду был Лисандром. — Кристофер тоже вскочил с кресла. Прикосновение брюк к коже кресла произвело звук, подобный рвущейся бумаге. — Ты ведь к этому клонишь, да?

— Старик в Вене не был Лисандром, — подтвердила Аура. Она прислонилась к камину, словно ей срочно потребовалась опора. — Лисандр еще жив. И бьюсь об заклад, Сильветта и камень все еще у него.

 

Глава 3

Бывают моменты, когда наши надежды так реальны, а разум так слаб, что невозможно определить, где действительное, а где эфемерное.

Когда Аура и Кристофер позвали обоих детей в сад, они оба знали, какими смутными были их предположения и какими слабыми — шансы на успех. Они предполагали, что их усилия не пропадут даром, и они надеялись, что окажутся правы. Кристофер молился в глубине души, чтобы эксперимент удался. Вера заменила рациональное мышление, убеждение заняло место сомнения.

То, что они не ошиблись, ошеломило их обоих.

Гиан и Тесс едва успели переступить порог сада, как шаги их замедлились, взгляды потемнели. Аура шла между ними, держа обоих за руки, в то время как Кристофер стоял у атанора и смотрел на них столь же внимательно, сколь и тревожно.

Аура почувствовала, как детские ручонки сильнее сжали её ладони. За завтраком дети шутили друг с другом, и в первый раз Аура видела как Тесс смеялась. Она спрашивала себя, не повредит ли девочке их замысел. У них не было ничего кроме догадок и предположений, которые были, ко всему прочему, еще и достаточно безумными, но все же другой возможности напасть на след Лисандра у них не было.

Именно Аура предложила попытаться найти истину через детей, а Кристофер предложил привести их в сад, где атмосфера была сильнее всего. Никто не знал, как это повлияет на результат.

Серое небо низко висело над стеклянной крышей, но на востоке зияло небольшое отверстие между облаками. В средине этой раны, из колышущегося пара выглядывало солнце, похожее на горящее сердце. Лучи солнца падали на побережье и на беспокойное море. Они также проникали в сад, очерчивая растения огнем и отражаясь в глазах детей. Разумеется, это было совпадением, но казалось, природа хочет подчеркнуть чудо происходящего.

— Гиан, — Аура обратилась к своему сыну — я хочу, чтобы ты попытался кое-что вспомнить. — На самом деле их интересовала скорее Тесс, но Гиан был старше, поэтому она решила начать именно с него.

Дети стояли как в трансе и смотрели на яркое солнце. Гиан слегка склонил голову набок.

— Что вспомнить, мама?

— Ты помнишь своего дедушку? — спросила она. У неё сжималось горло, и собственный голос казался чужим.

— Конечно, помню. — Когда родился Гиан, Нестор был уже давно мертв, но никто не сомневался в ответе мальчика.

Аура села на корточки и снова взяла детей за руки. Когда она замкнула контакт между ними, ей на миг показалось, что по телу пробежал слабый ток.

— Ты можешь вспомнить то время, когда дедушка был еще совсем молодым человеком?

— Я думаю, да, — глухо ответил Гиан.

Кристофер медленно подошел к ней сзади.

— Получается, — удивленно прошептал он. Никто из них на самом деле не рассчитывал на успех, по крайней мере на быстрый успех они уж точно не рассчитывали.

— Расскажи мне, что помнишь, — попросила Аура. — Ты знаешь, как выглядели его родители?

— Нет. — Это слово несколько раз отозвалось эхом в саду, твердо и непреклонно, но прежде чем Аура смогла задать следующий вопрос, Гиан продолжил: — Дедушка носил тогда очень странную вещь: ночную рубашку.

Аура и Кристофер обменялись беспомощными взглядами.

— Он сидел на коне, — продолжал Гиан. — Я точно помню. Дедушка был хороший наездник: однажды, он перескочил расселину в скале, это было в горах, она была очень глубокая и широкая.

— Ты не помнишь, как он ходил в школу?

— Не было школы. — Взгляд Гиана все еще был обращен к солнцу, будто это оно показывало ему эти образы. — Хотя нет… Было что-то похожее на школу: большой темный дом.

— Ты можешь вспомнить, где он находился?

— Вокруг лес и горы, высокие горы.

Ауре в голову пришла одна мысль, но она тут же отбросила ее. Это невозможно! Но все же какое-то предчувствие осталось. Монастырь святого Иакова не всегда был интернатом для девушек. Может, раньше там учились и юноши?

Она хотела спросить дальше, но тут вмешалась Тесс. Её звонкий голосок звучал сипло, будто она только что проснулась.

— Я помню этот дом. Туда ходил отец.

Неужели Нестор и Лисандр познакомились в монастыре святого Иакова?

— Там был старик, он научил отца разным вещам, — продолжала она. — Отца и еще одного мальчика.

— Моргант, — сказал Гиан, таким голосом, будто уже одно это имя пробудило в нем поток плохих воспоминаний.

— Что? — резко спросил Кристофер. — Что ты сказал?

— Старика звали Моргант, — повторил Гиан. То, как слова двух детей сплетаются в один цельный образ, одновременно и пугало, и завораживало их.

— Моргант был учителем? — спросила Аура.

— Да, — сказал Гиан.

— Нет, — возразила Тесс.

— Попробуйте вспомнить точно, — сказал Кристофер чересчур напористо.

Аура мрачно взглянула на него.

— Не мешай им, они сами разберутся.

Он нервно кивнул и пробормотал извинения. Аура снова обратилась к детям.

— Кем был этот Моргант?

Тень пробежала по лицу Гиана.

— Он жил в этом большом доме. Он и много других мужчин. Они все носили эти рубашки, белые длинные рубашки.

— Как те, которые ты видел раньше? — дрожащим голосом спросила Аура. — Те, на которых сверху красные кресты?

— Да, но Моргант не всегда носил её, только когда они с дедушкой и другими мальчиками выезжали, чтобы…

Тесс открыла рот и закричала.

— Что случилось? — встревоженно крикнула Аура и обняла девочку. Пронзительный крик оборвался, но Тесс все еще дрожала. — Все хорошо, — успокаивающе шептала Аура. — Все хорошо. — Одной рукой она все еще крепко держала Гиана. Несмотря на реакцию Тесс, она не решалась прервать связь, опасаясь, что нити детских воспоминаний могут навсегда исчезнуть. Она корила себя за жестокость, но сейчас Аура должна была знать все.

Похоже, Гиан совершенно не услышал крика Тесс.

— Они поймали девушку, — спокойно сказал он. — Потом они её убили. Моргант показал дедушке и другим людям, что нужно делать с ее кровью.

Кристофер спросил, сохраняя самообладание:

— И что же с ней надо было делать?

— Они выпустили кровь в ванну. В большую ванну в большом доме. Потом Моргант сел туда, прямо в кровь. Он объяснил дедушке, что от этого можно помолодеть. Но это не правда. Моргант никогда не стал молодым. Он всегда был старым. У него ничего не получилось. Кровь… — Он прервался и захрипел, словно ему перекрыли кислород.

Аура притянула его к себе, теперь она обнимала обоих детей. Что за существо, был это Моргант? Она вдруг почувствовала, что это, наверное, тот старик, от которого она лишь чудом спаслась в горной хижине.

— Все хватит.

— Нет, — решительно ответил Кристофер. — Не сейчас. Мы должны узнать еще больше.

— Они этого не выдержат, — закричала на него Аура, слишком громко и резко. Гиан и Тесс вздрогнули в её объятьях.

— Аура, — уговаривал её Кристофер, — мы не можем прекратить эксперимент.

— Мы можем попробовать позже.

— Давай лучше сейчас закончим, и все. Только один этот раз и больше никогда.

Все сопротивлялось внутри у Ауры, но в конце концов она поддалась на уговоры. Она испугалась, осознав, что унаследованная кровь отца взяла верх над материнскими чувствами.

Она бережно отпустила детей и ободряюще поговорила с ними. Гиан и Тесс отпустили Ауру и взялись вместо этого за руки. Девочка была белой как мел, она все еще дрожала. Гиан, напротив, был спокоен, словно понимая, что необходимо взрослым.

— В конце концов Моргант покинул дом, — продолжил он. Тесс утвердительно кивнула, её глаза были широко раскрыты. — Многие мужчины тоже пошли с ним, — сказал Гиан, — я думаю все, кто там жил.

— На них были доспехи и они сидели на лошадях, — добавила Тесс.

Кристофер покачал головой.

— Невероятно.

— Пусть говорит дальше, — сердито перебила Аура.

— Они долго скакали вперед и даже плыли на кораблях, на старых кораблях с парусами. Мимо длинного берега, много, много дней.

— Куда они плыли?

— Сванетия, — сказал Гиан. — Так называлось это место.

— Сванетия. — Аура глубоко вздохнула. — Мы можем посмотреть на карте, где это находится. Что они делали там?

— Там тоже был дом, похожий на крепость, — сказала Тесс и внезапно, её нежный голосок сорвался. — Там тоже были горы, Но они выглядели по-другому, совсем без леса.

— От моря они скакали через горы, в которых почти никто не живет, — сказал Гиан. — Только потом они приехали в крепость. Она выглядела также как и первая, только намного больше. У неё была такая странная форма.

— Восьмиугольная?

— Да, наверно.

Аура посмотрела на Кристофера.

— Это типичная форма строений рыцарей-тамплиеров. Многие из их сооружений построены именно так. — Повернувшись к детям, она запинаясь сказала: — Все уже позади. Не нужно больше думать об этом.

Кристофер, казалось, снова собирался протестовать, но резкий взгляд, брошенный ему Аурой, заставил его замолчать.

— Мы снова идем вниз, — сказала она решительно и быстро подтолкнула Гиана и Тесс к двери чердака — скорее из этого места, которое кормило невинный разум детей древними ужасами.

Кристофер несколько секунд смотрел им вслед, затем задумчиво поднял голову и посмотрел на стеклянную крышу. Его взгляд скользил по волнам к побережью и дальше через золотые дюны. На юге облака выглядели как темные чернила, капающие в чистую воду.

* * *

— Если говорить точнее, то история рыцарей-тамплиеров начинается с одной притчи, — сказала Аура, когда они с Кристофером сидели вечером у горящего камина. Слуга принес им два стакана и графин, наполненный шерри, и если пламя камина согревало снаружи, то изнутри согревало спиртное.

— Говорят, когда-то жили на святой земле два брата. Они вместе владели одним маисовым полем. Как-то братья разделили свой урожай на две равные части и оставили его лежать до следующего утра по краям поля. У старшего была большая семья, которую он должен был кормить, младший же жил сам. И сказал себе тогда в эту ночь младший брат: мой брат должен заботиться о стольких людях — за это ему положена большая часть урожая. Он вышел на поле и положил много своих мешков на сторону своего брата. Но в ту же ночь сказал себе старший брат: мой брат один делает столько работы, сколько я делаю вместе со своей семьей — было бы только справедливо, если бы он получил большую часть нашего урожая. И он вернулся в темноте назад на поле и перетащил несколько мешков с маисом к своему брату. Утром они оба вышли на работу, собрали мешки и оказалось, что обе части были так же велики как и накануне вечером. — Аура на мгновение прервалась, а затем добавила: — Поле обоих братьев находилось на горе Мориа, и здесь царь Соломон приказал построить свой храм. Вокруг него образовался город Иерусалим.

Кристофер залпом осушил стакан шерри, словно это был дешевый шнапс. «Тюремные привычки», — с сожалением подумала Аура.

— В 1099 году, когда первые крестоносцы высадились на побережье Палестины, замок Соломона уже превратился в руины. Через девятнадцать лет то, что осталось от храма, оказалось во владении французов. Они образовали группу охранников из девяти рыцарей под предводительством Гуго Пайенского и назвали себя «Орден бедных рыцарей Христовых». Но мир дал им другое имя: тамплиеры.

Она приостановилась на момент и увидела, что Кристофер наполняет свой стакан.

— Мне тоже, пожалуйста, — сказала она и потом продолжила: — Тамплиеры давали обет бедности, целомудрия и послушания, но, прежде всего, они клялись защищать паломников на святой земле. Храм Соломона надолго оставался их убежищем, они жили в палатках и руинах, если взглянуть на это сегодня, то в нищенских условиях. Гуго Пайенский и его восемь спутников были богобоязненными людьми, героями церкви. Однако, к ним примыкали не только ревностные христиане, но и искатели приключений, которых привело в Палестину стремление к славе и почету, и младшие сыновья знатных людей, и изгнанники, которые не имели никаких прав при дворе.

— Но если тамплиеры были такими богобоязненными, как ты говоришь, то откуда тогда идет дурная слава о них?

— Подожди. Через десять лет количество рыцарей-тамплиеров уже дошло до трехсот. Их приказам подчинялись более трех тысяч бойцов, жаждущих стать рыцарями, как их господа. Наконец, на пике своей власти, орден был назван церковным собором официальной армией Ватикана.

— Кажется, довольно доходное звание.

— Можешь даже не сомневаться. Благодаря множеству даров и благодаря их праву взимать налоги, орден достиг значительного богатства. Некоторое время тамплиеров, по крайней мере неофициально, считали европейскими владельцами Востока. Но когда в 1291 году с захватом Акконы сарацинами подошла к концу и эра крестовых походов, тамплиеры тоже были вынуждены уйти из принадлежащих им владений на Святой земле. Разросшиеся тем временем до многих сотен, они вернулись — отныне без цели и без задания — назад в Европу и малодушно забившись в свои крепости и монастыри проматывали несметное богатство ордена.

Кристофер поднял стакан вверх, будто желая выказать уважение невидимому духу тамплиера. Аура заметила, что он уже был изрядно пьян. Ей тоже все труднее удавалось вспоминать подробности драмы ордена тамплиеров. Два или три года назад она читала кое-что об этом и бегло освежила свои знания сегодня после полудня в библиотеке.

— С эпохой падения нравов начался также и упадок тамплиеров. Когда Филиппа Красивого, короля Франции, отказались принять в орден в качестве почетного члена, он решил отомстить. У короля быстро появилось несколько планов, с помощью которых он хотел покарать глав ордена. Он и его приспешники открыто обвинили тамплиеров в ереси и отступничестве, идолопоклонстве и поклонению дьяволу. В 1307 Филиппу удалось подвигнуть папу Климента Пятого возбудить дело против ордена. Спустя всего несколько месяцев он, без ведома папы, приказал арестовать и пытать многих рыцарей храма. Таким образом, он собрал более сотни признаний, подтверждающих обвинения. И каждый, кто не сожалел о своих богохульных деяниях, был приговорен к пожизненному заключению.

С тихим звоном Кристофер поднял стеклянную пробку графина и хотел налить еще, но только пара капель скатились через край в стакан.

— Пусто, — проворчал он и выругался.

— 18 марта 1314 года король Филипп наблюдал из окна Лувра как трое последних братьев ордена, гроссмейстер Жак де Моле, его близкий друг Жоффруа де Шарнэ и неизвестный третий были сожжены на костре перед замком. Через два столетия после своего основания в храме Соломона орден тамплиеров закончил свои дни на огне. Несмотря на это, с той поры поползли слухи, что он тайно существует и поныне.

Руки Кристофера вяло лежали на подлокотниках кресла. Ему стоило больших усилий держать глаза открытыми. Каждый раз, когда он замечал, что засыпает, то резко откидывался назад и садился прямо, только для того, чтобы через несколько минут снова согнуться.

— Ты тоже веришь в это? — спросил он, с трудом сдерживая зевоту. — Я имею в виду то, что орден тамплиеров еще существует?

— Если то, что говорят дети — правда, то, да.

— А доказательства есть?

— Только бесчисленные легенды. Многие утверждают, каждое несчастье, которое случилось после казни гроссмейстера с французским троном или церковью, было актом мести тамплиеров. Конечно, во многих случаях это чепуха. Но в некоторых случаях — кто знает…

Когда она увидела, что глаза Кристофера окончательно сомкнулись, она позвонила слуге и попросила его помочь брату добраться до кровати.

После того как мужчины ушли, она развернула на ковре перед камином большую карту, которую принесла из семейной библиотеки. На ней были изображена большая часть Европы и Азии.

После полудня Аура приложила немало усилий, чтобы найти то место, о котором говорили дети. На древних картах не было указателя, как в современных атласах, которые она видела в интернате. Аура предположила, что Сванетия, должна быть маленькой, но самостоятельной страной, и у нее, к тому же, было две зацепки: первое, это слова Гиана, о том, что на пути туда тамплиерам пришлось пересечь море на корабле, вторым стало упоминание о некоем месте, найденное ею в книгах об ордене. Согласно одному из бесчисленных слухов о дальнейшем существовании тамплиеров, они затаились в одном из своих убежищ на Кавказе.

В конце концов Аура отыскала ее. Сванетией оказалась не отдельная страна, а историческая область на северо-западе Грузии, восточнее Черного моря. Она находилась на юге Кавказа и была окружена высокими горами. Горы со всех сторон защищали её от вторжения, превращая этот участок в неприступную крепость.

После того как Аура в семейной библиотеке на первом этаже не нашла никакой литературы о Кавказе и населяющих его народах, она продолжила поиски в библиотеке Нестора. И хотя там находились только книги, связанные так или иначе с исследованиями её отца, ей удалось кое-что найти.

К своему удивлению она нашла там двухтомный труд, который был нехарактерен для библиотеки Нестора и, к тому же, был необычно новым. Аура притащила оба тяжелых, переплетенных в кожу тома в кабинет, желая показать их Кристоферу. Автором этого произведения был некий Готтфрид Мерцбахер, немецкий исследователь Кавказа, который в 1891 и 1892 путешествовал по Сванетии и прилегающим к ней горным областям. Мерцбахер описал свои приключения в форме дневника на более чем двух тысячах страниц. «С высокогорных областей Кавказа» назывались оба тома. Тот факт, что Нестор проявил к этому интерес, доказывал, что она была на верном пути.

И пока она смотрела на карты, грубо прикидывая расстояние, намечая и отбрасывая маршруты, то поняла, что ей снова нужна помощь детей. Последний раз.

В начале двенадцатого она вошла в комнату Гиана. Оба малыша неподвижно лежали в своих кроватях. Свет, упавший из коридора на лицо Гиана, разбудил его.

— Мама? — нерешительно спросил он и моргнул.

Аура проскользнула к его кровати и прислонила палец к губам.

— Тсс! — прошептала она.

Скорость, с которой он угадал её намерения, ошеломила её.

— Ты хочешь, чтобы я опять вспоминал, да?

— Мы же хотим найти маму Тесс, правда?

— Она очень обрадуется.

— Вот видишь. — Она подошла к кровати девочки, и Гиан последовал за ней. Аура повернулась к нему. — Ты спи, Тесс может одна помочь мне.

Он молча покачал головой и сел на край кровати. Тесс повернулась во сне на другую сторону. Большой пальчик правой руки она засунула в рот. Теплая волна нежности окатила Ауру, когда она увидела перед собой малышку. Она ласково положила одну руку на плечо девочки. Тесс открыла глаза, будто только ожидала этого прикосновения. Даже в темноте Аура видела как блестят глаза девочки.

Не говоря ни слова она протянула руку Гиану, но Аура покачала головой.

— Не нужно, — мягко сказала она. — То, что я хочу узнать, знаешь ты одна. — Она тоже опустилась на край кровати. Тесс положила свою руку на колени Ауре и та ободряюще пожала её.

— Старик в Вене не был твоим отцом?

— Нет, — честно ответила девочка. Но это не прозвучало так, будто она только сейчас сознавалась во лжи, скорее, похоже было на то, что она только сейчас может вспомнить правду. Складывалось впечатление, что старик наложил на неё своего рода заклятие, которое только здесь в замке — после контакта с Гианом — потеряло свою силу.

— Кто же это был?

Ответ на этот вопрос дал Гиан.

— Моргант, — прошептал он, будто боясь, что старик может услышать его даже на расстоянии в тысячу километров.

— Откуда ты знаешь? — в первый раз от странного согласия детей ей стало жутко.

Тесс опередила Гиана.

— Мы многое знаем друг о друге. — И когда она сказала эти слова, то они прозвучали не как слова ребенка, и уж совсем не как пятилетнего ребенка, а как слова взрослого человека.

— Моргант действительно умер? — спросила Аура.

— Я не знаю.

— Твой отец уехал вместе с твоей матерью?

— Они ушли, но я не знаю куда.

— Они ничего не сказали?

— Только, что ты скоро навестишь меня и заберешь с собой домой.

Аура с трудом сохранила невозмутимость. Лисандр знал! Он знал, что она придет к нему! Она как глупое дитя поддалась на его фокусы.

Она собрала в кулак все свои силы, чтобы казаться как можно спокойнее.

— Когда уехали твои родители? Задолго до того как мы пришли?

Светлые волосы Тесс зашуршали по подушке, когда она покачала головой.

— В тот же день.

Аура едва не задохнулась от гнева и разочарования. Она разминулась с Лисандром всего на несколько часов! Сильветта была так близко, так близко… Если бы она только на день раньше… но, нет, сейчас она обманывала себя саму. Лисандр предвидел каждый её шаг, и он, конечно же, узнал бы, измени она свои планы. Не было даже мига, в котором бы он не превосходил её. Непонятным оставалось лишь то, почему он не мог просто убить её. Зачем вся эта комедия с Моргантом, который занял место Лисандра? Аура также спрашивала себя, что произошло бы, отдай она приказ убить старика.

— Тесс, — твердо сказала она, — я хочу, чтобы ты еще раз попыталась вспомнить, только очень точно. Твой отец действительно никогда не упоминал, куда он собирался с твоей матерью?

— Нет, никогда.

Аура взглянула на Гиана, но он тоже молча покачал головой.

Лисандр хотел избавиться от Тесс. За то, что он не убил её, а оставил на попечение Ауры, нужно было, без сомнения, благодарить Сильветту. Это опять-таки означало, что её сестра обладает некоторым влиянием на Лисандра. Вероятно, благодаря её стараниям Аура и Кристофер остались живы. То, что Лисандр согласился на это, говорило о том, что он ничего не знал о настоящих способностях Тесс. Даже он не смог предсказать, какое влияние окажет на девочку встреча с Гианом, вторым «ребенком алхимии».

Существовала только одна возможность использовать это преимущество. Это было очень рискованно, конечно, но другого пути не было.

Аура укрыла детей, поцеловала их в лоб, и, едва выйдя из комнаты, звонком разбудила слуг.

* * *

Погода была под стать настроению. С неба моросил холодный дождь, море было мрачным и угнетающим. Орланов не было видно, зато черные вороны кружили над островом и с карканьем опускались на фронтоны замка. «Шпионы Лисандра», — вдруг подумала Аура, но тут же рассмеялась от собственной мнительности. У страха глаза велики; она была не первой, кто это понял.

День расставания.

Слуги, погрузив остатки багажа в лодку, вынырнули из тьмы кипарисовой рощи. Они молча присоединились к маленькой группке у входа в замок.

Гиан и Тесс стояли на нижней ступени лестницы. Они постеснялись взяться за руки, хотя им очень этого хотелось. Оба были удручены, и Аура могла с легкостью понять их. Не так давно она оставляла Гиана одного. Не успела вернуться — снова прощание.

Тесс грустила по той же причине, что и Гиан, но счастливое сознание того, что ей можно и дальше жить в замке, немного поднимало ей настроение.

Никого не удивило, что Шарлота не стала прощаться со своей дочерью и приемным сыном. Аура взглянула на край кипарисовой рощи, затем на окна своей матери в восточном крыле. Через пестрые стекла невозможно было увидеть, стоит ли кто-нибудь за окном.

Ауре не хотелось надолго оставлять Шарлоту одну без присмотра, поэтому она попросила самого старого из слуг, Якова, пройти еще несколько шагов с ней.

— Да, мадам? — спросил он, когда они остановились в тени кипарисов. После смерти Конрада, Яков занял его место.

— Я бы хотела, — нерешительно вымолвила она, — чтобы вы заперли мою мать в комнате. Только для её пользы и для пользы детей.

Яков поднял левую бровь, словно не одобрял это указание, но затем послушно улыбнулся.

— Не беспокойтесь о детях, мадам. Кухарки в восторге от обоих, и все остальные будут непрестанно заботиться о них. Что же касается вашей матушки, то будьте спокойны. Я столько лет в замке, что еще помню вашу матушку хозяйкой дома. Мы многим обязаны ей. Если вы считаете, что пребывание в комнате пойдет ей на пользу, то я лично прослежу за этим.

— Моя мать очень больная женщина — у неё бывают припадки, вы знаете об этом, Яков. Я не хочу, чтобы она испугала Гиана и Тесс.

— Этого не произойдет, мадам.

Ей хотелось дать ему еще несколько указаний, но она знала, что обидит этим старого слугу. Она ни разу ни в чем не могла упрекнуть его: как преемник Конрада он был так же заботлив и исполнителен.

Аура протянула ему руку. Он ответил на её рукопожатие — заключив таким образом договор.

— Берегите себя, мадам, — сказал он. — Мы все хотим, чтобы вы поскорее вернулись, но больше всех — Гиан и Тесс.

— Да, я тоже надеюсь на скорейшее возвращение.

Кристофер был весь в нетерпении, когда она вернулась к остальным. Судя по его лицу, никто бы не подумал, что вечером он много выпил. Когда Аура рассказала ему о своих планах, он сразу же загорелся. Кристофер готов был отдать жизнь за спасение Сильветты.

Когда она подошла к нему, он уже попрощался с детьми. Теперь была её очередь.

— Возвращайся скорее, мама, — прошептал ей на ухо Гиан. Аура чувствовала, если они сейчас же не уедут, то он начнет плакать, и она тоже расплачется.

Тесс ободряюще улыбнулась ей. Еще одна деталь, которая не сочеталась с её детской внешностью. Тесс и Гиан сильно изменились за последние дни. Стороннему наблюдателю они показались бы не по годам развитыми, но Аура чувствовала, что за этим скрывается нечто намного большее. У детей появилась удивительная рассудительность, которая как радовала, так и пугала Ауру.

Наконец лодка вышла в море. Яков и дети остались стоять на краю бухты. Аура увидела как Тесс нащупала руку Гиана — или наоборот? Они вместе махали вслед уплывающей лодке.

— Они в безопасности, — тихо сказал Кристофер. Он стоял рядом с Аурой и тоже смотрел назад. — Господь будет присматривать за ними.

Она не ответила. Лодка быстро удалялась от берега, Аура наблюдала, как фигуры детей сливаются с темными кипарисами.

 

Глава 4

Судьба вновь привела их в Вену, но на этот раз их встретила ночная пустота вокзала. Аура и Кристофер были рады этому: слишком много воспоминаний таились под крышами домов и дворцов, слишком много страданий, гнева и поражений. Была глубокая ночь, когда они прибыли в город на Дунае, и когда три часа спустя они пересели на поезд, следующий в Будапешт, солнце все еще дремало за горизонтом.

Будапешт тоже оказался серым туманным скоплением из вершин башен и фронтонов. Они сняли на ночь номер в отеле, неподалеку от вокзала, но вынуждены были отказаться от завтрака, чтобы не пропустить свой поезд, идущий на Бухарест.

Граница Австро-Венгрии и Румынии проходила вдоль Карпат, по ту сторону дикой местности, называемой жителями Трансильванией. Уже одно только название вызвало у Ауры сказочные и романтические фантазии. Когда она увидела из окна поезда проплывающий мимо ландшафт, то вынуждена была признать, что её представления соответствовали действительности.

Трансильвания — страна, скрытая лесами. Освещенные солнцем высокогорные плато и крутые, обрывистые горные цепи сменялись глубокими ущельями, в которые устремлялись ревущие водопады. Над нетронутыми долинами возвышались крепости, одиноко и гордо глядя на ютящиеся внизу маленькие деревушки. Средневековые города величаво тянулись вверх башенками церквей. Рыси, олени, и даже медведи то и дело мелькали неподалеку от железнодорожного полотна, в небе кружили беркуты, а один раз они видели коршуна.

В первый раз Аура забыла о цели путешествия и тех ужасах, которые, возможно, поджидают их на пути. Как зачарованная, она замечала древние крестьянские дворы, будто сошедшие с полотен Дюрера, наблюдала воловьи упряжки и повозки, запряженные лошадьми, огромные овечьи стада и их чудных, завернутых в мех пастухов. На деревенских улицах мелкий скот и птица свободно бегали по улицам, дороги были не мощены, а воду черпали из колодцев и ручьев как и в незапамятные времена.

По людям, которые выходили и подсаживались на крошечных вокзалах, можно было узнать насколько далеко они уже отъехали от родины. Многие мужчины и женщины, даже самые бедные, были одеты в национальные костюмы, производившие впечатление богатых и экзотических. Хотя каждый костюм и был пестро украшен вышивкой, любимыми цветами все же были черный и белый. У всех женщин, от юной девушки до старухи, на головах были повязаны платки, достававшие им до плеч. Аура, волосы которой были небрежно подобраны вверх и подколоты, ловила на себе презрительные взгляды; даже мужчины смотрели на её открытую красоту с неудовольствием. В конце концов Кристофер посоветовал ей тоже повязать платок, что она неохотно и не сразу сделала.

Контролеры на границе с Румынией, молчаливые усатые мужчины с черными волосами и мрачными взглядами, рассматривали бумаги Кристофера с явным подозрением. Он сделал себе новый паспорт в крошечной деревенской ратуше; новость о его предположительной смерти в Вене, еще не добралась туда. Но сейчас он начал опасаться, что румынские пограничники видят его насквозь, настолько недоверчиво они себя вели. Наконец-то они отдали ему документы и отправились в следующее купе.

По ту сторону приграничного города Синая рельсы покидали высокие Карпаты, уходя в низины Румынии. Через полдня они прибыли в Бухарест. Отсюда только одна линия железной дороги вела дальше на восток, в Констанцу, портовый город на западном берегу Черного моря. Поезд отправлялся туда каждые два дня, и им снова пришлось искать ночлег. Аура поменяла немного денег на румынскую валюту, но эта сумма оказалась слишком мала. Владелец небольшого отеля спросил её со змеиной улыбкой на губах, нет ли у неё при себе родных денег. Когда Аура ответила утвердительно, он сразу же стал намного любезнее и объяснил ей, что немецкая, британская или американская валюта здесь, в районе Черного моря, принимается намного охотнее, чем их собственная. Поэтому Аура и Кристофер стали опасаться, что он может попытаться проникнуть ночью в номер, чтобы ограбить их. Но их страхи оказались необоснованными, и когда утром они прощались с хозяином и хозяйкой отеля, Ауру немного мучила совесть.

Поезд к морю останавливался каждые пять минут на каком-нибудь деревенском вокзале, поэтому им понадобился целый день на преодоление двухсот километров до побережья. Владелец отеля был последним человеком, который понимал их язык; дальше на восток никто не говорил ни слова по-немецки, и это привело к тому, что шепот и хихиканье остальных путешественников они принимали на свой счет. Они постоянно чувствовали тысячи устремленных на них взглядов, ощущали себя целью для насмешек и оскорблений. Так продолжалось до вечера, пока им не стало ясно, что они привлекали к себе намного меньше внимания, чем им поначалу казалось, потому что порт Констанца был одним из самых важных в этих краях, и иностранцы были неотъемлемой частью городского пейзажа.

Извозчик отвез их в порт, где стройные мачты и трубы пароходов образовывали непроходимый лес из дерева и железа. Уже из Бухареста Аура телеграфом забронировала два места на корабле. Она не рассчитывала на беспрепятственную посадку и была сильно удивлена, когда капитан поприветствовал её рукопожатием и на безупречном немецком выразил надежду на хорошую погоду.

Корабль назывался «Воевода», каюта, которую предоставили им была крохотной, но чистой. Как выяснилось, капитан уже ждал их и даже задержал отправку на несколько часов, и в этот же вечер «Воевода» снялся с якоря.

Началась шестая ночь с момента отъезда из замка, но эта ночь была первой, когда Аура позволила себе доспать до утра.

* * *

Если бы рассвет не наступил, этого все равно никто бы не заметил. Замок Инститорис находился в самом сердце черной как ночь бури. Слуги с раннего утра бегали как рота лесных муравьев по комнатам и коридорам, закрывая ставни, затыкая щели и завязывая веревки на ручках тех дверей, чьи ржавые замки уже не закрывались.

Несмотря на это горничные и камердинер ничего не могли поделать с ураганным ветром. То здесь, то там вновь раздавалось хлопанье дверей, ставней и каминных заслонок. Казалось невозможным закрыть все места, через которые непогода стремилась проникнуть внутрь. Около полудня прислуга признала свое поражение, сосредоточившись на выполнении своих повседневных обязанностей.

Гиану звуки бури казались захватывающе-жуткими, и он сделал себе игру из этого. Он привел Тесс в ту часть замка, в которой непогода была особенно ощутима. Он постоянно ждал когда за ними хлопнет дверь, затрясется окно, затрепещет занавеска. Поначалу Тесс реагировала так, как он и ожидал: вздрагивала и вскрикивала при каждом неожиданном звуке, при каждом призрачном движении; но, в конце концов, они оба начали смеяться над этим. Они знали, что это была всего лишь игра и бояться ровным счетом было нечего.

Если бы они осмелились снова подняться в сад, то заметили бы что Аура предусмотрительно заперла дверь. Но ни у кого из них не возникало желания снова погрузится в воспоминания своих предков. Видения то и дело преследовали их, но пока они держались подальше от сада и таинственной атмосферы, наполняющей его, эти образы вели себя скромно и чаще всего были похожи на дурной сон.

Гиан и Тесс были неразлучны и поэтому даже буря была не страшна им. Они сидели на красной, обитой парчой софе в одной из гостиных на третьем этаже, которую они выбрали главным местом для своих игр. Комната эта была достаточно удалена и уже многие годы не использовалась. Мебель была закрыта серыми чехлами, на которых лежали пушистые комья пыли. Гиану казалось, что они чуть-чуть напоминают призраков, но когда он со зловещей улыбкой сказал об этом Тесс, она сморщила нос и сказала, что он ведет себя как ребенок.

Над камином в комнате висело потускневшее зеркало. С его искусно сделанной рамы кусками отставала золотая краска и одна единственная трещина пересекала всю его поверхность. Оба гвоздя, на которых держалось зеркало, расшатались и поэтому оно немного накренилось вперед. Софа стояла напротив зеркала, и когда они сидели на ней, они видели свое отражение в расплывчатой глубине. В зеркале все выглядело так, будто они сидели в тумане.

— Спорим, ты не сможешь пробраться к двери бабушки, — сказал Гиан, в то время как буря бушевала вокруг замка и молнии периодически освещали цветные окна.

Это замечание оторвало Тесс от созерцания паука, спускающегося с люстры на паутине.

— Конечно смогу.

— Спорим?

— Спорим!

На том и порешили. Оставалось только спуститься вниз, на первый этаж, чтобы устроить друг другу испытание на мужество. Гиан, который считал, что мужчины должны идти вперед, подавая пример, предложил первым пройти испытание. Только когда он снова окажется в безопасности, наступит очередь Тесс. Согласно условиям спора, он должен был один раз прикоснуться к ручке роковой двери.

— Вообще, это глупое испытание на мужество, — сказала Тесс, когда они добрались до заброшенного коридора, где располагались покои Шарлоты. — Дверь-то все равно заперта.

— Ты уверена? — спросил Гиан, растягивая слова.

— Ну, конечно.

— А что если я видел, как вчера вечером один из слуг открыл дверь?

У Тесс округлились глаза.

— А ты не врешь?

— Не сойти мне с этого места, — в действительности это был довольно наглый обман, но Гиану казалось, что от этого их затея станет интересней.

— Слуга действительно открыл дверь? — спросила Тесс, ив этот раз её голосок зазвучал немного неуверенно.

— Конечно!

— Почему же тогда твоя бабушка не вышла?

— А может и вышла, — ответил он. — А может, она уже стоит за тобой!

Тесс не попалась на эту удочку и скорчила ему гримасу.

За одним из углов, примерно метрах в пятнадцати от двери в комнату Шарлоты, они выбрали место. Вокруг не было ни души. Только буря бушевала вокруг старых стен, да хлопала дверь этажом выше.

— Итак, — распоряжался Гиан, — ты ждешь здесь и смотришь за угол. Я проскальзываю по коридору, прикасаюсь к ручке и возвращаюсь. Потом твоя очередь.

Тесс согласно кивнула, и Гиан пошел вперед. Первые семь-восемь шагов он преодолел обычным шагом, но на полпути, резко затормозив, начал стараться дальше идти бесшумно. Пол в коридоре был из черного камня, через каждые пару метров его устилала дорожка. Между коврами Гиан старался ставить ногу особенно осторожно, но ему все же не удавалось идти полностью бесшумно. Его собственное дыхание казалось ему оглушительно громким, но он прекрасно знал, что ему это только кажется.

В длинном коридоре не было окон — детям он казался почти бесконечным. На всю длину коридора горели всего четыре лампы.

Гиан прошел мимо двух дверей; одна вела в зеленый салон, другая в охотничью комнату. Расстояние до третьей двери было намного больше. За ней была приемная Шарлоты, а потом — без двери в коридор — спальня.

Он напряженно прислушался к звукам, доносящимся из покоев бабушки. Один раз ему показалось, что он слышит шепот. Но потом он сказал себе, что это ветер, который свистит в щелях и трещинах.

«Она заперта, — повторял он себе. — Она не может выйти. Ничего не произойдет, совсем ничего».

Зловещее появление его бабушки всплыло из глубин его памяти как мертвая рыба из бездонного моря. Ему стоило большого труда прогнать это воспоминание. Он уже сожалел о том, что вообще затеял эту глупую игру, но отступить сейчас, на глазах у Тесс, — об этом даже и речи быть не могло.

Еще пять шагов и он доберется до двери. Одна из ламп криво висела на другой стороне коридора. Её свет преломлялся в латунной дверной ручке, и та блестела как золотой глаз.

Внезапно что-то застучало. Шаги по другую сторону стены! Гиан остановился как вкопанный, его сердце билось так часто, что могло в любую минуту выпрыгнуть. Этажом выше постоянно хлопали двери, открываясь и закрываясь, открываясь и закрываясь.

Шаги замерли возле двери. Может, сейчас его бабушка неподвижно стоит, приложив ухо к двери. Может, она услышала его и прислушалась. Ждет, когда он подойдет ближе.

Шаги начали удаляться!

Сейчас или никогда. Гиан устремил свой шаг вперед, не останавливаясь; вытянув руку коснулся кончиками пальцев ледяной ручки, метнулся в сторону и со всех ног бросился бежать назад к Тесс.

Его поступок произвел на неё огромное впечатление, но даже её восхищенный взгляд не мог прогнать тот страх, который засел глубоко внутри Гиана.

— Послушай, — прошептал он, пытаясь успокоить дыхание, — тебе не нужно туда идти. Это все-таки опасно. — Ему в голову не пришло лучшего слова, а это показалось почему-то подходящим.

— Я все равно пойду, ведь мы договорились.

— А если она меня слышала? Может она уже поджидает тебя?

Тесс замотала головой так сильно, что её светлые локоны взметнулись.

— Ты смог, значит и я смогу.

Она была очень смелой, этого он не мог отрицать.

Тесс направилась вперед. Её белое платьице отчетливо выделялось в сумеречном свете коридора.

— Эй, Тесс! — прошипел Гиан позади неё. — Еще кое-что…

Она обернулась.

— Я слушаю.

— Никакого слуги не было. Я тебе соврал.

— Я знаю. — Она улыбнулась как взрослая.

Он явно опешил.

— Откуда ты знаешь?

— Иногда я знаю, о чем ты думаешь, — сказала она, повернулась и, не произнеся больше ни слова, продолжила путь.

На мгновение Гиан потерял дар речи: у него тоже были моменты когда он знал, что Тесс скажет или сделает в следующую секунду, будто она была частью его, но в противоположность ей он еще не задумывался об этом серьезно. Его уважение к девочке заметно возросло.

С бьющимся сердцем и затаив дыхание он наблюдал, как Тесс приближается к бабушкиной двери. При этом она двигалась намного тише него.

На камине в зеленом салоне стояла белая фарфоровая статуэтка, стройная женщина, которая причудливо изогнулась.

— Это балерина, — объяснила ему мама. Сейчас Тесс напоминала ему эту фарфоровую танцовщицу, плавно скользящую по коридору.

Но ему вспомнилось и еще кое-что: сказка о Гензель и Гретель. Братике и сестричке, которые заблудились в темном лесу. И он подумал: если я Гензель, тогда Тесс — Гретель. А голодная ведьма притаилась за дверью своего пряничного домика.

Дверь находилась всего в четырех шагах от Тесс и Гиану отчаянно захотелось броситься вперед и оттащить ее за руку. То, что они делали, действительно было, опасно, в этом он больше не сомневался. Он очень хотел бы, чтобы мама была дома. Но её не было дома, они были одни: Гиан, Тесс и ведьма.

Он видел, как девочка протягивает руку, чтобы взяться за ручку, подходит все ближе и ближе к двери. Глубокий вздох — достаточно громкий: он смог услышать его из своего убежища.

Коснулась ли Тесс дверной ручки, он не видел. Её спина и светлые волосы скрывали обзор.

Внезапно раздался щелчок. Как гигантская змея, в коридор вытянулась черная рука, мертвецки белые пальцы вцепились в золотые волосы. Пронзительный крик, потом стук двери.

Тесс исчезла.

Все произошло так быстро, так стремительно, что Гиан не сразу осознал, что произошло. Ведьма втянула Тесс через дверь. Рывком втащила ее за волосы в комнату! На какой-то миг коридор и светильники закружились как водоворот перед глазами Гиана. Водоворот, который грозил снести его в конец коридора. Он был так напуган, что едва мог держаться на ногах. Дверь была не заперта. Кто-то открыл её, вопреки четким указаниям его матери. Ведьма была свободна и захватила Тесс!

Он несколько секунд думал о том, чтобы позвать на помощь. Но к кому он мог обратиться? Кто-то из слуг открыл дверь, но кто, Гиан не знал. Кроме того, никто не решится открыто противостоять его бабушке. Если уж говорить точно, то пока его мама отсутствовала, госпожой в доме была все-таки бабушка, пусть и безумной, но госпожой. Гиан опустился на пол и заплакал, но слезы быстро иссякли. Он собрал в кулак все свое мужество и решил действовать как взрослый, даже если сейчас и не чувствовал себя таковым.

Сначала колеблясь, затем все решительней он направился по коридору к двери роковой комнаты. На улице снова раздались раскаты грома, и огонь в светильниках затрепетал. Если сейчас погаснет свет, он умрет на этом самом месте!

Он остановился перед дверью. Откуда-то из-за неё раздавался тихий шепот. До этого он принял его за ветер, но сейчас ему вдруг стало ясно, что это действительно был голос его бабушки. Ведьма что-то нашептывала на ухо своей жертве. Но почему Тесс не отвечала? Он должен ей помочь!

Гиан храбро поднял руку и постучал в дверь. Сначала один раз, потом через короткую паузу еще и еще раз. Не громко, но так, чтобы ведьма услышала.

— Входи! — раздался голос изнутри, он сразу же узнал его. Ему показалось, что сцена в столовой была всего несколько минут назад. Все вернулось снова: его страх, его дрожь, укрытие под столом.

Он нажал на ручку и осторожно толкнул дверь внутрь. В нос ударил затхлый, спертый воздух. Пахло постельным бельем, которое слишком долго не меняли.

— Ну, входи, — зло сказала ведьма, — входи же, наконец.

Гиан еще раз глубоко вздохнул и вошел в комнату. До этого он еще ни разу не был внутри.

Его бабушка стояла посредине комнаты, представляя собой кошмар из черного материала и серовато-белесой кожи. Она намотала длинные волосы Тесс на правую руку, левой она зажимала рот девочки. Её пальцы были похожи на когти орла, чучело которого он видел в охотничьей комнате, её лицо, длинное и худое под черной шляпой, которую она казалось, никогда не снимала, было перекошено и казалось немыслимо жутким. Гиан больше не сомневался: эта злая ведьма навлекла бурю на замок.

— Закрой дверь, — грубо сказала она.

Гиан послушался, не отрывая взгляда от Тесс. Её глаза, испуганные и широко открытые, умоляюще смотрели на него. Её лицо было в слезах. Она не пыталась высвободиться, а стояла безропотно и тихо.

— Прошу тебя, — сипло сказал Гиан, — отпусти её.

— Я должна утопить её в море.

— Почему… почему ты говоришь такое?

— Она незаконнорожденная, — сказала ведьма так тихо, что Гиану с трудом удалось разобрать слова. Из-за этого они прозвучали еще более угрожающе.

— Пожалуйста, бабушка, отпусти ее. — Ему нелегко далось это обращение, но он надеялся, что ей понравится.

— Видишь шнур, там впереди? — спросила ведьма и указала на блестящий, богато украшенный шнур, который свисал с потолка рядом с окном. Звонок для вызова прислуги. — Иди туда и потяни за него!

Гиан подошел к окну и сделал то, что приказала ему ведьма. Где-то в глубине замка сейчас раздался звон.

— Пожалуйста, бабушка, отпусти Тесс, она же ведь тебе ничего не сделала, — повторил он еще раз с мольбой в голосе.

— Она дочь Лисандра, его внебрачный ребенок. — Её взгляд на миг просветлел, когда она вспомнила о давно минувших днях, и снова огонь безумия зажегся в глазах.

Тесс вдруг решила вырваться из цепких когтей, но ведьма только сильней рванула девочку за волосы. Снова хлынули слезы из голубых глаз Тесс, и она вновь неподвижно застыла.

Раздался стук в дверь и в комнату вошел Яков, самый старший из слуг. Когда он понял, что произошло, он сразу же постарел еще больше. В его взгляде был ужас, но он не решился вмешиваться.

— Эти дети заслуживают наказания, — холодно произнесла ведьма.

Якову с трудом удалось отвести взгляд от глаз Тесс, в которых отражалась мука.

— Мадам, не думаете ли вы, что…

— Нет! — резко прервала его ведьма. — Мы запрем их в подвале камина.

Яков сглотнул.

— Обоих? — беспомощно спросил он.

Ведьма зло посмотрела на него, затем кивнула. Она двинулась к двери и рванула за собой девочку. В своём черном одеянии она, казалось, плыла над полом, не касаясь его.

Гиан растерянно смотрел как они обе исчезли в коридоре. Якову тоже с трудом удалось оторвать взгляд и наконец он посмотрел на Гиана.

— Вы слышали, молодой господин. — Мертвенно бледный он указал на дверь. — Если вы будете так добры пройти со мной…

Гиан двигался как лунатик. Он знал, что это был его последний шанс убежать, но у него не доставало сил противиться указаниям взрослых, — он позволил Якову взять его за руку, пальцы слуги дрожали. Никто не встретился им, пока они следовали по коридору за ведьмой и Тесс.

Только в вестибюле одна из горничных обратила на них внимание. Она как раз спускалась вниз по лестнице и от страха уронила стопку белья. Гиан бросил девушке умоляющий взгляд, но когда Яков кивком головы приказал ей не вмешиваться, она быстро собрала белье и поспешно удалилась.

Они остановились перед огромным камином в торце вестибюля. Пустое отверстие камина зияло перед ними как кричащая пасть.

— Откройте, — приказала ведьма.

Яков отпустил руку Гиана, взял кочергу и пошарил ею в вентиляционной шахте камина. Через какое-то время кочерга натолкнулась на сопротивление и зацепилась за что-то. Скрытый механизм с шуршанием пришел в движение, — начала подниматься задняя стенка камина. Их глазам представилась прямоугольная непроглядно черная дыра.

Ведьма вскрикнула: Тесс изо всех сил укусила её за палец. Когтистая рука отдернулась назад и девочка начала кричать во все горло. На мгновение показалось, будто она действительно высвободилась из костлявых лап своей мучительницы. Но затем ведьма зажала ей рот и другой рукой снова рванула за светлые волосы головку Тесс.

Яков все еще не решался выступить против хозяйки дома. Он всегда гордился своей исполнительностью и сейчас должен был придерживаться её. Шаркая, он отошел от камина и хотел схватить мальчика за руку.

В этот миг с Гиана слетело оцепенение. Он развернулся и, изо всех сил пнув слугу по ноге, бросился на ведьму. Его маленькие руки вцепились в длинную ткань платья, потянули на себя, пока женщина едва не потеряла равновесие. От этого Тесс начала кричать еще громче, потому что ведьма, стараясь удержаться на ногах и, вместе с тем, не отпустить девочку, только сильнее дергала бедняжку за волосы. Гиан вынужден был признать, что его старания не увенчались успехом, — кроме того, Яков быстро приближался сзади.

Еще две горничных и одна помощница на кухне сбежались на шум. Словно окаменев стояли они у дверей и не могли поверить своим глазам. Ни одна из них не осмеливалась вступиться.

Гиан не мог понять, почему взрослые бездейственно стоят и смотрят, как издеваются над ним и Тесс. С глазами, полными слез, он увернулся от рук Якова, пытавшихся его схватить, и бросился к лестнице. Он еще увидел, как ведьма и Тесс исчезли в черной глотке камина и устремился вверх по ступеням.

Яков малодушно бросился было за ним, но когда ему стало ясно, что его госпожа уже не смотрит, дал мальчику уйти. Он уже давно осознал, какую беду сотворил, послушавшись приказа Шарлоты освободить её. Ему было стыдно. Хотя до возвращения госпожи ему и другими слугам придется ладить с Шарлотой, — кроме того, кто мог знать наверняка, сможет ли Аура действительно вернуться из такого путешествия, да еще в сопровождении её никчемного сводного брата?

В то время как старый слуга остался в холле, Гиан в панике добрался до последней ступени на втором этаже, укрылся за перилами и посмотрел назад в глубину холла. Тесс и ведьмы уже не было, крики девочки замерли. Только Яков еще в нерешительности стоял перед камином, прежде чем ему было приказано спуститься вниз в подвал замка. Через миг он тоже исчез из поля зрения мальчика.

Гиан опасался, что Тесс придется теперь понести наказание и за его побег. Он даже не решался себе представить, что ведьма может сделать с девочкой. Ведьмы не были особо разборчивыми, он знал об этом, а его бабушка была, очевидно, особо злобным экземпляром. Он вытер слезы с глаз, поднялся и побежал дальше в комнату своей матери, где вытащил связку запасных ключей из-под матраца. Он давно знал, что они лежат там.

С позвякивающей связкой в руке он побежал дальше, поднимаясь все выше, пока не добрался до двери с птичьим рельефом. Ему понадобилось довольно много времени, прежде чем он смог найти нужный ключ. Наконец он вошел в сад на крыше и запер за собой дверь.

Тропические заросли, занимавшие большую часть чердака, пугали его. Он нерешительно подошел к выступающим листьям, но не отважился войти в сплетающийся лес. Вместо этого он побежал прямо к одному из стоящих напротив кресел под стеклянной крышей, забрался в него, подтянул колени и попытался заснуть. Может, все еще образуется.

Но он, конечно же, не заснул. И лучше тоже не стало.

Джунгли внезапно расступились и нежный голос сказал:

— Не грусти.

Гиан испуганно приподнялся.

— Ты кто? — со страхом спросил он, когда из чащи кто-то вышел.

— Я хочу помочь тебе.

— Зачем? — Гиан еще глубже вжался в кресло.

Мужчина поднял обе руки вверх, чтобы показать, что он не замыслил ничего плохого. При этом он дружески улыбнулся.

— Отцы ведь для этого и нужны, не правда ли?

* * *

Всего в нескольких сотнях метров севернее от «Воеводы» проплывали известняковые горы Крыма. Полуостров простирался на двести километров вглубь Черного моря. Капитан объяснил Ауре, что когда очертания Крыма останутся позади, это будет означать, что половина пути уже пройдена, но обрывистые известняковые скалы были все еще отчетливо видны. Аура смотрела на них в подзорную трубу, которую взяла с собой из дому. На побережье рос дикий виноград, лоза обвивала деревья и живые изгороди. Узкая зеленая прибрежная полоска казалась одичавшим садом, и контраст с возвышающимися над ней крутыми скалами не мог бы быть сильнее. То и дело на горизонте показывались хижины, наполовину спрятавшиеся в горах и покрытые сверху кирпичом-сырцом. Их окружали стада коз и овец.

С востока ветер гнал белых пенных барашков через море. С каждым днем, приближающим их к цели, становилось все холоднее. Аура обеспокоено спрашивала себя, достаточно ли теплой будет зимняя одежда, которую она взяла с собой. При необходимости им придется купить себе новую одежду в порту Сухуми.

Кто-то отодвинул подзорную трубу от её глаз. Когда она подняла глаза, то встретилась с мрачным взглядом Кристофера.

— Ну, почему ты всегда о чем-то беспокоишься? — вздохнула она.

Он оперся локтями о поручень и глянул на север, на побережье Крыма. Выйдя из тюрьмы, он больше не брил голову. Его череп был покрыт щетиной где-то в палец длиной, еще недостаточной, чтобы ветер трепал его волосы; черные пряди Ауры, развевались вокруг её лица: шляпа упала за борт еще в первый день.

— Я заметил кое-что странное, — сказал он, не глядя на неё. — Ты, случайно, не обратила внимание на пару стариков, что в каюте рядом с нашей?

— Случайно обратила. — Она уже догадывалась, куда он клонит.

— Мне становится плохо, когда я вижу их.

Ей с трудом удалось улыбнуться.

— Приятная пожилая супружеская чета. Я думаю итальянцы. Чем они тебе не понравились?

— В том-то все и дело. Они чистые, ухоженные, порядочные, милые, богатые старые люди. И все же у меня все в желудке переворачивается, когда я нахожусь вблизи них.

— У тебя морская болезнь.

— Нет, и я думаю, ты тоже об этом знаешь. — Он повернулся к ней. — Я заметил это еще раньше. Сначала у кровати старика в Вене, потом пару раз в поезде на обратном пути в замок. Как только ко мне приближается кто-то, кто старше меня, скажем так, лет под семьдесят, у меня появляется такое чувство будто меня тошнит. — Он прервался и прищурился, когда на них дунул особенно сильный порыв морского бриза. — Я наблюдал за тобой, Аура. И мне кажется, с тобой происходит то же самое.

Не было смысла обманывать его.

— Ты прав, — согласилась она. — Такое впечатление, — некоторое время она подыскивала подходящие слова, — будто бы кто-то водит по желудку, но только без боли.

Он схватил руку Ауры и притянул её к себе.

— Я хочу, чтобы ты сказала мне правду. Что это за штука, та, что мы оба курили?

— Ты же сам уже давно знаешь, или я не права?

Он отпустил её руку.

— Значит, все-таки я не ошибся.

— Когда я испытала ее на себе, я, как и ты, пробыла двое суток без сознания. Если бы я не отдала распоряжения не беспокоить меня в лаборатории, то, наверное, проснулась бы в склепе. Позже я испробовала это средство еще на паре крыс. Оно остановило все их жизненные функции. Будто зверей положили на лед.

— Но это только побочное действие, — тихо сказал он, словно опасаясь, что ветер может донести через море его слова до Лисандра.

— Если бы я знала…

— В воспоминаниях детей Моргант и все другие тамплиеры носят доспехи. Если бы этот переезд произошел пятьдесят или шестьдесят лет тому назад, то доспехи были бы уже немного не модными, ты не находишь?

— Я уже много дней об этом только и думаю, — призналась она.

— Последние доспехи использовались в эпоху Ренессанса, максимум во времена тридцатилетней войны, но ведь это почти триста лет тому назад.

— Я знаю! — набросилась она на него, но её гнев в действительности был направлен не против Кристофера. Намного больше её приводила в ярость собственная неспособность принять правду.

Кристофер оставался внешне спокоен, но колебания в его голосе показывали, что он тоже сбит с толку.

— Давай будем исходить из того, что Нестор и Лисандр уже принадлежали к тамплиерам, когда доспехи еще не вышли из моды — орден еще не был запрещен, а его рыцари не были презираемы.

Аура уставилась на него и горько вздохнула.

— Неужели ты всерьез утверждаешь, что им было почти по семьсот лет?

Он безрадостно засмеялся.

— Кто знает, Аура, может мы будем когда-нибудь вспоминать об этом путешествии и говорить: — Боже мой, неужели это было семьсот лет назад?

— Это не очень-то смешно.

— Это ты добровольно курила траву с могилы отца, а я нет.

— Только не говори мне, что ты пожалел, — её глаза вспыхнули от ярости. — Знаешь, Кристофер, мне не хочется говорить об этом. Я не хочу даже думать об этом.

— У тебя еще будет достаточно времени, чтобы отбросить от себя эту мысль. Может пятьсот лет, может тысяча или…

— Прекрати, пожалуйста! — Её голос зазвучал вдруг устало и изможденно. — Мне нужно время. Я даже не хочу пытаться смириться с таким абсурдом, как бессмертие, пока я не буду знать, реально ли оно.

— Поговорим о твоем отце и Лисандре. Если эта трава действительно то, что мы предполагаем, тогда почему она растет на могиле Нестора?

— Ты мне ответь.

— Потому что он был бессмертным.

Она взглянула на него так, словно она говорила с маленьким ребенком.

— А, ну да, конечно.

— У тебя есть идеи получше? — Он перегнулся через поручень и сплюнул в пену, которая бурлила вокруг корабля. — Я знаю, это звучит как бред сумасшедшего. Если ты закопаешь яблоко, то, возможно, на этом самом месте вырастет яблоня. А если ты…

— …закопаешь бессмертного, то из этого, по-твоему, должно вырасти бессмертие? — Она покачала головой и почувствовала, что близка к тому, чтобы разразиться истерическим смехом. — Это не только звучит как бред сумасшедшего, Кристофер!

Но он оставался непреклонен.

— Трава Гильгамеша защищает нас от старости, она охраняет нас от болезней, из-за неё мы чувствуем дискомфорт, даже находясь вблизи старых людей. Однако, ей не удалось уберечь человека от насильственной смерти — твой отец был убит Джиллианом. Бессмертный, который умер. Из его потерянного бессмертия вырастает новое — это и есть загадка травы Гильгамеша. Поэтому её никогда никто и не видел.

Она скорчила язвительную гримасу.

— Может её никто не видел, потому что её не существует. Ты никогда не думал об этом?

— Я также убежден в существовании Бога, хотя я никогда его не видел.

— Религия — это еще не довод.

— Не религия, но вера. В этом вся разница.

— Ты хочешь сказать, что если мы достаточно твердо верим в существование травы Гильгамеша, то от этого она есть на самом деле?

— Я верю в это, потому что она существует. Также как я могу верить в Бога только потому что я действительно знаю, что он есть.

Ауре было ясно, что подобным образом они могут проговорить достаточно долго, так и не придя ни к какому выводу. По большей части это была её собственная вина. Она сопротивлялась убеждению, которое в действительности уже давно признала в глубине души. И она видела, что Кристофер прекрасно знал об этом.

— Если мой отец и Лисандр достигли бессмертия уже шестьсот лет назад, — сказала она, — почему же тогда они вообще поссорились? Зачем вели войну за то, чем они уже давно обладали?

— Что-то произошло, — сказал Кристофер. — Нестор и Лисандр, вероятно, по какой-то причине потеряли бессмертие. За прошедшие десятилетия каждый из них, должно быть, попробовал каким-либо образом снова вернуть его. И, кажется, Лисандру это удалось.

— Новое колесо сеятеля.

Кристофер кивнул.

— Твоему отцу это не удалось и он был убит.

Ветер взъерошил волосы Ауры — она раздраженно пригладила их двумя руками.

— Тем не менее остается еще слишком много вопросов.

— Например, почему Лисандр зачал ребенка с Сильветтой?

— И это тоже, но есть еще кое-что. — Аура посмотрела на нос корабля. Серое и неспокойное море раскинулось до самого горизонта. Где-то там, невидимая во мрачной дали, находилась Сванетия.

— Мне непонятно, — сказала она, погрузившись в свои мысли, — почему Сильветта все еще с ним? Потому что Лисандр её принуждает или потому, что она сама этого хочет?

 

Глава 5

Непогода бушевала до самого вечера. Черные облака-крепости взяли замок в осаду, гром и молнии бились о старые стены, но после того, как начался дождь, хлесткий ветер постепенно стих, и, наконец, стало тише. Молнии стали реже, гром умолк, только темень не хотела уходить, да и то, только потому, что после урагана ночь воцарилась над побережьем.

Ранним утром под прикрытием непогоды, Джиллиан подплывал на лодке к острову. Множество раз на этом небольшом отрезке пути он вздрагивал от мысли, что ураган может вынести его в открытое море, но снова и снова ему чудом удавалось избегнуть такой участи. Ему потребовалось более двух часов, чтобы добраться до острова. Насквозь промокший, изможденный и продрогший до мозга костей, он из последних сил стал подниматься на крышу. Когда он взобрался уже метра на два по стене, сильный порыв ветра отшвырнул его назад, но Джиллиан не сдался и предпринял еще одну отчаянную попытку. И вот, несмотря на все препятствия, он оказался на балюстраде. Семь лет назад, когда он таким же путем пробрался в замок, стеклянная дверь была открыта, но в этот раз все было не так — она была заперта изнутри. Не долго думая, Джиллиан разбил стекло и прошел по осколкам внутрь. Звон растворился в шуме бури.

Теперь, несколько часов спустя, он понял: все, что он сделал по пути сюда не шло ни в какое сравнение с тем, что ему предстояло сделать — он должен убедить маленького мальчика, в том, что он, Джиллиан, его отец.

* * *

— Окунись в свои воспоминания (мои воспоминания), и ты увидишь, что я говорю правду, — за прошедшие семь лет Джиллиан многое узнал прежде всего о самом себе. Он знал, какими способностями обладает ребенок алхимика, знал, потому что сам являлся таковым.

— Я не могу, — упрямо твердил мальчик. — У меня получается только когда рядом Тесс.

— Неправда, — Джиллиан подчеркнуто спокойно сел рядом с ним на софу. — У тебя и без нее получится. Ты должен только попробовать.

Но Гиан продолжал упорствовать, и Джиллиан вынужден был признать, что его сын унаследовал от Ауры не только черные волосы, но и дьявольское упрямство.

— Прошу тебя, — повторил он и внезапно понял: мальчик настаивал на присутствии Тесс, потому что хотел, чтобы Джиллиан освободил девочку из рук Шарлоты.

Он осторожно сказал:

— Если все дело в твоей подружке, могу тебя утешить — самое позднее через час-два она будет рядом с тобой. Как только последний слуга отправится спать, я заберу её оттуда.

Он встал, подошел к мальчику и протянул ему руку.

— Вот хитрец, ты ведь узнал меня, не так ли?

Лицо Гиана заметно посветлело, будто ему пришлось подавить улыбку. Затем он осторожно кивнул головой.

— Не хочешь ли ты хотя бы поздороваться со мной?

Нарочитое упрямство Гиана исчезло, но робость осталась. Он нерешительно протянул отцу маленькую руку. Джиллиан взял ее, хотел было обнять мальчика, но затем передумал. Хоть он и его отец, все равно для мальчика он остается незнакомцем, поэтому нужно просто сделать то, что необходимо, и снова исчезнуть из жизни ребенка, так же как тогда он исчез из жизни Ауры.

Джиллиан подсел ближе к мальчику и серьезно посмотрел на него.

— Расскажи-ка мне поподробнее, что произошло.

Большую часть сегодняшней истории он уже знал. Весь день он незаметно передвигался по замку (дверь чердака он открыл, а потом запер с помощью отмычки) — подслушивал, о чем говорят слуги — и стал невольным свидетелем того, как Шарлота утащила девочку. Но, несмотря на это, он хотел услышать о том, как все произошло, из уст самого Гиана. Мальчик рассказывал на удивление спокойно и потряс Джиллиана своим словарным запасом, совершенно несвойственным для семилетнего ребенка.

После того как Джиллиан узнал все, что было известно о произошедшем Гиану, он сказал сыну, что тому придется на какое-то время остаться одному, пока он, Джиллиан, освободит Тесс. Гиан был возбужден, но согласился и, отдав отцу ключи, выпустил его и поспешно запер за ним дверь.

Джиллиан как можно быстрее и тише спустился вниз, на первый этаж. Слуги, которые жили в замке, уже давно разошлись по своим комнатам. Гермафродит беспрепятственно добрался до вестибюля. Там тоже не было ничего необычного. Потайная дверь за камином была заперта, ни звука не доносилось из глубины подвала. Джиллиан начал уже серьезно беспокоиться о девочке.

Вначале он пересек восточное крыло и, проскользнув к дверям покоев Шарлоты, прислушался. Внутри царила тишина. Не прошло и минуты, а он уже снова стоял в темном вестибюле, осторожно нащупывая кочергой механизм потайной двери. С приглушенным шорохом задняя стенка камина поднялась наверх. Джиллиан зажег свечу и, пройдя через пасть камина, оказался прямо в узкой лестничной шахте. В неясном мерцающем свете он заметил, что ступени через несколько метров сворачивают за угол. Джиллиан спустился по ним и очутился во влажном подземелье. Пол был покрыт солью, как будто сюда то и дело попадала вода, видимо, подвал находился ниже уровня моря.

Тесс сидела, съежившись у густо поросшей переливающимися грибками стены. Её дыхание было отчетливо слышно даже на расстоянии. Широко раскрытыми глазами она уставилась на Джиллиана, но не произнесла ни слова, а когда он присел рядом с ней, даже не пошевелилась. Джиллиан стал успокаивать её и хотел было помочь подняться на ноги, но малышка только покачала головой и поднялась без посторонней помощи.

— Я хочу помочь тебе, — сказал Джиллиан. — Я…

— Отец Гиана, — перебила она приглушенно.

Он удивленно кивнул, потом взял её за руку и повел к лестнице.

— Внизу есть туннель, — прошептала Тесс. — Он ведет в какую-то башню. Оттуда я видела замок.

— Ты ходила по темному туннелю? — недоверчиво спросил он.

— Да, — спокойно ответила она. — Мне нравятся туннели.

Тогда он напомнил себе, что она выросла в катакомбах Хофбурга. Подземные ходы, шахты и залы были её домом. Несмотря на это, та легкость, с которой она перенесла свое заключение здесь, была более чем удивительной. Могло показаться, что она со спокойной душей ждала своего освободителя. Неужели духовная связь между ней и Гианом была так сильна, что она знала о плане Джиллиана еще до того, как он появился здесь, внизу?

Когда они дошли до верхней площадки лестницы, Джиллиан задул свечу и выглянул в вестибюль: ни Шарлоты, ни кого-либо из слуг видно не было. Рука об руку они вышли из пасти камина, не утруждая себя тем, чтобы закрыть за собой проход.

Спустя несколько минут Гиан уже открывал рельефную дверь чердака. Он облегченно вздохнул, когда увидел Тесс, стоящую рядом с Джиллианом, но ни Тесс, ни Гиан не сказали друг другу ни слова, казалось, слова стали лишними при их взаимопонимании. Дети молча уставились на Джиллиана, словно уже знали, что он будет делать дальше.

Джиллиан на мгновение даже растерялся.

— Мы все вместе отправимся в путешествие, — нерешительно начал он.

— Когда мама вернется домой, то спросит, куда мы делись, — рассудительно сказал Гиан, наморщив лоб.

— Мы оставим ей письмо, чтобы она не волновалась, — Джиллиан, конечно, понимал, что Аура будет сильно волноваться, но другого выхода не было, кроме того, она, если захочет, сможет последовать за ними.

— А куда мы едем?

Джиллиан улыбнулся, надеясь успокоить детей.

— Вы любите горы?

— Я никогда их не видел, — сказал Гиан.

— А я видела! — выпалила Тесс. — Мы проезжали мимо гор на поезде.

— Тогда мы снова увидим горы, — пообещал ей Джиллиан.

Гиан все еще выглядел мрачно, но Тесс пришла в восторг от этой идеи. Джиллиан на некоторое время оставил детей одних и сел за стол, чтобы написать письмо Ауре. Он ограничился несколькими предложениями по существу и закончил письмо конкретными указаниями, как ей связаться с ним и детьми. Насколько он её знал, она немедленно поедет туда, и он должен был честно признаться себе: это и было его самым большим желанием.

За прошедшие семь лет Джиллиан трижды побывал в замке, но ни разу не дал знать о себе; охранники, которых как-то наняла Аура, ни разу не заметили его присутствия. Однажды он провел в замке два дня, и никто его не заметил. Ему было больно видеть, что Аура живет своей обычной жизнью, а он стоит в стороне. Он уже давно бы вышел на свет, если бы не данная самому себе клятва.

Только теперь, семь лет спустя, его обучение завершено. Когда они увидятся, ему можно будет говорить с ней, даже обнимать, если, конечно, она ему позволит. Для неё он был мертв, не более чем смутные воспоминания о паре проведенных вместе дней, нескольких часах в номере далекого отеля.

Спустя четверть часа он, поспешно собрав в детской теплые вещи Гиана и Тесс, столкнул на воду стоявший между скал ялик и сел на весла. Дети молча сидели на корме: Гиан смотрел на удаляющийся замок, а Тесс — на приближающийся континент.

* * *

Через пять дней, проведенных в открытом море, на утро шестого дня в лучах пробуждающегося солнца показалось побережье Грузии, а около одиннадцати «Воевода» уже стал на якорь в порту Сухуми. Капитан рассказал пассажирам, что, согласно легенде, здесь когда-то останавливался Ясон с аргонавтами, чтобы похитить золотое руно и дочь царя Эета, Медею.

Сухуми располагался в глубине большой бухты. Несмотря на холодный ветер, который вот уже два дня кряду казалось дул со всех сторон, климат тут был субтропическим. Тянущаяся вдоль побережья километровая цепочка пальм отделяла город от моря. Прямые улицы, идущие от порта, пересекали город: лабиринты переулков, маленьких площадей и теснящихся друг возле друга домишек. Надо всем этим на востоке возвышался один единственный холм, окруженный морем красно-коричневых крыш. За городом высились густо поросшие лесом склоны, а за ними на расстоянии многих километров угрожающе вздымались отвесные, покрытые снегом вершины Кавказских гор.

Когда Аура и Кристофер спускались с корабля по узкому трапу, их оглушили резкие гортанные звуки — более двух дюжин местных жителей набросились на них с предложением поднести багаж. Торговцы платками и пряностями стекались со всех сторон, бурно жестикулировали, показывая короба с товаром, висевшие у них на груди, остальные предлагали резные изделия и стаканы из серебра. Мужчины осаждали их, предлагая провести экскурсию по городу, один из них даже говорил по-немецки.

Капитан порекомендовал им портовый отель, который при ближайшем рассмотрении оказался крошечным гостиным двором, хозяин которого предложил им снять одну из двух комнат на втором этаже.

— Только для иностранцев, — подчеркнул он, умолчав при этом, что его цены и без того были недоступны для местных жителей.

По крайней мере, комната была чистой, еда сытной, и хозяин необыкновенно любезным. В обмен на щедрые чаевые они узнали от него, что примерно неделю тому назад небольшая группа туристов, говорящих на немецком языке, наняла носильщиков и вьючных животных, чтобы подняться в горы. У Ауры и Кристофера не было никаких сомнений, что речь идет о Лисандре и его свите, но когда Аура осведомилась, не было ли с ними женщины со светлыми волосами, хозяин ответил отрицательно.

— Женщины с золотыми волосами, — ухмыляясь, ответил он, — не проходят у нас без внимания. — Через некоторое время Кристофер рассказал Ауре, что он как-то подарил Сильветте черную краску для волос и вполне вероятно, что она до сих пор подкрашивает ей волосы.

Когда они сообщили хозяину, что тоже планируют совершить путешествие вглубь страны, он сразу же посоветовал им подходящего проводника.

— Её зовут Мария Калдани, — объяснял он, — и она говорит на вашем языке. Она родом из Ушгули, самого высокого места Сванетии. Мария знает там каждый камень, каждую расселину и… — он засмеялся каркающим смехом, — каждую горную козу перед лицом Аллаха и Иеговы. Когда она свободна, то каждый вечер заглядывает ко мне. Если хотите, можете встретиться с ней сегодня. — Искренность, с которой хозяин добавил: — Но имейте в виду, Мария берет за свои услуги дорого, поторгуйтесь с ней, это будет стоить того, — убедила Ауру принять это предложение.

Они до самого вечера отдыхали в своей комнате, развивая теории о планах Лисандра, Морганте и траве Гильгамеша, пока Аура не уснула, а проснулась она оттого, что Кристофер нежно тряс её за плечо.

Они спустились в трактир, и хозяин указал на стол неподалеку от двери. Там, склонившись над миской с кукурузным супом, сидела девушка. Она была на удивление юной — лет двадцать — и Аура уже начала сомневаться в том, что та сможет им помочь, но Кристофер непременно хотел подойти к ней, и Аура в глубине души спрашивала себя, действительно ли в его глазах горела только страсть к путешествиям?

Мария Калдани бесспорно была привлекательной молодой женщиной — на целую голову ниже Ауры и не такая изящная, но черты лица были правильными, и в ней чувствовалась своеобразная грубоватая красота. Глаза её выражали решительность, а каштановые волосы упрямо выбивались из-под ленты на затылке. Ауре показалось, что в ней было что-то цыганское. В облике Марии соединялись хитрость и отвага, недоверие и страсть.

Девушка уже давно заметила их, но хозяин настаивал на том, чтобы лично проводить их к ее столу, явно рассчитывая на дополнительные чаевые, но своим мрачным взглядом Ауре удалось обратить его в бегство.

Юная жительница Сванетии кивком пригласила их занять место рядом с ней. После того как Аура объяснила, что они собираются предпринять путешествие в Сванетию, Мария совершенно спокойно продолжила хлебать кукурузный суп, и только после того, как доела суп и запила его вином, ответила на нетерпеливый взгляд Ауры.

— Куда именно вы хотите поехать? — спросила она на удивительно беглом немецком.

Аура хотела что-то ответить, но Кристофер с горящим взглядом опередил её.

— Откуда вы так хорошо знаете немецкий язык?

— Сюда приезжает много немцев, — ответила Мария и улыбнулась, не уточнив, что она понимает под словом «сюда», Сухуми или свою родину. — Мой дедушка был из Гамбурга. — Она говорила с легким акцентом и, произнося слово «Гамбург», проглотила «г» и растянула «у». — Он был моряком.

— А здесь часто случается, что местные женщины выходят замуж за иностранцев? — спросил Кристофер.

— Крайне редко, — ответила Мария, и лукавая улыбка вновь скользнула по лицу, немного смягчив ту жесткость, которая лежала на её чертах. — Моя бабушка всегда мечтала о светловолосом ребенке. Она провела ночь с моим дедушкой, а потом прогнала его, — теперь она рассмеялась от души. — Все равно у её сына, моего отца, черные волосы.

— Но если ваш дедушка так быстро исчез, — заметила Аура не без подозрения, — то как же вы так бегло говорите на нашем языке.

Кристофер бросил на нее свирепый взгляд, словно призывая оставить девушку в покое, но это только сильнее рассердило Ауру.

— Все очень просто, — ответила Мария, высоко подняв брови. — Хотя моя бабушка и отправила его подальше, но он так сильно влюбился в неё, что уже через несколько месяцев вернулся назад, бросив службу на корабле и сделав ей предложение. Она взяла с него обещание, что он вернется с ней в горы и будет выращивать коз.

— И он действительно сдержал свое слово? — изумленно спросил Кристофер.

— Через два года коз у него было больше, чем у любого другого мужчины из Ушгули.

— Я прошу прощения, — грубо прервала её Аура, — но мы здесь не для того, чтобы рассказывать друг другу семейные истории. Если мы договоримся, то для этого еще будет достаточно времени.

— Вы правы, — к неудовольствию Кристофера согласилась Мария, — но вы не ответили на мой вопрос: куда вы направляетесь в Сванетии?

Несколько секунд Аура колебалась: не расскажет ли она слишком много, если ответит на этот вопрос уже сейчас? Но, нет, вряд ли у Лисандра здесь есть свои люди.

— Мы ищем старую крепость или монастырь.

— Но их десятки, может, даже сотни высоко в горах. Вы можете описать это место?

— Все, что нам известно, так это что стены выстроены в форме восьмиугольника.

— Вы говорите, восьмиугольника? — лицо Марии просветлело. — Возможно, я знаю эту крепость, — она широко улыбнулась. — Может быть, я знаю её даже слишком хорошо.

— И что это значит?

— Что я могу провести вас туда.

Аура наморщила лоб.

— Я полагаю, это дорогое удовольствие?

— В какой валюте вы намерены платить?

— Марки, фунты, все что угодно.

Мария откинулась назад и скрестила руки за головой.

— Сто марок в день, еще триста, когда мы доберемся до цели, и еще триста, если мы целые и невредимые доберемся до Сухуми.

— Это грабеж, — сказал Кристофер, но это прозвучало не очень возмущенно.

— Десять в день, — сказала Аура, — и пятьдесят на месте.

Мария тяжело вздохнула, наклонилась вперед и поставила оба локтя на край стола.

— Девяносто. Те десять за день, которые я вам прощаю, цена одной истории.

— Не думаю, что…

Мария прервала Ауру на полуслове:

— Вы направляетесь в Сванетию, так что должны набраться терпения, чтобы узнать кое-что о моем народе. Легенду или быль, каждый воспринимает это по-разному, — она кивнула хозяину и на пальцах показала, чтобы он принес три стакана вина.

— Это было в те дни, когда Сванетия боролась против русских завоевателей. В то время высоко в горах жили два пастуха, они пасли коз. Одного из них звали Бабаникия, а другого — Бабасикия. И вот эти двое решили, что их стране можно будет помочь, только если им удастся убить царя. Но они оба знали, что им никогда не пробраться во дворец царя живыми; вот так и получилось, что они придумали замечательный по своей хитрости план.

Вначале Бабаникия отрезал себе ухо, затем Бабасикия тем же ножом выколол себе глаз. В конце концов, они вместе проскользнули через границу России и разделились. Прошло время, и Бабаникия встретился с коршуном. Тот спросил его: «Кто это с тобой сделал, Бабаникия?», пастух ответил: «Я сам отрезал себе ухо, а Бабасикия выколол себе глаз».

Коршун заметался и принялся от волнения выдергивать себе перья. Спустя некоторое время в небе пролетала стая диких воронов, и они тоже спросили, что произошло. Коршун сказал: «Бабаникия отрезал себе ухо, Бабасикия выколол себе глаз, а я выщипал все свои перья».

И принялись вороны спорить о смысле происходящего. Они клевали и били друг друга, пока в живых остался только один и уселся на дуб. И дуб тоже спросил, что же произошло. Ворон грустно ответил: «Бабаникия отрезал себе ухо, Бабасикия выколол себе глаз, коршун выщипал все свои перья, а мы, вороны, забили друг друга до смерти».

От волнения дуб так высоко взметнул свои ветви, что попал прямо в бурю. В него сразу же ударила молния, и вместе с ним вскоре загорелся весь лес. Лисица, вынужденная бежать от пожара, ошеломленно спросила, от чего произошло это несчастье, и горящий дуб ответил: «Бабаникия отрезал себе ухо, Бабасикия ослепил себя, коршун вырвал у себя все перья, вороны забили друг друга до смерти, и в нашем лесу начался пожар».

От переживаний лисица оторвала себе хвост. Прошло еще время, и она встретила в саду царскую дочь. Девушка спросила, что случилось с лисицей, и та ответила: «Бабаникия отрезал себе ухо, Бабасикия лишил себя зрения, коршун потерял все свои перья, вороны уничтожили друг друга, лес загорелся, и я оторвала себе хвост».

Царская дочь уронила от испуга свой золотой кувшин, и он разбился на тысячу частей. Вся в слезах она побежала к своей матери. Царица сильно испугалась, когда увидела, что её дочь так плачет, и спросила, что произошло. Тогда царевна рассказала: «Бабаникия отрезал себе ухо, Бабасикия ослепил себя, коршун лишил себя перьев, вороны перебили друг друга, лес сгорел, лисица искалечила себя, а я разбила свой золотой кувшин».

Такая печаль одолела царицу, что она выбросилась из окна, потянув за собою царевну. Когда царь услышал об этом, он вытащил большую саблю и перерезал себе горло, как это и задумали перед пастушьей хижиной Бабаникия и Бабасикия.

Мария замолчала и одним глотком осушила свой бокал, а затем продолжила:

— Мы, сваны, всегда были своевольным народом. Ни одно другое племя в горах не сопротивлялось русским завоевателям так долго и так отчаянно.

— Если ваш народ такой хитрый, — сказала Аура, — то с вами, Мария, надо держать ухо востро и не соглашаться так поспешно на ваши требования, — она холодно улыбнулась. — Пятнадцать в день, — с этими словами она протянула ей руку.

Мария засмеялась и пожала руку.

— Вы только что наняли лучшего проводника на всем Кавказе.

— Ваши коллеги в порту то же самое говорили о себе.

— Они лгали, а я никогда не лгу.

Аура осторожно сделала глоток из стакана. Вино было отменным: сухое и необыкновенно крепкое. Не выпуская стакана из рук, Аура наблюдала, как Кристофер окинул сванку долгим взглядом. Мария ответила ему, и её веки нервно затрепетали. Может, она и не такая уж бой-баба, какой притворялась.

— Мы хотели бы отправиться рано утром. Вы могли бы до рассвета достать нам лошадей? — громко и внятно спросила Аура.

— Разумеется, — и Мария назвала такую сумму, что на родине за неё можно было бы купить три упряжки. Аура нехотя согласилась, а затем поднялась, собираясь уходить. — И вот еще что, Мария. Не исключено, что, когда мы прибудем на место, нам может понадобиться… ну скажем так, помощь. Надежная помощь.

— Вам нужны мужчины? Вооруженные мужчины?

— Очень может быть.

— Нет ничего проще, — поспешно отозвалась сванка. — Мы заглянем в мою деревню. Это будет почти по дороге, там я смогу найти людей.

Легкость, с которой Мария согласилась на эту просьбу, смутила Ауру. Кристофер также казался ошеломленным. Может, эта страна окажется намного более чуждой им, чем они предполагают.

— А мы сможем положиться на ваших людей? — неуверенно спросила Аура.

— Здесь все решают деньги, — ответила Мария, немного обидевшись. — За хорошие деньги вы получите хороших мужчин. Сколько вам потребуется?

— Надеюсь, не больше двадцати.

— Вы их получите, и каждый будет таким же хитрым, как Бабаникия и Бабасикия.

Аура еще несколько мгновений изучающе смотрела на сванку а затем сдалась. Она устала, и трактир перед её глазами принялся незаметно расплываться. Запах кальяна, который курили за некоторыми столами, вдруг показался ей намного сильнее, чем до этого, разговоры — громче. Вино, сказала она себе, это только вино.

— Я иду спать, — произнесла она, бросив взгляд на Кристофера.

— Хорошо, — согласился он, не отрывая взгляда от Марии, и, подняв стакан в сторону Ауры, пожелал ей спокойной ночи.

* * *

Джиллиан остановил коней, когда лесная дорога уперлась в каменную арку. Ворота спали с петель и лежали на земле, из-под них выбивались кустики травы. Дорога за воротами арки была устлана бревнами, между которыми пробивался бурьян и терн.

— Здесь нам придется оставить экипаж, — сказал он, спрыгивая с козел. Гиан что-то прошептал Тесс, она тихо хихикнула.

За прошедшие два дня Джиллиан уже успел смириться с тем, что дети постоянно шутили и проказничали за его спиной. Это было знаком того, что ему доверяют. Даже Гиан постепенно избавился от своей первоначальной подозрительности, хотя все еще старался не обращаться к Джиллиану прямо; очевидно, он еще не решил, называть ли его «папа», или лучше обращаться по имени. Джиллиану было все равно. Ему самому было нелегко смотреть на Гиана как на сына, а уж семилетнему ребенку признать в нем отца, вероятно, было и вовсе тяжело.

Они взяли упряжку напрокат сегодня утром, после того как они провели ночь в маленьком пансионе на окраине Цюриха. Если бы Джиллиан был один, то отказался бы ото сна и немедленно отправился в горы, но после длительной поездки в поезде дети отчаянно нуждались в отдыхе и теплой постели. Джиллиан прекрасно понимал, что несет ответственность за этих детей, и ни в коем случае не хотел утомлять их, учитывая, что им предстоит еще намного большее напряжение.

Он взял их обоих за руки, и они вместе прошли сквозь ворота. Древняя каменная арка была увита диким плющом. Три года здесь никто не заботился о порядке. Парк, когда-то располагавшийся здесь, зарос и одичал, живая изгородь и клумбы, уже тогда запущенные, превратились в непроходимые заросли. После теплого лета трава стояла по колено. То здесь, то там из неё выглядывали беспорядочно разбросанные каменные осколки, и чем дальше они шли, тем больше их становилось.

Наконец, деревья и заросли расступились, и их глазам открылись возвышающиеся руины. Служившие когда-то входом каменные ворота каким-то чудом пережили взрыв целыми и невредимыми, словно взрывчатка, уничтожившая здание, не смогла уничтожить верховный закон: Non nobis, Domine, non nobis sed nomine tuo da gloriam. Эти слова все еще виднелись на высоком камне.

— Не нашим, Господи, не нашим, но Твоим именем славны, — отчетливо прошептала Тесс.

Джиллиан взглянул на неё.

— Ты знаешь латынь?

— Нет, — твердо ответила она, — но я помню, что значит эта надпись.

Гиан медленно кивнул.

— Здесь все выглядит по-другому. Не так, как раньше.

«Получается!» — мысленно ликовал Джиллиан. Теперь, когда они на месте, дети начали вспоминать подробности. Его надежды оправдались, несмотря на возражения тех, кто с помощью Джиллиана сравнял с землей монастырь святого Иакова.

Тогда все произошло очень быстро: сначала они захватили преподавателей, затем выдворили учениц из их комнат. После того как было точно установлено, что в здании никого больше нет, несколько дюжин динамитных шашек уладили все остальное. Бывший монастырь тамплиеров, позже приспособленный под интернат, рухнул, превратившись в цепь огромных огненных шаров и дождь каменных осколков. Горы вздрогнули от грохота оглушительного взрыва, пока он не стал звучать, как далекий рев доисторического гиганта. Девочки вернулись к родителям, учителей словно ветром сдуло, только директрису не смогли найти.

Некоторые спутники Джиллиана предполагали, что она погибла под осколками, но он в это не верил.

— Что здесь случилось? — спросил Гиан, когда не смог найти ответ на этот вопрос в унаследованных воспоминаниях.

— Это здание снесли, — не вдаваясь в подробности ответил Джиллиан. Хотя прошло всего три года, ему казалось, все произошло очень давно. Изменилась его жизнь, его видение мира, он сам. Сейчас, как и тогда, он был убежден, что другого пути навсегда остановить убийства девочек у них не было, если, конечно, исключить возможность убить самого Морганта. Но старик был умен, как оказалось, даже слишком. Вполне возможно, что он еще продолжает свои убийства, но хотя бы покровительства интерната он лишился.

Джиллиан подвел детей к ступеням входа. Они потрескались, одна сломалась вообще. Развалившиеся стены, не превышавшие пяти метров в высоту, все еще дочерчивали контур здания, хотя его внутреннее пространство было заполнено горами мусора, каменные склоны которых были выше остатков стен и простирались до бывшего парка.

То здесь, то там линялые красные флажки и веревки выдавали то место, которое швейцарская полиция перекрывала во время проведения расследования. Никто из них так и не напал на след Джиллиана и его спутников. После трех лет безуспешных попыток распутать это дело, полиция отправила его в архив. Слишком запуганными были показания свидетельниц, слишком туманным мотив нападения. Почему перед взрывом не были ограблены комнаты? Почему с голов девочек не упал ни один волос? Все это, по мнению полицейских, не имело никакого смысла.

Дети остановились на верхней ступени и смотрели сквозь открытый вход на груды осколков внутри руин.

— Это было здесь, — быстро прошептал Гиан.

— Именно здесь, — согласилась с ним Тесс. Джиллиан остановился в нескольких шагах от них, стараясь умерить своё любопытство. Он не знал, как себя вести. То ли задавать детям вопросы, чтобы они поведали о том, что знают, то ли ждать, пока они сами расскажут о событиях многовековой давности?

— Старик был здесь, — произнес Гиан. — Моргант.

— И мой отец, — сказала Тесс.

— Вместе с моим дедушкой. Они учились здесь у Морганта.

— Расскажите мне, — сказал Джиллиан, который был уже не в силах справиться с любопытством. — Расскажите мне, что пережили здесь ваши предки. Вы ведь можете почувствовать это, не так ли? Это скрыто в вас самих.

Не глядя на него, дети кивнули. Их взгляды были прикованы к развалинам по ту сторону ворот.

— Мы как будто сами пережили это, — тихо произнес Гиан, и Тесс пропищала своим детским голосочком:

— Словно мы были там.

— Где? — настойчиво спрашивал Джиллиан. — Что именно здесь случилось?

В ответ дети одновременно повернулись к нему.

 

Глава 6

Одно из самых ранних воспоминаний Нестора.

Он в одиночку карабкается вверх по горе, по сбившейся в комья земле и примятой траве. Из-за дождя земля стала скользкой. Он поднимает голову. Вода хлещет по лицу ребенка. Позади слышны голоса. Другие следуют за ним, но отстали на много шагов. Он самый первый, самый быстрый.

Слышится скрежет. Вверху на стене пронзительно скрипят шарниры. Перекладина взмывает ввысь, у основания высокой серой стены образуется отверстие. Кто-то кричит, потом что-то с шумом падает на покрытый жидкой грязью склон. Гора в этом месте достаточно крута. Когда лавина из отверстия в стене достигает Нестора, то несется уже со скоростью дикого быка. Гнилые кочаны капусты, обглоданные кости, вонючие мясные обрезки, даже пара рыбных костей — в конце недели всегда есть рыбные кости — кубарем мчатся навстречу Нестору. Монахи в монастыре выбросили три бочонка с объедками, вывалили их на съедение беднякам. Нестор самый первый и самый быстрый, но также и самый младший, самый слабый.

На него несется лавина отходов, увлекая его за собой в глубину, навстречу остальным мальчикам и девочкам. Они ждут его у основания горы, там, где остановится поток объедков. Они даже не тратят времени на то, чтобы посмеяться над Нестором. Все набрасываются на еду, каждый тащит к себе то, что может схватить, и то, что может унести. Многие дерутся, остальные кричат. Льется кровь, трещат кости. Кто-то хлестнул Нестора рыбьим хребтом по лицу. Острые кости разрывают кожу. Ему все еще ничего не досталось из отходов. Отец изобьет его палкой, если он не принесет домой хотя бы пару кочанов капусты, только два кочана капусты…

Но другие сильнее. Вскоре руки у всех заняты мясом, костями и гнилыми овощами. Первые уже бегут назад в деревню, чтобы поскорее спрятать свои сокровища. Их родители в поле. Это задача детей — собирать подаяния монахов. Монахи добрые люди: у них всегда остается что-нибудь для бедных.

Нестор все еще лежит в грязи, и среди всех этих хватающих рук, дерущихся детских тел, пинков и ударов пытается подняться на ноги. Самые лакомые кусочки уже расхватали. Кому-то удалось достать ногу быка — на ней достаточно мяса, чтобы вся семья могла питаться дня два. Двое других преследуют счастливчика, чтобы отобрать добычу. Все трое с визгом скатываются в грязную жижу, переваливаясь друг через друга. Нестор видит это и думает: монахам хорошо, они должны молиться, а не бороться за пищу, небо дает им все, в чем они нуждаются. Небо и крестьяне на полях.

Ему удалось схватить что-то, перемазанное, как и все остальное, грязью в палец толщиной. Это может быть наполовину съеденная рыба. Она гладкая, скользкая и ужасно воняет. Нестор очень гордится находкой и прижимает ее к груди. Кто-то тащит его за волосы, и Нестор бьет этого некто кулаком в грудь, но вдруг видит, что это девочка Мара. Она живет со своими родителями через две хижины от него. Удар отбросил её назад, и она упала в грязь. Какой-то мальчик спотыкается, наступая при этом — может и не нарочно — ей на живот. Мара кричит. Нестор бросает рыбу и спешит к ней, хочет помочь подняться, но она отбрасывает его в сторону. Он падает, а Мара на животе подползает к рыбе, хватает её, поднимается и бежит прочь.

Нестор лежит в этой топкой грязи, которая засасывает его и не может думать ни о еде, ни об угрозах своего отца, а только об одном: он ударил Мару!

Все возвращаются назад в деревню. Каждый с тем, что ему удалось схватить. Те трое, которые бились за бычью ногу, ползают на коленях в грязи и шарят руками вокруг. Кость и мясо засосало в грязь, так что невозможно найти. Два мальчика заливаются слезами от страха перед побоями, которые ждут их дома.

Нестор тоже плачет. Он лежит у подножия горы, над ним возвышается монастырская стена. Рядом с его лицом пара капустных листьев. Это все, больше ничего не осталось. Он был самым первым, самым быстрым, но он ударил Мару.

* * *

Нестор молится.

Он лежит на животе, распростер свои руки и ноги. Губы целуют прохладный камень церковного пола. Ему шестнадцать лет, один из монахов навел справки. Последние три года он провел в монастыре. Он любит Бога, а Бог любит его. Это хорошо, и Нестор счастлив. Ему не приходится больше голодать, только во время поста. Тогда он с радостью голодает ради Господа.

Он молится о том, чтобы всем людям было также хорошо, как и ему. Он не забыл годы, проведенные в деревне. Его отец уже давно мертв: его заколол в темноте какой-то незнакомец. Никого не было при этом, никто этого не видел. От убийцы не осталось и следа.

Иногда Нестор спускается в деревню и молится вместе со своей матерью. Потом его окружают дети, и он благословляет их. Он говорит им, что любовь Бога важнее, чем еда. Она неизмерима — каждый может получить столько, сколько хочет, или столько, сколько заслужил.

Нестор работает вместе с монастырскими писарями. Он может рисовать красивые буквы. Сначала он не знал, что они означают, но потом один из монахов научил его читать. Теперь Нестор говорит по-латыни. Иногда он путается, и тогда на него устремляются укоризненные взгляды окружающих. Но он еще молод и получает мягкое наказание. Он должен все время после полудня лежать на полу в церкви и молиться. Наедине с Богом. Нестор наслаждается этими минутами, он любит говорить с Богом, спрашивать его, есть ли вечная жизнь, так как понимают ее монахи, жизнь, полная ангельского пения, света и благодати Божией. Нестору хотелось бы жить вечно, но он знает, что для этого должно быть очень хорошим человеком. Еще лучше, чем остальные монахи, потому что грех отметил его жизнь. Только Бог ведает, кто зарезал его отца.

Одним из первых заданий, которое он получил в монастыре, была забота и уход за растениями. У него был особый дар выращивать растения. С тех пор как он стал заниматься ими, так сказал ему старый монах, травы стали расти намного лучше.

Нестор любит ухаживать за растениями, потому что они не умеют говорить, но умеют хранить тайны. Если у него какие-нибудь неурядицы, которые не хочется поверять Богу (потом все же рассказывает, но только позже), он нагибается к растениям, когда поливает их, пропалывает или рыхлит землю. Он считает это большой милостью и благодарен растениям за неё. Он дал себе клятву, что всегда будет хорошо относиться к ним.

Нестор лежит и молится на полу в церкви, вдруг снаружи доносится шум. Кто-то врывается внутрь и называет Нестора по имени. Нужна его помощь, лепечет переполошенный монах. Женщины привели девушку из деревни. Она тяжело ранена, и, вероятно, Господь скоро призовет её к себе. Монах-травник сейчас с крестьянами в поле, поэтому Нестор должен скорее отправиться в сад и запастись нужными травами.

Нестор прерывает молитву и быстрым шагом выходит во двор. Там его встречают шум и суета. Один из монахов только что выставил за ворота плачущих и причитающих женщин. Раненная девушка лежит на земле, над нею столпились монахи. У неё сильное кровотечение. Нестор с первого взгляда узнает в ней Мару.

Он мгновенно распоряжается отнести её в келью травника. Там её кладут на кушетку. Она не может говорить, вероятно, Бог уже призвал к себе её дух. Нестор срывает несколько свежих трав, но те, которые ему нужны, травник хранит сухими в горшочках и кастрюльках. Нестор сразу же находит нужную посуду. У Мары страшные резаные раны. Похоже, кто-то напал на неё с ножом или ударил мечом. Раньше Нестор думал, что Мара когда-нибудь станет его женой. Это было еще до того, как он посвятил себя служению Богу, но сейчас он вновь понимает, что все еще любит эту девушку. Сердце его разрывается, он не может смотреть на ее страдания.

Он толчет листья окопника с яичным белком и наносит их на самые большие раны на теле, зная, что окопник вытягивает из ранений жар. Потом он варит сок барвинка со свиным смальцем и наносит отвар на порезы на лице Мары; барвинок находится под влиянием Сатурна и считается одной из лучших чудодейственных трав. Он также изготавливает свежие мази из коровяка и мать-и-мачехи, из иссопа и душистой руты. В конце концов, он применил все свои познания и теперь может только надеяться и молиться.

Когда травник возвращается вечером, то хвалит Нестора за мастерство. Но, несмотря на все усилия, говорит он, девушку уже не спасти. Нестор все же просит разрешения сделать все возможное. Он один будет нести ответственность, он один будет сидеть дни и ночи у постели Мары. Его слезы и мольбы действуют на травника, и тот дает ему разрешение. Он доверяет Нестору, и уверен, что в нем говорит христианская любовь к ближнему, а не страсть к женщине.

Пять дней и ночей Нестор сидит у постели Мары, спит только тогда, когда Господь своею десницей закрывает ему глаза. Но Господь милостив: Нестор почти все время бодрствует, меняет мази и повязки, нашептывает лежащей без сознания Маре слова надежды, возносит молитвы, однажды даже целует её. Когда-нибудь он расскажет об этом растениям.

Один из монахов проводит дознание, спрашивает в деревне, что именно произошло с девушкой. Никто не знает ответа на этот вопрос. Несколько дней назад она исчезла, убежала из дому, так говорят. Родители хотели отдать её в жены одному парню из деревни, но Мара отказалась. Её настоящая любовь, так она сказала, находится далеко в замке Господнем, поэтому, когда она исчезла, все предположили, что она ушла в женский монастырь; никто не попытался последовать за ней. Но прошло время, и какие-то женщины заметили её в лесу — она собирала ягоды, истекая кровью. Мара не произнесла ни слова, но некоторые следы указывали на то, что она убегала от кого-то. Просека в зарослях вела глубже в лес, настолько глубоко, что, в конце концов, они отказались следовать по ней дальше.

В тот же вечер Мара умерла от полученных ран, так и не придя в сознание.

* * *

Через два дня после смерти Мары объявляют о грядущем посещении высокого гостя. Все монахи в страшном волнении — один из рыцарей-тамплиеров приближается с востока.

Нестор работает в саду с травами, когда приезжает незнакомец. За два прошедших дня он многое поведал растениям, рассказал им о своих чувствах к Маре и шепотом признался, что винит в её смерти Бога.

Рыцарь оказался высоким сильным мужчиной с седыми волосами; он намного старше, чем все ожидали. Его зовут Моргант; если не считать аббата, его имя до этого никто никогда не слышал. Моргант воевал на Святой земле, и за ужином он потешает монахов, описывая свои подвиги. Он боек на язык, знает множество благопристойных (и не очень благопристойных) шуток и щедр на комплименты. Уже в этот первый вечер он приобретает в монастыре множество друзей.

Нестор тоже подпадает под влияние Морганта. Его привлекает энергия рыцаря. Он начинает мечтать о путешествиях в далекие страны, о битвах во имя Господа. Рыцарь — святой человек, об этом даже говорить не приходиться, он отмечен свыше, к тому же, воин, один из тех, кто заботится о справедливости.

Вместе с Моргантом в монастырь прибыл еще один молодой человек, оруженосец рыцаря. Он, как подметили сразу же многие монахи, очень симпатичен, в разговоре тщательно подбирает слова, ухаживает за конем своего господина, производит впечатление робкого и застенчивого юноши. В последующие дни его иногда видят сидящим на солнце, видят, как он натирает до блеска доспехи рыцаря. Порой он стоит у лохани, усердно пытаясь отмыть пятна с белого одеяния своего господина. В монастыре поговаривают, что это пятна крови язычников и еретиков. Уважение к воину растет с каждым восходом солнца.

Через неделю Нестору представляется случай обменяться парой слов с молчаливым оруженосцем. Юноша примерно одного с Нестором возраста, может, немного моложе. Он пришел в травяной сад к Нестору и просит у него средство, с помощью которого можно, наконец, вывести упрямые пятна с одеяния его господина. Нестор дает ему пару стеблей кипрея, а в обмен узнает имя юноши — Лисандр. Красивое имя, по крайней мере, так ему кажется. Пожалуй, намного красивее его собственного.

Моргант и Лисандр намерены пробыть в монастыре еще две недели, и только потом снова двинуться в путь.

* * *

Нестор знает, что язычество виновато в слабости Бога. Чем больше неверующих омрачает облик мира, тем больше несправедливости среди людей. Пока Бога отвлекают его противники, взгляд его омрачен. Он вынужден обращать свой взор на варварство язычников, пока происходят такие ужасы, как смерть Мары.

Нестор приходит к выводу, что одной молитвой ничего не добьешься. В нем растет убеждение, что против зла нужно выступать с огнем и мечом, и поручает это Господь своим избранникам. На тринадцатый день после приезда рыцаря Нестор принимает решение: он будет просить Морганта о позволении служить ему, чтобы когда-нибудь стать рыцарем-тамплиером.

С помощью оруженосца Лисандра ему удается посетить Морганта в его келье. Рыцарь заполнил её всевозможными бутылочками, горшочками, мешочками и книгами, которые привез с собой. На медленном огне варятся разноцветные жидкости, странные запахи витают в воздухе, напоминая Нестору кухню травника. Вблизи ученого рыцаря он чувствует душевный подъем.

Они долго говорят друг с другом, и на Морганта производит впечатление мастерство Нестора-травника. В конце концов, Нестор увлеченно рассказывает ему про Мару. Рыцарь внимательно слушает, а потом бросает на сидящего в углу Лисандра долгий взгляд. На мгновение Нестору кажется, что он допустил ошибку, но Моргант утешает его добрыми, мудрыми словами.

«Да, — восхищенно думает Нестор, — я хочу стать таким, как он!»

* * *

Почти две Луны он скачет с рыцарем и его оруженосцем по стране, прежде чем узнает тайну Морганта.

Тамплиер разгадал секрет вечной жизни. Наиважнейшим компонентом является кровь молодых девушек, потому что в ней содержится квинтэссенция всех жизненных сил. Неоспоримым доказательством тому является то, что только женщины могут дарить жизнь, из их чрева рождаются дети. Но до этого жизненная сила новорожденного остается неиспользованной в её крови. Моргант должен знать об этом, потому что регулярно принимает в ней ванны, чтобы продлить свою жизнь. Иногда он позволяет Лисандру участвовать в подобных купаниях. Он завладевает девушками с помощью своего оруженосца. Это всегда происходит одинаково: Лисандр пленяет своей красотой какую-нибудь деревенскую девушку и заманивает её в лес, но там он отказывает ей в любви, и объясняет это тем, что обещан только Господу Богу, а после этого исчезает. Влюбленные девушки отчаиваются, убегают из дому и следуют за красивым юношей, но при этом попадают прямо в руки Морганта.

Нестор понимает, что Мара своими словами о настоящей любви, которая находится далеко в замке Господнем, имела в виду вовсе не его, Нестора, в действительности она стала добычей красавца Лисандра. Ей, должно быть, в последнее мгновение удалось каким-то образом уйти от них — пусть даже только для того, чтобы умереть в монастыре от нанесенных рыцарем ран.

Преклонение Нестора перед Моргантом превращается в ужас. Он не решается противиться ему и совершает свое первое купание в крови. Против своей воли он испытывает чудесное живительное чувство и начинает верить словам рыцаря. Теперь Нестор тоже хочет жить вечно и знает, что это удастся ему только в том случае, если он будет с Моргантом.

Он все же не может забыть смерти Мары, но не винит в этом рыцаря, ведь, в конце концов, это Лисандр нашел её и надругался над её любовью, а Моргант — рыцарь Господень, избранный для вечной миссии, а его оруженосец, должно быть, сам дьявол.

Нестор знает, что он когда-нибудь убьет Лисандра.

* * *

Через три года Моргант принимает решение прекратить свое путешествие и снова вернуться под опеку ордена.

Он надеется, что под защитой какого-нибудь монастыря тамплиеров его исследования пойдут быстрее. Внезапно он теряет уверенность в том, что его путь достижения бессмертия действительно самый лучший. Должно быть, есть еще другие способы, объясняет он своим подопечным, но, конечно же, как он утверждает, все они требуют крови. Ему лишь не хватает полной уверенности, да, окончательного доказательства того действия, на которое он рассчитывает.

В одном удаленном монастыре высоко в горах они находят себе приют. Стены этого сооружения образуют восьмиугольник; таких форм Нестор не видел ни в одной другой крепости, а в том, что этот монастырь тамплиеров является крепостью, нет никаких сомнений. Сразу видно, что строители были воины, а не обычные монахи, как те, к которым принадлежал когда-то и Нестор.

Ненависть Нестора к Лисандру не угасает. Он по-прежнему занимается травами и эссенциями, которые нужны Морганту для продолжения его экспериментов. Все чаще рыцарь заговаривает об одном растении, которое называет травой Гильгамеша. По его словам, это единственное верное средство заполучить бессмертие. Так Нестор узнает, что многолетнее путешествие рыцаря было прежде всего поиском этой травы, очевидно, безуспешным.

И Нестор впервые начинает сомневаться в богоугодном всесилии своего учителя.

 

Глава 7

Одно из самых ранних воспоминаний Лисандра.

Его мать умирает на костре. Две молодые девушки, живущие по соседству, якобы видели, что у его матери были прикреплены к голове две ветки, когда та собирала в лесу ягоды и при этом смеялась. Девушки рассказали об этом родителям, и те пошли к деревенскому голове. Староста посоветовался со священником, а священник вызвал представителей святой инквизиции.

Никто не знает отца Лисандра. Мать рассказывала ему, что его отцом был бродячий торговец, который бросил её, когда она призналась, что у неё будет ребенок. Никто никогда не сомневался в этом. Многие порицали ее за это, но никто никогда не сомневался в правдивости этой истории. Но теперь, когда доказано, что мать Лисандра состоит в союзе с дьяволом, многие начинают сомневаться и в происхождении мальчика. И вот, когда его мать кричит и извивается у позорного столба, а пламя подбирается все ближе, люди уже начинают указывать пальцем на маленького мальчика у основания костра.

Лисандр плачет так отчаянно, что не замечает обвинений. Двое мужчин держат его, чтобы он не прыгнул в костер к своей матери. Он еще ребенок, но эти двое мужчин позднее будут клясться, что он сопротивлялся с силой взрослого. Никто не думает о том, что это следствие отчаяния. Все только шепчут, что такую силу дает ему отец, дьявол!

Мать сгорает у Лисандра на глазах. Он видит, как первые языки пламени подбираются к ней, взбираются по обнаженным ногам, словно стая огненных красных муравьев. Её губы произносят какие-то слова, хотя нижняя часть тела уже пылает, как факел. Даже несмотря на шипение костра, все слышат, как она молится. Не сатане, а Богу всемогущему. Она молится, чтобы он позаботился о сыне и взял его под свою защиту. Огонь очистил её душу, говорят люди, радуясь, что исцелили бедную женщину.

Позже Лисандр стоит один у пепелища костра, на котором сжигают еретиков. Ночь. Все попрятались по домам и хижинам, мальчик все еще плачет. Он знает, если сейчас вернется в свою хижину, то найдет ее пустой: там не будет никого, никто не встретит его, никто не возьмет на руки, никто не помолится с ним, никто не споет ему колыбельную песню. Теперь Лисандр один на свете. Ему шесть лет.

* * *

Восемь лет спустя Лисандр в первый раз влюблен в девушку по имени Нива, дочь деревенского головы.

С тех пор как умерла его мать, Лисандр живет один в хижине. Жители деревни избегают его. Он знает: они считают его сыном дьявола, думают, что зло, которое было в его матери, в момент её смерти перешло к нему. Поначалу он не мог понять этого, спрашивал соседей, что он им сделал, но никто не ответил ему. Иногда чтобы он оставил их в покое, ему давали что-нибудь поесть, но Лисандр не притрагивался к пище из страха, что его могут отравить.

Восемь лет одиночества научили его справляться с неприязнью окружающих. Он даже устраивает из этого развлечение: корчит гримасы и выкрикивает вслед ругательства, но, когда он остается один, то часто плачет, не понимая, почему все так плохо думают о нем, ведь он, как и его мать, ни в чем не виновен, но никто не хочет и слышать об этом.

Нива — первая, кто обменялся с ним дружеским словом. Он встретил её в лесу, когда собирал буковые орешки и охотился на зайцев. Лисандр — хороший охотник, хотя ему всего четырнадцать. Нива не такая красивая, как некоторые девочки у них в деревне, но настоящая красота скрыта в её душе. Она проникается сочувствием к отверженному юноше, который так одиноко живет в хижине на краю деревни, хотя, конечно же, от неё не ускользает его красота. Ни один парень в деревне не может соперничать с ним в этом. Соседи поговаривают, что сам Сатана одарил его такой дьявольской красотой, чтобы он мог соблазнять и порабощать остальных людей.

Но Нива говорит, что не верит обвинениям толпы. Она очень богобоязненна, мать Лисандра тоже была такой. Они тайно встречаются в лесу, сидят у ручья и болтают ногами в холодной воде, гуляют по напоенным ароматами весенним лужайкам, и как-то раз Лисандр даже пробует научить её охотиться, но она ничего не хочет знать об этом: говорит, что ей жаль бедных зверушек. Лисандр понимает это и никогда больше не охотится в ее присутствии.

Через несколько недель он просит её бежать с ним: хочет навсегда остаться с ней, но понимает, что в деревне это невозможно. Люди будут так же осуждать и третировать Ниву, как и его самого, хотя её отец и деревенский голова. Лисандр уже давно понял, что ничто не имеет такой власти над людьми, как их вера. Плохо лишь то, что каждый может выбирать во что ему верить, каждый следует законам, которые сам себе установил. Лисандр принимает решение: никогда не верить в то, чему нет веских доказательств.

Но в одно он верит свято — в любовь Нивы. Когда она отклоняет его предложение бежать с ним, он приходит в отчаяние. Нива клянется, что он нравится ей, но она также любит и своих родителей. Лисандр отвечает, что в смерти матери повинен её отец. Так разгорается их первая ссора. Она заканчивается тем, что он говорит какую-то грубость или злое слово, и Нива убегает от него.

До вечера он слоняется по лесу сам не свой. Его очень злит сильная привязанность Нивы к своим родителям, но потом он понимает, что будь и у него родители, он был бы также привязан к ним. Внезапно осознав это, он решает просить у Нивы прощения.

Он возвращается в деревню. Стемнело. На площади между домами горит множество факелов. Мужчины заняты укладыванием большой кучи дров и хвороста. При виде этого у Лисандра просыпаются воспоминания, перед ним все плывет, поэтому он не замечает, как к нему устремляется толпа мужчин. Только когда его хватают за ноги и за руки, он стряхивает с себя оцепенение. Мужчины тащат его к трибуналу, состоящему из сельского головы, священника и старейшего жителя деревни. Все согласны с тем, что злое семя его матери окончательно созрело в нем. Самым лучшим доказательством этому служит то, что он попытался погубить чистую добродетельную девушку.

Тогда Лисандр понимает, что Нива рассказала своим родителям о том, что произошло. Но когда он оглядывается, то нигде её не видит. Он пытается оправдать её перед самим собой, говорит, что это не она, а ее отец вынудил девушку очернить Лисандра, но тем не менее презирает её за этот поступок. Он считает её лгуньей, такой же лгуньей, как и те две девушки, которые восемь лет назад обвинили его мать в колдовстве.

Он еще раз пытается защититься. Бесполезно. Мужчины связывают его по рукам и ногам и бросают между вязанками хвороста на деревенской площади. Они даже не потрудились поставить посередине костра позорный столб. Все хотят, чтобы ребенок Сатаны как можно скорее превратился в пепел.

Пока Лисандр лежит на земле, он замечает между крыш пламя пожара: горит его хижина, та самая хижина, которую его мать построила своими руками, хижина, которой она так гордилась. Тогда Лисандр снова ощущает себя ребенком, и слезы текут по его щекам. Он может думать только о своей матери, о той любви, которую она ему подарила, о её тепле и милосердии. С этими воспоминаниями к нему на несколько мгновений вновь возвращается вера в Господа и его милосердие, от которой он навсегда отрекся. Он думает: «Бог знает, что я невиновен, и должен был знать о невиновности моей матери; мы будем вместе жить вечно». Это дает ему силу и надежду.

Мужчины с факелами выступают вперед. Хворост начинает гореть по краям. Поднимается густой белый дым, он окутывает Лисандра, отбирает у него дыхание, будто он уже на пути к облакам, на небеса. На пути к бессмертию.

* * *

Его следующее воспоминание. Он приходит в себя — лежит на животе, а округлая лука седла больно давит ему в грудь. Кто-то крепко держит его, кто-то сидящий в седле. Лисандр видит большей красный крест на белоснежном одеянии. Ангел, который несет его к небесным судиям.

* * *

Моргант рассказывает Лисандру, что сам Бог направил его стопы к этой деревне. Господь хотел, чтобы Лисандр остался в живых и помогал Морганту в его великом деле во славу Божию. Сначала Лисандр сомневается в его словах, но потом торжественные речи рыцаря убеждают его, хотя намного больше восторга вызывает у него сам рыцарь.

Моргант крупный и уже немолодой мужчина, обладающий недюжинной силой. Его лицо и, как позже узнает Лисандр, тело сплошь покрыты шрамами, которыми наградили его неверные на Святой земле. Лисандра удивляет, что такой сильный, опытный мужчина ищет защиту в Божьем имени, он не понимает, зачем вообще нужно во что-то верить. Моргант замечает некую отстраненность своего подопечного и сообщает тому, что не всегда действует в соответствии с законами Божьими. Так постепенно он завоевывает доверие мальчика.

Через несколько недель Моргант требует, чтобы Лисандр привел ему девушку. Лисандр с ужасом понимает, что рыцарь поверил клеветническим речам жителей деревни: он действительно думает, что Лисандр один из тех, которые искушают девушек и уводят их из дому! Вначале он возмущается; но потом вспоминает о своем долге перед рыцарем. Нет никакого сомнения в том, что он в долгу перед этим человеком. И когда он, в конце концов, заманивает девушку в лес своей ангельской улыбкой и лживыми любовными клятвами, то думает, что Морганту просто захотелось немного поразвлечься.

Позже он понимает свою ошибку.

* * *

Жизнь с рыцарем-тамплиером одновременно страшна и чудесна. Страшна в те моменты, когда у Лисандра ясная голова; чудесна во все остальное время, потому что Моргант кормит его странными фруктами, дает ему вдыхать восточные ароматы и заботится о том, чтобы Лисандр воспринимал мир вокруг себя как цирковое представление, ловкий фокус. Все поддельное, наигранное, выдуманное. Истинная красота носит маску уродливости, в сердце жестокости живет совершенство. Теперь Лисандр знает, что Моргант хороший человек, почти святой, он находится в постоянном поиске Грааля, вечной жизни, высшей формы бытия.

* * *

После двух лет совместного путешествия, после того как Лисандр нашел и снова потерял множество подруг, Моргант начинает давать ему меньше фруктов, чем до этого. Экзотические травы, которые используются для получения ароматных паров, он держит в седельной сумке. Наступает момент, когда он спрашивает мальчика: «Хочешь ли ты по своей воле остаться со мной?»

Наркотические средства, которые Моргант привез с востока, затуманили взгляд на то, что происходит сейчас, но они не в силах приукрасить прошлое. Лисандр мгновенно понимает, что наделал. И снова нужда приводит его к вере. В первый раз за много лун он снова вспоминает о своей матери, и знает, что никогда не сможет взглянуть ей в глаза, даже в последующей жизни, где все так чисто, красиво и благословенно. Он начинает бояться, что Бог может простить его грехи и объединить с матерью, но нельзя допустить, чтобы это когда-нибудь произошло! Только не после того позора, которым он покрыл себя! Лисандру становится ясно, что ему придется и дальше грешить, чтобы обеспечить себе место в преисподней, подальше от матери. Но лучше всего, если его земная жизнь будет длиться вечно.

После всех этих размышлений Лисандр находит единственно возможный ответ на вопрос Морганта, хочет ли он быть с ним.

«Да», — говорит он, более того, просит Морганта подарить и ему вечную жизнь. Рыцарь соглашается.

Теперь они соратники. У них одна цель, и никаких угрызений совести.

Они едины.

* * *

В поле зрения появляется странный юноша по имени Нестор. Он посвятил себя Богу и живет в одном монастыре, который встречается на пути Морганта и Лисандра. Девушка, которую любил Нестор, была одной из жертв Морганта. Кроме того, он проявляет подозрительный интерес к обоим чужакам. Этого, по мнению Лисандра, достаточно, чтобы убить юношу.

Но Моргант думает иначе. Когда Нестор спрашивает позволения отправиться с ними в путешествие, Моргант соглашается. В глубине души Лисандр начинает считать своего учителя умалишенным. Впервые у него зарождается подозрение: может, у Морганта помутился рассудок, может он уже давно потерял разум?

Затем его начинает мучить ревность. Не должен ли Нестор заменить его, Лисандра? Не намерен ли Моргант прогнать своего верного последователя или даже убить его? И Лисандр понимает, что отныне нужно быть особенно бдительным.

* * *

Нестор прекрасно разбирается в травах. Он может их найти и распознать, умеет смешивать их в нужных пропорциях. Это вынужден признать даже Лисандр. Постепенно он перестает верить, что со стороны Нестора ему угрожает опасность. Конечно, бывший монах не скрывает, что недолюбливает Лисандра, но Моргант не отдает предпочтения ни одному из своих помощников. Если вдруг случается спор, решение рыцаря всегда мудро и справедливо. Лисандр начинает привыкать к новому спутнику и новому положению.

Путешествие продолжается, а значит, продолжаются убийства, продолжает литься кровь.

* * *

Вот уже год как они втроем живут в одном горном монастыре тамплиеров. Моргант прекратил свои скитания, когда понял, что он не найдет траву Гильгамеша.

Хотя оба его ученика избегают друг друга в коридорах и кельях монастыря и иногда целыми днями не встречаются, предубеждение Лисандра против Нестора крепнет. Он больше не опасается предательства Нестора, как это было поначалу их совместного пребывания, но все отчетливее ощущает, что Нестор не такой, как он сам. Лисандра считают в монастыре замкнутым и ворчливым, но он знает, что за этим скрывается от остальных его застенчивость, в которой он не признается открыто. Нестор же напротив красноречив и популярен среди тамплиеров. Но все же в Лисандре зреет подозрение, что сердце внутри этой жизнерадостной оболочки уже давно умерло. Но когда же это произошло? Когда он впервые столкнулся с исследованиями Морганта? Или еще раньше, когда умерла та девушка, которую он любил?

Постепенно Лисандр приходит к убеждению, что Нестор полон глубокой, смертельной ненависти, которая только и ждет своего часа, чтобы выйти наружу. Это ненависть к Лисандру, но также и к его учителю, Морганту.

* * *

Большой праздник. Спустя пять лет, проведенных в монастыре тамплиеров, Лисандра и Нестора наконец-то принимают в орден. За несколько дней до этого их посвящают в рыцари. Заключительная церемония посвящения происходит в присутствии настоятеля и братьев по ордену. Моргант не присутствует при этом — как всегда работает в своей колдовской кухне.

После множества вопросов и ответов, которые проверяют душу и тело кандидатов, их официально знакомят со строгими законами ордена. О тайнах рыцарей-тамплиеров не говорят. Христиане становятся членами христианского ордена.

Никакого маскарада, думает изумленный Лисандр, но это лучше, чем разыгрывать спектакль об истинной вере.

Non nobis, Domine, non nobis sed nomine tuo da gloriam.

Какое лицемерие, какая низкая ложь!

* * *

Неслыханный случай! Осквернение монастыря!

У ворот появились две женщины, мать и дочь. После многодневного перехода по горам их одежда и лица грязны, они требуют встречи с Моргантом. Больше дюжины братьев стоят у окон и смотрят, как Моргант выходит к ним из ворот и ведет их к близлежащему лесу. Старшая женщина настойчиво спорит с ним, не проявляя должного смирения перед служителем Господа, а дочь молча стоит рядом. Ей лет шестнадцать-семнадцать.

Через некоторое время, когда солнце уже садится за снежные вершины, Моргант возвращается назад и просит охранника впустить всех троих. Завязывается спор, так как женщинам строжайше воспрещен вход в монастыри ордена тамплиеров, но Моргант очень силен, братья испытывают к нему уважение. В конце концов, он добивается исполнения своей воли.

Из окна Лисандр растерянно наблюдает за тем, как Моргант с обеими женщинами исчезает в здании. Он спешит к воротам, Нестор следует за ним по пятам. Они узнает у охранника, что Моргант увел обеих в свои покои. Лисандр и Нестор направляются туда и просят позволения войти, требуя объяснений, но магистр не дает им ответа. Внутри кельи царит тишина.

* * *

Старшая из женщин мертва. Её дочь ожидает ребенка.

Морганта призывают к ответу, но никто не ставит под сомнение его слова: умершая женщина была женой его брата; когда тот умер, она, страдающая тем же смертельным недугом, пришла испросить у Морганта помощи для своей беременной дочери. Моргант принял их обеих, потому что любовь к ближнему для него важнее, чем законы ордена. За это он получает предупреждение, и должен много часов молиться в келье. Беременной девушке разрешено жить в одной из пристроек монастыря, пока она не разрешится от бремени.

Неужели Лисандр действительно единственный, кто сомневается в правдивости речей своего учителя?

* * *

Проклятый Нестор! Он покрыл позором весь орден.

До появления обеих женщин ему было позволено регулярно принимать участие в исследованиях Морганта. Он смешивал для него травы, в чем, в конце концов, превзошел учителя, и во всем был его правой рукой. Поначалу Лисандр наблюдал за растущим между ними доверием с завистью, но с течением лет это стало ему безразлично.

С тех пор как они живут в монастыре, Моргант больше не требует девушек. Почти все свое время Лисандр проводит в скриптории или в библиотеке. Он обнаруживает старые рукописи, из которых Моргант почерпнул большую часть своих знаний. Постепенно ему становится ясно, чем занимается Моргант, чего он хочет и что намеревается получить, используя девушку в пристройке.

Нестор, должно быть, тоже раскусил замыслы Морганта. Это единственное объяснение его поступка. Лисандр всегда знал, что его противник наделен большим честолюбием, но кто же мог предположить, что он зайдет так далеко. Правда, что теперь об этом говорить?

Лисандр узнает о катастрофе ранним утром. Какой-то юный охранник ордена будит его в келье. Он обязан немедленно явиться в покои магистра: произошло нечто страшное!

Братья толпятся в коридоре перед дверью Морганта. Заметив Лисандра, они с готовностью теснятся, пропуская его. Разговоры и шепот взволнованных рыцарей стихают, когда Лисандр поспешно минует их ряды. Глубокое беспокойство наполняет каменные коридоры монастыря.

Алхимическая кухня магистра опустошена. Моргант лежит в своей постели, но в его груди торчит меч. Еще никто не осмелился вытащить его, опасаясь, что рыцарь может истечь кровью. Лисандр отталкивает знахаря, который срезает ночную одежду с тела Морганта.

— Кто? — шепчет Лисандр и склоняет ухо ко рту учителя.

Одно единственное имя срывается с губ Морганта. Достаточно четко, чтобы подтвердить опасения Лисандра. Он хочет удалиться от ложа раненого, чтобы лично возглавить погоню за Нестором, но рука старика устремляется вперед и обхватывает его запястье.

— Он знает это! — хрипит учитель. — Он знает!

Лисандр спешно уходит и вместе с двумя десятками братьев прочесывает леса. Они находят следы, но и только.

Нестор исчез.

* * *

Моргант жив: удар меча не задел сердца, и уже через две Луны он снова на ногах.

Все еще никаких следов предателя Нестора. Настоятель заочно отлучает его от церкви. Лисандр испрашивает разрешения пуститься на поиски, но Моргант просит его остаться в монастыре. Лисандр повинуется.

С момента покушения Моргант обращается с Лисандром, как с собственным сыном: он поверяет ему все свои тайны, они вместе хотят добиться чуда. Та любовь, которую Лисандр когда-то испытывал к рыцарю, вновь просыпается.

Нет худа без добра, думает Лисандр, но через миг эта мысль кажется ему абсурдной.

* * *

Роды девушки в пристройке вызывают всеобщее волнение. Моргант оговаривает свое право лично наблюдать за родами. Он вливает в рот роженицы настойки, ласково разговаривает с ней, обнадеживает. Но все же молодая мать слишком слаба, её жизнь угасает после того, как она разрешается от бремени и производит на свет ребенка. Её по-христиански хоронят за стенами монастыря. Никто не связывает её смерть с настойками, которые давал ей Моргант.

Предположения Лисандра оправдывается: учитель признается ему, что был отцом умершей девушки, он же отец новорожденного! Моргант зачал ребенка с собственной дочерью! Лисандр понимает тайный смысл содеянного.

Но их надежды не оправдались: родился мальчик. Моргант в гневе отвергает его. Братья проникаются сочувствием и относят мальчика в женский монастырь в долине. Теперь Лисандр уверен, что его враг все это предвидел. Нестор опасался, что тайные грехи учителя могут стать явными и привести к исключению из ордена. Прежде чем это произошло, Нестор уничтожил все результаты экспериментов старика. Какое коварство!

Последние события остаются и далее тайной, надежно охраняемой Моргантом и Лисандром. Тайны объединяют людей, а такая — тем более.

* * *

В Париже сжигают на костре гроссмейстера Жака де Молэ. Лисандр, Моргант и остальные члены ордена обращаются в бегство.

Наконец-то! Свершилось!

 

Глава 8

Луна окутывала покрывалом из ледяного света руины монастыря тамплиеров. Широкий луч падал изнутри через главный вход, превращая три безмолвные фигуры в иллюзорных призраков. Джиллиан сидел между двумя детьми, положив им руки на плечи. Пронизывающие порывы ветра бушевали на склонах гор и шептали в ветвях елей и сосен. В лунном свете бывший парк монастыря святого Иакова выглядел как заброшенное кладбище. Джиллиан заметил, что Гиан и Тесс дрожат. Он не знал, виноват ли в этом холод, или ужасы чужих воспоминаний, которые они только что пережили.

Дети говорили несвязно, отрывочно, порой невнятно. Иногда это были только образы, иногда описания, длящиеся по несколько минут. Описания были столь подробны и красочны, что складывалось впечатление, будто это не они, а кто-то другой говорит за них.

В конце концов, Тесс упала ему на руки от усталости, а голос Гиана стал слабее. Джиллиан решил на этом поставить точку. Он дал им еще немного отдохнуть, а потом пошел с изможденными детьми назад к экипажу, который дожидался их у разрушенных ворот монастыря.

После того как приготовил детям некое подобие постели из своего пальто на полу повозки, Джиллиан сел на козлы. Он развернул обеих лошадей и направил повозку вниз в долину по ухабистой дороге. Сам он мерз ужасно, и не было никаких сомнений в том, что он простудится, но дети нуждались в его пальто гораздо сильнее, чем он сам. Наконец-то картина прошлого стала проясняться, события постепенно обрели смысл.

Около десяти часов утра они добрались до Цюриха. К этому времени у Джиллиана уже давно появилось ощущение, что это не он, а кто-то другой управляет лошадьми. Казалось, он вот-вот упадет от усталости и измождения.

Они до вечера оставались в номере отеля. Когда Джиллиан проснулся, было около восьми, и он не знал, продолжить ли путешествие или подождать до следующего утра. Чтобы не нарушать режим детей, он решил, что следует отложить поездку до завтрашнего утра.

Почти всю ночь он провел без сна, беспокойно ворочаясь с боку на бок и прокручивая в уме рассказы детей. Когда над крышами Цюриха забрезжило утро, и в окна стали заглядывать первые лучи солнца, ему удалось более или менее четко воссоздать в своем уме картину тех событий. Кое-что он уже знал от своих друзей, многое почерпнул из старых рукописей, принадлежащих им, но очень многое оказалось для него новым. Он больше не сомневался в том, что решение привезти Гиана и Тесс к руинам монастыря было правильным.

Когда он смотрел на спящих детей, его охватывали болезненные воспоминания об Ауре. Он не знал, где она и что с ней. Им было получено известие только о том, что она отправилась в Сванетию, но что произошло дальше с ней и Кристофером, было неизвестно. Ему оставалось только надеяться, что с ними ничего не случилось.

После того как он разбудил Гиана и Тесс и быстро позавтракал с ними, они отправились на вокзал. Он заранее узнал расписание движения в нужном направлении и заблаговременно купил билеты на экспресс.

Поезд уже готовился к отправлению. Они нашли свободное купе, и через несколько минут состав тронулся. Город остался позади, а паровоз, испуская клубы дыма, направился на восток вдоль Цюрихского озера.

Через плодородные, покрытые кое-где рощицами деревьев, долины между обрывистыми горными вершинами они ехали в Австрию. Около полудня они прибыли в Инсбрук и пересели на поезд, который через Больцано и Тренто следовал в Верону. Там им снова предстояло сделать выбор: провести несколько часов в отеле и дождаться утра или сесть на ночной поезд, который повезет их дальше на восток. Поскольку дети выспались во время поездки, принять решение оказалось легко. После полуночи они устало опустились на сидения в полупустом вагоне, пребывая в уверенности, что на преодоление оставшихся ста километров им потребуется около четырех часов. На самом же деле поезд останавливался даже в самых крошечных городишках, пока, наконец, за Падуей вышедший из берегов поток не задержал его еще на два часа. Дети, казалось, не замечали задержек, но Джиллиан проклинал все и вся. Ночью он, сдерживая раздражение, наблюдал за работами по очистке дороги. После того как рельсы очистили от ила, поезд, наконец, продолжил свой путь. Гиан проснулся и выглянул из окна. На горизонте просыпалось небо — начинался рассвет. Поезд, пыхтя и отдуваясь, пересекал изрезанную каналами болотистую местность.

— Мы скоро приедем? — спросил мальчик.

Погруженный в себя, Джиллиан кивнул. За прошедшие годы он успел полюбить эту местность, признать в ней свой новый дом, но сейчас он возвращался сюда с тяжелым сердцем. Он бы многое отдал, чтобы оказаться сейчас рядом с Аурой. Там, куда она направлялась, ей отчаянно нужна была помощь, и его, быть может, даже больше, чем остальных.

Поезд остановился. Неподалеку от вокзала, всего в нескольких шагах от него, был порт. Утреннее небо было пасмурным, чайки с криками летали в дымке, окутавшей лагуну. Небольшая группа людей уже стояла на берегу, ожидая судна. Пахло гнилой морской водой, сырым деревом, рыбой и фруктами того торговца, который ехал с ними.

На борту они прижались друг к другу. В то время как мысли Джиллиана то и дело уносились вдаль, дети с любопытством наблюдали за всем, что происходило вокруг.

Венеция всплывала из утреннего тумана словно серое каменное чудовище. Все выше и выше поднимались первые башни, и с каждым метром, казалось, к ним, прибавлялись еще шпили, купола церквей мерцали в сумеречном свете, дома приобретали более четкие формы, отделялись друг от друга, становились больше. Лодки пересекали их путь, наконец, появились и строгие черные гондолы. Через поручни люди обменивались криками. После всех этих лет Джиллиан все еще с трудом понимал их. Итальянский больше не представлял для него трудностей, но мягкий, необычайно напевный диалект венецианцев был чуть ли не другим языком.

Лодка скользила по каналам между серых дворцов, которые, как тонущие роскошные пароходы, вещали о смерти и упадке. Старые обсыпавшиеся колонны, слепые окна, а перед ними причудливый контраст — просыпающаяся жизнь города. Иногда лодка приставала к деревянным сходням или выступающим над водой длинным пешеходным дорожкам. Одни пассажиры сходили, другие подсаживались: мужчины и женщины с корзинами в руках направлялись к рынку на площадь Святого Марка. Но даже люди, говорящие нараспев и бодро толпящиеся на некоторых участках берега, не могли скрасить меланхолию этого места.

В неясном свете появилось высокое старое строение. Лодка скользила под белесыми окнами, в некоторых из них горел свет. Отблески танцевали над темной водой, как блуждающие огоньки, которые хотели заманить незнакомцев все глубже и глубже в лабиринт этого удивительного города. Дети теснее прижались к Джиллиану, они тоже почувствовали гнетущую атмосферу. Они проплывали мимо призрачных, крепко привязанных гондол. Внезапно тишину прорезал крик лодочника, и все тут же склонились под тенью низкого мостика. На многих берегах стояли факелы, зажженные жителями дворцов и домов, указывающие в сумерках путь гондольерам и лодочникам.

Большинство пассажиров уже вышли из лодки на предыдущих остановках, и Джиллиан попросил лодочника пристать недалеко от высокого мрачного строения. Дворец стоял в конце одного узкого бокового канала, в который лодочник свернул неохотно — слишком далеко от привычного маршрута находилось это место.

Палаццо Ласкари виднелся за высокой стеной, и попасть туда можно было через открытые ворота. За порталом выступающая дорожка вела ко входу в здание. Справа и слева от неё старые палисадники были почти полностью погружены в воды лагуны, волны с плеском бились о покрытый водорослями камень. Лодочник высадил Джиллиана с детьми у портала и уплыл прочь. Остальные пассажиры молча смотрели им вслед, пока лодка не скрылась за поворотом.

Джиллиан, Гиан и Тесс миновали ворота и оказались на узкой каменной тропинке.

— Дворец выглядит намного хуже, чем есть на самом деле, — уверил Джиллиан обоих детей, но это, казалось, вовсе их не успокоило. Они вцепились в его руки ледяными ладошками, ледяными настолько, что казалось, будто вся кровь отхлынула от них и спряталась в какой-нибудь дальний уголок их тела.

Они торопливо шли по садовой дорожке, приближаясь ко входу. Темно-коричневые двустворчатые двери были покрыты стершимся от времени рельефом. В верхнюю четверть входных дверей были вставлены стекла, украшенные цветной мозаикой. Посередине красовался квадрат-анаграмма, вернее, его зеркальное отображение, расшифровать которое можно было только изнутри.

Джиллиан взялся за сделанную в форме дракона дверную ручку. В тот же миг правая створка распахнулась, и из темноты появились какая-то фигура, словно со дна океана поднималось что-то высокое, бледное и загадочное. Но когда сумеречный свет упал на лицо этого призрака, то оказалось, что это всего лишь высокий стройный мужчина с отливающими серебром волосами и острой бородкой-эспаньолкой. Его брови были черными и растрепанными, как перья мертвой птицы.

— Giorno, Gillian, — сказал человек низким голосом, — come stai?

— Non cre male, grazie, — ответил Джиллиан, — но, думаю, при детях мы должны говорить по-немецки.

— Конечно, — согласился мужчина и сердечно улыбнулся, взглянув на детишек. — Чувствуйте себя как дома.

Но дети оставили его слова без внимания.

— Гиан и Тесс, мой сын и дочь Лисандра, — представил их Джиллиан и указал на мужчину. — Граф Ласкари, мой хороший друг. Вам не стоит его бояться.

— Бояться? — выкрикнул Ласкари и засмеялся. — Меня? — Его удивление не было наигранным, но честным и искренним, идущим из глубины души. Словно сама мысль, что кто-то может его бояться, казалась ему нелепой.

Ласкари отошел в сторону, пропуская их внутрь. Перед ними предстал небольшой, но невероятно высокий вестибюль, как внутри башни. На втором и третьем этажах вдоль стен тянулись балюстрады. Широкая винтовая лестница занимала большую часть места в холле. Она не заканчивалась в вестибюле, а вела дальше вниз, в глубину, откуда доносились тихие шорохи и всплески. Пахло гниющими водорослями, а из отверстия веяло невыносимым холодом. Вестибюль был скудно обставлен: не было ни картин, ни ковров, как можно было ожидать в доме таких размеров, только голая штукатурка и потрескавшийся мраморный пол. Маленький Гиан повернулся и посмотрел на квадрат из букв над дверью. В слабом утреннем свете, падающем через окно, без труда можно было прочесть старинные буквы.

S A T A N

A D A M A

T A B A T

A M A D A

N A T A S

— Точно такой же квадрат есть у нас в замке, — прошептал он, не зная, радоваться этому или огорчаться.

— В библиотеке твоего дедушки, — подтвердил Джиллиан. — Это символ рыцарей-тамплиеров.

Смятение Гиана длилось всего несколько секунд, затем он широко раскрыл глаза, вдруг осознав, что это значит.

— Да, — сказал Джиллиан, не в силах более выносить укоризненный взгляд сына. — Мы в штаб-квартире тамплиеров, Гиан, а граф Ласкари — их гроссмейстер.

* * *

Они устроились в комнате на втором этаже, которая, в отличие от голого вестибюля на первом этаже, производила впечатление жилого помещения. В камине пылал огонь, стен не было видно из-за книжных полок, богато украшенных всевозможными резными рисунками. Без видимого порядка новые издания стояли рядом с древними пожелтевшими фолиантами, над дверью висели два скрещенных меча, окна были занавешены красной парчой.

Прежде чем они вошли в комнату, Ласкари отозвал Джиллиана в сторону.

— Почему они не узнали квадрат без вашей подсказки, если и вправду являются носителями воспоминаний своих предков?

Джиллиан покачал головой.

— Их воспоминания оживают только тогда, когда они попадают в то место, где присутствие прошлого особенно сильно — место, в котором Нестор и Лисандр, или хотя бы один из них, жили и работали. — Пожав плечами, он добавил: — По крайней мере, я так думаю. До сих пор все было именно так.

Великий магистр поднял брови вверх и промолчал. Но теперь, пару минут спустя, наклонился вперед в своем глубоком кресле и серьезно посмотрел на Гиана.

— Ты ведь смышленый мальчик, не так ли? — Из чашек, которые принес слуга для Гиана и Тесс, от горячего шоколада поднимался пар и словно сладкий туман висел между магистром и обоими детьми. Повернувшись к Тесс, Ласкари добавил: — А ты, конечно же, умная девочка, Тесс. Бели вы хотите, я могу объяснить вам, что значит квадрат на дверях.

Тесс выглядела скорее равнодушной, но Гиан согласно кивнул.

«Он старается выглядеть большим», — не без гордости подумал Джиллиан.

Граф поднялся и взял с каминной полки карандаш и лист бумаги.

— Смотрите сюда… — и нацарапав что-то на листке, показал это детям. — Если из квадрата вычеркнуть все буквы, кроме «A» и «B», а оставшиеся «A» и «B» соединить черточками, получится вот такой рисунок.

— Крест тамплиеров, — заметил Гиан, который видел этот знак в монастыре. — Такой раньше носили рыцари на своих рубашках.

— Совершенно верно, — обрадованно подтвердил Ласкари и взглянул на Джиллиана, но затем опустил брови и снова начертил что-то на листе прямо под первым квадратом. — Теперь сделаем наоборот, — пояснил он. — Оставим все буквы, кроме «A» и «B».

— А теперь, — спросил магистр, — какие буквы остались?

— S — T — N — B — M — T, — неохотно прочел Гиан.

— Ты знаешь, что означают эти буквы?

Гиан отрицательно покачал головой.

— Это сокращенное латинское обозначение нашего ордена — Salomonis Templum Novum Dominorum Militae Templorum. Таким образом, квадрат над входом и квадрат в библиотеке твоего дедушки — это не что иное, как соединение креста тамплиеров и названия нашего ордена.

— Ясно, — кивнул Гиан, но, казалось, это не произвело на него большого впечатления. Джиллиан улыбнулся.

Ласкари преспокойно смял бумагу и бросил её в пламя камина. Она мгновенно превратилась в пепел. Выражение лица графа стало похоже на выражение лица учителя в школе.

— Я хотел бы объяснить вам еще кое-что. Нестор и Лисандр, ваши предки, не были добрыми людьми, впрочем, вы и без меня это знаете.

Дети молча кивнули.

— То, чем они занимались — они и некоторые из их братьев — не имеет отношения ни ко мне, ни к этому дому, ни к другим братьям, которые живут здесь. Мы тамплиеры, и мы люди Божьи. Мы осуждаем то, что сделали Нестор и Лисандр.

— Здесь живут еще и другие? — оживленно спросил Гиан. — И дети тоже? — это, казалось, интересовало его больше, чем тяжеловесные речи Ласкари.

— К сожалению, нет, — ответил граф и беспомощно взглянул на ухмыляющегося Джиллиана. — За исключением брата Джиллиана, твоего папы, ни у кого из наших братьев нет детей.

— Брата Джиллиана? — удивленно вырвалось у Гиана.

Джиллиан тихо вздохнул. Он сам с радостью объяснил бы все своему сыну, но Ласкари уже взял инициативу в свои руки.

— Твой отец еще не говорил с тобой об этом? — с этими словами Ласкари взглянул не на мальчика, а на его отца. В его голосе послышались укоризненные нотки.

Гермафродит стойко выдержал взгляд магистра.

— Я считал, что Гиану и Тесс вначале следовало узнать все о современных тамплиерах, и лишь потом сообщить, что я один из них.

Но, несмотря на это объяснение, сомнения Ласкари не развеялись. Он ценил Джиллиана, но в то же время знал, что тот вступил в орден скорее по необходимости, чем по убеждению. Даже после семилетних испытаний подозрения Ласкари не исчезли полностью. И Джиллиан должен был в глубине души признать, что магистр прав: хотя учение, цели и пути ордена стали и его учением, целями и путями, христианская вера, которая лежала в основе всего этого, до сих пор вызывала у него чувство неприязни. Он молился вместе с братьями, принимал святое причастие, но ценил и то, и другое как символ, средство для достижения медитации. Таким образом, истинного католика из него так и не получилось.

Ласкари прекрасно знал об этом. И ему было ясно, на что он идет, принимая Джиллиана в орден, даже если не считать того, что сегодня, как и семьсот лет тому назад вступать в орден могли только мужчины, а Джиллиан был только наполовину мужчиной, точнее, мужчиной и женщиной в одном лице — еще одно нарушение устава ордена.

Джиллиан все еще хорошо помнил первый разговор с гроссмейстером. После того как он оправился от ранения, нанесенного ему ловцом жира в подземелье Хофбурга, он без промедления отправился в Венецию, прекрасно зная, что здесь находится одна из ветвей ордена тамплиеров, которая противостоит Лисандру — дело в том, что тот как-то сам поручил Джиллиану убить одного из братьев ордена, еще когда тот был наемным убийцей. Но он до сих пор не знал, известно ли Ласкари о том, что Джиллиан убил одного из его людей. По этой причине гермафродит не обращался раньше к венецианским тамплиерам за помощью. Но после поражения в подвалах Хофбурга он не видел уже другого выхода.

Магистр принял его тогда в этой комнате, и начал беседу похожими словами:

— О тамплиерах идет дурная слава, но это всего лишь одна из причин, заставляющая нас скрывать существование ордена. Несмотря на это, ни я, ни мои братья не имеем отношения к тем ужасам, с которыми связывают наш орден. — Тогда, как и сейчас, Ласкари сидел перед пылающим камином и не спускал с Джиллиана глаз. Даже когда он набивал свою трубку, взгляд его был устремлен на гостя. — Не странно ли это? Сегодня все осуждают охоту на ведьм в позднем средневековье, называют это бесчеловечным, но мы, тамплиеры, даже спустя сотни лет все еще считаемся врагами. Где же справедливость? По сей день наш орден придерживается законов Божьих. Мы христианская община, и ничего в этом не изменилось.

— Лисандр считает по-другому.

— Лисандр и его учитель, Моргант, — Джиллиан впервые услышал это имя, и выражение «учитель Лисандра» сильно смутило его, — приняли темную сторону наследия. Тогда, в средние века, наш орден раскололся. Тех мужей, которые не были верны Христу и Папе пытали, убивали или исключали из ордена, иные, те, которые без сомнения заслужили гнев церкви, сбежали сами — покинули Европу и ушли на Восток.

— Куда же они ушли?

— На Кавказ. Основали там монастырь, и эта крепость стала их штаб-квартирой. Даже я узнал местоположение их обители всего несколько лет назад. Беглые тамплиеры предавались там разврату и богохульству, упражнялись в алхимии, и, что еще хуже, в искусстве черной магии. Они молились Ваалу и Бафомету, удовлетворяя свои самые низменные желания, потворствуя темным сторонам своей натуры. Лисандр и Моргант — отпрыски этой мерзости, и та власть, которой они сегодня обладают, основывается на богатстве и влиянии кавказских тамплиеров, — он замолчал, и его лицо исказилось, будто сама мысль об этом причинила ему физическую боль. — Здесь, в Европе, это длилось дольше, пока из остатков бывшего ордена выросло что-то новое. Более двухсот лет оставшиеся тамплиеры тайно встречались с намерением возродить орден. Наконец, им это удалось, но в восемнадцатом столетии Новый орден был снова предан забвению. То, что ты видишь здесь, Джиллиан, этот дворец, я сам, мои братья, живущие здесь — жалкие остатки того, чем когда-то был Новый орден. Мы только бледные тени нашего прошлого, и Лисандр с Моргантом делают все, чтобы наше положение не изменилось.

Джиллиан попросил Ласкари рассказать ему больше о Морганте. Со своей стороны он выразил готовность открыть все свои знания об империи Лисандра в Венском подземелье. Только тогда магистру стало ясно, какое значение приобретал гермафродит в борьбе с Лисандром, и впредь неустанно стремился посвящать его в задачи Нового ордена.

Джиллиан согласился с этим. Он принял католическую веру и вступил в орден. Вместе со своими новыми братьями они нанесли Лисандру и Морганту ощутимый удар, когда сравняли с землей монастырь святого Иакова, служивший источником поступления свежей крови.

И теперь, семь лет спустя после первого посещения дворца Ласкари, он снова сидел в этой комнате и слушал, как магистр прилагал все силы, чтобы ознакомить двух маленьких детей с задачами Нового ордена. Но даже при том, что Тесс и Гиан были смышлеными детьми и обладали живым умом, слова о древнем ордене, ритуалах и правилах должны были, без сомнения, отбить у них всякий интерес к делу тамплиеров. Еще раз стало очевидно, что хотя Ласкари превосходно разбирался в пожелтевших рукописях и забытых знаниях, он тем не менее был абсолютно беспомощен в том, что касалось мира за стенами его дворца. По крайней мере, умением общаться с детьми он определенно не обладал.

Через какое-то время Джиллиан вежливо прервал доклад графа и уложил детей спать. Для них была приготовлена гостевая комната неподалеку от кельи Джиллиана.

Сам же Джиллиан вернулся назад к Ласкари, и они вместе обсудили план своих дальнейших действий.

* * *

Венеция была городом без подвалов. Те немногие, которые когда-то и были здесь, уже многие годы находились под водой и были недоступны.

Тем удивительнее было то, что предкам Ласкари удалось соорудить под палаццо сухой подвал. Стены, пол и потолок были герметично залиты смолой, да так качественно, так аккуратно, что за прошедшие две сотни лет сюда не просочилось ни капли воды. Строители не посчитали нужным обшить просмоленную поверхность, и поэтому подвал представал перед его редкими посетителями как абсолютно черная камера.

Маскировка была превосходной. Над потолком подвала находился двухметровый слой воды, поверхность которой находилась на уровне лестничной клетки палаццо, так что плеск её был слышен и Джиллиану, и детям в вестибюле. Ни одна живая душа, непосвященная в тайны ордена, не могла и подумать о том, что под водой находится вполне удобный зал.

Здесь, внизу, последние члены Нового ордена собирались на совещания, упражнялись в давно забытом искусстве обращения с оружием, молились, спорили, и нередко сомневались в своих деяниях, в самом смысле их существования.

Кроме Джиллиана и Ласкари, в состав Нового ордена входили еще семеро братьев. Среди них не было ни одного моложе пятидесяти, скорее, многим было далеко за шестьдесят. Уже давно было ясно, что оставшиеся девять рыцарей станут последними в этом ордене. Одно, может быть, два десятилетия отделяли Новый орден от его окончательной гибели, которая произошла бы как с помощью Лисандра, так и без неё. Осознание этого факта угнетало, мысль о неизбежности гибели витала в воздухе, ее влияние чувствовалось в каждой беседе, каждой молитве, каждом действии старых братьев по ордену.

Утром, после их приезда в палаццо Ласкари, Джиллиан сидел вместе с остальными братьями за круглым столом, стоявшим в центре смоляного подвала. Не было только одного рыцаря.

Тем временем Гиан и Тесс играли в прятки на чердаке дворца, рылись в древних сундуках и вытаскивали прошлое клана Ласкари в пыльный полумрак чердака. Никто не возражал против этого, и меньше всего, сам магистр. После своей не имевшей успеха речи предыдущим вечером он с очевидным облегчением воспринимал тот факт, что детей не нужно больше развлекать.

Джиллиан едва успел закончить рассказ о воспоминаниях детей, как из отверстия в стене раздался глухой голос. Переговорная труба вела наверх, на первый этаж. Слуга сообщил о том, что принесли срочную телеграмму. Один из братьев бросился наверх, чтобы принять её.

Когда он вернулся назад, голос его звучал глухо, да и дышал он с трудом.

Через мгновение новость, переданная в послании, лишила дара речи и остальных. Они могли ожидать чего угодно, но только не этого.

Телеграмма была отправлена братом Бернардо. По настоянию Джиллиана Ласкари отправил его несколько недель назад в Германию. Притворяясь стареющим орнитологом, он поселился в деревне недалеко от замка Инститорис и наблюдал за тем, что происходило там. Бернардо сыграл немаловажную роль в освобождении детей. Он также был тем, кто послал сообщение об отъезде Ауры и тем самым способствовал отправке детей в Швейцарию.

Его сегодняшнее послание было намного более тревожным, чем все предыдущие.

«Моргант в замке, — сообщалось в телеграмме. — С ним десять человек. Слуги уволены, поэтому нет никакой возможности узнать что-либо новое. Жду инструкций».

 

Глава 9

Старик подошел ближе, и Аура моментально почувствовала, что ей плохо: желудок сжался, колени ослабли, а ноги угрожали подкоситься. Она испугалась: что если он надумает пожать ей руку? Её может стошнить.

Но старик остановился от девушки в двух шагах, подозрительно уставился на нее, а затем что-то произнес на своем языке. Мария, стоявшая рядом с Аурой и Кристофером, перевела:

— Он хочет знать не за золотом ли вы приехали?

— Каким золотом? — удивленно спросил Кристофер.

— Эти горы известны своими месторождениями золота, — объяснила юная жительница гор. — Легенда о золотом руне, которое якобы нашли аргонавты — всего лишь одно из последствий этого. С другой стороны, сюда столетиями манит золотоискателей, авантюристов, искателей приключений и преступников, которые охотятся за сокровищами Сванетии.

Перед отъездом из Сухуми Аура сменила свое черное платье на коричневые брюки для верховой езды, широкую рубашку из грубой ткани и жилет. Как и на остальных спутниках, на ней была длинная, достающая до средины бедра меховая куртка. Перчатки они надевали только ночью, днем благодаря солнцу было не слишком холодно.

Они приблизились к деревне с юга. За прошедшие три дня с момента отъезда из Сухуми, это было первое селение, в которое они вошли. По совету Марии они сделали большой круг, обогнув все остальные местечки, раскинувшиеся на зеленых долинах Верхней Сванетии. Она сказала, что даже ей, местной жительнице, небезопасно заходить в некоторые деревни, а об иностранцах и говорить не приходится.

Ушгули располагалось в ложбине, которую природа погребла под пустынным, покрытым высохшей травой горным склоном. Жители называли деревню венцом Кавказа, что привело Ауру в недоумение; скопление грубых каменных домов и высоких башен, в которых не было окон, не вызывали у нее подобных ассоциаций. Но Мария рассказала, что это название объясняется тем, что Ушгули располагается на окраине долины Ингури там, где она примыкает к горам. Будучи самой высокой точкой страны, этот поселок имел полное право называть себя венцом. Даже враждебные поселения сванов в долинах никогда не оспаривали этого. Не стоит насмехаться над тем, чего не знаешь. Недовольное замечание Ауры, что её все равно не может понять здесь ни один человек, сванка оставила без комментариев.

Родная деревня Марии была похожа на каменный лес. Древние башни, служившие как укреплением, так и жильем, были характерны для этих краев. Подобные постройки Аура как-то видела на картинах, изображавших Италию, внезапно перед глазами возникли пейзажи Флоренции, но здесь, на краю света, подобная архитектура казалась ей странной и таинственной. Она насчитала около сорока тридцати-, сорокаметровых башен, пронзавших высь голубого горного неба, как трубы опередившего время фантастического фабричного сооружения. Солнце уже начинало клониться к вершинам и каждая башня отбрасывала темную, вытянутую тень.

Мария уговаривала их идти с ней в деревню.

— Не волнуйтесь, — сказала она смеясь. — Пока я с вами, ни один волосок не упадет с ваших голов.

Они оставили заговорившего с ними старика на краю леса. К своему ужасу, проходя мимо него, Аура заметила торчащий у него из-за пояса допотопный револьвер. Его рукоятка была блестящей и потертой. Старик проводил их недоверчивым взглядом.

— А чем занимаются местные жители? — спросил Кристофер.

— Козами и добычей золота.

— Я не видел ни одного рудника.

— А здесь вообще нет рудников. Мужчины кладут овечьи шкуры мехом кверху в горный ручей. Если им повезет, они найдут нужное место, и в меху запутаются золотые песчинки, которые приносит течение, и таким образом…

— Получается золотое руно, — взгляд Кристофера выражал восторг, но, как с неудовольствием заметила Аура, не только из-за легенды и золота сванов. Более того, он уже давно не делал из своего расположения к Марии никакой тайны. Иногда Ауре даже казалось, что симпатичная сванка отвечала ему взаимностью. Ну что же, рассудительно думала она, смирившись с этим, может, это поднимет наши шансы вернуться живыми на побережье.

— А что должны означать все эти башни? — просто так спросила Аура.

— В Сванетии правит закон кровной мести, — не оборачиваясь ответила Мария. — Когда чужеземцы не нарушают наших границ, здесь идет междоусобная война. Башни нужны для защиты, но они также являются символом богатства семьи и силы её сыновей.

Они уже вошли в первые тени, отбрасываемые высокими стройными постройками. Вблизи многие из них казались старыми и обветшалыми. Аура подумала, что с такой башней, стоящей рядом с домом, она вряд ли чувствовала бы себя в безопасности, ведь того и гляди эта штука может рухнуть на голову. Аура с опаской проходила мимо покосившихся от старости стен. Кристофер тоже стал заметно молчаливее. Только Мария, не говоря ни слова, усмехалась про себя, видимо, находя удовольствие в неуверенности своих спутников.

Справа и слева от дороги выныривали что-то лепечущие дети, с любопытством наблюдающие за прибытием незнакомцев. К ним присоединились две женщины. Мужчин рядом не было, так как в это время они пасли в горах коз. Между домами витал аромат жареного мяса, но к нему примешивался и запах отхожих мест.

Все трое вели под уздцы своих лошадей. Копыта животных громко стучали по голому камню. Дорог не было. От одной из самых высоких башен отделилась старая женщина и быстрым шагом направилась к ним.

— Это моя мама, — объяснила Мария и бросилась навстречу старухе. Обе женщины обнялись и обменялись несколькими словами на родном языке. Затем Мария указала на Ауру и Кристофера, которые нерешительно стояли в стороне. Взгляд старухи сразу же омрачился, но потом она молча кивнула.

— Проходите в дом, — пригласила Мария и тут же исчезла внутри покосившейся хижины.

Кристофер вопросительно посмотрел на Ауру, но она только пожала плечами.

— Похоже, нам не отвертеться, — она нерешительно привязала коня к какому-то столбу, еще раз недоверчиво посмотрела на низкую дверь, затем вошла. Кристофер нерешительно последовал за ней.

Изнутри дом оказался намного больше, чем казалось снаружи. В нем была одна комната, примерно восемь на восемь метров. На голых стенах висели рога огромных горных козлов. За невысокой перегородкой лежала грязная солома: сюда пригоняли коз, когда они вечером возвращались с высокогорных пастбищ. Зловоние было просто невероятным: пахло нечистотами, скотом и остатками пищи, но хуже всего был запах старости, который заполнял весь дом. Мария, казалось, не замечала всего этого, в то время как губы Кристофера были приоткрыты: как и Аура он старался дышать ртом.

В центре помещения располагался очаг, над которым висел огромный медный котел. Мария пригласила их занять место вокруг костра.

— Мы называем наши дома саклями, — объяснила она, когда они сидели на полу на шкурах. — А вот это, — она указала на огонь, — это Кера. Она подчиняется Мезиру, богу огня. По традиции, в доме всегда должен быть готов прибор для него.

Пока она говорила и объясняла дальнейшие подробности образа жизни сванов, её мать наливала в деревянные миски жирное варево из котла. Хотя присутствие старой женщины и вызвало у Ауры тошноту — ощущение, к которому она постепенно начала привыкать — суп пах великолепно. Она попробовала и одобрительно кивнула матери Марии. Женщина, казалось, была очень рада этому, потому что в первый раз улыбнулась Ауре.

— Я думал, что сваны исповедуют православие, — заметил Кристофер.

Мария снисходительно улыбнулась.

— В общем, да. Но здесь у каждого свое представление о христианстве. Чем дальше от побережья и чем выше в горы, тем больше богов присутствует в вере людей. Ты бы удивился, если бы познакомился поближе с некоторыми местными ритуалами.

От Ауры не укрылось, что теперь Мария обращается к Кристоферу на «ты», и происходило это вовсе не из-за недостатка языковой интуиции: она прекрасно ощущала тонкую разницу в формах обращения. Что же касалось самой Ауры, то к ней сванка обращалась исключительно на «вы», подчеркивая строгую официальность. Горянка не скрывала своих симпатий.

Через некоторое время Аура перестала следить за рассказом Мари. Ей хотелось поскорее продолжить путь к монастырю тамплиеров, выступить против Лисандра и, наконец, снова увидеть Сильветту. При этом она заметила, что в ней появилось опасное равнодушие в отношении исхода их встречи. Она проделала столь долгий путь, что уже начала забывать о цели путешествия. Уничтожить Лисандра? Спасти Сильветту? Да, это была ее первоначальная задача, но со временем она претерпела некоторые изменения. Главное теперь — просто дойти до конца пути, и уже неважно, чем все это закончится.

Она заметила, что характер разговора между Марией и Кристофером становится все более интимным, и почувствовала себя чужой даже по отношению к своему сводному брату. Может, это была тоска по дому, а может, просто отчаяние. Внезапно ей захотелось плакать.

— Извините, — наконец резко сказала она, — если я прерву вашу милую беседу, но не могли бы мы перейти к тому делу, ради которого сюда прибыли? — она заметила веселый огонек в глазах Марии, и это разозлило ее еще больше. — Далеко еще до этой крепости?

— Около трех часов, если верхом, — ответила сванка. — Она находится за двумя горами.

От Ауры не укрылось, что мать Марии при этих словах перекрестилась. Хотя сама старуха не говорила ни слова, казалось, что она все понимает.

— Вы сказали, что мы сможем нанять здесь людей.

— Уже сегодня вечером, если хотите.

— Чем раньше, тем лучше.

Мария неторопливо кивнула.

— Я позабочусь об этом.

— Ты пойдешь с нами? — спросил Кристофер и заботливо взглянул на Марию. — Я имею в виду, в крепость?

— Как получится.

— Извините, как мне это понимать? — вызывающе спросила Аура.

Мария наклонилась вперед и в упор посмотрела на неё.

— Я бы хотела, чтобы вы хотя бы издали взглянули на этот монастырь, прежде чем начнете строить конкретные планы. Может быть, тогда вы еще раз хорошо все обдумаете и откажетесь от своего намерения.

Кристофер замотал головой.

— У нас нет другого выхода, — выпалил он прежде, чем Аура смогла что-то ответить. — Там наша сестра, ты же знаешь об этом. — Очевидно, он уже успел рассказать ей всю историю. Интересно, что еще он успел ей поведать?

Мать Марии еще раз перекрестилась, затем встала и подошла к одному из рогов на стене. Там она молча общалась со своими богами.

— Как вам будет угодно, — Мария одним глотком допила свою похлебку и поднялась. — Подождите здесь. Я попытаюсь нанять мужчин, но это может занять какое-то время. — Повернувшись к Ауре, она спросила: — Вы говорили, вам нужно двадцать человек?

— Надеюсь, этого будет достаточно.

— Если вы строем пройдете перед монастырем вместе с целой армией, то этим вряд ли застанете противника врасплох. Кто-то ведь может и предупредить его, — она повернулась и хотела было исчезнуть в двери, но Аура попросила её вернуться. При этом она постаралась, чтобы слова ее не звучали вызывающе.

— Мария, подождите, — Аура поднялась и подошла к ней. — Кристофер и я ждали этого дня семь лет. Может быть, мы слишком торопим события. Если у вас есть лучшее предложение, чем вооруженное вторжение в монастырь, мы бы с радостью выслушали его. — Уже само выражение «вооруженное вторжение», произнесенное ей, показалось Ауре нелепым. Она была дочерью алхимика, а не орлеанской девой.

— Боюсь, другой возможности нет, — с грустью ответила Мария. — Крепость стоит наверху уже сотни лет. Её много раз пытались захватить, и всегда безуспешно. Но последний раз это было еще до появления огнестрельного оружия, а мужчины в нашем селении хорошо умеют обращаться с ним. Вам обоим придется доверять им.

— Дело не в доверии — дело в том, что ни Кристофер, ни я не имеем опыта ведения таких дел.

Жесткое выражение лица Марии смягчилось.

— Не волнуйтесь. Мы действительно хорошо разбираемся в этом. Ушгули — это одно из самых удаленных мест, но именно поэтому наши люди как никто более подходят вам. Уже много поколений сюда устремляются повстанцы, преступники и вольнодумцы. Здесь нет почти никого, кто ни разу не стрелял бы в человека.

— Вы тоже?

По лицу Марии промелькнула едва заметная улыбка, затем она беззвучно выскочила за дверь. На улице стемнело, и уже через пару шагов девушка исчезла из виду. Холодный ветер со свистом залетал внутрь сквозь открытую дверь и трепал волосы Ауры.

— Надеюсь, она знает, что делает, — пробормотала Аура.

— Она знает, — произнес позади хриплый голос. В первый раз мать Марии обратилась к незнакомцам. — Это она унаследовала от отца. Мари всегда точно знает, что делает.

Аура повернулась к старухе, но та как и прежде стояла, повернувшись к ней спиной. Она задумчиво уставилась на рога на стене. Пламя отбрасывало огромные, достающие до потолка заостренные тени.

— Мария хорошая девушка, — прошептала старуха.

* * *

— Последняя вершина, — приглушенно сказала Мария и указала рукой на восток, показывая на гору. — За ней монастырь.

Они вышли еще ночью, поспав всего несколько часов, и продвигались вперед довольно быстро, быстрее, чем рассчитывала Мария. Она объяснила, что в это время иногда уже выпадает снег, а предсказатели погоды в поселке пророчили в этом году раннюю зиму.

Но ко всеобщему облегчению, не было ни дождя, ни снега. Небо над белыми вершинами было лазурно-голубым, хищные птицы парили над одинокими перистыми облаками. Высокогорные лужайки горели освежающими зелеными красками. Этот вид болезненно напомнил Ауре о месяцах, проведенных в Швейцарии, правда, здесь все было намного выше, обрывистее и страшнее. Панорама гор в любое другое время потрясла бы её своей красотой.

Мария наняла в общей сложности восемнадцать человек, на два человека меньше, чем обещала. Некоторые на удивление долго отказывались, говорили, что боятся оставить свои стада, но это, по всей вероятности, были всего лишь отговорки. На самом же деле, думала Аура, они скорее всего боялись древней власти монастыря. В каком-то смысле это действовало успокаивающе: Мари тоже могла ошибаться; благодаря этому Аура чувствовала себя не такой зависимой, как до этого.

Они подгоняли своих лошадей, пока не очутились у горного хребта. Мария подняла руку, показывая, чтобы все остановились. Те восемнадцать сванов, что сопровождали их, были суровыми молчаливыми мужчинами, одетыми в мех и толстую льняную одежду. У всех были черные волосы, и многие были обладателями роскошных усов. У некоторых были патронташи, а в ушах — золотые сережки. К седлу каждого было приторочено оружие, в основном старые охотничьи ружья, не отличавшиеся, конечно, особой точностью, но обладавшие огромной убойной силой. У многих были револьверы. Аура заметила даже несколько сабель. Она уже заплатила им положенное вознаграждение; монеты без слов исчезли в их карманах.

Внезапно Мария указала на одну из скал, слева от них. На ней стоял огромный баран. До этого Аура никогда не видела этих животных и не представляла себе, что они могут быть такими громадными. Его рога были длинными и необыкновенно красиво завитыми. Он смотрел на всадников темными глазами, молчаливый и гордый, и только когда между мужчин прошел беспокойный шепот, он медленно повернулся и, грациозно прыгнув, исчез из виду.

Мария побледнела, а когда Аура спросила, что случилось, нерешительно ответила:

— Мужчины думают, что это плохой знак.

Хотя она и сказала «мужчины», но по её голосу было слышно, что она придерживается того же мнения.

Кристофер беспокойно заерзал в седле.

— Надеюсь, мы не будем руководствоваться какими-то суевериями?

— Нет, — прохладно ответила Мари, — конечно, нет.

Она что-то крикнула мужчинам, и шепот сразу же утих. Мария прекрасно справляется с этими парнями, отметила про себя Аура. Но тем не менее ее не переставали мучить опасения, что мужчины, которые отправились сюда исключительно ради денег, в один прекрасный момент могут напасть на них и отобрать последнее.

— Остаток пути лучше пройти пешком, — предложила Мария. — Так мы сможем проскочить между скал и незамеченными подобраться к монастырю. Там есть кусты, которые послужат нам хорошим прикрытием. Когда я была маленькой, мы проверяли друг друга на смелость тем, что старались подобраться как можно ближе к стенам. За последние сто лет господа, живущие в монастыре, довольно безответственно стали относиться к защите. Даже здесь, в Сванетии, прошли времена средневековья.

Ауре пришли в голову некоторые доводы, противоречащие этому утверждению, но она оставила их при себе. Вместо этого она спешилась и, пригнувшись, последовала за Марией. Взобравшись на вершину, все легли на траву и принялись осматривать долину, раскинувшуюся перед ними.

Скудный кустарник, о котором говорила Мария, доставал им как раз до бедра. Наиболее сильное впечатление производил лабиринт расселин, который тянулся по склону горы до самого дна долины. От того места, где он заканчивался, до стен монастыря было около пятидесяти метров по открытой местности.

Сам монастырь был намного больше, чем ожидала Аура. Восьмиугольное строение имело метров сто пятьдесят в диаметре и казалось намного просторнее монастыря святого Иакова в Швейцарии. Были еще и другие постройки, но они выглядели удивительно мелкими по сравнению с подобным каменным монстром. Насколько огромной была площадь сооружения, настолько же низкими были зубцы на стенах. В целом, здание, должно быть, имело три или четыре этажа, об этом говорило расположение редких амбразур, окон не было вообще. За зубцами по крепостной стене проходил широкий ход. В середине монастыря зиял восьмиугольный двор, который пересекали вверху два каменных моста, покрытых красной черепичной крышей. Они скрещивались посредине и расширялись к концам, так что оба моста вместе образовывали крест тамплиеров.

За монастырем пейзаж терялся в дымке. Голые холмы высокогорного плато волнами тянулись навстречу горизонту без малейших признаков жизни. Только далеко на востоке из марева поднимались бледные фантастические призраки новых горных массивов.

Вид монастыря лишил Ауру остатков оптимизма, которые до последнего момента она поддерживала в себе, а пустынная даль за ним наглядно показала ей собственную ничтожность. Она не имела ни малейшего представления о том, сколько людей было у Лисандра, но даже если их было вполовину меньше, чем она опасалась, все равно они, имея за спиной мощь этой крепости, становились непобедимыми противниками даже для таких бесстрашных воинов, как сваны. Открытый штурм монастыря Мария исключила с самого начала — люди Лисандра не должны были заметить, что напавшие на них были жителями Ушгули. Никто не хотел ввязываться в конфликт, который мог растянуться на много поколений.

В приступе отчаяния Аура спрашивала себя, что бы сделал на её месте Джиллиан. Возможно, он, кое-что понимающий в делах такого рода, с самого начала избрал бы другой путь. Идея ворваться в крепость с парой храбрых мужчин показалась ей легкомысленной, почти детской. О чем она только думала раньше? Внезапно Кристофер сказал:

— Я думаю, у нас получится.

— Разве что с помощью молитвы, — Аура сразу же пожалела о своей язвительности; глупо было вымещать свою злобу на Кристофере.

Он только улыбнулся.

— Молитва нам тоже не повредит, но я думал о другом. Ты ничего не замечешь, когда смотришь на монастырь?

Она попыталась понять, к чему он клонит, но даже при внимательном рассмотрении крепость казалась неприступной.

— Говори уже, — грубо потребовала она.

Ей ответила Мария, а не Кристофер, что еще больше разгневало Ауру.

— Нет ни одного охранника. Ты ведь это имел в виду, да? На башнях никого нет!

— Точно, — он благодарно улыбнулся Мари. — Там, внизу, не видно ни души.

Аура презрительно фыркнула.

— Вы ведь сами сказали, Мари, что мы теперь не в средневековье. В наши дни совсем не обязательно расставлять через каждые два метра по охраннику в шлеме и с копьем. У Лисандра наверняка есть другие средства наблюдения за окрестностями.

Мари указала на небо.

— Что-то не верится мне, чтоб птицы докладывали ему, — сухо ответила она. На миг женщины застыли, сверкая глазами, как кошки, готовые когтями вцепиться друг в друга. Но затем сванка спокойно продолжила: — Если на башнях действительно нет охраны, максимум пара человек на амбразурах, можно попробовать спуститься маленькими группками. У трех-четырех человек гораздо больше шансов добраться незамеченными до крепостных стен, чем у вооруженного отряда.

Аура согласилась, несмотря на непреодолимое желание на всякий случай обезопасить себя — вдруг они попадут в засаду, — но понимала, что ни времени, ни средств у нее уже нет.

— Похоже, Лисандр нас не ждет, — задумчиво сказал Кристофер.

— Он никогда не отличался гостеприимством, — ответила Аура.

Мария повернулась к своим людям и дала им ряд указаний на родном языке. Мужчины задали ей несколько вопросов, она коротко ответила и затем кивнула Ауре.

— Двое мужчин пойдут с нами, другие останутся тут. Они будут наблюдать и, если нужно, нападут. Вас это устраивает?

— Конечно.

Спустя всего несколько минут они уже пробирались по лабиринту горных расселин. Светло-серые неровные трещины были не глубже двух метров, но этого было достаточно, чтобы пробраться по ним незамеченными. Сверху казалось довольно просто пройти по этому лабиринту, но после того как они вошли в него, Аура почти сразу же потеряла ориентацию. Мария, однако, выглядела уверенной и спокойной.

Аура и Кристофер приобрели в деревне два револьвера и по сумке боеприпасов, хотя ни один из них толком не знал, что с ними делать. Вес оружия пробуждал мрачные воспоминания о битве под Хофбургом.

Оба свана, которых Мари выбрала в качестве сопровождающих, были такими же молчаливыми, как и остальные мужчины, которые лежали в засаде на склоне горы. Они были невероятно высокими и крепкими, и с первого взгляда на них Аура поняла: они знают, что делают. Их лица были украшены шрамами, и они этим очень гордились, держась так невозмутимо, что часть их спокойствия передалась и Ауре с Кристофером. Вероятно, поэтому Мария и выбрала именно их.

Их пятерке понадобилось около получаса для того, чтобы дойти до конца расселины. И вот, наконец, перед ними предстало открытое пространство, протянувшееся до самых стен монастыря. Здесь росли те кусты, о которых говорила Мари, и было совершенно очевидно, что они никак не смогут скрыть их отряд от обитателей крепости.

Огромный вход в монастырь был сделан в готическом стиле и имел форму заостренной арки. Издали Ауре казалось, что черные ворота на входе были плотно заперты, но сейчас она заметила, что чернота была не чем иным, как зияющей пустотой: ворота были открыты. У Ауры снова появилось ощущение, что это ловушка.

— Почему ворота не закрыты? — прошептала она Марии, которая притаилась рядом с ней за каменным валуном.

— Гораздо интереснее, почему они открыты и стоят без охраны, — ответила сванка. После этого она обменялась парой фраз со своими мужчинами, но те в ответ только пожали плечами.

Мария снова обратилась к Ауре.

— А вы уверены, что ваши друзья не знают о вашем путешествии?

— Уверена? — Аура натянуто улыбнулась. — Я уже ни в чем не уверена. Лисандр и Моргант — могущественные люди. У них везде есть свои глаза. Я не знаю, что они задумали.

Кристофер устремил на Марию настойчивый взгляд.

— Ты думаешь, они пытаются заманить нас в ловушку?

— Похоже на то.

— Что вы предлагаете? — спросила Аура.

— Принимайте приглашение или поворачивайте назад. Вам решать.

— Вы хотите сказать, что не пойдете с нами?

Вместо ответа Мария снова посоветовалась с обоими сванами. Мужчины мрачно смотрели то на Ауру, то на Кристофера, то на монастырь. Аура потеряла терпение.

— Будьте любезны открыть нам тайну вашего разговора.

— Они тоже думают, что нас поджидают.

— Ну и что?

— Они думают, что это подходящий момент, чтобы выдать вас.

Прошло две или три секунды, прежде чем значение этих слов полностью дошло до сознания. Аура хотела было выхватить револьвер, но двое сванов опередили её. Дуло одного ружья молниеносно уткнулось ей в лицо, второе уставилось в направлении Кристофера.

— Мари! — выкрикнул он. По нему было видно, что он не мог поверить своим глазам. — Как ты можешь…

Аура резко оборвала его.

— Еще как может, — сказала она, улыбаясь без тени веселья, — разве не видно?

Мари не выглядела победительницей, скорее, наоборот: казалось, она чувствовала себя в этой роли не в своей тарелке.

— Я знаю, что вы сейчас думаете.

— О, в этом я не сомневаюсь, — грубо ответила Аура. — Ведь выбор небольшой, не так ли?

Оба свана сделали знак ружьями, приказывая им бросить оружие. Аура и Кристофер повиновались.

— И когда же это у вас созрел такой план? — холодно спросила она. — Еще в Сухуми или позже?

Впервые Мари не удалось выдержать взгляд Ауры. Она нерешительно смотрела мимо неё на ворота крепости тамплиеров.

— Нет никакого плана, да и не было никогда. Господа из этого монастыря всегда были добры к людям из Ушгули. Выступить против них в этой местности равносильно смертному приговору. Я надеялась, что дело дойдет до стычки. Мы бы с воинами убежали, а вас обоих взяли бы в плен. Это было бы чистым решением.

— Еще бы, — презрительно отозвалась Аура.

Кристофер, слегка наклонившись, стоял и смотрел на землю. Аура молила Бога, чтобы он не выкинул какой-нибудь глупости. Уж чего-чего, а глупостей они наделали предостаточно.

— Я думала, что вы слепо пойдете в расставленную ловушку, — сказала Мари. — И зачем я только согласилась идти с вами? Господа из монастыря ожидают вас, они без сомнения уже давно знают, что мужчины из Ушгули пришли сюда с вами. — Сейчас в её голосе было слышно отчаяние. — Неужели вы не понимаете? — ей стоило больших усилий успокоить свой голос. — Если я сейчас не покажу, что мы все это время планировали выдать вас, то Ушгули и люди, живущие там, еще долгие годы будут расплачиваться за то, что я сделала. Тамплиеры — это далеко не снисходительные сеньоры.

— Вы хотите сказать, — выдавила из себя Аура, — что не собирались нас предавать, но тем не менее сейчас хотите сделать вид будто хотели этого? Это смешно.

— Это единственный способ спасти Ушгули.

— Почему же вы тогда не отказались вести нас сюда?

— Моя деревня должна принимать все, что ей предложено. Вы сами видели: наши люди живут в страшной нищете.

Аура презрительно скривилась.

— Забирайте деньги. Держите, они ваши. Вы грабители и больше ничего. И избавьте нас от ваших речей о вине и расплате.

Щеки Мари подергивались, но она держала себя в руках.

— Тамплиеры не убьют вас. Если бы они этого хотели, вас давно бы уже не было в живых, — и уже тише добавила. — Мне очень жаль.

В тот же миг Кристофер ожил. Долгое путешествие ослабило его изнуренное тело, но он все еще не утратил способности необыкновенно быстро двигаться. Прежде чем сван, который охранял его, успел нажать на курок, Кристофер выбил у него из рук ружье и бросился на Марию. Из груди сванки вырвался хрип, когда они оба повалились на землю.

Аура словно окаменела. Она разделяла гнев Кристофера, но его отчаяние, должно быть, было во много раз сильнее. Её пронзила мысль, что он, вероятно, убил любовника Шарлоты в приступе такой же внезапной ярости. В этот момент Кристофер не владел собой.

Мари лежала на спине и пыталась сбросить с себя своего противника, но Кристофер, усевшись на неё, размахнулся и нанес ей удар кулаком в лицо. Нижняя губы треснула, и кровь обагрила руки и рукава Кристофера. Второй удар пришелся по её белой стройной шее. Сванка закричала от боли, и в тот же миг оба её соплеменника пришли ей на помощь. Один обрушил приклад на крестец Кристофера, а второй схватил его сзади за волосы и рванул назад. В припадке дикой ярости Кристофер взвыл. Сваны оторвали его от Марии и швырнули об скалу. Аура ринулась вперед, вцепилась в одного из мужчин и хотела оторвать его от Кристофера, но второй размахнулся и ударил её по лицу. Когда она упала на спину, второй удар, намного сильнее и болезненнее первого, пришелся в солнечное сплетение. Боль, как ядовитый шип, пронзила мозг, кулаки разжались, и она обмякла.

Мария не меньше пострадала от ударов Кристофера. С отсутствующим взглядом она пыталась подняться, но её ноги то и дело подкашивались. Она пробормотала что-то на своем родном языке, повернула голову и испуганно увидела, как мужчины бьют прикладами лежащего без движения Кристофера. Удар за ударом сыпались на его тело — в живот, в грудь. Она еще раз попробовала заговорить, хотела протянуть руку к мужчинам, но ни, то ни другое ей не удалось.

Тем временем Аура, собрав все силы, встала на ноги. Сквозь какую-то пелену она смотрела, как сваны собираются убить Кристофера. Он уже давно не двигался, лицо было залито кровью, мягкая кожа под глазами была разорвана.

— Прекратите! — крикнула Аура, но никто не обратил на неё внимания. Она, пошатываясь, направилась в сторону обоих сванов, чтобы остановить их, но споткнувшись, снова упала. Открыв рот, она попыталась произнести еще что-нибудь, но не издала ни звука. Аура могла только смотреть, как новые удары сыпались на беззащитного Кристофера.

Угрюмые и неприступные бойницы монастыря уставились на драму между скалами. Все еще не было никакого движения, не видно было ни души.

Затем послышалось какое-то непонятное слово, но так тихо, что мужчины за их кровавым занятием просто не расслышали его. Мария попыталась еще раз приподняться, и на сей раз ей это удалось. Один из сванов замер, оглянулся на Марию, которая продолжала отдавать приказы, и положил руку на запястье своему спутнику, призывая остановиться.

Аура не поняла, что сказала им девушка, но по её тону и жестам стало ясно, она пытается спасти Кристоферу жизнь. Оба свана тут же повернулись и исчезли в лабиринте расселин. Мария на четвереньках подползла к Кристоферу, села рядом с ним и уложила его разбитую голову себе на колени. Она шептала ему что-то, все время одно и то же предложение, и прошло некоторое время, прежде чем Аура разобрала, что та говорит: «Я этого не хотела, я этого не хотела».

— Вы убили его, — сказала Аура. Кровь стучала у неё в ушах, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Мария взглянула на Ауру. Слезы оставили белую дорожку на маске из крови и грязи.

— Зачем он напал на меня? — она всхлипнула как ребенок. — Зачем он напал на меня, Господи?

То, что Мария сокрушалась о Кристофере, было дикостью, нелепостью, и от этого хотелось взвыть. Он нравился ей, это было очевидно, может, даже больше, чем просто нравился, но она предала нас! Аура осознала это во всей полноте. Если бы не её предательство, ничего бы этого не случилось!

Аура подползла ближе. Грудь Кристофера тяжело поднималась и опускалась: он еще дышал. По его жестким волосам текла кровь, глаз не было видно, рот напоминал огромный пузырь от ожога. Красная слюна блестела на коленях Марии, но она не замечала этого. Её лицо приняло выражение отчаянной беспомощности.

— Я отправила их назад, — с усилием выдавила она, — чтобы они принесли носилки.

Ненависть и презрение Ауры уступили место мучительной жалости к Кристоферу. Она увидела страдания Марии, и это окончательно сбило ее с толку. Горе Марии не было искусственным, наоборот, Аура редко встречала людей, которые были бы настолько исполнены отчаяния, стыда и сожаления.

Она опустилась перед Кристофером и Марией на колени и взяла за руку своего брата. Ей показалось, что холод его пальцев вытеснил боль из её собственного тела.

Его дыхание постепенно затихло. С едва слышным свистом воздух в последний раз прошел по его легким, и хрупкий стук в груди оборвался.

Мария закрыла глаза и прижала его разбитое лицо к своей груди, уткнувшись лицом в плечо. Аура сидела оглушенная. То, что она видела перед собой, было прощанием двух влюбленных.

Она молча пожала в последний раз холодную руку Кристофера, затем с усилием поднялась. Мария подняла глаза.

— Что вы будете делать?

Аура не ответила. Молча, с окаменевшим лицом она вышла из-за скал, пересекла пустырь с растущими на нем скелетами кустов, подошла к стрельчатому своду с дом величиной. По ту сторону портала её фигура нырнула в чернильную мглу, на секунду она стала отчетливо видна, но затем превратилась в тень.

 

Глава 10

Из всех походов ордена тамплиеров со времени его основания в 1118 году этот поход был, без сомнения, самым странным: семь опрятно одетых старых господ (и восьмой, который был помоложе) ехали на поле боя в двух купе по железной дороге. Никаких рысаков, с фырканьем вздымающих утреннюю росу, никакого оглушающего боевого клича.

Никто бы не сказал, что они проехали уже больше тысячи километров. Ни у кого не возникло никакого подозрения, когда они выгружали свой багаж из поезда, а из чемоданов раздавалось металлическое позвякивание. Никто не предполагал, что эти люди приехали сюда, чтобы побороть давнего врага своего ордена.

Джиллиан оставил Гиана и Тесс на попечение прислуги графа Ласкари в Венеции и отдал приказ связаться с Аурой в том случае, если он не вернется. Слуги добросовестно хранили тайны Нового ордена, и Джиллиан был убежден, что в этом деле на них можно положиться.

Брат Бернардо пришел на вокзал слишком поздно. Он только что получил ту телеграмму, которую они отправили из Берлина. У крестьян, сдававших ему комнату, он второпях взял напрокат повозку. Джиллиан был достаточно вежлив, чтобы не предлагать никому своей помощи при посадке, но, как оказалось, почти все не преминули воспользоваться ею. Только Ласкари без труда, полагаясь лишь на собственные силы, запрыгнул на подножку.

Джиллиан в сотый раз со времени их отъезда из Венеции мысленно представлял себе предстоящее сражение. Его сильно смущал тот факт, что их армия состоит в основном из престарелых братьев. Дело было даже не в их почтенном возрасте, а в том, что не все из них умели обращаться с оружием, и это понимал не только Джиллиан, но и великий магистр. Когда запряженные лошадьми повозки покатили вперед, Джиллиан и Ласкари обменялись удрученными взглядами, но затем сразу же отвернулись друг от друга. Им обоим было стыдно за свои мысли.

Гермафродит взобрался на козлы к брату Бернардо. До вступления Джиллиана в орден Бернардо был самым молодым из братьев, именно поэтому Ласкари послал в Германию именно его. Пятидесятичетырехлетний Бернардо был коренастым мужчиной с широкими мощными плечами, итальянцем, как и большинство братьев по ордену. То, что он изображал из себя любителя птиц, объяснялось его страстью к орнитологии. Джиллиану казалось, что он и сам выглядел как птица: нос у него был длинным и изогнутым, глаза маленькие, а волосы всегда походили на взъерошенный плюмаж. Бернардо был единственным из братьев, которого Джиллиан, не колеблясь, причислял к своим друзьям. Он был первым, кто принял Джиллиана, несмотря на его двуполость, и поддерживал его, когда тот усердно готовился к вступлению в орден.

Джиллиан склонился к уху Бернардо и, чтобы перекрыть шум колес, прокричал:

— Какая у нас обстановка? — Заяц вынырнул из травы, на миг уставился на повозку и снова исчез.

— Не знаю, — печально признался Бернардо. — С тех пор как Моргант появился здесь, никто больше не знает, что происходит в замке. Все слуги отпущены.

— Неужели никто не поставил в известность полицию?

Повозка, громыхая, подпрыгнула на одной из выбоин, и кто-то из братьев застонал.

— Нет, — сказал Бернардо покачав головой. — Моргант вначале сам приехал на остров и попросил переговорить с владелицей замка. Вскоре после этого она сама уволила всю прислугу. Люди Морганта прибыли только на следующую ночь.

— Ты уверен, что их не больше десяти?

— Не знаю, я считал в темноте.

Сзади придвинулся Ласкари. Все в выражении его лица говорило о том, что он не привык к подобным путешествиям. Он был венецианским графом, великим магистром Нового ордена, и не привык путешествовать в грязной крестьянской телеге. Но все же с его губ не сорвалось ни одного недовольного слова. Каждому было ясно: Ласкари готов сделать все, что в его силах, для достижения цели.

— Что ты предлагаешь, брат? — спросил граф. — Что мы должны предпринять?

Бернардо указал на север, где за лужайками светлела полоса дюн. С моря ветер гнал одинокие облака, напоминавшие серые, волокнистые пятна, какие бывают на рукавах рубашек:

— Пока светло, мы все равно ничего не можем делать. Дальше на восток между дюн спрятаны две весельные лодки. Нам придется попробовать добраться в замок на них.

— До сих пор остается загадкой, — сказал Джиллиан, — что делает в замке Моргант? Почему он не вернулся на Кавказ к Лисандру?

— Он, вероятно, прибыл сюда из Вены, — сказал Ласкари. — Но почему он не приехал еще несколько недель назад? Что ему здесь нужно?

На это ни у кого не нашлось ответа, и было решено пока отложить дальнейшее обсуждение ситуации. Был полдень, и до наступления темноты оставалось еще семь или восемь часов, так что времени для споров у них хоть отбавляй.

Не доезжая примерно километр до деревни, они свернули направо, на дорогу, ведущую вдоль дюн на восток. Здесь было заметно холоднее, чем в Венеции, и резкие ветры, дувшие с моря, больно впивались в путешественников, проникая даже сквозь пальто и шали. Вдали кричали чайки. Заросли ольхи и дрока склонялись на юг, словно устремлялись своими ветвями к теплу и солнцу. Болотистые луга простирались в бесконечность как зеленый ковер, а на другой стороне за дюнами раскинулось море, суровое и неспокойное под серым небом.

Уныние окружающего пейзажа не осталось незамеченным со стороны престарелых братьев, но Джиллиан не был удивлен — он уже был знаком с этой местностью и чувствовал себя намного более подготовленным к предстоящим испытаниям, чем его спутники. В глубине души он спрашивал себя, сколько пройдет времени до того, как первые из них начнут жаловаться на простуду и вынуждены будут остаться на берегу. Чем больше он размышлял об этом, тем безнадежнее казалось ему все их предприятие.

Бернардо свернул с дороги и направил повозку между дюн. Тяжелая телега то и дело угрожала застрять в песке, и однажды им всем пришлось выйти, чтобы вытащить ее из жидкой грязи. Наконец они добрались до маленькой бухты, в которой находились обе обещанные лодки. В каждой хватало места на шестерых, и, таким образом, для девяти братьев и их тяжелого вооружения места оказалось достаточно. Замок Инститорис находился примерно в полукилометре отсюда. Высокие песчаные холмы скрывали лагерь тамплиеров от глаз шпионов Морганта.

Бернардо позаботился обо всем: в качестве защиты от ветра был натянут брезент. Здесь они могли спокойно дожидаться наступления вечера и строить планы. Братья даже развели небольшой костер.

В последующие часы многие принялись читать благочестивые молитвы. Но Джиллиан понимал, что сейчас их судьба зависит всецело от них, а не от Бога и, взглянув украдкой на Бернардо, понял, что орнитолог думает о том же.

* * *

Еще двадцать шагов тьма оставалась непроглядной, даже свет от входа резко исчез через несколько метров, но затем мрак разорвал вертикальный луч сверху, сверкающий столб из света, в котором двигался небосвод танцующих пылинок.

Аура взглянула наверх и увидела крошечное отверстие, которое, вероятно, пронзало все этажи до крыши. И когда она снова взглянула вперед, в глубину черного сердца монастыря тамплиеров, то заметила еще другие световые столбы на расстоянии пяти — десяти метров друг от друга.

После того как её глаза привыкли к блеклому обманчивому свету, ей удалось осмотреть стены в коридоре справа и слева от себя. Они были сплошь покрыты рисунками, наполовину выцветшими и не особенно художественными. Произведения напоминали мозаику на окнах родного замка. Те же самые мотивы, тот же скрытый алхимический смысл, только исполнение было слабее.

Она поймала себя на том, что снова грызет ногти. Аура Инститорис, наследница алхимика, но отучиться грызть ногти, наверное, не сможет никогда, и уж во всяком случае, не сейчас.

Все еще невозможнее было увидеть, куда ведет коридор или хотя бы, какой он длины. Тонкие световые столбы, освещавшие середину прохода исчезали где-то вдалеке, все остальное было поглощено тьмой. Аура слышала, как эхо болезненно отражается от стен, но все еще никто не вышел ей навстречу. Никакой охраны. Никаких убийц, которые бы ждали её в темноте. Действительно, все выглядело так, будто монастырь полностью вымер.

Но внезапно она заметила нечто странное, некую неравномерность в череде света и тьмы.

Впереди, шагах в десяти, кто-то стоял. Какая-то фигура под одним из отверстий купалась в мерцающем блеске. Высокая и неподвижная, в белой свободной рубашке навыпуск и темных брюках. На груди красовался крест ордена тамплиеров.

Аура крепче сжала рукоять своего револьвера, но это прикосновение не смогло успокоить ее. Кристофер умер, и она обязана ему тем, что смогла пройти намеченный путь до конца.

Фигура все еще не двигалась. На миг Ауре пришло в голову, что это статуя. Блеклый свет убрал все краски. Она могла быть как из гранита, так и из плоти и крови.

Аура была уже на расстоянии пяти метров, когда человек поприветствовал её кивком головы. Длинное худое лицо показалось ей знакомым. Внутренний голос подсказывал, что это лицо ей знакомо, связано с какой-то тенью прошлого.

— Аура Инститорис, — сорвалось с сухих губ. — Мы не надеялись тебя здесь увидеть.

От этого голоса по спине Ауры пробежали мурашки. Во тьме блеснул вставной зуб из серебра.

— Де Дион! — хрипло вырвалось у неё.

Мадам де Дион, бывшая когда-то директрисой монастыря святого Иакова, приняла мужское обличие. Но в тот же миг Аура поняла, что в этом превращении не было ничего чудесного. Де Дион играл роль женщины с поразительным совершенством. Но это все-таки была игра, театр, клоунада. Мадам де Дион, монсеньер, как называли её ученицы, всегда была мужчиной, тамплиером, приспешником Лисандра.

И внезапно вернулся забытый ужас. Образы пронеслись в памяти Ауры. Первая встреча; боль, когда директриса рванула её за волосы и она упала на пол; жуткая ночь, когда она отдала Морганту новую жертву Прошлое всплыло в памяти и опутало Ауру липким страхом. Раньше она считала эти страхи давно забытыми, но сейчас ей пришлось убедиться в обратном.

— Отдай мне оружие, — потребовал де Дион скрипучим, хриплым голосом. Он тоже постарел, на его лице появилось еще больше морщин. Под белой рубашкой тамплиера вздымались костлявые плечи, напоминая изогнутый проволочный остов.

Аура подняла оружие, но не для того, чтобы последовать его приказу. Вместо этого она направила дуло на крест храмовника. Её рука дрожала. Аура молила Бога, чтобы де Дион не заметил этого.

— Ты дрожишь, — сказал тамплиер. — Ты не спустишь курок.

Де Дион все так же неподвижно стоял в островке света, тогда как Ауру окружала тьма. Она каждый миг ждала, что на неё нападут из темноты, схватят, опрокинут на землю.

Но никакого шума. Неужели де Дион один вышел к ней?

Ей все еще с трудом удавалось произносить слова, не говоря уж о целых предложениях.

— Я убью вас, — сказала она надтреснутым голосом. — Вы ведь знаете, что я на это способна.

— Ну и что? — его равнодушие не было наигранным. — Что это тебе даст?

— Радость мести. Может, успокоение.

— Но ведь это неважно для тебя, Аура. Я тебя знаю лучше, чем ты можешь себе даже представить.

Чем дольше он говорил, тем спокойнее она становилась. Звук его голоса немного ослаблял то ощущение сверхъестественного, которое пробудило его призрачное появление. Дрожь в руках Ауры утихла.

— Где моя сестра?

Де Дион, вероятно, заметил, что не стоило разговаривать с ней. Слишком уж хорошо было инсценировано его шокирующее появление, чтобы испортить его какими-то разговорами.

— Оружие, — коротко сказал он и вытянул руку.

Аура решительно покачала головой.

Едва заметная улыбка появилась на худом лице тамплиера. Затем он внезапно обернулся и вышел из света во тьму.

— Следуй за мной, — потребовал он.

Несколько мгновений Аура колебалась. Де Дион заманивал её в ловушку, в этом не было никаких сомнений, с другой стороны, если бы Моргант и Лисандр хотели её убить, они уже давно это сделали. А пойти вслед за тамплиером было единственной возможностью вновь увидеть Сильветту.

Она инстинктивно обогнула световой столб, в котором до этого стоял де Дион. Это было конечно глупо, но ей казалось, что его злобность, может быть, заразит её.

Черный силуэт торопливо шел впереди Ауры, отчетливо вырисовываясь только перед световыми столбами. Наконец, он приблизился к еще одной полосе света, и только когда Аура остановилась перед ней, то заметила, что это не был луч сверху, а щель между двумя высокими створками дверей, за которыми горел желтоватый свет.

Де Дион не стал стучать — его и Ауру уже давно ждали. Левая створка отворилась внутрь. Двое вооруженных мужчин в одеянии тамплиеров появились в свете настенных факелов. Оба окинули Ауру мрачным взглядом, но не сказали ни слова. На ремнях висели мечи, но в руках они держали ружья, которые резко контрастировали со средневековой атмосферой монастыря.

Де Дион молча покачал головой и дал жестом понять, чтобы они опустили оружие. Все еще не произнеся ни слова, он повел Ауру через зал, стены которого, как и коридор, были украшены грубыми рисунками. По одну сторону лежали две скомканные постели, очевидно, здесь ночевали охранники. Кроме того, возле вторых ворот, на другой стороне зала стоял простой деревянный стол и три стула. От открытого очага распространялось тепло, хотя пламя уже погасло и в золе были видны только маленькие, едва теплящиеся точки.

Аура не могла избавиться от ощущения, что для обычного помещения для охраны зал был слишком велик.

Де Дион открыл вторые ворота. Перед ними предстала огромная лестница. Ступени песчаного цвета трех-четырех метров в ширину, спиралью закручивались вверх. Не было видно ни души.

— Куда ведет эта лестница? — спросила Аура с едва скрываемой дрожью в голосе.

— Разве ты не догадалась? — произнес де Дион. Тонкая улыбка разделила его череп на две части, будто удар меча.

Аура не ответила. Она действительно ни о чем не догадывалась. Единственное, что она постепенно поняла, это то, что в конце пути ее ожидает совсем не то, что она себе представляла.

— Иди наверх, — сказал тамплиер. — Если хочешь, можешь взять с собой оружие.

— А дверь? Вы закроете ее за мной?

— Конечно. Зачем же я по-твоему здесь?

Она не совсем поняла, что он имел в виду, но в данный момент ей было все равно. Аура крепче схватила свой револьвер, приободрилась и начала подъем.

В первый раз за все эти годы она снова почувствовала боль на внутренней стороне бедер. Она так и не сняла остальных колец.

Дверь за ней захлопнулась с оглушительным звуком. В пазу заскрипела щеколда. Но шаги тамплиера не удалялись. Внутренним взором Аура видела его перед собой, молчаливого, прислушивающегося к звукам за дверью.

* * *

Кладбищенский остров был самым восточным из пяти маленьких островков, окружающих замок Инститорис. Ранним утром весельные лодки пристали к скалистым берегам острова под покровом темноты и черных дождевых облаков, укрывших луну и звезды. Волнение на море усилилось, брызги и пена насквозь промочили одежду девяти человек, и все жутко замерзли. То, что они вообще добрались до острова, было заслугой Джиллиана и Бернардо, которые возглавили команду гребцов, подгоняя их то бодрыми словами, то строгостью.

Гроссмейстер Ласкари выглядел таким же несчастным, как и его старшие братья-тамплиеры. Он тоже не верил, что ему придется еще раз в жизни подвергать себя подобным неудобствам. Непрекращающийся дождь бил по лицу, лишая последних остатков героизма, к которому старые рыцари устало и неохотно призывали себя.

Джиллиан прекрасно знал, каково сейчас его спутникам. Все они, за исключением Бернардо, стремились к одному: к спокойной старости и уюту. Жуткая погода и сомнительный исход предпринятого ими путешествия были конечными звеньями в этой цепи уныния и мрачных предчувствий.

На невидимой из замка стороне кладбищенского острова они вытащили обе лодки на берег и оттащили их как можно дальше, а Ласкари произнес молитву, чтобы прибой не нанес им ущерба.

Согнувшись, они направились вдоль горного хребта, который, словно край вулкана, огибал центр острова. Дождь и тьма скрывали от взглядов поле могил, в центре которого находился семейный склеп. Пара местных жителей рассказала Бернардо о подземном ходе в замок. Рыцарь не знал, известно ли было о нем и Морганту, и они предпочли приготовиться к худшему. В соответствии с этими соображениями они стали осторожно приближаться к склепу.

Все девять братьев были одеты в белые накидки тамплиеров и брюки из прочной кожи. По мнению Джиллиана брюки ограничивали свободу движений. Он надел их только в качестве защиты от ударов ножа или выстрелов. Под рубашками на братьях были надеты кожаные нагрудные панцири, перетянутые проволокой. На поясе каждого висел легкий меч, и у всех были стальные жабо. Некоторые из братьев даже надели полуоткрытые шлемы. За исключением Ласкари, который резко возражал против современного оружия, у каждого из них был револьвер, многие держали его в руках наготове.

Джиллиан и Ласкари возглавляли движение, позади шел Бернардо. Они молча пробирались между скалами и надгробными камнями и наконец-то добрались до склепа. Дверь была когда-то выбита; её кое-как поправили, забив только лишь несколькими досками. Бернардо прошел между Джиллианом и магистром и с силой ударил своим широким плечом в дверь. Два удара — и доски подались.

Все девять человек поспешно устремились внутрь круглого помещения. Вздохнув, они откинули назад свои капюшоны, и вытерли с лиц капли дождя и пота. Джиллиан зажег факел, но не стал смотреть на унылые, исполненные отчаяния лица братьев, а перевел свой взгляд на Бернардо, который с усердием принялся за люк в центре склепа. Снизу, видимо, был повешен навесной замок, но он недолго сопротивлялся крепкому тамплиеру. Почти сразу же все по очереди спустились в глубину.

Послышалось несколько выдающих отвращение звуков, когда тамплиеры заметили свисающие с потолка туннеля скелеты. На Джиллиана это не произвело большого впечатления, и он настойчиво принялся искать проход через этот хаос. Ласкари и Бернардо были первыми, кто последовал за ним, затем к ним присоединились и остальные.

У одного из рыцарей под накидкой был спрятан арбалет. Джиллиан подозвал этого человека к себе и попросил сделать один выстрел вперед, в темноту. Они услышали, как далеко впереди от камня отскочила стрела, но больше никаких звуков: туннель был пуст.

Через несколько минут мерцающий свет факела Джиллиана упал на грубо сделанные ступени, что вели в маленькую капеллу. Джиллиан сунул свой револьвер за пояс — он никогда не ценил огнестрельного оружия, хотя и не возводил это в принцип, как Ласкари — и вытащил оттуда длинный стилет. Когда он был наемным убийцей у Лисандра, то вообще отрицал всякое оружие и пользовался только голыми руками. Но здесь, учитывая превосходящие силы противника, без огнестрельного оружия вряд ли обойдешься.

Некоторые тамплиеры перекрестились, увидев алтарь. Джиллиан осторожно вытянул руку, прислонил ладонь к дереву на входе в капеллу и дал понять остальным, чтобы они не двигались и молчали. Он не чувствовал ничего. Никакой вибрации, никакого движения в коридоре снаружи.

Он тихо отворил дверь и выглянул в коридор. От одинокой газовой лампы падал тусклый свет. Вокруг ни одной живой души. Джиллиан погасил факел в сосуде со святой водой, что привлекло к нему возмущенные взгляды остальных. Не обращая на это внимания, он сделал знак следовать за ним.

Снаружи они разделились на три группы. Джиллиан, Бернардо и брат Джакомо взяли на себя путь на чердак; там они надеялись встретиться с Моргантом. Вторая группа, к которой принадлежал Ласкари, должна была узнать, охраняется ли замок снаружи. Коридоры и лестницы в это время должна была проверять третья группа.

Благодаря своим тайным визитам, Джиллиан хорошо знал расположение замка, и в последний раз освежил его в памяти, когда забирал отсюда Гиана и Тесс. Поэтому он без всякого труда нашел путь наверх. Но затем эта легкость чуть не стоила ему жизни. Тех двоих, которые охраняли проход к чердаку, он заметил слишком поздно. Они разговаривали шепотом, прислонившись к стене напротив узкого прохода, который вел к ступеням, оканчивающимся дверью с пеликаньим рельефом. Единственная газовая лампа освещала охранников со спины — два черных силуэта во мраке коридора.

Джиллиан первым вошел в коридор. Заметив стражников, он хотел отпрыгнуть назад, но снизу в его спину ударился Бернардо, и Джиллиан спотыкаясь полетел вперед. Головы обоих стражников моментально повернулись на звук, один выругался. Уже через долю секунды грянули два выстрела, и прошли мимо Джиллиана и Бернардо всего в нескольких миллиметрах. Брат Джакомо укрылся за углом. Раздался еще один выстрел. Бернардо издал хрипящий звук. У Джиллиана не было времени думать о том, что случилось, вместо этого он кувыркнулся по полу, присел и скользящим движением бросил стилет. Как стальная молния он устремился к одному из стражников. Из-за тусклого света Джиллиан не смог увидеть, куда он попал. Стражник осел и остался неподвижно лежать на полу.

Джиллиан хотел было достать свой револьвер, но второй страж опередил его. Пламя выстрелов дважды вспыхнуло в стенах коридора. Джиллиан увернулся от обеих пуль благодаря Бернардо, который бросился на него сзади и погреб его под массой своего тела. Бернардо глухо вскрикнул, когда в него попали. Но тогда из-за угла выскочил Джакомо, прицелился из своего револьвера и уложил стрелка одним единственным точным выстрелом.

Бернардо стонал от боли. Первая пуля только зацепила его бедро, но вторая попала между ребер. Джиллиан осторожно высвободился и заботливо склонился над другом. Взгляд Бернардо был ясен, но губы дрожали, бессильно пытаясь что-то сказать. Джиллиан держал его руку, беспомощно и вместе с тем ободряюще сжимая её и осматривая тем временем ранение.

Он все еще заботливо осматривал его рану, когда брат Джакомо сиплым голосом сказал ему:

— Он умер.

— Вздор! — раздраженно ответил Джиллиан, но, когда взглянул в глаза Бернардо, понял, что это правда.

Когда он с помощью Джакомо нес мертвого друга в одну из комнат, ему казалось, что коридор медленно пульсирует: становится то уже, то шире. Сложили руки Бернардо на груди и перекрестили тело. Джакомо произнес тихую молитву. Они знали, выстрелы наверняка подняли всех находящихся в замке людей Морганта, но время для благословения еще осталось. Бернардо спас жизнь Джиллиану, и он должен ему намного больше, чем просто поспешную молитву.

Из глубины здания раздались крики и топот ног. Джиллиан и Джакомо простились с Бернардо и бросились к ступеням, которые охраняли стражи.

Они едва успели добраться до прохода, как четыре темные тени выскочили им навстречу из коридора. Эти люди также были одеты в черные брючные костюмы и вооружены древними мечами тамплиеров и короткоствольным оружием. Двое из них открыли огонь, а те, что оставались сзади них, обнажили клинки.

Дверь на лестницу была сорвана с петель. Кто-то уже ворвался туда силой. Джиллиан и Джакомо прыгнули внутрь. Там царила тьма.

— Поднимайся по лестнице, — тихо сказал Джиллиан своему спутнику, — и поднимай как можно больше шума!

На секунду Джакомо озадаченно уставился на него, затем все понял. Широкими шагами он добрался до лестницы и, громко стуча, начал подниматься по ступеням.

Тем временем Джиллиан, вытащив меч и держа револьвер наготове, притаился за дверной рамой. Всего через несколько секунд в проходе появился первый приспешник Морганта. На лестничной площадке свет не горел, и тот вслепую стал целиться в верхнюю ступень, туда, откуда раздавались шаги Джакомо. Прежде чем он смог нажать на курок, Джиллиан вонзил в него меч. Вскрикнув, воин упал. Теперь последующие были предупреждены. Несмотря на это, Джиллиану все же удалось уложить еще одного противника выстрелом в грудь. Остальные где-то притаились.

Раздался треск, когда Джакомо всей своей массой налег на дверь, ведущую на чердак.

— Она заперта! — крикнул он сверху.

— Попробуй взломать её! — ответил Джиллиан. Если дверь не подастся, они окажутся в ловушке. Он не мог подняться, чтобы помочь Джакомо, а должен стоять здесь, ждать и защищать проход изнутри.

Джиллиан быстро вытащил меч из тела умирающего врага, который на миг протянул к нему свою дрожащую руку, пока она безжизненно не упала на пол.

Постепенно к Джиллиану стали возвращаться его старые навыки.

— Я поднимаюсь! — крикнул он Джакомо, который все еще пытался высадить запертую дверь чердака.

Воины Морганта, казалось, поверили словам Джиллиана. Он услышал, как шуршит их одежда, как они подкрадываются ближе к двери. Он бесшумно присел и повернулся спиной к коридору, затем стремительно оттолкнулся и, мягко спружинив, перелетел через коридор. Упав на спину, он начал стрелять не целясь в том направлении, где должен был находиться противник. Первая пуля попала одному из врагов в ногу, он с криком споткнулся и тем самым дал Джиллиану время еще раз взвести курок. Второй выстрел был точным — смертельным.

Джиллиан выронил револьвер и вскочил, при этом едва не попав под вращающийся клинок своего противника. Ему как раз удалось укрыться от него, и обнажить свой меч. Вражеский клинок вонзился в стену в миллиметре от его головы. Пока Джиллиан не лучшим образом парировал следующий искусный выпад, он заметил кровь на оружии своего врага. Его будто током поразила догадка. Люди Морганта, должно быть, наткнулись на одну из двух групп Нового ордена. Кровь убедительно показывала, каким был исход этой встречи.

Но у Джиллиана не было времени горевать об этом. Его противник необычайно искусно владел мечом. Ряд ловких выпадов не давал гермафродиту времени нанести удар. К тому же, в любой момент могли появиться еще четверо сподвижников Морганта.

Сила новых ударов отбросила Джиллиана назад, и он ударился головой о стену. Яркие точки запрыгали в глазах, сверкающая пелена отняла зрение. Его охватил страх, все кончено.

Но последнего, смертельного удара не последовало. Джиллиан смутно различил, как что-то, развернувшись, стукнулось об пол. Чья-то рука схватила его и потащила за собой. Когда взгляд прояснился, он увидел, что это Джакомо. В одной руке он держал револьвер. Противник Джиллиана лежал на полу: пуля раскроила ему затылок.

— Вставай, нам нужно идти! — крикнул Джакомо, и с этими словами потащил его к дверям.

Гермафродит с трудом поднялся.

— Как… тебе удалось?

— Господь сподобил, — на морщинистом лице Джакомо появилась улыбка. Свободной рукой он потер ноющее плечо. — Дверь на чердак открыта.

* * *

Аура не торопясь поднималась по каменной винтовой лестнице. Револьвер со взведенным курком, который она держала в руке, не приносил ощутимого спокойствия, наоборот: он только еще болезненнее напоминал ей о положении, в котором она оказалась, об опасности и риске.

Широкие ступени вели только наверх. Не было ни промежуточных площадок между этажами, ни самих этажей. Стены без окон сделаны из того же желтоватого камня, что и ступени, отдельные блоки очень грубо отесаны, будто семь сотен лет назад это здание возводили впопыхах, на скорую руку.

Аура знала, что цифре «7» издавна приписывают магическую и алхимическую силу, и в первый раз спросила себя, было ли простой случайностью, что эта цифра то и дело влияла на её жизнь. Семь сотен лет прошло со времени первого упадка ордена тамплиеров, семь лет с момента начала борьбы Ауры против Лисандра — те самые семь лет, которые потребовались траве Гильгамеша, чтобы войти в полную силу.

Откуда-то сверху до неё донесся неясный звук. Шорох ткани. Аура остановилась. Ей стало трудно дышать. Она собрала все свое мужество, прижалась спиной к внешней стене и направила револьвер вверх.

Факел, который горел на стене у основания лестницы, остался внизу; вверх пробивались только слабые отблески огня. Но сейчас темнота становилась светлее благодаря приближающемуся мерцанию. Слабый трепещущий свет отбрасывал на стену тень: сначала это был только бесформенный призрак, который, приближаясь, приобретал черты какой-то фигуры. Вдруг послышался звук легких шагов. Затем робкий женский голос спросил:

— Де Дион? Это вы?

Рука, держащая свечу, появилась из-за изгиба лестницы, за ней последовала стройная рука. Белое платье. Длинные, вьющиеся волосы, когда-то крашенные, светлые у корней, темные на концах. Узкое, хрупкое лицо. Темные круги под светло-голубыми глазами.

— Сильветта? — осторожно спросила Аура, а потом, когда заметила искру узнавания в глазах молодой девушки, повторила еще раз ее имя.

Она опустила оружие, прыжком одолела разделявшее их расстояние и заключила свою сестру в объятия. На мгновение Сильветта оцепенела от страха, но затем выронила свечу и ответила сестре, радуясь, смеясь и плача одновременно. У Ауры тоже слезы лились из глаз. Она полминуты не могла думать ни о чем другом, только о том, что она наконец-то снова нашла Сильветту. Она не думала о том, где они находятся, не думала о де Дионе и о том, что произошло до этого. Она ощущала, что Сильветта в ее руках, слышала звонкий смех, такой легкий, такой восторженный, и все остальное в этот момент потеряло для нее значение.

Наконец, они разомкнули объятия и посмотрели друг другу в лицо. Во взгляде Сильветты сквозила робость и беспомощность, ее щеки запали, под глазами темнели круги, но все же это была Сильветта, каждой жилкой, каждым движением, каждым звуком! Даже её детская улыбка осталась прежней.

— Что ты… — сбивчиво проговорила Сильветта, — что ты здесь делаешь?

Путаница из слов, всевозможных объяснений, уверений, даже извинений бушевала в голове у Ауры. Но когда она снова обрела дар речи, она только сказала:

— Я заберу тебя домой.

— До… домой?

Дрожащим голосом Аура сказала:

— В замок. К Тесс. К маме.

Печальная улыбка играла в уголках рта Сильветты. В первый раз Аура заметила, что он напоминает ей либо наполовину раскрывшийся, либо наполовину увядший розовый бутон.

— Мама, — с тоской повторила Сильветта. — Как она?

Ауре тяжело было найти ответ на этот вопрос.

— Скучает по тебе.

— А Нестор? — она не сказала «папа».

«Ей все известно», — подумала Аура.

— Он умер. Уже давно.

Вдруг Сильветта посмотрела мимо Ауры.

— Где де Дион? — спросила она, и голос её звучал при этом глухо и испуганно. — Ты его видела?

Аура медленно кивнула.

— Он внизу.

Сильветта посмотрела на неё, настойчиво ища в глазах Ауры что-то, чего не смогла найти, может быть, отблеск какой-то надежды, от которой ей бы стало легче на сердце. Затем она наконец-то заговорила, но голос её словно одеревенел.

— Тогда ты тоже его узница.

Аура постаралась скрыть свое отчаяние.

— Мы как-нибудь найдем выход отсюда, — и с бесцветной улыбкой она добавила:

— Мы ведь теперь вдвоем, не забывай.

— Втроем, — сказала Сильветта.

— Тем лучше.

Сильветта повернулась и подняла с пола свечу: она еще горела.

— Пойдем наверх. Там есть сухие фрукты, если ты голодна.

Аура, конечно, хотела есть, но ей не хотелось сейчас думать о еде. Они должны строить планы, приводить мысли в порядок, собирать идеи — лишь бы сбежать отсюда.

Через тридцать-сорок ступеней они дошли до верхнего конца лестницы. Им открылся коридор метров пяти в ширину, освещенный множеством свечей. Они стояли повсюду, образуя разнообразные узоры. Их, должно быть, десятки, и их света хватало до другого конца коридора. Метрах в пятнадцати от края лестницы находилось круглое отверстие, напоминающее по размеру отверстия в колодцах, сквозь которое падал серый дневной свет. По пути туда расстояние между стенами уменьшалось.

Взгляд Ауры еще раз скользнул по рядам свечей справа и слева по коридору. На миг ей показалось, что они выставлены в форме каких-то букв, но затем видение исчезло, и она увидела узоры, некоторые заостренные, некоторые закругленные.

— Это… очень красиво, — запинаясь, сказала она, но боялась, что это прозвучало не очень убедительно.

Но лицо Сильветты просветлело, она обрадовалась похвале.

— Знаешь, тут мало чем можно заняться, чтобы убить время. — Она произнесла эти слова немного стыдливо, из чего Аура сделала вывод, что следует еще раз выразить свой восторг.

— Нет, правда, — сказала она, — это просто чудо. Откуда ты берешь все эти свечи?

— Свечи — это единственное, что у нас всегда в достатке. Де Дион приносит нам их ящиками. Это здание когда-то было монастырем. И в свое время здесь, вероятно, разгрузили целый корабль свечей. — Она улыбнулась, почти как раньше. — Думаю, их хватит еще на пару сотен лет.

Она продолжила путь и повела Ауру вниз по проходу, к отверстиям в потолке и полу. Свечи распространяли приятное тепло. Но чем ближе они подходили к обеим дырам, тем холоднее становилось. Аура обнаружила, что отверстия отмечали перекресток, справа и слева отходили проходы.

Аура нерешительно наклонилась над краем отверстия, глянула вниз, в глубину Поручней не было, не было ничего, за что можно было бы держаться, и холодным дождем окатил страх: тело может обрести самостоятельность и прыгнуть вниз против её воли. Почти в панике она отошла на шаг назад.

Аура давно поняла, где они находятся. Еще с горы она заметила крестообразные мосты над двором монастыря, но стоять сейчас внутри, в середине обоих коридоров, которые пересекались над двором, было довольно страшно. Двор утопал в темноте.

— А где еще один узник, о котором ты говорила? — спросила Аура. — И где прячется Лисандр?

Сильветта все еще несла наполовину обгоревшую свечу, хотя здесь было достаточно светло. Она слегка наклонила голову, взглянула на Ауру и задумалась над ответом.

Но кто-то другой опередил её.

— Здесь и здесь, — произнес голос из правого ответвления. Там не горела ни одна свеча, а света от перекрестка хватало лишь на несколько шагов вглубь. Тьма заволновалась, как тихая вода, в которую упал камень. Из тени сложились очертания. Кто-то выступил из тьмы и оказался на краю освещенного коридора.

Аура стремительно обернулась и отступила назад и влево, так что отверстие в полу оказалось между ней и этим человеком. Она выхватила револьвер и прицелилась в темноту.

Сильветта уставилась на неё, широко раскрыв глаза.

— Что ты делаешь? — испуганно спросила она и указала свечой на оружие.

Мужчина подходил все ближе и остановился только в двух шагах от отверстия. Пробивавшийся снаружи свет накладывал тени на его лицо, а слева и справа падал желтоватый отблеск свечей.

И все было совсем по-другому, не так, как представляла себе Аура.

Лисандр был болен, она видела это, несмотря на странное освещение. Это не был светящийся юнец, который благодаря алхимии сохранял свою силу и привлекательность в течение столетий. Его тело было слабым и слегка согнутым от старческой немощи. Он устало опирался на палку, но его лицо, даже изможденное и серое, казалось, принадлежит мужчине не старше сорока. Щеки были будто полыми, но это могло быть просто игрой света, кожа блестела и мерцала, создавая ощущение призрачности. Благодаря этому казалось, что это не сам Лисандр, а его восковое изображение. Волосы были русыми, с легкой проседью. Очевидно, он уже много лет не стригся: они доставали ему до плеч, но были аккуратно причесаны. Глаза были слишком большими, чтобы оставаться привлекательными, словно кожа вокруг них отодвинулась на несколько миллиметров. Он не казался ни высокомерным, ни злобным, он даже не казался хитрым, но это могло быть всего лишь иллюзией.

— Ты искала меня, Аура Инститорис, — тихо сказал он, — и вот я здесь. Даже грустно, не так ли?

Его вид мог и не соответствовать тому, что она ожидала, но её ненависть, гнев, отвращение к нему были непоколебимы. Она чувствовала холод револьвера в своей руке, наслаждалась этим чувством. Аура пришла сюда, чтобы уничтожить его — это желание было таким же сильным, как и желание освободить Сильветту — и она не посмотрит на его немощь и болезненное лицо.

Но затем она снова увидела страх в глазах Сильветты и совсем растерялась: это был страх перед ней, Аурой, а не перед Лисандром.

Взгляд Ауры метнулся к алхимику, который стоял в нескольких шагах от неё, по ту сторону пропасти.

— Что вы сделали с моей сестрой? — горько спросила она. Каждое последующее слово давалось ей с большим трудом, чем предыдущее. В ней все было направлено на то, чтобы убить его, а не разговаривать с ним.

— Почему ты спрашиваешь меня? Спроси свою сестру, если ищешь ответ на этот вопрос, — проскрипел старик.

Сильветта сделала шаг по направлению к Ауре и умоляюще протянула к ней свободную руку. На миг Аура испугалась, что Сильветта попытается отнять у неё оружие, но та даже не пошевелилась. Вместо этого в её глазах снова появились слезы.

— Зачем ты пришла, Аура? Только чтобы сделать больно моему отцу?

— Он заслужил свою смерть. Масса людей умерла, чтобы дать ему жизнь, — это было все, что пришло ей на ум.

— Это правда, — перебил её Лисандр. — Я заслужил смерть, и когда она придет, я радостно протяну ей навстречу руку и поприветствую как старого врага, с которым наконец-то будет заключен мир.

Сильветта попеременно смотрела то на Ауру, то на Лисандра. Непонимание вспыхивало в её взгляде. Горячий воск стекал по её пальцам, но она, казалось, не замечала его.

— Почему вы оба говорите о смерти? — сейчас она снова говорила как ребенок. — И почему Аура направила на тебя револьвер, отец?

— Сильветта, сокровище мое, — сказал он, — твоя сестра думает, что у неё есть веская причина, чтобы убить меня.

Аура усмехнулась безрадостной, исполненной боли улыбкой.

— У меня больше причин, чем я могу сосчитать. Вы виноваты в смерти моего брата Даниэля. Джиллиан, отец моего сына, умер, потому что вы этого захотели, и со мной произошло бы то же самое, не нарушь Джиллиан ваш приказ. На вас смерть моего отца и смерть старого мастера, делавшего искусственные глаза в Париже, — она замолчала и тихим шепотом добавила: — Кристофер тоже мертв. — Уже сдержанней она спросила: — Достаточно ли веские это причины, Лисандр?

Сильветта опередила его.

— Кристофер умер?

— Лежит снаружи, перед монастырем. Он был бы сейчас с нами, если бы твой отец не решил иначе.

Эта новость, казалось, глубоко задела Сильветту. Несколько секунд никто не произносил ни слова, даже Лисандр не пытался защитить себя.

В конце концов, нежный голос Сильветты снова нарушил молчание.

— Это был Моргант, — сказала она и твердо взглянула в глаза Ауре. — Всегда и везде только Моргант.

— Что это значит?

— Что я виноват, — сказал Лисандр, — даже очень виноват, но не в том, в чем ты меня обвиняешь. Голос, который ты тогда слышала в Вене, человек, который отдал Джиллиану приказ и письмо от моего имени — это Моргант. И он также был тем, по чьему приказу происходили все эти убийства.

— И я должна в это поверить? — спусковой крючок притягивал пальцы Ауры, как магнит. То, что Лисандр пытался свалить всю вину на другого, только усилило её презрение к нему.

— Ты должна поверить ему, — умоляла Сильветта; она пыталась пробить тот барьер, который возвела вокруг себя Аура. — То, что он говорит, правда.

— Он лгал тебе, — настаивала Аура. — Я не знаю, что он с тобой сделал, но ты, очевидно, больше не можешь видеть вещи такими, какие они есть. — Затем ей пришла в голову одна мысль. — Это из-за Тесс? Ты поэтому на его стороне?

— Как она? — обеспокоено спросила Сильветта.

— В любом случае, лучше, чем мы с тобой.

Лисандр подошел еще на шаг ближе. Конец его палки звонко стучал о каменный пол. Тени на лице переместились, стали длиннее, темнее.

— Тесс действительно моя дочь, — серьезно сказал он, — и я люблю её так же, как и Сильветту. То, что произошло, произошло не по моей воле. Это был…

— Моргант, кто же еще, — саркастично заметила Аура.

— Я понимаю твой гнев, Аура, — почти умоляющим тоном произнес старик, — но, поверь мне, он направлен не на того.

— Ложь не станет правдивее, если её повторить сотни раз.

Выражение лица Сильветты должно было предупредить Ауру, но она поняла это слишком поздно. Внезапно её сестра размахнулась и со всей силы кинула свечу ей в лицо. Она попала Ауре под левый глаз, облила ее горячим воском. Девушка вскрикнула, пошатнулась и нажала на курок.

Пустой щелчок. Никакой вспышки. Никакой пули.

Все трое уставились на оружие. Никто не произнес ни слова. Аура прижала руку к ушибленному глазу, но в действительности почти не почувствовала боли. Она выстрелила еще раз, на этот раз в отверстие в полу. Ничего — только металлический щелчок.

Сваны продали ей пустые патроны. Все было спланировано с самого начала. Де Дион должен был знать об этом. Только поэтому он позволил ей оставить оружие.

С проклятиями Аура швырнула револьвер вниз. Быстро, без единого звука он исчез в темной пропасти. Затем посмотрела на Сильветту, грустно, разочарованно, но не произнесла ни слова упрека.

Сильветта постаралась выдержать взгляд сестры, но это не вполне ей удалось.

— Он мой отец, — глухо сказала она, — и он заслужил, чтобы ты выслушала его.

Аура резко выдохнула, закрыв на секунду глаза и не видя несколько секунд ничего, кроме пестрой сумятицы подергивающихся красок. Затем снова посмотрела на Лисандра. Все трое стояли теперь вокруг отверстия, не дальше, чем в шаге от манящей глубины.

— Хорошо, — тихо сказала Аура, — я слушаю.

* * *

Пуст ли был чердак на самом деле, нельзя было сказать с полной уверенностью. По крайней мере, создавалось такое впечатление.

— Здесь никого нет, — сказал Джакомо, но то, что он произнес эти слова шепотом, показывало, что он не верит своим словам. Ему было шестьдесят, но сейчас он выглядел лет на десять старше.

Джиллиан скользнул взглядом по тропическим зарослям. Может быть, кто-то скрывался за ними. По крайней мере, в лаборатории никого не было. Дверь в библиотеку Нестора была открыта, а там ведь тоже есть, где спрятаться. Но после всего, что он слышал о Морганте, он не считал его тем человеком, который скрывался бы от своих противников по темным углам. Так где же алхимик, и что, черт побери, он задумал?

— Может нам разделиться и… — начал Джакомо, но Джиллиан прервал его на полуслове, резко покачав головой.

— Мы останемся вместе, — решил он. Поскольку в библиотеке не было второго выхода, они решили вначале исследовать заросли, но это оказалось намного сложнее, чем они предполагали. Даже грядку в центре сада, поросшую высокими сорняками, пришлось проверять шаг за шагом. Теперь уже невозможно было понять, что здесь когда-то было посажено или посеяно, все забила дикая трава, крапива и одуванчик.

Когда они убедились, что Моргант не прячется где-либо в зарослях, то принялись обыскивать библиотеку. Но и среди старых пыльных полок не обнаружили ни души. Некоторые книги были небрежно брошены на пол: они лежали там, как мертвые птицы с распростертыми крыльями.

Наконец, они вернулись в сад. Над стеклянной крышей начинался день. Джиллиан не знал, как долго они с Джакомо пробыли здесь, это могло занять как двадцать минут, так и два часа. Тот факт, что остальные приспешники алхимика не появились, вселял в него надежду. Может, хотя бы отряду Ласкари улыбнулась удача. Может, магистр уже давно обнаружил Морганта, а они только теряют свое время здесь, наверху.

— Пойдем, — сказал он и повернулся к двери. Джакомо был искренне рад такому предложению. Несмотря на свой возраст и усталость, ему было немного стыдно за то, что он предоставил остальных рыцарей самим себе.

На тот случай, если люди Морганта все еще живы, они пошли не той дорогой, по которой пришли, а спустились на первый этаж по западной лестнице. На этой лестнице они обнаружили трех своих братьев, убитых мечами противников, с вывихнутыми конечностями и искаженными лицами. Один из них свешивался с перил, второй лежал на ступенях, голова была почти отделена от тела, третий упал в лестничный пролет.

Джакомо настаивал на том, чтобы сложить трупы на ровной поверхности и дать им последнее благословение. Джиллиан хотел было согласиться с ним, но ему не нравилась тишина, которая пронизывала замок снизу доверху: нигде ничего не двигалось, ни за одной дверью, ни в одном из длинных мрачных коридоров. Тишина была пугающей, призрачной. Джакомо заметил состояние Джиллиана и предложил ему в одиночку продолжить поиски группы Ласкари — он догонит его, как только отдаст последний долг своим мертвым братьям. Что-то внутри Джиллиана сопротивлялось такому решению, но, в конце концов, он поддался и оставил Джакомо.

Немного погодя он обнаружил еще трех братьев снаружи, за кипарисовой рощей. Ласкари лежал с кровоточащей раной на ноге на краю маленькой бухты. Он, похоже, испытывал страшную боль, но все же был в сознании. Второй брат склонился над ним и старался перевязать ему ногу. Третий член группы был мертв: его голова плавала в воде рядом с телом одного из людей Морганта. Еще трое приспешников алхимика не подавали признаков жизни между бухтой и первыми кипарисами.

Ласкари увидел выходящего из тени деревьев Джиллиана.

— Мы победили, — прохрипел великий магистр тамплиеров с перекошенным от боли лицом. — Это была честная битва.

— В этом я не сомневаюсь, — Джиллиан присел рядом с ним на корточки и склонился над раной. Вблизи она выглядела еще хуже.

— Он потерял много крови, — сказал тамплиер, сидящий рядом с магистром, — но, думаю, выживет, если в течение одного-двух часов о нем позаботится врач.

Джиллиан мрачно кивнул.

— Возьми одну из лодок и отвези его на континент. В деревне ты найдешь помощь, которая ему необходима.

— Нет, — с трудом произнес Ласкари бескровными губами. — Моргант все еще где-то на острове.

— Пусть это будет моей заботой, брат, — мягко сказал Джиллиан.

— Нет, — еще раз возразил Ласкари, но его слов уже почти нельзя было разобрать. — Я должен…

— Ты должен выжить, брат, больше ничего, — сказал Джиллиан, поднялся и повернулся к другому тамплиеру. — Быстро вези его на континент, иначе орден умрет вместе со своим гроссмейстером.

В тот же миг позади них послышались шаги. Джиллиан стремительно обернулся, готовый отдать свою жизнь за Ласкари.

Но человеком, вышедшим из кипарисовой рощи, оказался Джакомо. Он сразу же понял, что произошло.

— Поезжай с ними, — попросил Джиллиан. — Великому магистру нужна помощь.

Джакомо молча кивнул, и на этот раз Ласкари не возражал, ибо потерял сознание.

Немного погодя все трое отчалили с острова. Ласкари сидел на дне лодки, закрыв глаза и прислонившись спиной к корме, в то время как остальные налегали на весла. Джиллиан подождал, пока ялик минует каменных львов в начале бухты, затем повернулся и быстрым шагом направился назад в замок.

Для начала он обыскал покои Шарлоты. Они оказались пустыми, и это подтвердило его предположения.

Теперь он знал, где можно найти Морганта.

* * *

Голос Лисандра становился слабее с каждой минутой. Казалось, воспоминания отнимают у него остатки сил. Он пространно описал обстоятельства своей встречи с Моргантом, не умолчав при этом о тех преступлениях, которые совершал по заказу рыцаря-тамплиера.

Отвращение Ауры возросло, когда она услышала обо всех тех девушках, которых Лисандр привел своему господину. Вместе с тем, столетия стирали ужас этих поступков.

— Моргант обманул меня, — устало рассказывал Лисандр. — Еще тогда, во время нашей первой встречи, он утверждал, что нашел эликсир жизни, и что только необходимо освежать его действие. Но правда была в том, что Моргант был так же смертен, как я, как Нестор, как все остальные. Только спустя много лет после того, как он взял меня своим помощником, он узнал тайну настоящего эликсира. Другие тоже пытались постичь её, но их усилия были напрасны. Не знаю, как Морганту удалось раскрыть тайну, не знаю даже, когда точно это произошло, но так или иначе это свершилось.

Погрузившись в собственные мысли, Лисандр покачал головой, тихо постукивая палкой по краю отверстия в полу.

— Все дело было не в консистенции крови, как долгое время предполагал Моргант, и даже не в том, какого пола была жертва — в действительности, все дело в происхождении. Кровь была наиважнейшими компонентом, но это должна была быть особенная кровь, — он поднял голову и взглянул Ауре в глаза. — Правила алхимии — или в этом случае лучше сказать, магии? — непредсказуемы. Это были многолетние эксперименты, которые когда-то навели Морганта на правильный след. Все те девушки, которым предстояло умереть, были всего лишь маленькими шагами на пути к решению.

— Какому решению? — тихо спросила Аура, уже догадываясь об ответе.

— Это должна была быть кровь собственной дочери. Только собственной дочери. Цепь смерти собственной крови и плоти, которая тянется сквозь столетия. Моргант сделал это, и я тоже. И твой отец, Аура. Нестор узнал это задолго до меня, еще когда украл все заметки об исследованиях Морганта и исчез. Алхимик зачинает ребенка со своей собственной дочерью. Но до этого она должна оставаться девственницей, а ребенок, которого она родит, должен быть опять-таки девочкой, чтобы продолжить эту цепь. Когда-нибудь и эта девочка родит девочку и та снова девочку и так далее. И всегда алхимик должен быть отцом.

— А матерей после родов убивали, — Аура была вне себя от этой жестокости и мерзости.

— Да, — подтвердил Лисандр. — Их кровь — это самая важная составляющая, источник чудодейственного снадобья, основа эликсира. В их крови заключена тайна вечной жизни.

Аура почувствовала, как шок усыпляет её. Она стала совершенно спокойной, совершенно расслабленной. Она внимательно слушала и пыталась осмыслить, проникнуться и даже найти оправдание.

Лисандр обеими руками опирался на палку. Из пропасти дул ветер и играл с его длинными волосами, как вихрем из паутины.

— Мы все породили поколения дочерей и с ними — опять-таки дочерей. Если рождались дети мужского пола, они были обречены на смерть, и эксперимент начинался сначала. Иногда это было просто делом случая. Я стал таким же, как и Моргант, после того как однажды узнал о такой возможности. Я порождал и убивал. Десятки раз в каждом поколении, и я стал бессмертным, так же, как Моргант, так же, как Нестор.

— Пока вы не разбили цепь.

— Да, с Шарлотой. Сильветта первая из моих дочерей, которая родилась не от инцеста, и мать которой не была моей дочерью. Я хочу быть честен с тобой, Аура, твоей сестре я уже давно признался в этом: я соблазнил Шарлоту, чтобы унизить Нестора. На протяжении столетий мы с Моргантом искали его, и когда, наконец, нашли, он был главой семьи, владельцем замка. Раньше сказали бы, благородный дворянин. Нас охватила черная зависть. Мы сами были монахами, рыцарями-тамплиерами, пусть даже и отошедшими от веры, и всегда считали, что только под покровом ордена, в одиноких монастырях и отдаленных обителях, вдали от шума мирской суеты, в атмосфере полной таинственности, бедности и учении мы могли воплощать в жизнь наши намерения. У нас были наши дочери, но никогда не было семьи, уюта, гармонии. И затем мы снова свиделись с Нестором, и образ его жизни наглядно опроверг все, во что мы верили. Он не терял времени, подаренного ему эликсиром. Он владел богатствами, несметными богатствами, был светским человеком, вхожим в высшее общество, сердцеедом. Все его любили, мужчины и женщины, — Лисандр рассмеялся с горькой издевкой. — Нестор прожил столетия, прежде чем приобрел все это, и нашел способ представать в каждом поколении новой личностью, не теряя при этом своего имущества. Не нищий отшельник, как Моргант и я, прожигатель жизни, кутила, весельчак, личность, гений.

Лисандр сделал паузу и взглянул на Сильветту. Она робкой улыбкой поддержала его. Тогда он продолжил:

— Да, Аура, — сказал он, — при всей помпезности, которую он выстроил вокруг своей персоны, твой отец был настоящим гением, на несколько порядков выше Морганта в том, что касалось алхимии. Я сам, если честно, многого не понимал в этих вещах, как, например, духовную, философскую сторону. У Морганта было достаточно ума, но не духовной гибкости. Когда мы встретились с Нестором, знания Морганта остались на том же уровне, что и шесть сотен лет назад. Он не развивался дальше, не искал других путей, после того как нашел разгадку. Но Нестор был совершенно иным. После того как он добивался чего-нибудь, он старался превзойти себя.

— Поиски травы Гильгамеша, — прошептала Аура.

— Бессмертие, ради которого не надо умирать другим людям, без инцеста, без убийств, без отвращения к себе, растущего с каждым днем. Это было то, к чему стремился Нестор! И, поверь мне, Аура, мне не удастся описать ту зависть, которая вспыхнула во мне и в Морганте. Мы хотели владеть тем, чем владел он, более того, тем, чем он завладел бы в будущем! Тогда-то мы и попрощались с монастырской жизнью и направились в Вену. Прежде всего, Моргант принялся перетягивать на свою сторону определенных обитателей тамошних подземелий, и в первый раз попытался развить в себе изворотливость, применив при этом свой интеллект алхимика. Но с каждым шагом, увеличивающим его власть, он сам все больше уходил в тень. Я стал его пугалом, его марионеткой. Всегда, когда называлось имя, это было мое имя; всегда, когда было необходимо личное присутствие, я был вынужден выходить под свет рампы. Все снова было как тогда, когда Моргант был господином, а я всего лишь его помощником. Мне не позволено было иметь своих намерений, своих желаний, своих надежд, и я смирился с этим, чтобы не потерять его благосклонность. О, я многое испробовал, чтобы отвлечься от всей этой мерзости: живопись, поэзию, даже азартные игры. Я почти уверил себя, что это я держал в руках все нити, ведь, в конце концов, это мое имя произносили испуганным шепотом, мое имя приводило в трепет кайзера. Но затем я начал забывать, что реальная власть, скрытая под этим именем, принадлежит другому.

Аура внимательно смотрела на него, на поседевшие волосы, на согбенную от старости спину, на странные, будто от страха расширенные глаза.

— Но что-то произошло, не так ли? Что-то, что все изменило.

Лисандр закашлялся и кивнул.

— Рождение Сильветты. В данном случае, неважно, что стало причиной моей близости с Шарлотой, главное, что я стал отцом дочери, настоящей дочери. Не скотины на бойне моего бессмертия, не жертвы, которая когда-нибудь истечет для меня кровью. Я стал отцом, и внезапно открыл в себе чувства, которые для меня самого были внове после всех этих столетий.

Сильветта подошла и протянула ему руку. Лисандр с благодарностью взял её, крепко обняв своими сухими пальцами. Эта картина была настолько абсурдной после всего, что она только что услышала, что Аура стремительно отвела взгляд и уставилась в серую глубину двора. В первый раз она спросила себя, насколько глубоким был этот туннель? В любом случае, глубже, чем в три этажа, которые демонстрировал монастырь снаружи. Она спрашивала себя, как долго падал бы человек, упади он в этот туннель? Сколько падала бы она? В приступе паники она отступила назад и вновь обернулась к Лисандру и своей сестре.

— Тогда вы еще не знали Сильветту, — возразила она. — Как же вы могли испытывать к ней хоть какие-то чувства?

— Я наблюдал за ней, иногда тайком, так, чтобы меня никто не заметил, но я понимал, что у Нестора ей будет лучше, чем у меня в подземелье Вены, хоть сознание этого и причиняло мне сильную боль. Я решил подождать, зная, что придет день, и я смогу отделаться от Морганта, покинуть Вену и начать собственную жизнь, так как это сделал до меня ненавистный Нестор. С одной только разницей: я принял решение о том, что хочу проститься с бессмертием. Я отказался от дальнейших дочерей и от дальнейшей крови. Я решил стареть.

— Что сказал Моргант в ответ на ваше решение?

— Он бушевал. Он проклинал меня. И прошло некоторое время, прежде чем я понял, в чем, собственно, дело. Одиночество, вот чего он боялся, он знал, что ему, подобно Нестору, никогда не удастся создать семью, в корне изменить свою жизнь. Тогда, в тринадцатом столетии, когда он впервые достиг бессмертия, он был уже старым человеком. И он навсегда остался стариком, не то, что мы с Нестором, ведь мы были моложе, когда в первый раз выпили эликсир. Моргант зависел от меня, поэтому возненавидел меня за мое решение. И все же после первоначального волнения он сделал вид, что согласен примириться с этим. Он предоставил мне полную свободу, и я, дурак, в это поверил. Я даже не догадывался, что он задумал на самом деле.

— Он решил подождать, — Аура теперь поняла, к чему вела вся эта история. — Моргант решил дать вам состариться, не так ли? А тем временем Сильветта повзрослеет, чтобы выносить ребенка. Вашего ребенка.

— Тесс, — дрожащими голосом подтвердил Лисандр. — Моргант приказал похитить Сильветту и привезти её в Вену. Он шантажировал меня, угрожал, что прикажет мучить Сильветту, если я не…

— Станешь отцом моего ребенка, — голос Сильветты звучал так обыденно, будто она обменивалась кухонными рецептами со своей сестрой.

— Он заставил нас, — горько сказал Лисандр. — Сильветта была еще ребенком и я… я боялся за неё, не за себя. Я с радостью умер бы за неё, и Моргант знал это. Он ни разу не угрожал мне самому, только ей. Он знал, что это был единственный путь надавить на меня.

Аура вновь вспомнила о старике в горах — старом, отвратительном существе в горной хижине. Она видела как он убил девушку, но это была всего лишь малая часть открывшегося ей ужаса.

И в этот самый миг она поняла, что его вовсе не было здесь, не было в этом здании. Может, его даже не было в Сванетии. Внезапно ей в голову пришла ужасная мысль.

— Где, — медленно спросила она, — где сейчас Моргант?

* * *

У камина больше не было задней стены. В вестибюле не горел свет, поэтому черное отверстие по ту сторону камина никто не заметил. Но теперь, когда Джиллиан целенаправленно шел туда, он почувствовал ледяной ветер, который ударил ему в лицо. Ветер из глубины разметал пепел по полу в форме звезды.

Джиллиан переступил через остатки пепла в камине. Еще совсем недавно он спускался по этим ступням, чтобы освободить Тесс. Но теперь все здесь казалось ему совершенно незнакомым. Сознание того, что он скоро встретится с Моргантом, изменило его ощущения.

Он осторожно начал спускаться. До того места, где лестница поворачивала направо, сумеречный свет пробивался сверху, неясно освещая очертания ступеней в темноте, но за поворотом лестница и помещение подвала погружались в полную тьму. У Джиллиана не было с собой ни лампы, ни даже свечи, так что он пробирался вперед, ощупывая дорогу мечом. На миг он решился уже было вернуться наверх, чтобы взять один из серебряных канделябров, но затем сказал себе, что свет может предупредить его врага. Если Моргант действительно был на маяке, он мог и не заметить того, что произошло в замке.

Джиллиан дошел до низа лестницы и оказался там, где он когда-то нашел Тесс, когда её заперла Шарлота. Один раз он сильно ударился плечом об одну из колонн, но в остальном без труда нашел дорогу. Коридор, наверное, вел прямиком к маяку, потому что Джиллиан не заметил никакой двери. Он просто шел все время прямо и веерообразно ощупывал перед собой путь острием меча. В какой-то момент он пришел к выводу, что проход начал сужаться. В шахтах и туннелях венского подземелья Джиллиан научился хорошо ориентироваться. Это пригодилось ему и сейчас.

Но он все же постепенно утратил чувство времени и не мог уже даже приблизительно сказать, быстро или нет он обнаружил слабый отблеск света в конце холодного и сырого коридора. Это не был дневной свет, скорее всего, мерцание шло изнутри маяка.

Джиллиан остановился и прислушался. Ни звука, разве только шорох моря доносился сверху через потолок туннеля. То и дело он улавливал шум капающей воды, который он поначалу принял за звук шагов. Он списал это на свои напряженные нервы и пошел дальше. Вскоре он уже продвигался вперед довольно быстро. Слабый свет указывал ему дорогу, и он мог двигаться уже без помощи меча.

Наконец, он дошел до короткой лестницы, ведущей к открытому люку в потолке туннеля. Над ним возвышалось мрачное серое помещение, цилиндрическая, пятнадцатиметровая шахта, вокруг которой тянулась железная винтовая лестница. Внутренность маяка.

Медленно и беззвучно Джиллиан выглянул из люка. Никого не было видно, но он все еще надеялся, что не ошибся в своих догадках. Шарлота наверняка здесь: это её укрытие, её тайное место, в котором она раньше прятала изгнанного Даниэля. Тот факт, что Моргант находился в замке уже третий день указывал на то, что он все еще не нашел то, зачем сюда прибыл. Следовательно, он попытается узнать от Шарлоты, где ему это искать.

Существовало две возможности, где они могли находиться: либо снаружи на обрывистых скалах у подножия маяка, либо на самой вершине башни, там, где когда-то горел сигнальный огонь.

Джиллиан покрепче схватил свой меч и скользил вверх по железным ступеням. Каждая перекладина была отдельно закреплена в стене башни и достигала около полутора метров в ширину. Перил не было. Джиллиан старался не смотреть вниз.

Наконец, он добрался до потолка башни. Металлический люк, который вел на вершину, был закрыт. Джиллиан несколько секунд постоял, потом вытянул вперед руку, чтобы толкнуть люк; он знал, в этот миг его присутствие уже невозможно будет скрыть.

Резко, одним сильным движением толкнул крышку люка вверх. Раздался громкий треск, и крышка с лязгом ударилась о каменный пол вершины маяка. Двумя большими шагами он вскочил внутрь и выставил меч перед собой, чтобы отбить возможную атаку.

Время замерло.

Верхушка маяка имела около пяти метров в диаметре. Платформу окружали решетчатые поручни в человеческий рост высотой. Большую часть платформы занимала стеклянная клетка, шестиугольная, метров трех в ширину, сверху накрытая железной крышей. Раньше здесь с помощью углей, дров и хвороста разводили сигнальный огонь.

Птичий помет покрывал стекло снаружи и изнутри. Само стекло было целым, птицы попадали внутрь через щели между стеклом и крышей, оставленные для тяги.

Но сегодня в стеклянной клетке не было птиц. Через измазанные пометом стекла Джиллиан заметил темную тень, очертания человека, согнувшегося на полу, в центре кучи птичьего помета, перьев, скелетов мелких зверей и остатков старых гнезд. При каждом движении облака ядовитой пыли поднимались вверх, окружали узницу, въедались ей в глаза, нос, рот.

Давно она закрыта в клетке? День, два? Джиллиан сомневался, что её можно спасти, даже если удастся освободить. Едкая пыль уже давно попала в легкие и разъедала их изнутри.

Моргант стоял перед стеклянным люком маяка, сухой старик в длинном пальто с отороченным черным мехом капюшоном. Резкий морской ветер, бушевавший вокруг башни, плотнее прижимал капюшон к щекам Морганта. Его глаза еле виднелись в тени растрепанной опушки.

Рука старика дернулась под развевающимися полами пальто, сухие пальцы вытащили револьвер. Но Джиллиан опередил его. Одним прыжком он очутился возле старика, меч со звоном ударил по оружию Морганта и выбил его из костлявых рук. На миг револьвер остановился на краю платформы, но затем съехал в сторону и исчез в пустоте бездны. Где-то внизу оружие упало на серые скалы и было поглощено приливом.

Джиллиан схватил Морганта за воротник и изо всех сил толкнул его вперед, так что спина старика перегнулась через поручень. Рука с мечом взмыла вверх, чтобы одним ударом отделить голову алхимика от плеч. Тысячи картин проносились перед его внутренним взором. Вспыхивали и гасли воспоминания. Убийства, которые он совершил по поручению Лисандра и его учителя Морганта, все его жертвы. Он видел их перед собой. Большие, испуганные, умоляющие глаза, во взгляде паника.

Но Моргант не выказывал страха. Его глаза были маленькими и прищуренными — коварные, злобные. Ветер продолжал трепать мех на капюшоне, отбросил его назад, оголил морщинистое узкое лицо.

И тогда, до того как Джиллиан смог нанести удар, губы старика раскрылись — прогнившая полоска лица, словно сделанного из желто-серой кожи. Прибой и ветер были оглушительными, но слова старика, словно шипящие змеи, проскользнули сквозь грохот и вонзились в мозг Джиллиана.

Только одно предложение. Простые, почти сухие слова. Не угроза, не предупреждение, не заклинание.

Но несмотря на это, они все изменили.

* * *

Лисандр молчал, но его внезапное молчание вызывало больше беспокойства, чем все, что он до этого рассказал. Он переводил взгляд с Ауры на Сильветту, затем устремлял свой взгляд в пустоту.

— Где Моргант? — еще раз спросила Аура уже резче. — Вы знаете или нет?

— Нет, — сказал он, — но догадываюсь.

— Тогда скажи, — вмешалась в этот раз Сильветта. Она все еще держала руку Лисандра в своей, но внезапно воцарившееся странное настроение отобрало у этого прикосновения большую часть тепла и привязанности.

— Я думаю, — тихо сказал Лисандр, — что он посетит ваш замок.

Сильветта выпустила руку своего отца.

— Моргант у Тесс? — растерянно спросила она. — Но ведь ты же сказал, она будет…

— В безопасности, если мы оставим её в Вене, — закончил он мысль. — По крайней мере, она там в большей безопасности, чем мы здесь.

Аура на несколько мгновений закрыла глаза, чтобы снова взять себя в руки.

— Что он ищет в замке? Детей?

— Нет; — сказал Лисандр, покачав головой. — Сейчас ему плевать на детей. Иначе он никогда бы не допустил, чтобы ты увезла Тесс из Вены.

— Что же он тогда ищет?

— Траву, Аура. Траву на могиле Нестора.

— Так значит это правда? Трава Гильгамеша растет только на могилах…

— Только на могилах бессмертных. Да, это так.

— Это было новым колесом, не так ли? — голос Ауры звучал хрипло, почти болезненно. — Послание вовсе не означало, что у вас уже есть философский камень — оно говорило всего лишь о том, что вы наконец-то нашли путь, который приведет вас к нему.

— Моргант выяснил это, — сказал Лисандр. — Он нашел указание в одной рукописи из древней Иудеи примерно восемь лет назад. Бессмертие вырастает только из бессмертия — это было тем самым ключом, который мы так долго искали. Только из останков бессмертного вырастает новое бессмертие.

— Так вот почему мой отец должен был умереть! Он был единственным бессмертным, кроме вас и Морганта. Вы приказали Джиллиану убить его, чтобы потом собрать траву на его могиле.

— Да, через семь лет.

— Но почему только теперь? Семь лет ведь уже давно прошли, — а про себя подумала: они прошли, еще когда я использовала траву. — Почему Моргант не пришел раньше?

— Он был, скажем так, болен. Очень болен. Уже много десятилетий он страдает от приступов слабости. Поначалу я думал, что это доказательство того, что эликсир несовершенен, он на некоторое время продлевает нашу жизнь, чтобы затем мы все же умерли. Мне часто было страшно, пока, в конце концов, не стало все равно, буду я жить или умру. Но Моргант не умирал. В основном он просто впадал в состояние своего рода видимой смерти, чтобы через пару-тройку дней после этого проснуться живее и сильнее, чем прежде. Я думаю, это наверное своеобразная регенерация, как зимняя спячка, причиной которой является действие эликсира. Может быть, это как-то связано с его возрастом. Вероятно, когда-нибудь Нестор и я тоже пережили бы что-то подобное, если бы не отказались от приема эликсира. Порой Моргант был прикован к постели несколько дней, иногда недель, а иногда даже и месяцев.

— Как тогда в Вене?

— Да. Он знал, что скоро ему станет лучше, но в то же время догадывался, что ты, вероятно, предположишь, что с ним все кончено. Может, он знает тебя лучше, чем ты думаешь, Аура. Он был уверен, что ты не сможешь убить умирающего старика.

— Моя ошибка.

— Он думал, что наконец-то сможет избавиться от тебя, от тебя и твоего преследования, еще раз воспользовавшись моей личностью, чтобы умереть как Лисандр. В то время, как приказал запереть меня и Сильветту в этом монастыре, он в полном покое лечился от своей слабости.

— Мне необходимо вернуться домой, — решила Аура. — Немедленно.

Слабая улыбка скользнула по лицу Лисандра.

— Де Дион не отпустит тебя. Ты теперь его узница, как и мы, — он снова постучал палкой по полу, будто это помогало ему думать. — Но мне не верится, что Моргант причинит детям вред, его заботит только трава Гильгамеша.

Голос Сильветты был сильно встревожен, когда она выпалила:

— Моргант сумасшедший, он непредсказуем.

— Да, он сумасшедший, — сказал её отец, — но не дурак. Он надеется найти применение хотя бы Тесс. Для него она гарантия моего бессмертия.

— Но почему он просто не найдет себе нового помощника? — спросила Аура с трудом сохраняя спокойствие. — Откуда эта фиксация на вас?

— Разве отец убивает сына только за то, что тот не выполнил домашнего задания?

— Но ведь он вам не отец!

— Семь сотен лет совместной жизни значат больше, чем просто кровное родство.

— Зачем он убивал девушек из интерната?

Лисандр покачал головой.

— Моргант боится. Он боялся всю свою долгую жизнь. Даже по прошествии семи столетий он все еще не доверяет действию эликсира. Перспектива ждать траву Гильгамеша еще семь долгих лет, не зная, не станет ли очередной приступ слабости последним, не имея никакой гарантии, что эта трава действительно возымеет желанное действие — все это сводило его с ума. Он снова вернулся к своим забытым экспериментам времен тринадцатого века. Новые девушки, новые убийства, — Лисандр презрительно фыркнул, что привело к очередному приступу астматического кашля, перешедшего в хрипящий смех. — Бессмертный Моргант страдает от старческого слабоумия, и даже трава Гильгамеша вряд ли избавит его от этого. Не правда ли, занятно?

— Весьма, — мрачно отозвалась Аура. Тут ей пришло в голову еще кое-что. — Почему бы Морганту не зачать еще одного ребенка? — и с отвращением добавила: — Или у него с дочками туго?

— В каком-то смысле.

— Вы хотите сказать…

— …что Моргант слишком стар, чтобы иметь детей. Он даже отказался от экспериментов с чужими девушками. Теперь он полностью зависит от травы Гильгамеша.

— Откуда такая халатность в вопросах бессмертия? Почему он двадцать или тридцать лет тому назад не…

И вновь Лисандр не дал ей договорить.

— Он пытался. Девушка родила ребенка, но это было не то, чего ожидал Моргант.

— Мальчик?

— И то, и другое. Мальчик и девочка в одном лице. Символ алхимии. Моргант посчитал это знамением. «Природа дает нам знак», — сказал он тогда. «Она предупреждает нас, что мы сейчас стоим в конце известных путей. Значит, теперь нам следует искать новое направление», — лицо Лисандра скривилось. — Тем больнее было узнать, что старый добрый Нестор пришел к этому выводу намного раньше.

Аура побледнела.

Сильветта заботливо подошла к ней.

— В чем дело? — спросила она. — Что случилось?

* * *

Ревущие волны и ветер, который с воем носился вокруг верхушки маяка.

— Я твой отец, — прошипел Моргант.

Рука с занесенным мечом застыла. Джиллиан заглянул в прищуренные древние глаза, желтые, как парное молоко. Он вдруг вспомнил Пиобба, мастера по изготовлению искусственных глаз и подумал о его теле, лежащем среди холодных, расписанных эмалью глаз.

Я твой отец.

Он знал этот голос. До этого он думал, что голос принадлежит Лисандру.

Всего один удар, затем бросок — и все было бы кончено.

Почему же он колеблется?

Позади раздался стук. Что-то стучало о стекло клетки. Шарлота, подняв оба кулака, прилепилась изнутри к стеклу, как огромный черный паук, но, потеряв сознание, съехала вниз. Её руки, лицо оставляли размазанные следы на птичьем помете, колени подкосились, вверх взмыли новые облака ядовитой пыли.

Джиллиан снова повернулся к Морганту. Перекошенное лицо, сузившиеся глаза.

Твой отец.

Ветер трепал руку Джиллиана, поднятый вверх клинок дрожал. Моргант не обращал на него внимания, он упрямо смотрел в глаза своему сыну.

— Ты никогда не знал отца, — резко сорвалось с его губ, — никогда не знал своей матери. Ты ничего не знаешь о своем происхождении.

В памяти Джиллиана всплывали картины, которые могли принадлежать ему: детство в сиротском приюте, юность на улице, бесчисленное множество городов. Потом, позже, спуск в Венскую канализацию. Первая встреча с Лисандром. Первый заказ, первое убийство.

— Что ты будешь делать дальше? — спросил Моргант.

Взгляд назад на Шарлоту. Темный призрак за стеклом, окруженный светло-серым вихрем. Фигура в стеклянном шаре.

— Я подарил тебе жизнь, — прошептал Моргант, когда Джиллиан не ответил. — Я мог бы убить тебя, как и всех остальных, но ты был не таким, как все, — он еще сильнее отклонил голову над бушующей пропастью, демонстрируя Джиллиану тонкую морщинистую шею. — Гермафродит. Символ бессмертия. Живая эссенция чудодейственного эликсира.

Хватка Джиллиана вокруг ворота старика начала слабеть. Ледяной ветер пронизывал его одежду. Он ужасно мерз.

Губы Морганта раскрылись еще раз.

— Я был тем, кто дал тебе имя.

Джиллиан моргнул. Позади него Шарлота снова билась о стекло. В этот раз он не обернулся.

— Так чего же ты ждешь от меня? — тихо спросил он, не уверенный, что Моргант его понял. — Чтобы я простил тебя?

Моргант мягко улыбнулся. Его тонкие волосы сияющим венцом развевались вокруг обтянутого кожей черепа. Он хотел что-то сказать, но Джиллиан опередил его.

— Время пришло, — прошептал он, не придавая своему голосу никакого выражения, — и ты знаешь это.

Он опустил меч коротким сильным ударом. Чистый срез. Остро, четко и окончательно.

Череп алхимика исчез в глубине. Он падал и губы его шевелились. Наверное, просто обман.

Потом пена, прибой. Открытое море.

* * *

— Но ведь это еще не все? — голос Ауры дрожал, он был слишком резок и слишком высок. Даже с голосом она не могла совладать, не говоря уже о мыслях. — Мы только о том и говорим, что о семье и детях. О маленьком кусочке бессмертия, которое получает каждый из нас, оставаясь в своих потомках.

— Бессмертие заложено в природе каждого, — сказал Лисандр. — Это я понял задолго до Морганта и, может, даже Нестора. Каждый живет дальше в своих детях, они почва бессмертия. Может, это было тем, что открыл Моргант в их крови, может, это и есть настоящая эссенция эликсира. Я не знаю.

— Вы сказали, что мой отец тоже разорвал цепь…

— Поэтому он начал стареть. Он выпустил последнее поколение, так же как и я. Он женился на Шарлоте, у него появились дети. Видимо, он был уверен, что найдет траву Гильгамеша.

— Нет! — резко возразила Аура. Постепенно все детали складывались в картину. — Вы ошибаетесь. Нестор был не таким как вы, Лисандр. Он обезопасил себя. Вот почему он инсценировал несчастный случай с Даниэлем и отослал меня в интернат — хотел снова продолжить цепь. Он не мог не видеть, что стареет, и это пугало его. В действительности он бы не отказался от эликсира. Я бы стала его следующей жертвой. Он зачал бы со мной дочь, и моя кровь стала бы… — она замолчала, не в силах закончить предложение.

Лисандр смотрел на неё и вместе с тем сквозь неё.

— Тогда Шарлота…

— Да! — выкрикнула она, и вдруг все стало ясно, все стало понятно. — Моя мать — дочь Нестора. Она ведь никогда не знала своих родителей, ей сказали, что они погибли во время кораблекрушения. Все это ложь! Нестор распространил эту историю, так же как он, вероятно, делал это уже не одно поколение. Он исчез из жизни маленькой Шарлоты и появился в ней снова, только когда она стала достаточно взрослой, чтобы он смог на ней жениться. Таким образом он сохранял видимость, не разрывая цепи.

— Но несмотря на это, он все же перепрыгнул через одно поколение, иначе Шарлота была бы сейчас мертва, а Нестор не состарился бы.

Аура согласно кивнула.

— Я стала бы следующей. Возможно он поставил ультиматум самому себе. За те три года, которые я должна была провести в интернате, он хотел продолжить поиски травы Гильгамеша. Если бы он потерпел неудачу, он снова продолжил бы цепь, но теперь уже со мной. Я была его козырем.

— Его гарантией, — голос Лисандра звучал сдавленно, и в нем была слышна неподдельная грусть.

Аура постепенно обретала прежнюю решительность.

— Нам следует наконец-то осмотреться и придумать, как отсюда выбраться. Кстати, куда ведут остальные три выхода?

— Это тупики. Они все замурованы. В средние века здесь запирали неверных — считалось, что внутри креста перспектива того, что Господь обратит их на путь истинный намного больше. Это было еще до полного отречения ордена от христианства.

Аура несколько минут думала, затем легла на живот и посмотрела вглубь отверстия в полу. Она осторожно опустила голову вниз. Из пропасти ей в лицо дунул шальной, дурно пахнущий ветер.

— До тебя уже многие старались, — Лисандр уныло покачал головой. — Они все лежат где-то там, внизу.

Аура окинула его ядовитым взглядом; она с радостью переложила бы ответственность на его плечи. Он убил десятки молоденьких девушек только для того, чтобы продлить свою никчемную жизнь. Но несмотря на то, что она чувствовала к нему глубочайшее презрение и отвращение, ненависти она не испытывала. К тому же, это был отец её сестры, и Сильветта любила его.

— У вас есть предложения получше? — раздраженно спросила она.

Когда ни Лисандр, ни Сильветта не ответили, она подняла голову и взглянула на отверстие в потолке. Оно было слишком высоко, чтобы до него можно было добраться.

— Сколько людей в монастыре? — спросила она наконец.

— Де Дион и двое стражников.

— И больше никого? Только эти трое? — это звучало слишком невероятно, чтобы быть правдой.

Пожав плечами, Лисандр сказал:

— Все остальные ушли вместе с Моргантом. Да и тех человек десять или одиннадцать.

— Сильветта, — обратилась Аура к сестре, — ты сказала мне, что де Дион приносит вам свечи ящиками.

— Да, это так.

— То есть он действительно приносит ящики свечей?

— Да, раз в неделю.

— А ящики он оставляет здесь?

— В качестве дров на зиму, так он сказал. У нас их очень много, — Сильветта указала в темный коридор за спиной Лисандра, единственный, в котором не горело ни одной свечи, очевидно, из боязни, что дерево может загореться.

Волнение Ауры возросло, когда она, миновав отверстие, вошла в темный коридор.

— Вы же не разбили их, так ведь?

— Нет, конечно, не все.

Лисандр положил Ауре руку на плечо.

— Я знаю, что ты задумала, но это бесполезно. Ящики сделаны из тонкого дерева, они недостаточно прочны и устойчивы.

Аура почти не слышала, что он говорил. Она могла смотреть только на его пальцы, костлявые пальцы, которые впивались ей в плечо, как будто пятнистый краб полз по неё телу. Тошнота снова подступила к горлу. Она все еще не привыкла к побочному действию травы Гильгамеша, и сейчас это снова с полной силой накатило на неё.

Она стремительно вырвалась и кивнула сестре.

Вскоре после этого они с Сильветтой подтащили к краю отверстия четыре последних ящика, которые еще не пустили на дрова. Лисандр был прав: дерево было тонкое и недостаточно твердое, чтобы выдержать одного человека, но все-таки попробовать стоило.

Они взгромоздили все четыре ящика друг на друга, открытыми частями вниз. Пирамида доставала Ауре до плеча. С самого верхнего было всего лишь метра полтора до отверстия в потолке. Но все же надежда, что они все трое смогут добраться до верха, была очень слабой. И не только потому, что подняться по шатающимся ящикам было нелегко, край пирамиды стоял всего в нескольких миллиметрах от края отверстия в полу. Ко всему этому еще добавлялось то, что обе дыры находились точно друг над другом, так что тот, кто стоял на ящиках должен был наклониться над пропастью, чтобы добраться до края отверстия в потолке.

Лисандр начал приводить еще доводы против этой затеи, но в этот раз Сильветта перебила его, сказав, что ему лучше замолчать.

Аура взяла сестру за руку.

— Ты пойдешь первая. Я буду держать как можно крепче.

В глазах Сильветты мелькнул страх, но она все же решительно кивнула. Сестры обнялись, и снова горячая волна обдала Ауру — она не позволит, чтобы с Сильветтой что-то случилось.

Сильветта повернулась к ящикам и положила обе руки на верхний край, нашаривая левой ногой промежуток между деревянными перегородками. Вся конструкция скрипела и трещала, когда она поднималась. Аура сзади поддерживала её за талию и с испугом отметила, насколько тонким и изможденным было тело Сильветты под платьем. Но все же именно её жалкое состояние пригодилось ей сейчас: хотя ящики и шатались при каждом её движении взад и вперед, все-таки казалось, что они выдержат небольшой вес Сильветты.

В течение нескольких минут Сильветта добралась до верхнего ящика. Чтобы предоставить ей свободу движения, Ауре необходимо было на доли секунды отпустить её. Скрип ящиков стал сильнее, вся пирамида опасно раскачалась. Если сейчас она рухнет, Сильветта несомненно упадет в пропасть.

Пот ручьями стекал по лицу Ауры. Она отерла его рукой с глаз. Дыхание Лисандра превратилось в хриплое сопение, а Сильветта тем временем очень медленно приподнялась, очень осторожно согнулась над пропастью, вытянула голову и плечи сквозь отверстие — и, подтянувшись, оказалась наверху! Несколько секунд спустя она выбралась на крышу и судорожно принялась глотать воздух, в то время как ветер трепал её длинные волосы. Она была белой как мел, когда нагнулась над отверстием и бодро подмигнула оставшимся снизу.

Поток тепла заструился по телу Ауры. Глубоко вздохнув, она подошла вперед и, испытывая на прочность, оперлась на ящики, затем осторожно подравняла края, они сдвинулись, когда Сильветта поднималась, и взглянула на свою сестру.

— Ну что там, наверху? Видишь там какие-нибудь окна или люки?

Сильветта поставила руку козырьком и принялась осматриваться. Наконец, она кивнула.

— Тут есть пара фронтонов с окнами. Крыши не очень крутые. Наверное, не очень сложно выбраться туда.

— Она права, — сказал Лисандр, все еще тяжело дыша от страха за свою дочь. — На крышах восьми боковых стен есть окна. Сквозь них вы могли бы пробраться внутрь.

— Мы?

— Я останусь здесь.

Аура чувствовала, что он это скажет. Лично ей было все равно, но она точно знала, что Сильветта не уйдет без своего отца.

Поэтому она сказала:

— Нет. Вы пойдете следующим.

— Я слишком стар, — возразил он. — Я вряд ли смогу взобраться хотя бы на один из этих ящиков, не говоря уж про все четыре.

— Я буду крепко держать вас, а когда вы доберетесь до верха, Сильветта сможет вытащить вас на крышу.

Он покачал головой.

— Так не пойдет. Я не могу.

— Ну давайте же, — разозлившись, сказала Аура. — Если вы останетесь здесь, она вернется назад.

Он тяжело вздохнул и потер глаза, затем внезапно собрался. Его взгляд скользнул по ящикам, затем вернулся к Ауре.

— Я знаю, что ты позаботишься о Сильветте, если со мной что-то случится, — тихо сказал он, чтобы его дочь ничего не услышала. — Я знаю, как сильно ты презираешь меня, Аура, но если я умру сегодня, пообещай мне, что не будешь пытаться убить в Сильветте любовь к её отцу, — его глаза умоляли, зрачки были большими и темными, даже несмотря на сумеречный свет.

— Обещаю, — серьезно ответила Аура. — А теперь идите же наконец!

Искренняя благодарность загорелась в его глазах. Он размахнулся и бросил свою палку вверх в дыру. Сильветта поймала её и положила рядом с собой. Затем Лисандр начал подъем. Аура схватила его за талию и поддерживала, пока он карабкался вверх. Он дрожал так, что через её пальцы дрожь передалась до локтей. Он старался совладать с собою, правда, без особого успеха.

Ауре стало не по себе от мысли, что телу, которое она держит в своих руках уже более семи сотен лет. Ей вдруг стало холодно. Она чувствовала себя так, словно была вынуждена прикасаться к древнему трупу. Эта мысль ужаснула её до такой степени, что она почти выронила Лисандра, но в последнюю секунду спохватилась.

Кое-как старику действительно удалось добраться до вершины. Аура вздохнула.

Внезапно последний ящик подкосился.

С громким треском вся пирамида покачнулась, вокруг разлетелись треснувшие доски. Лисандр покачнулся, вздохнул. Тем временем Аура подняла руки вверх и схватила его за икры. Он, шатаясь, пытался сохранять равновесие. Ящики все еще раскачивались, и, когда следующая доска разлетелась в щепки, вся пирамида угрожающе склонилась над пропастью.

Сверху руки Сильветты рванулись вниз, схватив Лисандра за плечи.

— Прыгайте! — закричала Аура и окончательно отпустила ноги старика.

Он все еще колебался. Только одна секунда.

— Но ведь ящики…

— Черт побери, прыгайте же наконец!

Изо всех оставшихся сил он оттолкнулся и прыгнул в отверстие, одновременно с этим Сильветта рванула его вверх. Оба, кувыркаясь, исчезли за краем проема.

Ящики упали. В приступе беспомощного отчаяния Ауре удалось схватить самый верхний. Все остальные скользнули за край отверстия и, беззвучно вращаясь в воздухе, исчезли в глубине.

Чертыхаясь, Аура разбила последний ящик об пол. Доски разлетелись.

Её взгляд устремился к потолку. Отверстие было пустым. Куда же они подевались? Перед этим она слышала звук удара. Крыша не очень крутая, сказала Сильветта. Но, может быть, достаточно крутая, чтобы скатиться вниз? Через бортик и вниз, в пропасть?

Нет, слава Богу, вот они появились. Над ними собирались облака. Лицо Лисандра было таким серым, что почти не выделялось на их фоне. Он с трудом дышал, хрипел и стонал. У Сильветты на щеке была ссадина, но она все же казалась бодрой и обеспокоенной из-за Ауры. В глазах у неё стояли слезы.

— Уходите, — крикнула ей Аура. — На юго-западе отсюда есть деревушка. Не пытайтесь заговаривать с людьми — они только приведут вас обратно. Подождите наступления ночи, а потом попробуйте украсть у них двух лошадей. — Она и сама знала, насколько призрачным был этот план.

— Я не пойду без тебя, — ответила Сильветта.

— Не глупи. Если вы сейчас же не уйдете, все пойдет прахом. Подумай о Кристофере — он умер, чтобы ты смогла бежать.

— Нет, — стояла на своем Сильветта. Она вытерла рукавом мокрые щеки.

Аура не сдавалась.

— Пожалуйста, Сильветта, беги! Я то уж точно как-нибудь выберусь отсюда.

Её сестра приняла решение.

— Я попытаюсь открыть дверь снаружи.

— Нет, черт возьми! — выругалась Аура. — Вы ведь даже не вооружены. Де Дион убьет вас.

Но Сильветта уже ушла. Аура слышала, как удаляются их шаги. Шорох и стук на крыше над мостом. Они двигались в направлении лестничной клетки.

Ауру охватила паника. Она, как фурия, побежала вниз по коридору, не спуская глаз с темного потолка.

— Сильветта! — кричала она изо всех сил. — Не надо, Сильветта! Они убьют вас!

Но шаги продолжали звучать. Крыша над коридором вибрировала в колеблющемся свете свечей. Аура бежала вперед, в то время как звуки следовали за ней. Сильветта и Лисандр шли на верную смерть.

— Сильветта! — крикнула она еще раз. В бессильном гневе она принялась топтать ногами свечи. Жидкий воск брызгал на стены, на её ботинки.

— Они убьют тебя! — всхлипывала Аура, глотая слова, и беспомощно опустилась на колени.

Звук шагов на крыше был все глуше, наконец, они затихли. Сильветта и её отец дошли до конца коридора, теперь они шли по крыше главного здания.

Как в трансе, Аура поплелась к лестнице. Она не стала поднимать свечу с пола и, спотыкаясь, начала спускаться вниз по ступеням. Их, казалось, стало больше, словно сам монастырь не хотел, чтобы она когда-нибудь спустилась вниз; он словно расставлял и вытягивал до бесконечности свои каменные части.

Она не знала, сколько прошло времени, когда она добралась до первого этажа.

— Де Дион! — в отчаянии кричала она. — Де Дион, выпусти меня отсюда!

Никакой реакции. Стражники не обращали на нее внимания.

Проходили минуты, но она все просила выпустить ее. Безуспешно. Обессилевшая и потерявшая надежду она, наконец, опустилась на нижнюю ступень, подтянула колени и уставилась в темноту. Попыталась привести свои мысли в порядок, четко сформулировать хотя бы пару идей, но они упорно отказывались течь прямо и спокойно. Страх за Сильветту отметал все остальное в сторону.

Она долго сидела, прислушиваясь и копаясь в себе, пока волнение и усталость не взяли верх. Аура заснула.

Когда она проснулась, то не имела ни малейшего понятия о том, сколько прошло времени. Может, минуты, а, может, и часы.

Раздался резкий треск, резкий и громкий. Второй раз. Эхо разнеслось по лестничной клетке и разбилось о высокие каменные стены.

Выстрелы!

Де Дион и его люди прикончили Сильветту и Лисандра. Странно, как точно Аура вдруг поняла, что произошло. Также удивительно быстро исчезла её паника.

За дверью грянуло еще несколько выстрелов. Кто-то вскрикнул. Какая-то молодая женщина.

Затем все прекратилось и воцарилась тишина.

Аура все еще сидела на лестнице, закрыв рот сжатыми в кулак руками. Впившись в костяшки пальцев, она слышала шаги, которые приближались к ней с той стороны двери. Кто-то бежал. Кто-то вставил в замок ключ, повернул его. Со скрипом открылась внутрь правая створка двери. Яркий, ослепляющий поток света разлился по лестничной клетке. Чей-то силуэт шагнул ей навстречу. Хрупкий, с непослушными вьющимися волосами.

Мария Калдани протянула Ауре руку.

* * *

Чтобы освободить Шарлоту, Джиллиану пришлось обыскать обезглавленное тело алхимика. Ему необходимо было найти ключи. Он обнаружил их во внутреннем кармане пальто.

Хозяйка замка уже не могла самостоятельно выйти наружу. Прикрывая рукой нос, Джиллиан вошел в стеклянную клетку, прошел через волны пыли, по колено утопая в птичьем помете и перьях, и схватил Шарлоту за руку. Она безвольно дала вытащить себя наружу, окруженная облаком светло-серой пыли и перьев; ветер тут же подхватил их и закружил, словно это были снежинки.

Шарлота упала вниз и согнулась, как неродившийся младенец во чреве матери, выставив лицо наружу, к морю, к свежему воздуху. Её платье, как и лицо и когда-то подобранные вверх волосы, были покрыты белой пылью. Джиллиан опустился перед ней на колени и принялся трясти её, чтобы привести в чувства. Очень медленно она начала приходить в себя, будто просыпаясь от глубокого сна, но когда она уже пришла в себя настолько, что могла чувствовать боль, то начала кричать. Она кричала настолько пронзительно, что заглушала и ветер, и рев бушующего моря — сирена, чей крик разносился далеко над океаном.

Когда она наконец-то открыла глаза и взглянула на Джиллиана, он заметил, что её глазные яблоки тоже покрыты слоем пыли. Едкий птичий помет, въедаясь в радужную оболочку и роговицу подбирался к зрительному нерву. Из носа и рта стекали тоненькие струйки крови. Её слизистые оболочки были сильно повреждены. Ей необходима была вода, много воды, и чем быстрее, тем лучше.

Обезглавленное тело Морганта все еще свисало с перил, запрокинув назад руки. Порывы ветра теребили их: казалось, они машут невидимым на горизонте кораблям. Джиллиан подошел к нему и несколько секунд смотрел без всякого выражения, затем нагнулся, подхватил ноги человека, который, вероятно, был его отцом, и перекинул тело через решетку. Когда Джиллиан глянул вниз, то не увидел и следа. Море похоронит его где-нибудь на далеком берегу или в глубине океана.

Он взял Шарлоту на руки и понес вниз по лестнице. Она была почти невесома, но даже с легким грузом он справлялся с трудом. Джиллиан никогда не был особенно крепким, и, кроме того, у него сильно кружилась голова, намного сильнее, чем когда он поднимался. Лестница без перил, закручиваясь бесконечной спиралью, уходила в глубину.

На первом этаже ему попалась на глаза пара одеял, лежавших под ступенями, и ящик с продовольствием — убежище Шарлоты. Он также нашел там деревянную бочку с питьевой водой. Он положил Шарлоту на пол и вылил ей большую часть воды на лицо, заставив прополоскать рот, даже накапал немного в ноздри. Она откашляла не только слизь и воду, но и большое количество смертельной пыли.

Она тихо хрипела в его руках, когда он спускался с ней по ступеням к тайному ходу чтобы вернуться назад в замок.

На вершине маяка воющий смерч влетел в стеклянную клетку и принялся выметать перья и пыль наружу, — спиралевидное белое знамя, поднявшееся к небу и развеянное во всех направлениях.

* * *

На западе солнце исчезло за высокими снежными вершинами. Башни Ушгули возвышались, как стройные надгробья над округлыми вершинами холмов, окруженные дымкой вечерних сумерек. Последняя часть пути была покрыта жидкой грязью и разбита копытами коз, которых пастух вел этой дорогой в село.

Всадники, трусившие по направлению к Ушгули, были молчаливы и измождены. Мари возглавляла группу. За все время пути она не обменялась ни с кем и парой слов, даже с Аурой, которая ехала позади неё. Сильветта и Лисандр ехали вдвоем на одной лошади, потому что после трудного подъема наверх, старик больше не мог держаться в седле самостоятельно. Пятеро сванов погибли при захвате монастыря. Тела погибших были погружены на лошадей. Товарищи умерших вели животных в поводу.

Де Диона и двух охранников они оставили в пустом монастыре. От них не так уж много осталось. Даже когда они уже были мертвы, сваны все продолжали рубить их тела саблями и бить прикладами, наказывая таким образом за смерть своих друзей.

Тех сванов, что убили Кристофера, не было среди нападавших. Мария оставила их в Ушгули, чтобы они подготовили там все к погребению тела. Ауре не оставалось ничего другого, как принять это за проявление скорби. У неё не был сил для мести. Она стояла над изрубленным телом де Диона и не могла найти в себе никаких эмоций. Никакого триумфа, никакой радости, никакого злорадства. Только глубокое, ледяное равнодушие.

Женщины деревни встретили их чаем, самогоном и котлами, полными кипящего бульона. Лисандра оставили отдыхать в доме матери Марии, у него повысилась температура, и он начал бредить. Знахарь, которому Мария доверила заботу о старике, сказал, что Лисандр снова сможет стать на ноги только через неделю; сейчас же он был не в состоянии перенести трехдневное путешествие до Сухуми, не говоря уже о пути в Германию.

Аура и Сильветта в сопровождении Марии отправились на кладбище. Кристофера отпевали в маленькой капелле в свете несметного количества свечей. Перед дверью стояло множество мужчин с факелами. Мария осталась с ними, в то время как сестры прощались со своим сводным братом.

Тело Кристофера предали земле. Аура заказала у местного каменотеса гранитную плиту, которая должна была покрыть всю могилу. Мать Марии пообещала проследить за исполнением заказа.

Мари опустилась перед могилой на колени и принялась молиться, беззвучно шевеля губами. В свете факелов Аура видела, как по её щекам катятся слезы.

Спустя некоторое время жители деревни вернулись назад, и только сестры остались одиноко стоять у могилы с факелами в руках. С крутых склонов с шумом спустился ветер, он играл в их волосах и, как умирающий зверь, выл в башнях Ушгули. Трепещущий свет факелов призрачно освещал их лица, а стоящий на могиле крест отбрасывал длинную тень далеко за пределы лужайки.

— Что ты будешь делать дальше? — спросила Аура, не отрывая взгляда от могилы Кристофера.

— Я бы с радостью заснула и предоставила кому-нибудь другому принимать решение, — Сильветта устала, как и все остальные вернувшиеся из монастыря, но в ее голосе было что-то, что действовало обнадеживающе, почти энергично. — А что бы ты сделала на моем месте?

Она знает, подумала Аура, знает, что сейчас впервые в жизни может распорядиться своей жизнью.

— По-моему, не имеет никакого значения, что бы сделала я, — сказала Аура. — Кроме того, ты же сама знаешь ответ на твой вопрос, — она вспомнила об обещании, которое дала Лисандру. — Здесь, в деревне, он в безопасности — мать Марии будет ухаживать за ним. Нападение на монастырь доказало, что намерения сванов чисты. Лисандр — уже старик, который когда-нибудь…

— Умрет. Ты ведь это хотела сказать?

— Да.

— Тогда я должна остаться с ним.

— Ты и вправду думаешь, что он хотел бы этого? — с сомнением в голосе спросила Аура. — Он сделал все, чтобы остаться в твоей памяти хорошим человеком, чтобы ты не думала обо всем том, что он совершил в прошлом. Благодаря тебе, он изменил свою жизнь, пытался стать тебе отцом настолько идеальным, насколько мог и насколько ему позволяли обстоятельства. Но захочет ли он, чтобы ты видела, как он умирает? Как смерть забирает его и делает его совершенно обычным смертным? Что-то я не могу себе этого представить. Это не в его духе.

Сильветта присела и, погрузившись в собственные мысли, стала растирать между пальцев землю с могилы Кристофера.

— Может, я лучше спрошу у него.

— Иди, — сказала Аура, — я подожду тебя.

Так она и сделала. Прошел час, два. Наедине с Кристофером и его могилой, наедине с братом, которого она вначале ненавидела, а в конце полюбила. Сейчас, одиноко сидя на этом кладбище в горах на краю света, она наконец-то плакала о нем, о той семье, которой они все могли бы быть, об их дружбе. Она опустилась на колени перед могилой, так же как это делала Мария, её правая рука гладила холмик земли.

Когда-нибудь здесь вырастут зеленые растения, грустно подумала она, они попробуют пробиться к свету своими острыми, как мечи, листочками, но гранитная плита остановит их. Плита, на которой стоит имя Кристофера. Это он подчинит себе бессмертие. Только он один.

Наконец, Сильветта вернулась и сообщила ей о своем решении.

Утром они все вместе оседлали лошадей, и Мария повела обеих сестер через зеленые долины Сванетии назад к Черному морю.