Филиппа сидела на садовой скамейке и с грустью смотрела на увядшие цветы, еще недавно восхищавшие ее своей красотой и изяществом. Воздух был по-осеннему свеж, и Филиппа поплотнее закуталась в плащ, накинув на голову капюшон. Мать и бабушка обсуждали с приехавшим из Бристоля мастером надгробный памятник дедушке. Гвенни, пришедшая со своей молодой хозяйкой в сад, замерзла на холодном ветру и выглядела настолько несчастной, что Филиппа сжалилась над ней и отправила ее погреться, так что впервые с тех пор, как Рис привез ее из заточения домой, всю дорогу крепко прижимая к себе, Филиппа осталась совершенно одна. Она рассеянно смотрела, как сын садовника сгребал опавшие листья и подметал садовые дорожки.

Шел третий день, как ее освободили из плена, но Рис так и не появился. Несмотря на все его клятвенные заверения в любви, он, по всей видимости, решил ее бросить. Может, у него появились сомнения относительно его брачного союза с дочерью изгнанника, заклятого врага короля Генриха?

Когда три дня назад они приехали в Греттон и Рис, оставаясь в седле, осторожно передал ее подошедшему к ним главному конюху, она почувствовала сожаление, что приходится расставаться с любимым. Ей бы радоваться возвращению домой, но она смотрела вслед удалявшемуся Рису с щемящим чувством тоски, перешедшим в глубокое отчаяние. Когда они той ночью мчались обратно в Греттон, его сильные руки заботливо придерживали ее, и она подумала, что с радостью осталась бы с ним навсегда. Она так устала от всего пережитого, что едва держалась на ногах, и Питер подал ей руку, чтобы она оперлась на нее, пока Рис разговаривал с ее матерью. Затем он уехал, и ее отвели в дом, где уже ждала верная Гвенни. Бабушка распорядилась, чтобы ванну перенесли к ней в комнату и наполнили горячей водой, куда бабушка добавила немного розового масла, что, по ее мнению, должно было успокоить внучку, потрясенную предательством человека, которому она помогала и которого защищала. Да, сэр Рис Гриффит был, как всегда, прав: сколько раз он говорил ей, что Мэйнарда надо остерегаться! Филиппа с удовольствием погрузилась в пахнущую розами горячую воду, и мать помогла ей вымыть густые длинные волосы. Потом они с Гвенни намылили ее мылом домашнего приготовления, ополоснули чистой теплой водой и закутали в тяжелые полотенца, привезенные с Востока. Филиппу посадили у камина, в котором весело потрескивали дрова, и Гвенни расчесала своей хозяйке еще влажные волосы и одела ее в ночную сорочку. Но хотя в комнате было жарко, Филиппа долго не могла согреться. Графиня велела Гвенни идти спать на свой топчан, а Филиппу отвела к себе в комнату и уложила в свою постель. Наконец Филиппа забылась тревожным сном, освободившись от ужасов ночной схватки, когда у нее на глазах погибли Роджер Хильярд и его солдаты.

На следующий день она немного успокоилась и рассказала матери, что произошло в ту страшную ночь, поделившись с ней своими переживаниями об отце и Ричарде Элларде.

– Не волнуйся, дорогая. Твой отец не раз был в таких переделках, что, казалось, он неминуемо погибнет, но, слава богу, всегда выходил победителем. Я уверена, что и сейчас он найдет надежное пристанище и скоро отправится обратно в Бургундию, где я с ним и встречусь… – Графиня замолчала и пристально посмотрела на дочь. – По-моему, твое благополучие в надежных руках… Но если ты считаешь иначе, мы вернемся в Бургундию вместе.

– Я знаю, что Рис Гриффит любит меня, но из-за женитьбы на дочери изгнанника ему придется пожертвовать слишком многим, – сказала Филиппа, глубоко вздохнув.

– Он знает, на что идет.

– Но если у него появятся сомнения, что он выбрал не ту невесту, то его за это никто не осудит, – возразила Филиппа.

Те же самые мысли пришли ей в голову и сейчас, в саду, и она зябко поежилась, но не от осеннего ветра, а от холода, закравшегося ей в душу.

Вдруг она каким-то невероятным образом – даже не обернувшись – почувствовала, что он здесь, рядом. Несколько мгновений она сидела не шевелясь, затем обернулась, и ее умоляющий взгляд был красноречивее всяких слов.

Рис, высокий, улыбающийся, стоял под аркой, которая в летнее время служила опорой для вьющихся роз. Филиппе показалось, что он хочет о чем-то спросить ее и поэтому слегка замешкался, прежде чем подойти к ней.

– Я уж думала, что вы бросили меня, – торопливо проговорила она, вставая.

Он быстро подошел и обнял ее, и она прижалась к его широкой мускулистой груди.

– Что вы решили? – нетерпеливо спросил он, слегка откинувшись назад и пристально глядя ей в глаза.

Она вдруг почему-то смутилась, когда Рис посадил ее рядом с собой на садовую скамью.

– Почему вы не приезжали? Что-нибудь случилось? – тихо спросила она, опустив голову и теребя складки своего черного траурного платья.

– Откровенно говоря, я хотел дать вам время подумать над моим предложением, хотя уже съездил к священнику и договорился о нашем венчании, с которым нам надо поторопиться, поскольку ваша мать хочет вернуться в Бургундию. Так что вы решили? – спросил он, с надеждой заглядывая ей в глаза.

– Я люблю вас, – призналась она. – Я ушла из замка только потому, что хотела найти вас и все объяснить. Как я поняла, вы рассердились на меня…

– Филиппа, дорогая, я гневлив, но отходчив. Тогда вы посмотрели на меня с таким осуждением, что у меня сжалось сердце от горя и обиды, но потом я представил, что всю свою жизнь вы жили в постоянном страхе за тех, кого любили, и постоянно боялись, что их отдадут в руки короля. Я вернулся в замок, чтобы найти вас и заставить поверить мне. Но когда я узнал, что вы ушли из замка и не вернулись, я испугался, что навсегда потерял вас.

– Я люблю вас, Рис, и хочу стать вашей женой, но боюсь, что женитьба на мне принесет вам одни несчастья. Король…

– Успокойтесь, дорогая. Генриху совершенно безразлично, что я делаю, потому что я не льстивый придворный, заискивающий перед ним там, в Вестминстере. Я для него ничего не значу, но, если он все же что-то задумает против меня, мы спрячемся от него в Бургундии, как это сделали ваши родители.

– Но тогда вы потеряете все!

– Вы самое дорогое, что у меня есть, Филиппа! Раз вы согласились стать моей, мне больше ничего не надо! – с пылкостью влюбленного возразил ей Рис.

Она подняла на него свои сверкающие глаза, и он привлек ее к себе, покрывая поцелуями ее счастливое лицо. Она прижалась к его груди, сердце к сердцу, опьяненная радостью и восторгом.

Рис прошептал ей на ухо:

– Тогда завтра?

Она кивнула, и он, слегка откинувшись назад, залюбовался ее лицом, которое стало еще прекраснее от полного счастья.

– Дорогая, дайте мне вашу руку.

Филиппа удивленно взглянула на него и протянула руку. В ознаменование их помолвки он надел ей на безымянный палец кольцо. Это было простое кольцо с печаткой, на которой был изображен незнакомый герб, и Филиппа с недоумением посмотрела на своего жениха.

– Я не хотел бы, чтобы вы носили кольцо моей матери, как принято в некоторых семьях. Кольцо, подаренное моим отцом, принесло ей одни несчастья. А это кольцо подарил мне человек, которым я в молодости восхищался – он был моим первым учителем в искусстве побеждать. А еще я специально для вас заказал кольцо, в которое вложил всю мою любовь и обещание, что вы никогда не испытаете боли и одиночества, которые выпали на долю моей матери. Вы мне верите, дорогая?

– О, мой любимый, я верю и буду верить вам до конца своих дней!

Он наклонился и нежно поцеловал ее в лоб. Они вернулись к садовой скамейке и сели, прижавшись друг к другу.

– Мне кажется, что обряд венчания лучше провести у меня в доме. Приглашены будут только родственники и близкие друзья, поскольку ваша семья все еще носит траур.

– Я понимаю, что венчание пройдет тихо и скромно – по многим причинам, – согласилась Филиппа.

– Я бы очень хотел, чтобы ваш отец присутствовал на нашей свадьбе, но это невозможно, и мы должны с этим смириться. Рано утром я пришлю в Греттон крытый экипаж и договорюсь со священником, чтобы он приехал в Гриффит-Мэнер к двенадцати часам.

Она кивнула головой, понимая, что они должны быть очень осторожными и обвенчаться быстро и втайне от многочисленных знакомых Риса.

– Вчера мой человек встретился в «Золотом руне» с Ричардом Эллардом, и тот сказал, что ваш отец в полной безопасности. Мне также сообщили, что поскольку люди короля ни в чем не заподозрили сэра Оуэна, то он приедет к нам на свадьбу.

Филиппа улыбнулась: приятно, что друзья отца смогут присутствовать на ее свадьбе! Рис поцеловал ей руку, поклонился и ушел. У Филиппы сердце билось с такой силой, будто хотело вырваться наружу. Она поплотнее закуталась в плащ и осталась в саду, чтобы справиться с волнением и успокоиться.

На следующий день, за час до венчания, она стояла в спальне Риса, в присутствии бабушки, матери, Гвенни и верного дворецкого Риса. Она уже приняла ванну, обязательную для невесты, и теперь ее кожа источала едва уловимый запах душистых масел. Ее густые волосы цвета спелой ржи бабушка уложила в красивую прическу, сооруженную с помощью двух дюжин шпилек. Потом слуг отпустили, и Филиппа осталась с матерью и бабушкой. Родные уговорили ее снять черное платье и переодеться в изящное подвенечное, сшитое из белого шелка. Низ юбки был отделан дорогими белыми и золотыми кружевами.

– Твой отец гордился бы тобой, будь он вместе с нами, – проговорила графиня дрогнувшим голосом.

Рис прислал с пажом четыре белые розы, и Гвенни, добавив веточки розмарина, сплела из них венок. Графиня надела венок на голову дочери, словно корону, и отошла на шаг, любуясь своей работой.

– В этом шелковом платье я впервые встретилась с твоим отцом. Я берегла его все это время, и вот теперь оно сидит на тебе так, словно было сшито специально для тебя.

Графиня поднесла к лицу дочери маленькое итальянское стеклянное зеркальце, и по тому, как Филиппа заулыбалась, мать поняла, что ее хлопоты оценены по достоинству.

– Рису ничего не останется делать, как гордиться и восхищаться своей невестой, – сказала бабушка.

Они слышали шум, доносившийся снизу из холла, где шли последние приготовления к обряду венчания. Бабушка одним движением бровей спросила внучку, готова ли она, и та ответила лишь кивком головы. Леди Греттон открыла дверь комнаты и сообщила пажу, ждавшему у двери, что невеста готова. Филиппа положила дрожащую руку на руку матери и заставила себя улыбнуться. Они всю ночь провели вместе, и дочь призналась ей, что немного побаивается, но мать убедила ее, что каждая невеста испытывает то же чувство.

– Рис будет замечательным мужем, – сказала графиня. – Тебе нечего бояться, – добавила она.

Филиппа резко обернулась, когда бабушка, стоявшая у двери, вдруг вскрикнула и схватилась за сердце. Филиппа бросилась к ней, и когда выглянула на лестничную площадку, то тоже побледнела: за дверью стоял какой-то мужчина, ожидая, когда выйдет невеста. Хотя он был одет в ливрею, какую носили слуги Риса, Филиппа узнала его и зажала рот рукой, чтобы заглушить невольный крик радости.

– Миледи, – сказал мужчина, – сэр Рис велел мне привести вас к нему, – и он протянул Филиппе руку.

Филиппа оглянулась и, пристально посмотрев на мать, переступила порог комнаты. Она почувствовала, как отец сжал ее руку. Филиппа не проронила ни слова, так как боялась, что ее могут услышать люди, стоявшие внизу и с нетерпением ждавшие появления невесты. Она спускалась по лестнице рядом с графом, за ними шли мать и бабушка. Сердце Филиппы бешено колотилось от волнующего ожидания встречи с женихом, который ждал ее в большом зале, рядом со священником, стоявшим у временного алтаря.

Чуть позже она огляделась и не смогла скрыть своего восхищения – слуги Риса красиво украсили стены зала гирляндами, алтарь накрыли красивым белым покрывалом и поставили тонкие восковые свечи в латунных подсвечниках. Филиппа не могла скрыть своей радости от того, что обряд венчания будет торжественным и богатым, каким и положено ему быть. Как бы издалека она слышала сильный и певучий голос Риса и свои робкие ответы. Он надел ей на палец тяжелое золотое кольцо, и она вспомнила, что он заказал его специально для нее, чтобы печальные воспоминания из прошлого не омрачили их союз. Ее отец стоял у дальней стены зала, затерявшись среди гостей. Пришли и его друзья – Ричард Эллард и сэр Оуэн, – чтобы поздравить новобрачных. Мать и бабушка обняли Филиппу, плача от радости.

Потом они с Рисом сели за праздничный стол, поставленный на возвышение, и ей впервые пришло в голову, что теперь она леди Филиппа Гриффит и хозяйка бывших владений отца. Рис держал ее руку в своей, глаза его светились счастьем и любовью. Филиппа искала глазами высокую фигуру отца среди прислуги, которую усадили за столы, поставленные вокруг помоста, где возвышался стол хозяина, но отца не нашла. Она поняла, что он незаметно удалился, так как смертельно рисковал, когда пришел на свадьбу дочери. Ей оставалось только надеяться, что он успел переговорить с ее матерью.

Праздник закончился довольно быстро, так как семья невесты все еще была в трауре по сэру Греттону. Торжественный обед был приготовлен на скорую руку, но все блюда были отменного качества. Когда Рис отпил из традиционного любовного кубка и передал его невесте, она прикоснулась губами к нему точно в том месте, где и губы Риса. Она посмотрела на него с улыбкой, благодаря его за все, что он для нее сделал, и особенно за то, что сделал этот день таким счастливым.

Филиппа с матерью прошли в спальню хозяина дома и, плотно закрыв за собой дверь, крепко обнялись.

– Мама, ты видела его? – нетерпеливо спросила Филиппа. – Он выглядел очень счастливым. Я думаю, это все Рис устроил. Как ты полагаешь, с ним ничего не случится?

– В ливрее его трудно узнать, – успокоила графиня Филиппу. – Мне удалось с ним немного поговорить, и мы условились, что через четыре дня встретимся на корабле в Милфорде. Мне очень жаль, что приходится с тобой так быстро расстаться, но я твердо верю, что Рис Гриффит будет любить тебя и заботиться о тебе всю свою жизнь.

Они мирно беседовали, но подошло время расставания. Графиня помогла снять дочери свадебное платье и надеть белую шелковую сорочку. Когда мать, нежно поцеловав ее, ушла, Филиппа села на стул и стала смотреть на язычки пламени в камине и слушать веселое потрескивание сосновых поленьев. У нее пересохло во рту и сердце билось учащенно, словно от быстрого бега, но страха она не испытывала. Она с нетерпением ждала той минуты, когда Рис отдаст последние распоряжения внизу и придет к ней.

Услышав знакомые шаги, она повернулась лицом к двери, чтобы встретить жениха.

Он остановился на пороге, не сводя глаз со своей невесты. Она поднялась. Колеблющийся свет свечей и камина осветил ее хрупкую, изящную фигурку. Она предстала перед ним во всем своем великолепии. Рис залюбовался копной рыжевато-золотистых волос, которые волнами падали ей на спину и плечи. Сердце Риса бешено забилось, он не мог произнести ни слова, он растерялся. Свершилось! Она принадлежит ему! Он полюбил ее с первого взгляда, с той самой минуты, когда встретил во дворе трактира в Милфорде. Ему не верилось, что он преодолел ее неприязнь к нему из-за земель ее отца, пожалованных королем его отцу за верность Тюдорам. Он повернулся, чтобы запереть тяжелую дверь, отделявшую их от суетного мира.

Филиппа стояла не двигаясь и смотрела, как Рис приближается к ней.

– Наконец-то вы сбежали от своих назойливых друзей! – проговорила Филиппа с легкой усмешкой. – Я уж думала, что они придут сюда и начнут помогать вам раздеваться!

– Дорогая моя, даже если бы они потребовали этого под страхом смерти, я бы ни за что не впустил их сюда.

– Тогда мне нечего бояться, – сказала она и провела рукой по его щеке и подбородку.

Он хотел взять ее на руки, но вдруг она немного отошла назад и отвернулась. Его это удивило, и он снова приблизился к ней, но передумал: ему нужно подавить свое нетерпение. Она теперь и сердцем, и душой безраздельно принадлежит ему. Он может испугать ее своей необузданной пылкостью и страстью. Расположить к себе Филиппу можно только нежностью и лаской.

– Я поклялся, что вы станете моей женой, и стал заботиться о вас. Затем я ждал, когда вы полюбите меня. Теперь я чувствую, что мое терпение на исходе.

Она продолжала прятать от него лицо, и Рис подошел к кровати и начал быстро снимать с себя нарядную одежду: снял длинный синий бархатный жилет с дорогими серебряными пуговицами, шелковую рубашку и небрежно швырнул их на кровать. Филиппа не проронила ни слова, и Рис, не в силах сдержать своего порыва, обернулся к ней.

Он замер от изумления, когда увидел, что Филиппа развязала ленты своей ночной сорочки и та упала к ее ногам. Невозмутимо перешагнув через груду шелка, Филиппа остановилась, гордо глядя на Риса и высоко держа голову, как настоящая королева. Изящным движением руки она как бы приглашала его, потом опустила ее, словно не была уверена, что она желанна и любима. Рис понял, что перед ним не девочка-подросток, а женщина, сгорающая от нетерпения и страсти. Он подошел к ней и так крепко прижал к своей груди, что Филиппа невольно застонала. Он наклонился и заглянул ей в лицо, и она улыбнулась ему в ответ.

– Ты не боишься?

Она покачала головой, но по каким-то едва уловимым признакам он понял, что хотя она и храбрится, но в глубине души умоляет его быть с ней ласковее и мягче.

Рис взял Филиппу на руки и понес к кровати, не сводя с нее глаз, не переставая любоваться ее совершенной красотой. Он стал нежно целовать ее лицо, шею, грудь, опускаясь все ниже и ниже, пока она не застонала в порыве страсти.

– Я ждал этой минуты всю жизнь, – тихо сказал он. – Теперь ответь мне, дорогая, на один вопрос: ты не жалеешь, что вышла за меня замуж?

– Разве я этого тебе не доказала?! – взволнованно воскликнула она.

– Тише, дорогая, успокойся. Ты превзошла все мои ожидания. Скажи, ты можешь теперь простить меня за то, что я получил в наследство земли твоего отца? – спросил Рис, целуя ее.

– Эти земли будут принадлежать нашим детям. Какая мать будет возражать против этого? – с усмешкой спросила Филиппа.

Он снова поцеловал ее.

– Знаешь, я хочу поблагодарить тебя за бесценный свадебный подарок – приезд моего отца на нашу свадьбу, – прошептала она, улыбаясь.

– Граф так этого хотел. Сначала мне показалось, что это слишком рискованно, но потом я решил, что раз на нашей свадьбе будут только наши друзья, в надежности и преданности которых нельзя усомниться, то твоему отцу ничего не угрожает.

– Если бы не наша свадьба, он бы не задержался в Англии так надолго, – сказала она, вздохнув. – Что-нибудь слышно из Ладлоу… ну, о том доме?

– Да, я вчера получил доклад от констебля. Он сообщает, что солдаты перестреляли друг друга в пьяной драке. Не переживай, дорогая. Я устрою им торжественные похороны, и все забудут об этом происшествии.

– Да, но хозяева Роджера Хильярда хватятся его и начнут искать! – возразила Филиппа.

– Они, может, и заподозрят, что здесь кроется какое-то преступление, но никогда не узнают, как все произошло. Но ты права. Твоим родителям необходимо как можно скорее покинуть Англию. Надо позаботиться об их безопасности по дороге в Милфорд. Придет время, и мы с тобой поедем к ним в Бургундию… как только это путешествие станет безопасным, – сказал ей Рис и поцеловал ее.

Она заснула в его объятиях и, проснувшись, обнаружила, что мужа нет рядом. Это ее испугало, и она быстро встала и направилась к двери. Рис был с ней таким ласковым, любящим супругом, что Филиппе не верилось, что она ему наскучила и он ее бросил.

Она вышла на лестничную площадку и увидела внизу юного Дэвида, кузена и сквайра Риса. Она заметила, что его взволновало появление молодой хозяйки в ночной сорочке и с длинными, доходившими до пояса, распущенными рыжевато-золотистыми волосами.

– Где сэр Рис? – властно спросила она.

– Он завтракает, миледи, потом будет готовиться к поездке.

«Быстро же муж меня оставил!» – подумала Филиппа.

– Передай ему, чтобы он перед отъездом зашел ко мне, и пошли ко мне Гвенни, – сказала она примирительным тоном.

Дэвид поклонился молодой хозяйке, и Филиппа, вернувшись в спальню, остановилась и обвела комнату взглядом, стараясь найти какую-нибудь подходящую одежду.

Рис в мгновение ока взбежал по лестнице, и только он вошел в спальню, как Филиппа бросилась в его объятия.

– Что я такого натворила, что ты так быстро охладел ко мне?

Он наклонился и поцеловал вьющуюся прядь волос, упавшую ей на лоб.

– Моя дорогая, я ушел только потому, что должен сопровождать вашу матушку в Милфорд, где она встретится с вашим отцом, затем я должен посадить их на корабль, направляющийся во Францию. Графиня прислала мне записку, в которой пишет, что должна немедленно уехать, так как она слышала, что в Ладлоу скоро прибудут вооруженные люди короля, чтобы сопровождать королеву на обратном пути в Вестминстер. Ваша матушка считает, что ей надо уехать отсюда до их прибытия.

– Можно я поеду с вами? – спросила Филиппа. Он задумался, потом кивнул.

– Хорошо. Я думаю, что это не вызовет особых подозрений: во-первых, графиню никто не знает, во-вторых, ты ее дочь и теперь моя жена. Но учти, путь до Милфорда не близкий. Выдержишь ли ты такое долгое путешествие?

– Разумеется, выдержу.

– Тогда быстро одевайся. Гвенни тоже поедет с нами. Об отце не беспокойся, он присоединится к нам через два дня под видом нашего слуги. Все будет хорошо. – Он погладил ее по голове. – Признаюсь, я бы не вынес разлуки с тобой. Ты не представляешь, как я счастлив, что ты поедешь со мной!

Прибыв в Милфорд, Филиппа и Рис проводили графа и графиню на корабль, который направлялся во Францию. На прощание отец, сдерживая слезы, обнял дочь, когда же Филиппа прощалась с матерью, то обе, заливаясь слезами, обнялись, не зная, придется ли им встретиться снова. Несмотря на тяжелое расставание с родителями, Филиппа не сомневалась, что приняла правильное решение. В Бургундии она была бы для них обузой, так как они узнали от капитана корабля, который был родом из Бургундии, что здоровье герцогини Маргарет ухудшилось, и у Филиппы появилось подозрение, что ее родители, потеряв поддержку герцогини, станут такими же бедняками, как и большинство их друзей по несчастью. Одно радовало графа и графиню: их дочь вышла замуж за любимого человека, который в ней души не чает и сделает все, чтобы она была счастлива и ни в чем не нуждалась. Прощаясь с Питером, Филиппа мысленно пожелала ему найти свою любовь, как это сделала она сама.

Дорога домой была более спокойной и неторопливой, и, завидев усадьбу мужа, Филиппа почувствовала, что сердце у нее радостно забилось, как и положено ему биться, когда возвращаешься домой.

Они въехали во двор Гриффит-Мэнера, и еще до того, как Рис спешился и, подойдя к ней, снял ее с лошади, Филиппу охватил тот же леденящий душу страх, как и тогда, в Греттоне, когда она выглянула в окно и увидела во дворе вооруженных людей короля. Вот и сейчас она заметила на одежде непрошеных гостей изображение розы Тюдоров и с тревогой посмотрела на мужа. Он подъехал к ней и слегка сжал ее руку, чтобы успокоить и подбодрить.

– Неужели они узнали, что мой отец покинул Англию? – взволнованно спросила она.

– Едва ли. Постарайся держаться как ни в чем не бывало, – велел ей Рис.

Он спешился, к нему подбежал его главный конюх и взял коня хозяина под уздцы. Слуга был явно очень взволнован.

– Сэр Рис, у вас гость королевской фамилии… Мы не знаем, что делать. Он в большом зале… Госпожа Чезвик развлекает его, как может…

Рис подошел к Филиппе и, снимая ее с лошади, почувствовал, как дрожит его молодая жена, хотя день сегодня выдался теплый и тихий.

– Идите, миледи, – спокойно сказал Рис, стараясь ободрить Филиппу, – и, как положено хозяйке дома, примите незваного гостя, – добавил он, улыбаясь и поддерживая ее за плечи.

Филиппа, превозмогая страх и дрожь в коленях, заставила себя идти твердой походкой, без помощи мужа. Это внезапное вторжение людей короля могло быть только предвестником несчастья, и она должна собрать все силы, чтобы никто не заметил, в каком она состоянии. Неужели королю стало известно, что ее муж помог ее отцу бежать из Англии? Если да, то ее мужа арестуют или только лишат его благосклонности двора? Он же еще и женился на дочери изменника. Держась за руки, Филиппа и Рис вошли в большой зал своего дома и были поражены скоплением элегантно одетых людей, очевидно придворных, и людей попроще, вероятно прислуги.

Приглядевшись, она увидела юношу, сидевшего в кресле у разожженного камина, на почтительном расстоянии от него стоял с растерянным видом дворецкий ее мужа, в то время как домоправительница Чезвик отдавала распоряжения пажам и служанкам.

Увидев хозяев дома, гость вежливо поднялся и приветствовал их звонким мальчишеским голосом:

– Я сожалею, что мы посетили ваш дом в ваше отсутствие, сэр Рис и миледи, но я рад, что вы вернулись, так как меня послали к вам мои венценосные родители, чтобы поздравить вас с недавним бракосочетанием и, разумеется, пожелать вам счастья.

Филиппа на какое-то мгновение растерялась, но вовремя спохватилась и сделала глубокий реверанс, не упустив случая, однако, заглянуть в большие синие глаза принца Генриха. Она видела его восьмилетним мальчиком при дворе королевы в Вестминстере, значит, сейчас ему почти тринадцать. Он был высокий и красивый, одетый в черное, так как носил траур по своему старшему брату Артуру. Принц Генрих протянул руку для поцелуя упавшему на одно колено Рису, и Филиппа заметила на руке принца тяжелое золотое кольцо с рубинами и изумрудами.

– Леди Гриффит, – смеясь, обратился принц к Филиппе, – я вижу, вы меня узнали с трудом. Это неудивительно, так как с последней нашей встречи прошло больше четырех лет. Прошу вас, садитесь, не стойте в моем присутствии, как положено по этикету. – Он повел Филиппу к креслу, стоявшему напротив, не спуская с нее своих ярко-синих глаз. Она почувствовала себя неловко в своем скромном черном платье. После смерти старшего брата принц Генрих стал теперь принцем Уэльским, наследником трона своего отца. – Я приехал в замок Ладлоу, – обратился принц к Рису, – чтобы сопровождать мою мать на обратном пути в Вестминстер. Поскольку ей немного нездоровится, она послала меня к вам, чтобы передать свои наилучшие пожелания, как я уже сказал. Мой отец, узнав о вашей свадьбе, пожелал вам благополучия и рождения крепкого и здорового наследника.

«Уж не сон ли это?» – подумала Филиппа, прислушиваясь к разговору своего мужа с наследным принцем. Разве может этот вежливый и элегантный юноша – сын заклятого врага ее отца – действительно поздравлять ее и Риса с их свадьбой? Неужели эти поздравления и в самом деле искренни?

– Я думаю, настало время забыть прежнюю враждебность, леди Гриффит, – словно читая ее мысли, обратился к ней принц Уэльский. – Нам было приятно узнать, что вы стали хозяйкой земель своего отца, Я думаю, со временем он сможет вернуться на родину. Я уверен, что его возвращение в Англию не причинит вреда ни мне, ни кому-нибудь еще, – добавил принц. – Я должен вернуться в Ладлоу, – сказал он, вставая. – Моя мать очень обрадуется, что я застал вас дома. Надеюсь, сэр Рис, что однажды вы представите свою красавицу жену ко двору. Мы вам будем очень рады. Я уверен, леди Филиппа, что весь двор падет ниц перед вашей неземной красотой, – сказал принц Уэльский, склонившись над ее изящной рукой.

Филиппа была настолько потрясена неожиданной встречей с принцем, что не могла прийти в себя. Она взволнованно смотрела, как принц и его многочисленная свита покидают зал в сопровождении Риса, который, как и положено хозяину, пошел проводить гостей во двор дома. Филиппа заставила себя выйти на крыльцо и бросить прощальный взгляд на удалявшихся всадников. Принц Генрих обернулся и помахал ей шляпой. От всего пережитого у нее закружилась голова, и она прислонилась к дверной притолоке, чтобы не упасть.

– Ну, кажется, король решил одобрить наш с тобой союз, и все твои страхи за мое будущее были напрасны, – сказал, подходя к ней, Рис.

– Ты действительно веришь, что моего отца король когда-нибудь простит и разрешит ему вернуться в Англию? И ты веришь, что нас примут при дворе с распростертыми объятиями? – спросила Филиппа.

Рис подошел к жене и нежно поцеловал ее.

– Я верю, что все, что сказал юный принц Уэльский, станет возможно после его коронации.

Филиппа с удивлением взглянула на мужа.

– Но он еще совсем ребенок! – воскликнула она.

– Не по годам развитой ребенок, – поправил ее муж. – Я думаю, Англию ждут большие перемены, когда бразды правления перейдут в его руки, и, моя дорогая, ты будешь действительно принята при дворе. Но я буду очень осторожен, вывозя тебя в свет: я видел, какими глазами смотрел на тебя этот юноша!

– Что ты, Рис! Я вся в дорожной пыли и…

– Мое сокровище, ты самая красивая женщина во всем королевстве! Позже, может, я и позволю другим любоваться твоей красотой, но только не сейчас!

Он взял жену на руки и, принеся ее в спальню, положил на кровать.

– Наше возвращение сюда было неожиданно прервано, – сказал он, целуя ее в губы.

Никто не посмел побеспокоить их, и лишь позже, гораздо позже, они велели принести им ужин. Они были так поглощены друг другом, что забыли про голод.