На террасе их с улыбкой встретила кругленькая, невысокая женщина в джинсах и белой рубашке. Свернутым в трубку меню она пыталась отогнать веселого терьера, рвущегося приветствовать гостей: казалось, вместо ног у песика пружины.

— Messieurs-dame, bonsoir, bonsoir. Вы — друзья Анук? — Она исхитрилась шлепнуть терьера в воздухе. — Hercule! Çasuffit! Идите за мной, пожалуйста.

Вперевалочку она пошла между столиками в сопровождении непрерывно скачущего терьера. Заметив их, Францен поднялся из-за стола, улыбнулся и познакомил со своей спутницей.

Анук нельзя было назвать хорошенькой, но ее лицо притягивало взгляды. Такой профиль, увенчанный копной густых волос, хорошо смотрелся бы на монете. У нее была оливкового цвета кожа, словно впитавшая средиземноморское солнце, темные глаза и сильные ловкие руки. С такой женщиной лучше не шутить. У Сайреса блеснули глаза, и он поспешно поправил бабочку.

Францен наливал им в бокалы розовое вино, приговаривая:

— Здесь все очень вкусное, но pissaladière просто исключительная, и баранина такая, что лучше вы не найдете нигде в Провансе. Я ведь прав, cherie? — К Анук он обращался немного заискивающе, как человек еще не до конца прощенный.

— Далеко не всегда, — ответила та, — но на этот раз прав.

По-английски Анук говорила с сильным акцентом, но уверенно, а улыбка смягчила язвительность ее слов. На Францена она смотрела с усталой, немного снисходительной нежностью, как мать, наблюдающая за непослушным и чересчур активным ребенком.

Пока продолжалась прелюдия — тот приятный, возбуждающий аппетит период, когда все углубляются в меню, — беседа за столом касалась исключительно блюд и напитков, и только после того, как закончилась первая бутылка и была принесена вторая, Сайрес решил, что уже можно заговорить о деле.

— Нико, — сказал он, — мы должны кое-что объяснить вам.

Первым рассказал свою историю Андре. Пока он говорил, Анук ни на минуту не сводила с него внимательных темных глаз, но ее лицо оставалось бесстрастным. Францен же, напротив, очень живо реагировал на все, что слышал, а когда Андре поведал о визите к Денуайе и ограблении своей квартиры, буквально вытаращил глаза. Потом наступила очередь Сайреса, но в это время принесли закуски: открытый пирог с маслинами, луком и анчоусами, миски с овощной лапшой, благоухающей чесноком и базиликом, горшочки с tapenade, brandade из соленой трески, маслянистый, густой, как желе, ratatouille — словом, все то, что делает провансальскую кухню знаменитой и ради чего не жалко прервать самую увлекательную беседу.

Сайрес время от времени искоса поглядывал на Францена, пытаясь понять, какое впечатление произвела на того услышанная история. Но голландец, казалось, был целиком поглощен едой и Анук, которой давал попробовать глоток своего супа в обмен на ложечку ее brandade. Оставалось надеяться, что и остальные откровения он примет так же спокойно.

На другой стороне стола Андре осторожно намекал Люси, что впереди их ждет еще четыре блюда и не стоит так торопиться, но его намеки пропадали втуне. У нее был молодой, здоровый аппетит, она пропустила ланч, а от всех этих блюд струился такой непривычный, острый, заманчивый запах. Она ела жадно, как водитель-дальнобойщик, и смотреть на это было одно удовольствие.

Когда вытертые до блеска тарелки и миски унесли, Сайрес продолжил рассказ с того места, где остановился Андре. Когда он дошел до прибытия Хольца в Париж, Францен, уже знавший об этом, только кивнул, зато на лице Анук появилось брезгливое выражение. Она схватила бокал и сделала большой глоток, словно хотела отбить неприятный привкус во рту. Ободренный этим, Сайрес решился выложить на стол свою последнюю карту и признался, что сам хочет заняться продажей «Женщины с дынями». Оригинала, разумеется.

Прибытие баранины, розовой и ароматной, в сопровождении тоненьких, хрустящих ломтиков картофеля дало Францену минуту, чтобы обдумать все услышанное. Но только минуту. Как только официант отошел, Анук ткнула его пальцем в бок.

— Alors, Нико. Ты уже все слышал. Теперь они хотят услышать что-нибудь от тебя.

Рассказ Францена занял довольно много времени, так как постоянно прерывался ради баранины. Да, подтвердил голландец, он сделал копию, хотя с Денуайе никогда не встречался. Хольц считал, что в этом нет никакой необходимости. И снова при упоминании этого имени на лице Анук мелькнуло отвращение. Сайрес отметил это и понял, что она может стать союзником. А потом, продолжал Францен, случилось нечто крайне любопытное: Хольц заказал ему вторую копию той же картины. Такого, добавил он, не случалось ни разу за все годы его работы с самыми разнообразными мошенниками.

— Поразительно! — произнес Сайрес, как бы размышляя вслух. — Интересно, для кого же это?

Францен пожал плечами:

— В нашем деле не принято задавать вопросы. Он только сказал, что это очень срочно.

— Денуайе не обрадуется, когда узнает, что, пока Хольц продавал оригинал, на свет появилась еще одна копия. — Сайрес осуждающе поцокал языком. — Конечно, это очень странно, но я не исключаю, что Хольц собирался продать и вторую копию как оригинал. — Заметив изумленные лица слушателей, он объяснил: — Для этого ему всего лишь понадобится найти пару «скряг», то есть клиентов, которым не нужна реклама. Кстати, таких довольно много. Я и сам знаю нескольких.

— То есть вы хотите сказать, что каждый из них будет думать, будто купил оригинал? — Андре недоверчиво покачал головой. — Послушайте, Сайрес, такого не может быть.

— Еще как может, милый юноша. Есть люди, и их большинство, которые любят хвастаться тем, что имеют, а другим достаточно просто владеть великой картиной, даже если она постоянно спрятана в сейфе и ее нельзя никому показывать. От этого их радость становится еще острее. — Сайрес отхлебнул из бокала и задумчиво посмотрел на Францена. — А вы, случайно, не знаете, где сейчас оригинал, Нико?

Францен оглянулся на Анук, словно спрашивая у нее совета, но ее лицо оставалось совершенно неподвижным. Зато Сайрес догадался о том, каким будет ответ, еще до того, как голландец заговорил.

— Он у меня, — признался он наконец. — Обе картины у меня.

Он кивнул и потянулся за бокалом, а Анук едва заметно улыбнулась.

Сайрес молчал, пока на стол ставили чистые тарелки, салат, огромную plateaudefromage и новую бутылку вина. Он наблюдал, как Францен с энтузиазмом знакомит Люси с французскими сырами: козьим, овечьим, коровьим и острым, пахучим cachat, пропитанным чесноком и бренди. Возможно, он выдает желаемое за действительное, но, кажется, у голландца спокойное лицо человека, уже принявшего решение. Сайрес собрался с мыслями и наклонился к нему.

— Как я понимаю, — заговорил он, — у нас сейчас два варианта развития событий. Мы можем объединить силы, поехать на Кап-Ферра, рассказать Денуайе о второй копии и надеяться, что он захочет воспользоваться моими услугами. Судя по тому, что рассказал Андре, он вполне порядочный человек. Он хочет продать картину, а я могу это для него устроить. Комиссионные будут весьма солидными, и мы их разделим. — Сайрес усмехнулся. — Но это, разумеется, если все пойдет по нашему плану. По-моему, он вполне реален.

Францен вытер губы и отхлебнул вина.

— А второй вариант? — Есть и второй, — вздохнул Сайрес. — Боюсь, он нравится мне гораздо меньше. Мы можем поблагодарить вас за прекрасный обед и вернуться в Нью-Йорк, а вы останетесь здесь разбираться с мистером Хольцем.

Во время последовавшего за этим долгого молчания, чуткое ухо могло бы уловить слабый телефонный звонок, раздавшийся где-то в глубине сада.

* * *

Параду поспешно покинул свой наблюдательный пост за кипарисом, отбежал подальше и только тогда решился заговорить:

— Они в ресторане неподалеку от Экса. Голландец с ними.

Хольц пробормотал что-то очень злое на языке, которого Параду не знал. Потом, уже спокойнее, он сказал:

— Я приеду. Где там ближайший аэропорт?

— В Марселе. Возможно, к тому времени у меня уже будут хорошие новости. Я тут поработал с их машиной.

— С голландцем ничего не должно случиться. Я позвоню из Марселя.

Телефон замолчал. Параду, которому казалось, что он уже несколько суток ничего не ел, бросил последний тоскливый взгляд на ресторан и медленно побрел к своей машине.

* * *

Тем временем за столом праздновали завершение переговоров. Францен, поощряемый кивками и легкими толчками локтем со стороны Анук, решил присоединиться к команде Сайреса. Они договорились встретиться следующим утро в доме его подруги и оттуда вчетвером отправиться на Кап-Ферра, где Денуайе, растроганный их честностью, благодарный за помощь и возмущенный гнусными кознями Хольца, несомненно, поручит продажу картины Сайресу. Надо признаться, что своим оптимизмом и прекрасным настроением участники переговоров были обязаны не только логике и чистому разуму. Францен настоял на том, чтобы вместе с кофе им подали по рюмочке — а если говорить точнее, то по бокалу — чистейшей местной marc . Пользу этого огненного напитка для пищеварения признавали даже светила французской медицины. Но, способствуя пищеварению, виноградная водка, смешавшись со всем выпитым за вечер вином, могла закружить даже самые крепкие головы.

Они распрощались на парковке: Анук и Францен отправились в свою деревню, расположенную примерно в миле от ресторана, а остальные двинулись в сторону Экса — по крайней мере, они на это надеялись.

Андре старался не повышать скорость и вел машину с преувеличенной осторожностью человека достаточно трезвого, чтобы сознавать, что он пьян. Люси и Сайрес попробовали было завязать разговор, но вскоре уснули. Андре до отказа опустил стекло, подставил лицо свежему воздуху и крутил руль, не обращая никакого внимания на фары едущей следом за ними машины.

На этой темной незнакомой дороге встречалось множество неожиданных развилок, и Андре уже не сомневался, что заблудился, когда, к своей радости, увидел указатель поворота на шоссе А7. По нему они доберутся до Экса за несколько минут.

Он повернул, закрыл окно и прибавил скорость, чтобы не путаться под колесами у грузовиков, везущих в Париж дары теплого юга. Глаза упрямо слипались, и Андре несколько раз моргнул, прежде чем пойти на обгон длиннющей фуры с испанскими номерами.

Было уже поздно, водитель грузовика тоже устал и потому не посмотрел в зеркало, перед тем как перестроиться в левый ряд. Удивительно отчетливо, как бывает только за мгновение до аварии, Андре увидел название компании на задней стенке фуры, гроздь огней, пыльные брызговики, стикер «Viva Rеаl Madrid» и даже рисунок протектора — все это стремительно приближалось к нему, а педаль тормоза проваливалась, не оказывая никакого сопротивления.

В самую последнюю секунду он успел вывернуть руль влево, и машина, пролетев через зеленую разделительную линию из олеандров и через три встречные полосы, покатилась вниз по склону между кустов и камней и наконец с грохотом остановилась, врезавшись в ствол сосны. Двигатель, как ни странно, еще продолжал работать. Андре наклонился и дрожащей рукой повернул ключ зажигания.

* * *

Кажется, все прошло хорошо, думал Параду. Даже очень хорошо. Было бы еще лучше, если бы на встречной полосе легковушка врезалась в какой-нибудь грузовик, но и так сойдет. Ему остается только спуститься вниз и подсчитать сломанные шеи. Но сначала надо найти место для разворота и вернуться к искореженной машине.

* * *

Ничто не разгоняет пары алкоголя так быстро, как нечаянная встреча со смертью. Когда трясущиеся Люси, Андре и Сайрес взобрались по склону на шоссе, они были уже совершенно трезвы.

— Сможете перебежать на ту сторону? — спросил Андре. — Там проголосуем, и кто-нибудь подбросит нас до Экса.

Они дождались просвета в движении, ощутили всплеск адреналина, бегом преодолели показавшуюся им бесконечной ширину шоссе и, тяжело дыша, остановились на обочине. Завидев приближающуюся фуру, Андре выставил руку с поднятым большим пальцем, но машина, не останавливаясь, пролетела мимо. Так же поступили и полдюжины следующих грузовиков.

— Нет, так не пойдет, — решительно сказала Люси. — Вы двое пока спуститесь вниз. Поднимитесь, когда я свистну.

Дождавшись, пока мужчины спрячутся в темноте, она расстегнула две верхние пуговки на блузке, чуть повыше подняла и без того короткую юбку, а когда на нее упал свет приближающихся фар, улыбнулась и подняла руку.

Почти сразу же раздался визг тормозов, и водитель распахнул пассажирскую дверь. Он с одобрением оглядел девушку, а она еще шире улыбнулась и, поправляя бретельку лифчика, спросила:

— Экс?

— Paris, sivousvoulez, chérie .

— Отлично.

Она свистнула, и Андре с Сайресом вынырнули из темноты так быстро, что водитель не успел захлопнуть дверь. Несколько сотенных купюр помогли ему справиться с разочарованием, а рассказанная Андре история об отказе тормозов и аварии вызвала такое сочувствие, что он даже согласился забросить их в центр города. Когда они входили в отель, Параду с пистолетом в руках все еще шарил в кустах в поисках тел.

* * *

Хольц и Камилла сидели рядом во враждебном молчании. Они начали ссориться еще в «Ритце», продолжили в машине и не стали мириться в самолете, совершающем последний за день рейс в Марсель. Камилла не могла простить Хольцу, что он вытащил ее из Парижа только ради того — она отлично это знала, а он даже не дал себе труда отрицать, — чтобы она играла роль запасного водителя и мальчика для битья. Все складывалось очень плохо и должно было стать еще хуже: им светила ночевка в маленькой, примитивной гостинице при аэропорте, Руди пребывал в отвратительном настроении, а ей совершенно нечего будет надеть завтра, потому что из Парижа они уехали в страшной спешке и почти без вещей.

Гостиница оказалась еще хуже, чем Камилла представляла, а портье гнусно ухмылялся, когда они явились без багажа и потребовали номер на ночь. Можно подумать, кому-нибудь в здравом уме придет в голову выбрать марсельский аэропорт для романтического свидания! Все это было так мерзко, что не укладывалось в слова.

В номере Хольц первым делом бросился к телефону, долго с кем-то говорил и остался явно недоволен результатом. Взглянув на его злое лицо, Камилла поспешно заперлась в ванной и начала набирать воду в надежде, что, когда она выйдет, он уже уснет.

Следующее утро не принесло никаких изменений к лучшему. Они очень рано встали, на такси доехали до Экса, встретились там с Параду и теперь сидели в его машине у входа в отель «Негр-Кост».

— Вы уверены, что они еще там?

Параду повел на Хольца красным, невыспавшимся глазом.

— Я спрашивал у дежурного. Ночью они явились все втроем, хотя я, убейте, не понимаю, как им это удалось. С тех пор я торчу здесь.

В машине опять воцарилось молчание. Ни красота зеленой тенистой улицы, ни солнечные пятна на маркизах кафе, ни чудные звуки и запахи пробуждающегося города нисколько не радовали этик троих. Камилла злилась, Хольц нервничал, а Параду мучился от сознания своего бессилия. Он сунул руку подмышку и потер пальцем заветный крестик, вырезанный на стволе пистолета. В третий раз ему должно повезти: теперь он будет стрелять с близкого расстояния, чтобы видеть, как они умирают. Он зевнул и закурил сигарету.

В пятидесяти ярдах от них, за стенами отеля, другая троица, заметно присмиревшая, сидела за завтраком. После шока и выпитого за обедом алкоголя все они спали как убитые, а утром, вновь обретя способность ясно мыслить, пришли к единодушному мнению, что вчерашняя авария не была случайностью. Сайрес еще раз предложил Люси и Андре уехать, и они еще раз решительно отклонили его предложение. В конце концов, им оставалось всего лишь добраться до Кап-Ферра, но только не во взятой напрокат машине — с этим согласились все. До дома Анук в Ле-Кроттен они поедут на такси, а дальше пересядут в машину к Францену.

Когда такси покинуло Экс, настроение пассажиров начало быстро улучшаться. Солнце стояло уже высоко, а на узкой дороге, бегущей параллельно Сен-Виктуар, не было заметно ничего угрожающего. Гора, залитая утренним светом, больше не казалась ни таинственной, ни зловещей. По пыльным тропинкам между виноградниками сновали грузовички и тракторы, по обочине прыгали сороки, а на небе не было видно ни облачка. Начинался обычный, прекрасный день.

Машина подъехала к развилке и начала короткий крутой подъем к Ле-Кроттен. Таксист на чем свет стоит ругал двух деревенских псов, твердо решивших разодрать на куски шины.

— Дом с голубыми ставнями, — подсказал Андре, — на самом краю. Там должен стоять «ситроен».

Водитель снова начал ругаться, когда обнаружил, что не сможет развернуться на узкой дороге, а значит, ему придется пятиться задом. Эти деревни строят для ослов, а не для людей! Щедрые чаевые примирили его с жизнью, и он даже удостоил своих пассажиров кивка на прощанье.

Францен распахнул дверь, даже не дав им постучать.

— Salut, mesamis. Заходите, заходите.

Он пожал руки мужчинам, расцеловал Люси, уколов ее усами, и провел гостей в большую комнату с низким потолком. Анук любит поспать, объяснил Францен, но она просила передать, что желает всем bonvoyage и надеется скоро увидеться с вами снова.

— Но пока мы не уехали, я хочу вам кое-что показать. — Он махнул рукой в сторону камина. — Свет здесь, конечно, так себе, но все-таки согласитесь, что не каждый способен увидеть разницу, даже когда видит их вместе. Как вам кажется, Сайрес?

С каминной полки на них смотрели «Женщина с дынями» Сезанна и ее сестра-близнец, столь же безмятежная, прекрасная и практически неотличимая.

Сайрес подошел поближе и покачал головой:

— Должен поздравить вас, Нико. Это просто изумительно. Откройте мне профессиональный секрет: сколько времени вам требуется…

— Сайрес! — позвал его Андре. Он стоял у окна и смотрел на плотного, коротко стриженного мужчину в темных очках, который только что вы лез из белого «рено». — Кто-то приехал, — сообщил он и секундой позже испуганно воскликнул: — Господи, да у него пистолет!

На несколько мгновений они замерли, точно четыре статуи, и только громкий стук в дверь привел их в чувство.

— На кухню! — скомандовал Францен. — Там черный ход.

Он схватил с камина картины и вывел всех в маленький дворик, огороженный высокими стенами. Железная калитка открывалась в узкий проход между домами.

— Моя машина сразу за углом.

— Да, — согласился Сайрес, — и там же наш друг с пистолетом.

— Постойте. — Андре показал пальцем на картины в руках голландца. — Он наверняка приехал за ними. Нико, дайте-ка мне одну, другую пусть возьмет Сайрес, а вы держите наготове ключи от машины. Лулу, встань у меня за спиной, а вы, Нико, вставайте за Сайресом. Держитесь поближе, и все будет в порядке. Кому нужен Сезанн с дыркой от пули?

Параду отошел от двери, чтобы заглянуть в окно, и тут же услышал крик Хольца. Он резко развернулся и увидел, как из-за угла дома выходят две картины — каждая на четырех ногах. Идиоты. Мир полон идиотов. Он покачал головой и поднял пистолет.

— Нет! — завопил Хольц, едва не вывалившись из окна машины. — Ради бога не стреляйте! Францен… Нико, мы ведь можем договориться. Выслушайте меня. Произошло недоразумение. Я все объясню…

Под прикрытием картины Францен открыл дверь машины и завел двигатель. Люси и Андре забрались на заднее сиденье, Сайрес плюхнулся на переднее, и «ситроен» сорвался с места. Они проехали так близко от «рено», что Андре разглядел бледное от ужаса лицо Камиллы.

— Ему придется выбираться задним ходом, — сказал Францен. — У нас есть несколько минут форы.

Через заднее стекло Андре видел, как Параду садится в машину.

— Надо ехать на автостраду, — сказал он. — Там большое движение, и они побоятся стрелять. Где здесь ближайший выезд?

— Только в Сен-Максимене. Думаете, они станут нас преследовать?

Сайрес взглянул на картину, лежащую у него на коленях.

— Тридцать миллионов долларов? Конечно станут.

Они уже вырвались из деревни и теперь ехали по шоссе, такому прямому и плоскому, что на нем невозможно было спрятаться. Францен выжимал из своего «ситроена» всю возможную скорость, а Люси и Андре, не отрываясь, следили за дорогой через заднее стекло.

Полчаса прошло относительно спокойно, если можно назвать спокойной гонку на предельной скорости по одной из самых опасных дорог во Франции. Когда впереди показалась развязка и выезд на южную автостраду, все вздохнули с облегчением.

Францен пристроился в очередь к одному из пунктов приема платежей и только тогда перевел дух.

— Нет, мне все-таки больше нравится подделывать картины, — ухмыльнулся он, повернувшись к Сайресу. — Не хотел бы я еще раз пережить такое. Все целы? Сердечного приступа ни у кого не случилось?

— Хотел бы я знать, — подал голос Андре, — что это за парень…

— Андре! — испуганно перебила его Люси. — Он здесь.

Он проследил за ее взглядом и увидел, как в соседнюю очередь становится белый «рено». Параду смотрел прямо на них и улыбался.

* * *

— Руди, это просто смешно. — Голос Камиллы дрожал, и она чувствовала себя совершенно разбитой, хоть и просидела последние полчаса с зажмуренными глазами. — Так же нельзя! Я хочу сказать… этот пистолет и…

— Заткнись, — коротко бросил Хольц. — Какие предложения, Параду?

— Автострада — это, конечно, плохо для нас, но они же не всегда на ней останутся. Будем держаться поблизости и ждать.

— А если они обратятся в полицию? — сделала еще одну попытку Камилла.

— У них в машине краденая картина плюс подделка. Я просто хочу вернуть свою собственность. Я буду рад, если они обратятся в полицию, но только они этого не сделают. Вы правы, Параду. Поезжайте за ними.

Повиснув на хвосте у «ситроена», они проехали Бриньоль, Фрежю, Антиб и Канны. Камилла забилась в угол и с тоской вспоминала о спокойном и безопасном Нью-Йорке. Хольц перебирал варианты развития событий. Будь он на их месте, он бы ехал в сторону Италии, а потом свернул на Цюрих. Пайн, несомненно, знает, к кому там нужно обратиться, чтобы продать картину. Но это не близкий путь, и по дороге им придется остановиться хотя бы для того, чтобы заправиться. Потом наступит ночь. Параду не упустит шанса. За свою долгую и непростую жизнь Хольц не раз убеждался в том, как важно иметь терпение. Рано или поздно они совершат ошибку.

* * *

Нервное напряжение не может продолжаться вечно: через какое-то время человек перестает паниковать, приспосабливается к обстоятельствам и начинает мыслить логически. Так в конце концов произошло и с пассажирами «ситроена». Однако Кап-Ферра становился все ближе, а белый «рено» ни на минуту не исчезал из зеркала заднего вида. С этим надо было что-то делать.

Выход придумал Андре. Он предложил совершить обманный маневр — заехать в аэропорт.

— Во-первых, там всегда полно машин, и, может, нам удастся от них избавиться. А во-вторых, они могут поверить, будто мы хотим улететь на самолете. Надо заехать на одну из парковок и выехать с другой стороны.

Францен кивнул и крепче взялся за руль.

* * *

— Проклятье! Они собираются улетать, — рявкнул Хольц.

Параду отчаянно старался не упустить из виду «ситроен», кружащий по забитому машинами лабиринту на подъезде к аэропорту. Ему это удавалось до тех пор, пока дорогу им не перегородил выруливающий со стоянки автобус с туристами. Две драгоценные минуты были потеряны, и когда автобус освободил проезд, «ситроен» исчез.

— Поезжайте к залу вылетов, — распорядился Хольц.

Но, как скоро выяснилось, в аэропорту Ниццы имелось два таких зала и их разделяло приличное расстояние. Оставив Камиллу и Хольца у входа в один из них, Параду бегом бросился в другой и был вознагражден возможностью полюбоваться на хвост «ситроена», выезжающего с парковки на дорогу с указателем «Все направления».

Обливаясь потом и ругаясь сквозь зубы, он вернулся к «рено» и обнаружил, что тот окружен очень сердитыми, энергично жестикулирующими таксистами, требующими у двух съежившихся на заднем сиденье людей, чтобы те немедленно убрали свою putain машину с места, святое и неоспоримое право на которое испокон веку принадлежит этим самым таксистам. Параду не слишком деликатно растолкал их и сел за руль.

— Эти ублюдки нас провели, — сообщил он. — Я видел, как они уезжают.

* * *

Андре внимательно вглядывался в машины, спешащие по Английской набережной. Как нарочно, на глаза ему то и дело попадались белые «рено».

— Я не уверен, — сказал он, — но точно знаю, что, когда мы отъезжали от аэропорта, их сзади не было. Думаю, все в порядке.

Францен промычал что-то. Сайрес молчал, обдумывая речь, с которой обратится к Денуайе. Люси и Андре продолжали вести наблюдение через заднее стекло. Наконец сбоку появились указатели съездов на Вильфранш и Сен-Жан, и «ситроен» повернул к морю.

* * *

Денуайе помахал рукой жене, в душе радуясь, что она с Клодом уезжает в Ниццу и он остается один. Раньше он очень любил эти первые дни на Кап-Ферра: летние гости еще не приехали, и в доме тишина и покой; в саду аккуратно подстрижены кипарисы и сосны и царит строгий порядок, особенно приятный после буйной тропической зелени на Багамах. Даже воздух пахнет по-другому, а кроме того, тут есть любимые библиотека и винный погреб. Живи и радуйся. Но в этом году все было не так. Как ни хотелось Денуайе поверить в заверения Рудольфа Хольца, мысль о Сезанне причиняла ему постоянное беспокойство, а отсутствие информации в последние дни тревожило все сильнее. Завтра надо будет позвонить Хольцу. Нет, почему завтра? Он сделает это сейчас же. Наверняка у того будут какие-нибудь новости.

Он уже пошел к телефону, когда услышал звонок.

— Месье Денуайе? — послышался незнакомый голос из переговорного устройства. — Livraison .

Очередная покупка Катрин. В первые дни после приезда им все время что-то привозили. Денуайе нажал на кнопку, отпирающую ворота и вышел из дома.

* * *

Белый «рено», стоящий на открытой парковке у аэропорта, пекся на солнце, а обстановка внутри была и вовсе раскаленной. Камилле вконец осточертели Руди, этот его Параду, маленькие, тесные машины, Франция и дурацкие гонки. Она хотела только одного — войти в здание аэропорта и первым же рейсом улететь в Париж. Как и следовало ожидать, у Хольца это предложение вызвало очень резкую и даже грубую реакцию. Теперь она сидела надувшись и с отвращением смотрела на струйки пота, бегущие по толстой шее Параду. Хольц что-то бормотал себе под нос — вероятно, думал вслух.

— Да, скорее всего, так и есть, — наконец сказал он. — Они решили, что могут продать ее сами, и хотят договориться. Другого варианта у нас все равно нет. Параду, поехали на Кап-Ферра и как можно быстрее. — Камилла невольно съежилась, когда он повернулся к ней. — Ты сможешь найти дом Денуайе? Ты же там долго торчала.

— И что ты собираешься ему сказать?

Хольц не ответил. Он спешно придумывал историю о предательстве и двойной игре Францена и о своей собственной роли благородного спасителя.

* * *

За последние полчаса Денуайе пришлось выслушать удивительные, даже пугающие вещи. Андре и Сайрес по очереди рассказывали совершенно невероятную историю, а его взгляд постоянно возвращался к двум прислоненным к стулу картинам. Что бы там ни сделали эти люди, думал он, они, по крайней мере, вернули ему Сезанна, и уже это говорит об определенной порядочности. Можно ли им довериться? И надо ли доверяться, раз уж картина опять вернулась к нему?

— Мы не удивимся, — говорил Сайрес, — если после того, что произошло, вы не захотите иметь с нами дело. — Тяжкий вздох и печальный взгляд. — Но если вы все-таки соберетесь продавать картину, я могу гарантировать вам полную конфиденциальность и, само собой, готов предоставить все нужные рекомендации.

Денуайе обвел взглядом четыре обращенных к нему лица, еще раз посмотрел на картины и пожал зов плечами:

— Вы ведь не рассчитываете, что я приму решение прямо сейчас?

Конечно, рассчитываю, хотелось крикнуть Сайресу.

— Разумеется, нет, — сказал он вслух.

В холле опять раздался звонок, и хозяин, извинившись, вышел. Когда через минуту он вернулся в комнату, на лице у него было написано крайнее изумление.

— Там у ворот человек, который уверяет, что он Рудольф Хольц. Я не открыл ему.

Через открытое окно в комнату донеслись звуки двух выстрелов, а чуть погодя — еще и третьего.

— По-моему, он решил открыть ворота сам, — сделал очевидный вывод Андре. — Отсюда есть другой выход?

Денуайе выглянул в окно. Какой-то крупный человек колотил ногой в решетку ворот.

— Идите за мной. Подхватив картины, хозяин провел своих гостей через дом. Прямо за террасой начинался спуск в тоннель, ведущий к пристани.

— Я вызову полицию, — пообещал Денуайе. — Что эти люди себе позволяют!

* * *

Камиллу передернуло, когда этот ужасный человек разрядил в ворота новый магазин. Она уже чувствовала, что у нее вот-вот начнется серьезная мигрень.

— Руди! Руди! Останови его! Ради бога, это же Кап-Ферра!

Хольц наблюдал, как Параду снова колотит по решетке ногой, и не обратил на ее призывы никакого внимания.

Француз покачал головой:

— Может, протаранить их машиной?

Хольц прикусил губу, пытаясь смириться с тем, что все кончено. Денуайе, возможно, уже вызывает полицию. Отсюда надо поскорее выбираться. Картина ему не достанется — во всяком случае здесь и сейчас. Но Пайну в конце концов придется вернуться в Нью-Йорк, и уж когда он вернется…

Краем глаза Хольц заметил какое-то движение вдалеке, за верхними ветками деревьев. Он прищурился и увидел маленькое суденышко, мчащееся по темному зеркалу моря. Длинный белый след у него за кормой тянулся от самого дома. Он отвернулся от ворот.

— Забудь об этом. Отвезешь меня в аэропорт.

* * *

Только когда катер удалился метров на двести от берега, все пятеро наконец перевели дух. Люси, вцепившаяся в руку Андре, немного ослабила пальцы.

— Не хочу тебя пугать, но, если я сейчас же на что-нибудь не отвлекусь, у меня может начаться морская болезнь.

Он посмотрел на нее и улыбнулся. Судя по виду, эта девушка никогда ничем не болеет.

— А мысль о неделе в Париже тебя отвлечет?

— Возможно. — Она стерла с лица соленые брызги. — Но лучше о двух неделях.

Денуайе сбросил скорость и оглянулся на свой дом.

— Возмутительно, — еще раз повторил он. — Оружие! Гангстеры на Кап-Ферра! Scandaleux. Одно я могу сказать вам точно, месье Пайн: сейчас в Сен-Жан мы идем в полицию и больше никаких дел с Хольцем я не имею. — Он улыбнулся Сайресу, который бережно прикрывал картины полами своего пиджака. — И, разумеется, мне было бы очень приятно, если бы одной подделкой в мире стало меньше.

— Совершенно с вами согласен, — откликнулся Сайрес. — Абсолютно. Нико?

Голландец вздохнул, наклонился к Пайну и выбрал холст. Он нежно поцеловал его на прощанье и, размахнувшись так, что едва не опрокинул катер, зашвырнул далеко в море. Все пятеро зачарованно наблюдали за тем, как женщина с дынями, покачиваясь на волнах, смотрит прямо в небо, а вода постепенно заливает ее лицо.

«Надеюсь, это была копия», — пробормотал себе под нос Сайрес, но его никто не услышал.