Неопределенное положение
Брошен. Именно это слово пришло мне в голову, после того как несколько минут я тщетно обшаривал глазами горизонт и окрестности. Я умею понимать намеки, а мне явно давали понять, что в моих услугах больше не нуждаются. Никаких неотложных дел у меня не имелось, и свободное время я употребил на то, чтобы подвести некоторые итоги и поразмыслить о будущем.
Я оказался на распутье, а мне-то уж хорошо известно, что распутье — это такая штука, на которую можно смотреть по-разному. Можно видеть хорошее или плохое, солнце или тень, свет или тьму, ну и так далее. Стакан наполовину пуст или все-таки наполовину полон? Есть ли у каждой ложки дегтя своя бочка меда? Такие вот варианты.
Как мне уже случалось упомянуть, по натуре я оптимист, а потому начал с хорошего. Я теперь свободен и могу идти туда, куда зовет меня мой нос. Мне больше не грозят незаслуженные пинки в бок и опасные походы в лес в компании идиотов с заряженными ружьями. Жилье и кормежка у меня, как вы сами видели, были хуже некуда, а потому жалеть о них я не собирался.
Имелась, однако, и проблема, и она начинала меня сильно беспокоить. Щедро одарив меня многими талантами, природа тем не менее отказала мне в способности прокормиться самостоятельно. Этим собаки существенно отличаются от кошек. Забросьте самого паршивого кота в дремучий лес (и я вам в этом с удовольствием помогу), и вы моргнуть не успеете, как он будет лопать котлетку из дрозда или бессовестно закусывать тем, что найдет в каком-нибудь гнезде или кроличьей норе. Иными словами, едва заслышав зов природы, он тут же превращается в самого настоящего дикаря. Этот инстинкт в котах неистребим. Доверять им ни в коем случае нельзя, а кроме того, у каждого из них найдется пара-другая отвратительных замашек. Но это я так, к слову.
От проблемы пропитания мои мысли постепенно перешли к вопросу более общему, а именно: к положению собаки в том, что условно именуется «цивилизованным обществом». Не сомневаюсь, что вам не раз и не два приходилось слышать давно уже ставшую штампом и набившую оскомину фразу о лучшем друге человека — уверен, что придумал ее один из тех чувствительных простачков, что приходят в экстаз от мокрого носа и преданного взгляда, — с которой я в целом вполне согласен. Но в пылу умиления люди склонны забывать, что человека и собаку связывают не только сентиментальные, но и вполне практические соображения. Дружба — это, конечно, очень хорошо (в конце концов, если бы не друзья, я не писал бы сейчас эти строки), но немаловажное значение имеют также теплая постель, сытная еда и уютный дом.
Один из моих сообразительных предков, вероятно, осознал это уже несколько тысяч лет назад и опытным путем пришел к выводу, что человек представляет собой наиболее подходящую систему собачьего жизнеобеспечения. У нас, собак, имеется множество талантов и навыков, но разве мы можем сами гарантировать себе регулярное трехразовое питание? Нет. Можем построить теплый и непромокаемый дом? Снова нет. (Последнего, кстати, не могут и коты, невзирая на все их чванство.)
Итак, в те дремучие времена, когда еще не было ни собачьих питомников, ни салонов красоты для пуделей, мой мудрый предок принял решение сделаться неотъемлемой принадлежностью в хозяйстве человека, а тот, питая врожденную слабость к лести, принял это за знак дружбы, привязанности, бескорыстной любви и бог знает чего еще — и так родилась легенда. С тех самых пор мы, собаки, пользуемся всеми преимуществами бесплатного жилья с полным пансионом, свободного расписания и — при определенном везении и минимуме усилий — обожания.
Правда, тогда все это было известно мне лишь в теории, ибо за свою короткую жизнь я еще не знавал ни добрых слов, ни телесного комфорта. Между тем положение грозило стать еще хуже. Я начал серьезно тревожиться и даже подумывал, не вернуться ли мне к старому гаду, наплевав на сапоги и все прочее. К счастью, от этих малодушных мыслей меня отвлек шум приближающегося автомобиля. В груди тотчас же проснулась надежда, и я поспешил вниз, к дороге.
Машина промчалась мимо, даже не сбавив скорости. Так же поступали и все остальные в то утро, несмотря на мои дружеские кивки и приветливые скачки. Я попробовал сидеть посреди дороги, но они просто объезжали меня, сердито сигналя и не выказывая никакого сочувствия. Моя вера в человека начинала таять. Через некоторое время мне пришло в голову, что лучше бы попытать счастья с теми, кто ходит пешком. С людьми, стоящими на ногах, можно наладить контакт, что, конечно, затруднительно, если они мчатся мимо тебя на скорости восемьдесят километров в час. С автомобилем не вступишь в переговоры, как вы понимаете. И я отправился на поиски пешеходов.
Это было легче сказать, чем сделать, поскольку мой приятель-охотник высадил меня в месте, больше всего напоминающем Новую Зеландию, если верить тому, что рассказывают о ней по телевизору: деревья, кусты, горы и больше ничего. Отличный уголок для любителей неиспорченной природы, но совсем неподходящий для одинокого странника, озабоченного поиском еды и приюта. И я двинулся по обочине на поиск цивилизации.
Прошло несколько часов, и время, наверное, приближалось к полудню, когда я наконец уловил в воздухе слабый запах канализации и дизельных выхлопов. Вы бы, вероятно, не обратили на него внимания и уж точно не сочли бы приятным, но для меня он означал близость человека. И верно — взобравшись на верхушку холма, я увидел внизу группу старых каменных строений, а подойдя поближе, разглядел царящую между ними суету и сутолоку и услышал голоса. В самом деле, люди чем-то похожи на муравьев, только гораздо шумнее.
Хочу напомнить, что до этого все мои знания о человеческом жилище ограничивались одинокой развалюхой, в которой я родился, и потому вы поймете, как я был потрясен, увидев десятки домов и, должно быть, сотни людей. Где-то там, среди них, был уверен я, ходит и мой будущий лучший друг. Только эта иллюзия и помогала мне переставлять натруженные лапы.
Городок показался мне огромным, улицы разбегались во все стороны, а каждый порыв ветерка проносил мимо моего носа удивительные, дразнящие ароматы. Люди бродили по улицам вроде бы бесцельно и, судя по их беззаботному виду, думали только о том, чем полакомятся за обедом. Небольшая кучка их остановилась на углу и немедленно начала трещать, а я усвоил первый, очень полезный урок выживания. Похоже, люди совсем не умеют разговаривать, если у них заняты руки. Не спрашивайте меня почему, но если они собираются по двое, по трое или больше и начинают обсуждать мировые проблемы, то сумки и корзины тут же ставятся на землю, и тогда при моем росте в них очень удобно заглядывать. (Он у меня, кстати, такой, что если бы мы с вами стояли рядом, моя голова находилась бы где-нибудь посередке между вашими коленями и талией.)
Если подворачивается счастливая возможность, за нее надо хвататься не раздумывая, а потому я ухватился за торчащий из корзины багет и уволок его в укромное местечко под столиком уличного кафе. В тот момент, когда я подъедал последние крошки и подумывал, не наведаться ли мне к корзине за добавкой, под столиком вдруг появилась рука, потрепала меня по голове, исчезла, а потом вернулась с куском сахара. Я выглянул и обнаружил за соседним столиком молодую пару: они улыбались мне и издавали смешные звуки, которые, по мнению людей, должны быть приятны собачьему ухо. То же самое они делают и когда общаются с младенцами, как я заметил. Но голоса у них были дружелюбные, а ласковая рука гораздо приятнее, чем нога в сапоге, а потому я постарался им понравиться.
Можно было подумать, эти ребята никогда раньше не видели собаки. Они умилялись, гладили меня по голове, щедро угощали сахаром и вообще демонстрировали все признаки любви с первого взгляда. По неопытности я принял все это за приглашение и, когда они вышли из кафе, с готовностью потрусил за ними в надежде — не стану этого скрывать — что мягкая постель и новая жизнь ждут меня прямо за углом. Называйте меня наивным, если хотите, но не забывайте, что до этого все мои знания о человеческих повадках ограничивались оскорблениями и обидами разного рода, а доброта и симпатия были для меня в новинку.
Как я выяснил позже, многие неприятности и недоразумения начинаются именно с того, что простое проявление дружелюбия принимается чересчур буквально. У меня были все причины предполагать — или, по крайней мере, мне тогда так казалось, — что это знакомство с молодыми людьми в кафе станет началом большой дружбы. Увы, у них на этот счет имелось другое мнение, и, когда мы подошли к их машине, случилась неловкая заминка и даже небольшая борьба, когда я попытался сесть в нее вместе с ними. Закончилось все решительным тычком и дверью, захлопнутой прямо перед моим носом. Помнится, где-то я слышал высказывание о том, что следует опасаться незнакомцев, дары приносящих. Сейчас-то я, конечно, смотрю на все это философски, но тогда был не на шутку расстроен.
Собака послабее могла бы впасть в отчаяние. Я знавал спаниелей, которые при первых же признаках неприятностей валились на спину и трясли лапами в воздухе. Это не про меня. Я не сдаюсь и не отступаю. Только вперед и вверх. Чтобы взбодриться и поднять настроение, я решил пройтись по магазинам. Кажется, и люди нередко прибегают к этому способу.
Я бодро бежал по улице и вдруг остановился как вкопанный, почувствовав струящийся из дверей магазина божественный аромат — так может пахнуть только парное мясо. Свиные котлетки, бараньи ножки, домашняя колбаса, рубец и печень, мозговые косточки, говядина и ни души внутри, как я обнаружил, когда последовал зову своего носа. Откуда-то из задней комнаты слышалось сонное бормотание телевизора, а в самом магазине было тихо как в могиле. Я слышал даже стук своих когтей по посыпанному опилками полу, когда приближался ко всем этим яствам, разложенным на деревянном прилавке.
Я решил хорошенько подумать, прежде чем на чем-нибудь остановиться — тогда я еще не знал, что нерешительный покупатель часто упускает счастливые возможности. Но поскольку мне приходилось ограничиться тем, что поместится в пасти, я хотел унести хороший стейк, а не жилистый кусок бараньего горла. Это называется осознанным выбором, и, должен сказать, в моем случае он сослужил мне плохую службу.
Я колебался между свиными ножками и симпатичным куском телятины, когда из глубины магазина донесся свирепый рев, а вслед за ним показался и мясник с выпученными от злости глазами. Он огляделся в поисках оружия, и, к счастью, под руку ему попалась не костепилка и не здоровый топор, а всего лишь метла, с которой он к тому же не слишком ловко обращался и первым делом опрокинул целую шеренгу стеклянных баночек, кажется, с утиным confits. Я воспользовался его минутным замешательством, перемахнул через осколки и вылетел в дверь, отделавшись лишь скользящим ударом по кормовой части. Нечего было тянуть резину. Кто медлит, тот остается голодным. Я запомнил это правило на тот случай, если еще раз решу пройтись по магазинам.
А кроме того, мне явно требовалось пересмотреть тактику. После эпизода с мясником у меня сложилось впечатление, что в городских магазинах к собакам относятся с неоправданным предубеждением. И ведь что удивительно — дети производят гораздо больше шума и беспорядка, но на них никто не набрасывается с метлой. Так несправедливо устроена жизнь. Очень характерный пример двойной морали. Тут я увидел, как из булочной совершенно спокойно выходит дворняга с мужчиной, и меня осенило. Получается, владельцы магазинов возражают не против собак вообще, а против собак без сопровождения. Я уселся поближе к дверям épicerie и приготовился привести в действие план Б.
Как все великие планы, он отличался простотой. Я намеревался временно присоединиться к какому-нибудь покупателю, входящему в магазин. Оказавшись внутри, мы сможем разойтись и заняться каждый своим делом: пока я буду загружаться провизией, мой личный покупатель станет отвлекать продавца. Казалось бы, ошибки быть не может.
Из дверей épicerie доносились весьма аппетитные запахи. Конечно, не те опьяняющие ароматы, что источала лавка мясника, но все равно достаточно соблазнительные, для того чтобы мое воображение заработало на полную катушку. С все возрастающим нетерпением я озирался в поисках подходящего сообщника.
Никогда раньше я не видел такого множества людей. Думаю, именно с того давнего дня и начался мой острый и непреходящий интерес к человеческой натуре и особенностям поведения. Мужчины и женщины всех возрастов, форм и размеров бродили по улицам параллельно или встречными курсами, не проявляя при этом никакого интереса к другим особям. Они не обнюхивались, не обходили вокруг друг друга, не производили церемониального поднятия ноги — все их, так сказать, социальные контакты ограничивались редким кивком или рукопожатием. Сейчас-то я к этому привык, но тогда такое отсутствие взаимного интереса показалось мне чрезвычайно странным. Наверное, дело тут в перенаселенности городов. Постоянное столпотворение притупляет чувства.
Я так увлекся наблюдением за этим непрерывно текущим мимо меня людским потоком, что вздрогнул от неожиданности, когда какая-то женщина погладила меня по голове. Я поднял глаза, увидел пустую корзинку для продуктов и улыбающееся лицо, а потом женщина отвернулась и двинулась к двери, ведущей в благоуханный сумрак épicerie. Не упускай момента, сказал я себе и, словно тень, последовал за ней, приняв вид собаки, идущей со своим хозяином по крайне важному делу.
Это был правильный, традиционный épicerie. Увы, сейчас во многих из них можно увидеть только закрытые банки, запечатанные коробки и загадочные пластиковые упаковки, но в том магазине торговали настоящей едой, причем в натуральном виде. Французы не склонны к самоограничению, когда дело касается желудка, и потому на витринах красовались большие куски сыра, горы колбас и копченых окороков, а также куча готовых продуктов, среди которых имелось все: от фаршированных цыплят до терринов, от одного только вида которых у меня у меня на глазах выступили слезы умиления. Сообщница остановилась у прилавка с овощами, но меня они никогда особо не интересовали, и, бросив тоскливый взгляд на печенье, я справился с искушением и направился в глубь магазина. Там были выставлены главные сокровища, и я с первого взгляда проникся любовью к домашней лазанье. Однако раздумывать было некогда, и, памятуя неудачный опыт с мясником, я проворно встал на задние лапы, передние положил на прилавок и уже нацелился на кусок копченого окорока весом в добрый килограмм, когда внизу началось настоящее светопреставление.
Только от большой доброты источник этого беспорядка можно было бы назвать собакой: жалкое, тщедушное существо, росточком крысе по колено, с нелепым хвостом, закрученным тугим колечком, будто червяк в конвульсиях, визжало пронзительным фальцетом, способным разбудить и мертвых. На секунду я даже подумал, что он угодил своими причиндалами в машинку для резки колбасы, но чуть позже стало ясно, что он так лает. Как голоден я ни был, но все-таки мне пришлось отвернуться от окорока и заняться этим недоразумением, которое норовило вцепиться мне в лодыжку. Пока я пытался его стряхнуть, из глубины магазина возникла гора на двух ногах в фартуке и с очень неприветливым лицом; в руке она, кажется, держала скалку. Одним словом, мне пришлось поспешно сматываться.
Такой вот теплый привет я получил в тот день от местных торговцев и потому призываю вас не верить рекламным открыткам, на которых они глупо улыбаются в камеру. Те двое, с которыми я успел познакомиться, могли бы дать фору самому Чингисхану. (Уверяют, что, когда у того заканчивались припасы, он имел обыкновение есть собак. К счастью, с тех пор человечество ушло далеко вперед.)
Я вернулся в свое прежнее укрытие под столиком кафе и предался размышлениям. Итого, за сегодня я был один раз жестоко отвергнут и дважды едва не убит в обмен на один небольшой багет и горсть рафинада. Вряд ли такой результат можно назвать удовлетворительным, а кроме того, дело уже идет к вечеру, и тени на земле становятся все длиннее, а жилье с полным пансионом все так же далеко от меня, как и утром. Я не сомневался, что завтрашний день принесет с собой новые счастливые возможности и перспективы, но пока мне предстояло решить, где провести эту ночь. Остаться до утра под столиком или отправиться на поиски укрытия где-нибудь на лоне дикой природы, полной тайн и опасностей, — вот в чем вопрос.
Ответ на него довольно скоро дал хозяин кафе, представший передо мной с метлой в руках. В тот день у меня сложилось впечатление, что местные жители ни на минуту не расстаются с этим полезным предметом, вероятно опасаясь вражеского вторжения. Он начал выметать из-под столиков скопившийся там за день мусор, и через некоторое время наши глаза встретились. Метла угрожающе поднялась над моей головой. Мне очень хотелось оставить ему что-нибудь на память в благодарность за теплый прием, но времени не оставалось даже на то, чтобы символически задрать ногу. Мне в очередной раз пришлось поспешно удалиться, и я отправился искать покой и счастье за пределами городка.
Углубившись размышления о людском жестокосердии и коварстве, я отошел довольно далеко от его границ, когда мой нос вдруг уловил многообещающий и очень насыщенный запах. Как выяснилось, его источало содержимое опрокинутого на бок мусорного бака, что стоял в самом конце узкой тропинки. Подойдя поближе, я понял, что проблема обеда решена, и принялся за изучение меню.
Я не устаю удивляться тому, какие чудесные вещи выбрасывают люди. Кости, аппетитные корочки, потроха, совершенно съедобные сардины — все это и многое другое словно драгоценности сверкало среди пустых банок, бумаги и пластика. Я уже готовился приступить к первому блюду — вкуснейшей куриной коже en gelée, если мне не изменяет память, — когда из бака донеслось рычание, больше похожее на старческий кашель, и показалась передняя половина собаки: пасть оскалена, клыки наружу, шерсть дыбом, истинный пес Фидо, защищающий свой очаг и собственность.
Без ложной скромности могу признаться, что храбрости мне не занимать, особенно когда противник стар, немощен и гораздо мельче меня, как и было в этом случае. Поэтому я просто не обратил внимания на его протесты и, прикончив куриную кожу, перешел к симпатичным сырным обрезкам. Но вы, наверное, согласитесь, что удовольствие от еды может быть сильно подпорчено постоянным надоедливым нытьем у самого уха. Вероятно, примерно так же чувствуют себя и богатые инвесторы, которых приглашают на обеды с вполне определенной целью.
Тем не менее, несмотря на засевшего в баке типа, я отлично пообедал и потому смотрел в будущее уже с большим оптимизмом. После небольшого исследования стало ясно: от дороги, ведущий из городка, через каждую сотню метров в разные стороны разбегались дорожки поуже, в конце каждой стоял дом, а у каждого дома имелся свой бак — точная копия того, что оккупировал старый ворчун. Применив законы логики, я пришел к выводу, что в каждом из них без всякой охраны содержится набор продуктов, возможно, не настолько изысканных, чтобы угодить строгому гурману, но вполне питательных и пригодных для поддержания телесного здоровья. Произведенное тут же обнюхивание подтвердило эту теорию, и, помнится, я порадовался тому, как слаженно мой нос и мозг трудятся на пользу желудку.
Избавившись таким образом от беспокойства по поводу завтрака, я вплотную занялся проблемой ночлега и тут столкнулся с совершенно неожиданными препятствиями. Я заглянул примерно в десяток домов в надежде уютно устроиться в каком-нибудь сарае или хлеве, но везде был встречен градом оскорблений, ругательств и угроз, и на этот раз не от людей, а от своих собственных собратьев. В каждом дворе имелись по крайней мере две постоянно живущие там собаки, которые, завидев меня, поднимали такой шум, словно я намеревался похитить их фамильное серебро.
К счастью, все они были прочно привязаны ко всяким неподвижным предметам, что спасло меня от верной гибели и даже дало возможность поставить этих убийц на место: я задирал лапу и метил их территорию в каком-нибудь метре от слюнявой, ощеренной пасти. Заверяю вас, это не менее оскорбительно, чем, например, уничижительно отозваться о безвкусных занавесках в доме, куда вы пришли в гости. Псов такое поведение приводило в бешенство, а один из них, лохматый, блохастый хам со здоровенными зубами, так рвался с цепи, что, похоже, повредил себе голосовые связки: свирепый лай вдруг перешел в жалкое повизгивание, а вид у него сделался крайне сконфуженным. Так грубияну и надо.
Однако все эти небольшие развлечения никак не приближали меня к удобному ночлегу. День у меня получился насыщенным и полным событиями, и я так устал, что рад был приклонить голову где угодно, лишь бы подальше от метел и зубастых челюстей. На всякий случай я заглянул в последний дом, был встречен там же все той же какофонией из истерического лая и воя, после чего побрел в лес искать прибежище среди кустов на опушке леса.
Я слыхал, что есть люди, которым лес представляется чередой мирных полянок и укромных уголков, райским местом, созданным специально для покоя и уединения. Попробовали бы эти романтики пожить там несколько недель, как пришлось мне. Главное, что осталось в памяти, — это непрерывный шум и суматоха. Первым делом с утра — осточертевший птичий хор, весь день — охотники с их трескучими ружьями, а по ночам — бесконечный шорох и топанье разнообразных ночных существ да гуканье сов. Именно так я представляю себе обстановку в сумасшедшем доме. О крепком, спокойном сне там нечего было и мечтать.
Дошло до того, что днем я начал ходить в городок специально, чтобы отдохнуть в тишине. Никто не мешал мне шляться по улицам, а от мясника и своего спарринг-партнера из épicerie я старался держаться на благоразумном расстоянии. Со временем некоторые из наиболее добросердечных местных жителей стали узнавать меня, и между нами завязались вполне приятельские отношения, которые, впрочем, становились прохладными, как только я пытался перевести их на более постоянную основу.
Однако с каждым прошедшим днем (и тем более ночью) бродяжья жизнь угнетала меня все больше, но тут в нее вмешалась Судьба. Она вновь подвела меня к распутью, или к крутому повороту, а возможно, к тому и другому одновременно. Я расскажу вам, как это случилось, а вы решайте сами.
Я брел по обочине в городок после особенно беспокойной ночи: казалось, вся местная популяция сов выбрала мой укромный уголок, чтобы выяснить в нем отношения. А может, у них начался брачный период. Я не большой знаток сов и их повадок и точно сказать не берусь. Как бы там ни было, я провел бессонную ночь, совершенно измучился и утратил свою обычную энергию и esprit. Полагаю, вид у меня был унылый и крайне жалкий.
Заслышав шум догоняющей меня машины, я спустился в канаву, чтобы пропустить ее. Но машина остановилась.
Из нее вышла женщина, и я тотчас же почувствовал в ней родную душу. Для этого хватило одного очень простого жеста: она не стала разговаривать со мной с высоты своего роста, а присела на корточки так, чтобы мы могли смотреть в лицо друг другу. Возможно, вам покажется, что это ерунда, но для собак такие поступки значат очень многое: они говорят о сочувствии, желании наладить контакт и, наконец, об элементарном хорошем воспитании. Представьте себе, что вам постоянно приходится общаться с кем-то, кто презрительно взирает на вас сверху вниз — вам это точно не понравится. Вы сочтете такое поведение невежливым и будете совершенно правы. Теперь вы понимаете, почему в ответ на попытку Мадам завязать знакомство я энергично завилял хвостом и всем телом, пару раз восторженно тявкнул и дружески положил лапу ей на колено.
Несколько минут мы общались подобным образом на краю канавы, а потом она, похоже, приняла решение и распахнула передо мной дверь машины. У меня моментально упало настроение и опустились уши. Весь предыдущий опыт подготовил меня к тому, что подобное приглашение является прелюдией к поспешному прощанию: машина умчится в сторону заката, а ваш покорный слуга вновь останется в печальном одиночестве.
Но на этот раз все получилось иначе. Незнакомка проявила настойчивость, я запрыгнул в машину и скромно съежился на полу. Каково же было мое удивление, когда женщина, уже ставшая моим лучшим другом, предложила мне устроиться на переднем сиденье! В груди моей вспыхнула надежда.
У каждого имеются свои способы выражать радость и энтузиазм. Люди в таком случае начинают топтаться, даже подпрыгивать и хлопать друг друга по спине. А я предпочитаю что-нибудь жевать. Ни в коем случае не агрессивно, а просто так, выражая удовольствие от ситуации. И потому, когда, развернувшись, мы поехали прочь от городка, а потом свернули на узкую дорожку, бегущую среди виноградников, я принялся за лежащий на сиденье ремень безопасности.
Дорожка привела нас к дому, похожему на все те, в которые я заглядывал на протяжении нескольких последних недель. И собаки в нем тоже имелись, целых две, и лаяли они так, словно собирались разорвать меня на месте. Собаки не были привязаны, и потому я не спешил вылезать из машины. Мадам пришлось довольно долго меня уговаривать, но когда знакомство состоялось, я к своей радости убедился, что обе местные обитательницы — суки: косматая старушенция, отдаленно напоминающая охотничью собаку, и хромая черная лабрадорша. Они оказались вполне безобидными и, покончив с формальности, мирно удалились в сад и там разлеглись в кустах.
К этому времени я уже тешил себя слабой надеждой, что вся эта история не ограничится коротким визитом. Мадам с задумчивым видом выковыряла у меня из усов остатки пережеванного ремня и пригласила в дом, приговаривая что-то о знакомстве с еще одним местным обитателем. Только бы не кот, молился я про себя, и не вооруженный до зубов убийца в сапогах. Удивительно, как в решающие моменты жизни такие мысли пролетают в голове буквально за долю секунды.
Выяснилось, что меня ожидала встреча со второй половиной Дирекции: он оказался босым и невооруженным, что меня порадовало, а вид имел довольно озадаченный. Мы обменялись любезностями, но я догадывался, что он не вполне разделяет чувства Мадам. Они отошли в сторонку для tête-à-tête, а я наконец огляделся.
Я не большой знаток недвижимости, но с моей, субъективной, точки зрения здесь было совсем недурно: с двух сторон сад, дикая природа позади дома на безопасном расстоянии, на полу коврики и повсюду — запах двух сук. Им явно не приходилось спать на голой земле под открытым небом. В целом, жилье меня вполне устраивало. И потом, у них ведь уже есть две собаки, так почему бы не завести и третью?
Я навострил уши, прислушиваясь к совещанию Дирекции. Как я понял, на повестке дня стояло два основных вопроса, причем Мадам решительно защищала мои интересы, а Второй колебался между за и против. Три собаки в одном доме — не слишком ли это много? И как я уживусь со всеми остальными? Второй намекнул, что не худо бы найти моего прежнего хозяина, но Мадам в ответ на это произнесла прочувствованную речь о жестоком обращении, неадекватной кормежке и отсутствии спального места. Затем она перешла к замечаниям более личного характера и обратила внимание Второго на мои болячки, выпирающие кости и вообще бедственное состояние, а закончила горячим призывом спасти несчастное животное и окружить его заботой и лаской. Ее слова казались мне чудесной музыкой — я пододвинулся поближе и прижался к ее ноге, демонстрируя полную солидарность.
В конце концов она победила — жены обычно побеждают, как я узнал позже, — и меня оставили на испытательный срок. Я отлично понимал, что это такое. Надо всего лишь избегать неприятностей, быть любезным с двумя суками, постараться понравиться Второму — и тогда меня оставят.
Так ясно, словно это было вчера, я помню, как радостно катался по траве, впервые за несколько недель наевшись до отвала. Дирекция наблюдала за мной с порога, а солнце ласково грело мне живот. В мире царила чудесная гармония. Какой незабываемый момент!
