…Я уже на ней (ну и кожа у нее — на год младше меня!), все хорошо, как вдруг почувствовал… Э-э-э, вы че!

Ни туда ни сюда. Вернее, сюда-то как раз можно, туда — нельзя. Ясно. Кина не будет. Только начал, твою мать! «Got in and got soft».

Я сел на кровати. Глянул на это обвисшее позорище…

— Да что за гадство! — заговорил чей-то голос, вроде бы, мой, — ведь стоит же он! По утрам так стоит, когда не надо. А когда надо… Сука!

Поймал себя на том, что оправдываюсь самым жалким образом, и заткнулся. Она тоже молчала. Я боялся на нее смотреть.

…Однако пауза затягивалась, делаясь все более и более невыносимой…

— Может, я подуспокоюсь, и мы еще… — начал было ныть я, нимало не веря, что будет какое-то «еще», но она вдруг сказала:

— Иди ко мне.

Ась?

— Ну давай, иди, иди… — эти слова прозвучали уже тише, сходили на шепот…

……………………………………

Всегда можно что-нибудь придумать. Опытная она оказалась, не то что я, лось сохатый.

— Может, останешься?

Но она лишь рассеянно, но твердо покивала в смысле «нет», вглядываясь в телефон, вызывая такси.

Между тем ночь продолжалась. Ничто не могло ее отменить.

Дверь за ней захлопнулась. И, как ни странно, я испытал облегчение. Я остался один. Не было сейчас человека, который был бы более один на всей нашей сваренной в мешочек планете. И я был рад этому. Все как всегда. Уже много лет.

Ведь ночь, тем не менее, продолжалась. И еще долго меня не побеспокоит день. Никого рядом нет… Хорошо…

Я много лет жил без травы, той, по которой ходят. Я гонялся и гонялся за ней, ездил на окраины, где ее полно, но так и не смог увидеть ее. Я вырывал ее из земли, вместе с землей мял в ладони, вглядывался в нее и вглядывался, подносил к лицу, нюхал, приговаривая: «Смотри, гад! Вот же она!» Но все без толку. Я ее не видел, не чувствовал.

Но в красном, кирпичном Йорке, не в центре, а в поселковых его предместьях, я вышел на сельскую земляную дорогу, по обеим сторонам которой росла такая же самая трава. И я увидел ее. Зацепившийся за что-то крюк в душе внезапно отцепился. Я присел на корточки и смотрел на нее. Я ее вижу. Меня аж повело, хотелось даже так и сесть на задницу, да жалко было новых штанов. Но это ничего. Я смотрел и смотрел. Вот ты наконец: столько лет пряталась и нашлась черт-те где.

Я встал, насмотревшись. Простенькая дорога уходила вдаль, в неведомую английскую жизнь. Хотелось идти по ней и идти, и больше не возвращаться…

Это далеко не первая моя дорога. Хватало в моей жизни дорог, по которым хотелось идти и идти, и неважно, куда она приведет. Но я возвращался, потому что того требовали обстоятельства. И так и не набрался смелости, чтобы уйти, и не вернуться. Наплевав на «обстоятельства».

Мысли о траве перетекли к мыслям о луне. Что-то я ее тоже давно не видел. Плохо смотрел? Наверное. Как же я так?

…Я вспомнил выражение «to cry for the moon» — «желать невозможного».

А еще песенку из популярного фильма:

Бомжевать на луне… В этом есть-таки шик! Я бы хоть сейчас побомжевал.

И вновь мне на ум пришел мой старый алхимик. Мне кажется, я даже успел полюбить его.

— Тебе бы там быстро надоело, как в любой турпоездке. Луна не для тебя, парень. Она — для лунного человека.

Он откликнулся!

Как ни странно, на этот раз алхимик говорил со мной без брюзгливой враждебности, в отличие от прошлого своего появления.

— Подожди, какого «лунного человека»? Ты ж там один!

— С чего ты взял? Нас много, только алхимик я один. Я и установил с тобой контакт, а тебе показалось, что ты меня придумал. Остальные бы и не смогли.

— Ого. И как у вас там, на Луне?

— На Луне — так, как должно быть.

— А вы общаетесь?

— Практически нет. Мы не нуждаемся друг в друге. Все, что нужно лунному человеку, — это Луна. Это вы, земляне, боитесь одиночества, сбиваетесь в стаи. Взять хоть тебя. Что ты на сайт-то этот полез? Не выдержал? А что тебе еще делать? Ведь ты нигде не бываешь, потому что не выносишь окружающих. Поэтому-то ты, взломав гордыню, туда и полез.

— Послушай, алхимик, раз такие дела, может, возьмешь меня на Луну? Ты не представляешь, как мне осточертело здесь, на этой… планете.

— Отлично представляю. Я бы и взял, если бы мог. Но я алхимик, а не волшебник. Я не могу превратить земного в лунного. Могу только дать тебе совет.

— Ясно. Ну, давай свой совет…

— Тебе не раз еще будет грустно, страшно, одиноко. И твое томление никогда не оставит тебя. То по траве, то по луне, то по женщине. Так уж вы устроены — например, я знаю, что ты надеешься, что еще раз увидишь ее. Только дух лунного человека всегда спокоен. А ваш дух — нет. Прими в себе свою земную породу, не бунтуй против нее — это бессмысленно. Прими — и живи себе. И не жадничай — бери, что дают. Скоро и этого не будет.

— Спасибо, утешил. Солнце светит, воздух повсюду дармовой… Кстати, а почему вас до сих пор не нашли?

— А вы нас никогда не найдете. Потому что не способны видеть никого, кроме себя. Но мы вас видим. И когда вы попытаетесь устроить на Луне что-то вроде помеси «Диснейленда» с объектами СЯС, то мы просто уберем вас отсюда, и вы никогда не поймете, что произошло. Если до той поры вы сами себя не уничтожите — самый вероятный для вас финал.

Мы оба солидно помолчали.

— Прощай, землянин! — И впервые в голосе сурового алхимика мне послышалась улыбка.

— Прощай, алхимик!

А она больше не придет…