Эмбла Серебряная Шея показывала эрлу хозяйство. Первым делом она повела его в амбар, доверху заполненный и сухой. Запасы зерна были уложены в бочки, которые стояли в крепких клетях. Отдельно хранились семена для будущего сева. Особенно эрла порадовали чистота и отсутствие крыс.

Затем они отправились в кладовую для хранения мяса и овощей. По пути Эдон критическим оком оглядывал свои владения.

Из-за отсутствия воды в глубоком рве деревянное укрепление, сооруженное Эмблой Серебряной Шеей, выглядело особенно нелепо, если учесть, что кругом было полно камня. Эдон не мог понять такого невежества с ее стороны. Жаждая получить побольше земель, она разрешила вассалам вырубать и жечь леса в то время, как земля высыхала. Рубку леса необходимо пресечь. Эдон уже запретил разжигать огонь. Исключение составляли домашние очаги, на которых готовили еду, и горн в кузнице.

Кладовая находилась у подножия холма. Родник, протекавший под ней, тоже высох. Желобок, выбитый в каменном полу кладовой, где обычно текла вода из родника, зарос мхом, и Эдону пришлось расчищать его ножом. Усилия его оказались не напрасны — в желобке показались капли воды.

— Странно. Подобные родники редко пересыхают, — заметил он.

— Да, — раздраженно согласилась Эмбла. — В колодцах Варвика либо яд, либо пыль, и все это из-за ведьмы.

Опять она за свое, подумал Эдон. Он стоял, опустившись на колено, и внимательно разглядывал помещение, высеченное в скале десять лет назад по его приказу.

— Ты расширяла кладовую, племянница?

— Нет, она такой и была.

Он поднялся с колен и отряхнул руки.

— Теперь я бы хотел взглянуть на каменоломню.

Возле гранитного карьера им встретились воины Эмблы, выезжавшие на дозор. Эдон расспросил их начальника об исчезновении племянника и отметил про себя, что Асгарт говорил о Харальде так, как будто того уже не существовало. Эдон не был склонен бездоказательно обвинять леди Эмблу в убийстве мужа. А доказательством может служить только найденное тело племянника. Пора заняться розысками всерьез.

Все утро он провел в карьере, тщательно выверяя рисунки, сделанные Черным Мейнардом. Эмбла считала ниже своего достоинства обсуждать что-либо с Мейнардом. Для нее все выходцы из Мерсии были лишь презренными рабами. Эдон вздохнул с облегчением, когда она отошла в другую часть каменоломни.

— Как ты считаешь, работа здесь, в карьере, могла повредить родники под скалами?

— Нет, милорд, — угрюмо ответил Мейнард, который по натуре был прагматиком, считавшимся только с предсказуемыми вещами.

— Что же тогда случилось с тремя колодцами и двумя родниками на Варвикском холме? Они совершенно высохли.

Мейнард покачал головой.

— Трудно объяснить. Дождя не было с первого мая, и все реки, которые мы пересекли по пути из Англии, обмелели. Обмелели, но не высохли, господин.

— А что произошло с Лимом? — Эдон оперся о скалу и пристально посмотрел в сторону дальнего леса. Солнце освещало кроны деревьев, и они отливали серебряным блеском. Русло реки, извивающееся к востоку, обозначилось рядом бурых, умирающих деревьев, растущих вдоль ее сухих берегов.

— Будь я спорщиком, — осторожно заметил Мейнард, — то держал бы пари, что кто-то проклял Лим. Такая большая река не высыхает за один засушливый год. Вся надежда на дождь.

— Ты считаешь, что дождь наполнит реки и родники? А подземные воды?

— Их надо уметь найти. В прошлом среди друидов предсказателей воды встречалось немало.

— Я поспрашиваю об этом у жителей Мерсии. А теперь давай пройдем на вершину скалы и хорошенько осмотрим долину. Возможно, оттуда нам удастся разглядеть ручьи.

— Глянем орлиным оком, — сдержанно пошутил Мейнард.

Они осмотрели Варвикскую долину с самой высокой вершины. Затем Эдон оставил Мейнарда заниматься составлением планов и карт, а сам вернулся в карьер к Эмбле и стал вместе с ней наблюдать за тем, как трудились работники.

Громадные куски гранита ловко откалывались от края кратера с помощью огня и воды. Затем гранитные глыбы разбивали на меньшие куски для строительства крепостных и башенных стен.

— Кажется, в твоем поселении я не увидел достаточно жилых строений для такого количества каменотесов, — между прочим заметил Эдон. — Здесь поблизости есть бараки?

— Для каменотесов? — удивилась Эмбла. — Но это всего лишь рабы, взятые в плен при покорении этих земель.

— Тогда я спрошу тебя по-другому. Где они спят?

— Там, — показала Эмбла на пещеру в карьере.

Глубокая расселина, выдолбленная в земле, едва могла укрыть от непогоды всех мужчин, работавших в каменоломне. На взгляд Эдона, они являли собой жалкое сборище.

В большом хозяйстве рабы были столь же необходимы, как скот. Их надлежало кормить и нормально содержать. Но, видно, Эмбла придерживалась иного мнения на сей счет: ее рабы трудились без передышки под щелканье кнута, а, судя по их тощим телам, еды им выдавалось ровно столько, чтобы они не умерли с голода.

— Понятно, — сказал Эдон и снова спросил: — А в поле у тебя тоже рабы?

— Нет, работать в поле они не имеют права. Неужели вы успели забыть обычаи собственной страны? Вы ведь не так уж долго прожили на Востоке.

— Мне просто интересно узнать, какие здесь произошли изменения. Я что-то не припоминаю, чтобы в последней отчетности Харальда Йоргенсона числились рабы, и для меня в новинку эта вира, которую наложил Гутрум.

Эмбла не обратила внимания на недовольство в голосе Эдона. Ее писец подготовил все бумаги для проверки. Она сумеет отчитаться за каждую золотую монету, взятую из собственности эрла, и сделает это получше транжиры Харальда.

— К королевской вире надо привыкнуть, — согласилась Эмбла. — Но она почти не имеет смысла в пограничных землях. Мерсиан, посмевших войти в Варвик, ждет расплата.

— Эти люди, — Эдон указал на работающих в карьере, — те самые мерсиане, которые расплачиваются за свой грех?

— Да. Жаль только, что они быстро мрут, но и размножаются также быстро, поэтому недостатка в рабочей силе я не испытываю.

— Скажи, пожалуйста, а как ты поступаешь с женщинами, которые имеют глупость наведаться в пограничье?

Эмбла не задумываясь ответила на этот щекотливый вопрос:

— На кухне полно дел, да и у ткацких станков тоже, к тому же я разрешаю своим танам использовать захваченных мерсианских женщин по собственному усмотрению. Так ими легче управлять. И воины тоже довольны.

— Представляю себе, — пробормотал Эдон. — Вот почему, пересекая свои владения, я не увидел ни одного поселения мерсиан. А когда я в последний раз приезжал сюда, их было столько же, сколько саксонских ферм. Датчан же почти не встречалось, так что Варвик стоил мне больших денег.

— Только датчане могут жить на датских землях, милорд. Это закон Гутрума.

Бесполезно обсуждать с женой племянника закон Гутрума, подумал Эдон.

— Давай отложим политику до вечера. А завтра я осмотрю оловянные и серебряные рудники.

У выхода из каменоломни Эдон встретил Рига, посланного за принцем. Воин с трудом сдерживал гнев. Эрл спешился и бросил поводья конюху.

— Что случилось? Говори все.

— Горит деревня Вуттон, — отрывисто произнес Риг, обычно холодные голубые глаза его сверкали от негодования.

— Откуда ты узнал? — Эдон подавил тревогу: ведь в Вуттоне в хижине матушки Врен осталась Тала…

— Я поймал поджигателей, милорд. — Риг резко обернулся и указал на четверых викингов, которые стояли в тени скобяного сарая, опершись на топоры. Лица у них были такие же злые, как у Рига.

— Матушка Врен не пострадала? — Холод сжал Эдону сердце, так как он помнил, что Тала осталась ночевать у старухи в доме.

— Асгарт утверждает, что все жители убежали в лес и никого не удалось поймать.

Эдон немного успокоился. Тут Риг выложил ему остальное:

— Когда я пришел в Вуттон посмотреть на пожарище, хижина, где вы оставили лимскую принцессу на попечение старухи, была пустой. Никаких следов обитания в этом жилище нет.

— Что? — Эдон был сбит с толку.

— Я нашел сундук, где лежала одежда дамы, а среди пепла — ее украшения. Все это я отнес к вам в главную башню. Больше там ничего не было — ни мебели, ни посуды, ни кроватей. Боюсь, что вас обманули, милорд. Принцесса Лима в Вуттоне не живет.

Эдон хмыкнул, пересек двор и подошел к сараю. Что ж, от своего плана навестить невесту он не отступит. Дерзкая девчонка перехитрила его, но сейчас эрла больше беспокоили викинги, ослушавшиеся его приказа.

Датчане недавно прибыли в Варвик из Ломбардии, где свирепствовал страшный голод. Эдон окинул взглядом изможденные лица и обратился с вопросом к старшему:

— Ты слыхал о моем утреннем приказе, викинг?

— Да, господин, слыхал, — ответил мужчина, который от недоедания покачивался на кривых ногах. — Меня зовут Кривой Арчам. Пожар учинил я, а на сынах моих нет вины.

— Почему ты ослушался приказа? Все четверо переглянулись.

— Наши владения начинаются в Вуттонском лесу, — сказал самый младший. — Отец, говори эрлу правду, иначе наши головы очутятся на колу.

— Уймись, Ранульф, — вмешался другой брат.

— Это твои сыновья, викинг? — снова спросил Эдон.

Старший из мужчин утвердительно кивнул седой головой. Эдон не мог определить его возраст: лицо и шея были морщинистыми и измученными от солнца, ветра и недоедания.

— Да, только трое сынков у меня осталось, а было десять, таких же рослых и статных, как вы.

— Тогда почему ты подверг их опасности, нарушив мои приказы? — требовательным тоном спросил Эдон и, когда ответа не последовало, обратился к Ригу: — Отведи старшего к частоколу и отруби ему голову.

Риг с воинами немедленно сделали шаг вперед, собираясь выполнить приказание Эдона.

— Милорд! — воскликнул младший из викингов. — Не своей волей сожгли мы деревню. Асгарт велел нам сегодня же очистить землю и засеять ее. Другого места для нас у него не нашлось.

— Это так, — нарушил гордое молчание отец и с отчаянием пояснил: — Мы должны засеять поле сейчас, а то на зиму останемся без зерна. Лето уже перевалило за середину.

— Когда вы приехали в Варвик?

— В прошлом месяце, эрл Эдон, — ответил младший сын. — А землю нам дали только сегодня утром.

Глядя на них, трудно было предположить, что месяц назад они могли удержать в руках топоры.

— Сколько вас? Жен, детей, рабов? — спросил Эдон.

— Нас только четверо осталось после скитаний по суше и по морю, — сказал отец.

— Кто показал вам, где пускать пал?

— Асгарт Вулвертонский поехал с нами к лесу и велел пахать, начиная от верхушки холма и до первого ручья за деревней. А хибарки, что встретятся по пути, приказал жечь, так как люди поселились там незаконно.

— Мы не хотели их сжигать, эрл Эдон, — оправдываясь, уверял старший сын. — Лорд Асгарт велел отцу сжечь хижины или убираться отсюда.

Разгневанный Эдон повернулся к Ригу:

— Пошли Торульфа за Асгартом. Я с ним разберусь.

Ясно было, что эти люди — жертвы. Но деревню они сожгли и должны за это ответить. Эдон бросил на них свирепый взгляд и тут же принял решение.

— К востоку от карьера есть хорошая земля, уже готовая к посеву. Трое из вас могут начать возделывать ее уже завтра. А ты, Ранульф, заплатишь за ущерб, причиненный деревне Вуттон, службой в течение двух месяцев у начальника моего отряда Рига. Отдай топор отцу — он тебе не понадобится, пока тебя не отпустят домой. У тебя есть дом, Кривой Арчам?

— Нет, мы спим под открытым небом. Вот ежели будет у нас своя земля, тогда и выстроим дом.

— Риг, отведи старика к Мейнарду. Пусть он покажет ему поле, где можно пахать, и даст семена для посева. А ты, Арчам, отныне с огнем не шути. Я не потерплю больше пожаров на этой земле. Ясно?

Викинги, не умевшие выражать благодарность, были явно признательны Эдону за снисходительность. Эти мирные пахари не принадлежали к искателям приключений, сопровождавшим сорок лет назад деда Эдона, Рагнара Лодбока. Настоящего наказания заслуживал главный виновник пожара, Асгарт, сенешаль Эмблы. Пришло время эрлу Варвика утвердить свою власть.

Отпустив викингов, Эдон вернулся в башню для беседы с дамами и с Тео, которому позволено было заглянуть в волшебную чашу.

— Я хочу знать, когда пойдет дождь и где находится принцесса Лима. Только не отвлекай меня проказами твоих духов.

Пальцы Тео обежали край золотой чаши, которая благозвучно зазвенела. Бесцветные глаза слепого застыли, и он уставился вдаль. Вдруг его руки замерли, и он опустил кончики пальцев в колыхающееся вино. Мелодичный звук прекратился.

— Ваша принцесса — в охотничьем домике короля Оффы на берегу озера. С сестренками. Талу я вижу ясно. Ходит взад и вперед, обдумывая какое-то путешествие, но куда — не знаю. Она кинула свое ожерелье духам озера, чем очень расстроила сестер… Вот, теперь понятно. Тала ап Гриффин собирается к аббатисе в Лойткойт.

— А принц? — поинтересовался Эдон.

— Принца я не вижу. И дождя тоже — его долго еще не будет.

Эдон удержался, чтобы не выбить дробь на деревянном столе. Итак, Тала отправилась к аббатисе в Лойткойт. Неужели она хочет просить убежища у монахинь? Какая ей от этого польза? Ему все равно, вести к алтарю язычницу или христианку.

— Ты уверен, что она направляется в аббатство?

— Да, — кивнул Тео, затем нахмурился. — И еще…

— Выкладывай все!

— На свадьбу собирается король Альфред.

— Вот как! Значит, король Уэссекский едет в Варвик? Почему же не вместе с Гутрумом? — изумился Эдон.

В ответ Тео поднял чашу и выпил из нее все вино, тем самым положив конец предсказаниям.

Леди Элойя, хранившая до сих пор молчание, встала со скамьи в конце стола и подошла к креслу Эдона. Положив руки ему на плечи, она сказала:

— Милорд, если бы вы могли видеть свое лицо, то пришли бы в ужас. Мне жаль принцессу, бедняжке не спастись от вашего гнева. Ладони Элойи разглаживали напряженные мышцы на шее Эдона, а он пытался подавить раздражение. Эрл знал Лойткойтское аббатство, возведенное на крови. Кости сотен язычников послужили фундаментом для него. Не многие, подобно Эдону, уцелели. Ему удалось спастись из Лойткойта, но мерсиане из Арденнского леса не были столь удачливы.

Не в пример брату Гутруму Эдон не был готов к тому, чтобы заменить сонм богов, к которым привык с детства, на Христа, хотя вспыльчивым богам викингов он тоже не очень-то доверял. Высокое положение позволяло ему иметь на этот счет особое мнение. Эрл похлопал Элойю по руке:

— Спасибо, милая, за то, что успокоила меня.

— Эдон, — Элойя не убрала рук с его плеч, — нельзя преследовать даму, словно олениху. Дайте Тале время свыкнуться с судьбой. Она полюбит вас, я уверена.

— Элойя, — нетерпеливо прервал ее Эдон, — не учи меня, я сам знаю, что мне делать. Я давно перестал быть мальчиком при дворе твоего отца.

Он встал и взял с полки свое оружие, начищенное до блеска руками Эли.

— Я возьму с собой Сарину, — сказал он слуге.

— А разумно ли это? — мягко возразила Элойя.

— Элойя! — резко оборвал ее Эдон. Та осуждающе посмотрела на него и повернулась к мужу. В ее раскосых, темных глазах сквозило осуждение. — Рашид, тебе давно пора осадить свою надоедливую половину.

Рашид оторвал взгляд от снадобий и мазей в медицинской шкатулке и неодобрительно посмотрел на жену, с которой состоял в браке двадцать лет. Неустрашимая Элойя лишь пожала плечами.

— На принцесс с волкодавами не охотятся, — ехидно заметила она. — Это я знаю точно.

Высказавшись, Элойя занялась более женским делом — устроилась в кресле около Ребекки и стала шить платьице для новорожденного. На мужчин она больше не обращала внимания. Лишь когда, увешанные оружием, те собрались уходить из залы, она произнесла:

— Мы обедаем в обычное время, милорд. Постарайтесь не опаздывать.