Гарольд Мейсер
АДВОКАТУ - ДВА МИЛЛИОНА
пер. В.Полищук
С точки зрения обвинения, суд проходил прекрасно.
Улики, одна за другой, словно паутина опутывали обвиняемого Ллойда Эшли. Сейчас, ближе к вечеру пятого дня, окружной прокурор Геррику, образно говоря, собирался затянуть петлю на его шее. Шел допрос последнего свидетеля обвинения.
Это дело было на первых полосах газет. Жадная до сенсаций публика требовала все новых и новых подробностей, и газеты услужливо сообщали все, что удавалось отыскать. Такой повышенный интерес публики и прессы объяснялся тем, что все признаки скандального дела были налицо: красивая и неверная жена, отчаянный Казанова, в настоящее время - мертвый, и муж-миллионер, обвиняемый в убийстве.
За столом рядом с Эшли сидел его адвокат, Марк Робисон.
Он производил впечатление человека, совершенно безразличного к драматическим событиям, разворачивающимся перед ним. Лицо его было расслабленно, и казалось, он полностью погружен в свои мысли. Однако это было обманчивое впечатление. На самом деле мозг Робисона напряженно отслеживал происходящее, подстерегая малейшую оплошность, которую мог совершить окружной прокурор. Адвокат был грозным противником, и прокурор прекрасно знал это они были знакомы еще со школьной скамьи.
Робисон работал помощником прокурора при двух правительствах. В этой должности он был тверд и неумолим, и многое делал для того, чтобы тюрьма штата никогда не пустовала. Он любил свое дело и в зале суда чувствовал себя как рыба в воде. Обладая внешностью и голосом прирожденного актера, он умело использовал эти данные. Его быстрый и глубокий ум позволял ему блестяще вести перекрестные допросы. Кроме того, у него было особое чутье на присяжных: безошибочно выбирая наиболее впечатлительных, он успешно играл на их чувствах и предрассудках. А в тех случаях, когда доказательств в пользу защиты было недостаточно, ему удавалось повести дело так, что присяжные вообще не могли вынести вердикт. Но дело Эшли было гораздо более серьезным - доводов в пользу подсудимого было не то что недостаточно, их просто не существовало.
Робисон сидел неподвижно, изучая последнего свидетеля обвинения. Джеймс Келлер, эксперт по баллистике из полицейского управления, был крупным флегматичным мужчиной с бледным лицом. Окружной прокурор Геррик уже провел предварительный допрос, представив свидетеля как эксперта, и теперь извлекал из него последнюю порцию свидетельских показаний, которые должны были отправить Ллойда Эшли в мир иной под аккомпанемент воющего звука тока высокой частоты.
Окружной прокурор взял в руки небольшой черный револьвера принадлежность которого обвиняемому уже была установлена.
- А теперь, дистер Келлер, - сказал он, - я показываю вам вещественное доказательство. Можете вы сказать нам, что это за оружие?
- Да, сэр. Это кольт тридцать второго калибра, карманная модель.
- Видели ли вы это оружие раньше?
- Да,сэр, видел.
- При каких обстоятельствах?
- Оно было предъявлено мне при исполнении служебных обязанностей эксперта по баллистике. Я должен был определить, из него ли была выпущена роковая пуля.
- Вы провели экспертизу?
- Да.
- Расскажите присяжным, что вы обнаружили.
Келлер повернулся в сторону двенадцати присяжных заседателей, застывших в напряженном ожидании. Среди них не было ни одной женщины: Робисон сделал все возможное, чтоб на сей раз не допустить их в число присяжных. Он был твердо убежден, что мужчины гораздо снисходительнее к актам насилия, совершаемым обманутыми мужьями.
Келлер говорил монотонно, без всякого выражения:
- Я выстрелил из револьвера, чтобы сравнить пулю с той, которая была извлечена из тела убитого. Обе пули были длиной три десятых дюйма и весом семьдесят четыре грамма, что дает основание отнести их к тридцать второму калибру. Обе они имели характерные отпечатки, подтверждающие их принадлежность к револьверу типа кольт. Кроме того, в процессе использования каждый револьвер приобретает некоторые только ему присущие особенности. Рассмотрев обе пули под микроскопом...
Робисон прервал монолог Келлера небрежным жестом.
- Ваша честь, - обратился он к судье. - Я думаю, мы можем обойтись без столь подробного трактата по баллистике. Защита допускает, что пуля, повлекшая смерть пострадавшего, выпущена из пистолета мистера Эшли.
-Судья взглянул на прокурора Геррика:
- Обвинение не возражает?
Геррик ответил:
- Обвинение не имеет ни малейшего желания затягивать процесс дольше, чем это необходимо.
Однако в глубине души он был недоволен, так что предпочитал строить свое дело тщательно и методично, как строят дома. Сначала он закладывал фундамент, затем укреплял каждую деталь и наконец возводил крышу, чтобы не оставалось ни малейшей щели, то есть ни малейшей ошибки, дающей основание для обжалования приговора. Конечно, он должен был бы приветствовать уступку со стороны защиты, но в данном случае это настораживало - с Робисоном надо держать ухо востро.
После реплики Робисона Ллойд Эшли с беспокойством взглянул на него.
- Думаешь, это было разумно, Марк? - спросил он Робисона.
Жизнь Эшли была поставлена на карту, и ему казалось, что каждый пункт обвинения необходимо оспаривать.
- Вне всяких сомнений, - ответил Робисон и изобразил ободряющую улыбку.
Но посмотрев в лицо Эшли, он понял, что его улыбка не произвела никакого впечатления. "Как он изменился", - с сочувствием подумал Робисон. Действительно, не осталось и следа от самонадеянности Эшли. Исчез и его обычный сарказм. Сейчас он выглядел робким и неуверенным в себе. Даже его деньги, солидные, надежно вложенные капиталы, не помогали ему чувствовать себя в безопасности.
Робисон несомненно испытывал ответственность за трудное положение, в котором оказался Эшли. Они были знакомы много лет, их связывали и деловые, и личные отношения.
Робисон помнил тот день, два месяца назад, когда Эшли, заподозривший свою жену в неверности, пришел к немуза советом, мрачный и подавленный.
- У тебя есть доказательства? - спросил Робисон.
- Мне не нужны доказательства! - гневно воскликнул Эшли. - Это то, что мужчина знает и так: она холодна со мной, до нее просто нельзя дотронуться.
- Ты хочешь развестись?
- Никогда. Я люблю Еву, - пылко возразил Эшли.
- Что я могу сделать для тебя, Ллойд?
- Мне нужен частный детектив. Я уверен, что ты знаешь кого-нибудь, кому можно доверять, Я хочу, чтобы он следил за Евой, за каждым ее шагом. Если он сумеет выследить этого человека, я буду знать, что мне делать.
Да, Робисон знал надежного частного детектива - ему иногда приходилось прибегать к услугам хорошего сыщика, который, покоравшись в прошлом свидетелей обвинения, отыскивал некие подробности. Используя их, Робисон наилучшим образом выстраивал версию защиты.
Итак, Эшли нанял детектива, и уже через неделю получил его доклад. Детектив выследил Еву Эшли, когда она пришла в коктейль-бар в Виллидже на свидание к Тому Уорду, одному из соперников Эшли. По мнению детектива, обстановка в баре была весьма интимной, и поведение Евы и Тома вполне ей соответствовало.
Думая о случившемся, Робисон всякий раз вспоминал то чувство вины, которое пронзило его, когда позвонили из полиции и сообщили, что Эшли обвиняется в убийстве. Робисон был потрясен. Он не думал, что Эшли способен на это. Дело не в том, что он считал Эшли трусом - просто главным оружием Эшли всегда были слова, острые, язвительные, оскорбительные. Разумеется, Робисон осуждал себя за то, что не сумел предугадать такой трагический исход, однако он не принадлежал к тому типу людей, способных на длительное самобичевание. А когда Эшли, позвонив ему из тюрьмы, потребовал, чтобы Робисон защищал его в суде, он без колебаний согласился.
На предварительном слушании Робисон сразу же сделал попытку отвести-предъявленное обвинение, искусно и со знанием дела представив версию, предложенную ему Эшли. Робисон заявил, что это был несчастный случай. Никакой преднамеренности, никакого злого умысла. Эшли просто пришел в офис Уорда и, размахивая револьвером, пытался взять того на испуг и вырвать обещание- оставить Еву в покое. По заявлению Эшли, он тщательно проверил предохранитель перед тем, как пойти в офис. Однако все произошло не так, как предполагал Эшли. Уорд вовсе не испугался и не молил о пощаде, а напротив - впал в ярость, набросился на Эшли и попытался отнять у него револьвер. Эшли уверял, что в результате потасовки кольт упал на стол, и тут же раздался выстрел. Он в полной растерянности, стоял над телом убитого, когда в офис вбежала секретарша Уорда.
Однако окружной прокурор поднял их на смех, назвав эту версию дерзкой выдумкой. Обвинение, заявил Геррик, может доказать существование мотива преступления, а также средства и возможности его осуществления. После такого заявления у судьи не оставалось выбора, и Ллойду Эшли по вердикту большого жюри было предъявлено обвинение в убийстве первой степени.
Теперь, когда подходил к концу пятый день процесса под председательством судьи Феликса Кобба, прокурор Геррик стремился разрушить последние надежды Эшли. Он держал оружие так, чтобы и эксперту Келлеру и присяжным был хорошо виден этот небольшой револьвер, в мгновение ока лишивший человека жизни.
Прокурор задал очередной вопрос эксперту:
- Вы знакомы с действием этого оружия, мистер Келлер, не так ли?
- Да, разумеется.
- Как по-вашему, мог ли револьвер этого типа случайно выстрелить, если его предварительно поставили на предохранитель?
- Нет, сэр.
- Вы уверены в этом?
- Абсолютно уверен.
- Тогда скажите, мог ли он разрядиться, если его поставили надредохранитель, а он упал с высоты нескольких футов?
- Нет, сэр, не мог.
- А если его с силой швырнули на какую-нибудь твердую поверхность?
- Нет, сэр.
- Приходилось ли вам когда-либо слышать о подобном случае за время вашей двадцатилетней службы экспертом по баллистике?
- Никогда, сэр.
Геррик направился к своему месту. Он был вполне удовлетворен.
- Защита может приступать к перекрестному допросу. Однако судья возразил:
- Сейчас уже без пятя четыре. Я думаю, на этом мы объявим перерыв.
Он повернулся к присяжным:
- Надеюсь, вы помните мои инструкции, джентльмены. Тем не менее, напоминаю еще раз: до тех пор, пока вы не выслушаете все свидетельские показания, вы не должны обсуждать это дело между собой или разрешать кому-либо обсуждать его в вашем присутствии, вы не должны также формировать и высказывать вслух свое мнение по процессу.
Судья поправил свою черную мантию и объявил:
- Слушание дела откладывается до завтра, до десяти часов утра. .
После того, как судья покинул зал заседаний, остальные участники процесса оставались еще некоторое время на своих местах, пока помощник шерифа не вывел через боковую дверь присяжных. Затем конвоир подошел к Эщли и слегка тронул его за плечо.
Эшли вздрогнул и повернулся к Робисону. Лицо его было перекошено от напряжения. Он здорово изменился за эти несколько недель, выглядел усталым, похудевшим, дряблая кожа висела под подбородком, запавшие глаза покраснели, а правый висок нервно подергивался.
- Завтра ведь последний день, Марк? - спросил он.
- Вероятно, - уклончиво ответил Робисон.
Он сомневался в том, что защита займет больше одного заседания. Однако, чтобы успокоить Эшли, сказал:
- Думаю, что заключительная речь судьи и его напутствия присяжным прозвучат послезавтра.
- Идемте, мистер Эшли, - поторопил конвоир.
- Послушай, Марк, - не обращая внимания на конвоира, сказал Эшли, и в его голосе прозвучала неожиданная настойчивость. - Мне необходимо поговорить с тобой. Это жизненно важно для меня.
Робисон внимательно посмотрел на него.
- Хорошо, Ллойд. Я приду через пятнадцать минут.
Эшли и конвоир скрылись за дверью позади скамьи подсудимого. В зале осталось несколько зевак. Робисон собрал бумаги,, сунул их в портфель и откинулся на спинку стула, массируя кончиками пальцев опущенные веки. Он все еще мысленно видел перед собой лицо Эшли.
"Несомненно, у него есть все основания для панического страха", подумал Робисон.
Опыт Робисона подсказывал ему, что присяжные заседатели уже приняли решение несмотря на предупреждение судьи не делать этого др окончания процесса. К этому выводу он пришел, наблюдая за присяжными: например, как они молча выходили друг за другом из зала, стараясь не смотреть на подсудимого. Ведь на самом деле никто не испытывает радости, посылая человека на электрический стул. Эшли, должно быть, тоже понял, отсюда и возникшее в нем чувство обреченности.
Выйдя в коридор, Робисон увидел Еву Эшли. Она выглядела маленькой, потерянной и страшно испуганной. Робисон хотел подойти к ней, но она затерялась в толпе.
Реакция Евы на происходящее удивляла его. Она тяжело переживала случившееся, мучилась угрызениями совести и во всем винила себя. Он вспомнил ее первый визит к нему в офис сразу после убийства.
- Я знала, что он ревнив, - говорила она, но я не ожидала ничего подобного.
Она нервно сжимала и разжимала руки.
- О Марк, - воскликнула она с отчаянием. - Они отправят его на электрический стул. Я знаю, они это сделают. И виновата в этом я.
Он резко возразил ей:
- Слушай меня внимательно. Ты ни в чем не виновата. Ты должна держать себя в руках. Если ты потеряешь присутствие духа, это не поможет ни тебе, ни Ллойду. Тем более, что ничего нельзя знать наверняка. Приговор еще не вынесен.
Но она, казалось, не слышала его.
- Нет, это моя вина, - повторяла она, и губы ее дрожали. - Подумай только, что я наделала. Два человека... Том уже мертв, и Ллойда скоро...
- Прекрати сейчас же! - он схватил ее за плечи и резко тряхнул.
- Ты должен спасти его! - в отчаянии крикнула она. Прошу тебя, Марк, если ты не сделаешь это, я никогда не прощу себе.
- Я сделаю все, что в моих силах.
Но он знал, что сделать это будет очень трудно, почти невозможно: обвинение подготовлено более чем основательно: мотив, средство и возможность...
Робисон спустился к выходу на Уайт-стрит, откуда можно было пройти в камеры. Выполнив обычные формальности, он получил пропуск, и уже через несколько минут они с Ллойдом Эшли сидели по разные стороны длинного стола в комнате для свиданий. Их разделяла лишь прозрачная перегородка.
-- Ну, Марк, я хочу услышать правду. Как дела?
Крепко стиснутые руки Эшли, лежащие на столе, выдавали крайнюю степень возбуждения.
Робисон пожал плечами.
- Суд еще не кончился. Никто не может сказать, что решат присяжные...
- Перестань дурачить меня, Марк, - резко перебил его Эшли, - Я видел этих людей, видел их лица.
Робисон снова пожал плечами и замолчал.
- Послушай, Марк, ты уже давно работаешь у меня юристом. Мы много дел провернули вместе, и я прекрасно знаю, как ты умеешь работать. Ты энергичный, находчивый. Я очень верю в твои возможности. Но я...
Он замолчал, подыскивая нужные слова. - Ты недоволен тем, как я веду защиту? - Я этого не сказал, Марк.
- Разве тебе не кажется, что я использую малейшую возможность?
- В пределах закона, да. Но я видел раньше, как ты ведешь дела. Я видел, какую тонкую игру ты ведешь с присяжными, какие фокусы ты им показываешь. А в нашем деле ты так придерживаешься закона, что я просто не узнаю тебя. Почему, Марк? Что случилось?
-Понимаешь, Ллойд, я не могу найти ни одной лазейки - вот почему. У меня связаны руки.
- Развяжи их, - возбужденно сказал Эшли.
- Как? - спокойно спросил Робисон.
- Послушай, Марк, - воскликнул Эшли, схватившись руками за край стола. - Ты осведомлен о моих финансовых делах почти так же, как я сам. Ты знаешь, сколько денег я получйл в наследство, сколько заработал. Сейчас я стою четыре миллиaрда долларов.
Он помрачнел еще больше и заговорил снова с нарастающим возбуждением
- Я не знаю, может быть, именно поэтому Ева вышла за меня замуж. В любом случае - это немалые деньги. И, разумеется, мне бы хотелось самому ими попользоваться, но вряд ли у меня будет такая возможность, если они приговорят меня к смерти.
Эшли судорожно облизнул губы.
-Если я умру, деньги мне больше не понадобятся. Если же я буду жить, то можно прекрасно обойтись и меньшей суммой, ни в чем при этом себе не отказывая. Марк, ты сам знаешь что помочь мне, даже на этой стадии, можешь только ты. Я не знаю, как. Но я это чувствую. Я уверен, что ты можешь что-нибудь придумать. У тебя такое прекрасное воображение. Я знаю, ты можешь меня вытащить.
Робисон почувствовал, что волнение Эшли передалось и ему.
Эшли подался вперед и хрипло прошептал:
- Делим все пополам. Делим поровну все, что у меня есть; Половина тебе, половина - мне. Гонорар - два миллиона, Марк. Ты будешь обеспечен на всю жизнь. Только представь тебе! Марк, я хочу, чтобы меня оправдали. Они должны меня оправдать!
Робисон быстро сказал:
- Ты подпишешь то, что сейчас сказал, Ллойд?
- Конечно!
Робисон вынул из портфеля чистый лист бумаги, быстро, почти не останавливаясь, написал нужный текст и протянул Эшли. Тот подписал, почти не глядя, так как знал, что Робисон прекрасно владеет простыми и четкими юридическими формулами. Робисон дрожащими руками сложил подписанный документ и убрал его в портфель.
- У тебя есть какие-нибудь идеи, Марк? - нетерпеливо спросил Эшли.
Он не сводил глаз с худого и бесстрастного лица Ребисова, словно надеялся прочитать на нем ответ на мучивший его вопрос. Меж тем Робисон молчал. Разумеется, у него была идея - она посетила его еще три дня назад, ночью. Он вспомнил, что лежал в постели, пытаясь заснуть, когда внезапно его осенило. Идея понравилась ему, он немного посмаковал ее, обдумывая возможные последствия, взвесил все за и против, затем громко расхохотался я темноте. Она была остроумна, даже несколько жутковата. Однако тогда он решил, что осуществлять ее не станет. Теперь он передумал. Двухмиллионный гонорар оказался весьма убедительным аргументом, перечеркнувшим все его сомнения. Люди шли на более серьезные преступления, в том числе убийства, за гораздо меньшие суммы. Однако все будет зависеть от него, удастся ли ему использовать заложенные в нeм возможности. Своей тонкой игрой он должен уметь переубедить каждого из двенадцати присяжных, уже принявших окончательное решение.
- Предоставь все мне, Ллойд, - сказал Рвбисон. - Ты должен расслабиться н попытаться заснуть.
Выйдя на улицу, он решил немного пройтись и обдумать детали своего плана, С точки зрения высокой морали едва ли его план можно было назвать безупречным, но Робнсона такие cоображения никогда не смущали. Он считал, что для достижения успеха хороши любые средства. А oн привык к успеху. Помимо блестящего ума, Робисон обладал прекрасными актерскими данными. Его голос был его инструментом, он звучал то нежно и сочувственно, то презрительно и гневно. Особенно удавались Робисону перекрестные допросы, благодаря которым он выиграл не одно, казалось бы, безнадежное дело, работая в должности помощника окружного прокурора. Родственники многих подсудимых до сих пор шлют Робисону письма с угрозами. Поэтому он получил разрешение на ношение оружия.
На Центральной улице, недалеко от полицейского управления, Робинсон зашел в маленький магазинчик, где торговали оружием, и купил кольт тридцать второго халибра, карманную модель, коробку с патронами. Проверив его разрешение, владелец магазинчика завернул покупку.
Выйдя кз магазина, Робисон поймал такси и поехал в свой офис. Его секретарша, мисс Грэхем, протянула ему листок с записями телефонных звонков. Робисон рассеянно взглянул и молча прошел в свой кабинет.
На стене кабинета, прямо напротив стола, висела картина. Робисон не без сарказма подумал, что девяти судьям Верховного суда США, изображенным на картине, вряд ли когда-либо доводилось видеть то, что сейчас должно было произойти у него на глазах. Он развернул свою покупку, с минуту, как бы взвешивая, подержал в руке кольт, затем быстро вставил в обойму три пули, приставил револьвер к левой руке, чуть выше локтя, и, стиснув зубы, нажал на курок.
Руку словно обожгло раскаленным железом. Робисон невольно вскрикнул, но, пересиливая боль, все же успел поставить револьвер на предохранитель, прежде чем в кабинет вбежала встревоженная мисс Грэхем. Увидев бледного Робисона с окровавленной рукой, она испугалась еще больше.
- Ничего страшного, - хрипло сказал Робисон. - Произошёл несчастный случай. Не стойте здесь с разинутым ртом. Вызовите врача. Он должен быть внизу.
Мисс Грэхем выбежала из кабинета и вскоре вернулась в сопровождении врача.
- Ну, - сказал врач, быстро оценив ситуацию. - Что у нас случилось? Еще один несчастный случай из серии "я не знал, что он заряжен"?
-Не совсем так,-сухо ответил Робисон.
- Ну хорошо. Давайте для начала снимем пальто.
Врач помог адвокату раздеться, затем разорвал рукав рубашки от манжета до плеча и осмотрел рану.
- Ничего страшного, - сказал он. - Рана неглубокая. Мышцы и артерии не повреждены. Задет лишь кожный покров. Считайте, что вам повезло.
Перевязав рану, врач сказал:
- Ну а теперь я должен вызвать полицию. Вы знаете закон лучше меня, адвокат. Раз мы имеем дело с огнестрельной рапой-уменя просто нет выбора.
Робисон сдержал улыбку. Если бы врач не знал закон, он тут же просветил бы его - ведь именно присутствие полиции было самым важным для него в этой ситуации.
Робисон представил себе заголовки вечерних газет: "Адвокат Робисон ранен в результате несчастного случая", "Экспертиза адвоката" - и статьи, рассказывающие, как он умышленно бросил револьвер на стол, пытаясь воспроизвести случившееся в офисе Тома Уорда.
На следующий день, ровно в десять часов утра, служащий суда произнес обычные слова: "Встать. Суд идет". В зал стремительной походкой вошел судья Кобб в черной развевающейся мантии. Заняв свое место, он с любопытством посмотрел на раненую руку Робисона, поддерживаемую черной шелковой повязкой.
- Пригласите свидетеля, - сказал судья.
Джеймс Келлер был снова приведен к присяге и занял свое место в свидетельском кресле. Двенадцать присяжных наклонились вперед в предвкушении чего-то необычного. Окружной прокурор Геррик настороженно посматривал на Робисона. Адвокат хмыкнул, вспомнив, как прокурор утром едва поздоровался с ним. Возможно, он что-то и заподозрил, но теперь это уже не имело никакого значения.
-Защита может приступать к перекрестному допросу,- сказал судья Кобб.
Робисон встал и повернулся так, чтобы в зале могли видеть его раненую руку. По рядам пронесся шепот. В первом ряду он увидел Еву Эшли. Она смотрела на него умоляющими глазами. Робисон подошел к столу и поднял револьвер Эшли. Затем повернулся к Келлеру и спросил:
- Итак, мистер Келлер. Если я правильно запомнил, вы вчера свидетельствовали, что во время экспертизы вами из этого револьвера была выпущена пуля, не так ли?
- Да, сэр, - сказал Келлер.
- Таким образом вы хотели доказать, что именно из этого оружия была выпущена пуля, явившаяся причиной смерти потерпевшего.
- Так, сэр, - сказал Келлер.
- Я полагаю, что вы сняли предохранитель, прежде чем провести экспертизу.
- Разумеется. В противном случае я до сих пор бы стоял в своей лаборатории, нажимая на курок.
В зале кто-то хихикнул, а один из помощников Геррика ухмыльнулся. Это придало уверенности несколько растерявшемуся Келлеру. Но Робисон тут же сурово одернул его.
- Мне кажется, мистер Келлер, что сейчас не самое подходящее время для шуток. Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что ваши показания могут отправить на электрический стул ни в чем не повинного человека.
Геррик поднял руку.
- Я считаю, что последнее замечание следует изъять из протокола, сказал он.
- Согласен, - сказал судья. - И присяжные не должны принимать его во внимание.
Робисон продолжал:
- Итак, Для того, чтобы это оружие выстрелило, необходимо снять предохранитель. Вы абсолютно уверены в этом, мистер Келлер?
- Несомненно.
- Вы также совершенно уверены, что предохранитель на револьверах данного типа не может соскочить ни при каких обстоятельствах. .
Келлер немного заколебался:
- Ну, насколько мне известно, нет.
- Вы когда-нибудь производили подобную экспертизу?
- Что вы имеете в виду?
- Пытались ли вы зарядить это оружие, являющееся вещественным доказательством преступления, и бросить его на твердую поверхность?
-Нет, сэр.
- Хотя вы прекрасно знали, что это будет основным доводом защиты?
Келлер поежился, словно ему стало холодно, и вопросительно взглянул на Гершка, но лицо окружного прокурора было бесстрастным.
- Прошу вас ответить на мой вопрос, - настойчиво сказал Робисон.
- - Нет, сэр, я не пытался этого сделать.
- Но почему, мистер Келлер? Почему вы не провели такую экспертизу? Не кажется ли вам, что это было очевидно? Или вы боялись, что таким образом может подтвердиться версия подзащитного?
- Нет, сэр, об этом я не думал.
- Тогда почему?
- Это просто не пришло мне в голову,- запинаясь, cказал Келлер.
-Это не пришло вам в голову. Понятно,-почти ласково сказал Робисон. Человека обвиняют в убийстве первой степени, на карту поставлена его жизнь, он может закончить ее на электрическом стуле, вам не пришло в голову провести простейшую экспертизу, чтобы выяснить, говорит ли он правду.
Краска залила лицо и шею Келлера. Он молча ерзал в свидетельском кресле, низко опустив голoву.
- Пусть в протоколе отметят, что свидетель не ответил на поставленный вопрос, - сказал Робисон и снова обратился к Келлеру. - Вчера вы заявили, мистер Келлeр, что оружие данного типа не может разрядиться, будучи брошенным на твердую поверхность. Не так ли?
- Если поставлено на предохранитель, - едва слышно сказал Келлер.
-Разумеется.
- Я... Да, мне кажется, я так сказал.
- У вас нет сомнений в этом?
Келлер затравленно посмотрел на перевязанную руку Робинсона и, сглотнув слюну, ответил:
- Н-нет, сэр.
- Ну что ж, посмотрим, - многозначительно сказал Робисон.
Он осторожно переложил револьвер из правой руки в слегка опухшую, поддерживаемую повязкой левую, вынул из кармана патрон и зарядил револьвер, затем подошел к свидетелю и подал ему оружие. Но в этот Момент он внезапно скривился от боли и едва успел подхватить правой рукой падающий кольт. Со стороны все, что делал Робисон, выглядело очень эффектно. Зал взволнованно загудел.
Протянув Келлеру револьвер, Робисон произнес, чеканя каждое слово:
- А теперь, мистер Келлер, будьте любезны, взгляните на вещественное доказательство преступления и скажите суду, как специалист, правильно ли оставлен предохранитель.
- Да, сэр.
- Тогда встаньте, пожалуйста, мистер Келлер, я бы хотел, чтобы вы доказали Его чести и двенадцати присяжным, а также всем присутствующим в зале суда, что вышеназванное оружие не может разрядиться, будучи брошенным на твердую поверхность. Будьте добры, бросьте его на стол судьи.
Гул в зале усилился. Прокурор Геррик вскочил, его лицо было перекошено от гнева:
- Я протестую. Ваша честь. Это совершенно не по правилам, дешевая игра на публику. Да к тому же, опасная для всех...
Тут он внезапно замолчал, словно поперхнулся своими собственными словами. Еще недоговорив до конца, он понял, что, поддавшись эмоциям, невольно сыграл на руку Робисону, допустив вероятность того, что оружие все-таки может выстрелить.
Робисон невозмутимо продолжал:
- Высокий суд, я всего лишь прошу свидетеля доказать на деле то, что он заявил нам под присягой как опытный эксперт.
Судья Кобб сказал:
- Протест обвинения отклоняется,
- Пожалуйста, мистер Келлер, - вкрадчиво сказал Робисон. Продемонстрируйте суду и присяжным, что вещественное доказательство преступления не может выстрелить при обстоятельствах, изложенных подзащитным.
Келлер встал, неуверенно и с опаской поднял руку с револьвером. Зал затаил дыхание. Робисон не сводил глаз с Келлера. Судья, стараясь не привлекать к себе внимания, начал медленно и неловко сползать со стула.
- Мы ждем, - спокойно произнес Робисон.
На висках Келлера выступили капли пота. Его рука напряженно подергивалась.
- Прошу вас, продолжайте, - теперь уже резко сказал Робисон. - Суд не может так долго ждать.
Их глаза встретились, и Робисон, как бы невзначай, поправил повязку.
Келлер глубоко вздохнул и, не произнеся ни слова, вернулся на свое место.
По залу суда пронесся вздох облегчения. Робисон понял, что выиграл. Он произнес блестящую заключительную речь и был вполне доволен собой.
Судья почти не оставил выбора присяжным, призывая их отнестись с разумной долей сомнения к доказательствам, представленным обвинением. Присяжные отсутствовали менее часа и вынесли вердикт: "Не виновен".
Ллойд Эшли выслушал решение суда с полным безразличием. Напряжение последних недель привело его на грань нервного истощения. Робисон дотронулся до его плеча.
- Все хорошо, Ллойд. Все кончено. Ты свободен. Поедем ко мне. Нам есть о чем поговорить.
Эшли поднялся.
- Да, конечно, -сказал он, едва улыбнувшись.
Они с трудом пробрались через толпу и вышли на улицу. Заключительные речи и выступление судьи заняли почти весь день. Поэтому, когда они приехали в офис Робисона, был уже вечер. Они выпили по рюмке коньяка и выкурили по длинной тонкой сигаре.
- Ну, Марк, - наконец сказал Эшли. - Я знал, что ты сделаешь это. Ты сдержал слово. Теперь дело за мной. Есть у тебя чистый чек?
Робисон сделал протестующий жест, но Эшли остановил его.
- Мы ведь заключили сделку, Марк, не так ли? Давай завершим наше дело.
Робисон вышел в приемную. Он знал, что где-то в офисе должны быть чистые чеки. Он держал их для тех клиентов, которые нуждались в его услугах.ю не имели при себе достаточной суммы денег. Когда он вернулся в кабинет, Ллойд сидел за егостолом. Не моргнув глазом, он выписал Робисону чек на два миллиона долларов:
- Я сказал пополам, Марк, может, тебе и больше перепадет. Это мы узнаем, когда бухгалтер просмотрит свои книги.
Робисон не мог оторвать взгляд от чека, его вывел из оцепенения голос Эшли.
- Да, Марк, - сказал он. - Тебе еще кое-что причитается. Возможно, ты узнаешь об этом прямо сейчас.
Робисон удивленно взглянул на Эшли и увидел у него в руке кольт тридцать второго калибра. Палец он держал на курке.
- Я нашел его в твоем столе, - сказал он. - Наверное, это тот самый пистолет... Это ирония судьбы, Марк. Теперь у тебя есть то, что ты ценишь больше всего на свете, - деньги, но ты не сможешь потратить из них ни пенни.
Робисон насторожился.
- О чем ты говоришь, Ллойд? Я не понимаю.
- Помнишь частного детектива, которого ты порекомендовал мне. Я совершенно забыл о нем после того, что случилось. Но, поскольку я не отказался от его услуг, он следил за тoбой все это время. И два дня назад принес мне доклад. Я думаю, мне не надо рассказывать тебе, с кем она встречается и кто на самом деле тот, другой.
Робисон побелел.
- Ты, Марк, почти так же виновен в смерти Уорда, как и я. Ведь это ты убедил Еву использовать его в качестве прикрытия. Сама она никогда был до этого не додумалась.
Пот заливал лицо Робисона. Он прошептал едва слышно:
- Подожди. Ллойд. Послушай меня.
- Нет, - сказал Эшли. - Я не буду тебя слушать - ты слишком хорошо умеешь добиваться своего. Сегодня в суде я еще раз убедился в этом. Я думал, что смогу осуществить свое намерение через пару дней, но случайно нашел в твоем столе кольт - и в этом есть какая-то справедливость. Чем раньше я это сделаю, тем лучше. Ты вынудил меня убить невиновного. Теперь ничто не помешает мне убить того, кто виноват во всем.
Из прозвучавших двух выстрелов Марк Робисон услышал только первый.