Мистер Грегори из Лайма сидел у сторожки на лошади, чьи бока побелели от пота. Когда Робин подошел к нему, он вынул из сумки на поясе письмо со сломанными печатями.

– Оно пришло мне в Хилбери через три часа после вашего отъезда. Взгляните – на нем знак виселицы.

Он протянул письмо Робину, который увидел на нем изображенный черными чернилами знак П.

– Помните, я привлек ваше внимание к тому, как расставлены столы в большом зале дома сэра Роберта? В виде виселицы, мистер Обри. – Мистер Грегори из Лайма расхохотался, смех его показался Робину не слишком приятным.

Сердце юноши дрогнуло. Несомненно, суровые министры ее величества неодобрительно смотрели на частные экспедиции против Испании и называли их пиратством. Однако, их участников все же не вешали. Они получали прощение, отдавая ее величеству львиную долю добычи. А Робин еще даже не побывал ни в одном приключении. Перевернув письмо, он воспрянул духом. Оно было адресовано мистеру Грегори в Хилбери-Мелкум. Поэтому, если кого-либо и собирались повесить, так это мистера Грегори из Лайма, а учитывая его сегодняшний несвоевременный визит, постоянную назойливость и снисходительные манеры всезнайки, Робин рассматривал эту возможность без особого огорчения.

– Письмо адресовано вам, мистер Грегори.

– И на нем знак виселицы, – абсолютно безмятежно добавил Артур Грегори. – Не стану утверждать, что сэр Френсис Уолсингем отличается избытком остроумия. Иногда я вообще сомневаюсь, есть ли у него чувство юмора. Если и есть, то весьма своеобразное. – Он снова указал на знак на конверте. – Когда сэр Френсис обеспокоен и требует срочного исполнения дела, он изображает на конверте виселицу, так же как сэр Роберт расставил столы в большом зале. Если вы заглянете в письмо, мистер Обри, то увидите, что туда вложено послание к вам. И хотя я предпочитаю иноходь галопу, знак виселицы заставил меня поспешить к вам.

Робин открыл письмо. Внутри было другое, поменьше, с такой же печатью и надписью тем же почерком. Несколько секунд он колебался.

Мистер Грегори наблюдал за юношей с сухой улыбкой.

– Когда секретарь королевы пишет вам письмо, мистер Обри, лучше его прочитать.

«Ладно, – подумал Робин. – Однажды я уже смог противостоять Уолсингему и поступить по-своему, а я – хороший ученик!»

Он вскрыл и прочел письмо:

«Леди, которая дала тебе бант, приказывает безотлагательно прибыть к ней. Я буду ждать тебя вечером в Сидлинг-Корте. В твоем отплытии нет нужды».

Робин, нахмурившись, уставился на письмо. «В твоем отплытии нет нужды»– что за странная фраза! Неужели сэр Френсис знает о его намерениях? Или, может быть, ее величество согласна дать свое благословение при условии получения львиной доли? Или все это просто предлог, и выход в море для него закрыт?

– Нужен ответ, – промолвил Робин. – Если вы спешитесь, мистер Грегори, Дэккум отведет вашу лошадь и…

Но мистер Грегори прервал его, покачав головой:

– Нет-нет, мистер Обри. Я не стану ждать в вашей гостиной, пока вы будете сочинять бесполезный ответ. На вашем письме, как я заметил, такой же знак виселицы, как и на моем. Так что желаю вам удачи, мистер Обри. А я должен отправляться дальше.

Мистер Грегори из Лайма с усмешкой подобрал поводья и поскакал вниз к заливу. Проехав ярдов сто, он свернул направо в ворота и, миновав церковь, начал подниматься на холм. Робин сердито наблюдал за ним, пока он не скрылся из виду. Невзрачный назойливый хлопотун! Несомненно, он очень полезен сэру Френсису Уолсингему во время парламентских выборов, а также для доставки писем со знаком виселицы. Слуга, который никогда не объясняет своих поручений, как раз подходит государственному секретарю, вечно держащему палец у губ.

Робин отправился с письмом в библиотеку, и даже в этот тревожный момент Синтия не могла удержаться от улыбки. С взъерошенными волосами и сердитым взглядом юноша походил на школьника, возмущенного несправедливостью учителя. Она взяла у него письмо и с недоумением уставилась на странный знак.

– Виселица, – проворчал Робин. Девушка слабо вскрикнула и побледнела.

– Нет, это просто намек на необходимость срочного выполнения приказа. У сэра Френсиса довольно своеобразный юмор.

– У сэра Френсиса? О!

Синтия села на кушетку и быстро пробежала глазами письмо.

– Леди с бантом!

Робин мрачно кивнул.

– Да, королева.

– Ты должен ехать, Робин, – сказала девушка и, взглянув на знак виселицы, снова вздрогнула.

– Это штучки Уолсингема! – воскликнул Робин. – Клянусь Богом, неужели королева, занятая убийцами, лигами, императорами, может помнить сопливого школьника, которому подарила бант четыре года назад!

– И все же, Робин, ты должен ехать в Сидлинг Сент-Николас.

– Этот старый мошенник упражняет на мне свои фокусы! – Опустившись рядом с Синтией, он взял ее за руку. – Должен тебе признаться, что я его боюсь. Однажды он приходил ко мне, и после я чувствовал себя, как рыба, выброшенная на сушу.

Синтия пристально взглянула на него.

– Однако же, тебе удалось устоять.

– Разве?

Глазам Робина предстала длинная комната, свечи, горящие на каминной полке, бледный, похожий на итальянца мужчина, своими печальными глазами словно пригвоздивший его к стене.

– Мне казалось, что я устоял. Но, очевидно, он снова намерен добиваться своего. – Робин закрыл лицо руками. – Уолсингем выкачал из меня все силы. Когда он ушел, то оставил за собой беспомощного младенца!

На его лице был написан такой очевидный страх перед тем, что все его мечты и планы ни к чему не приведут, что Синтия тут же устремилась ему на помощь. Их разлука, возможно, на всю жизнь, внезапно стала для нее незначительной. Робин непременно должен осуществить свои намерения и добраться до Золотого флота Филиппа! Иначе он будет жить разочарованным и презирающим самого себя, а такая жизнь хуже смерти.

– Если ты хочешь ехать, Робин, то незачем откладывать, – сказала она. – Мы поедем вместе, дорогой, и расстанемся у ворот моего дома, а ты отправишься дальше, в Сидлинг-Корт. Во вторник ты будешь в Лондоне и сможешь отплыть из Пула с ночным приливом. Так что поехали!

Синтия вскочила и взяла со стола перчатки. При виде ее решимости к Робину вернулась смелость. Они снова поскакали к вершине холма. Там Синтия придержала лошадь. Теперь она устремила взгляд на море.

– Когда все будет кончено, возвращайся скорее домой, – промолвила девушка, тоскливо вздыхая в ожидании этого дня.

Бросив взгляд на Эбботс-Гэп, сверкавший среди буков, словно рубин на подстилке из мха, она быстро отвернулась.

Солнце клонилось к закату, когда они подъехали к воротам Уинтерборн-Хайд. Синтия взяла Робина за руку.

– Если сможешь, давай мне знать, где ты, и что с тобой, и… возвращайся ко мне!

– Как только смогу!

Эти слова лишь едва могли выразить их мысли. Однако выхода не было – Робину предстояло отправиться в рискованное предприятие, а Синтии – терпеливо его ждать.

– Да хранит тебя Бог, любимый! – прошептала девушка, когда Робин открыл для нее ворота. Он быстро поскакал в одиночестве к высокому холму между Серн-Аббас и Сидлинг Сент-Николас.

Робин ощущал напряжение, какого никогда не испытывал прежде. Оно настолько заострило все его чувства, что он с удивительной ясностью видел местность, по которой скакал, – пруд у дороги, рощицу на холме, маленькую церковь за лугом. Все эти обычные подробности так четко запечатлевались у него в памяти, что он снова мог бы проехать тем же путем с закрытыми глазами. Робином завладела мысль, что он скачет по той же дороге и за тем же поручением, что и его отец много лет назад, и что ему, как и Джорджу Обри, придется принять это поручение, хотя оно и грозит бесчестьем и позорной смертью. Юноша попытался отогнать эту мысль. Его отцу поручили прибить буллу об отлучении королевы от церкви к дверям собора Святого Павла. Повторения подобного поручения быть не могло, как и возможного обвинения в измене и позорной казни. Но все же иллюзия не оставляла юношу. Здесь отец свернул с дороги на поросшую травой тропинку, ведущую через вершину холма. Тогда, как и теперь, наступала ночь. Когда Робин добрался до вершины, стемнело, и ярко светила луна. Внизу слабо мерцали огоньки длинной деревенской улицы, лунный свет рисовал серебристо-черные узоры на соломенных крышах. И Джордж Обри точно так же смотрел вниз, подумал Робин. Они с отцом были связаны воедино делом, венцом которого могла оказаться смерть, ожидающая преступников.

Подковы лошади гулко стучали по дороге. У сломанного креста находился поворот к Сидлинг-Корт. Но там не было ожидающего Робина проводника. Юноша на него рассчитывал, и отсутствие этого человека отвлекло его от навязчивых мыслей. Робин словно выплыл из глубин океана на чистый воздух. Безбрежные горизонты молодости расстилались перед ним. Он должен справиться с сэром Френсисом Уолсингемом, знаком виселицы и всем остальным, как справлялся раньше. Он отпразднует свое аутодафе в Атлантике, и, выполнив сыновний долг и вернув себе состояние, вернется домой. Мистера Грегори из Лайма и вовсе нечего принимать во внимание. А сэр Френсис? Припомнив его возраст, дружбу с отцом и положение при дворе, Робин решил вести себя с ним как можно более осмотрительно и не забывать о хороших манерах. Но он не станет верить заявлениям, что королева помнит о нем. Робин свернул направо у сломанного креста. На вершине невысокого холма в лунном свете сверкали белые столбы открытых ворот. В наши дни дома обычно скрыты кустарником, но подъездная аллея к этому зданию окружала лишь участок скошенной травы, в центре которого помещались солнечные часы. Дом, арендуемый сэром Френсисом у Винчестерского колледжа, с его большим амбаром, церковью за стеной слева и садом, спускавшимся к рощице справа, был открыт для обозрения. В окнах горел свет. Робина ожидали, но без всякой таинственности. Он поднялся к двери.