Когда мистер Джулиус Рикардо говорил о джентльмене – а это слово, возможно, слишком часто срывалось у него с языка, – он имел в виду человека, который, помимо прочих изысканных качеств, отлично разбирается в красном вине. Мистер Рикардо не мог исключить этот пункт из своей характеристики понятия «джентльмен». Нет! Джентльмен обязан помнить великие годы лучшего урожая так же четко, как королева Тюдор помнила о Кале. Он должен уметь объяснить по внешнему виду почвы, почему виноградник на этой стороне дороги дает более качественный напиток, чем на другой. Он с первого же глотка должен отличить мужественный вкус «Шато-Латур» от женственного аромата «Шато-Лафит». Но и тогда ему не следует забывать, что это всего лишь первые шаги ребенка. Он не может считать себя полностью подкованным в этой области, пока не будет готов в любой момент оспорить справедливость общепринятой классификации. Даже торговец способен согласиться, что «Мутон-Ротшильд» незаслуженно относят к второстепенным сортам. Но для категории, которую имел в виду мистер Рикардо, этого было мало. Если бы его неожиданно попросили дать краткое определение джентльмена, он бы ответил: «Джентльменом является тот, кто обладает достаточно тонким вкусом и достаточно надежным социальным положением, чтобы заявить, что простое, но добротное вино может превосходить самое изысканное».

При этом Джулиус Рикардо был в высшей степени щепетильным человеком. Обязанности, налагаемые им на других в своих мыслях, он налагал на себя в реальной жизни. Мистер Рикардо считал для себя вопросом чести быть в курсе самых новейших сведений, касающихся красного вина, и планировал лето в соответствии с упомянутой задачей. Поэтому в субботу недели гудвудских скачек, он прибыл поездом в Экс-ле-Бен, где обнаружил свой превосходный автомобиль, опередивший его, и в течение пяти-шести недель проходил нелепый курс лечения. Нелепый потому, что единственным недугом, которым страдал мистер Рикардо, было неумение стрелять. Он стрелял настолько скверно, что его присутствие на охоте неизменно вызывало насмешки, а иногда, если хозяин дома рассчитывал на полную сумку дичи, и возмущение. В августе Экс-ле-Бен был единственным подходящим для него местом. По окончании лечения мистер Рикардо отправился в путешествие через Францию до Бордо рассчитывая прибыть в этот город в конце второй недели сентября. Как следует отдохнув в Бордо, он, накануне сбора урожая винограда, объездил гостеприимную Жиронду, перебираясь из одного замка в другой, наслаждаясь свежим воздухом и приятной компанией, попивая первосортный кларет из хозяйского урожая и добравшись в начале октября в Аркашон с чувством, что ознакомился с французским виноделием.

Однако, испытав достаточно волнений в Эксе, мистер Рикардо был потрясен до глубины души во время своего паломничества по виноградникам. Эти мрачные события даже пробудили в нем поэтическое вдохновение.

– Вся эта история дала мне способность нового видения мира, – заявлял он впоследствии. – Я видел все, словно находясь внутри огромного опала. Так как опал матовый, его узник лишь смутно различает то, что происходит снаружи. В моем случае это был так называемый огненный опал, ибо я то и дело видел алые искры, подобные вспышкам ружейных выстрелов в полумраке. И все это время я чувствовал, что земля у меня под ногами колеблется, так как опал был круглым… – и т. д, и т. п.

Мистер Рикардо распространялся по поводу опала феноменально долго и нудно даже для него. Однако преступление, о котором идет речь, получило резонанс далеко за пределами мирной и спокойной местности, где оно произошло. Протоколы судебного процесса дают представление о том, что довелось пережить мистеру Рикардо, его другу Ано – знаменитому французскому детективу – и другим замешанным в самом мрачном деле, какое Ано только мог припомнить.