1

Егерь оценивающе оглядел окрестности, затем сунул бинокль за отворот куртки.

– Следующий участок придется пересечь особенно медленно, – шепнул он своему спутнику. – Все дело вон в тех трех самках слева. Все следующие сорок ярдов мы будем целиком у них на виду, пока не доберемся вон до того небольшенького ручейка.

Охотник – бывший армейский полковник, – не поднимая головы, согласно кивнул. Он вполне доверял мнению егеря: если Дэнни говорит, что это единственный путь вперед, значит, так оно и есть. Он поражался, что им вообще удалось подобраться столь близко. Вот уже час они медленно пробираются между разрозненными табунками самок и телят благородного оленя. Ему казалось каким-то волшебством, что их до сих пор не заметили, больше того – даже не учуяли, несмотря на слабый ветерок, то меняющий направление, то стихающий, то поднимающийся вновь. Малейшего дуновения, донесшего до особенно чувствительного носа хотя бы одной из самок запах человека, было бы достаточно, чтобы она резко бросилась прочь, увлекая за собой всех оленей на сотни ярдов окрест.

Даже если охота окончится ничем, отметил про себя Полковник, это будет самая трудная и потрясающая из всех охот, что были у него за многие годы. Он осторожно приподнял голову и осмотрел покрытый болотной травой голый участок, который им предстояло пересечь. Укрыться там было вообще невозможно, и они будут полностью на виду у олених, пасущихся чуть выше по склону холма слева от них. Место было совсем открытым – оленихи наверняка их заметят. Животные продолжали мирно пастись и, похоже, не ощущали присутствия человека, но они находились едва ни в полутораста ярдах и мгновенно заметили бы любое неожиданное движение. Полковник понимал, что их с Дэнни перемещение должно быть таким медлительным и осторожным, чтобы стать почти неуловимым для глаза, – им придется распластаться на земле и буквально пресмыкаться, словно неторопливо ползущие змеи. Егерь подал знак, кивнув головой, и скользнул вперед на открытое место. Полковник последовал за ним. Медленно, с бесконечной осторожностью двое мужчин дюйм за дюймом по-пластунски продвигались вперед. Полковник сосредоточил все внимание на егерских сапогах, что двигались в нескольких дюймах от его лица. Порой они застывали на месте, и Полковник в свою очередь лежал не шелохнувшись, пока они не возобновляли движение. Он догадывался, что, вероятно, какая-то из самок на этот миг отрывала голову от пастбища и оглядывалась вокруг в поисках малейших признаков опасности. Полковник знал, что собственную голову ему лучше не поднимать. Если их заметят, он сразу же поймет это и так: самка издаст короткое тревожное фырканье и пустится вскачь – и охота не удалась.

Склон холма насквозь пропитался влагой из-за непрекращающейся октябрьской мороси, сеявшей всю прошлую неделю; оба мужчины промокли до нитки, хотя сейчас дождь поутих. Чтобы преодолеть пятьдесят ярдов до пологого углубления вдоль ручья, у них ушло больше двадцати минут, Полковник тяжело дышал от напряжения. Достигнув ручья, они на время скрылись из поля зрения оленей и приподнялись на четвереньки. Полковник все еще поражался, что их не заметили.

Вода в ручье громко журчала, но егерь все равно заговорил шепотом:

– Теперь бык ярдов за двести от нас, а может, и меньше. Мы поднимемся вверх по ручью ярдов на шестьдесят, вон до того бугорка справа – оттуда по нему можно будет выстрелить.

И снова Полковник согласно кивнул и последовал за егерем вдоль ручья. Он не видел быка с тех пор, как два часа назад они начали охоту в полумиле отсюда вдоль по склону. Полковник был небольшого роста жилистым мужчиной в хорошей физической форме для своих пятидесяти трех лет, но, хотя его зрение и не утратило остроты, егерю пришлось точно указать ему, где лежит животное.

Они добрались до пригорка. Егерь подал знак оставаться на месте, а сам прополз несколько ярдов вперед и почти тут же исчез среди травы и вереска. Полковник начал делать глубокие вдохи и выдохи и мысленно переключился на то, что ему предстояло сделать. Он увлекался охотой вот уже более тридцати лет, однако волнение и напряжение при этом никогда не становились меньше. Он по своей природе был охотником – он любил это дело. После ежегодной недельной охоты на оленей он возвращался в свой лондонский офис с неизменно обостренными чувствами, получив при этом отдых, который не могло ему дать никакое другое времяпрепровождение. Теперь, через несколько минут, если все пойдет хорошо, бык будет мертв, и он ощутит обычный душевный подъем с примесью грусти от того, что прервалась жизнь.

Егерь возвратился так же бесшумно и незаметно, как и исчез.

– Он лежит там же, где и лежал. Думаю, со стороны этого бугорка его вполне можно подстрелить.

– Где он? – спросил Полковник. – Как расположен?

– Он лежит вполоборота к нам, ярдах в ста сорока и чуть ниже нас по склону, – ответил егерь. – Если хотите, я попробую его вспугнуть, но лучше этого не делать. Нам придется быть очень осторожными. Прямо между нами и быком, ярдах в шестидесяти отсюда, пасутся самки с телятами. Ближняя олениха очень насторожена и готова удрать при малейшем испуге. Думаю, вы сможете его подстрелить и в таком положении.

– Что за зверь?

– Очень старый бык, наверно, это его последний год. У него только по семь ответвлений на рогах, очень некрасивая узкая голова, но для охоты он вполне годится. Весит где-то стоунов двенадцать, может быть, двенадцать с половиной. Как раз то, что подлежит отстрелу. Весь черный от торфа и выглядит измотанным до предела.

Полковник был доволен. У него никогда не возникало желания застрелить оленя в расцвете сил ради роскошной трофейной головы. Гораздо большее удовольствие доставляло пристрелить старое животное с неказистой головой, доживающее свой век. То, что олень стар, было как раз той новостью, которую он хотел услышать. Он знал, что за смерть ожидает оленя, чьи зубы расшатаны или выпали вообще. Истощенное и ослабевшее от холода и голода животное, лишившись последних запасов энергии, вероятнее всего, ляжет на землю, чтобы принять смерть на жестоком зимнем морозе. Серое воронье будет тут как тут еще до того, как оно умрет, выклюет глаза и станет отщипывать куски от слабо подрагивающего в последней агонии тела. Гораздо лучше покончить все разом с помощью пули.

Егерь достал из брезентового чехла «Ригби» и снял защитные пластиковые крышки с телескопического прицела. Затем очень тихо передернул затвор, дослав патрон 0,275 калибра из магазина в патронник, и поставил винтовку на предохранитель. Сто сорок ярдов – самое большее, насколько они могли приблизиться к этому оленю. Вполне приемлемое расстояние для грамотного стрелка, а вчера он видел Полковника в деле на огневом рубеже рядом с охотничьим домиком. Ничего не скажешь – молодец, по правде говоря, редкий молодец. Он способен сделать смертельный выстрел с такого расстояния, а может быть, даже и с большего. Тем не менее, егерь всегда подводил охотников к цели как можно ближе и никогда не давал даже лучшим из них стрелять с расстояния больше ста восмидесяти-двухсот ярдов. Егерь дал знак Полковнику двигаться следом за собой, и они медленно проползли последние несколько ярдов на пригорок.

Постепенно взору Полковника открывался окружающий ландшафт. Прямо перед ним паслись оленихи с телятами. Ближняя, казалось, была совсем рядом. Подняв голову, она смотрела вниз вдоль склона. По-за ней он увидел старого быка, лежащего так, как описывал Дэнни. Нарочито замедленным движением егерь передал ему винтовку, и Полковник стал укладываться в положение, удобное для стрельбы.

Неожиданно ближняя олениха резко повернула голову и уставилась прямо в его сторону. Полковник замер. Боже, она смотрит прямо на нас, подумал он, теперь она точно нас заметит. Казалось, нескончаемо долго человек и животное не отрывали взгляда друг от друга.

Краем глаза олениха заметила едва уловимое движение и настороженно уставилась в сторону источника. Сейчас все было тихо, но что-то, что-то очень незначительное все же изменилось. Она испытывала сомнение и беспокойство. Опасность? Олениха не была уверена до конца. Она переступила с ноги на ногу, ее беспокойство передалось олененку, и он передвинулся поближе к матери. Та коротко взглянула на теленка и снова уставилась на то место, где, как ей показалось, что-то шевельнулось. Более молодая самка в десяти ярдах от нее озадаченно посмотрела на соседку и проследила, за ее взглядом; ничего не увидев, она через пару минут потеряла интерес. Теленок оказался сбит с толку и повертел головой туда-сюда. Через минуту-другую его мать отвернулась. Она снова принялась за траву, но мысли оленихи были заняты едой не до конца – она все еще была настороже.

Когда самка наконец-то склонила голову к земле, Полковник с облегчением медленно выдохнул. С величайшей осторожностью он повел винтовкой в сторону оленя и взял его на прицел. Потом снял предохранитель. Тело животного было слегка развернуто в его сторону, сам олень смотрел вниз, вдоль холма. Полковник подвел перекрестье прицела к нижней части оленьей груди, рядом с правым плечом. Освещение становилось все лучше, и, когда он последний раз перед выстрелом набрал в себя воздух, сквозь облака прорвались солнечные лучи, и очертания оленьего тела в оптике стали еще резче. Годится, подумал Полковник. Он стал медленно выдыхать, а его палец на курке напрягся.

На этот раз олениха не сомневалась ни мгновения. Она уловила вспышку света в том же самом месте – солнце отразилось в линзах оптического прицела. Сильно встревоженная, она громко фыркнула и сорвалась с места. Остальные самки бросились вслед за ней.

Сознание Полковника отметило фырчание оленихи, но сейчас все его внимание было сосредоточено на быке, и он не знал, что делают остальные животные. Сквозь прицел он увидел, как олень резко повернул голову в его сторону. Полковник нажал на курок. Именно в тот же миг, когда он выстрелил, бык подался вперед, чтобы встать на ноги.

Грохот выстрела был оглушительным. Перед Полковником зависло водяное облако из мельчайших капелек, взбитых с влажной травы газами из дульного среза. Какое-то время они с егерем ничего не видели. Буквально через полсекунды с небольшим до них донеслось безошибочное «бамп» ударившей в тело оленя пули. Водяная взвесь рассеялась, и они осмотрелись. Олени уже ускакали прочь.

Старый бык только-только начал подниматься, как вдруг ощутил сильнейший удар с правой стороны тела, около фута за передней ногой. Удар чуть было не сбил его снова на землю. Звук винтовочного выстрела достиг его ушей меньше чем через четверть секунды. Ему уже не раз приходилось слышать его раньше, и неизменно этот звук предупреждал об опасности – человек. Оленю удалось удержаться на ногах. Ни один человек, попади в него такая же пуля, не смог бы даже пошевелиться, но благородный олень – поразительно крепкое животное. Глянув в ту сторону, откуда донесся звук, бык увидел поднявшееся из травы туманное облачко. В лишних свидетельствах опасности не было нужды – олень стремглав бросился вскачь.

– Попали, Полковник! – Егерь смотрел в бинокль, как разбегаются животные. – Да, попали. Достаточно метко, но куда именно, сказать наверняка не могу. Если ранение в область сердца или легких, то он свалится через сотню ярдов, а то и раньше, но, думается, вы попали немного отступя. Лучше дайте-ка мне на всякий случай винтовку.

– Этот старый хрыч дернулся, Дэнни! – После пережитого напряжения и молчания во время охоты Полковник неожиданно стал многословным: – Этот чертов бык пошевелился как раз тогда, когда я выстрелил! Проклятье! Еще бы хоть полсекунды – это все, что мне было нужно!

Бык убегал. Он чувствовал непривычную слабость и нехватку воздуха, а его ноги слегка подкашивались. Но кровь разогнала адреналин по всему телу, и инстинкт самосохранения увлекал его вперед.

Самки уже ускакали, быстро и без усилий преодолевая неровности земли, и олень устремился за ними. Через сотню ярдов стадо перетекло через край распадка и исчезло из виду. Дэнни вскочил на ноги.

– Вставайте, Полковник, мы не должны его упустить. – Он помчался вперед, и Полковник следом за ним.

Дэнни чуть-чуть не добежал до края распадка и, бросившись на землю перед травянистой кочкой, стал прилаживать винтовку к плечу. Он передернул затвор, выбросил пустую гильзу Полковника и заслал в патронник новый патрон. Несколько олених уже появились в их поле зрения. На приличном от охотников расстоянии олени быстро взбирались по дальнему склону распадка в сторону седловины на вершине холма. Полковник поравнялся с егерем.

– Почему мы остановились? – отдуваясь, спросил он. – Не лучше ли будет не задерживаться?

– Видите тех олених, Полковник? Это те же самые. Ваш бык либо упадет замертво на дне распадка, либо пойдет почти тем же путем, что и самки. Он для него будет самым легким, даже несмотря на то, что придется карабкаться вверх. Думаю, если вы не против, мне лучше выстрелить.

Полковник улегся рядом с Дэнни и искоса бросил взгляд на егеря. Что он имел в виду, сказав, что ему лучше выстрелить? Отсюда? Стрелять с такого расстояния просто нелепо. Ради всего святого, о чем он говорит? Вне всякого сомнения, было бы лучше продолжить преследование оленя в надежде, что тот, ослабев, опустится на землю.

Лицо егеря выражало спокойствие. Через несколько секунд его глаза сузились от напряженного внимания. Полковник проследил за его взглядом. Бык появился там, где и предсказывал Дэнни, он поднимался прямо напротив них по той же тропе, что и самки.

– О, Господи, – пробормотал Полковник, – я его только подранил. Теперь он черт знает как далеко. Господи, какое несчастье!

– Полковник, мне сейчас нужно сосредоточиться. – Дэнни упер винтовку в плечо и приник глазом к прицелу.

Полковник снова скосил взгляд и посмотрел на егеря более внимательно. Не может же быть, чтобы тот всерьез собирался стрелять прямо отсюда?

Бык находился ярдах в пятистах от них, изрядно поотстав от своих олених. Он чувствовал огромную слабость: место, куда попала пуля, уже полностью онемело, а из глубины желудка начинала подниматься тупая боль. Спускаясь в распадок, олень закашлялся, раз-другой споткнулся и чуть было не упал, но теперь, когда он поднимался вверх, удерживаться на ногах стало легче. Странное ощущение внутри тела придавало ему необходимый дополнительный страх. Хотелось прилечь и отдохнуть, но инстинкт гнал его вперед.

Дэнни спустил курок. Со скоростью почти две тысячи миль в час пуля пронеслась над пустынным распадком. В пятистах ярдах от стрелка и чуть меньше чем через три четверти секунды она поразила цель.

Старый бык так и не услышал выстрела. Вместо этого он ощутил второй сокрушительный удар в заднюю часть шеи, как раз над плечами, а затем – забвение. Эхо выстрела отразилось от склонов распадка и прогремело вниз, в сторону лесистой долины.

Бык изогнулся и рухнул замертво. Полковник с трудом воспринимал случившееся.

– Разрази меня гром, – выдохнул он, – в жизни не видел ничего подобного! Господи, он же был черт знает как далеко! Боже, и при этом он же еще и бежал! Черт побери, это был самый фантастический выстрел, который я когда-либо видел!

Дэнни невозмутимо встал с земли. Он разрядил «Ригби», надел на прицел колпачки и засунул винтовку обратно в чехол.

– Ох, Полковник, я в этом не разбираюсь, – с простоватым видом откликнулся егерь. – Может быть, мне просто чуть-чуть повезло. Тут никогда не угадаешь. Пойдемте, сэр, давайте-ка займемся вашим оленем.

Полковник последовал за Дэнни, все еще поражаясь и не веря. Он и впрямь никогда в жизни не видел чего-либо подобного. Стрельбу по движущейся мишени с такого расстояния он расценил бы как какую-то сумасшедшую игру, не говоря уж о смертельном попадании с первого выстрела.

Но несмотря на весь свой опыт, который кричал ему, что этот выстрел – чистая случайность, наблюдая за выражением лица егеря, когда тот стрелял, Полковник с абсолютной уверенностью мог сказать, что удача к этому выстрелу не имеет никакого отношения.

 

2

– Мистер Эшер, весьма любезно с вашей стороны, что вы приехали сюда. Я просто очень благодарен вам, что вы тратите на меня свое драгоценное время. – Пожимая руку Роджеру Эшеру, Министр тепло улыбнулся.

Он надеялся, что не переусердствовал. У него была склонность особенно приветливо здороваться с людьми, которых он не любил. Однажды один из его друзей указал ему на это. Он очень разозлился, однако понимая, что это правда, с тех пор был более осторожен. К счастью, он обладал достаточным личным обаянием, чтобы исключить всякие подозрения: лишь немногие смогли перед ним устоять. Обаяние как раз и являлось одним из факторов, внесших свою лепту в его успешную карьеру политика.

Министр с неприязнью изучал лицо Эшера, однако за дружеской улыбкой не просматривалось и намека на его истинные чувства. Он понял, что зря беспокоится. Роджер Эшер привык к лести. По сути, он редко сталкивался с чем-либо иным – казалось, он ждет похвал и раболепия как чего-то само собой разумеющегося. Так случается с теми, предположил Министр, кто постоянно окружает себя подхалимами и подпевалами.

– Весьма рад встрече, Министр, – прогудел Эшер.

Министр вежливо указал на огромное удобное кресло. Эшер развалился на кожаной обивке, которая жалобно вздохнула под его гулливеровскими формами. Министр заметил, что Эшер вспотел. У него не укладывалось в сознании, как может человек довести себя до подобного состояния – нездоровый вид, огромный лишний вес, магнат являл собой живой памятник чрезмерным излишествам.

– Стакан лимонада? Домашнего. Я нахожу этот напиток бодрящим.

– Будет очень любезно с вашей стороны.

Министр налил лимонад. Он уселся на стуле напротив Эшера и наблюдал, как огромный мужчина жадно припал к стакану. Министру стало любопытно – то ли грубые манеры помогли Эшеру сколотить свое громадное состояние, то ли состояние, когда оно есть, делает хорошие манеры необязательными? Вопрос, конечно, интересный. Наверняка Эшер лишь на словах следовал общепринятым нормам поведения. Его внешний облик соответствовал мировоззрению, и, вероятно, магната больше не заботило мнение людей о его личных привычках – если только какие-то мнения вообще его волновали. И все же не приходилось сомневаться, что Эшер с упоением дает консультации министрам и охотно общается накоротке с людьми, облеченными властью. Он принял приглашение приехать на встречу с почти неприличной поспешностью.

– Надеюсь, долетели с удобствами? – Министр проявлял мнимую заботливость.

Он знал, что Эшер прибыл из Нью-Йорка на собственном реактивном «Гольфстриме IV», который был пышно обустроен согласно личным сомнительным вкусам хозяина. Претенциозно – да, но вряд ли неудобно.

– Спасибо, вполне удовлетворительно, – ответил Эшер, – хотя не могу сказать, что полеты доставляют мне особенное удовольствие. Меня это как-то не слишком волнует.

Он сделал еще один глоток лимонада и отставил стакан. Шутки кончились, Министр мельком глянул на свои ногти и заговорил:

– У правительства возникла довольно щекотливая проблема… – Он сделал паузу, как если бы подыскивал слова.

Министр в точности знал, что он скажет дальше, но хотел произвести впечатление, что находится в легком замешательстве. Он знал, что обладает искусством правильно вести себя с людьми. Вопрос упирался лишь в правильность подхода к индивидууму. Министр ни на секунду не заблуждался в том, что этот человек – просто-напросто неотесанный чурбан. Эшер был исключительно удачлив – он был расчетливым и коварным махинатором.

Что ж, можем сыграть на пару, подумал Министр. Самому ему пришлось проявить недюжинное искусство, чтобы удержаться во время радикальных перемен в политике в 80-е годы. Его привилегированное происхождение и образование уже не предопределяли продвижение вверх, как это было бы в старые времена. Старинная фамилия, Итон, Оксфорд… сегодня подобное воспитание считалось несколько архаичным и на это вежливо намекали. Министр исключил всякое упоминание об этих моментах и остался невредим. Теперь, при новом лидере, обозначился более гибкий и умеренный подход в делах. Это устраивало Министра, который предпочитал безудержному нахальству тонкость и умеренность. Он надеялся, что предстоящие весной 1992 года выборы закрепят этот новый подход уже официально.

– Речь пойдет о деле, которое вызвало у правительства некоторые трудности, – продолжал он. – В настоящее время мы обеспокоены вопросом их устранения и считаем, что вы способны дать нам какой-то совет или высказать какие-то соображения по поводу мер, которые мы могли бы предпринять. – Министр знал, что Эшеру будет приятно услышать что-то в этом роде. Он взглянул на лицо магната и увидел на нем исключительное внимание. – Дело несколько деликатное, – наконец признался Министр, стараясь выказать еще большее замешательство.

– Вы оказываете мне честь, Министр, полагая, что я мог бы вам помочь, – начал Эшер. – Естественно, я с превеликим желанием окажу вам помощь. Сочту за честь, – повторил он.

Следовало сказать не «сочту за честь», а «весьма польщен», отметил про себя Министр. Просто магнат не видел тут разницы. Однако должен был отметить фразу «дело несколько деликатное». Эшер был не дурак и великолепно понимал, что фраза неизбежно означает, что дело является исключительно неделикатным. Что ж, пока все идет нормально, подумал Министр. Как он и ожидал, Эшер отнюдь не запротестовал при мысли, что его самого могут втянуть в предположительно сомнительные дела. Чтобы просто обезопасить себя, нужно убедиться, что человек его полностью понимает.

– Мы пришли к вынужденному заключению, что теперь это дело требует самых решительных действий, – сказал Министр.

На лице Эшера по-прежнему отсутствовали какие-либо признаки смятения или тревоги. Не может же он быть таким тупым, подумал Министр, значит, ему все ясно. Магнат понимающе кивал головой. Похоже, все будет даже легче, чем он предполагал. Министр решил обронить еще несколько тщательно выбранных фраз. Он чуть было не растерялся от того, что лишается удовольствия искусно пофехтовать словами с этим человеком.

– Это проблема личностного характера, – произнес он и снова сделал паузу, чтобы смысл замечания дошел до собеседника.

Прямолинейный ответ Эшера заставил его вздрогнуть.

– Должно быть, есть немало личностей, существование которых представляет проблему для правительства. Насколько велика часть проблемы, создаваемая данной личностью? – Эшер грузно наклонился за лимонадом. – Хм-м, очень вкусно. Надо будет сказать моим людям, чтобы приготовили мне такой же. Полагаю, – продолжил он, – дело не сводится лишь к пустяковому неудобству?

– Насколько я понимаю, – заключил Министр, с трудом сохраняя невозмутимость, – больше нет нужды ходить вокруг да около предмета обсуждения. Я всегда восхищался вашей проницательностью, чего не могу сказать обо всех остальных, с кем мне приходится общаться.

Боже праведный, подумал Министр, ведь он же еще и кивает головой, он согласен!

– Наверно, будет лучше всего перейти мне прямо к делу.

Пятнадцатью минутами позже двое мужчин завершили свои переговоры и встали. Министр тепло пожал руку Эшера и рассыпался в благодарностях за содействие, которое тот обещал оказать. Встреча не могла пройти лучше. Эшер согласился все уладить. Сохранится видимость, что правительство тут ни при чем. Все будет… этот ужасный английский? Да – «обрубить концы».

Когда магнат ушел, Министр, закрыв за ним дверь кабинета, прислонился к ней спиной. У него чуть было не закружилась голова при мысли о том, как все оказалось по-детски просто.

 

3

Сэр Питер Дартингтон был заинтригован полученным приглашением. Заинтригован и, он должен был признаться себе, в какой-то мере польщен и возбужден. Конечно же, респектабельному бизнесмену вроде него возбуждение не к лицу. Пришлось себе об этом напомнить. Дартингтон придавал огромное значение собственной респектабельности – репутация далась ему тяжким трудом, и он был неимоверно горд своими достижениями.

Да, подумал он, его жизнь сплошь состояла из работы, на которой было совсем немудрено сломать шею. В самом буквальном смысле. Он никогда не уставал рассказывать о своем скромном происхождении, о травме, изменившей его жизнь и о превращении отцовской компании «Дартингтон констракшн лимитед» в «Даркон интернэшонал пи-эл-си». Он знал, что легенда впечатляет и не сомневался в том, каким вдохновляющим примером она послужила для множества людей, которые поверили в то, что с помощью целеустремленности и напряженного труда преуспеть, подобно ему самому, способен каждый.

Вдохновляющий пример – сколько раз он слышал этот эпитет в собственный адрес в разных выступлениях? Десятки, если не сотни. И в ответной речи он всегда пользовался одной и той же шуткой:

– Полагаю, – говорил он, – вы могли бы назвать меня доотделанным потомственным строителем и в прямом и в переносном смысле. «Доотделка» – строительный термин, используемый обычно, когда речь идет о наложении последних штрихов после того, как собственно строительство уже завершено. Шпаклевка маленьких трещин, штукатурка, ну и тому подобное. Если хотите – приукрашивание. Что ж, могу вам сказать, что после несчастного случая, приключившегося со мной много лет назад, трещин, требующих ремонта, хватало, и я был оштукатурен почти с ног до головы. Однако вопрос, стал ли я в результате этого краше, вызывает некоторые сомнения.

Эти слова неизменно вызывали смех.

Дартингтон от природы был хорошим оратором, но он никогда не пытался скрывать свой сильный провинциальный акцент и редко шел на поводу у бытующего мнения о преуспевающем бизнесмене. Конечно, на какие-то уступки идти приходилось. Дартингтон рано понял, что в строительных игрищах для того, чтобы иметь хоть какой-то шанс на успех, нужно быть в определенной степени жестоким. Поначалу ему это не нравилось, но очень скоро он обнаружил, что способность принимать жесткие решения пришла к нему естественным образом. Однако он заботился о том, чтобы не снискать соответствующей репутации, и ему удавалось скрывать свое честолюбие за внешним отсутствием высокомерия и непритязательностью. Редко кто подставлял его по-крупному, а те, кто это делал, очень скоро обнаруживали, что он представляет собой на самом деле, и сильно сожалели о содеянном. Остальные встречали его по одежке. К Дартингтону относились с симпатией, и эта симпатия была всеобщей. Приглашений в гости и на деловые мероприятия он получал больше, чем мог принять.

Но не принять данное приглашение было просто нельзя.

– Мистер Роджер Эшер надеется, что вы, возможно, согласитесь провести уик-энд на борту «Принцессы Шахерезады», близ города Канны. – Личный секретарь Эшера продолжала объяснять, что, если сэр Питер найдет предложение приемлемым – в голосе женщины звучала абсолютная уверенность, что он найдет, – то для полета в Канны и обратно в его распоряжение будет предоставлен личный реактивный самолет мистера Эшера, а в аэропорту будет ожидать машина, чтобы доставить его на побережье.

Дартингтон был застигнут врасплох и на мгновение потерял дар речи. Конечно же, он слышал об Эшере – кто же о нем не слышал, – но никогда с ним не встречался. Он что-то промямлил насчет необходимости справиться о назначенных встречах и спешно вызвал своего личного секретаря. Уик-энд оказался и впрямь свободным: жена собиралась отправиться в очередную поездку на свою любимую летнюю виллу, а перспектива оставаться дома и сидеть там сиднем в одиночестве вовсе его не прельщала. Все подходило одно к одному, и Дартингтон принял приглашение.

Так что теперь он находился на этой здоровенной и чертовски безвкусной яхте и загорал на лежаке, а стюарды были готовы предупредить его малейшее желание. Дартингтон был в очередной раз удивлен тем, что на борту их с Эшером только двое – не считая, конечно, команды: целых одиннадцати человек, чтобы приглядеть за двумя пассажирами! Но это было ничто по сравнению с тем удивлением, которое он испытал, когда прошлым вечером Эшер после ужина отослал стюарда и приступил непосредственно к делу. И какому делу! У него до сих пор голова идет кругом. На редкость необычное предложение. Пит, мальчик мой, подумал про себя Дартингтон, здесь нужен будет глаз да глаз.

– Утро доброе, Питер! – Дартингтон повернул голову и увидел одетого в халат Эшера, выходящего из салона. Гигант протопал по палубе и развалился в огромном кресле. – Выпьете еще? Эндрю! – проревел он в сторону дверей в салон. – Напитки для сэра Питера и для меня!

– Доброе утро, Роджер, – ответил Дартингтон.

Он решил не упоминать, что было уже давно за полдень. Сам он всегда был ранней пташкой. А еще он не хотел больше пить – этот бедный маленький Эндрю уже три раза приносил джин с тоником, и Дартингтон едва прикоснулся к каждому из стаканов. Он подумал, что, видимо, у молодого стюарда есть строгие инструкции менять их, как только начинает таять лед.

Появился Эндрю с джином для Дартингтона и огромным бокалом апельсинового сока для Эшера, который, не произнося ни слова, тут же запрокинул его над головой. Дартингтон поблагодарил молодого человека, Эндрю улыбнулся в ответ и удалился.

– Есть какие-нибудь дальнейшие мысли по поводу того, что мы обсуждали прошлым вечером? – Эшер вытер усы, оставшиеся от апельсинового сока.

Дартингтон поднялся с лежака и направился к креслу в тени тента, на ходу взвешивая ответ.

– Уверен, вы сами понимаете, Роджер, что в вопросах вроде этого я себя чувствую несколько не в своей тарелке. Я имею в виду… я никогда не имел ничего общего с делами подобного сорта.

– Впрочем, как и я, мой милый друг, – весело заметил Эшер. – Я понимаю, что это неортодоксальный подход к делу. Но главное заключается в том, что делается это все ради национальных интересов. Я – патриот и знаю, что вы, конечно же, тоже. Это главное. Мы сделаем это, чтобы помочь своей стране.

– Я принимаю ваши заверения, Роджер. На самом деле тут не могло быть и тени сомнений. Но почему бы этим пройдохам не сделать работу самим? Я имею в виду, почему бы им не поручить военной разведке или еще кому-то, чтобы те разобрались с этим делом? Я вообще не могу понять, почему они этого до сих пор не сделали.

– Не думаю, что раскрою какие-то секреты, если сообщу вам, что они на самом деле рассматривали подобную возможность. Но тут возникает троякая проблема. Во-первых, на то, чтобы проникнуть в структуры, откуда можно будет нанести удар, потребуется долгое время на подготовку. Я полагаю, где-то больше года. Во-вторых, здесь играет свою роль не только отсутствие какой-либо гарантии успеха, но и полная неприемлемость для правительства возможного провала и последующего скандального разоблачения. Позорный провал – каким бы незначительным ни являлся при этом риск – вызвал бы неисчислимые бедствия. – Эшер выдержал паузу и сделал еще один большой глоток. – В-третьих, что, пожалуй, важнее всего, для правительств существует что-то вроде неписаного правила: никогда не преследовать конкретного человека. Они способны как угодно зверствовать в отношении целой страны, чем они зачастую и занимаются, но ни при каких условиях не могут открыто устраивать охоту за личностью. Могу вас заверить, всплыви это наружу, и даже в нашем конкретном случае разразился бы международный скандал. Полнейшая нелепость, но это так.

Стоит упомянуть несколько примеров, когда дела чуть было не обернулись против тех, кто пренебрег этим правилом. Два наиболее очевидных случая касаются действий Соединенных Штатов. – Эшер начал загибать пальцы на руке. – Первый раз – когда они домогались у Панамы выдачи мистера Норьеги и усадили его за решетку, а второй раз – когда они обрушились на этого парня Каддафи и бомбили Ливию. Оба раза было видно, что нападения носят личностный характер; оба раза они были направлены против людей, чей арест или смещение ни у кого не вызвал бы сожаления. И в обоих случаях, – он сокрушенно покачал головой, – Соединенным Штатам инкриминировали нарушение государственного суверенитета, осуществление политики устрашения и все остальные идиотские несуразицы, до которых смогли додуматься эти человекообразные обезьяны из Организации Объединенных Наций. Проблема в том, – заключил он, – что девяносто процентов стран-членов ООН управляются тиранами и деспотами того или иного толка, которые не хотят создавать прецедент и в один прекрасный день обнаружить, что сами стали объектами подобного внимания. Вот почему они держатся друг за друга, и вот почему мудрые правительства не испытывают судьбу, пренебрегая неписаным правилом.

Похоже, Эшер кончил говорить, но, чуть помолчав, он поделился как бы запоздалой мыслью:

– Есть, конечно, пример государства, которое никогда не обращало на это правило никакого внимания и настойчиво охотилось за отдельными людьми, в основном террористами, совершившими тяжкие преступления против его народа. Я говорю, конечно, об Израиле. Думаю, Питер, мне вряд ли стоит особо подчеркивать, что в глазах международной общественности Израиль на протяжении многих лет был одной из самых изолированных стран в мире.

Дартингтон поднялся на ноги и с хмурым выражением лица стал мерить палубу шагами.

– Значит, вы говорите, Роджер, что, когда им нужно сделать какую-то грязную работу, они обращаются к кому-то вроде вас или меня, чтобы мы все уладили и сделали все за них?

– Понятия не имею, – равнодушно ответил Эшер, – ибо до сих пор заняться чем-либо подобным мне не предлагали. Однако должен признать, да, такое случается.

– А почему именно ко мне? – Ему хотелось спросить – почему именно к тебе?

– Это легко объяснимо. К вам они не обратились. Они обратились ко мне. Они даже не знают, что я занимаюсь вашим прощупыванием. А вас я выбрал потому, что, во-первых, знаю вас как патриота, которому не безразлична его страна, а во-вторых, ваша фирма хорошо обосновалась в интересующем нас регионе и, следовательно, сможет обеспечить надлежащую помощь и базу для проведения операции. Третья причина немного сложнее, но считаю, что обязан объяснить, в чем тут дело. Это поможет вам понять, почему правительство оказалось замешанным в, как ни крути, откровенно противоправное с точки зрения международных законов дело.

Эшер остановился и, прежде чем продолжить, на мгновение задумался.

– Хотите верьте, хотите нет, а я полагаю, что большинство людей в это верит, но британское правительство очень тщательно следит, чтобы его действия не выходили за рамки законности. Этого требует народ. Порой это делает жизнь правительства весьма несладкой, но зато гарантирует отсутствие нареканий. Кроме того, если бы правительство старейшей парламентской демократии в мире было замечено в нарушении законов, можете себе представить, каким примером это могло бы послужить для менее щепетильных правительств. По крайней мере мы, британцы, когда нам это нужно, имеем больше моральных прав обличать действия тех, кто так или иначе преступил черту. Иногда эта позиция создает неудобства, но в целом выгода превышает ущерб. В свое время, как вы знаете, я был членом парламента и могу вас заверить, что так оно и есть.

Однако правительство то и дело сталкивается с необходимостью действовать вопреки этому принципу. Именно так произошло в нашем случае. Давайте объясню как. – Эшер снова сделал паузу и осушил свой стакан. – Как известно, я являюсь ярым приверженцем Европейского сообщества. Мои газеты… – Посмотрев куда-то вдаль, он сделал неопределенный жест рукой, затем уперся взглядом в Дартингтона, который опять уселся в кресло и застыл в напряженной позе. – Думаю, вы согласитесь, что искренность моих убеждений в этом плане вне подозрений.

Дартингтон согласно кивнул. Проевропейские настроения магната и впрямь не вызывали сомнений, но в то же время он не мог сообразить, куда тот клонит. Причем здесь ЕС?

– Временами, – продолжал Эшер, – наши европейские партнеры бывают… скажем, крайне несговорчивы. Вам известно, что как раз сейчас мы находимся в завершающей стадии переговоров по договору, который будет подписан в Маастрихте через пару месяцев. Там есть несколько особенно сложных моментов, требующих решения. Большинство стран готово к более федералистскому подходу – для них слово имеет несколько иной оттенок, и поэтому они относятся к федерализму менее подозрительно, чем большая часть британцев. С моей точки зрения, правительство Англии четко уловило настроение страны и ту грань, через которую она не сможет переступить. Жаль, но, по моему личному мнению, правительство в действительности право, что отказывается ратовать за федерализм на данном этапе. Нет никакого смысла демонстрировать твердую приверженность вещам, которые позднее могут быть вообще отвергнуты народом или вызовут парламентский переворот во время предвыборной гонки. Время для подобных заявлений наступит позже, когда каждый сможет более ясно увидеть направление, по которому пошла Европа, и те выгоды, которые сулит федерализм. Но пока что все это неясно, и потому, как бы тем из нас, кто обладает истинным видением Европы, ни хотелось двигаться вперед побыстрее, более мудрые среди нас готовы ждать, пока мы не увлечем за собой весь народ своей страны. Но я уклоняюсь от темы. А все дело в том, что некоторые наши партнеры слишком настойчивы в вопросах быстрого продвижения в сторону принципов федерализма. В частности, одна из стран проявляет особую настойчивость. Возможно, вы догадываетесь какая.

Французы, подумал Дартингтон, по всей видимости, это чертовы французы. Но они-то тут причем?

– За последний год, – продолжал Эшер, – из-за международной ситуации французская торговля понесла известный урон. Вы уже наслышаны о ряде скандальных историй, но могу вас заверить, что всплывет еще не одна. Их торговый баланс был серьезно нарушен. Думаю, здесь будет ни к чему лишний раз говорить об исключительной беспардонности этой страны в отношении торговли. Проще всего сформулировать это так: в прошлом их уже уличали в том, что они готовы заключать торговые соглашения с любой страной, с любым режимом и о чем угодно. Вы, вне всяких сомнений, помните, с какой радостью они продали аргентинцам ракеты «Экзосет» во время войны на Фолклендах. К несчастью, сегодня они испытывают вполне определенные затруднения. Были заморожены один или два особенно крупных и выгодных контракта. Французы отчаянно хотят, чтобы эта ситуация изменилась. Но на их пути оказалась одна помеха – всего лишь одна. Теперь вы понимаете, к чему я клоню?

Дартингтон начинал понимать.

– Но каким образом в этом оказалось замешано правительство Великобритании?

– Очень просто, – ответил Эшер. – Вполне очевидно, что у французов отсутствует достаточный опыт, чтобы устранить помеху самостоятельно. Им это известно, и это известно британскому правительству. Поэтому британское правительство пообещало убрать ее за них, а в ответ на это обещание они подпишут Маастрихтский договор по Европейскому сообществу на наших условиях. Наше правительство, в свою очередь, скрывает свои действия, пойдя по неофициальному пути и не привлекая к осуществлению операции военную разведку. Французы, конечно, не знают об этой части дела.

– Но, как бы то ни было, – продолжал объяснять Эшер, – это подоплека всего. Собственно причиной возникновения самого проекта является сделка с Францией. Не думаю, чтобы в противном случае британское правительство проявило к этому делу какой-то особый интерес – в действительности существуют аргументы и за то, чтобы оставить все как есть. Но насущность Маастрихтского договора означает, что Британия сейчас твердо заинтересована в том, чтобы оказать французам эту услугу.

– Мне так кажется, – предположил Эшер, удерживая взглядом глаза Дартингтона, – вы теперь тоже понимаете, почему я обратился именно к вам. Мне известно, что вы настроены проевропейски и в то же время вы – патриот. Эти два понятия не так уж несовместимы, как кое-кто пытается нас убедить. Надеюсь, что всех упомянутых мною причин достаточно, чтобы вы согласились примкнуть к нашему проекту. Для этого есть еще одна дополнительная причина, но, прежде чем о ней рассказать, мне необходимо ваше «добро».

– Простите меня, Роджер, но для меня тут слегка многовато информации, чтобы сразу все ухватить. – Дартингтон отлично понимал, что рассуждения – не более чем навязчивая реклама. А эти откровенные попытки сыграть на старом добром патриотизме? В известной мере верно – он действительно был патриотом. Ну и где тут угроза? Но его природная осторожность подсказывала не поддаваться соблазну и не давать ответ слишком быстро. – Я могу какое-то время подумать?

– Хорошая мысль, – согласился Эшер. – Весьма разумно. Пойдемте-ка слегка перекусим.

Во время ленча оба в основном молчали. Эшер опрокидывал бокал за бокалом розовое шампанское и в процессе поглощения огромных кусков пищи редко делал достаточно долгие паузы, чтобы можно было что-то произнести. Дартингтон, напротив, к еде едва прикоснулся и полностью ушел в себя. Он усиленно размышлял, во что его могут втянуть. За всем этим он не мог не разглядеть известной логики. На самом деле речь Эшера о европейском единстве ничуть его не тронула. В отношении Европы он был прагматиком, а не энтузиастом. В личном плане он предпочел бы, чтобы Англия держалась подальше от все возрастающего влияния Брюсселя и Страсбурга. Дартингтон ничего не имел против французов и, конечно же, восхищался их отношением к бизнесу. Он не любил немцев, которых в целом считал тупыми, высокомерными и крикливыми, но, если приходилсь, мог с ними сотрудничать.

А вот в плане бизнеса Дартингтон видел необходимость оставаться в сердце Европы. С точки зрения интересов его компании не могло быть и двух мнений: Европа оставалась единственным реальным путем для продвижения вперед. Он подчеркивал это во всех своих деловых речах, и, без сомнения, именно из них Эшер почерпнул информацию о его «евролюбии». С точки зрения самого Дартингтона, ЕС занималось просто-напросто взяточничеством. Вступайте в него – и у вас будет шанс побороться за контракты; не вступайте – и у вас не будет никаких шансов вообще. Лично он ненавидел коррупцию и отнес бы себя скорее к «евроскептикам». И бывали моменты – например, как только на экране телевизора появлялось одиозное лицо Жака Делора, – когда он чувствовал себя чуть ли не «евроненавистником» и готов был присоединиться к мнению, что отношение к Европе покойного маршала авиации сэра Артура Харриса было самым практичным.

Что он действительно не переваривал, так это чуть ли не религиозную горячность, с которой проевропейски настроенные фанатики отдавались своему делу. Все они пользовались одной и той же лексикой и перемежали свои и без того до идиотизма бессвязные речи совершенно дурацкими метафорами. Все они, как и Эшер, употребляли возвышенные слова о «европейской мечте» или «европейском видении». Это не было ни мечтой, ни видением, считал Дартингтон. Он посмотрел эти слова в словаре. Одно из значений у них было общим и, в данном случае, более точным – «галлюцинация».

Однако он должен был признать, что предложенные Эшером замыслы чем-то ему импонируют. Будет что рассказать своим внукам! Нет, решил он по размышлении, об этом он, видимо, не сможет рассказать никому. Но какова мысль! Уже сама по себе возбуждает! Опять это слово, но, черт подери, – почему бы и нет? Моложе он не становился, а в жизни каждого мужчины должно произойти что-то такое, о чем можно было бы потом вспоминать. Мальчишка-мастеровой, ужасно покалечившийся в восемнадцать лет в результате аварии на стройке, теперь собирался потрясти мир. До наступления уик-энда вся его энергия была направлена на то, как сохранить компанию в условиях глубокого спада, обрушившегося на строительную индустрию. Может быть, это именно то, что нужно, чтобы вытащить его из подавленного состояния…

Мужчины закончили ленч незадолго до наступления трех часов и снова прошли на палубу. Эндрю разлил кофе из серебряной турки. Погода стояла умиротворяющая и даже расслабляла, и Дартингтон вдруг понял, что чувствует себя на седьмом небе. Что за жизнь, подумал он. Тебе уже шестьдесят, а тут вдруг подворачивается такое дело. Почему бы и нет!

– О'кей, Роджер, я заинтересовался. Я очень захотел этим заняться. Думаю, что знаю, с чего следует начать.

– Прекрасно! – прогудел Эшер. – Прекрасно! Если можно так выразиться, очень разумное и патриотическое решение.

Он сделал паузу, и в его голосе появились торжественные ноты:

– Теперь я могу вас конфиденциально заверить, что правительство не оставит вас в накладе.

– Не понял. Мне показалось, вы упомянули о том, что правительство не знает о нашем разговоре.

– Все верно. И официально они так ничего и не узнают о вашем участии – официально. И я это особенно подчеркиваю. Как бы то ни было, я уполномочен заключить соглашение от имени правительства.

– Что вы имеете в виду?

– Для всех нас сейчас тяжелые времена, – пояснил Эшер. – Вы уж извините, но я тут навел кое-какие справки. Да и в «Даркон» у меня кое-что вложено, – добавил он, пожав плечами. – Не секрет, что за последний год или около того строительный бизнес серьезно пострадал.

– К чему вы клоните, Роджер? – Хладнокровия Дартингтона как не бывало, и лицо его приобрело сварливое выражение. – Мы пока что не идем с молотка, если вы это имеете в виду.

– Нет-нет, Боже упаси, нет! – запротестовал Эшер. – Мой дорогой друг! Того и близко в мыслях не было. Я предлагаю совершенно другое решение ваших проблем. Потерпите, пожалуйста, и я все объясню.

Эшер собрался с мыслями и ободряюще улыбнулся. Дартингтон продолжал подозрительно молчать.

– Если я не ошибаюсь, то на текущий момент «Даркон» готовит в общей сложности девять заявок на подряд для крупных строительных контрактов по всему миру: три из них – в Соединенном Королевстве, еще два – в Европе, остальные – за океаном. Под крупными, – добавил он, – я подразумеваю контракты, стоимость каждого из которых превышает пятьдесят миллионов долларов США.

У Дартингтона стала потихоньку отвисать челюсть, в то время как Эшер, которого теперь уже никто не прерывал, продолжал давить:

– Любой из этих контрактов, если «Даркону» повезет с заявкой, позволит вашей компании некоторое время держаться на плаву. Вы бы тогда выжили. Если бы вас одарили двумя контрактами, то будущее «Даркона» было бы прямо-таки розовым. Но конкуренция тут, конечно же, жестокая. – Эшер шумно допил свой кофе. – Скажу прямо, если наш замысел осуществится успешно, правительство гарантирует, что две из ваших заявок будут приняты. Конечно, никогда не исключена вероятность того, что вы сможете выиграть третий контракт, а то даже и четвертый – все по заслугам. Но я вам даю минимальные гарантии, что вашими станут по крайней мере два.

Теперь челюсть Дартингтона опустилась куда-то в район грудной клетки. Он безмолвно глазел на Эшера и обдумывал потрясающее обещание, которое ему только что дали. Это должно быть именно обещанием. Магнат дал его после того, как Дартингтон согласился, а не раньше. С какой бы стати ему это делать, если бы он не подразумевал именно то, что обещал, и если бы он не мог выполнить свое обещание? Значит, это правда.

Эшер поднялся, ободряюще хлопнул Дартингтона по плечу и зашел внутрь салона, оставив изумленного гостя сидеть там, где он сидел.

Тремя часами позже стюардесса «Гольфстрима IV» сообщила пилоту, что сэр Питер Дартингтон ведет себя довольно-таки странно. Немного необычно, сказала она. Каждые несколько минут мужчина, словно школьница, вдруг прыскал со смеху. Без всякой на то причины, уточнила она. Считает ли он, что с Дартингтоном все в порядке?

Пилот посоветовал ей не беспокоиться. Босс часто оказывает на людей весьма странное воздействие.

 

4

Эду Хауарду исполнилось сорок пять. Это был высокий, худощавый, темноглазый мужчина с тринадцатилетним опытом боевых действий за плечами: с 1966 по 1979 год он был кадровым офицером Королевской морской пехоты и диверсионной корабельной службы.

Женился он в 1976-м. Очень скоро его жена, Клэр, стала на него давить, чтобы он оставил спецназ и нашел себе работу с большим окладом и как-то нормированным рабочим днем. Когда отец его друга из американских войск особого назначения предложил ему работу в Сити, Клэр заставила его согласиться. Крайне неохотно он подал в отставку и принял предложение.

Хауард знал, что ему будет недоставать армии, но даже не представлял, какой смертельно тоскливой станет его жизнь. В Лондоне он чувствовал себя неуютно. В Сити никого не знал, понятия не имел о товарном бизнесе и никогда не управлял конторой. Через неделю праздного шатания он сообщил своему нанимателю, что тот выбрал неподходящего человека для такой работы, однако старика Зиглера это ничуть не смутило. На самом деле он был даже доволен – Хауард проявил честность и прямоту.

– Эд, я тебя нанимал не за знание будущего рынка. Я нанял тебя за твои суждения и способность доводить дело до конца. Найди верных людей, разбирающихся в деле, и присматривай за их работой. Это все, что мне надо.

Хауард подумал, что старик говорит искренне, но только до определенной степени. Он не упомянул еще одного мотива: ему хотелось, чтобы его сын Майк последовал примеру Хауарда. Старик Зиглер не раз говорил о своих надеждах, что сын наконец «перестанет гарцевать в мундире и устроит свою жизнь, занимаясь бизнесом».

В течение последующих трех лет надежды старика по поводу Хауарда полностью оправдались. Хауард пропахал рынок, отыскал честолюбивого, но обиженного молодого торговца, который работал на крупную компанию, и убедил его перейти к себе. Торговец привел с собой команду. Хауард предоставил им свободу действий и установил щедрые премиальные; все это вылилось в напряженную работу и преданность, а после трехмесячной депрессии привело к началу исключительно удачной операции. Старик Зиглер был восхищен, а Хауард, к своему удивлению, обнаружил, что и впрямь достаточно здорово управляется с делом. Его торговая команда охотно – если не с облегчением – переложила на него все административные заботы.

Относились к нему хорошо, платили еще лучше, но он так и не смог преодолеть свою нелюбовь к удушающим ограничениям Сити. Хауард терпел три года, а потом заявил своему хозяину, что хочет уйти. Старик был расстроен, но принял отставку.

– Чем ты собираешься заняться, Эд?

– Личная и общественная безопасность – советы компаниям и частным лицам по вопросам безопасности, постараюсь, чтобы они не очень страдали от домогательств террористов и похитителей заложников. Сегодня на все это большой спрос. А еще – это больше похоже на то, чему меня учили.

– Майка тоже берешь к себе? – полуутверждающе предположил Зиглер-старший.

Его сын последовал примеру Хауарда, но по прошествии некоторого времени старик понял, что Майк не создан для коммерции.

– Я его не спрашивал, – ответил Хауард, – и не стал бы спрашивать без вашего на то благословения. Но, возможно, он захочет примкнуть, когда услышит об этом деле. Я не буду его просить, но, если он ко мне обратится, я приму его с распростертыми объятиями.

Старик покорно вздохнул. Он пожелал Хауарду всего самого доброго, и они расстались искренними друзьями.

Когда он сообщил Клэр, что распрощался с конторой, та пришла в ужас, а когда он поведал, чем собирается заняться взамен, она на почве этого прямо-таки рехнулась. Две недели она негодовала, разражаясь бранными тирадами по поводу и без повода, как последняя стерва. В конце концов ему это надоело, и он сказал, что ей лучше подыскать себе вместо него какой-нибудь «коврик, чтобы вытирать ноги», который станет сносить вспышки ее раздражения и при том обеспечит тот изнеженный образ жизни, к которому, опять же благодаря ему, она привыкла. Клэр заверещала и швырнула в него огромный нож для разделки мяса; тесак пролетел мимо и, разбив вдребезги кухонное окно, чуть было не обезглавил дымчатую белку, совершавшую налет на птичью кормушку снаружи. В ответ, чтобы охладить пыл жены, он спокойно вывернул ей на голову кастрюлю с остывшим супом гаспачо, а затем подошел к телефону и отменил ужин с гостями. Хауард никогда не любил гаспачо – он вызывал у него несварение.

На следующий день дорогое платье Клэр забрали в химчистку, чтобы отчистить пятна от супа. Очень скоро Хауарда тоже «почистили» с помощью последовавшей за этим мерзкой процедуры развода. Отчасти из-за отвращения к публичным разбирательствам, отчасти из-за слабоватого адвоката он остался с пятьюдесятью процентами от дома в Фулеме, но со ста процентами выплаты от оставшегося долга по ипотечной ссуде – то есть фактически ни с чем. Его сбережения ушли на судебные издержки, изрядную выплату на обустройство Клэр и небольшенькую квартиру в Уондзуорте. Денег на то, чтобы вложить в новое дело, осталась капля.

Именно Майк Зиглер, сын старика, помог ему тогда с финансами. Они вместе начали дело и набрали команду знакомых отставников – в основном бывших спецназовцев. Так родилась «Экс-эф секьюритиз». Майк Зиглер и его четверо ребят управлялись с американским и дальневосточным рынком из Лос-Анджелеса, в то время как Хауард и полдюжины остальных приглядывали за более обширным рынком в Европе, Африке и на Ближнем Востоке из лондонского офиса.

Благодаря попытке похитить их богатого итальянского клиента успех к ним пришел быстро. Похитителям крупно не повезло – один из людей Хауарда в тот момент находился непосредственно рядом с клиентом. Попытка была пресечена весьма впечатляющим образом. Три похитителя с острова Сардиния были решительно обезоружены, а затем помещены на несколько недель в госпиталь, где они и находились до суда под усиленной полицейской охраной, которая в данной ситуации выглядела как-то нелепо. Даже если бы четверо вооруженных carabineri спали сутки напролет, напились в стельку или решились на то и другое одновременно, чего они, конечно же, не делали, злоумышленники были просто не в состоянии предпринять всякую попытку к бегству. На суде их адвокат особо упирал на то, что он назвал «чрезмерной степенью насилия», которому подверглись его подзащитные со стороны оперативника «Экс-эф секьюритиз» – этого душегуба, мистера Харриса. Ему не пришлось пояснять сказанное. Физическое состояние «жертв» неблагосклонности мистера Харриса – каждого ввезли в зал на кресле-каталке, у каждого были загипсованы обе руки и правая нога – говорило само за себя достаточно красноречиво.

Однако оказалось, что судья не испытывает ни малейшего сочувствия по поводу постигшего их несчастья. Напротив, он с интересом выслушал свидетельские показания мистера Харриса. Вот человек, подумал судья, который все делает наверняка. Он с мудрым видом кивнул, когда Харрис простосердечно объяснил, что лучший способ не дать вооруженному человеку выстрелить – это сломать ему обе кисти рук; он опять кивнул, когда Харрис продолжил объяснение, что самый надежный способ не дать человеку скрыться до прибытия полиции – это выбить ему правое колено. Что и было, как поведал Харрис, просто и быстро сделано. Нет, он не помнит, чтобы засекал время, но на все про все ушло секунд пять или десять. Нет-нет, не на каждого, уточнил он, на всех троих вместе.

Да уж, подумал судья. В том, что сообщил мистер Харрис, логика была непробиваемой. Он так и сказал в заключительном слове, добавив, что, по его мнению, мистер Харрис проявил разумную инициативу и оказал обществу весомую услугу, а те, кто подвергаются риску быть похищенными, поступят просто-напросто глупо, если не воспользуются услугами мистера Харриса и организации, на которую он работает.

Процесс получил значительную огласку. Целый ряд видных граждан и организаций отнеслись к рекомендациям судьи вполне серьезно, и работа закипела. «Экс-эф секьюритиз» процветала. Был, правда, временный спад, когда Хауард и еще один из его людей провели шесть месяцев в турецкой тюрьме в Анкаре. Их арестовали по обвинению в передаче выкупа за похищенную жертву, но даже это обернулось на пользу фирме. Жертва, вместо того чтобы пополнить ряды исчезнувших промышленников, была освобождена и находилась в добром здравии. Компания, где работал этот человек, послала за Хауардом только после того, как похищение уже произошло, и сейчас должным образом его отблагодарила.

Однако турецкие власти не проявили должного понимания. Тем не менее, несмотря на тот факт, что благодаря Хауарду деньги на выкуп были возвращены, а похитители арестованы и расстреляны, согласно местным полицейским правилам, Хауард и его коллега были осуждены за участие в незаконных сделках с преступниками. Компания жертвы очень высоко оценила то, что на суде Хауард молчал и помог им избежать обвинения; с тех пор все свои проблемы по вопросам безопасности она препоручала «Экс-эф секьюритиз».

Называлась эта компания «Дартингтон констракшн лимитед», а позднее – «Даркон интернэшонал пи-эл-си». Сейчас Хауард находился в Кенте, в домашнем кабинете председателя совета директоров этой компании, и сидел за столом лицом к лицу с самим председателем.

– Вы это серьезно, Питер? – поинтересовался Эд Хауард и понял, что уже знает ответ.

В глазах Питера Дартингтона он увидел то целеустремленное выражение, которое уже не раз замечал и раньше. На какое-то время он усомнился – не сошел ли Дартингтон с ума. Его сотрудничество с сэром Питером было продолжительным и обоюдовыгодным, и Хауард подумал, что ему будет жаль, если придется потерять одного из своих самых лучших клиентов.

– Серьезней некуда, Эд. Мне хотелось бы, чтобы вы изучили вопрос – скажем так, гипотетически – и дали мне знать, что вы по этому поводу думаете. Если вы действительно придете к выводу, что не стоит даже и начинать, тогда нам обоим придется забыть о том, что этот разговор вообще имел место; но если вы сочтете, что подобное осуществимо, то я хотел бы знать, как это можно было бы сделать и кто готов за это взяться. Вы не могли бы предоставить мне доклад, скажем, недельки так через две?

Хауард задумчиво потер подбородок.

– За две недели, Питер, глубоко не копнешь. Но я могу навести кое-какие справки общего плана и взвесить возможности. Откровенно говоря, мне не известно больше того, что пишется в газетах. Но для вас, да, я кое-что разузнаю.

– Хорошо. Теперь, боюсь, вам придется следовать различным ограничениям. Первое: никто ничего не должен знать, поэтому, пожалуйста, не надо обращаться ни к кому из моих людей. Если же вам понадобится переговорить с кем-то из ваших, а я настаиваю, чтобы число тех, с кем вы будете консультироваться, было сведено до абсолютного минимума, то о моем участии в деле они не должны знать ни при каких обстоятельствах. – Дартингтон сделал паузу, чтобы прикурить сигарету. – Второе, и не менее важное: вы не должны обращаться к людям, которые могли бы передать все властям. Боюсь, что это полностью исключает какие-либо контакты по какой бы то ни было причине с теми друзьями, которые у вас, вероятно, есть в полиции и службах безопасности. Дело это исключительно неофициальное и таковым и должно оставаться. Глупо в данных обстоятельствах, но ничего не попишешь.

А вот это с твоей стороны не очень умно, Питер, подумал Хауард. Последним небрежным замечанием ты засветился.

– Питер, – произнес он вслух, – у меня пара вопросов. Во-первых, я так понимаю, что, если мне удастся представить удобоваримый план, вы захотите, чтобы я в действительности все организовал и претворил его в жизнь. Правильно?

– Правильно.

– Ладно. Это так, для справки, чтобы я был просто в курсе. Теперь второй момент. Затея сопряжена с огромнейшим риском. Она наверняка более рискованная, чем все, что мне приходилось делать раньше, и будет таковой для любого, кто согласится принять в ней участие. Вы понимаете, к чему я веду?

– Не совсем. Но продолжайте.

– Я хочу сказать, что после подобного дела ни один человек не смог бы вернуться к прежней жизни. У каждого, кто согласится в нем участвовать, должны на это иметься самые веские мотивы – ведь, случись что не так, все шансы за то, что в лучшем случае его просто пристрелят к ядреной матери. Мы здесь говорим о крупном деле, и, я надеюсь, вы простите мне подобные выражения. Каков наш бюджет?

Прежде чем ответить, Дартингтон затянулся сигаретой и исподлобья уставился на Хауарда.

– Эд, я уже сказал, что говорю серьезно. И я понимаю, что дело крупное. Если вы справитесь, я готов заплатить вам пять миллионов фунтов стерлингов.

– Питер, боюсь, что этого будет недостаточно. – Хауард сделал паузу и всмотрелся в лицо Дартингтона. Не мелькнула ли на нем тень удивления? – Взгляните на это с другой стороны. Мне потребуется сколотить команду из самых высококлассных специалистов. Вместе эти люди, вероятно, смогли бы взять Английский банк, если не любой другой. Наверняка они смогли бы осуществить серию крупных краж, а потенциальный куш миллионов в десять, а то и больше разделить между собой. И в процессе этого они не будут подвергать себя риску быть убитыми. Ладно, любой, кого я выберу, будет законопослушен, так что они не станут заниматься чем-то вроде этого – в противном случае я бы их не нанимал. Но ведь и то, что вы просите их сделать, тоже не совсем законно.

Не опуская взгляда, Дартингтон стряхнул пепел в небольшую серебряную пепельницу на столе.

– Для начала, – продолжал Хауард, – я должен попросить пятьдесят тысяч только на подготовку доклада. Если окажется, что он обойдется дешевле, я вам сообщу. Если план вас удовлетворит и вы дадите «добро» на его осуществление, то речь пойдет о еще как минимум полумиллионе на непредвиденные расходы. Далее, будут еще и запланированные расходы. – Он снова сделал паузу; лицо Дартингтона оставалось безмятежным. – Только они одни могут достигнуть миллиона фунтов. И сверх всего этого – остается вопрос о вознаграждении. Повторяю, учитывая весь риск, оно должно быть стоящим для участников. Я посоветовал бы вам поискать, по крайней мере, десяток миллионов. Честно говоря, думаю, что за меньшее никто из профессионалов даже близко к делу не подойдет.

Взгляд Дартингтона стал тяжелым, наконец он заговорил:

– Я вполне понимаю вашу позицию, Эд. Мне ясно, что вы имеете в виду. О'кей. Принимайтесь за доклад. – На мгновение он задумался. – Я посмотрю, что тут можно сделать с финансами. Вы понимаете, – он ободряюще улыбнулся Хауарду, – десять миллионов фунтов – изрядная сумма, чтобы так вот с ходу ее выложить. Но я посмотрю, что тут можно придумать.

Дартингтон сделал движение, чтобы встать, но Хауард остановил его, подняв руку:

– Остался еще один маленький вопрос, Питер. В такого рода делах вас могут подстеречь неприятности самого неожиданного свойства. Вы уже указали на одну из них – безопасность. Я приветствую ваше желание, чтобы никто из ваших людей в этом больше не участвовал. На самом деле мне пришлось бы настоять на таком условии, не упомяни вы об этом сами. Что же касается лично вашего поведения в связи с данным проектом, вам придется вести двойную жизнь в собственной компании и даже в собственной семье. Никаких секретарей, никаких записей, никаких пометок, никаких следов – вообще ничего. То же самое касается и меня до тех пор, пока я не начну набирать команду. Ни-че-го. Вы улавливаете, о чем идет речь?

Дартингтон согласно кивал головой.

– Поэтому, – продолжил Хауард, – может быть, стоит начать работу именно так, как мы и планируем?

Дартингтон сделал недоумевающее лицо. Хауард протянул руку.

– Пленку, Питер. – Он раскрыл ладонь вверх. – Будьте добры, отдайте мне вашу пленку.

Лицо Дартингтона быстро прояснилось от понимания, что же от него хотят. Правда, Хауард не мог сказать наверняка, был ли тот искренен, но Дартингтон открыл ящик стола и выключил аппарат, который бесшумно работал на протяжении всего разговора. Он достал кассету и со слегка виноватым видом передал ее Хауарду.

– Все в порядке, Питер. В нормальных обстоятельствах это была бы обычная разумная предосторожность. Извините, что так уж вышло. На самом деле я рад видеть, что вы следуете моим советам на этот счет. Но ведь нашу встречу не назовешь ни нормальной, ни обыкновенной, не так ли? – Хауард ухмыльнулся и встал из-за стола. – Я буду у вас через две недели. Если я куда-то продвинусь, то приложу к докладу необходимые расценки и порядок оплаты. Я принесу доклад – в одном экземпляре, – чтобы вы его прочитали. Затем я его заберу и уничтожу. Что-нибудь еще?

Больше вопросов не было. Дартингтон проводил Хауарда до автомобиля и, когда тот вырулил на покрытую гравием подъездную дорогу, прощально помахал ему рукой.

Мысли Хауарда были лишь наполовину заняты управлением машиной, когда его «сааб» летел по шоссе М2 обратно в Лондон. Его мозг старался проникнуть в скрытый смысл встречи с Дартингтоном. Он заставил себя на какое-то время сосредоточиться не на том, что было произнесено вслух, а на том, чего Дартингтон не сказал. Оставь пока в стороне сам проект, убеждал он себя, сосредоточься на возможных причинах, которые движут Дартингтоном. Промышленник раскрыл защиту, когда сделал замечание, что глупо не иметь никаких дел со службами безопасности «в данных обстоятельствах». Еще он выглядел неуверенным при обсуждении финансовых вопросов. Ладно, десять миллионов – огромные деньги. Разве любой не задергался бы от такой цифры? Конечно, задергался бы. Но он не казался обеспокоенным – всего лишь неуверенным. И почему сам Дартингтон захотел принять участие в этом деле? Хауард знал, где осуществляются текущие операции «Даркона» и до каких пределов простираются интересы компании. При существующем положении вещей ничто не угрожало им до такой степени, чтобы оправдать акцию, которую затевал Дартингтон.

Хауард подъехал к дому и поднялся в свою квартиру. Он налил себе виски и разжег небольшой огонь в камине. Усевшись в кресло, он стал не спеша взбалтывать кубики льда в стакане, наблюдая, как чернеет и корежится магнитофонная кассета. Пламя жарко полыхнуло, когда огонь добрался до самой пленки. Хауард продолжал размышлять, кто же стоит за сэром Питером. Правительство? Вероятно. Но что-то во всем этом не совсем чисто.

Хауард подошел к столу, включил персональный компьютер и подождал, пока тот с гудением ожил. Когда компьютер запросил пароль, он набрал необходимый код и ввел команду, вызывающую программу для обработки текстов. Хауард открыл новый файл в оперативной памяти и подумал, что не станет доверять его машине. В процессе работы он станет держать его на трехсполовинойдюймовой дискете, которая все время будет находиться либо в сейфе, либо у него на теле. Компьютер высветил на экране: КОМУ –, и Хауард просто набрал: ПД. Ниже уже горело: ОТ КОГО – ЭХ, и курсор переместился в конец третьей строчки: ТЕМА –. Он набрал название и откинулся на спинку стула. Хауард подумал, что, даже если у него ничего не выйдет – а скорей всего так оно и будет, – его ожидает интереснейшее теоретическое упражнение. Он позволил себе мысленно расслабиться и перебрал в уме несколько источников информации из того множества, куда ему предстояло обратиться. Хауард уставился в окно, едва замечая нежное шевеление листьев вишни, что росла снаружи. Мысли его блуждали где-то очень далеко.

На экране компьютера терпеливо мигал курсор, ожидая дальнейших указаний в конце трех напечатанных строк:

КОМУ – ПД

ОТ КОГО – ЭХ

ТЕМА – УБИЙСТВО САДДАМА ХУССЕЙНА, ПРЕЗИДЕНТА ИРАКА.

 

5

В течение последующих десяти дней Хауард тратил время на то, что сторонний наблюдатель расценил бы как праздное шатание. Сначала он выходил из квартиры только для того, чтобы совершить набеги на книжные магазины, и возвращался домой со стопками изданий о Ближнем Востоке, «войне в заливе» 1991 года и о Саддаме Хуссейне. Все покупки он оплачивал не кредитной карточкой, а наличными. Он часами сосредоточенно изучал материалы, помечая выдержки зеленым маркером и делая закладки.

Его приятель из Би-би-си, который освещал «войну в заливе» из Тель-Авива, достал для него копии видеопленок из архивов корпорации со всеми репортажами о вторжении в Кувейт и о самом конфликте. Пленок было на десятки часов, многие из них повторяли друг друга, и Хауард потратил массу времени, нажимая на кнопку перемотки блока дистанционного управления видеомагнитофона и перескакивая с одного на другое в поисках интересующих материалов. Он уже начал жалеть, что не мог говорить с другом-репортером более конкретно и попросить у него лишь те отрывки, которые касались только самого Саддама, – Хауард намеренно сделал так, чтобы спектр его интересов казался как можно более обширным. Качество воспроизведения на «высокочувствительном» видеомагнитофоне не было особенно хорошим, а низкое быстродействие дистанционного блока выводило его из себя. Он пожалел, что у него не сохранился его старый «Бетамакс», который работал гораздо лучше и быстрее. Теперь телевизионный экран в квартире Хауарда демонстрировал знакомое лицо диктатора чуть ли не постоянно. Он внимательно изучал все, что касалось непосредственно Саддама, не пропуская ни одной детали в его внешности и том, что его окружало. Те редкие отрывки, где Хуссейн появлялся на публике, Хауард просмотрел особенно тщательно и чуть ли не каждый кадр в отдельности.

Не меньше времени он провел в Британской библиотеке периодических изданий на Колиндейл-авеню, штудируя старые номера газет и периодики, делая пометки и заказывая фотокопии. А еще он съездил в Лонг-Акр и посетил фирму «Эдвард Станфорд лимитед», где купил все карты Ирака и Ближнего Востока, какие ему только удалось отыскать.

К концу недели, после визита в доки Феликсстоу, в голове его начали складываться наметки плана, но он знал, что этого недостаточно. Во-первых, карты, которые ему удалось достать, оказались не очень подробными. Во-вторых, хоть он и прочитал о стране все, что можно, ему было далеко до специалиста по Ближнему Востоку – придется переговорить с Джонни Берном и узнать его мнение.

Тут проблем не было. Он во всех случаях будет все с ним обсуждать по ходу дела. Третья задача казалась невыполнимой, и Хауард сомневался, что Джонни сможет чем-то ему помочь. Он начнет с карт – эта задача, похоже, самая простая, хотя и связана с определенным риском в плане безопасности. Хауард поднял трубку телефона и набрал домашний номер приятеля из 21-го подразделения специальной воздушно-десантной службы, который во время «войны в заливе» дежурил в Нортвуде.

– Дерек? Эд Хауард. Ты не мог бы оказать мне услугу? – Хауард поведал правдоподобную историю о своем клиенте, а именно – компании, которая собирается участвовать в восстановительных работах в Кувейте и на севере Саудовской Аравии. – Проблема в том, как ни странно, что, похоже, невозможно достать подробные карты этого района, если не считать тактическую полетную карту масштаба 1:500 000 и оперативную навигационную карту 1:1 000 000, которые я добыл у «Станфорда». ТПК вроде ничего, но не настолько подробная, как мне нужно, и издана в 1981 году. ОНК более свежая – 1990 года, – но совсем мелкомасштабная. Вот я и подумал, нет ли в министерстве обороны чего-нибудь получше. У тебя есть идеи?

Немного похмыкав и погмыкав, Дерек предложил Лондонский картографический центр, куда Хауард уже обращался, а затем упомянул Армейский картографический центр в Гилдфорде.

– Сложность в том, что мне придется их заказывать, а потом посылать шофера, – объяснил он.

– Я могу туда подъехать и забрать их сам, если это как-то поможет, – предложил Хауард. – Но они действительно свежие? Вот в чем вопрос.

– Если совсем честно, я не знаю, что у них там есть. Вполне вероятно, что не больше, чем тебе удалось достать у «Станфорда» – ТПК и ОНК. Если у «Станфорда» нет ничего лучше, значит, этого просто не существует – все остальное у них есть.

Хауард это знал. В «Станфорде» работали исключительно оперативно.

– Значит, ничего новенького у МО нет. Никаких спутниковых карт, составленных для «войны в заливе»?

– Ну… – в голосе Дерека зазвучало некоторое сомнение, – такими картами, конечно, пользовались, но они были очень строго засекречены и никоим образом не являются полными – их составляли для конкретных целей и районов. Теперь, когда война кончилась, их, должно быть, уже рассекретили, но они наверняка по-прежнему самые свежие, если не считать различных структурных изменений ландшафта – заслуги Королевских ВВС и ВВС США. Взорванные мосты, здания, ну, вобщем ты понимаешь. Да, но это все относится к Ираку, а ты сказал, что тебе нужны Кувейт и Саудовская Аравия. Кувейт, конечно, не тот, что был. Покрыт копотью от прощального фейерверка Саддама, новые проселки от гусениц наших танков, пулевые отверстия во дворцах, ну и тому подобное.

Становится теплее, подумал Хауард.

– Это уже больше похоже на дело. Что бы там ни было, я могу получить набор этих карт?

– Они редки, как дерьмо деревянной лошадки. Но у меня они по-прежнему лежат, только вот где…

Лотерея, подумал Хауард, теперь осторожней.

– Есть хоть какой-то шанс одолжить их у тебя на денек-другой, просто сравнить с моими? – Его голос звучал легко и непринужденно.

– Не вижу, почему бы и нет. Подъезжай ко мне на выпивку, и я отдам тебе весь набор. Думаю, он у меня в коробке на чердаке. Но я действительно хотел бы, чтобы ты их вернул.

– Это просто здорово, Дерек! Нет проблем – я заброшу их тебе обратно в среду. Мне всего-то необходимо быстренько провести сравнение. По сути, я могу заскочить за ними прямо сейчас, если это удобно… Буду у тебя минут через пятнадцать?

– Тогда что-нибудь без четверти восемь. Отлично. – Дерек повесил трубку.

Хауард накинул куртку и вышел наружу, дискета надежно лежала в кармане.

Часом позже он вернулся от Дерека с набором карт. Короткий взгляд на них подтвердил, что это как раз то, что ему нужно. Сначала он снимет с них ксерокопии, а в среду вернет Дереку. Одной проблемой меньше, но оставались еще две.

Он решил сообразить что-нибудь, чтобы по-быстрому перекусить и посмотреть девятичасовой выпуск новостей Би-би-си. Потом он позвонит Джонни.

 

6

– Ну и как я выгляжу?

– Хм-м? Отлично, просто отлично. – Одетый по-домашнему, Джонни Берн сидел за столом лицом к окну и корпел над докладом, который должен был набросать к утру.

– Эй, ты, канцелярская крыса, по крайней мере взгляни на меня!

– Ох, прости, Джулиет, я слишком сосредоточился. – Джонни крутанулся на стуле и посмотрел на свою жиличку. – Ха, неплохо!

Черт побери, подумал он, какое превращение! Он едва ее узнавал. Исчезли бесформенные джинсы и мешковатый, заляпанный краской пуловер, гладко зачесанные назад волосы и ненакрашенное лицо – очень даже миловидное и так, признал он про себя, – исчезло все, к чему он привык с тех пор, как три недели назад она переехала к нему и принялась за ремонт свободной комнаты. Если только она не была глубоко погружена в свои книги, то обычно ходила вся в краске, клейстере для обоев и еще в какой-то чертовщине. Она всегда пребывала… ну, в беспорядке что ли, хотя, благодарение Богу, никакого беспорядка в доме не создавала.

Джулиет сразу же поразила его своей прямотой и приземленностью, когда откликнулась на объявление о сдаваемой комнате. Она была лишена глупого жеманства и претенциозности, и они быстро пришли к соглашению, что она может перебираться. Джонни подумал, что в действительности девушка оказалась очень хорошей жиличкой. Она всегда убирала за собой – кофе, сахар и тому подобные вещи; она не забивала холодильник таинственными упаковками с экзотическими продуктами; она помогала поддерживать в доме порядок, и в то же время женское присутствие ощущалось не очень сильно – так, несколько маленьких приятных штришков. Ее приятель, Марк, тоже не доставлял беспокойства – он заходил за ней лишь пару раз и никогда не задерживался больше чем на несколько минут. Но что было лучше всего, так это полное отсутствие паутинообразных гирлянд из колготок и других женских атрибутов, днем и ночью развешанных по всей ванной. Да, она оказалась отличной соседкой. Жить рядом с ней было просто – абсолютно без проблем. Он надеялся, что ей с ним так же легко, как и ему с ней. Иногда, вечерами, она даже собирала для него что-то на стол, когда видела, что он очень занят; то же самое раз или два делал и он. Между ними сложились легкие, хорошие, ничего не требующие, дружеские отношения. Но он никогда… ну никогда раньше не замечал ее по-настоящему.

Джонни решил, что сейчас она выглядит потрясающе. Простое, классического покроя неотрезное черное платье скромно подчеркивало линии стройной фигуры, которую он раньше как-то не замечал; ниспадающие до плеч темные волосы обрамляли лицо с легкими следами косметики, оттеняющими темные глаза… Господи, да она прекрасно выглядит. Сногсшибательно!

– Вылазка в большой свет, а? И куда же он тебя ведет?

– О, просто поужинать. Должен зайти за мной минут через двадцать, около девяти. – Она заметила выражение удивления на лице Джонни, появившееся, когда тот обернулся. Уголки ее губ тронула легкая усмешка, и она отвернулась прежде, чем молодой человек смог это заметить.

– Тебе сделать что-нибудь выпить, Джонни?

– Ум-м? Ох, да, спасибо, очень любезно с твоей стороны. Виски, пожалуйста, и пару кубиков льда, если там найдется. Эй, Джулиет, прости за мою неучтивость. Ты действительно прекрасно выглядишь. – Наливая спиртное, она бросила взгляд через плечо в его сторону и улыбнулась в ответ на комплимент.

Он снова принялся за работу, постукивая карандашом по подбородку, тщетно вчитываясь в написанное. «Педики эти немцы!» – выругался он про себя – сосредоточенности как не бывало.

Джулиет подошла со спиртным к столу. Она поставила стакан на поднос и задержалась рядом с его креслом.

– Над чем это ты так усердно трудишься? – Она наклонилась вперед, разглядывая бумаги.

– О, всего лишь доклад по вопросам безопасности для нашего немецкого клиента. Боюсь, ничего особенно интересного. – Помянув про себя Господа, он задумался, чем же она надушилась? Восхитительный, какой-то очень женственный аромат неожиданно привел его в смятение. Он посмотрел вверх и улыбнулся. – По правде говоря, достаточно скучный.

– По правде, скучный? – Она улыбнулась в ответ и, пока он прихлебнул неразбавленное виски, оперлась левой рукой о его плечо.

Он поставил стакан, сдвинул кресло назад и, взглянув на нее, удобно устроил правую руку на ее талии. Рука обвивала талию как-то естественно, и ей там было хорошо. По правде, хорошо. «Осторожно, Джонни-мальчик, – предупредил он себя. – Вспомни свое золотое правило. Никогда не волочиться за жиличками. Это всегда кончается катастрофой».

– Да, Джулиет, тебе было бы ну совсем не интересно. – Он заглянул в ее глаза, где затаилась шальная смешинка. – Проклятые скучные немцы. – Его рука сползла на бедро девушки.

Бог мой, ведь она красивая!

Рука Джулиет переместилась, и длинные ногти нежно пробежались по шее Джонни под густыми каштановыми волосами. Ее пальцы были ледяными от стакана с виски. Господи Иисусе! – только и смог подумать он. Эффект ее прикосновения был неожиданным, как удар электрического тока: словно мурашки пробежали вниз по его спине, и Джонни непроизвольно вздрогнул. До него снова донесся исходящий от девушки аромат. Когда он вновь заглянул ей в глаза, его улыбка слегка потухла. Их выражение как-то почти неуловимо изменилось. Пальцы Джулиет продолжали играть на его шее. Ощущение было исключительно эротичным. «Боже, что здесь происходит?» – Он позволил своей руке скользнуть ниже по внешней стороне ноги, лаская ее через тонкую ткань платья. Она слегка подалась к Джонни, и ее бедро мягко уперлось в его плечо. Рука молодого человека скользнула еще ниже.

– М-м, Джулиет, знаешь что? Ты по-настоящему красивая. – Ее рот был слегка приоткрыт, и он увидел, как между губ мелькнул кончик языка. Господи, неужели это одна и та же девушка?

– Ты – милый человек, Джонни Берн. И еще ты тоже красивый. – Ее пальцы, не переставая двигаться, скользнули ниже вдоль его груди – легкие, едва ощутимые прикосновения. Ноздри Джулиет слегка раздувались, губы приоткрылись чуть больше.

Боже всемилостивый, мысленно вопрошал Джонни, ощущая прикосновения ее пальцев, да что же это происходит? В голове у него поплыло. Рука Джулиет теперь уже была под его рубашкой, ее пальцы выписывали нежные фигуры у него на груди. Спокойно, Джонни, не забывай золотое правило… Третья пуговица рубашки почему-то расстегнулась.

Рука Джонни достигла нижней кромки платья и коснулась ее ноги. Это всего лишь ее икра, убеждал он себя. Как может быть нога такой немыслимо сексуальной? Сердце его громко стучало, и он знал, что глаза выдают его волнение. Рука Джонни медленно двинулась под юбку, вверх по ноге, и нащупала округлость левого колена. Боже милостивый, да она прекрасна!

– Ты забыл о своем виски, Джонни. – Голос Джулиет был низким и хриплым.

Когда он снова поднял голову, чтобы посмотреть ей в глаза, то увидел, что они подернулись поволокой, а зрачки почти полностью расширились.

Его рука была теперь чуть выше колена – ласковая, нежно знакомящаяся. Казалось, эта стройная, упругая нога принадлежит другому миру. О, Господи, да это же шелк, а не нейлон! И этот аромат…

– Похоже, я не смогу дотянуться до стакана. Мой путь преграждает прекрасная девушка… – Он с трудом управлял своим голосом, и его звуки, казалось, прогремели у него в ушах. Джонни терял контроль над собой. Сейчас ей бы надо отодвинуться, пока дела не зашли слишком далеко… Ее бедро… О, Боже!..

Джулиет перегнулась вперед и поднесла стакан к его губам. Он сделал маленький глоток. Рука ее слегка дрожала – или это дрожали его губы? Немного виски перелилось через край стакана и побежало вниз по его лицу. Быстрым движением она наклонилась и нежно подобрала струйку с его подбородка губами и языком.

Он был потрясен, неожиданно ощутив ее губы, и едва подавил стон. Что же это происходит, что происходит?.. Его рука теперь была с внутренней стороны ее бедра и изучала сквозь шелк нежные округлости ноги – крепкой, но такой податливой… Всевышний, ну пожалуйста, не дай ей отодвинуться именно сейчас… Губы Джулиет прощекотали по его щеке, пока она неторопливо распрямлялась. Джонни вновь уловил аромат, на этот раз смешанный с ее свежим дыханием… Он издал долгий глубокий вздох, его сопротивление таяло, глаза закрылись. Его рука скользнула выше и… О, небеса!.. Чулки. Не колготки… Удерживаемые небольшими изящными застежками… шелковистая мягкая голая кожа, такая прекрасная, нежная и теплая… Господи…

Он почувствовал, как она задрожала, когда его рука стала ласкать верхнюю часть бедра, следуя вдоль маленькой кружевной подвязки. Должно быть, это просто приятный сон, такого просто не может быть… Его сила воли становилась все слабее и слабее… Джулиет не торопясь расстегнула его рубашку до конца и занялась пряжкой на поясе… Левая рука Джонни наконец протянулась вверх и запуталась в темных волосах на ее затылке, чтобы не дать сновидению улететь прочь; он полностью утратил контроль над собой и притянул ее лицо к своему… Их губы жадно слились друг с другом в порыве страсти, Джонни задрожал, когда ее правая рука стала нежно ласкать его, как бы уговаривая раскрепоститься. Шум в голове стал почти оглушительным, в мире больше ничего не существовало – было лишь это прекрасное дитя рая…

Трясясь, словно в лихорадке, Джонни медленно встал, и, подчиняясь необоримой силе влечения, их тела нетерпеливо прильнули друг к другу. Он легко приподнял ее, и она прижалась к нему теснее, тыкаясь лицом в его шею и грудь, поха он нес ее в спальню и захлопывал за собой ногою дверь.

– Господи Иисусе, Джули! – Голос Джонни звучал тихо, почти благоговейно. – Разве, черт побери, такое может быть? – Он лежал на спине, раздетый, посреди хаоса, который еще двадцать минут назад был тщательно заправленной постелью. Девушка, тоже обнаженная, лежала наполовину на нем, ее левые рука и нога были живописно переброшены через его тело, груди мягко прижаты к его груди. Едва заметные бисеринки пота протянулись вниз по спине к точеным округлостям ее ягодиц. Он прижал ее к себе, исходящий от нее аромат был по-прежнему дурманящим. До этого, словно оба подхваченные штормом, их тела бурно соединились. Теперь их дыхание успокоилось, устало прильнув друг к другу, они расслабленно лежали поперек кровати.

Джулиет заглянула ему в глаза и улыбнулась.

– Ну, я склонна считать, что может. Просто мы оба чувствуем одинаково. – Она счастливо рассмеялась и нетерпеливо приблизила к нему лицо.

Медленно, благодарные друг другу, они поцеловались. Будь я проклят, изумленно подумал Джонни, до чего же она красивая… Голова его все еще кружилась от неожиданности случившегося. Кровать претерпела землетрясение, не поддающееся никакой оценке по шкале Рихтера: было вообще чертовски странно, как она не воспламенилась от накала страстей. Еще каких-то двадцать минут назад он едва удостаивал девушку взгляда, а сейчас… Он не думал, что когда-либо раньше испытывал столь могучее и непреодолимое чувство, как то, что захлестнуло его теперь. Какого черта я никогда не замечал ее раньше – я что, был слеп? Эта женщина просто-напросто напрочь вышибла его разум, он не в силах был сопротивляться. Фью-у!..

– Джули, дорогая, ты прямо-таки динамит высшей пробы. Ты сразила меня просто наповал! Не знаю, что за дьявол мною овладел? До сих пор не знаю. Ты потрясающая женщина! – Его голос стал тише. – Ты такая милая, такая красивая… – Он прижал ее теснее и крепко обнял.

Джулиет прикусила губу и подавила дрожь, возникшую в ответ на проявление его чувств. Не торопи события, подумала она, не так быстро…

– Значит, это я во всем виновата? Старый ты козел, вот ты кто. А все эти твои правила о сексе с жиличками? Как насчет твоей руки, которая ласкала мою ногу? Ты имеешь хоть малейшее понятие, чего мне стоило просто стоять рядом, пытаясь не потерять над собой контроль, пока ты там этим занимался?

Джонни ухмыльнулся и снова поцеловал ее. Джулиет лежала сверху и дразняще смотрела на его лицо, выражение которого опять стало серьезным. Он притянул ее вниз и так и держал, крепко прижимая к себе.

– Джули, я правда так думаю. Ты… прекрасная, милая девушка. Просто раньше со мной никогда не происходило ничего подобного. – Его глаза загорелись и снова наполнились нежностью. – Ты такая красивая. Я никогда и не мечтал… я думаю, я… я имею в виду, ты ведь останешься, правда?

О-го-го! – подумала она. Ее глаза тоже стали нежными, она улыбнулась, лицо ее просияло. Но тут, заметив его неожиданное беспокойство, она уткнулась в мускулистую грудь Джонни, чтобы тот не увидел ее реакцию. Заговорив, она почувствовала, что у нее на глаза наворачиваются слезы.

– Ну пока куда-либо переезжать я вроде бы не планирую… – Снова закусив губу, она подумала, что это заявление могло бы быть преуменьшением века. – Ну конечно же, я останусь, большая ты прекрасивая обезьяна. – Джулиет проморгала глаза и, приподнявшись на одном локте, с шутливой серьезностью помахала пальцем перед его лицом: – Но при одном условии. Ты будешь нарушать это свое правило только со мной, понятно?

– Годится! – счастливо согласился Джонни и, поцеловав девушку, вновь ощутил нежную свежесть ее губ. Тонкий аромат достиг его обоняния, и он глубоко втянул воздух носом: – М-м-м, Джули, чем это таким приятным ты надушилась? Ты уверена, что это не наркотик?

Довольная, девушка издала легкий вздох.

– Никакие это не духи, дорогой, – прошептала она мечтательно в его ухо. – Это просто я сама.

Очарованный, он снова обнял ее покрепче. Она восхитительна, в который раз подумал он. Наверно, я сплю, наверно… Зазвонил телефон, и Джулиет беспокойно шевельнулась. Джонни состроил раздраженную гримасу.

– Пусть себе звонит, чертова штука! Аппарат все запишет. – Он не мог вспомнить, включил ли автоответчик. Паршиво, если нет. Однако кто же это, черт побери, может быть?..

– ГОСПОДИ! – Он сел в кровати и едва уловимым движением оказался на ногах.

Пораженная, Джулиет обнаружила, что лежит, распластавшись на спине. Боже, подумала она, как быстро он двигается. Словно кошка…

– Эй, Джули! Марк! Как насчет Марка?! Вот же дерьмово – несчастный простофиля будет здесь с минуты на минуту!

– Успокойся, любимый. – Взорвавшись от смеха, она затянула его обратно в постель. Теперь настала его очередь удивляться. – Я сказала успокойся, Джонни, ну? Марк никуда не идет. По крайней мере, со мною уж точно. – Она хихикнула. – Все в порядке. Я позвонила ему сегодня днем на работу и дала отставку.

– Сделала что? Тогда, какого… – На его лице постепенно отразилось понимание. – Ты хочешь сказать, что устроила весь этот… ты, маленькая волоокая развратница! – Джонни снова улегся, опершись на один локоть, его глаза медленно блуждали по стройной фигуре Джулиет.

Свободной рукой он нежно накрыл ее грудь, приложил свои губы к губам девушки и притянул к себе, целуя ее глаза. Мысли Джулиет вновь разбежались в восхитительном беспорядке, когда он приблизил губы к ее уху, пробормотав между поцелуями:

– И как давно ты замыслила этот план, милая, испорченная, правильная девчонка?

Она прижалась к нему теснее. С самого начала, потрясающий ты мужик, хотела сказать она. Все было ясно с того самого момента, когда я впервые тебя увидела. Но мне нужно было разобраться, кто ты есть на самом деле, прежде чем совершить еще одну ошибку, и потому я носила старую мешковатую одежду и вела себя неинтересно, чтобы ты не обратил на меня внимания только за внешность… И ты был со мной таким милым, таким заботливым, таким искренним, добрым и хорошим… Твоя улыбка, глаза… Какая-то боль в их глубине, ты старше своего возраста и в то же время мальчишка – слегка обескураженный мальчишка, рассказывающий мне о своем правиле касательно жиличек… Вот как давно, мысленно закончила она. Но она знала, что никогда этого ему не скажет, ибо, поступи она так, и он, возможно, переменится…

– Тебя устроил бы неожиданный приступ помешательства?

– Нет, не устроил бы. А что бы случилось… ну, если бы ничего не случилось?

– О, я бы просто сидела весь вечер рядом, стараясь выглядеть понесчастнее, и разглядывала твою спину, когда ты бы не видел, до тех пор пока ты не снизошел бы и не сводил бы меня поужинать сам. – Она снова хихикнула и нежно обвилась вокруг него. Через несколько секунд ее рука уже ласкала его затылок.

– Джонни?

– По-прежнему здесь, волоокая, – пробормотал он.

– У тебя есть еще правила, которые мы могли бы нарушить? – Ее рука двинулась вниз.

– Боюсь, что только одно. – Его руки ласкали ее плечи и спину, а потом пальцы легко пробежались вниз по позвоночнику. – Нарушим его снова?

– Да, пожалуйста!

Когда его руки и губы начали двигаться по ее телу, мысли Джулиет стали растворяться в волнах экстаза, и ей послышалось, что Джонни что-то нашептывает ей на странном, незнакомом языке. Она ничего не могла понять из того, что он говорил, но слова звучали так щемяще прекрасно, что каким-то образом она уловила – ей открывается его душа:

– Ма шукани, ма шука аль-уйюн аль-мадахханиин, ашек эйлан ва даим аль-айям, ма шукани, ма шука патифа…

Когда он вновь овладел ею, Джулиет дала волю слезам радости, теперь уже не сдерживаясь, она громко вскрикнула, когда стала с ним единым целым; наступило полное, безграничное затмение высочайшего свершения. В эти мгновения она осознала. Вскрикивая и содрогаясь в горячечном, всепоглощающем беспамятстве, она чувствовала, что сердце ее заходится от огромного счастья, какого она раньше никогда не испытывала. Наконец-то она полюбила. Совсем потеряв контроль над собой, впервые в жизни Джулиет Шелли была по уши влюблена.

 

7

– Так почему они с этим мирятся? Почему они терпят его, позволяют навлекать на себя одну за одной катастрофы?

– О, черт, Эд, это обширный вопрос – мы могли бы обсуждать его часами. Просто сказать, что он правит с помощью страха и лжи, убийств и дезинформации, было бы лишь половиной ответа. Это слишком упрощенно, хотя и ясно, что так. Именно излишнее упрощение отчасти объясняет, почему Запад совершал столь грубые ошибки на протяжении всех этих лет. – Джонни сделал паузу, чтобы затянуться сигаретой, и продолжал.

Хауард позволял ему говорить, впитывая информацию. Он подумал, что Джонни хороший рассказчик и, совершенно очевидно, знает предмет. Работал магнитофон, и ему не нужно было ничего записывать самому – при необходимости он смог бы всегда прослушать то, что говорилось. Хауард обнаружил, что рассказ Джонни по-настоящему интересен не только с профессиональной точки зрения.

– … поэтому, давай на минуту разберемся с вопросом о правде. Это ключевой момент, ибо недопонимание этого понятия весьма распространено. Представители Запада, в особенности мы, британцы, а с недавнего времени и американцы тоже, лгали, обжуливали и эксплуатировали этих людей годами – фактически с тех пор, как впервые с ними столкнулись. Они считают нас ворами, грабителями и лжецами, готовыми опрокинуть и уничтожить их культуру. И по большей части они правы. У нас принято считать арабов двуличными и отсталыми. Сложился некий стереотип одетого в нечто вроде грязной ночной рубашки, завшивевшего, злобного и вероломного жулика, который повсюду таскает кривой нож и выглядывает, в чью бы спину его всадить. Черт побери, да мы видим это во всех фильмах, не так ли? Значит, это должно быть правдой, ведь так? Конечно, то и дело появляется герой в чистом бурнусе, эдакий пустынный шейх. И конечно, нам нравится именно он. Почему? Потому, как мы считаем, что он исповедует западные моральные ценности, думает, как мы, и научился этому у нас. Засранцы! Мы не могли бы ошибаться сильнее. Сначала мы учились у него и у его народа, а не наоборот. Их культура гораздо старше и благороднее нашей. Черт возьми, да само понятие рыцарства – благородно вести игру и не добиваться победы любой ценой – родилось у арабов, а не здесь, в Англии, как мы наивно представляем. И они по-прежнему пытаются жить по этим канонам. Пытаются все, начиная от самого униженного и самого бедного. А продолжаем ли мы жить согласно этому кодексу? Черта с два!

Поэтому, когда среди них поднимается кто-то подобный Саддаму – сильный мужчина – и обо всем об этом им говорит, они ему верят. Потом он им объясняет, как он собирается с этим поступить – какими славными будут победы над эксплуататорами, какой триумф ожидает арабскую культуру, ну и прочее в том же духе. И они ему верят. Они ему верят, потому что хотят верить. И это отчасти является ключом к разгадке: для араба правда чаще всего та, какой он эту правду хочет видеть – они не делают ударения на беспристрастной аккуратности в оценке фактов, на том, что мы притворно подчеркиваем в отношениях с людьми. И если уж на то пошло, правдивы ли наши политики? Да лжецы они хреновы – большинство из них.

Для араба все подчиняется исламу и понятию чести – даже правда, потому что честь для них и является правдой. А в их культуре присутствует столько тонкостей в этом вопросе…

…просто чертовски стыдно, что так часто кажется, будто те, кто поднимается к вершинам власти, являются негодяями и монстрами, лишенными моральных устоев…

Так уж устроен мир, парень, подумал Хауард. Тебе придется еще многому учиться, Джонни, даже в твои двадцать восемь. Но он продолжал сидеть и слушать, как Джонни расписывает огромные различия и сложности арабского мира. Хауард постепенно проникался тем истинным чувством привязанности и глубокого уважения, которое, несколько идеализируя, молодой человек безусловно испытывал к этим людям.

– … о да, теперь он загоняет их в такие катастрофические ситуации и так часто, что большинство ненавидит его и боится; на самом деле большинство из них ненавидело его всегда. Но это не означает, что их образ мышления стал ближе к нашему и теперь они согласны, что мы были правы всю дорогу. Они наверняка будут рады, если он уйдет, но на его месте они захотят видеть кого-то еще, кого-то сильного, кто, как они надеются, сумеет добиться того, чего они хотят…

…очень много сложностей возникает в Ираке из-за огромного несоответствия во взглядах на религию и культуру между тремя основными этническими группировками. Внутри одной страны они находятся дальше друг от друга, чем, например, мы когда-либо были от русских – даже в разгар холодной войны…

Позже они перешли к специальным вопросам: военный потенциал, иерархия, административные детали и структуры. До сих пор Джонни не спрашивал, зачем ему все это нужно. Эд часто практиковал подобное со своими людьми из «Секьюритиз», выкачивая из них информацию, прежде чем компания устремлялась на новую территорию. Если Джонни что-то и испытывал, так это чувство легкого удивления, почему его никогда не спрашивали об этом раньше – просто Эд оставил эту часть мира на него.

В час дня они прервались, чтобы перекусить. Хауард купил несколько сандвичей в угловом магазине, и они умяли их, распив по банке пива. Взглянув на часы, Хауард был поражен: они были заняты уже четыре часа, и за все это время он едва вымолвил пару слов, если не считать того, что он задал несколько вопросов и эпизодически направлял беседу в нужное русло. Двое мужчин, расслабившись, сидели в удобных креслах в квартире Хауарда. Неожиданно он подумал, что Джонни выглядит каким-то усталым. Усталым, но…

Хауард присмотрелся внимательней. Молодой человек набросился на сандвичи с волчьим аппетитом, как будто он не ел целую неделю. Будь я проклят! – мысленно воскликнул он через несколько секунд, и в уголках его губ заиграла улыбка.

– Джонни?

– Угум?

– Как ее зовут? – Теперь улыбка превратилась в ухмылку.

– Что? Откуда… – начал юноша, уставившись на него.

Будь я проклят! – снова подумал Хауард.

Молодой Джонни натурально покраснел!

– Давай, Джонни, выкладывай. Рассказывай все. Кто она? – Конец света! Мальчик чуть ли не побагровел! Хауард внутренне застонал. Только этого ему сейчас и не хватало.

Джонни, конечно же, устал, но его восторг был слишком бурным. Он понял, что не в состоянии сдержаться и выплеснул все разом на пораженного Хауарда.

– О, Боже, Эд, она прекрасна! Говорю тебе, она просто меня покорила! У меня ни разу раньше такого не было, чтобы кто-то смог так сразу сразить меня наповал… – Он продолжал изливать свои чувства еще несколько минут, потом запнулся и замолчал. Юноша смущенно улыбнулся, заметив забавное выражение на лице Хауарда. – Давай теперь продолжим, Эд. И не смотри так на меня. У меня это серьезно.

Это-то я вижу, подумал Хауард. О да, это я и впрямь вижу.

– Как давно ты с ней встретился?

– Ну, вчера вечером, на самом деле…

– ВЧЕРА ВЕЧЕРОМ?!

– Ну, я имел в виду, что до этого никогда по-настоящему не обращал на нее внимания. Я хотел сказать… да ты ее видел, на самом деле. Это моя новая жиличка.

– Ну и задница же ты, Джонни! – Хауард разразился громким смехом. – Значит, после всей той лапши, которую он вешал нам на уши о своих правилах насчет жиличек, он же их и нарушает, и… ты имеешь в виду эту вечно измазанную краской маленькую нечесаную лахудру?

– Эд!! – голос Джонни щелкнул словно кнут. Стальные мускулы на его плечах и шее напряглись, руки сжались в кулаки, глаза загорелись яростью. Еще мгновение, и он готов был ринуться в стремительную, смертельную схватку.

Господи Иисусе! Притормози, Эд, скомандовал себе Хауард. Вышло до дурости хреново. Не будь так чертовски груб с мальчишкой.

– Прости меня, Джонни. Я немного не так выразился. На самом деле я имел в виду другое. Ты должен признать, что у всей этой истории есть смешная сторона – ты и твое золотое правило. Но я прошу прощения. Так, значит, на этот раз у тебя наконец-то все серьезно, а? – Он улыбнулся, напряженность ушла.

Джонни снова успокоился и опустил глаза.

– Да. Серьезно, – начал он мечтательно, тихим голосом. – Мне с трудом в это верится, но так оно и есть. На этот раз – да. Я… я сказал ей вещи, которые раньше никогда никому не говорил. Даже сейчас, думая об этом, я знаю, что по-прежнему чувствую то же самое и могу повторить слово в слово.

– Что ты ей сказал, Джонни? – теперь уже мягко спросил Хауард.

– Ну… – Джонни улыбнулся, – она не поняла ни единого слова. Но, думаю, смысл уловила.

– Что значит «не поняла ни слова»?

– Я говорил по-арабски. Отрывок из старинной арабской поэмы с некоторыми, э-э… собственными изменениями. Позже она заставила меня перевести.

– Что ты ей сказал, Джонни? – снова мягко, но настойчиво спросил Хауард.

– Я сказал, что люблю ее. Действительно люблю. А потом я предложил…

– Продолжай. – Хауард вдруг почувствовал тошноту.

– Ну, и она прямо тронулась. Я думал, она затискает меня до смерти. Тут она стала плакать и…

– Джонни, что предложил?

– Я предложил ей выйти за меня замуж…

О, Господи! – мысленно воскликнул Хауард.

– …и она сказала «да».

Черт!! – С болезненным выдохом Хауард резко осел в кресле. Я в это не верю. Ради всего святого, не сейчас, когда он так нужен мне для другого… Твою мать!! – выругался он про себя.

Огромным усилием воли Хауард взял себя в руки.

– Джонни, послушай, я так рад за тебя. Чертяка, мои поздравления, парень!

А теперь думай, приказал он себе. Как следует думай. И не пытайся его отговаривать – не сможешь.

– Расскажи мне о ней. Чем она занимается?

– И смех и грех – хорошо, что ты спросил. – Джонни снова воспарил в облака, со счастливым видом и горящими глазами он начал рассказывать о Джулиет. – До вчерашнего вечера я и сам не знал. Я думал, она студентка или что-то в этом роде. Что ж, по-своему так и есть. Но, по правде говоря, я никогда не уделял этому внимания. Так и не удосужился у нее раньше спросить. Она учится на курсах повышения квалификации. Скоро будет сдавать экзамены. О, она птица высокого полета, Эд!

– Чем она занимается, Джонни?

– Она сержант криминальной полиции. А собирается стать инспектором! ИКП – ну, ты знаешь. Ты только себе представь! Я – и женат на женщине-полисмене! Эй, Эд… с тобой все в порядке? Эд?

Эд Хауард со стоном сполз в кресле еще ниже. Оцепенев, он так и лежал, откинувшись на спинку, с закрытыми глазами и вполне искренне верил, что вот-вот умрет.

Джулиет Шелли очнулась от глубокого сна в час пятнадцать пополудни. Постепенно ее взгляд сфокусировался на окружающих предметах, и какое-то время она не могла сообразить, где же находится, но тут неожиданно нахлынули воспоминания обо всем происшедшем, и она издала долгий радостный вздох, а по ее лицу расплылась улыбка. Она сладостно потянулась и попыталась нащупать Джонни. Тут же ее охватило беспокойство, когда она сообразила, что того нет на месте. Джулиет увидела записку, пришпиленную к абажуру ночника, перегнулась за ней поперек кровати и развернула.

Моя дорогая!

Так хотелось быть рядом, чтобы только посмотреть, как ты будешь просыпаться, но звонок, на который я не ответил вчера вечером, был от моего босса – он оставил послание на автоответчике, и мне пришлось уйти, чтобы с ним повидаться. Вернусь сегодня вечером, вероятно, около шести.

Мы отправимся с тобой поужинать и отметить событие, а завтра я хочу сводить тебя в скобяную лавку, чтобы выбрать самую прочную скобу для твоего безымянного пальца. И не носи больше это черное «мини», в котором ты была прошлым вечером, а то я сомневаюсь, что нам когда-либо удастся выйти из квартиры.

С другой стороны, попробуй только его не носить!

Я люблю тебя,

Дж.

Девушка прижала записку к груди, затем перевернулась и счастливо пискнула в подушку. Через какое-то время она выбралась из постели, едва не наткнувшись при этом на ведерко для льда с полупустой бутылкой шампанского. Джулиет сняла со светильника над кроватью рубашку Джонни, оказавшуюся там каким-то непонятным образом и – она хихикнула – так и висевшую со вчерашнего вечера. Она прижала ее к лицу и вдохнула мужской запах, затем надела на себя, оставив две верхние пуговицы незастегнутыми. Рубашка доставала ей до колен.

Подойдя к окну, Джулиет широко распахнула занавески, и внутрь хлынуло октябрьское солнце. На другой стороне улицы рабочий на телескопической вышке уловил движение и обернулся. При виде полуодетой фигуры в окне не далее чем в пятнадцати футах от себя он чуть было не выронил мастерок, которым поправлял кирпичную кладку. Заметив взгляд, девушка одарила его лучезарной улыбкой и исчезла из виду.

Везет же кому-то, оценивающе подумал каменщик, предположив, чем объясняется ее приподнятое состояние.

Джулиет отправилась на кухню, где, неожиданно проголодавшись, приготовила себе салат с большим ломтем камамбера и взяла немного пресного печенья. Забрав тарелку в гостиную, она свернулась калачиком в большом кресле рядом с телефоном на столе и набрала номер своей лучшей подруги Джейни. Она подумала, что должна ну хоть с кем-то поделиться.

В течение следующих полутора часов всякий, кто попытался бы дозвониться до квартиры, обнаружил, что телефон постоянно занят, а если бы кто-то случайно подключился к линии, то по понятным причинам решил бы, что подслушивает разговор между двумя девочками-подростками, а вовсе не рассудительными и уравновешенными деловыми женщинами, которым перевалило за двадцать пять. Нескрываемое счастье Джулиет было заразительным.

Главный предмет долгого телефонного разговора Джулиет и Джейни по-прежнему сидел в кресле напротив Хауарда с задумчиво приподнятой бровью. Теперь он понимал первоначальную реакцию Эда – показавшуюся ему в тот момент необъяснимой – на свои новости.

Хауард решил рассказать Джонни о проекте: другой альтернативы он не видел. Он больше не знал ни одного арабиста, которому мог бы так полно доверять, и никого, кто хотя бы близко мог сравниться с Джонни в организаторских способностях или умении подмечать детали. Он решил, что Джонни ему понадобится во всех случаях, даже если он примет участие только в подготовке и начальных фазах операции, а не собственно в проникновении в Ирак. Единственное, что вообще сейчас интересует Джонни, так это проникновение в… Остановись, сказал он себе. Не будь вульгарным. Ты не можешь винить парня.

Хауард знал, что может быть уверен в молчании Джонни даже с девушкой, он знал также, что Джонни, как обычно, привнесет в проект – если тому дадут зеленый свет – свои двести процентов. У него была масса свидетельств необыкновенных способностей молодого человека концентрировать свое внимание на проблеме, отбрасывая все остальное. Черт побери, да взять хотя бы сегодняшнее утро, когда в течение четырех часов, пока они не прервались на сандвичи, он полностью сосредоточился на Хауарде и обсуждаемом предмете и ни разу не отвлекся и ничем не выказал, что его мысли находятся где-то еще. И это происходило в то утро, которое, скорее всего, было самым безумным и счастливым за всю его прошедшую жизнь, к тому же, как догадывался Хауард, после недолгого сна – если парень вообще спал сегодня.

Да, он мог быть уверен, что Джонни посвятит проекту всю свою энергию, и еще он мог быть уверен, что тот оставит все при себе. Тем не менее, он чувствовал необходимость указать на более высокую, чем обычно, степень риска, привнесенную в безопасность проекта любовной связью Джонни.

– О чем тебе придется подумать, Джонни, если ты способен еще минуточку меня потерпеть и не утратил ума аналитика, так это об имеющих здесь место двух отдельных факторах: один касается тебя, другой – ее. Во-первых, сейчас ты очень уязвим с эмоциональной стороны. Ты только что раскрылся перед своей любимой и впервые за долгое время – если не вообще первый раз в жизни – захочешь делиться с ней всеми своими мыслями. Всеми-всеми. Это вполне естественно, и я не стал бы ожидать чего-то иного. Единственное, что хочу сказать, тебе придется очень многое оставлять при себе и найти способ успокоить собственную совесть, если у тебя вдруг возникнет чувство вины за ту ложь, которой ты отгораживаешься от нее, особенно на столь ранней стадии ваших взаимоотношений. Уловил, к чему я клоню? Надеюсь, я не обидел тебя – просто я стараюсь следовать логике вещей.

Джонни кивнул, его лицо было задумчивым. Хороший парень, подумал Хауард: юноша и впрямь сохранял способность аналитически мыслить и не давал воли эмоциям.

– Отлично. Извини, что пришлось упомянуть об этом, но я знал, что ты поймешь меня. Теперь второе. Вполне очевидно, что она влюблена в тебя дальше некуда. Я очень рад за вас обоих – всех вам благ. Но большинство женщин в подобном состоянии неожиданно обнаруживают, что хотят знать абсолютно все о новом в их жизни человеке. Вы едва знакомы друг с другом – ей будет до смерти интересно узнать о тебе побольше. Она будет все это впитывать, задавать массу вопросов, цепляться за слова, заставлять тебя рассказывать. Она проявит жуткое любопытство к каждому мелкому факту, касающемуся тебя. В частности, чем ты занимаешься, притом во всех деталях. Я никоим образом не утверждаю, что она начнет за тобой шпионить или что-то в этом роде, но она проявит интерес буквально ко всему, что связано с твоей жизнью – даже к старым скучным пердунам вроде меня, с которыми ты вместе работаешь. Это только естественно. Тебе понятно?

Джонни снова кивнул.

– Что еще больше осложняет дело, так это то, что она, очевидно, очень яркая личность. Чтобы добиться ее положения в Департаменте уголовного розыска столичной полиции в таком молодом возрасте, нужно быть чертовски умной. Хотя, по здравом размышлении, я склонен взять свои слова обратно. – Хауард улыбнулся. – Не так уж чертовски она умна, если влюбилась в такую задницу, как ты.

Джонни шутливо показал ему кулак, глаза его смеялись.

– А если совсем серьезно, – продолжал Хауард, – то она не только умна, но благодаря своей подготовке и положению еще и исключительно наблюдательна. Я имею в виду, что хоть и знаю ее на уровне «привет-привет», но если она в двадцать пять сержант и вот-вот станет инспектором, то это – дошлая леди. По-настоящему дошлая. Тебе будет чертовски трудно обмануть ее в любом деле. И я подразумеваю действительно любое дело. Прости, но я не сомневаюсь, что об этой стороне вопроса ты пока что не задумывался. И еще раз прости, но ты не тот человек, которого трудно раскусить. Временами ты – как открытая книга. Черт возьми, да не надо далеко ходить за примером, не так ли? На твоем лице все было написано яснее ясного, фетюк ты мамин!

Джонни покорно кивнул со смущенной улыбкой.

– Не побоюсь сказать, что на самом деле твои открытость и искренность были отчасти именно теми качествами, которые ее в тебе привлекли. Да-да, я знаю, что ты парень до ужаса красивый, обаятельный и тому подобное. Но не забывай, что большую часть своей жизни эта женщина имеет дело с людьми иного порядка – лжецами, проходимцами, мошенниками, извращенцами и прочими отбросами общества. Она всех их встречала и умеет отличать признаки. В противном случае она не была бы там, где она есть. И вдруг ей встречается прямой, честный, по-настоящему хороший парень, без всяких подспудных или циничных мыслей в голове, наоборот, что-то вроде героя – готов спорить, она уже знакома с твоим армейским послужным списком, – да она просто обречена проявить интерес. Чертовский интерес! – Хауард прервался, чтобы допить из банки последний глоток пива. – Я не говорю, что она намеренно собирается посвятить себя поискам твоей ахиллесовой пяты, но она будет постоянно искать подтверждений того, что ты действительно такой хороший, как она думает. И если что-то не станет стыковаться, поверь мне, она это распознает.

Просуммируем все это, и что мы получим? Большую потенциальную проблему – вот что мы получим. Тебе будет чрезвычайно трудно. Именно в то время, когда тебе впервые в жизни хочется перед кем-то открыться, ты будешь вынужден что-то недоговаривать – и тоже впервые. Тебе придется ее обманывать или думать, что это так, как раз тогда, когда этого меньше всего хочется. Тебе будет тяжко, дружочек. До охренения тяжко. Слушай, ты прости, что я говорю об этом так прямо – меньше всего я хотел бы, чтобы мои слова звучали покровительственно, но, вероятно, у меня это не вышло. Если так, то я искренне прошу прощения. Жаль, что мне не удалось сделать это получше. Возможно, мне вообще не стоило открывать рта.

Какое-то время Джонни продолжал молчать, размышляя над анализом ситуации, который сделал Хауард. Он понимал логику его слов более чем ясно.

– Да нет, Эд, ты прав. Слишком прав. Мне это не нравится, но отрицать я этого не могу. Я не слишком искусный обманщик друзей. Да и практики у меня такой, к счастью, не было, но я понимаю, что теперь мне придется этим заняться – во всяком случае в течение нескольких дней, пока мы со всем этим не разберемся и ты не закончишь доклад. Но в чем я действительно искушен, так это в разграничении своей жизни. При желании я могу забыть о своей работе, когда прихожу домой, так же как могу оставить дома личные пристрастия, когда занимаюсь работой. Ты мог видеть это сегодня утром. С этим ты должен согласиться. А в качестве прикрытия, я думаю, лучше всего было бы передать дело с Краутом Питеру, и пусть он его продолжает – доклад уже почти готов, – а я займусь обзором операций, осуществляемых одним из наших клиентов в Саудовской Аравии. Например, «Дарконом», он как раз для этого подходит…

Лицо Хауарда оставалось абсолютно невозмутимым. Он вообще не упоминал в разговоре ни «Даркон», ни сэра Питера Дартингтона; Джонни не знал имени человека, который заказал доклад.

Юноша продолжал говорить, не сознавая важности того, что он только что произнес:

– …в любом случае, нам придется соприкоснуться с одним или двумя саудовскими концернами, если это дело раскрутится. Таким образом, я буду близок к правде, но не до конца, если ты понимаешь, что я имею в виду. Если она спросит, чем я занимаюсь, я смогу, глядя ей в глаза, ответить, что работаю над конфиденциальным проектом, имеющим кое-какое отношение к Саудовской Аравии, и в сущности своей это будет правдой. Я хочу не лгать ей лишний раз, где только это будет возможно. Но думаю, что не умру, если не скажу ей всей правды. Посмотрим, как только я почувствую себя неудобно или решу, что в чем-то допустил с ней прокол, я тут же дам тебе об этом знать. Дьявольщина, ты только подумай, – Джонни сокрушенно улыбнулся, – она сыграла надо мной неплохую шутку, не так ли? Ты тут обозвал ее нечесаной лахудрой, и я разозлился. Что ж, она и впрямь была чертовски неухоженной. Она была неинтересной, позволяла мне считать себя студенткой, вечно глядела куда-то в сторону… конечно же, она меня дурила. Господи, ты бы видел разницу вчера вечером! Говорю тебе, это было что-то потрясающее. Она выглядела на миллион долларов, Эд… – Джонни потерял нить разговора, погрузившись на какое-то время в приятные воспоминания, и Хауард дождался, пока тот не встряхнется.

Мужчины прошлись по плану Хауарда гребнем с частыми зубьями, разбирая каждый его аспект. Раз или два Джонни присвистнул от восхищения идеями Хауарда и то и дело вставлял собственные предложения – снова оживленный, сосредоточенный, с присущей ему напористостью. Они проработали вопросы транспорта, маршрутов, методов, снаряжения, документов, административные детали, планы отступления и заметания следов, безопасности. Договорились и по поводу подходящих кандидатов для создания команды. С молчаливого согласия пока предполагалось, что сам Джонни в команду входить не будет. Отсюда возникала потребность по крайней мере в одном человеке, бегло говорящем по-арабски. Оставался открытым краеугольный вопрос о еще одном специалисте – ни у того, ни у другого человека с достаточным опытом в нужной области на примете не было.

К половине шестого, потратив целый день на мозговой штурм проекта, Хауард решил объявить перерыв. Они отработали почти все вопросы, и Хауард имел теперь практически все материалы, необходимые для доклада Дартингтону. На самом деле они перелопатили гораздо больший пласт информации, но львиная доля оперативных деталей в любом случае из доклада будет исключена. Дартингтону вовсе ни к чему знать что-то сверх основных моментов.

Хауард отпустил Джонни, затем сдвинул в сторону кресло, на котором до того сидел, и вскрыл паркет. Открыв маленький встроенный в пол сейф, он достал дискету, чтобы продолжить работу над докладом. После сегодняшней встречи, отметил он, к ней добавятся шесть полных кассет С90. Не хватало лишь одной существенной детали, но Хауард решил, что немного удивить Дартингтона совсем не помешает. Да, он оставит это маленькое хвостовое жало, чтобы просто посмотреть на реакцию Дартингтона.

Компьютер ожил, и Хауард, загрузив файл с дискеты, запустил текстовую программу. Он начал печатать.

В двух милях от его дома и четырьмя часами позже Джонни Берн и Джулиет Шелли, расслабившиеся и обессиленные, лежали в объятиях друг друга в темноте спальни. Их занятиям любовью предшествовал вечер, полный книжной романтики: цветы, канделябр со свечами, ужин, нежные взгляды…

– Джонни? – звучит сонное бормотание сбоку от него.

– М-м-м?

– Ты взят под арест.

– А? За что?

– Изнасилование офицера полиции. Меня, – добавила она.

– Меня спровоцировали.

– Никаких смягчающих обстоятельств. Ты признаешь обвинение и приговор суда?

– Это была ловушка, честно. И вообще, ты – не суд. Ох, ладно, я признаю себя виновным. Каков приговор, офицер?

– Жизнь.

– С тобой?

– Да. – Она приподнялась и поцеловала его. – Джонни?

– По-прежнему здесь.

– А мы правда пойдем завтра в ювелирный магазин? – Она изогнулась и со счастливым видом потерлась носом о его шею.

– Угу.

– А в какой?

– Потерпи, увидишь, носопырка. Если тебе уж так нужно знать, его содержит мой старый друг по армии.

– Ты так мало говорил мне о том, как служил в армии. Я хочу услышать об этом все. – Она мечтательно зевнула, засыпая на ходу. – Я хочу знать о тебе все. Все-все-все. Каждую мельчайшую подробность. Каждую отдельную, наимельчайшую… – Джулиет замолчала, ее дыхание стало глубоким и ровным, и она уснула прямо в его объятиях.

– Я люблю тебя, волоокая, – прошептал Джонни.

 

8

Хауард сидел в тишине, пока Дартингтон вчитывался в тридцатистраничный доклад. В течение первых двадцати минут сэр Питер вообще воздержался от каких-либо комментариев, лишь после нескольких прочитанных страниц он пробормотал:

– Ну и как там у вас, с домашней работой справились?

Хауард был почти уверен, что Дартингтон лишь пролистает общие разделы, касающиеся истории Ирака, его географии, климата и народа, но тот читал с неизменным вниманием, видимо, поглощенный содержанием.

Однако, поразмыслив, Хауард счел, что внимание, с которым Дартингтон изучал доклад, не так уж и удивительно: в конце концов, тот обошелся ему в пятьдесят тысяч фунтов. За половину этих денег он мог бы купить редкий экземпляр первого издания книги Лоуренса «Семь столпов мудрости», которая сама по себе оказалась бы здесь вполне уместной. К тому же он еще мог бы держать ее у себя, в то время как доклад ему придется вернуть Хауарду, как только его прочитает.

Дартингтон, вероятно, сообразит, подумал Хауард, что доклад в равной степени написан для пользы как заказчика, так и исполнителя. В течение двухнедельных исследований Хауард прочитал и поглотил сотни страниц, касающихся данного предмета, включая четыре современные исторические работы, один роман, три книги о путешествиях, три солидные монографии по ближневосточной политике, две биографии и три наспех выпущенные книги, описывающие «войну в заливе» и то, что происходило непосредственно после нее. Он считал, что его усилия добиться некоторого понимания Ирака и тирана, который управлял его народом, оказались достаточно успешными, а задача отсеять и упорядочить существенные факты в форме доклада стала полезным упражнением. Да, он должен был бы сделать что-то вроде этого, даже если Дартингтон ни о чем бы его не попросил.

Дартингтон наконец добрался до заключительного раздела. Его брови взлетели вверх, но он ничего не сказал. Вместо этого он медленно перевернул последнюю страницу и положил доклад перед собою на стол.

– Да, – промолвил он, стрельнув в Хауарда бусинками глаз, – вы, конечно, справились с домашней работой. Как вы, возможно, догадываетесь, у меня есть несколько вопросов. Прежде всего, вы уверены насчет предыдущих покушений, о которых упоминаете? Неужели их было столько?

– Нет. Почти наверняка их было больше тех шести, о которых я упомянул в докладе. Единственная трудность заключается в том, чтобы установить, кто стоял за каждым из них. Некоторые, я почти уверен, были доморощенными: я имею в виду, что это были скорее всего отдельные инициативы самих иракцев, а не заговоры, инспирированные иностранными правительствами. Некоторые явно замышлялись за рубежом: израильский «моссад» – наиболее вероятный из главных героев. Израиль годами относился к Саддаму, как к величайшей угрозе своему существованию, и был бы рад от него избавиться. ЦРУ – еще одна возможность. Но что бы там ни было с этими попытками, ни один настоящий гражданин Израиля или Америки напрямую в них задействован не был – они просто обеспечили фонды, поддержку, организацию, оборудование и прочие моменты. По-настоящему грязная работа в каждом случае исполнялась – или скорее не исполнялась – гражданами Ирака, которые ненавидели Саддама. Но эти шесть попыток – лишь те, о которых я слышал; возможно, их было и больше. Я также не упоминал попытки, пресеченные на полпути, у которых вообще не было никаких шансов на успех. И все они были предприняты с момента окончания «войны в заливе». Я не включил в доклад более ранние из них и даже те, что готовились во время военных действий.

– Хм-м. – Дартингтон выглядел озадаченным. – Я могу понять израильтян и некоторых иракцев, жаждущих сбросить Хуссейна, но американцы? Разве Джордж Буш не заявил публично, что его смещение – дело самих иракцев? Он что, солгал?

– Не то чтобы так. Тут видятся три возможности. О первой могу только предполагать. Возможно, никаких заговоров, поддерживаемых ЦРУ, вообще не было. Что касается второй, то, если они и были, это могла быть инициатива ЦРУ – вполне вероятно, президент не отдавал приказа или же не знал о самом существовании заговора. И третья возможность: если это действительно был заговор ЦРУ, то, как я только что уже отмечал, в нем непосредственно не участвовал ни один цэрэушник – ни один гражданин США, так сказать, не держал палец на спусковом крючке. ЦРУ просто-напросто вступало в контакт с диссидентскими элементами в иракской армии или где-то еще и подбивало их на это обещаниями денег, защиты, власти, ну, вы знаете – обычные посулы. Поэтому в каком-то смысле Буш мог резонно утверждать, что фактически это сами иракцы пытаются убить Саддама, а вовсе не ЦРУ. Ну а поддержка иракских диссидентов, конечно же, полностью согласуется с декларируемой им политической линией.

– Как вам удалось узнать об этих заговорах?

– О, – Хауард сделал неопределенный жест, – я приложил ухо к земле, ну и… Вы, наверно, и сами видели признаки, но не придали им значения. Помните, как пару месяцев назад газеты сообщали о чистке в высших эшелонах иракской армии?

– Да. Это было правдой?

– Более чем. Многих старших офицеров пытали, колесовали и расстреляли. Саддам лично руководил этим и кое-кого расстрелял сам. То есть тех, кто не умер под пытками. Среди них были и заговорщики, планировавшие одно из покушений.

– А как насчет тех, кто не имел отношения к заговору?

– О, это типично для Саддама. Их тоже расстреляли. Он все время занимается подобными вещами, просто чтобы вселить ужас во всех окружающих и заставить их чувствовать себя беззащитными. Он сделает все что угодно и убьет кого угодно, лишь бы удержаться у власти. Я разбирал это в докладе – помните раздел о том, как он ведет себя с членами кабинета и даже членами собственной семьи. На самом деле, больше всего рискуют те, кто находится в его ближайшем окружении. Он избавился от многих своих самых лояльных соратников лишь на том основании, что те в определенной степени приобрели общественное признание и влияние, которые он расценил как личную угрозу. Он застрелил одного из членов кабинета прямо за кабинетным столом, на глазах у всех остальных – можете себе представить, какой это произвело эффект. Он знает, что террор является его наилучшим оружием и пользуется им без зазрения совести. На самом деле такое понятие, как совесть, ему абсолютно чуждо – он не понимает значения этого слова. Среди иракских иерархов дольше всех остаются в живых те, кто оказались рабски покорными, остались обезличенными и, как это ни странно может показаться, проявили определенную некомпетентность – в инициативе и компетентности других Хуссейн видит потенциальную угрозу. Будучи злобным и безжалостным психопатом, он, как я указывал, еще и параноик. Куда ни кинет взгляд, везде видит заговоры и козни. Это одна из причин, почему оказалось так трудно его убрать.

– Так как же это сделать собираетесь вы? Вы вообще не вдаетесь в детали по этому поводу.

– Боюсь, что намеренно. Будет безопасней, если оставить вас в неведении. Без всяких обид, если кто-то на вас выйдет, то я должен иметь возможность защитить свою спину. – Заметив, что Дартингтон вдруг почувствовал себя слегка неуютно, Хауард поспешил продолжить: – Я думаю, сразу после этой беседы мы должны еще раз поговорить о безопасности в целом. Я подкину вам несколько идей, как прикрыть себя. Надеюсь, это не понадобится, но береженого Бог бережет.

Дартингтон, похоже, успокоился, но настойчиво переспросил:

– Тем не менее, я все же должен спросить вас хотя бы об общей идее, как вы собираетесь это осуществить.

Вопрос подтвердил мнение Хауарда, что Дартингтон не является главным застрельщиком операции. Он осторожно ответил:

– Это будет небольшая команда. Мы станем действовать по принципу «бей-беги», используя скорее блеф и мошенничество, а не просто скрываясь и работая втихаря; хотя, естественно, все будет обставлено так, что по нашему появлению и исчезновению никто не догадается, кто мы такие. Извините, Питер, но я действительно не должен говорить вам больше того, что уже сказано.

Дартингтон покорно кивнул головой. Он сменил тему.

– А что там еще насчет этого дела, касательно всех этих двойников Саддама? Не осложнит ли это вашу операцию еще больше?

– Вполне возможно. Согласно достоверным данным, у него имеются двенадцать двойников, которых время от времени используют для подмены. На сегодня их может быть и больше. Саддам посылает их то туда, то сюда, дабы «предстать перед народом», в то время как сам он пребывает в безопасности бункера под Багдадом, где его никто не достанет. Некоторые из них имеют с ним лишь отдаленное сходство, некоторые выглядят более убедительно. Есть двое, которые, как говорят, исключительно на него похожи – настолько, что лишь немногие способны уловить разницу. Например, вы помните кадры с Саддамом, беседующим с простыми солдатами на настоящей территории Кувейта сразу после вторжения?

– Думаю, что да. Вы хотите сказать?..

– Совершенно верно. Это был вовсе не Саддам. Это был один из его двойников – один из тех двух, похожих. Сам Саддам никогда бы не отправился куда-то, где он не чувствовал бы себя в полной безопасности. Более того, он никогда не позволяет обычным солдатам иметь оружие в своем присутствии на тот случай, если кто-то из них решит пальнуть в него в упор. А те солдаты были вооружены. И еще: сам Саддам всегда носит пистолет. Всегда. Он с ним не расстается ни на минуту. Человек в этом клипе не был вооружен.

– Откуда вы узнали про этих двойников?

– У меня есть приятель в СИС. Не беспокойтесь, – добавил он, когда на лице Дартингтона вдруг отразилась тревога, – я следовал вашему вердикту и ни словом не упомянул об операции. Разговор происходил давным-давно, во время «войны в заливе». Он рассказал мне о хирургах-косметологах.

– Хирургах-косметологах?

– О двоих из них. Оба были весьма квалифицированными, но оба оперировали, скажем так, на грани дозволенного. Один был немец, другой – швейцарец. Оба – каждый по отдельности – получили очень заманчивые предложения сделать пластические операции, как им сказали, европейским клиентам. Оба отправились во Францию, и оба там пропали. «Моссад» разнюхал, что их вывезли самолетом в Багдад. Позже иракский информатор – сам тоже врач – подтвердил «моссаду» эту информацию, и что интересно – хирурги оперировали в двух разных клиниках в одно и то же время. Таким образом, можно предположить, что прооперированы были тоже двое. Несколько позднее оба хирурга-косметолога исчезли. Больше ни об одном из них никто ничего не слышал. Все это четко совпадает по времени с возникновением слухов о двойниках Саддама, а вскоре после этого они и сами стали появляться вместо него. Полагают, что один из них особенно похож – очевидно, даже по голосу. Но им не разрешают носить личное оружие.

Дартингтон покачал головой от удивления:

– Так как же, черт побери, вы собираетесь добраться до Саддама?

– В этом вся суть заключительного раздела доклада, – мягко ответил Хауард. – Я не смогу этого сделать без хорошей разведки. Без нее у меня не будет ни одного распроклятого шанса. Я же не могу просто так отправиться в Ирак и искать, где этот ублюдок, или взять с собой в Багдад армию и атаковать один из бесчисленных бункеров или туннелей в тщетной надежде, что Саддам скрывается именно там. Я должен знать, когда и где я буду иметь возможность к нему приблизиться. Мне необходима информация. Без нее мы с таким же успехом можем обо всем забыть – прямо сейчас и не сходя с места.

– Значит ли это, что вы хотели бы переговорить с моим главным?

– Питер, хватит дальше играть в прятки. Прежде всего, это не ваш стиль. Во-вторых, вы – богатый человек, но не настолько богатый, чтобы позволить себе выбросить одиннадцать миллионов фунтов – а ведь вы даже бровью не повели – на какие-то чудачества. Да и провести подобные расходы через свои гроссбухи вы тоже не сможете. Никакие действия Саддама не угрожают – по крайней мере в обозримом будущем – ни одной операции «Даркона» до такой степени, чтобы оправдать эту сумму. Это значит, что кто-то еще или какая-то другая организация платит по счетам. И этот кто-то – или что-то – должен быть порядочным, в противном случае вы бы не стали иметь с ними дела. Единственный кандидат, удовлетворяющий таким условиям, какого я могу себе только представить, – это правительство, но это всего лишь мое предположение. Я понимаю и то, почему они склонны не пользоваться «официальными каналами», и то, почему им нельзя себе позволить быть уличенными в помощи нам.

– Послушайте, – продолжал Хауард, – я не хочу знать, кто это. Я даже не стану больше гадать. Все, что я хочу сказать – мне необходимо переговорить с парнем, который всем этим заправляет. Мне даже не нужно с ним встречаться – мы можем поговорить по телефону. Я задам ему лишь один вопрос, но задать его я должен непосредственно ему. Будет лучше, если вы не узнаете, что он мне скажет, боюсь, что обязан даже настоять на этом. Все очень просто: не зная, где будет находиться Саддам в какой-то определенный день, просто не будет ни малейшего шанса добраться до него и убрать. Мне нужны дата и место. Я сомневаюсь, что у вас есть доступ к такой информации. А ваш главный, возможно, способен ее предоставить, потому-то мне и нужно поговорить с ним напрямую. Давайте больше не будем ходить вокруг да около.

В кабинете повисла долгая тишина, пока двое мужчин сверлили друг друга взглядом. Наконец Дартингтон пожал плечами:

– Ладно, я так и думал, что раньше или позже вы, вероятно, догадаетесь. Вы правы – за этим стоит кое-кто еще. По вполне очевидным причинам я не могу сказать вам, кто они такие. Прежде мне придется перемолвиться с ними.

– О'кей, – согласился Хауард. – Вот как мы это устроим. Чтобы обеспечить безопасность для нас обоих, пусть он позвонит мне по номеру, по которому меня нельзя будет выследить. Таким образом он не сможет узнать, кто я такой. Это будет переносной телефон. Не мой, а ваш – тот, которым вы пользуетесь только для исходящих звонков, чтобы никто из ваших обычных абонентов до меня не дозвонился. Попросите его позвонить мне по этому номеру утром любого понедельника между восемью и девятью часами. Я отвечу, назвавшись мистером Хатчером, пусть ваш главный представится как мистер Джетро. Пожалуйста, напомните ему, что разговоры по переносному телефону можно подслушать с помощью обычного радио с СВ/УКВ диапазонами, так что нам придется прибегнуть к эзоповскому языку.

– Договорились, – согласился Дартингтон, – я все устрою.

– Хорошо, – сказал Хауард. – Есть еще один момент, который, надеюсь, вас не очень обеспокоит. На определенном этапе я собираюсь обворовать этот дом.

– Что? Ради всего святого, зачем? – Дартингтон был ошеломлен.

– В основном, чтобы защитить вас. В определенных случаях я собираюсь использовать структуры «Даркона» в Саудовской Аравии как прикрытие. Для этого мне понадобится информация. Конечно, проще было бы, чтобы вы дали ее сами, но я ожидаю, что кто-то по ходу дела догадается об использовании «Даркона». Поэтому необходимо объяснение, каким образом была получена информация. Им будет кража. Я еще свяжусь с вами по телефону и назову дату. Было бы лучше, если бы в этот день вы отсюда уехали. Вероятно, вы сможете увезти леди Дартингтон в Лондон на весь вечер, скажем, в театр или куда-то еще. Но вы должны позаботиться, чтобы в вашем офисе знали, где вы находитесь. Я хочу, чтобы здесь, в вашем столе, вы оставили кое-какие документы. Мне придется немного набедокурить – ничего серьезного и только в кабинете, так чтобы леди Дартингтон не очень расстроилась, – и прихватить одну-две вещицы, может быть, вот этот видеомагнитофон, чтобы все выглядело реалистично. Нет нужды оставлять дом без присмотра. Пусть миссис Джефкот или кто-то еще обязательно здесь ночуют, если они это обычно делают в ваше отсутствие, но самих вас лучше бы здесь не было. Неплохо, чтобы тот, кто здесь останется, имел хорошие нервы и не был склонен к сердечным приступам и тому подобным вещам. Миссис Джефкот кажется вполне разумной и хладнокровной женщиной – я бы счел этот вариант идеальным. Еще было бы неплохо, если вот это окно останется незапертым, но не говорите об этом миссис Джефкот. Хотя, если она его и закроет, ничего страшного. – Хауард указал на одно из двух подъемных окон, выходящих в сад.

– Как насчет охранной сигнализации?

– Я знаю ее особенности, вы разве не помните? Тут проблем не будет. Когда я этого захочу, она не сработает.

Дартингтон со всем согласился. Хауард перечислил, какие документы ему нужно оставить в столе, и Дартингтон сказал, что будет ждать звонка. Мужчины встали, Дартингтон передал Хауарду радиотелефон и доклад, и тот отправился в Лондон на своем «саабе».

 

9

28 октября Хауард выехал из Лондона пораньше, как он и намеревался, и к восьми часам, в час пик, удачно пристроился к обычному для утра понедельника потоку машин на шоссе М25. Тысячи автомобилей бампер к бамперу неуклюже ползли вперед вместе с затерявшимся среди них «саабом». Даже в том маловероятном случае, если кто-то попытается отследить звонок, который он ожидал, не было никакой возможности отыскать его машину по этому сигналу. В 8.10 радиотелефон издал трель, и Хауард ответил:

– Мистер Хатчер на проводе. Простите, с кем я говорю?

– Это мистер Джетро. Я так понял, что вы хотите со мной поговорить.

Хауард резко вздрогнул от ровного бестелесного металлического голоса, раздавшегося из телефона. Он сообразил, что «мистер Джетро» пользуется электронным устройством, искажающим голос.

– Спасибо, что позвонили, мистер Джетро. Я полагаю, вы могли бы оказать мне помощь. Как вы знаете, меня попросили от вашего имени осуществить за границей одно дело. К сожалению, обстоятельства таковы, что у меня нет достаточной информации, чтобы действовать. За человеком, с которым мне нужно вступить в контакт, исключительно трудно уследить, и мне необходимо знать, где и когда я смогу с ним встретиться. Мне понадобится знать об этом загодя, по крайней мере, за два месяца, чтобы сделать все необходимые дорожные приготовления. Вы не могли бы рассказать мне подробней, как будет удобнее с ним договориться.

– Мне понадобится некоторое время, чтобы отыскать информацию, которая вам требуется, мистер Хатчер. Я вам перезвоню. Возможно, на следующей неделе в то же время. Если нет, то неделей позже.

– Большое вам спасибо. Буду ждать вашего звонка.

– До свидания, мистер Хатчер.

Телефон смолк, предоставив Хауарду пищу для размышлений за рулем «сааба». Несмотря на непродолжительность звонка и искаженный голос, Джетро заявил о себе как о сильном и облеченном властью человеке. Какое-то высокомерие – или ему просто показалось? Хауард инстинктивно невзлюбил этого человека и гадал, кем бы он мог быть. Либо человек был очень осторожен, либо его голос был хорошо известен. Хауард пожал плечами. Он не собирался докапываться, но теперь его душа была отчасти спокойна, что Джетро каким-то образом представлял правительство. Хауард свернул с M25 на ближайшую объездную дорогу и направился в Лондон. У него был назначен ленч с приятелем в «Клубе путешественников».

Роджер Эшер положил телефонную трубку и выключил аппарат, искажающий голос. Этого он не предусмотрел. Это означает дополнительные телефонные звонки, а у него в голове и без того хватало жгучих проблем. Не помогал даже сильный озноб, который, похоже, ему так и не удалось стряхнуть.

Он должен позвонить Министру, с которым по прошествии времени будет трудно связаться. Морока заключалась в том, что придется дозваниваться самому: он не мог рисковать, ведя такие разговоры через коммутатор фирмы. Он попробует сегодня вечером. Ну, а пока есть много других вещей, требующих неотложного внимания.

В 12.45 к «Клубу путешественников» подкатило такси, и из машины вышел Хауард. Швейцар в холле сообщил ему, что гость уже прибыл и дожидается его в баре.

Хауард прошел внутрь и радостно приветствовал приятеля:

– Генри! Как здорово, что тебе удалось выбраться! Рад тебя видеть! – Мужчины крепко пожали друг другу руки, Хауард попросил подать выпивку себе и повторить гостю.

Майору Генри Стоунеру было едва за пятьдесят, он стал у Хауарда первым командиром роты, когда тот попал в подразделение «42 коммандо» Королевской морской пехоты. Теперь Стоунер ушел в отставку и был секретарем лондонского отделения Национальной стрелковой ассоциации. Специалист по стрельбе из винтовки и хороший организатор, он проводил большую часть времени на стрельбищах в Бизли, помогая в организации различных национальных и международных встреч. Сам неплохой стрелок, как-то раз он был вторым в состязаниях за «Медаль Королевы». Но теперь, хоть он и не утратил меткости глаза, в основном его привлекали в качестве тренера юго-восточной региональной команды.

За ленчем мужчины болтали о старых временах, при этом Стоунер не преминул напомнить Хауарду о грубых промашках, которые тот совершил много лет назад, будучи молоденьким новоиспеченным офицером. Хауард с улыбкой подумал, что порой отставные офицеры, ну точь-в-точь как родители, никак не могут признать, что ребенок уже вырос. Ему искренне нравился Стоунер, и он очень многому у него научился за первые два года службы в морской пехоте.

В конце концов беседа, как собственно и ожидал Хауард, свернула на стрельбу из винтовки в Бизли. Настоящий энтузиаст, Стоунер не мог долго обходить излюбленную тему.

– Сегодня, Эд, стрельба становится все в большей мере делом техники что ли. Надо как-нибудь вытащить тебя к нам на денек, чтобы ты смог увидеть, что происходит. Поразительно, какие новшества разработаны в этой области, насколько больше техники стало применяться за последнее время.

– Ты не находишь, что в этом есть что-то досадное? Я хочу сказать, не выглядит ли это по-своему жалко, по сравнению со старыми временами, когда все зависело исключительно от мастерства и одаренности?

– Ни капельки! Сегодня более чем когда-либо вопрос упирается в оттачивание этого мастерства. Даже великолепный «технарь» ничего не достигнет, если он еще и не чертовски хороший стрелок. Вопрос по-прежнему стоит так: либо в тебе действительно это есть, либо – нет. Тренеровками и практикой ты можешь добиться многого, но чтобы стать по-настоящему хорошим стрелком, ты должен по-прежнему иметь природные данные.

– И каким же образом хорошие стрелки попадают в твое поле зрения? Ты что же, ездишь по всем подразделениям и приглядываешься к лучшим из снайперов?

– На удивление странно, но нет. Хорошие армейские стрелки во всех случаях рано или поздно оказываются в Бизли, будучи посланными туда в составе команд от своих подразделений. А уж коль они там, отследить действительно обещающих можно достаточно быстро. Проблема в том, что армейские стрелковые нормативы угрожающе снизились. Я очень сильно встревожен этим, и не только я один. – Стоунер невесело покачал головой.

– Как же так? Я думал, что применение этой новой винтовки SA-80 приведет к гораздо более высоким показателям, а не наоборот.

– Какое-то время так и было, – ответил Стоунер. – Но улучшение показателей продемонстрировали именно те парни, которые изначально были обучены стрелять из винтовки SLR. Понимаешь, их научили основам. Те, кто приходит сейчас, ни с чем, кроме SA-80, никогда не работали. Предполагается, что из этого оружия и дурак может попасть, очевидно, поэтому теперь считается, что солдатам незачем заниматься стрелковой подготовкой столько, сколько раньше. Результаты, которые мы на сегодня видим… ну, если честно, чертовски удручающие. Я приведу тебе пример: недавно в Бизли мы организовали курсы для инструкторов по стрельбе. Ты знаешь – для офицеров и сержантов, которые потом возвращаются в свои части, чтобы проводить инструктажи и организовывать стрельбы. Предполагается, что это – лучшие стрелки в своих подразделениях. Из них из всех лишь один сумел положить серию со ста ярдов с кучностью меньше шести дюймов. И это из положения «лежа с упором». Половина этих педиков не знает даже, как пристреливать винтовку. Методика обучения вообще отсутствует, никого из них больше не обучают основам – как задерживать дыхание и так далее. Жалкое зрелище, которое служит дурным предзнаменованием дальнейшего снижения стрелковых нормативов в армии.

В наши дни именно среди гражданских лиц чаще всего обнаруживаю самые поразительные открытия. Чаще всего они, конечно, тоже пробиваются в Бизли, если только стремятся туда, а это – самое главное. Есть несколько фантастических стрелков, которые никогда не служили в вооруженных силах. Чуть-чуть тренировки и «ноу-хау» – и они очень скоро становятся не хуже самых лучших метких армейских стрелков, а многие из них и превосходят их. Если взять сотню лучших стрелков страны, то из первых пятнадцати, вероятно, половина будет гражданскими, половина – военными. Остальные восемьдесят пять – преимущественно гражданские. Армия неуклонно отступает: те, кто действительно хоть что-то собой представляют, пришли, когда заниженные учебные нормативы уже стали скорее правилом, нежели исключением. Как только гражданские переходят к практике, они начинают общаться друг с другом, обмениваться опытом и знаниями и становятся еще более увлеченными. В Бизли царит изумительная атмосфера – люди из самых разных слоев общества с одной общей чертой: любовью к спорту. Если хотите, вот вам живой пример идеи премьер-министра о бесклассовом обществе.

– Значит, помимо прочего, ты что-то вроде охотника за талантами, не так ли?

– Что ж, каждый вроде меня получает удовольствие, разглядев талант и выпестовав его. Конечно, я стараюсь держать ухо востро. Полагаю, что за эти годы свою долю талантов я раскопал. То и дело я слышу о ком-то, кто по рассказам выглядит пострясающе. Я стараюсь уговорить его приехать и попытать счастья. Конечно, удается, к сожалению, не всегда.

– То есть как?

– Ну, например, недавно мой приятель рассказал мне о парнишке по фамилии Макдоналд – профессиональном охотнике на оленей. Все егери, конечно же, преотличные стрелки – они обязаны ими быть. Но этот, судя по рассказу, какой-то просто выдающийся. Я написал ему, попросив приехать на пробные стрельбы, однако его это, видите ли, не заинтересовало! Живет он, естественно, в Шотландии. Хотел бы я наложить на него лапу и посмотреть, на что он способен.

– Расскажи мне о нем, – попросил Хауард.

Министр опустил трубку и несколько минут продолжал сидеть, сосредоточенно размышляя. Он был встревожен тем, что Эшер позвонил ему домой, но полагал, что тут уж ничего не поделаешь. Эшер просто обязан быть предельно осторожным с телефоном, да и разговор их, даже если кто-то и подслушивал, с виду был абсолютно невинным. Но больше рисковать нельзя. Эшер сослужил свою службу в этом деле: теперь, когда у Министра есть телефонный номер «мистера Хатчера», он будет общаться с ним напрямую. Звучит многообещающе. Он знал, какого рода информация потребуется Хатчеру. Ну, а пока нужно многое сделать…

В полдень 30 октября, через два дня после звонка Министру, Эшер получил письмо, доставленное курьером. Посыльный на мотоцикле отказался передать его одной из секретарш, утверждая, что должен вручить послание лично. Та попыталась объяснить, что это невозможно, но он настоял на своем.

– Передайте мистеру Эшеру, что это касается мистера Джетро. – Голос курьера неразборчиво прозвучал из-под шлема, который он не удосужился снять.

– Очень хорошо, но могу вас заверить, что это не меняет дела, – ответила секретарша, с трудом умудряясь не выказывать одновременно презрение и панику. Внутренне она содрогалась от страха перед разносом от Эшера, который и в лучшие-то времена бывал скор на расправу, а с некоторых пор пребывал в особенно мрачном расположении духа.

Оказалось, что она ошибалась. Эшер тут же попросил ее впустить курьера, и тот, не произнеся ни слова и так и не сняв шлема, отдал конверт Эшеру и удалился. Эшер вскрыл его и сделал знак секретарше, чтобы та вышла. Через десять минут он вызвал ее по интеркому и распорядился подготовить «Гольфстрим» к вылету в Гибралтар рано утром следующего дня.

– Гибралтар, сэр? Э-э… да, конечно. Не угодно, чтобы я предупредила Джозефа?

– Нет, Джозеф со мной не едет.

– Очень хорошо, сэр. – Посидев какое-то мгновение, она встряхнула головой и подумала, что это все равно что работать в сумасшедшем доме. Практически с каждым днем поступки шефа приобретали все более странный характер. Да, босс – настоящий оригинал.

Оставшись в кабинете один, Эшер сжег послание от Министра в тяжелой стеклянной пепельнице.

Четырьмя днями позже, находясь уже в двух тысячах миль к югу от своего офиса, Эшер положил трубку-телефон. Еще одна перемена планов. На мгновение он усомнился – не морочит ли Министр ему голову, но отбросил эту мысль. В любом случае, учитывая, как идут дела, выбор у него не так уж велик. А вот потенциальная награда…

Но это раздражало. В понедельник, 4 ноября, он должен был вернуться в Лондон, чтобы выступить там с речью, а на вторник у него назначена встреча в Нью-Йорке. Он потерял полтора дня, болтаясь без дела в Мадейре. Ну да ладно, тут уж ничего не попишешь. Он попросит сына выступить вместо себя. И черт с ней, со встречей в Нью-Йорке.

А в особенности черт с этим проклятым ознобом, который по-прежнему отказывался исчезать. Больше витамина С – вот и весь ответ. Он нажал клавишу связи с камбузом:

– Эндрю! Принеси мне еще кувшин с апельсиновым соком. – Он отключил связь, затем вызвал мостик: – Гас, так получилось, что я пока не собираюсь возвращаться домой. – Эшер бросил взгляд в окно и посмотрел на выход из порта. Море снаружи было почти зеркальным, стоял ласковый, подернутый дымкой день. – Тенерифе, – приказал Эшер. – Курс на Тенерифе.

В четыре часа пополудни «Принцесса Шахерезада» покинула Фуншал и направилась на юг от Мадейры. Эшер, один на борту, не считая одиннадцати членов команды, работал в своем кабинете под главной палубой.

 

10

Во вторник, 5 ноября, Дартингтон был весьма встревожен. Его глубоко потрясло основное событие, о котором сообщали утренние новости. Позвонив к себе в офис, он сказался нездоровым, после чего целый день не находил себе места, гадая, что же делать. Позвонить Хауарду? Нет. Это было бы слишком явно. После долгих размышлений он решил пока ничего не предпринимать.

Вечером, незадолго до семи, по дороге к дому проревел мотоцикл. Жена Дартингтона открыла дверь на звонок; одетый в шлем мотоциклист передал ей конверт и с грохотом отбыл.

Леди Дартингтон прошла в кабинет мужа.

– Дорогой, только что тебе доставили вот это.

– А? От кого же? – Сэр Питер разглядывал гладкий белый конверт, на котором были напечатаны лишь его имя и адрес.

– Он не сказал. Самый обычный курьер, из этих, на мотоцикле, ну ты понимаешь.

– Спасибо, дорогая.

Жена Дартингтона вышла из комнаты, и тот вскрыл конверт. В письме, находившемся внутри, не было ни обратного адреса, ни даты, ни подписи – лишь шесть ровных строчек анонимной машинописи:

Сэр Питер!

Вполне понятно, что вы будете обеспокоены событиями, происшедшими за последние двадцать четыре часа. Настоящим подтверждается, что достигнутое с вами соглашение остается в силе и вам не о чем волноваться. Проект будет осуществляться согласно договоренности.

 

11

Утро понедельника 4 ноября Хауард провел в «саабе» на шоссе M25 в ожидании телефонного звонка, но никто так и не позвонил. В следующий понедельник, 11-го, аппарат ожил в 8.32.

– Мистер Хатчер слушает, – ответил он, как и раньше. – Простите, с кем я говорю?

– Мистер Хатчер, я от мистера Джетро, я его помощник.

Хауард был удивлен, услышав новый голос. На этот раз не было никаких электронных искажений. У говорившего был акцент английского школьника, речь его звучала холодно и самоуверенно.

– Надеюсь, вы не будете возражать, что вместо мистера Джетро с вами связался я? – продолжил голос незнакомца.

– Нет, все в порядке, – ответил Хауард. – Полагаю, мистер Джетро сообщил вам, что мне необходима кое-какая информация о зарубежном контракте, который я надеюсь заключить от его имени?

– Сообщил. Запрос об информации вполне оправдан – связаться с данным клиентом не так-то просто. Однако он будет присутствовать на митинге в своем родном городе 28 апреля будущего года. Митинг будет многолюдным, но, я надеюсь, вы сможете туда попасть, чтобы переговорить с ним.

Хауард торопливо соображал. Ему назвали место и дату – в точности то, что нужно, и это должна быть публичная встреча. Надо будет тщательно изучить карту Ирака, и, насколько он помнил, добраться до этого места будет не так уж и сложно. И тут его озарило: на одной из карт, которые он раздобыл у Дерека, был подробный план самого города. Точно!

– Его родной город, 28 апреля. Спасибо. Есть что-нибудь еще, что, по вашему мнению, мне необходимо знать?

– Возможно, на митинге будут присутствовать представители других фирм. Они будут там в качестве наблюдателей, никакого активного вмешательства. Пусть их присутствие вас не смущает. Это все, что я могу вам сказать.

– Спасибо, полагаю, этого достаточно, чтобы двигаться вперед. Я, конечно, еще посмотрю, но думаю, что смогу присутствовать на митинге. Могу я предложить, чтобы либо вы, либо мистер Джетро продолжали мне по-прежнему звонить на случай, если возникнут еще какие-то неясности? Если ответа не будет, вы можете считать, что все идет по плану. Ну, а пока я буду очень признателен, если ни вы, ни мистер Джетро не будете упоминать о митинге при ком-то еще.

– На этот счет нет нужды беспокоиться, мистер Хатчер. Один из нас позвонит вам через две недели, ну и далее с той же периодичностью. Спасибо за вашу помощь.

Линия отключилась. Хауард кинул радиотелефон на соседнее сиденье и обратился мыслями к «помощнику» Джетро. Хауард считал, что парень был не просто ассистентом; это было правительство – почти вне всяких сомнений. Он подумывал, не спросить ли, почему правительство, обладая подобной информацией, не может сделать все самостоятельно? Как ни крути, разведданные с пылу, с жару. Наверняка было бы несложно ввести координаты в крылатую ракету и ударить ею по макушке Саддама, но это, конечно же, указало бы на прямое вмешательство правительства. Вот почему, вне всякого сомнения, вместо этого они наняли его.

«Помощник» намекнул, что на «встрече» возможно дипломатическое присутствие, а сказав, чтобы Хауард не придавал этому значения, он вполне конкретно дал понять, что ему безразлично – будут ли они арестованы по ходу дела или даже убиты. «Фью, – присвистнул про себя Хауард, – серьезные ставки!»

Лишь одно его слегка озадачило – дата. Надо будет посмотреть, что она означает. День армии? Нет, это будет 6 января. Годовщина революции? Нет, это 8 февраля. День партии Баас? Тоже нет – он будет аж 17 июля. Что-то связанное с Рамаданом? Нужно посмотреть, на какие числа приходится Рамадан в 1992 году. Он надеялся, что это не так: во время Рамадана всякая жизнь на земле замирает, а это усложнило бы дело.

Хауард все еще слегка недоумевал по поводу даты, когда машина достигла объездного шоссе М40. На какое-то время он отбросил пустые гадания и, направившись в Лондон по Уэстерн-авеню, стал с грустью размышлять о закулисной интриге, затеянной правительством: не что иное, как упражнение по стряхиванию пушка с рыльца, чтобы никто не схватил за руку. «Непричастность» было бы слишком мягко сказано. Хауард называл это прятками под полами чьего-то плаща. Ну да ладно, у него было сильнейшее предчувствие, что теперь он обладает всей необходимой информацией. Операция началась. Перед ним зеленый свет – можно ехать. Говорите правительство? Придется, конечно же, очень внимательно присматривать за своими телами.

 

12

В среду вечером Хауард нанес короткий визит Дартингтону в его доме в Кенте. Мужчины вышли прогуляться по саду.

Очутившись вне дома, Хауард сообщил Дартингтону, что хочет договориться с ним о датах. Первая была назначена на следующий вторник, 19 ноября: Дартингтон согласился уехать на ночь в город и пообещал проследить, чтобы необходимые Хауарду документы остались лежать в столе в кабинете. Затем Хауард спросил, есть ли у него планы на отпуск в новом году.

– Да, действительно есть. В марте мы на три недели уезжаем на Багамы. А что?

– Я хотел бы, чтобы вы изменили сроки, Питер. Не могли бы вы переиграть все на последние три недели апреля? С девятого по тридцатое число? Это важно.

– Черт побери, Эд, мы едем с кое-какими друзьями. Я не хочу их подвести. Насколько это важно на этот раз?

– Очень. В это время, возможно, будет идти кое-какая проверка и возникнут некоторые вопросы по поводу одной из ваших зарубежных операций. Было бы лучше всего, если бы вас не оказалось на месте, чтобы на них не отвечать. Когда будете уезжать, скажите своим служащим, что хотите отдохнуть и не желаете, чтобы вас беспокоили, разве что в экстремальных случаях. Таким образом, они сочтут, что вы дали какие-то новые распоряжения, и не станут ни до чего допытываться. Когда же вы вернетесь, то сможете отрицать, что когда-либо вообще отдавали подобные распоряжения. Вы останетесь ни при чем, а мне это даст чуть больше времени. Можете это сделать?

– Ох, ладно, посмотрим, что тут можно придумать.

После того как Хауард уехал, Дартингтон какое-то время размышлял об услышанном. Он был отнюдь не дурак и тут же сообразил, что Хауард, должно быть, получил необходимую информацию и что согласно плану убийство должно совершиться где-то между этими числами. Да, решил он, это хорошая мысль – уйти на время событий в сторонку. Если задуматься – он даже вздрогнул, – то с некоторых пор идея провести две недели на яхте в Карибском море его не особо прельщала. Он отменит этот чертов рейс, даже если это обойдется в банковский депозит, и закажет себе отель. У него было абсолютно резонное оправдание перед женой и друзьями, и он сомневался, что те поднимут слишком большой шум. Только не после того, что случилось с Эшером.

 

13

В четверг, 14 ноября, Хауард ожидал прибытия рейса 282 компании «Бритиш-Эйруэйз» из Лос-Анджелеса у четвертого терминала в аэропорту Хитроу. Справочная объявила по радио о пунктуальном приземлении самолета в 12.25, а через сорок минут в проходе появилась высокая поджарая фигура с огромным рюкзаком и портфелем.

– Зигги! Рад тебя видеть!

– Ка-ак дела-а, Эд? – Майк Зиглер горячо пожал руку Хауарда, и двое мужчин стали пробираться к выходу.

Они забрали с автостоянки «сааб» и направились в сторону центрального Лондона. Зиглер, расположившийся на сиденье рядом с водителем, потянулся и зевнул. Хотя в Англии было уже за полдень, биологические часы американца пытались его убедить, что рассвет еще не наступал.

– Эд, ты заставил меня просто сгорать от любопытства. – Ленивый тягучий голос Зиглера звучал совсем равнодушно, но Хауард, который знал его достаточно хорошо, понимал, что эта небрежная манера – напускная. Он мало что сообщил ему по телефону, просто сказав, что есть «новый интересный проект», из которого что-то может получиться. Когда Зиглер спросил его, насколько интересный, Хауард просто промолчал. Он знал, что американец не сможет устоять перед чем-то таким интересным.

Хауард мысленно вернулся к их первой с Зиглером встрече более двадцати лет назад. Его тогда послали в командировку по обмену опытом в Наземно-воздушно-морские десантные войска ВМС США, чтобы изучить подготовку в американских войсках специального назначения. Майк был молодым офицером спецназа, которому поручили встретить Хауарда в аэропорту Сан-Диего и отвезти его на базу в Коронадо.

Хауард не ожидал, что его американские хозяева окажутся столь профессиональны в военной области. Спецназовцы тоже считали, что Британская диверсионная корабельная служба, БДКС, мало чем сможет им помочь в плане советов или опыта. И Хауарда и его хозяев впечатлил и приятно удивил тот факт, что они на поверку недооценили друг друга. Майк Зиглер – как позднее и его отец – стал верным другом Хауарда, а через несколько месяцев после этого сам приехал по обмену в Англию на базу БДКС в Пуле, Дорсет. С тех пор оба поддерживали регулярные контакты и часто навещали друг друга. Да, подумал Хауард, их дружба прошла долгий путь…

– Слушай, Эд, – прервал Зиглер его воспоминания, – ты собираешься рассказать, на кой черт я тащился в эдакую даль?

– Большое дело, Майк. – Хауард решил еще немного потянуть резину. Застоявшийся адреналин снова начинал поступать в кровь – все возвращалось на круги своя. – Я даю тебе возможность угадать.

– Ладно, нас наняла королева, чтобы натаскать ее доберманов.

– Даже близко не то. К тому же, она держит собак из породы корги.

– Поговори со здешним послом США, он тебе расскажет о помеси добермана с аллигатором. Госдепартаменту пришлось покупать ему новую пару брюк для его лучшего костюма после того, как он заглянул в Букингемский дворец то ли на чашечку чая с сандвичами с огурцами, то ли на кружку холодного пива с пиццей. Я могу доказать. Это составило большую часть в дефиците бюджета США за 1990 год. Статья расходов: одна пара брюк для посла США в Великобритании. Разодраны в клочья.

– Может быть, ему это на пользу. Как бы то ни было, попробуй еще раз. Я тебе дам подсказку. Кто у нас самый непопулярный человек в мире?

– Это просто. Патрульный Мортон Клейнберг из лос-анджелесской дорожной полиции. На днях он меня штрафанул за превышение скорости. Ты даже представить себе не можешь, как я ненавижу этого человека.

– Неверно, парень.

Зиглер бросил острый взгляд на Хауарда. Тот был сосредоточен на дороге перед собой, но Зиглер заметил, что в его обычно бесстрастных глазах мерцает огонь, которого он в них не видел уже много лет. О-о, парень…

– Старина Саддам? Мы собираемся нанести ему визит? Угадал?

– В яблочко. Выбирай себе приз. Лохматый розовый медвежонок из плюша или пакет ассорти с ликером.

– Ладно, скажи мне лучше вот что: меня приглашают в долю?

– Мне еще нужно прикинуть.

– Я подумаю над предложением. Конечно, у меня есть кое-какие условия. Во-первых, мне достанутся его коллекция программок соревнований по бейсболу и ключи от личных апартаментов в Багдаде. Ты начинаешь выплату национального долга Ирака, а доходы от нефти мы делим с тобой пополам.

– Звучит справедливо. – Хауарду удалось сдержать улыбку. – Еще какие-то условия будут?

– После этого ты пишешь письмо с соболезнованиями миссис Саддат. Я этого делать не буду.

– Нет уж, Майк, по-честному, так по-честному – это твоя работа. Это у тебя есть университетское образование.

– Не пойдет. Сразу можешь ставить на этом крест. Я возвращаюсь домой в Лос-Анджелес.

– Хорошо. Только сначала давай-ка съездим и слегка перекусим, а? Остальные ребята уже ждут нас.

Все оставшееся время от тридцатиминутной поездки в Лондон Хауард посвящал Зиглера в предысторию проекта. Как и с Берном, он не упомянул имени Дартингтона, но поделился своими подозрениями о том, кто стоит за всем этим предприятием. Выложив все факты, он обнаружил, что Зиглер согласен с его выводами. Американец испытывал то же беспокойство, что и он, по поводу безопасности операции и с облегчением услышал, что доклад, представленный Хауардом человеку, которого он назвал «предохранителем», не содержал всех оперативных подробностей плана покушения.

– А как насчет этих двух ребят, говоривших по телефону? – спросил Зиглер. – Что за бирки висят на них?

– Трудно сказать. Джетро определенно какая-то шишка. Должен быть, если такой человек как «предохранитель» у него в кармане. А вот второго парня, его помощника, мне в действительности трудно определить. Англичанин, хладнокровный и говорил вовсе не как чей бы то ни было помощник. Может быть, высокопоставленный гражданский служащий, но это почти наверняка означает, что он из разведки. Возможно, но я сомневаюсь. Нет, я полагаю, что он даже выше, чем Джетро. Конечно, Джетро может быть и просто самодовольным глупцом, которого попросили сделать первый звонок. Кто знает? Так или иначе, но правительство тут каким-то боком замешано. Я уверен, что в противном случае «предохранитель» не согласился бы иметь с ними что-то общее.

– Да-а, полагаю, ты прав. О'кей, как насчет плана на игру? Каким образом мы собираемся это осуществить?

– Об этом я расскажу, когда мы встретимся с остальными. Мы будем там в пределах нескольких минут. Ну, а пока я хотел бы прояснить с тобой пару вопросов до того, как мы приедем.

– Валяй!

– Во-первых, я хочу назначить своим заместителем Джонни Берна. В обычных условиях это был бы ты, но он знает эту часть мира, и мы собираемся воспользоваться его советами по многим вопросам. Кроме тебя, он пока единственный, кто еще знает, зачем все это затевается.

– Нет проблем. Он хороший мальчик. С этим я смирюсь.

– Во-вторых, ты должен знать, что он только что завел себе новую подружку – на этот раз все серьезно, и он очень эмоциально на все реагирует. Должен сказать, парень не нашел лучшего времени. Она может стать проблемой.

– Каким образом?

Когда Хауард объяснил, Зиглер закатил глаза и лишь бормотнул:

– Вот, черт!

– Между прочим, Майк, мы взяли с собой двух ребят, с которыми ты раньше не встречался.

– А? Кто они?

– Бывшие колонизаторы, – ответил Хауард, – Энди Денард и Крис Палмер.

– Какая у них специальность?

Хауард объяснил. Через десять минут «сааб» подъехал к его дому в Уэндзуорте. Хауард поставил машину на стоянку и вместе с Зиглером вошел в квартиру.

– Я выбрал каждого из вас, потому что вы лучшие в своем деле из всех, кого я знаю. – Хауард обвел взглядом лица сидящих в комнате. За ним наблюдали семь пар глаз. – До сих пор только Джонни и Майк знали, о чем идет речь и что они участвуют в деле. Остальным просто сообщили, что дело крупное и обеспечит средствами на всю оставшуюся жизнь – я имею в виду роскошное обеспечение – всех нас и что шансов на благополучный исход – процентов пятьдесят. Скажу даже более того – еще меньше шансов у нас после этого выйти из дела. И здесь речь идет не просто о тюрьме. Это боевая акция. Хочет ли кто-нибудь из вас выйти из дела?

– Вы тут упомянули тюрьму, босс. Насколько это незаконно? – поинтересовался Боб Ашер – крепкий мужчина лет сорока с виду.

Дело в том, что у него развилось чувство неприязни к тюрьмам – после того как несколько лет назад он провел вместе с Хауардом шесть месяцев в тюрьме Анкары. Питание там было просто отвратительным, и недостаток витаминов послужил причиной того, что он потерял чуть ли не все свои волосы: он был почти лыс. Как ни странно, он не стал выглядеть от этого старше – если не наоборот. Мощные челюсти придавали ему драчливый вид. Перед тем, как поступить на работу в «Экс-эф секьюритиз», он был сержантом 22-го полка специальной воздушно-десантной службы, СВДС.

– Боюсь, нам придется нарушить одно или два маленьких правила здесь, в Великобритании, но ничего такого, чтобы слишком беспокоиться. Основные действия развернутся за границей. Если там, куда мы собираемся, кого-то из нас поймают, то он окажется полностью вне закона. Но мы попробуем попросить о снисхождении к провинившемуся.

– О, Гос-споди, – скривился Ашер, – но нам не привыкать!

– Спасибо, Боб, – улыбнувшись, поблагодарил Хауард. – Я постараюсь добиться твоего досрочного освобождения за примерное поведение.

– Что касается меня, босс, то, если ты, Майк, и Джонни полагаете, что все в порядке, можете считать, что я в деле. – Заговоривший мужчина, Мел Харрис, выглядел взбудораженно: сидя на краешке стула, он наклонился вперед, примостив локти на коленях и сцепив руки перед собой. Во всех отношениях, кроме одного, внешность Мела была самой непримечательной, но его выдавали глаза. Они были пронзительно голубыми, и люди просто не могли не заметить их пронизывающий взгляд. Харрис об этом знал и носил дымчатые или черные очки, когда не хотел, чтобы на него обращали внимание. Как и Ашер, он был бывшим сержантом 22-го полка СВДС. Из тех, кого когда-либо встречал Хауард, у него была самая быстрая реакция – быстрее даже, чем у Берна. Именно его так жестоко недооценили три несостоявшихся сардинских похитителя.

– Спасибо, Мел. Тони, как насчет тебя?

– Я тоже в деле, босс, – отозвался Тони Акфорд, – мне не помешает небольшой отдых от моей женушки.

Хауард ухмыльнулся. Акфорд был очень крупным мужчиной – бывший морской пехотинец, он напоминал небольших размеров великана. Прослужив пятнадцать лет в ДКС – морском эквиваленте СВДС, – он всегда отказывался от повышения. О лютом характере его крошечной жены-ирландки ходили легенды. Даже Акфорд, несмотря на огромную физическую силу и умение вести как вооруженный, так и рукопашный бой, не мог с ней справиться. Репутация Акфорда как крепкого мужчины так и не была восстановлена до конца после того, как однажды, поздно вечером, она объявилась в пивном баре в Пуле, где Акфорд с отделением морских пехотинцев «торжественно» отмечал завершение ими подготовки в ДКС. С потоками брани она набросилась на мужа, и после удара дамской сумочкой тот остался лежать на полу почти бездыханным.

– Отлично, Тони, но что она с тобой сотворит, когда ты вернешься обратно, а?

– Я привезу ей букетик цветов, босс. У них там найдутся цветы, там, куда мы едем?

– Сомневаюсь. – Хауард обратился к последней паре мужчин: – Энди, Крис, как насчет вас?

Энди Денард и Крис Палмер были единственными, кто не получал зарплату в «Экс-эф-секьюритиз». Телефонная беседа Хауарда с Денардом была еще более завуалирована, чем те, которые он провел с остальными, поскольку тот являлся гражданином Зимбабве. Хауарду с трудом удалось связаться с его домом в Борроудейле, северном пригороде Хараре. Именно Денард предложил прихватить с собой Палмера. Вероятно, Хауард, безгранично доверявший суждениям южноафриканца, и так бы на это согласился, но от него не ускользнуло случайно оброненное Денардом замечание, что его друг-механик не только обладает необходимой квалификацией, но еще и является «хорошим скаутом». Хауард моментально сообразил, что это означает: во время войны за независимость в Зимбабве Палмер служил в наводящем ужас подразделении «Зулусские скауты». Да и «необходимая квалификация» не останется невостребованной – Палмер был бортинженером.

Кроме Хауарда, лишь Берн и Ашер встречались с Денардом, а Палмер вообще никому не был знаком, но Хауард почувствовал, что двух бывших родезийских спецназовцев остальные уже приняли. Их суховатый юмор, сдержанный, без выкрутасов стиль, похоже, пришлись ко двору. Денард был маленьким и жилистым, в то время как Палмер походил на опорного нападающего в регби. У обоих были загорелые лица, задубевшие за годы, проведенные под солнцем Африки.

– Эд, на чем будем летать? – заговорил Денард. – Не придется ли мне позабавиться с F-16 или чем-нибудь не менее прелестным? Ты же знаешь, я уже ошалел кружить этих чертовых туристов для Ю-Эй-Си.

– Сожалею, Энди, но никакой экзотики. На самом деле, если нам хоть чуть-чуть повезет, то боевых вылетов у нас вообще не будет.

– Гадство. Я так и знал. Ну да ладно, все равно придется соглашаться. Растреклятый водитель такси – вот и все, что мне сегодня предлагают.

– Это все, на что ты сегодня способен, задница, – проворчал Палмер. – Не беспокойтесь, ребята, я попридержу этого грошового коротышку.

Хауард удовлетворенно обвел комнату взглядом. Как он и был почти наверняка уверен, войти в команду в принципе согласились все. Он знал, что деньги тут ни при чем. Сам Хауард, вероятно, был единственным, кто шел на это дело исключительно как наемник. Он ринулся в него, чтобы вырваться из этой квартиры и оставить что-то для себя после разорительных выплат на содержание Клэр. Так или иначе, но он считал, что наличие денег никого из них особенно не волнует. Но и ведьмы в виде бывшей жены у них в наличии не было. Возможно, они и могли позволить себе роскошь относиться к делу просто как к небольшому развлечению. Он не мог – для него это было действительно дело. Хотя так же вероятно, что кто-то из них мог смотреть на это и иначе. Было бы идиотизмом браться за подобное «за просто так».

– О'кей, парни, значит, так. – Хауард несколькими сжатыми фразами кратко обрисовал ситуацию.

Пару-тройку раз кто-то удивленно присвистнул, на лицах некоторых из присутствующих отразилось одобрение. Глаза Мела Харриса загорелись диким восторгом, он даже шлепнул кулаком одной руки о ладонь второй. Лишь лицо Тони Акфорда ничего не выражало, и он продолжал жевать жвачку.

– Эта операция, – продолжал Хауард, – не будет иметь ничего общего с тем, чем нам приходилось заниматься в армии. У нас не будет ни тыла, ни поддержки. У нас не так много времени, чтобы действовать украдкой – вместо этого придется полагаться на хитрость. Нам придется практически блефовать и на пути туда, и на пути обратно. Мы будем нарушать почти все мыслимые военные правила. Это будет скорее не скрытая операция, а наглое ограбление. Но я думаю, что оно может сработать.

– Как бы то ни было, начнем с первоочередного. – С этими словами Хауард извлек семь плотных конвертов и раздал каждому по конверту. – В этих конвертах по двадцать штук. Я хочу, чтобы каждый из вас потратил до половины этой суммы на покупку себе приличных колес. Ничего слишком яркого. Неприметные, респектабельные, надежные тачки. Проще всего купить подержанные, но не старше полутора-двух лет. Расплачиваться наличными, а регистрационные документы заполнять обязательно самим – на чужое имя. Продавцу скажете, что покупаете машину для подружки, или что-то там придумаете. Автомобили не должны к вам иметь никакого отношения, и вам следует их использовать не для обычной работы или отдыха, а только для выполнения заданий. Страховать отдельно их не надо: внесите в уже имеющиеся у вас договоры пункт о распространении страховки на все управляемые вами средства передвижения. Таким образом, все будет законно, но, когда мы покончим с делом, ничего, что связывало бы вас с этими машинами, не останется. Когда вы не будете ими пользоваться, оставляйте их на стоянках подальше от дома. С тем, как от них избавиться, мы разберемся позже.

Джонни станет единственным исключением – для того, чем он будет заниматься, ему понадобится более солидный автомобиль. Он может потратить на него двадцать тысяч. Остальные деньги предназначены на непредвиденные расходы. И не сорить ими. Я потребую отчеты. Крис, я на тебя полагаюсь, держи этого маленького сварливого пилота подальше от казино и злачных мест, ладно?

Палмер ухмыльнулся и отвесил Денарду шутливый подзатыльник.

– Не беспокойтесь, с наступлением темноты я буду держать его под замком.

Денард пробурчал что-то неприличное.

– Теперь, у меня здесь еще конверты. – Хауард раздал их по кругу, на каждом значилось имя того, кому он предназначался. – Вскройте их.

Внутри находились общие инструкции, персональное задание и дополнительные деньги. Их количество в каждом случае варьировалось в зависимости от предполагаемых расходов.

– Мел, ты там увидишь, что на следующей неделе нам с тобой предстоит небольшое дельце. После этого вы с Энди должны сгонять в Штаты. Ты хорошо знаешь Техас, поэтому предлагаю, чтобы вы начали оттуда. Ваша задача – найти пилота-ковбоя, который был бы достаточно похож на Энди, чтобы пройти паспортный контроль. Меня не волнует, будет ли это жулик, контрабандист или кто-то там еще, но он должен быть грамотным летчиком и иметь действующую лицензию на коммерческие полеты и управление двухмоторным самолетом. Энди может проверить его летные качества, но я хотел бы, чтобы вы его оценили с той точки зрения, насколько он управляем сам. Нам не нужен ни пьяница, ни сорвиголова. Вы дадите ковбою аванс в десять тысяч долларов, пообещав выплатить остальные девяносто по окончании дела. Говорить с ним следует как можно меньше, и он не должен узнать ваши имена. Понадобится он нам не раньше конца марта. Годится?

Мел Харрис кивнул, его глаза прямо-таки лучились от предвкушения.

– Хорошо, – произнес Хауард и обернулся к Зиглеру: – Майк, ты тоже отправишься обратно в Штаты, но по другому делу. Ты раздобудешь сложную электронику, которая нам понадобится в ходе операции. Там будет легче ее достать, и ты знаешь, где что искать. Позднее Джонни тебе сообщит, куда ее переправить. Крис, первое, чем займешься ты, – это начнешь отращивать бороду.

Светлые брови крепко сбитого родезийца слегка приподнялись, но он согласно кивнул головой.

– Какое-то время ты будешь действовать в одиночку, – продолжал Хауард, – но твое задание не должно занять слишком много времени. Джонни придется уладить кое-какие коммерческие вопросы, а потом он тебе поможет. Твоя задача – найти, а затем арендовать или купить самолет. Восьмиместный или побольше, хорошую рабочую лошадку – что-то вроде «айлендера» или «твиноттера», приспособленных к грунтовым аэродромам и с достаточным запасом запчастей. Остальные специальные требования к самолету перечислены в твоей памятной записке. Если он не будет им удовлетворять, ты его дооборудуешь. Джонни возьмет на себя финансовую сторону дела, поскольку это самая большая статья наших расходов и мы не сможем расплатиться по ней наличными. Остается еще одно важное дело, которым я займусь сам. Проблема заключается в том, что наша команда недоукомплектована. Нам нужен еще один человек, специалист, обладающий мастерством, которого ни у кого из нас нет. Конечно, по крайней мере у двоих или троих оно есть, но это далеко от того, что нам будет необходимо. Кое-кто подходящий у меня на примете есть, но я к нему еще не обращался. – Затянувшись сигаретой, Хауард наблюдал, как собравшиеся пытаются определить, что же это за специалист, которого не нашлось бы среди них. Наконец он открыл секрет: – Нам нужен высококлассный снайпер. Самый лучший из всех, что есть.

Все мужчины, кроме одного, понимающе закивали головами. Лишь Тони Акфорд медленно вчитывался в свой список поручений, после каждого прочитанного пункта складки на его лбу становились все глубже и глубже. Наконец гигант разразился возмущенной тирадой:

– Босс, на кой, спрашивается, хрен нам вся эта параша, которую мы тут с Бобом должны достать? Я могу еще понять, на что сгодится магнитофон и учебные записи по арабскому языку – представляю, как это удобно уметь сказать по-арабски: «стой, твою мать, совсем смирно, прыщ кучерявый, а то я отчекрыжу твой сифилисный набалдашник». И, возможно, альпинистское снаряжение, и все эти блоки, и веревки нам бы тоже пригодились на случай, если бы мы собирались не подстрелить, а повесить того раздолбая, но на хрена ж нам шестнадцатифутовая надувная лодка, водонепроницаемые мешки, гидрокостюмы, весла и подвесной мотор посередь заскорузлой пустыни? А эти флаги и наклейки? А вот это – небольшой кусок свинца и… мешочек с гипсом? Сварочный аппарат? Гидравлический домкрат? Два кондиционера? А это – десять тонн шлакобетона в блоках? Четыре тонны «маргарина консервированного»? Химический туалет и туристское снаряжение? Сорокафутовый коммерческий холодильный контейнер и полуприцеп к трейлеру, прости Господи? Что за налет, черт возьми, мы собираемся совершить – турпоход в окрестности Багдада, где мы поставим бетонную палатку, как следует поджарим на маргарине верблюда, потом как следует его заморозим и приволочем эту гадость домой на буксире за надувной лодкой?

Остальные уже буквально корчились от смеха, и под конец лицо Акфорда тоже расплылось в улыбке. Хауард предвидел, что именно этот список вызовет некоторое недоумение, и ожидал, что Акфорд взорвется.

– Ак, ты забыл еще полторы тонны гороха, – сказал он. – Мы жарим верблюда во фритюре и съедаем его с горохом. Ну а уж потом – химический сортир.

Хауард подождал, пока не стихнет смех, и начал объяснять.

 

14

Утром в пятницу в офисе Дартингтона на столе его личного секретаря миссис Уэбстер зазвонил телефон: масляный обвораживающий голос поинтересовался, когда у него будет возможность увидеться с «Питом» Дартингтоном. Неодобрение преданной хозяину миссис Уэбстер выразилось в том тоне, каким она попыталась отделаться от звонившего, но тот оказался назойливым.

– Голубушка, это важное дело, – вкрадчиво настаивал он.

Миссис Уэбстер передернуло: она ненавидела, когда ее называли голубушкой.

– Мне нужно на днях с ним повидаться, – продолжал абонент. – Или, если это будет удобней, я мог бы встретиться с ним у него дома. Жаль, но мне не удастся сделать это на уик-энд. У него не найдется немного свободного времени в понедельник или во вторник?

– Сэр Питер – очень занятой человек, мистер… – Миссис Уэбстер подождала, не назовет ли тот себя, но ответом было молчание. Она продолжила: – Боюсь, что, пока не узнаю, зачем вы хотите с ним увидеться, не смогу назначить вам встречу. В любом случае, и в понедельник и во вторник у него очень плотный график.

– Хорошо, тогда как насчет вечера во вторник? Девятнадцатого? Я мог бы подъехать к нему за город. Вечер вторника меня бы как раз устроил.

– Не имеет никакого смысла, мистер… – Она снова сделала паузу в надежде услышать имя и на этот раз была вознаграждена.

– Харрингтон, голубушка, Брайан Харрингтон. Зовите меня Брайан.

– Так вот, мистер Харрингтон, боюсь, что рассчитывать на встречу с сэром Питером у него дома не имеет абсолютно никакого смысла. Вне офиса по служебным вопросам он не принимает. В любом случае… – Она смолкла и прикусила губу.

– А что, во вторник его там не будет?

– Мистер Харрингтон, – с усилием произнесла миссис Уэбстер, уходя от вопроса, раздраженная тем, что позволила себя смутить, – я советую вам написать сэру Питеру, указав при этом характер вашего дела. Можете быть уверены, что получите скорый ответ. Мистер Харрингтон?

В трубке раздавались короткие гудки.

С гримасой недовольства Дороти Уэбстер положила трубку на аппарат. Поразмышляв секунду, она встала со стула, тихо постучала в дверь кабинета и вошла внутрь. Дартингтон поднял голову и вопросительно посмотрел на нее.

– Сэр Питер, извините, но только что я ответила на довольно странный телефонный звонок. Человек, назвавший себя Брайаном Харрингтоном, настаивал на встрече с вами по, как он сказал, важному делу.

– Харрингтон? Я никого не знаю с такой фамилией. Что он хотел?

– Он не сообщил, сэр. Он сказал, что, возможно, заглянет к вам домой, и упомянул о вечере будущего вторника. Я пыталась отделаться от него, как только могла.

– Ладно, если он появится, я выставлю его вон. Спасибо, Дороти, что предупредили.

– Боюсь, что как раз во вторник вечером, если вы помните, вы с леди Дартингтон остаетесь в Лондоне, сэр. Не угодно ли, чтобы я предупредила мистера и миссис Джефкотт о возможном посетителе?

– Ох да. Хорошая мысль. Скажите Джефкотту, чтобы смотрел в оба и выставил его, если тот появится. И не волнуйтесь, Дороти, дома я получаю массу глупых звонков вроде этого и часто жалею, что вас нет рядом и некому их всех отвадить.

Миссис Уэбстер улыбнулась и вернулась в приемную.

Дартингтон наблюдал, как за ней закрылась дверь. Он сидел, постукивая авторучкой по зубам. Было, черт побери, яснее ясного, кто именно звонил. Он подумал, что Хауард, видимо, вел себя с обходительностью носорога. Бедная Дороти. Однако она запомнит звонок и, когда настанет время, сумеет связать события необходимым образом.

 

15

Что-то свербило на душе у Хауарда, пока он сидел, углубившись в карты Шотландии. Он купил полный набор топографических карт масштаба 1:50 000, изданных Управлением артиллерийской инструментальной разведки, и теперь методически их изучал. У него было две отправных точки – географическое название и фамилия. В указателе географических названий в атласе автомобильных дорог этого места не было, но фамилия подсказывала направление поисков.

Он обнаружил искомое место на сорок первом листе третьей карты. На это ушло пятьдесят минут, после чего название неожиданно бросилось ему в глаза. Наверняка это оно – только пишется через «С», а вовсе не через «К», как сказал Генри Стоунер. Вот почему не удалось отыскать его в указателе – ему следовало бы догадаться. Хауард подробно изучил район. Дикий край, подумал он, гористый, величественный, безлюдный. Рядом с названием деревушки стоял знак ТФ, который заставил его снова обратиться к атласу для автолюбителей. Да, номер телефона там был – постоялый двор. Вероятно, с удобствами там не ахти, но сойдет и это. На короткое время Хауард испытал чувство удовлетворения от того, что отыскал все сам, – не будет нужды задавать лишние вопросы Стоунеру. Но все это без толку до тех пор, пока он не узнает самую малость – что-то такое, что позволит ему управлять этим парнем.

Макдоналд. Где же он видел уже эту фамилию? Весьма распространенная фамилия в различных вариантах, о чем сегодня напоминали на каждом углу сотни вывесок неуютных ресторанов быстрого обслуживания. А в тех местах она вообще самая обычная – в этой части Шотландии чуть ли не каждый второй зовется Макдоналдом. И все же фамилия по-прежнему не давала ему покоя. Где-то он видел вполне конкретное упоминание о ней, тут-то и могла обнаружиться связь. Как давно это было? Недавно, в этом он был уверен. Почему он ее заметил? Этого он не помнил. Придется опять начинать с пустого места.

У Хауарда сохранился список всей литературы, которую он заказывал. Собрав свои заметки, он снова отправился в Британскую библиотеку периодических изданий. Добравшись туда без пересадок по Северной линии метро, в 11.30 он углубился в кипу заказанных газет. В 16.35 он нашел заметку, которую уже встречал до этого. Хауард едва успел заказать фотокопии на следующий день, как в читальном зале прозвучал звонок, предупреждающий посетителей о закрытии через пятнадцать минут, в пять часов.

На следующее утро, в субботу, ровно в десять часов, к открытию, Хауард снова был в библиотеке. Он заказал еще девять названий газет за определенные числа: четыре ежедневных и два еженедельных шотландских издания с общенациональными новостями и два ежедневных и одно еженедельное – с местными. Заметки об одной и той же истории были в трех из них, но наиболее подробная статья была опубликована в издаваемом в Абердине выпуске для Лохабера «Пресс энд джорнал». Хауард подумал было посмотреть остальные местные газеты, но решил, что лучше не надо. Он сделал кое-какие пометки и за изрядную сумму заказал экземпляр газеты со статьей, попросив переслать его себе домой по почте.

Хауард покинул библиотеку незадолго до одиннадцати. Это была чистейшей воды удача – он нашел то, что искал. У него была полная уверенность, что этого хватит, чтобы склонить Макдоналда к сотрудничеству.

 

16

Мел Харрис сдал недавно приобретенный «Гольф GT» на проселок и выключил подфарники. Вместе с Хауардом они опустили передние стекла и в течение десяти минут молча прислушивались, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. Наконец Хауард кивнул, и они выбрались из машины. Хауард указал на большой дом по другую сторону поля; было три часа ночи, и там горел лишь наружный прожектор охраны. Оба мужчины натянули на себя комбинезоны и перчатки и извлекли из багажника объемистую черную спортивную сумку и тонкую металлическую трубку.

– Босс, в этих детских ползунках я чувствую себя вылитым ряженым, – раздался шепот Харриса.

– Пусть это тебя не волнует, – пробормотал Хауард. – Думай о тех восхищенных взглядах, которые будут бросать на тебя в каталажке, после того как нас арестуют за это небольшое каперство. Давай-ка, пошли.

Харрис и Хауард проворно пересекли поле и перелезли через стену в огород с тыльной стороны дома. Огибая грядки, они бесшумно приблизились к нему и пробрались под окна кабинета со стороны фасада. Покрытая гравием дорога уходила вниз к сторожке у ворот. Джефкотт почти наверняка находится в ней, чтобы быть поближе к воротам, а вот миссис Джефкотт, вероятно, спит здесь, в главном здании. Хауард обследовал окно и поднял большой палец: щеколда была не заперта. Харрис, остававшийся в неведении о роли Дартингтона, закатил глаза, не одобряя беспечности хозяев, не удосужившихся как положено закрыть дом. Ну да ладно, подумал он, сэкономим на этом немного времени.

Пока Хауард бесшумно сдвигал фрамугу вверх, Харрис извлек из трубки складной телескопический спиннинг. К его концу он прикрепил небольшую проволочную крестовину. На торчащие перпендикулярно удилищу проволочки он прилепил по комочку замазки. Затем он достал квадратный кусочек картона шесть на шесть дюймов, к которому с одной стороны была приклеена липкая лента с двусторонним покрытием, и прижал его другой стороной к замазке. Теперь рамка и замазка удерживали картон на конце удилища.

Осторожно, так, чтобы не пересечь рукой линию окна, Хауард молча указал, где находится инфракрасный пассивный датчик охранной сигнализации. Харрис просунул удилище в окно картонкой вперед.

Датчик помещался в углу комнаты, на той же стене, что и окно. Его угол обзора равнялся девяноста градусам, и он перекрывал всю комнату. В пределах четырех стен он мог засечь перемещение любого источника тепла, в том числе человеческого тела. Открыто или закрыто окно, определить он не мог, поскольку находился на той же стене и его «взгляд» проходил как раз мимо. Если бы у датчика были глаза, то единственным, что он увидел, был бы квадратный кусок картона, приближающийся прямо к нему. Поскольку излучение от картонки было нейтральным, его присутствие не регистрировалось. Липкая лента на лицевой стороне квадрата коснулась пластмассовой поверхности датчика и плотно прилипла к нему. Харрис плавно отвел удилище, которое освободилось от слабого захвата замазки. Теперь картонка плотно закрывала окошечко датчика, напрочь лишив его «зрения». Когда Харрис убрал удилище, Хауард засек время, и мужчины замерли снаружи. Через шесть минут Хауард кивнул и они бесшумно проникли в комнату.

Какое-то время они постояли, прислушиваясь, но никаких звуков изнутри дома не доносилось. Две перекормленные собаки должны были сопеть себе под нос на кухне, в дальнем конце коридора, за холлом; миссис Джефкотт тоже спала в свободной комнате, двумя этажами выше.

Харрис расстегнул спортивную сумку и достал оттуда плотные темные одеяла и пакет с большими плакатными кнопками. Работая вдвоем, они молча пришпилили одеяла на оба окна и на дверь, ведущую в холл. Когда они наконец задернули поверх одеял тяжелые портьеры, комната погрузилась в абсолютную темноту. Хауард включил маленький пальчиковый фонарик и подошел к столу. Проверив ящики, он достал из сумки небольшую фомку и без шума, не спеша вскрыл те два из них, что были заперты. Харрис, воспользовавшись своим фонариком, проверил, чтобы ни один комочек замазки не упал с картонки на сенсоре. Потом он включил стоявшую на краю стола фотокопировальную машину, и та тихо ожила. Хауард пролистал вынутые из стола три папки с документами и, найдя то, что нужно, извлек оттуда тридцать восемь страниц. Он положил первую из них на стеклянную подложку копировальщика и закрыл верхнюю крышку. Четвертым одеялом Харрис укрыл машину и руку Хауарда, лежавшую на зеленой кнопке «КОПИРОВАНИЕ». Как только одеяло было на месте, Хауард нажал кнопку.

Шум от машины был почти не слышен, ни один луч света не пробивался наружу. Харрис убрал одеяло, и они повторяли процедуру до тех пор, пока все тридцать восемь страниц не были скопированы. Хауард кивнул, и Харрис выключил машину. Копии документов, как и несколько бланков с шапкой «Даркона» и фирменные конверты, были сложены в папку, которая, в свою очередь, последовала на дно спортивной сумки.

Хауард проворно обыскал остальные ящики стола: карманный диктофон, камера и немного наличности были переправлены к папке в сумку. Харрис отсоединил от сети видеомагнитофон и факс Дартингтона. Оба перекочевали туда же. Пару серебряных подсвечников и две серебряные пепельницы – единственные в комнате явно ценные небольшие предметы – поставили на подоконник. В течение трех последующих минут мужчины тщательно перерывали комнату – тихо снимали с полок книги, открывали ящики и шкафы, создавая впечатление, что кто-то впопыхах занимался поисками ценностей.

Удовлетворившись, Хауард рассыпал содержимое папок по полу. Аккуратная прежде комната теперь превратилась в убедительный бардак. Выключив фонарики, они сняли все одеяла и упаковали их вместе с кнопками в уже и так раздувшуюся сумку. Когда последний предмет оказался внутри ее, Хауард вылез из окна и, опустив сумку на землю, подхватил одетой в перчатку рукой подсвечники и пепельницы.

Тем временем Харрис сложил удилище в трубку и передал его через окно Хауарду. Затем он подошел к датчику охранной сигнализации и снял картонку, проверив, чтобы на нем не осталось липкой ленты. Аккуратно сложив картонку, Харрис сунул ее во внутренний карман.

Датчик немедленно среагировал на присутствие нарушителя. В конце холла прибор охранной сигнализации отдал бесшумную команду системе автоматического оповещения в шкафу неподалеку. Система стала набирать телефонный номер дежурной части фирмы, осуществляющей охрану.

К тому времени, когда автонабор закончился, Харрис взобрался на подоконник и мягко спрыгнул на землю. Распрямившись, он опустил фрамугу и концом трубки с удилищем выбил осколок стекла рядом со щеколдой. Затем поднял фрамугу и оставил окно открытым.

Ухватившись вдвоем за ручки сумки, которая изрядно потяжелела от барахла, похищенного из кабинета, Хауард и Харрис быстро вернулись по своим следам в огород и к стене, закрывавшей дом со стороны поля. Прежде чем через нее перелезть, Хауард выбросил подсвечники и пепельницы в грязь у ее основания.

Миссис Джефкотт обладала чутким сном. Слабый звон разбитого стекла разбудил ее, и женщина подошла к окну. Ничего особенного она не увидела, но тем не менее набрала по телефону номер сторожки. Муж откликнулся после четвертого звонка.

Выслушав сообщение жены, Джордж Джефкотт твердо и решительно приказал:

– Мери, оставайся там, где находишься, – вниз не спускайся. Сирена сработает с пятиминутной задержкой. Мы не должны их спугнуть. Полиция уже на пути сюда. Пусть поймают их с поличным. – Он начал поспешно одеваться и двумя минутами позже покинул сторожку, прихватив с собой дробовик.

Джефкотт отомкнул тяжелые металлические ворота и распахнул створки настежь для беспрепятственного проезда полицейских. Затем он поспешил к дому, придерживаясь травянистой обочины вдоль длинного покрытого гравием съезда.

В то же самое время, когда миссис Джефкотт звонила мужу, полицейский участок, предупрежденный дежурной частью, направил ближайшую патрульную машину – та оказалась всего в трех милях от дома – к месту происшествия. Наряд, не включая ни мигалки, ни сирены, пронесся на скорости по дороге с задней стороны дома и проскочил мимо проселка, где по-прежнему стоял спрятанный серый «Гольф GT» Харриса. Через триста ярдов патрульная машина свернула направо к сторожке и еще раз направо, через ворота, на подъездную дорогу. Харрис и Хауард, пробиравшиеся по полю и находившиеся теперь ярдах в ста от своей машины, наблюдали, как проехала полиция. Они обменялись взглядами. С тех пор как сорок пять минут назад они покинули «гольф», ни один из них не произнес ни слова.

Ровно через пять минут после того, как Харрис отлепил от датчика картонку, снаружи дома прозвучал громкий сигнал тревоги. Джордж Джефкотт, притаившийся с дробовиком в зарослях недалеко от разбитого окна, был озадачен тем, что оттуда никто не появился. В четверти мили от него, на другом конце протянувшегося за домом поля, так и не замеченный «Гольф GT» выехал с проселка. Полицейский патруль примчался к дому тридцатью секундами позже. Все улики, начиная со следов от кроссовок на грядках и кончая характером похищенных вещей, привели их к заключению, что виноваты «подростки» – эта точка зрения была подкреплена позже, когда утром Джефкотт обнаружил серебряные предметы, неловко оброненные возле стены у огорода.

Харрис направился обратно в сторону Лондона. По пути он ненадолго заскочил на придорожную стоянку, чтобы Хауард смог выбросить в контейнер для мусора две почти неношенных пары кроссовок, два темно-синих комбинезона, полностью исправную камеру, диктофон и видеомагнитофон.

 

17

Молодой агент по недвижимости едва смог поверить собственному счастью. Просто невероятно, думал он. Еще минуту назад он сидел в своем офисе, бил баклуши и мрачно размышлял о своем будущем, и тут с улицы заходит этот круглолицый парень и говорит, что хотел бы арендовать помещения, которые в реестрах фирмы числятся чуть ли не самыми бесперспективными. Невероятно!

Конечно же, нежилые корпуса на Лаундиз-роуд на самом деле были в полном порядке. Просто-напросто это был случай, когда разработчик просчитался со сроками. Они были закончены в 1988 году – десять штук в один ряд. Прекрасный объект для сдачи в аренду – по крайней мере теоретически. Удобный выезд на шоссе М4 у развязки номер 16, хорошие, универсальные здания, где все предусмотрено. Проблема заключалась в спаде экономики. Только четыре из них были арендованы до того, как наступили тяжелые времена, ну а потом, как считал агент, сдать их было уже нельзя ни за какие посулы. Хозяин просто не желал посмотреть в лицо действительности: он отказался снизить арендную плату, несмотря на все советы, которые ему давали. Все могло бы пойти по другому, не возьми он в банке кредит под залог за постройки. Отспорив высокую арендную плату, ему удалось договориться с банковским менеджером о величине капитальных затрат на проект. Таким образом он избежал закрытия своей фирмы за неуплату долгов.

Поначалу все шло нормально. Получая арендную плату за четыре сданных блока, застройщик смог соблюсти собственные финансовые интересы, и ему удалось договориться о переносе сроков основных выплат. Неприятности начались, когда один из съемщиков решил отказаться от здания. Вот когда, по мнению агента, хозяин повел себя действительно по-дурацки. У съемщика оставалось еще девять месяцев до истечения договора, но он попросил об освобождении от выплат. Застройщик запаниковал по поводу своих платежей банку и занял жесткую позицию по отношению к связанному контрактом съемщику, который был вынужден заплатить за аренду и в результате обанкротился. Агент по недвижимости умолял хозяина снизить арендную плату или договориться о компенсации, но тот и слышать об этом не хотел.

Результат можно было предвидеть, не обращаясь к гадалке. Съемщик был самым слабым из четверых: разорившись, он остался должен застройщику еще за четыре месяца. Остальные съемщики тут же просекли конъюнктуру и, когда подошли сроки перезаключать договоры, не стали их возобновлять и были таковы. Теперь все десять зданий пустовали – Лаундиз-роуд обезлюдела. Ну и конечно же, появился новый владелец. Придурковатый застройщик и его в равной степени придурковатый банк исчезли из виду. Новый владелец подобрал здания за смехотворную сумму и нанял то же самое агентство по недвижимости, потому как оно хорошо знало эти строения. Новый хозяин оказался гораздо более сообразительным, но теперь сложность заключалась в том, что место стало пользоваться плохой репутацией. Естественно, что любой потенциальный арендатор вправе полюбопытствовать, а почему это все тут пустует? Ведь никто не любит быть первым, не так ли? Да и кто же в эти дни, в разгар экономического спада, будет снимать промышленные здания? Никто. Интерес вообще не проявлялся. Строения упорно продолжали пустовать.

Так было до недавнего времени. Лишь пару дней назад объявился этот круглолицый парень, сообщил, что ему понравились помещения, и спросил, нельзя ли арендовать – подождите – не одно, не два, а целых три из них! Вот так вот. Лиха беда – начало! Он даже не заикнулся о величине арендной платы! Что ж, ладно, шесть фунтов за квадратный фут – это более приемлемо, чем десятка, которую драл прежний хозяин, да и учитывая низкую цену, уплаченную за здания, теперь, когда сданы три из них, новый владелец легко окупит затраты. А еще это может вызвать интерес и у других…

Иметь дело с круглолицым мистером Брайсом было просто приятно. Ознакомившись с условиями сдачи и найма, он согласился со всеми пунктами договора. У него уже были готовы все необходимые поручительства от банка (которые при проверке оказались ну очень хорошими). Вдвоем они поехали на машине мистера Брайса осмотреть помещения и, ударив по рукам, вернулись обратно. Приятная тачка у мистера Брайса. Очень приятная. БМВ 325i – кожаные спортивные сиденья, компакт-диск, аудиосистема, летает как ракета. У мистера Брайса никаких проблем с денежками – тут уж все ясно. Как бы то ни было, а дело – в шляпе! Найм оформлен за рекордные два дня, а банковский чек погашен. Да и уплачено за шесть месяцев вперед вместо обычного квартала! Да уж, подумал агент по недвижимости, помахав на прощание мистеру Брайсу, в офисе сегодня предстоит поголовная пьянка.

БМВ отъехал от конторы агента и направился из Суиндона в сторону развязки номер 16 и по шоссе М4 обратно в Лондон. Джонни Берн открыл рот и извлек из-за щек розовые резиновые подушечки. Затем он сложил их в целлофановый пакет и сунул его в бардачок, рядом с пузырьком с «пластиковой кожей». Он подумал, что с подушечками похож на пациента после болезненной процедуры у дантиста. Они раздували его щеки, но для всех, кто не знал, как он выглядит в нормальном состоянии, его лицо было просто более округлым. Затемненные контактные линзы не беспокоили глаза в той степени, как он опасался, – теперь он уже к ним привык. Не забыть бы их снять и расчесать волосы на привычный манер – без пробора. Он потер кончики пальцев о ремни безопасности, и с них стала слезать пленка из «пластиковой кожи».

Три промышленных здания подходили как нельзя лучше. Ни одного съемщика в остальных семи, и расположены в конце тупика. Удобный выезд на М4, как раз необходимых размеров, и вряд ли кто их здесь побеспокоит.

Для Берна неделя выдалась очень напряженной. Поездка в Лихтенштейн, создание там холдинговой компании и перевод на ее имя миллиона фунтов стерлингов с анонимного номерного счета в новый банк. Затем возвращение в Англию и создание еще трех компаний, зарегистрированных в Великобритании: по оптовой торговле пищевыми продуктами, транспортно-экспедиционной и просто торговой фирмы. Три разных юридическо-посреднических конторы оформили бумаги и зарегистрировали их в налоговом управлении, а три типографии отпечатали фирменные бланки и другую документацию. Затем последовали дальнейшие переводы денег – на этот раз со счета холдинговой компании в Лихтенштейне на вновь открытые счета в трех британских банках. Скоро между компаниями последует серия взаимных денежных операций, которая убедит банки, что те успешно торгуют между собой. Банковские менеджеры не увидят адреса двух остальных компаний, с которыми ведет дело одна из трех, и останутся в неведении, что на самом деле фирмы расположены в соседних друг с другом комнатах. Постепенно счет холдинговой компании в Лихтенштейне истощится. Конечно, ни одна из денежных операций не выдержала бы серьезной аудиторской проверки, но они и не должны были ей подвергаться. И мсье Брайс, и мсье Хатчер, и остальные директора исчезли бы прежде, чем дошло бы до этого.

Ну а пока Джонни не следует забывать о прическе, контактных линзах, пластиковой коже и этих чертовых подушечках за щеками.

Если бы Джулиет увидела его в подобном виде… о последствиях было непереносимо даже думать. При мысли о девушке он улыбнулся и обнаружил, что вдавил в пол педаль акселератора. Спокойней, Джонни, скомандовал он себе, отпуская педаль. Не гони. Я понимаю, что ты ждешь не дождешься встречи, но от того, что тебя штрафанут за превышение скорости, скорее ты ее не увидишь…

 

18

В пятницу, 29-го ноября, Хауард прилетел в Эдинбург дневным рейсом из Хитроу. Получив багаж, он зашел в контору «Авиз» и завершил формальности по найму автомашины «форд-эскорт», которую заранее заказал по телефону. Хауард выехал из аэропорта и направился на север по трассе М90. Обогнув Перт по новой объездной дороге, он поехал по шоссе А9 в сторону Инвернесса. Часом позже он свернул возле Далуинни на А86 по направлению к Спин-Бриджу и Форт-Уильяму.

День выдался холодным, порывы шквалистого северного ветра порою достигали такой силы, что едва не опрокидывали машину. Уже в 3.45 пополудни стало смеркаться, и задолго до того, как он прибудет на место, станет темно. Движение по шоссе почти отсутствовало, вокруг расстилался унылый ландшафт, а на отдаленных вершинах холмов за озером Лох-Лагган лежал снег. Через какое-то время они были уже неразличимы, а к тому моменту, когда Хауард добрался до Спин-Бриджа, небо стало почти совсем черным. В десяти милях к юго-западу, невидимая во тьме и за облаками, должна была находиться округлая вершина горы Бен-Невис.

В пяти милях позади Спин-Бриджа он свернул на боковую дорогу к маленькой деревушке Карвейг, а еще через две мили дорога сузилась до однопутной, местами с разъездами, обозначенными белыми знаками восьмиугольной формы. Хауард ехал медленно и осторожно. По пути фары его машины зажигали глаза на темных мордах овец. Скопления животных располагались по травянистым обочинам, овцы проявляли безразличие к приближению автомобиля, так что пару раз ему пришлось остановиться и посигналить, чтобы прогнать их с самой дороги.

Наконец чуть позже пяти он увидел в отдалении небольшую россыпь огней и десятью минутами позже прибыл в собственно Карвейг. Отыскать гостиницу не составило труда – она заметно выделялась среди двадцати или около того коттеджей и бунгало деревушки. Хауард поставил машину на стоянку, собрал сумки и позвонил в дверь.

Появилась девушка лет восемнадцати с золотисто-каштановыми волосами, одетая в джинсы и толстый пуловер. У нее было хорошенькое лицо и мягкий мелодичный говор западного побережья.

– Добрый вечер, чем могу вам помочь?

– Меня зовут Хатчер, Эдвин Хатчер. Я звонил вам и заказывал комнату на пару суток. Надеюсь, ничто не изменилось?

– Ох да, конечно же, мистер Хатчер, прошу прощения. Входите же! Я должна была догадаться, что это скорее всего вы! – Девушка улыбнулась и предложила помочь ему с сумками.

Она суетилась вокруг и без умолку тараторила, чтобы он чувствовал себя как дома. Потом провела его в небольшенькую гостиную и вышла, чтобы приготовить чашку чая. Появилась женщина, улыбнувшись и вытерев руки о фартук, она подошла к нему и поздоровалась за руку. Она была небольшого роста, с ладной фигурой, на вид – лет сорока. Наверняка не старше, отметил Хауард.

– Мистер Хатчер, добро пожаловать в Карвейг! Я – Мораг Камерон, мама Шилы.

Именно ее голос ответил по телефону, когда Хауард позвонил, чтобы заказать комнату. Приятный голос, мягкий и нежный, звучал слегка удивленно от того, что кому-то пришло в голову провести уикэнд в ноябре в столь отдаленном месте. Теперь, когда Хауард ее увидел, он подумал, что она очень привлекательная женщина. Его пристальный оценивающий взгляд был встречен дружелюбной улыбкой. Семейное сходство между мамой и дочерью было потрясающим. Рукопожатие женщины оказалось твердым и неожиданно сильным. Хауард предположил, что она, должно быть, привыкла к постоянной грубой работе, зарабатывая себе на жизнь. Его остановка в гостинице несомненно внесет желанную лепту в семейные финансы.

Мораг Камерон провела Хауарда наверх в его комнату, которая оказалась маленькой, но комфортабельной – отнюдь не спартанские условия, как он ожидал. Она была простенько обставлена, отделана в веселых тонах и вылизана до блеска. Хауард неожиданно подумал, что было бы неплохо провести в этом приятном месте летний отпуск. Прошло много лет с тех пор, как он последний раз был в Шотландии, и, когда он открыл окно и уловил неповторимый запах диких холмов с солоноватой примесью морского воздуха, на него нахлынули воспоминания. Он глубоко вдохнул и начал распаковываться.

Через полчаса, приняв горячую ванну с потрясающе мягкой, чуть-чуть отдающей торфом водой, Хауард спустился в бар. Он подумал, что мог бы вполне обойтись и без этого. Бар еще пустовал – заполняться он начнет позднее. Хауард устроился с книгой в кресле – ни дать ни взять турист, отдыхающий после дня, проведенного за рулем.

Вошла дочь Мораг и поинтересовалась, не хочет ли он чего-нибудь выпить. Она была явно довольна, когда Хауард выбрал дорогое солодовое виски. Он оправдался перед девушкой за то, что добавил в стакан толику воды, объяснив, что никогда бы не сделал этого там, на юге, где вода так отдает хлоркой, что убивает вкус хорошего виски. Шила улыбнулась.

Какое-то время Хауард оставался единственным посетителем, и они мило болтали. Он знал, что рано или поздно ее любопытство возьмет верх, и был готов к ответу, когда она вежливо поинтересовалась, почему в конце ноября он выбрал именно Карвейг.

Хауард поведал ей, что много лет назад он приезжал сюда вместе со своим отцом. В то время он был двенадцатилетним подростком. Отца пригласили на трехдневную оленью охоту в заповедник Глен-Карвейг, и он прихватил с собой сына, чтобы тот приобрел свой первый опыт. Мысль о шатании по долине между холмами претила мальчику, но в результате он получил одно из самых ярких впечатлений в жизни, которое так и не смог забыть. Он всегда мечтал побывать здесь снова, но только сейчас наконец-то смог сюда выбраться.

– Так что, если хотите, это всего лишь своеобразная ностальгия.

Его рассказ был лишь отчасти правдивым, и, конечно же, то, что было правдой, происходило где-то в других местах. Хауард достаточно хорошо запомнил подробности на карте, чтобы в случае необходимости назвать по именам отдельные вершины в Глен-Карвейге, но знал, что ступит на более скользкую почву, если девушка спросит его об именах людей.

– Что ж, мистер Хатчер, очень приятно, когда возвращаются старые гости. Ох, извините, я вовсе не хотела сказать…

Хауард рассмеялся.

– Не волнуйтесь – вы абсолютно правы. Все это происходило очень давно – задолго до вашего рождения. На самом деле даже ваша мама в то время была еще только ребенком. Мне сорок пять, а уж ей никак столько не дашь. Судя по внешности, она гораздо моложе меня.

Шила Камерон вновь постаралась сгладить неловкость, но, увидев, что Хауард искренне не придал ее словам ни малейшего значения, быстро прекратила попытки.

Хауард сменил тему разговора.

– Я тут все гадал: можно ли будет совершить прогулку по долине, например, завтра с утра? Я мог бы взять с собой сандвичи или что-то еще. Есть тут кто-то, у кого следовало бы спросить разрешение?

– Ой, мистер Хатчер, да я уверена, что и так все будет отлично. Охотничий сезон сейчас уже закончился, а отстрел быков еще не начинался. Я уверена, что, пока вы будете оставаться на идущей вдоль долины дороге, все с вами будет в порядке. А я могла бы собрать вам с собой еды, если вы скажете, чего бы вам хотелось, – у нас есть немного хорошей ветчины, а еще есть масло или сыр.

– Ветчина – звучит заманчиво. Было бы очень любезно с вашей стороны. Как мне туда добраться? Я смогу доехать до охотничьего домика на машине? Насколько мне помнится, он милях в двух от дороги, не так ли?

Было именно так. Перед мысленным взором Хауарда ясно стояла карта этой части местности.

– Да вы можете проехать туда на машине. Я уверена, что никому не будет дела, если вы оставите ее на день возле хижины. Дальше, вверх по долине, дорога очень плохая, и от вашей машины не будет толку. Это хорошая прогулка – от сторожки до верхней части долины вдоль реки миль десять. Ворота рядом с домом будут закрыты, но там есть пешеходные мостки через изгородь от оленей.

– Просто замечательно. Но не стоит ли мне все-таки с кем-то переговорить, прежде чем отправиться в путь? Может быть, с егерем?

– Ну, в сторожке вы можете встретиться с Дунканом, если только он сам не отправился в долину. Дункан Макрей – он работает охотоведом.

На мгновение Хауард растерялся. Дункан Макрей? Это было не то имя. Неужели он перепутал место? Он стал судорожно соображать.

– Для одного егеря лес в Глен-Карвейге был бы немного великоват, не правда ли? Я думал, что здесь работают по крайней мере двое.

– Вы правы, их как раз двое. Но Дункан – главный егерь, а Дэнни работает лишь временно в период охотничьего сезона, ну и, конечно же, помогает с отстрелом быков.

– Дэнни?

– Дэнни Макдоналд. Он… он мой друг. – Девушка опустила глаза, затеребила тряпку и стала протирать несуществующую каплю на стойке бара. Слегка смущенная, она коротко взглянула в его сторону и отвела глаза.

Но ты хотела бы, чтобы он был больше чем другом, не так ли? – констатировал про себя Хауард. О Боже! Неужели того, что Берн спутался с девчонкой из полиции еще не достаточно? Он бросил быстрый взгляд на ее левую руку и с облегчением увидел, что кольца там не было. Пока.

– Хороший парень этот Дэнни?

Все буквально выплеснулось из нее наружу. Девушка не смогла бы сдержать своих чувств, даже если бы очень захотела. Она была явно влюблена в Дэнни Макдоналда. Две семьи хорошо знали друг друга и дружили в течение многих лет. Когда Шиле было девять, произошла трагедия. Поздней дождливой ночью ее родители вместе с родителями Дэнни возвращались на машине после вечеринки в Форт-Уильяме, как вдруг из-за поворота однопутной дороги навстречу им вылетел фургон. Машиной управляла мама Дэнни. Она вильнула, пытаясь избежать столкновения, автомобиль вынесло с дороги, он пропахал крутой склон и, ударившись сорока футами ниже о скалы, загорелся. Мать Шилы выбросило из салона с переднего сиденья; отец Шилы и родители Дэнни погибли. Мораг Камерон со сломанными рукой и ногой выползла на шоссе, где ее полумертвую от холода и шока через два часа обнаружил проезжавший мимо водитель. Фургон и его водителя так никогда и не нашли.

В то время Дэнни было восемнадцать, а его брату, Фергусу, шестнадцать. Дэнни учился в колледже в Эдинбурге, а Фергус как раз собирался туда поступать. Оба во время каникул работали помощниками у своего отца, который был главным егерем в Глен-Карвейге. Пришедший вместо Джона Макдоналда главный егерь стал сущей катастрофой. К счастью, он продержался только два года, пока управляющий заповедником не застал его в половине двенадцатого утра вусмерть пьяным дома в постели и не выгнал с работы. Но к тому времени Дэнни уже попал с этим человеком в крайне неприятную историю. Юноша раскусил его очень быстро, а происшедшей между ними драки оказалось достаточно, чтобы лишить Дэнни всякого шанса получить единственную работу, которую он по-настоящему когда-либо хотел, – работу своего отца. А когда было установлено, что в произошедшей ссоре Дэнни не виноват, то на должность уже был назначен Дункан Макрей. Дункан был хорошим егерем и достаточно мудрым человеком, чтобы рекомендовать Дэнни, который был егерем по призванию, на должность своего заместителя. С тех пор тот и занимал вторую позицию.

Фергус, младший брат Дэнни, закончил колледж, стал квалифицированным инженером и переехал в Абердин, чтобы заняться нефтяным бизнесом в Северном море. Он съездил за границу, женился и едва наведывался домой. А вскоре произошла еще одна ужасная трагедия, после которой домой он уже никогда не вернется…

Хауард не стал спрашивать у Шилы о несчастье, обрушившемся на Фергуса. Он увидел, что та расстроилась, и быстро переключил разговор снова на Дэнни. По мере того, что рассказывала девушка, в голове Хауарда стал вырисовываться портрет молодого шотландца. Целеустремленный, рассчитывающий только на свои силы, способный, стойкий и сильный – все это хорошие черты. Немногословный – необязательно плохо. Горячий нрав – не то чтобы хорошо.

– Так чем же он занимается в межсезонье?

– Ох, он работает в магазине спорттоваров у своего дяди в Форт-Уильяме. На самом деле, он сам управляется с торговлей. И дядя и тетя… ну, сегодня их уже ничто особенно не интересует. Там все делает Дэнни.

Хауард догадывался о причинах отсутствия у дяди и тети интереса к делам и не стал вдаваться в подробности. Бич для столь многих горцев – пьянство. Эти длинные-длинные зимние ночи и лишь один собеседник – бутылка…

– Он что, живет со своими дядей и тетей?

– О нет. У него есть свой коттедж, который ему оставила бабушка.

– А где это, здесь, в деревне? – Хауард подумал, что все равно должен был разузнать адрес, а тут ему было интересно посмотреть на реакцию.

Прежде чем ответить, девушка как-то странно на него взглянула.

– Нет, это внизу, по дороге на Спин-Бридж, – рассеянно сказала она. – А теперь, мистер Хатчер, – она выпрямилась и напустила на себя деловито-озабоченный вид, – пока не собрались посетители, мне лучше заняться вашим ужином. Что бы вам хотелось? У нас найдется прекрасная форель, которую я бы вам настоятельно порекомендовала.

Свежая коричневатая форель оказалась и впрямь отменной, и Хауард заказал к ней бутылку белого вина. Ее принесла мать Шилы, поинтересовавшись, все ли его удовлетворяет.

– Конечно же – да, миссис Камерон, – ответил он. – Это самое приятное место для отдыха. Лучшего просто не сыскать.

Довольная его словами, она улыбнулась и собралась вернуться на кухню, но Хауард мягко окликнул ее:

– Миссис Камерон, не хотите ли ненадолго составить мне компанию и выпить вина? Вы сегодня очень много потрудились, а я весь день провел в дороге. Может быть, вдвоем нам удастся немного развеяться?

Мораг Камерон обернулась, на ее лице было написано удивление. Она изучала его темные, почти без выражения глаза. Неожиданно ей понравилось то, что она увидела.

– Что ж, мистер Хатчер, очень мило с вашей стороны. Пожалуй, я приму приглашение. У меня как раз небольшенький перерыв перед тем, как начнет заполняться бар. Спасибо. – Мораг развязала фартук и присела за столик.

Хауард налил ей вина в бокал. Женщина стала изучать его лицо. Приятный мужчина, подумала она. Но его так просто не поймешь. Сложная судьба… интересное лицо – эти темные глаза готовы выдать не слишком-то много. Посмотрев в них с холодным интересом, она поставила локти на стол и опустила подбородок на сцепленные руки.

– Так поведайте мне, мистер Хатчер, что же вас сюда привело?

Хауард мягким голосом начал рассказ. Он ответил на ее вопрос той же историей, которую уже сообщил Шиле. Затем он сменил тему, перескакивая с одного на другое, стал говорить о своих пристрастиях и расспрашивать о ее интересах.

Они проболтали полчаса, как вдруг Мораг посмотрела на свои часы и вскочила из-за стола.

– Ох, вы должны меня извинить, мистер Хатчер. Мне нужно заняться другими делами. Я понятия не имела, что уже так много времени. – Она протянула руку, и Хауард тоже поднялся. Она улыбнулась ему. – Спасибо за вино. Я получила удовольствие от нашей беседы.

– И я тоже, миссис Камерон. И притом превеликое.

– Спокойной вам ночи, мистер Хатчер. Надеюсь, что постель покажется вам удобной.

Он взял ее за руку.

– Спокойной ночи, миссис Камерон. Или могу я называть вас просто Мораг?

Тень улыбки все еще продолжала играть на ее лице, но она так ничего и не ответила, повернулась и ушла.

Хауард снова сел и осушил свой стакан. Десятью минутами позже он был наверху в своей комнате и пытался сосредоточиться на книге.

Где-то через час в открытое окно до него стали доноситься звуки из расположенного внизу бара. Постепенно в нем собирались местные жители, чтобы отметить конец еще одной трудовой недели. К девяти часам, как прикинул Хауард, бар должен был быть полон – шум оттуда нарастал и стихать начал только ближе к закрытию. Хауард слышал голоса и шаги мужчин, исчезавших во тьме по дороге. Затем, чуть позднее, донесся звук закрываемого массивного засова на входных дверях. Наконец в половине двенадцатого наступила тишина.

Хауард поднялся с постели и открыл дверь спальни. Выйдя наружу, он бесшумно направился в дальний конец покрытого ковровой дорожкой коридора, где рядом с лестницей находился запасной выход. Дверь была помечена: «СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ». Он толкнул ее и шагнул внутрь. За ней было еще три двери, из-под одной из них струился свет. Где-то через минуту он погас. Хауард тихонько постучал в дверь, свет внутри вновь зажегся, и она открылась.

На пороге, одетая в ночную рубашку, стояла Мораг Камерон, весь ее вид выражал крайнее изумление. В течение нескольких секунд, ничего не говоря, она просто смотрела на Хауарда. Женщина уже собиралась было что-то сказать, но его руки обняли ее стройное тело и притянули к себе. Его губы прильнули к ее губам, и на мгновение она была застигнута врасплох потрясающим ощущением физической близости. Сила и страсть его объятий на какое-то время лишили ее всяких мыслей, и она в течение показавшихся очень долгими секунд безуспешно пыталась подавить неожиданно возникшую собственную страсть. Затем она резко отстранилась и сделала шаг назад, ее глаза горели от негодования. Пощечина прозвучала словно щелчок кнута.

Пораженная, она пристально всмотрелась ему в глаза – Хауард даже не шелохнулся. Ее рука заныла от сильного удара, но мужчина не подал ни малейшего вида, что даже ощутил его. Мораг быстро замахнулась еще для одной пощечины, и… она почувствовала, как его рука обхватила ее запястье. Поначалу она попыталась было освободить кисть, но с нарастающим изумлением обнаружила, что не может ею даже шевельнуть. Он поднес указательный палец свободной руки к своему рту, прося тишины, затем нежно коснулся им ее губ. Медленным ласкающим движением его пальцы пробежались по щеке и скользнули вниз вдоль шеи… задрожав, она закрыла глаза, и он отпустил пойманную кисть. Ее лицо теперь было нежно зажато между двумя ладонями, и она почувствовала, как он снова притянул ее к себе. Мораг обвила руками его шею и прижалась к нему всем телом, размягчаясь, тая, подчиняясь его силе… О Боже, ее еще никогда так не целовали…

Они медленно опустились на ковер, позади них тихо щелкнула закрывшаяся дверь.

Лежа под Хауардом, Мораг ощутила, как изнутри в ней медленно поднимается давно забытое чувство. Тихо застонав, она прижалась к нему еще крепче, утопив кончики пальцев в его спине. Она снова застонала, теперь уже громче, и ладонь Хауарда накрыла ее рот. Его губы коснулись ее уха, затем шеи, на нее стали накатывать и захлестывать непреодолимые волны удовольствия, этого чудесного, сладострастного чувства, которое она не испытывала уже столько лет… она извивалась и беззвучно стонала в его ладонь, дрожа и выгибая спину от острого желания… затем мягко осела, с влажной кожей, расслабленная, как никогда до этого… но он продолжал движения, и она снова стала отзываться – медленно и с приятным удивлением… такого не может быть… слившись воедино, они перевернулись, теперь она была сверху… вздымающиеся волны вновь обрушились на нее, на этот раз еще более сильно, невыносимо приятно… она испытывала чувство, что вот-вот умрет… и снова кончила… О Боже, это было так здорово, так прекрасно… но, Господи, он все еще движется, он что, вообще не собирается останавливаться… не знаю, смогу ли я выдержать это еще раз…

Когда Мораг открыла глаза, то увидела, что он пристально смотрит на ее лицо. Она издала глубокий вздох удовлетворения. Его губы снова коснулись ее губ, на этот раз мягко и нежно, он прижал ее к себе, лаская тело и что-то нашептывая на ухо. Ее глаза сияли от удовлетворения, она опять нашла его губы и глубоко с любовью поцеловала. Он отнес ее к постели и, прежде чем уложить, откинул покрывало. Она протянула к нему руки, и он лег с нею рядом. Через какое-то время, нежно обнявшись, они заговорили, стараясь, чтобы голоса звучали шепотом и не разбудили Шилу в соседней комнате. Мораг почувствовала, что постепенно проваливается в сон, она свернулась калачиком в его объятиях, и последним ее воспоминанием было, как он шепчет, что никогда не видел такого прекрасного лица, как у нее…

В пять утра Эд Хауард тихо поднялся с постели. Ветер утих: снаружи было мирно и покойно. Он поцеловал Мораг в лоб, она вздрогнула и улыбнулась во сне. С минуту он постоял рядом с постелью, разглядывая ее лицо, освещенное бледным светом луны, проникающим из окна. Ее лицо утратило озабоченное выражение и было теперь по-настоящему красивым, словно у молодой девушки. Боже, да она прекрасна…

Выйдя так же бесшумно, как и появился, Хауард направился вдоль по коридору к своей комнате, его мысли находились в непривычном смятении.

 

19

Двадцать девятого ноября исполнилась ровно неделя, как Денард и Харрис находились в Техасе. В своих с виду бесцельных скитаниях по южной части штата их взятый напрокат «крайслер» покрыл почти тысячу миль.

Прилетев в Техас, они обосновались в мотеле на задворках Сан-Антонио, Харрис расстелил на столе в номере крупномасштабную авиационную карту южного Техаса и мексиканского припограничья.

Увидев количество аэродромов, отмеченных на карте, Денард издал стон:

– Го-осподи! Похоже, что взлетные полосы покрывают весь штат! Здесь что, у каждого есть самолет?

– Очень у многих, Энди. Расстояния тут большие, и все очень разбросано. На территории Техаса уместилось бы несколько Соединенных Королевств. Многие люди предпочитают скорее летать, нежели ездить – отсюда так много аэродромов. Думаю, самым правильным будет сделать ставку на южные районы и вести поиски здесь. Для начала давай-ка сосредоточимся на местах, находящихся в пределах досягаемости от мексиканской границы, но не далее ста миль от Сан-Антонио. А там ты продолжишь и подберешь кого-то, кто, с твоей точки зрения, будет того заслуживать.

Часом позже Денард закончил разметку карты, покрыв ее с помощью маркеров разноцветными пятнами. Он подозвал Харриса.

– Смотри, вот этот большой красный круг отмечает расстояние ровно в сто сухопутных миль от международного аэропорта Сан-Антонио. Внутри него есть два международных аэропорта – собственно Сан-Антонио и Остин. Их мы можем отбросить. Далее, есть еще пятнадцать крупных аэропортов с несколькими взлетными полосами и вспомогательными службами для приема больших самолетов. Пять из них – авиабазы ВВС США, и их можно не брать в расчет, остальные десять тоже слишком велики для того, что мы ищем, так что, думаю, их мы тоже можем смело оставить в покое. Наш парнишка, где бы он ни был, работает с площадки несколько меньших размеров.

Теперь перейдем к тем аэродромам, что я пометил желтым. Технически они тоже относятся к крупным, но под эту классификацию автоматически подпадают все аэродромы с твердой взлетно-посадочной полосой длиннее трех тысяч футов. Некоторые из них представляют собой оживленные коммерческие аэропорты, обслуживающие небольшие города, а некоторые являются просто полосами возле ранчо или нефтяных разработок. Все они в той или иной степени способны принимать реактивные самолеты: никаких проблем с «лирджетами» и им подобными. Более крупные машины тоже могут легко на них садиться, но делают они это или нет – зависит от полетного обеспечения. Не будешь же ты в самом деле сажать что-то вроде 727-го на поле, где навигационное оборудование сводится к чулку на шесте, а единственным противопожарным средством является ведро с водой. Некоторые имеют хорошее оборудование для обеспечения полетов пассажирских машин среднего размера, а некоторые из них – просто взлетно-посадочные полосы. Внутри нашего стомильного круга под эту категорию подпадает шестьдесят один аэродром.

И наконец, мы имеем категорию аэродромов, представляющую, пожалуй, наибольший интерес – взлетно-посадочные площадки небольших размеров. Ни одна из них не годится для больших самолетов: либо там грунтовое покрытие, либо, если даже полоса и бетонная, она короче трех тысяч футов. Многие из них являются частными, но некоторые используются авиаклубами, сельскохозяйственной авиацией для мелких грузовых перевозок и тому подобных дел. Некоторые указаны как заброшенные, но это вовсе не значит, что так оно и есть. Здесь у нас поистине широкий выбор – таких аэродромов целых двести сорок семь, и все они не далее ста миль отсюда.

– На то, чтобы проверить такое количество, уйдет уйма времени, – нахмурился Харрис. – Нельзя ли как-то хоть чуть-чуть сузить круг поисков?

– Можно, – ответил Денард. – Я предлагаю отсечь кое-какие специфические районы. Взгляни вот сюда на карту. Вот эти районы, обведенные синим, являются зонами полетов военной авиации. Большинство из них обозначено названиями авиабаз ВВС США, которые ими пользуются, такие, как Рэндолф здесь, в Сан-Антонио, и Рэндолф-вспомогательная – дальше к востоку. Западнее расположена база Лафпин, сама она вне нашего круга, но зона полетов с нее находится внутри него. Это не значит, что там вообще запрещено летать, но все полеты в зоне контролируются и подчиняются некоторым ограничениям – незначительным или строгим – в зависимости от того, как она используется военными. Думаю, нам не стоит усложнять себе жизнь поисками в этих районах. Так мы отсечем изрядную часть круга на востоке, юге и западе. Давай-ка начнем сверху, с севера.

– О'кей, – согласился Харрис, – первый осмотр начнем завтра. – Он широко зевнул. – Ты соображаешь, что в Англии сейчас четыре часа утра? Я собираюсь немного соснуть.

В течение последующих шести дней они посетили десятки аэродромов. Некоторые поразили их своими размерами и сложностью, остальные оказались почти полностью пустынными. Харрис взял шесть уроков по пилотажу у шести разных инструкторов, Денард заказал три получасовых чартерных рейса на легких самолетах, а два туристических полета они осуществили вместе. Однако, переговорив после этого с соответствующими владельцами самолетов или пилотами, они каждый раз оставались ни с чем. И хотя трое пилотов из тех, кто им повстречался, похоже, и проявили достаточный интерес к работе, остальные были явно удовлетворены своим положением. Харрис с Денардом вынуждены были признать, что и та более обещающая троица им не подходит: двое были ростом выше шести футов, а третьему было под шестьдесят.

– Правду говорят об этом штате, – простонал Денард, когда они отъехали от аэродрома, в очередной раз вытащив пустой номер. – С тех пор как мы здесь, я не видел ни одной задницы моих размеров.

– У нас полно времени, – успокоил его Харрис. – Должен же здесь найтись кто-то пониже, кому хочется получить сотню тысяч баксов задарма. Конечно, было бы проще, если бы ты не был таким хилозадым – у нас был бы более широкий выбор.

После полудня в пятницу, двадцать девятого, они прибыли на аэродром в Лос-Морелос, в тридцати милях к северо-востоку от Остина. Огромные рекламные щиты у выхода на летное поле перечисляли услуги, предлагаемые множеством подрядчиков: чартерные рейсы, уроки пилотажа, обзорные полеты над реками Льяно и Колорадо, услуги по перевозке грузов, авиатакси – список был впечатляющим.

– Выглядит обещающе, – пробормотал Харрис.

– Ты это говоришь, наверно, уже в двадцатый раз.

Харрис подрулил к зданию центра управления полетами и поставил «крайслер» на стоянку. Оба мужчины выбрались из машины и вошли внутрь помещения. Кроме диспетчера за стойкой и человека, который, развалившись в кресле, попивал кофе из пластикового стакана, там никого не было.

Харрис приблизился к стойке.

– Мы тут видели объявление, предлагающее полет над Колорадо. Это что, над Гранд-Каньоном?

Диспетчер оказался вежливым и был рад помочь:

– Нет, сэр, это другая река. Та Колорадо, что течет по Гранд-Каньону, находится в Аризоне. Но тут тоже очень красиво. Советую вам взглянуть.

– Хорошо, – согласился Харрис. – Договариваться нужно загодя или найдется самолет, который сможет взять нас прямо сейчас?

– Вам нужен Дан Вудз или его партнер – Джин Баркус. Полеты над реками – их епархия. Сейчас они оба в воздухе с экскурсантами, вернутся минут через двадцать. Через час у Дана еще один заказ от двух человек, так что места хватит для вас обоих.

Харрис посмотрел на свои часы и передернул плечами при мысли о лишнем времени, которое придется потратить на ожидание. Денард поймал его взгляд с выражением «почему бы и нет?», и Харрис снова обернулся к диспетчеру. Они могли провести время, наблюдая, кто тут еще появится, – очевидно, что среди этих людей будут и пилоты. Он уже было собирался что-то сказать, как вдруг позади них раздался неторопливый голос:

– Вам наверняка будет лучше всего спросить Рея Салливана. – Они повернулись и посмотрели на человека в кресле, который отставил стаканчик с кофе и не спеша поднялся на ноги. – Его контора вон там, сзади. Я вас провожу. Это недалеко. Все равно мне нужно туда сходить.

Харрис с Денардом переглянулись, и Харрис произнес:

– О'кей.

Мужчина вывел их из здания центра, оставив диспетчера осуждающе хмуриться.

– А чем занимается этот парень, Салливан? – поинтересовался Денард, когда они вышли за порог.

В четверти мили от них расположился старый сборный ангар из гофрированного железа, а снаружи, рядом с ним, стояла двухмоторная «чессна». Красно-белая надпись крупными буквами на стене ангара гласила: «ЧАРТЕРНЫЕ АВИАРЕЙСЫ РЕЯ САЛЛИВАНА, ИНКОРПОРЕЙТЕД».

– О, да практически всем, что только взбредет в голову. Ансамбль из одного человека, который рад подработать. Хороший пилот. Все материально-техническое обеспечение тоже осуществляет сам. Самолет старенький, но летает просто отлично.

Харрис и Денард снова переглянулись, продолжая следовать за своим провожатым. Они подошли к ангару, и мужчина без стука открыл маленькую боковую дверь. В углу помещения находился небольшой стол с телефоном и грудой бумаг, остальная его часть была забита оборудованием. Место выглядело захламленным, и видно там никого не было.

Провожатый повернулся в их сторону и снял шляпу:

– Ну, что ж, я вас приветствую, ребята! Мило, что заглянули. Рей Салливан к вашим услугам, – ухмыльнулся он. – Извините за спектакль, но я не мог не воспользоваться случаем подработать.

Харрис в который раз посмотрел на Денарда, и по его лицу стала медленно расплываться улыбка.

Через девяносто минут они выкарабкались из «чессны», и, пока Салливан закреплял самолет на ночь, у них состоялся краткий разговор.

– Ну и что ты о нем думаешь? – спросил Харрис. – Как ты оцениваешь его летные способности?

– Вполне-вполне. И я узнавал по поводу его лицензии пилота. Она не просрочена и вполне годится для коммерческих полетов. Да и опыт у него богатый.

– Думаю, он нам подойдет, – объявил Харрис, и глаза его довольно вспыхнули. – Похоже, ему не занимать спокойствия и невозмутимости, и он уже признавался, что найдет, куда потратить лишние бабки. Давай с ним поговорим.

– Мел, этот пройдоха все же на пару дюймов выше меня ростом. Признаю, что кое-какое портретное сходство у нас есть, только я светловолос, а у него волосы темные, и он носит усы…

– Вот что я тебе скажу, приятель, – поспешил перебить его Харрис. – Давай-ка пригласим парня выпить пива и там с ним поговорим. Мы можем проверить повнимательней его лицензию, чтобы убедиться, что он не блефует, и, если все будет в порядке, предложим ему кое-какую работу. Если он согласится, то завтра отправимся по магазинам. Я куплю тебе красивые ковбойские сапоги на высоких каблуках, десятигаллоновую шляпу и краску для волос. Ну, а ты можешь начинать отращивать усы. Ладно?

Позже вечером довольный Рей Салливан, неожиданно разбогатев на десять тысяч долларов наличными, махал рукой вслед «крайслеру», отъехавшему от бара на задворках городка Гранит-Шолс. Только что два его новых друга – мистер Хоскинс и мистер Дакман – распланировали его будущее. Какое-то время он, как и прежде, будет обитать в Лос-Морелосе, никоим образом не привлекая к себе внимания слишком крупными тратами денег. Затем, после Рождества, он начнет сворачивать свое дело и продаст единственную собственность – «чессну». В середине марта он уедет из этой местности и временно снимет жилье близ Пасадены или Хьюстона. Оттуда он позвонит мистеру Дакману, и ему назовут дату в конце марта или в начале апреля, когда он должен будет прилететь в Лондон, в Англию. Через месяц после этого он будет свободен и сможет отправиться, куда ему заблагорассудится. На Дальний Восток, может быть…

 

20

Облачившись в походную одежду, Хауард не спеша позавтракал. Мораг нигде не появлялась. Прихватив «пакетик» с провизией, собранный для него Шилой Камерон, он отправился на машине в Глен-Карвейг-Лодж. Хауард без труда нашел нужный поворот с шоссе и по щебенчатой дороге доехал вверх до самой сторожки. Вокруг никого не было. Поставив машину на стоянку, он переобулся в туристские башмаки и направился вверх по долине, взяв с собой карту и бинокль.

Дорога постепенно повышалась, следуя извивам реки Карвейг. Через милю древние леса из шотландской сосны стали уступать место растущим более редко березам, затем и те как-то сразу сошли на нет, оставив лишь отдельные рябины на склонах и разбросанные вдоль берегов дубы и сосны. Река поднялась из-за недавних дождей, а ручьи, сбегавшие к ней с обеих сторон, белесо выделялись на фоне блеклых зелено-коричневых трав, мшаника и вереска и серо-черных обнаженных скал. Картина была неподвластна времени: величественные горы с округлыми вершинами, которые поднимались на две с половиной тысячи футов, были столь же стары, как мир.

По склонам паслись несколько небольших стад оленей, и Хауард то и дело останавливался, чтобы посмотреть в бинокль. В конце года, как сейчас, никто из них уже не отваживался забираться слишком высоко. С наступлением холодов и исчезновением мух и мошкары, которые загоняли оленей к вершинам летом, животные постепенно спускались вниз, к зимним пастбищам, расположенным у подножия гор и вдоль речных берегов. Хауард видел, как олени с любопытством изучают человека: их зоркие глаза замечали его еще за милю с лишним – задолго до того, как он обнаруживал их сам. Ни одно из животных не проявляло особой тревоги в связи с его присутствием, хотя одно из стад ускакало прочь, как только он приблизился к нему на полмили. Перемещаясь вверх и от него без особых усилий и видимой поспешности, оно вскоре исчезло из виду.

На то, чтобы достичь стойла в конце долины, где обрывалась дорога, у Хауарда ушло чуть меньше двух часов ходьбы быстрым широким шагом. Здесь же был огороженный загон, где во время охотничьего сезона содержались пони; само стойло было сложено из камня и покрыто ветхой проржавевшей крышей. Чтобы ее не снесло порывом ветра, сверху были переброшены куски толстой проволоки с тяжеленными обломками гранита на концах. Дождь шел теперь уже не переставая, и потихоньку стал опускаться туман. Хауард зашел внутрь стойла, чтобы перекусить сандвичами с мясом. Глядя наружу через неприкрытую дверь, он отметил, что многие сочли бы картину гнетущей: непроходящий дождь, низвергающийся на пустынные горы и долы. Однако Хауард, приятно расслабившись после ходьбы, находил ее восхитительной.

Настойчивый стук в спальню постепенно проникал в сознание Мораг. Она стала потихоньку просыпаться и сладко потянулась. Стук раздался снова.

– Мам? С тобой все в порядке? Уже пол-одиннадцатого. Мам?

Мораг вздрогнула и окончательно проснулась. Взглянув на часы на тумбочке возле постели, она попыталась сесть и обнаружила, что едва может пошевелиться. «Боже, как мне благо», – подумала она, и на ее лице отразилась довольная улыбка.

– Да, все хорошо, родная, – откликнулась она сонным голосом. – Просто я немного разоспалась. Переутомилась, видно. Через полчаса буду внизу.

– Ладно. – Голос Шилы звучал немного неуверенно.

Она подумала, что это непохоже на ее мать. Обычно та вставала с петухами и никогда не была соней. Что ж, маме это только на пользу, решила она, и спустилась по лестнице.

Мораг слышала удаляющиеся шаги дочери. Она хихикнула. «Если бы она только знала… – подумала она и снова потянулась. – О Боже, как чертовски прекрасно я себя чувствую. Что за потрясающий мужчина…»

Через несколько минут она заставила себя выбраться из постели и поначалу едва удержалась на ногах. Затем силы стали постепенно возвращаться, с мечтательным видом она прошлепала в ванную и включила горячую воду. Потом посмотрела в зеркало на свое лицо. Ее потрясла собственная улыбка. «О Боже, да на нем все написано! Я выгляжу… – Впервые за много лет она оценила себя. – Неплохо. Совсем неплохо. Особенно сегодня утром…» Мораг с наслаждением залезла в горячую воду и легла – удовлетворенная и полностью расслабленная. Казалось, ее тело источает свет.

Двадцатью минутами позже она была готова. Надев пуловер со свободным высоким воротником, который скрыл следы от поцелуев на шее, Мораг спустилась по лестнице в кухню.

Шила бросила на нее странный взгляд.

– Мам, ты проспала, на тебя это непохоже. Но, я думаю, тебе это пошло на пользу. Ты выглядишь очень отдохнувшей.

Мораг отвернулась, чтобы скрыть улыбку, и стала с нарочито озабоченным видом перекладывать в холодильник доставленные утром продукты.

– Полагаю, Шила, мне это было необходимо. – «О Господи, как же это было мне необходимо, – подавляя смешок, подумала она про себя. – Если бы девонька только знала, но нет, ей знать об этом не нужно». – А теперь за дело: в баре ждут посетители. Давай-ка за ними поухаживаем. Кстати, о посетителях, – добавила она небрежно, – где у нас мистер Хатчер сегодня?

– Ох, он сказал, что отправился вверх, в горную долину. Обещал быть попозже вечером.

– Ну и хорошо, – мягко промолвила Мораг с отсутствующим видом.

Шила взглянула на нее с любопытством. Похоже, ее мать находилась в несвойственном ей расслабленном состоянии: обычно она была такой резкой и деловитой. Девушка решилась задать вопрос – в конце концов, что она теряет?

– Мам? – начала она вполголоса. – Как ты думаешь, я могла бы завтра днем отлучиться? – За спиной она плотно сжимала скрещенные пальцы. «Мамочка, скажи, пожалуйста, да, – беззвучно молилась она. – Ну, пожалуйста!»

– Хорошо, дорогая, – рассеянно ответила Мораг, – не вижу, почему бы и нет. Да, – повторила она, выходя из кухни, – я уверена, тебе это пойдет на пользу.

Шила изумленно смотрела в удаляющуюся спину матери. Все оказалось так просто. Она сказала «да» – только-то и всего. Она даже не спросила, куда собирается дочь, хотя обычно бывала такой строгой и дотошной. С приподнятыми от удивления бровями девушка последовала за матерью в бар.

Двумя минутами позже, во время паузы между приготовлением напитков, Мораг улыбнулась дочери и как бы невзначай все же спросила:

– Дорогая, а с кем ты завтра встречаешься?

– Ну, с утра я звонила Дэнни по какому-то делу, и он спросил меня, не хотела ли бы я с ним прогуляться. Я надеюсь, ты не против? Просто прогуляться.

«Пожалуйста, не передумай, мамочка, пожалуйста… Я так долго дожидалась дня, когда он меня об этом спросит».

– Дэнни Макдоналд? – улыбаясь, переспросила Мораг. – Он приятный молодой человек. Н-да, он достаточно приятный. Все в порядке, дорогая.

– Ох, мамуля, спасибо! – воскликнула Шила и, обвив мать руками, тесно прижалась к ней. – Спасибо!

Хауард прикрыл дверь стойла и отправился обратно вниз, к своей машине. Дождь все не переставал, и вскоре он вымок до нитки. Обычно он терпеть не мог мокрую одежду, но сейчас она, похоже, ему не досаждала. Мысли Хауарда были очень далеко, пока он шагал по дороге, спускавшейся вдоль горной долины. Достигнув ее нижней части, он уже мог видеть сторожку.

На двадцатимильную прогулку ушло четыре часа, включая привал, чтобы съесть сандвичи. Он глубоко наслаждался впечатлениями и вполне мог понять ту магнетическую притягательность, которую оказывало дикое и пустынное величие горной долины на людей вроде Макдоналда.

Дойдя до сторожки, Хауард достал из машины сумку с сухой одеждой и переоделся, укрывшись под примыкающим к строению навесом для заготовки дров.

Из-за стоящего невдалеке сарая появился человек – относительно невысокий коренастый мужчина лет под пятьдесят с широким добродушным лицом. Это был Дункан Макрей – старший егерь. Хауард представился как Эдуин Хатчер и объяснил свое присутствие, упомянув, в каком он восторге от прогулки, и выразив надежду, что никому не досадил этим. Макрей был радушен и обходителен и пригласил Хауарда к себе в коттедж на чашку чая. Хауард с удовольствием принял приглашение, и мужчины с полчаса проговорили о Шотландии в общем и об охоте в частности. В итоге Хауард извинился и покинул Макрея, рассыпаясь в благодарностях за гостеприимство хозяина.

Вернувшись в Эскорт, он отправился по шоссе обратно в Карвейг. Хауард проехал через поселок, миновал постоялый двор и выехал на главную дорогу между Спин-Бриджем и Форт-Уильямом. Приехав в Форт-Уильям незадолго до двух часов, он оставил машину на автовокзале, а сам решил пройтись по городу.

В рекламной части гостиничной телефонной книги указывались четыре спортивных магазина: сегодня утром он переписал адреса, мысленно исключив один из них, так как тот находился напротив автовокзала и не совсем на Хай-стрит. Хауард пересек шоссе, миновал «Александр-отель» и вышел на собственно Хай-стрит. На витрине первого по списку магазина демонстрировались кроссовки, спортивные костюмы, скейтборды и виндсерферы. За окном он мог видеть молодого человека и девушку, занимавшихся парой посетителей-подростков. Худощавому юноше было едва двадцать, его волосы были коротко острижены на затылке и по бокам, но спадали на лоб и глаза. Хауард направился по следующему адресу.

Второй магазин находился в двухстах ярдах дальше по той же улице, его витрина была напичкана туристским снаряжением: сапоги, непромокаемая одежда, альпинистские принадлежности, рыболовные снасти, костыли, факелы, складные ножи, рюкзаки и палатки. Сокровищница для любителя свежего воздуха, подумал Хауард. Он двинулся к третьему магазину, оказавшемуся на поверку маленьким и исключительно для рыболовов. Стекло входной двери, как и заднее стекло решительно невпечатляющей витрины, было закрашено, так что заглянуть внутрь никто не мог, поэтому Хауард толкнул дверь и вошел в магазин. В ответ на просьбу Хауарда довольно угрюмый и необщительный мужчина лет шестидесяти показал ему подборку искусственных мушек для ловли форели. Хауард купил две штуки и вышел.

Забрав свою машину, он вернулся ко второму магазину, остановившись в пятидесяти ярдах от него лицом к востоку, в сторону Спин-Бриджа, и приготовился ждать. Около половины пятого к магазину подкатил «вольво» повышенной проходимости. Водитель вышел из машины и исчез внутри магазина. Минут через пять он появился снова, за ним следовал подходивший под описание мужчина моложе тридцати лет, который нес коробки с охотничьими патронами двенадцатого калибра, по двести пятьдесят патронов в каждой. Он погрузил их в машину покупателя и, помахав вслед, вернулся в магазин. В пять часов мужчина вышел и запер за собой дверь на замок. Он прошел несколько ярдов по улице до бокового переулка, сел в голубую «тойоту-пикап» и двинулся с места.

Хауард последовал за «тойотой» в сторону Спин-Бриджа, стараясь держаться как можно ближе к ней. В четырех милях от Форт-Уильяма «тойота» просигналила правый поворот и свернула на подъездную дорогу. Хауард притормозил, чтобы дать пикапу возможность повернуть, а когда проезжал мимо, фары «тойоты» ненадолго выхватили из темноты указатель с названием коттеджа. Хауард проехал по шоссе еще полмили, затем развернулся и направился обратно в Форт-Уильям. Он остановился возле бензоколонки при въезде в город и прошел через дворик к телефонной будке. В местной телефонной книге фамилия «Макдоналд Д.» стояла против ста восьмидесяти трех номеров; пятнадцать из них были номерами в Форт-Уильяме. Хауард быстро нашел тот, где адрес указывался как «Гленсайд-коттедж». Он снял трубку и набрал номер.

 

21

Хауард хлопнул дверью телефонной будки и направил «эскорт» обратно в сторону Спин-Бриджа. Десятью минутами позже он свернул к коттеджу Макдоналда, вылез из машины и прошел по короткой дороге, покрытой щебнем, к парадному входу.

Открывший дверь светловолосый мужчина, несмотря на толстый свитер и вельветовые штаны, скрывающие атлетическую фигуру, полностью соответствовал представлениям Хауарда о том, каким должен быть профессиональный охотник на оленей. Его пристальный взгляд встретился со взглядом Хауарда, и мужчины испытующе осмотрели друг друга. Хауарда поразила прозрачность серо-голубых глаз – возникало ощущение, что в них можно смотреть насквозь.

– Мистер Макдоналд? Я – Питер Ханбури. Это я вам звонил. Вы любезны, что встретились со мной.

– Дэнни Макдоналд. Очень приятно. Проходите, мистер Ханбури. – Они пожали друг другу руки, и Дэнни провел гостя в маленькую гостиную. – Присаживайтесь. Вам принести чашку чая?

– Вы будете очень любезны. – Хауард с любопытством осмотрел комнату, когда Макдоналд исчез на кухне.

Обстановка гостиной была незатейливой. Вдоль одной из стен, под окном, протянулся огромный верстак, почти полностью занятый инструментами, банками, бутылками и разрозненными запчастями. Никаких признаков женского присутствия, подумал Хауард. По крайней мере, пока. В стороне от верстака расположились два кресла, пустой столик, телевизор и старый радиотранслятор. В камине дымил уголь. Было ясно, что его только что разожгли – в комнате было холодно. На стенах висели увеличенные фотографии горных пейзажей, в которых Хауард узнал окрестности Глен-Карвейга. Единственный штрих, говоривший о хозяине, заключался в двух забранных в рамки черно-белых фотографиях на каминной полке. На одной из них были мужчина и женщина лет за тридцать и два маленьких мальчика лет шести и восьми, на другой – высоко в горах над долиной те же мальчики, но уже в подростковом возрасте, со счастливым видом улыбались в камеру.

В дверях появился Макдоналд, держа в каждой руке по кружке с чаем.

– Располагайтесь, мистер Ханбури. Пожалуйста, присаживайтесь.

Хауард взял предложенную ему кружку и уселся в кресло.

– Ну что ж, мистер Макдоналд, – начал он. – Как я уже сказал вам по телефону, иногда я сотрудничаю с американским журналом, который читается широкими кругами охотников и любителей оружия в Штатах. В основном я поставляю рассказы и забавные истории о стрельбе, охоте, больших облавах и тому подобном. Похоже, они пользуются успехом. Как бы то ни было, до меня дошли слухи о замечательном выстреле, который вы сделали в этом году, и подумал, что материал может послужить основой для статьи. Я готов заплатить пятьдесят фунтов за то, что вы мне расскажете.

Пока Хауард говорил, Макдоналд оставался невозмутимым, но когда тот закончил, он согласно кивнул:

– Что ж, не вижу в этом ничего плохого. Что конкретно вам хотелось бы узнать?

– Я говорил с Полковником, и он рассказал мне о самой охоте. – Хауард лгал. Он никогда не встречался с Полковником и не был с ним знаком – он беседовал только со Стоунером. – Поэтому, может быть, вы просто поделитесь со мной, как вам удалось сделать этот выстрел. Должен сказать, в его устах это звучало как что-то невероятное, хотя он и не похож на человека, склонного к преувеличениям. Он был искренне потрясен.

– Полковник – приятный джентльмен, – произнес Макдоналд, – да и сам он опытный стрелок. Ему просто чуть-чуть не повезло. Бык шевельнулся, как раз когда он изготовился к стрельбе, пуля прошла чуть сзади, мимо легких, и угодила в брюхо. Животное ускакало с остальными оленями, и не было никакой возможности подстрелить его, пока оно не оказалось в пятистах ярдах от нас.

– Но почему вы все-таки стреляли с такого расстояния, да еще когда бык продолжал двигаться? – Сидя в кресле, Хауард наклонился вперед и пристально взглянул на Макдоналда.

– Вопрос вполне резонный, мистер Ханбури, – ответил егерь, – но я был достаточно уверен в себе. Стрелять было не так уж и нужно, поскольку животное быстро почувствовало бы себя очень плохо и через короткое время залегло. Но мы смогли бы добраться до него лишь через час, а то и больше, а я не люблю смотреть, как животное страдает без надобности. Попасть в цель было гораздо легче, чем кажется. Этому способствовало несколько обстоятельств. Прежде всего – почти полное отсутствие ветра, а тот, что был, дул нам прямо в лицо. Например, при боковом ветре пять узлов на таком расстоянии до цели мне пришлось бы сделать на него поправку на целый фут. – Макдоналд сделал паузу, оценивая реакцию собеседника. Хауард понимающе кивал, и егерь продолжил: – Во-вторых, не составляло труда определить скорость животного. Олень двигался со скоростью миль семь-восемь в час, а это значит, что, учитывая крутизну склона, его вертикальная скорость была четыре фута в секунду. Пуля пролетает пятьсот ярдов чуть меньше, чем за три четверти секунды, поэтому, чтобы попасть в цель, упреждение должно было быть три фута.

Хауард по-прежнему кивал, и Макдоналд продолжил:

– Затем само расстояние. Обладая опытом, его можно определить достаточно точно, но при оценке на таком расстоянии ошибка плюс-минус пятьдесят ярдов даст отклонение пули по вертикали в целый фут, а то и более. В обычных условиях, если только вам не известна точная цифра, с такой дистанции не может быть уверенности даже в попадании в животное, не говоря уже о том, чтобы застрелить его наверняка.

– Ну и? – поинтересовался Хауард. – Почему вы были так уверены, что вам это удастся?

– Все предельно просто, – ответил Макдоналд. – Животное убегало прямо от нас вверх по склону и подставило свою спину почти целиком. Выстрел в любое место от начала шеи и приблизительно до восьмого позвонка – около одной трети спины – был бы смертельным. Вы понимаете, к чему я клоню? Вертикальное отклонение пули из-за небольшой ошибки при оценке расстояния не было принципиальным. Цель была узкой, но почти трех футов в высоту. Пуля 0,275 калибра, которую я использовал, из винтовки, пристрелянной на двести ярдов, опустится на таком расстоянии на пятьдесят дюймов ниже точки прицеливания – скажем, на четыре фута. Добавьте три фута упреждения на продолжающееся движение оленя, и все, что мне осталось сделать, так это прицелиться в точку в семи футах перед центром мишени. Вот я и прицелился пятью футами выше его головы. Как показало дальнейшее, мои расчеты оказалось верны: пуля угодила в основание шеи, как раз над плечом. Да, выстрел был хорош, но не настолько уж проблематичен. По крайней мере теоретически, – добавил он. – На практике все обстоит совсем по-другому.

Хауард был озадачен.

– Что вы имеете в виду?

– Теория – это все очень здорово, – пояснил Макдоналд, – но вы вряд ли имели бы возможность усесться на склоне с карманным калькулятором и все это рассчитать. Конечно, полезно держать в голове цифры и факты, чтобы знать что к чему. Но спросите любого опытного стрелка, который должен принять моментальное решение о поправках на ветер, расстояние или движение цели, и он ответит, что все дело почти полностью заключается в инстинкте. Либо он у вас есть, либо нет. Если бы Полковник спросил меня в тот момент, на сколько выше головы животного я целюсь, я не смог бы ему ответить. Все это я рассчитал уже позже.

– И все же вы были вполне уверены в себе?

Макдоналд кивнул.

– Ну да, был. – На мгновение он замолчал, разглядывая Хауарда. – Как бы то ни было, но, что касается самого выстрела, – это все. Если только вам что-нибудь не совсем ясно.

Хауард ликовал. Егерь продемонстрировал, что, вне всяких сомнений, обладает и опытом и знаниями.

– Нет, мистер Макдоналд, вы объяснили все очень доступно. Я все хорошо понял.

– Я так и думал, мистер Ханбури. – Глаза Макдоналда сузились, он тоже наклонился вперед и испытующе посмотрел в лицо Хауарду. – Поэтому теперь вы мне, может быть, скажете, зачем вы здесь находитесь на самом деле? Из вас такой же журналист, как и из меня. Вы не назвали вашего американского журнала, вы не делали никаких пометок, пока я говорил, и оказалось, кроме техники стрельбы, вас больше ничто не интересует. Хороший рассказ – это немного больше, чем технические подробности, вам об этом скажет любой журналист. Сегодня вечером вы преследовали меня на машине, потом вы вернулись в город, чтобы, позвонив мне, приехать сюда снова. Некто, похожий по описанию на вас, остановился в гостинице в Карвейге и задавал вопросы обо мне и моем окружении. Думаю, мистер Ханбури – или мистер Хатчер, или как вас там еще зовут, – вам лучше объясниться.

Пока Макдоналд говорил, Хауард изо всех сил старался оставаться невозмутимым, но больше сдерживаться он уже не мог. На его лице расплылась широченная улыбка.

 

22

Назвав свое настоящее имя, Хауард сообщил Макдоналду, что хочет сделать тому интересное предложение. Он извинился за свою уловку, и Макдоналд согласно кивнул. Но прежде чем что-либо объяснять, сказал Хауард, он хотел бы установить, осуществимо ли оно в принципе.

Макдоналд был слегка озадачен и заинтригован, но при этом утратил часть своей первоначальной осторожности.

– Значит так, мистер Хауард, отныне, чтобы все было честно. Вы спрашиваете меня, возможно ли теоретически поразить цель диаметром шесть дюймов с расстояния приблизительно тысяча двести ярдов. Так?

– Все верно.

– Отлично. Ну что ж, ответ будет таков: теоретически это возможно. Высококлассная дальнобойная снайперская винтовка с оптическим прицелом и правильно пристрелянная на необходимое расстояние теоретически способна обеспечить разброс менее чем в половину дуговой минуты. Это означает, что на расстоянии ста ярдов ошибка составит меньше чем полдюйма. На расстоянии тысячи двухсот ярдов ошибка будет в двенадцать раз больше, так что серия выстрелов останется внутри круга диаметром шесть дюймов. Но на практике все не так просто. Возьмем хотя бы наиболее очевидное – предполагается, что со стороны самого стрелка ошибок при этом не будет вообще. Никаких дерганий, точное прицеливание, каменное спокойствие. А помимо этого существует еще масса самых разных вещей, которые необходимо будет принять во внимание.

– Например?

– Что ж, для начала предположим, что вы используете крупнокалиберную пулю с очень высокой начальной скоростью и очень высокой устойчивостью. Это значит, что она будет гораздо больше и быстрее стандартной натовской пули калибра 7,62 миллиметра. Как ни крути, вы будете просто вынуждены это сделать. Скорость стандартной натовской пули становится дозвуковой приблизительно через девятьсот ярдов – после этого она летит медленнее звука. Вам, наверно, знакомы проблемы, с которыми столкнулись пилоты при переходе через звуковой барьер, – их самолеты становились неустойчивыми как раз в момент перехода. То же самое и с пулей. Она становится неустойчивой, и точность стрельбы нарушается. Поэтому для стрельбы с таких расстояний вам понадобится очень мощный патрон, пуля которого и через тысячу двести ярдов продолжала бы лететь со сверхзвуковой скоростью.

Но существуют и другие факторы, которые нужно принимать во внимание. Наименее значимые из них – влажность, температура и атмосферное давление. Начав с первого, можно сказать, что на изменения во влажности практически не стоит обращать внимания. Даже очень большие колебания влажности приводят к разбросу менее дюйма. Разница настолько мала, что ею можно почти пренебречь.

А вот температура воздуха имеет гораздо большее значение. Разница всего лишь в один градус Цельсия при стрельбе на тысячу двести ярдов приведет к отклонению пули на целый дюйм. Таким образом, например, если стрелять утром и в полдень, когда разница температур может меняться на десять градусов и более, пуля отклонится на десять дюймов, что превысит размеры шестидюймовой мишени.

– Так много? Я и понятия не имел.

– Боюсь, что так. И я говорю об очень мощном оружии. У пули калибра 7,62 миллиметра, движущейся медленнее и меньших размеров, отклонение будет гораздо большим.

– Черт возьми, я знал, что это влияет на точность, но чтобы до такой степени… – Хауард задумчиво потер подбородок.

Он уже начинал жалеть, что не принял предложения Стоунера и не съездил в Бизли посмотреть, как стреляют снайперы.

– К несчастью, это только начало, – продолжил Макдоналд. – Перейдем к атмосферному давлению. Оно зависит как от погоды, так и от высоты. Как вы понимаете, эти параметры взаимосвязаны. Чем больше высота, тем меньше давление – на этом принципе основана работа большинства альтиметров. С высотой все просто – ее можно узнать по карте и вычислить влияние по таблице. Грубо говоря, разница в высоте на сто футов, или в два миллибара атмосферного давления, при стрельбе с расстояния в тысячу двести ярдов вызовет отклонение точки попадания пули на один дюйм. Колебания давления из-за погодных условий часто достигают тридцати миллибар и больше, и нужно иметь хорошую карту, чтобы определить высоту с точностью до ста футов. Чем больше высота, тем меньше давление и разреженнее атмосфера, отсюда сопротивление воздуха становится меньше, и пуля не так быстро теряет скорость. Таким образом, сила тяжести окажет на пулю меньшее влияние, и та поразит цель выше, чем это произошло бы при меньшем барометрическом давлении и меньшей высоте. Вы успеваете следить за тем, что я говорю?

– Да, пожалуй. – Хауард был потрясен.

Ему стало очевидно, что Макдоналд не только прекрасно разбирается в предмете, но и помнит все данные и цифры наизусть.

– Отлично. Таким образом, теоретически, если винтовка была пристреляна холодным днем, скажем, при температуре десять градусов Цельсия на стрельбище в южной части Англии, где высота над уровнем моря триста футов, вы не можете ожидать, что она поведет себя точно так же и здесь, в горах, в теплый день. При стрельбе с тысячи двухсот ярдов на высоте тысяча пятьсот футов и температуре двадцать градусов пуля уйдет где-то на два-три фута выше вашей шестидюймовой цели, то есть – в молоко. Конечно, при стрельбе на меньшие расстояния и поправки на эти факторы гораздо меньше, а ближе трехсот ярдов в любых обстоятельствах ими всеми можно пренебречь. Но даже в этом случае я говорю о специально разработанной снайперской пуле с исключительно высокой начальной скоростью. С натовским оружием промахи были бы много больше. Теперь-то вы начинаете понимать, как легко промахнуться мимо шестидюймовой цели?

– Да, начинаю. – Хауард ощутил легкое беспокойство. Вопрос оказался гораздо сложнее, чем он ожидал.

– Но это еще не все, – произнес Макдоналд. – Вы слышали что-нибудь об эффекте Магнуса?

– Нет. Это что-то связанное с вращением Земли?

Макдоналд рассмеялся.

– Нет. К счастью, в отношении легкого оружия об этом беспокоиться не надо. Эффект Магнуса имеет отношение к вращению пули. Нарезка в стволе винтовки придает пуле вращение, которое обеспечивает ее устойчивость в полете. Обычно вращение правостороннее – другими словами, по часовой стрелке. В этом случае пуля стремится уйти вправо. К счастью, отклонение на определенном расстоянии является постоянным и вполне предсказуемым. Для тех пуль, о которых я веду речь, девиация из-за эффекта Магнуса на расстоянии тысяча двести ярдов составит около двух угловых минут. Это будет двадцать четыре дюйма – только-то и всего. Так что для компенсации вам придется целиться двумя футами левее.

– Я и понятия об этом не имел, – нахмурившись, признался Хауард. – А как насчет выстрела сверху вниз?

– Тут разница много меньше, чем вам казалось бы, – ответил Макдоналд. – О каком перепаде высот идет речь?

– Ну, скажем так, исходный рубеж выше на двести футов. Довольно-таки намного, не так ли?

– Согласен, с виду – намного. Но не для таких расстояний, как наше. Это не очень трудно подсчитать. Сейчас посмотрим… – Макдоналд на мгновение задумался, затем кивнул. – Верно. Это составит угол градуса два-три. Результат будет таков, что через тысячу двести ярдов пуля уйдет вверх дюймов на шесть. Я мог бы вычислить это точно, но разница будет не настолько велика, как могло бы показаться.

– И то легче, – пробормотал Хауард.

– Погодите радоваться, – прервал его Макдоналд, – дальше будет хуже. Есть еще два фактора, и оба много важней остальных. Из-за них происходят огромные отклонения, и именно они по-настоящему имеют значение. Я упоминал их, рассказывая о выстреле в оленя. Расстояние и ветер. Достаточно лишь слегка напутать хотя бы с одним из них, и все пойдет насмарку. Я приведу вам пример, по-прежнему подразумевая, что мы пользуемся нашим сверхмощным оружием. Конечно, расстояние обычно не является проблемой, поскольку подобная стрельба ведется на стрельбище, где вы знаете расстояние до мишени с точностью до ярда. Но это серьезный вопрос, если оно не известно вам точно – я подразумеваю, именно точно. Возьмем наше расстояние в тысячу двести ярдов и предположим, что при оценке вы ошиблись на сотню ярдов. В действительности для открытой местности это весьма аккуратная прикидка. Предположим, вы думаете, что до цели тысяча триста ярдов. Также предположим, что вы оценили скорость ветра в десять узлов справа налево, а на самом деле где-то между вами и целью ветер вытворяет что-то совсем другое, что на таком расстоянии не только возможно, но и происходит в действительности, особенно на неровной местности. Такое возможно даже на гладкой местности. Это можно наблюдать на море: в погожий на первый взгляд день отдельные порывы ветра вызывают рябь на поверхности ограниченных участков воды. Но, скажем, вы ошиблись при оценке скорости ветра в среднем на пять миль в час – не такая и большая ошибка для расстояния вроде нашего. Знаете, насколько вы при этом промахнетесь мимо вышей шестидюймовой мишени?

– Да уж скажите, – мрачно попросил Хауард.

– Пуля пройдет футах в шести выше и футах в четырех в стороне от цели. Вот насколько. Теперь вам ясно, что я имел в виду?

– О Боже, – простонал Хауард. – Я понятия не имел, что все настолько плохо.

– Конечно же, проблема не является неразрешимой, – сказал Макдоналд, – а для стрелков по мишеням она в действительности намного проще. Как я уже говорил, они знают расстояние до цели с точностью до последнего ярда. Кроме того, вдоль всего стрельбища устанавливаются флажки, указывающие на то, что происходит с ветром. И конечно же, спортсменам даются пристрелочные выстрелы, чтобы они могли проверить, верны ли их оценки. Обычно они делают один-два пробных выстрела непосредственно перед началом зачетных стрельб.

– Ладно, – вымолвил Хауард, – давайте конкретней. Допустим, мы знаем высоту с точностью до ста футов, мы можем измерить атмосферное давление, температуру и влажность и на основании этих…

– Секундочку, – прервал его Макдоналд. – Потребуется время, чтобы рассчитать все по таблицам и формулам. Возможно, на это уйдет минут двадцать.

– От силы пять.

– Бесполезно, если только вы не обсчитаете все возможные варианты заранее. А на это потребуется уже несколько дней. Но, как бы то ни было, вы не упомянули о расстоянии и ветре.

– Возможно, нам и удастся установить один или два флажка. Не больше. Что же касается расстояния, то тут я не знаю. Допустим, мы сможем определить его с точностью до пятидесяти ярдов. Что вы на это скажете?

– Такая оценка была бы весьма точной. Я вот не знаю… – Макдоналд глубоко задумался. – Может быть, для ветра нам удастся использовать «эффект миража», если только день окажется жарким…

– «Эффект миража»? – перебил его Хауард. – Что вы имеете в виду?

– Вы должны знать, что такое мираж. При таких больших расстояниях, как наше, любое тело, поднимающееся от земли между огневым рубежом и мишенью, слегка возмущает воздух и вызывает мерцающий эффект. Мишень как бы плавает, перемещаясь вверх и вниз. Может исчезнуть из виду ее нижняя часть. Конечно же, если день очень жаркий, то попасть в цель будет почти невозможно, но если эффект незначителен, то можно наблюдать, как мерцание смещается по ветру. Это очень удобно при оценке его скорости.

– О! – На мгновение Хауард засомневался.

А не будет ли, когда дойдет до дела, настолько жарко, что из-за миражей попасть в цель станет невозможно?

– Как бы то ни было, – продолжал Макдоналд, – ради интереса предположим, что вы точно определили дистанцию и удачно прикинули скорость ветра. Как насчет пробных?

– Что вы имеете в виду?

– Сколько пристрелочных выстрелов сможет сделать стрелок, прежде чем поразить эту вашу шестидюймовую мишень?

– Он не сможет их сделать.

– Вы хотите сказать, ни одного вообще!

– Верно.

– Мистер Хауард, – снисходительно усмехнулся Макдоналд и покачал головой, – могу вам сказать прямо, что в подобных условиях, при малейшем ветерке и лишь приблизительно известном расстоянии, даже лучший стрелок в мире не имел бы ни малейшего шанса поразить цель первым выстрелом. Дай Бог, чтобы с первого раза он попал в мишень диаметром шесть футов, не говоря уже о шести дюймах. Я не преувеличиваю. Говорю вам честно – не выгорит. С помощью действительно опытного корректировщика, работающего рядом с ним и использующего специальную подзорную трубу, сделав необходимые поправки, он сможет поразить цель со второй, третьей или четвертой попытки. Но чтоб с первого раза? Никаких шансов!

– Не могли бы мы как-то решить проблему с определением расстояния?

– Ну что ж, если бы у нас был высокоточный дальномер – могли бы. Вы похожи на военного, в армии есть что-либо подобное? Лазерные прицелы? Помнится, я где-то о них слышал.

– Первые образцы были предназначены для танков, – ответил Хауард. – Они очень тяжелые, и я не думаю, чтобы они могли попасть в руки гражданских лиц. На сегодня существует несколько модификаций и меньших размеров, но они предназначены только для подразделений специального назначения. – Мысленно он прокрутил варианты. Вероятно, через свои связи в Корабельной диверсионной службе он бы и смог достать этот прибор, но просить об этом он бы не отважился. Хауард понимал, что Дартингтон поступал правильно, настаивая на том, чтобы исключить любые контакты со спецслужбами. – Для данного конкретного дела я не смогу вам его достать. Думаю, от этой мысли придется отказаться. Нет ли еще каких-то способов?

– Ну, если рядом с мишенью расположен предмет, высота которого вам точно известна, то с помощью проградуированного бинокля можно узнать его угловые размеры и довольно правильно определить расстояние до цели. Обычно пользуются средним ростом человека. Правда, ошибка в росте на один дюйм приведет к ошибке в определении расстояния ни мало ни много на двадцать ярдов. А чтобы достаточно точно определить такое расстояние, как у вас, понадобится что-то гораздо больше человека. Я сказал бы, что вы все равно столкнетесь с ошибкой ярдов в шестьдесят, а то и больше. На таком удалении от огневого рубежа пуля будет опускаться почти на дюйм, пролетая каждый лишний ярд дистанции. Ошибки на каких-то шесть ярдов – не говоря уж о шестидесяти – вполне достаточно, чтобы промахнуться.

– А нельзя ли как-то еще…

– Погодите, у меня есть идея. Можно воспользоваться оптическим дальномером. Они великоваты, но достаточно точны – вероятная ошибка на таком расстоянии не превышает двух-трех ярдов. Работают на принципе разделения изображения. Вы засекаете вертикальный объект и, изменяя настройку, совмещаете его верхнюю и нижнюю границы так, чтобы вертикальная линия не нарушалась. Затем считываете значение расстояния по шкале. Да, это годится. Мне надо было подумать о них раньше.

– Их не очень трудно раздобыть?

– Один такой есть у моего дяди. Это старый морской инструмент, привезенный его отцом с войны. Я часто играл с ним, когда был помоложе. Это большая, тяжелая, неуклюжая штуковина, и хотя она и древняя, но работает. Или, по крайней мере, работала. Возможно, она у него еще сохранилась.

– Хорошо, – облегченно сказал Хауард. – Теперь как у нас насчет ветра, в случае если не удастся использовать флажки?

– Какое-то устройство для определения скорости ветра вам обязательно понадобится. Лучше всего тут подошел бы хороший метеорологический анемометр. Желательно даже несколько. Знаете, такие штуковины с тремя небольшими чашечками наверху, которые вращаются, если дует ветер. Вам придется расположить их вдоль траектории полета пули и к каждому приставить человека, который считывал бы показания скорости ветра и докладывал бы их вам по радио. Для этого можно взять небольшие переносные радиотелефоны. Так будет намного точнее, чем с флажками.

– Отлично! – воскликнул Хауард. – Мой приятель – специалист по электронике. Я уверен, что он сможет достать два-три анемометра такого типа, которые сами будут передавать по радио данные о скорости ветра прямо на пульт. Мы не сможем приставить к ним людей – придется снимать показания дистанционно.

– Что значит, вы не сможете приставить к ним людей? Почему нет?

– Мистер Макдоналд, прежде чем я отвечу на этот вопрос, я хотел бы узнать одно-единственное. При наличии дальномера, анемометров, заранее составленных таблиц для температуры и так далее вы смогли бы попасть в такую мишень с первого выстрела?

На какое-то мгновение Макдоналд задумался, затем с любопытством искоса взглянул на Хауарда и осторожно ответил:

– Да, мистер Хауард, думаю, что у меня есть все шансы. Я не могу вам гарантировать это – тут никто бы не смог, – но если погода окажется не слишком паршивой, то это вполне возможно. Сильный или порывистый ветер или проливной дождь, скрадывающий мишень, здорово осложнили бы дело. – Макдоналд в упор посмотрел на Хауарда и подался вперед. – Полагаю, во всем этом есть какой-то смысл. Может быть, вы с кем-то заключили пари, что подобное осуществимо, и преодолели такую массу сложностей, дабы отыскать и проверить меня? Но я догадываюсь, что это имеет какое-то отношение к тому парню из Бизли, который не перестает мне писать, пытаясь залучить в свою стрелковую команду. Ну что, я прав?

Лицо Хауарда оставалось бесстрастным.

– Что ж, – продолжал Макдоналд, – я не прочь поучаствовать в этом споре, если вы оплатите мои расходы: на самом деле, думаю, что принял бы подобный вызов даже с удовольствием. Конечно, мне будет необходимо иметь возможность оговорить марку винтовки и тип боеприпасов. Но, – предостерег он твердо, – если вашей главной целью является привлечь меня к регулярному участию в командных стрельбах, можете забыть об этом раз и навсегда – меня это не интересует. Я проявил терпение, мистер Хауард. Пожалуйста, теперь ваш черед объяснять. Что все это значит и что это за мистическая шестидюймовая мишень, в которую вы хотите, чтобы я попал?

Продолжая удерживать взгляд Макдоналда, Хауард мягко ответил:

– Все немного не так, мистер Макдоналд. Это не спор и не пари. Я вполне серьезен. На самом деле я предельно серьезен. Мишенью будет человек.

– ЧТО?! – Макдоналд моментально вскочил на ноги с широко раскрытыми от недоверия глазами. Постепенно багровея от возмущения, он стал тыкать в Хауарда пальцем и, едва сдерживая голос, потребовал: – Ну, вы, сумасшедший, сию же минуту назовите мне хотя бы одну вескую причину, почему бы мне не обратиться прямиком в полицию и не заявить о том, что вы только что тут сказали?

Голос Хауарда оставался ровным и тихим:

– Мишенью будет Саддам Хуссейн.

Кровь неожиданно отхлынула от лица Макдоналда, и, приоткрыв рот от шока, он быстро сел обратно. Хауард внимательно наблюдал, как противоречивые чувства, казалось, вот-вот раздерут Макдоналда на части. Лицо юноши представляло собой открытую книгу: в эти несколько секунд Хауард разглядел в характере егеря больше, чем за всю предыдущую часовую беседу. Мало-помалу серо-голубые глаза Макдоналда сменили цвет на пронзительно яркий голубой. Хауард вряд ли мог припомнить столь пристальный и тяжелый взгляд. Когда раздался голос егеря, он был чуть громче шепота:

– Скажите мне, что вы не шутите. Скажите!

– Я предельно серьезен, мистер Макдоналд. Это не шутка. И вы это знаете. Вы знаете, и я думаю, что есть три веских причины, почему вы не пойдете в полицию. – Взгляд Хауарда намеренно скользнул на фотографии.

Макдоналд увидел, куда тот был направлен, его пальцы сжали подлокотники кресла, на руках и на лбу выступили вены. Его голос поднялся до тихого шипения, и он процедил сквозь сжатые зубы:

– Ах ты ублюдок. Недоделанный ублюдок. Ты же ведь знал, верно? Да. Я сделаю это. Я это сделаю!

 

23

Этой ночью Мораг лежала в своей постели, ее сердце колотилось от предчувствия. Придет ли он к ней в комнату еще раз? Или это была всего-навсего единственная ночь прекрасного помешательства? Испытывал ли он в действительности то, что говорил ей? Она решила, что да, испытывал. Должен был испытывать, должен…

Она едва расслышала звук открывшейся двери. Затем как-то неожиданно он вдруг оказался рядом с ней, и вот уже стоял возле, уже наклонился поцеловать, когда она приподнялась, чтобы обнять его… «О Боже, – подумала она, – одно ощущение его рук, его тела, его спины…»

Чуть позднее Мораг вновь поняла, что вот-вот потеряет контроль над собой. Она схватила его руку и, как и в предыдущую ночь, накрыла ею свой рот, после чего позволила волнам наслаждения захлестывать себя снова и снова, снова и снова…

Хауард оставался с ней в постели до шести тридцати. Вернувшись к себе в комнату, он проспал до девяти, затем встал и собрал вещи, приготовившись к отъезду. Внизу Шила подала ему завтрак. Он заметил, что девушка проявляет беспокойство – она не спускала глаз с часов. Хауард было засомневался, уж не подслушала ли она их с Мораг, но, подумав, отверг эту мысль.

– Что-то не так, Шила? – спросил он мягко.

Девушка тут же вздрогнула.

– О нет, мистер Хатчер, – поспешно ответила она, – не совсем… Просто хотела бы я знать, куда подевалась моя мама. Обычно она встает так рано, а я собиралась на сегодняшний день отлучиться…

Девушка смущенно затихла.

– Пожалуйста, не стоит вам задерживаться только из-за меня, – попросил он. – Если вам необходимо уйти, то я буду вполне рад посидеть здесь какое-то время и почитать газету. Я подожду, чтобы увидеться с вашей мамой до того, как уехать.

Шила посмотрела на Хауарда. Ее первоначальная подозрительность к этому мужчине исчезла. Он был вежлив и внимателен – с ним вообще не возникало проблем. Она ощутила себя виноватой за то, что сообщила о нем Дэнни по телефону, но, по крайней мере, у нее появился предлог позвонить, и в результате теперь она с ним встретится…

– Ну, если вы не возражаете… – улыбнулась она.

– Тогда все, – улыбнулся он в свою очередь. – И спасибо вам большое за то, что так хорошо ухаживали за мной, – добавил он, поднимаясь, чтобы пожать ей руку. – Я действительно получил удовольствие от пребывания здесь. Большее, чем могу выразить словами. Надеюсь, что как-нибудь наведаюсь к вам снова.

Вспыхнув, девушка попрощалась и поспешила прочь. Хауард проследил в окно, как она отъехала на своей «фиесте», затем развернулся и пошел наверх.

Хауард постучал в дверь хозяйской комнаты. Когда он приоткрыл ее, Мораг потянулась и при виде его радостно улыбнулась, но тут же в панике привстала.

– Эд! Ты что – спятил?! Шила же все узнает!

Хауард сделал успокаивающий жест рукой и присел на край кровати.

– Все в порядке. Шила уехала на целый день. В гостинице никого нет – только мы одни. – Он поцеловал ее. – Я пришел попрощаться. Мне пора уезжать.

Она взяла его лицо в свои руки и глубоко заглянула ему в глаза.

– Надеюсь, ты не думаешь, что я веду себя так со всеми постояльцами?

– У тебя будут неприятности с моей стороны, если ты будешь этим заниматься, – усмехнувшись, ответил он. – Могу я как-нибудь приехать и повидать тебя снова?

– У тебя будут неприятности с моей стороны, если ты не сможешь, – нежно сказала она. – До свидания, незнакомец.

– До свидания, Мораг, – ответил он тихо.

Они обнялись, тесно прижавшись друг к другу, и Хауард вышел из спальни.

Глубоко погрузившись в размышления, Хауард доехал до Эдинбурга. Он сдал прокатный автомобиль и успел на челночный авиарейс до Лондона. Было воскресенье, первое декабря. Сидя в самолете, он понял, что не скоро забудет события этого уик-энда. После удачной вербовки Дэнни Макдоналда последнее главное звено в их плане встало на место; и еще была Мораг… Он осознавал, что с нею он подвергался глупейшему риску, что он с такой легкостью рисковал буквально всем. Хауард заставил себя признать, что с его стороны это было непрофессионально. Но что-то в ней было такое… что-то всесокрушающее…

Утром в понедельник он приехал в Суиндон, где застал Боба Ашера за разборкой грузов, доставленных в блок № 8. Берн сидел за столом в боковом офисе и занимался бумажной работой. Из-за упакованных коробок и тарных ящиков, установленных ровными рядами, блок приобрел вид складского помещения. В углу расположился автопогрузчик, поставленный на подзарядку.

Хауард пробрался к офису и зашел внутрь.

– Утро доброе, Джонни. Как там наши дела?

– Просто славно. Мы намного опережаем график. Вчера утром Мел и Энди вернулись из Техаса – похоже, они уже нашли себе подходящего пилота. – Берн рассказал ему о Салливане.

– Звучит нормально. Какие-нибудь новости от Майка?

– Никаких. Он вот уже неделю как в Штатах. Вероятно, у него загвоздка с этими навигационными приборами. Как у него с остальными делами – тут я не в курсе. Полагаю, он должен позвонить, если что-то у него не заладится. Куда вы продвинулись в Шотландии? Выглядите весьма бодрым.

– Вообще без проблем. С Дэнни Макдоналдом порядок – действительно знает свое дело. Он даже лучше, чем я осмеливался надеяться. – Хауард воспроизвел подробности их встречи, опустив эпизод, когда Макдоналд потребовал от него назвать свое настоящее имя. – Он очень наблюдателен. Я почти открыто расспрашивал девушку в гостинице, при этом не сомневаясь, что она ему обо воем доложит. И я почти вплотную сидел на заднем бампере у его пикапа по дороге к коттеджу. Все же он сразу вычислил, что к чему, учитывая, что особых причин следить за наличием хвоста у него не было.

Берн одобрительно кивнул головой:

– Я в предвкушении встречи с парнишкой. Между прочим, когда позвонили Энди и Мел, я сказал, чтобы они присоединялись к Крису – тот все еще не найдет самолет.

Хауард кивнул в свою очередь. Крис Палмер предупреждал его, что подходящий самолет может отыскаться не сразу, но при этом он был достаточно уверен, что это лишь вопрос времени.

– А ты не смог бы поехать сам, чтобы помочь ему?

Берн с сожалением покачал головой:

– Очень жаль, но боюсь, что не выйдет. Я здесь полностью завязан. Управлять тремя компаниями одновременно оказалось не так просто, как я думал.

– Мои глубочайшие соболезнования книжному червю, – ухмыльнулся Хауард. – Продолжай в том же духе. Ладно, пойду поговорю с остальными. Где Тони? У меня для него есть работа.

– Соседняя дверь – блок номер девять. Он уже установил там свои металлообрабатывающие станки. Мы используем девятый блок как мастерскую, а этот оставили только для приема поставок и складирования. Тони занят глушителями для автоматов АК. Считает, что вполне с ними справится.

– А в десятом что-нибудь уже есть?

– Позже, на этой неделе, прибудет контейнер – туда мы его и поместим. Придется работать с ним in situ – прямо на трейлере. В десятом блоке есть подъемник, но он рассчитан только на десять тонн.

– Отлично. Ладно, парень, возвращайся к своим официальным обязанностям! – Хауард покинул офис и подошел поговорить к Ашеру.

– Все в порядке, босс? – живо поинтересовался тот с приближением Хауарда.

– Боб, у меня для тебя найдется дополнительная работа. Сможешь соорудить что-то подобное? – Хауард передал ему заметки, касающиеся анемометров. – Подумай над этим и дай мне знать, если это можно принять за основу. Я должен сходить к Тони, чтобы переговорить с ним по поводу винтовки, которая нам понадобится.

Он оставил Ашера изучать записи и прошел в соседнюю дверь. Там он обнаружил Акфорда в защитных очках, склонившегося над верстаком. Пятидюймовый стальной цилиндр вращался между зажимными патронами токарного станка, резец вгрызался в один из концов цилиндра, протачивая шейку.

Когда тень Хауарда упала на верстак, Акфорд поднял взгляд и выключил станок.

– Доброе утро, босс. Хорошо ли съездили на север?

– Да, Тони, спасибо. Наш мальчик согласен. Он передал мне заявку на необходимые вещи. Как двигаются дела у тебя?

– Отлично. Я уже изготовил один глушитель в качестве образца. Этот я только что начал. Хотите посмотреть, как он будет выглядеть в итоге? – Акфорд показал Хауарду законченную деталь. – Как я уже говорил, все проще простого. Вот этот конец развинчивается, а внутри находятся шумогасители. Другой конец крепится на ту же резьбу на стволе АК, что и стандартный компенсатор. Все, что нам останется сделать, это снять компенсатор и навинтить вместо него эту штуку. Я раздобыл учебный АК-47, чтобы показать вам, как все крепится. Купил его в одном из тех мест, где продаются копии оружия.

Акфорд извлек автомат АК-47. Его ствол был залит сталью, а затвор просверлен и приварен таким образом, чтобы произвести выстрел стало невозможно. В таком виде он мог продаваться свободно, без сертификата на огнестрельное оружие, хотя внешне ничем не отличался от боевого автомата. Акфорд надавил небольшой металлический зажим на конце ствола и отвинтил полудюймовую манжету. Затем он навинтил готовый глушитель на освободившееся место.

Хауард оглядел автомат.

– Смотрится отлично, Тони. А такая резьба на конце ствола есть у всех АК?

– Да, у АК-47, АКМ, АКМС – у большинства. Она есть даже у китайской модификации. У АК-74 ее, конечно, нет – он имеет свой собственный специальный компенсатор. АК производится в самых массовых количествах по всему миру. До сих пор первоначальный вид «автомата Калашникова образца 1947 года», названного так в честь советского конструктора, который его изобрел, остался во многом без изменений. Чтобы уменьшить вес, более поздние модели изготавливались из штампованной, а не катаной стали, а навинчивающийся компенсатор заменил простую манжету, его назначение – исключить увод ствола вверх и вправо при автоматической стрельбе. Это простое, но эффективное устройство. АКМС является модификацией со складным прикладом, предназначенной для советских десантных частей и танковых экипажей. Большинство из стран-участниц Варшавского договора и целый ряд других государств выпускают собственные модификации той же конструкции. АК-74 – более новая модификация – в отличие от старого АК-47 калибра 7,62 миллиметра этот стреляет меньшими пулями калибра 5,45 миллиметра. За пределами бывшего Советского Союза АК-74 большого распространения не получил: в подавляющем большинстве случаев АК-47 или АКМ оставались по-прежнему основным видом вооружения.

– Сколько времени потребуется, чтобы закончить все восемь глушителей?

– Каких-нибудь несколько часов, босс. С таким инструментом это делается просто. – Акфорд указал на остальное оборудование – штампы, гильотины, прессы, сверлильные и токарно-фрезерные станки. – Потом я займусь кое-какой модификацией отверстий для отвода газов – вот с ними, возможно, придется повозиться подольше. Закончу к следующему вечеру.

– Хорошо. Только нам придется не забывать, что при ведении огня на близких дистанциях пули будут лететь быстрее звука и производить треск при стрельбе. Еще будет много лязга от движущихся механических частей. Но мы, по крайней мере, заглушим выхлопы из дульного среза. Как бы то ни было, но я достал описание снайперской винтовки, которая нам нужна. – Хауард передал ему листок бумаги.

Акфорд стал его изучать.

– «Экьюраси интернэшонал», а? Лучшего и не выберешь. Что мы собираемся приобрести – L96?

«Экьюраси интернэшонал лимитед» разработала снайперскую винтовку L96, чтобы заменить ею состоявшую на вооружении британской армии устаревшую L42.

– На самом деле нет. Сейчас существует еще лучшая, чем L92, модель второго поколения. Она называется AW. Но мы достанем ее спецмодификацию – «супер-магнум».

AW была уже заказана шведской армией. И L96 и AW выпускались стандартного для НАТО калибра 7,62 миллиметра (0,308 дюйма «винчестер»). Этот калибр годился для точной снайперской работы на дистанции около восьмисот ярдов, но на расстояниях больше чем это возникали проблемы с траекторией, а убойная сила пули значительно падала. Вследствие этого «Экьюраси интернэшонал» разработала модификации винтовки «супер-магнум» более мощного калибра. Одной из них и была «лапуа-магнум» калибра 0,338 дюйма, стрелявшая на расстояния в тысячу ярдов исключительно мощным патроном с убойной силой почти в шесть раз больше, чем у патрона калибра 7,62 миллиметра. Некоторые спецподразделения уже воспользовались «супер-магнумами» этого калибра для работы на сверхдальних расстояниях.

– Я слышал о винтовке «винчестер-магнум» калибра 0,338, но не о «лапуа-магнум», – сообщил Акфорд.

– Я о ней слыхал, но до позавчерашнего дня почти ничего не знал, – ответил ему Хауард. – Она гораздо мощнее. Патрон для нее состоит из гильзы с обкатанной шейкой для «ригби» калибра 0,416 дюйма, сам он просто громадный и выстреливает пулю весом двести пятьдесят гранов со скоростью три тысячи футов в секунду.

– Фью! Да она просто отобьет плечо, если выстрелишь больше двух раз. На каком расстоянии скорость пули становится меньше скорости звука?

– Не меньше чем через тысячу триста или тысячу четыреста ярдов – по крайней мере ярдов на четыреста дальше, чем у калибра 7,62 миллиметра.

Скорость пули у дульного среза три тысячи футов в секунду почти в три раза превышала скорость звука, но на большом расстоянии она быстро терялась из-за сопротивления воздуха, постепенно падая ниже 1 Маха – тысячи ста двадцати футов в секунду. Для тяжелой пули с большой скоростью и хорошими аэродинамическими характеристиками это происходило на большем расстоянии, чем у более традиционного оружия.

– А не лучше ли, чтобы избежать шума, использовать что-то, что в пределах нужного расстояния летело бы с дозвуковой скоростью?

– Мы с Дэнни это обсуждали. Тут он высказался весьма конкретно. Прежде всего, после прохождения звукового барьера пуля летит абы как, и из-за этого страдает точность. Кроме того, щелчок от пули, прилетевшей со сверхзвуковой скоростью, будет очень дезориентирующим и не дает никакого ключа к вопросу, откуда она прилетела. Пуля с дозвуковой скоростью при подлете будет издавать обычный вжикающий звук, да и траектория у нее будет хуже. Станет совершенно очевидно, что прилетела пуля, и вместо того, чтобы бить дезориентированным сверхзвуковым щелчком, кто-то, кто сохранит здравый смысл, начнет прислушиваться в ожидании звука выстрела. Мы говорили о глушителе для винтовки, но это совершенно исключено. В любом случае, у нее хороший компенсатор, который погасит львиную долю шума от выстрела. Мы будем достаточно далеко, чтобы задержка звука по времени была достаточно велика, да и сам звук выстрела на таком расстоянии будет не очень громким.

– О'кей. Вы хотите, чтобы я оформил заказ? Подозреваю, это будет не так-то просто. Я знаю, что в «Экьюраси интернэшонал» весьма пекутся о безопасности. Они не станут продавать первому встречному. Мне придется воспользоваться дилерской карточкой нашей фирмы и, возможно, облечь это в форму запроса от правительства дружественного государства.

Помимо прочего, «Экс-Эф секьюритиз» являлась официальным дилером по торговле оружием. Клиенты то и дело заказывали специализированное оружие для нужд безопасности, и, когда возникала необходимость, лицензия дилера, наряду с разрешением Департамента торговли и лицензией на экспорт промышленных товаров, позволяла Хауарду обеспечивать поставки.

– Отлично. Используй Колумбию. Зигги все уладит, когда вернется, – он оказывает там кое-какие услуги местным властям с благословения британского правительства. Проблема наркотиков, ну, ты знаешь. Новое колумбийское правительство пытается прижать картели. Все продумай и скажи Джонни, чтобы он все оформил – он тоже в курсе дела. И не забудь, что нам нужны не одна, а две таких винтовки. Как ты думаешь, с остальной амуницией, которую он просит, сложностей не будет?

Акфорд просмотрел список, вслух подтверждая выполнимость каждого пункта:

– Сто патронов с пулей весом двести пятьдесят гран и цельнометаллической оболочкой обтекаемой формы – будет; пятьдесят бронебойно-зажигательных патронов – будет; портативный баллистический хронометр – будет; крепеж для оптического прицела – будет; боевой оптический прицел десять на сорок фирмы «Бош и Лемб» – будет. Ага, с этим проблем нет. На самом деле «Экьюраси» сама все установит и пристреляет винтовку к необходимым патронам, если я скажу им, что нужно все замерить и откалибровать. А что это за прицел? Я такого не знаю.

– Очень хороший, с очень тонкой настройкой. Каждое деление при его настройке соответствует отклонению в четверть угловой минуты в отличие от более принятой половины, а то и целой минуты, как у большинства прицелов. При стрельбе на тысячу ярдов это означает отклонение пули на два с половиной дюйма на каждое деление вместо пяти и десяти соответственно. Этот прицел намного более точен.

– Но ведь большой шаг при настройке прицела необходим из-за значительных отклонений траектории на таких дистанциях.

– Только не с этой моделью. Ее полный диапазон превышает семьдесят делений – более чем достаточно. К тому же мы приблизительно знаем расстояние, на котором будем им пользоваться. Дэнни сможет сделать несколько пробных выстрелов прежде, чем мы отправимся в путь. И не забудь про две проградуированных подзорных трубы мощностью тридцать на шестьдесят, с переменным фокусным расстоянием и две небольших треноги.

– О'кей, босс, сделаем.

Хауард хлопнул его по спине и вернулся к первой двери, довольный тем, что дела, похоже, идут на лад. К нему подошел Ашер.

– Босс, с анемометрами проблем не будет. Некоторые современные модели выдают показания в цифровом виде. Преобразовать их в радиосигналы совсем нетрудно. Мне хотелось бы, чтобы Крис, когда будет свободен, немного помог – возможно, у него найдется одна-другая идейка. В электронике он просто дока.

– Прекрасно. Но запомни, они должны быть маленькими и неприметными, насколько это только возможно, а питания батареек при необходимости должно хватать на сорок восемь часов. Возьми немного эмали для моделей и выкрась их желто-зелеными маскировочными пятнами. И подбери рабочую радиочастоту, исключающую вероятность помех. Что-нибудь чуть выше обычного метрового диапазона для коммерческого вещания, но ниже, чем для международной радиосвязи, – скажем, что-то около ста десяти килогерц. Здесь тебе придется кое-что разузнать. Нам не нужно, чтобы на пролетающем мимо самолете или где-то еще недоумевали, что за странный электронный сигнал они поймали.

– Ладно, я займусь этим. Эй, босс?

– Да, Боб?

– Ты не забыл Турцию? – ухмыльнулся Ашер.

Хауард улыбнулся в ответ на невеселое упоминание о турецкой тюремной камере, которую он делил с Ашером в течение шести месяцев. Надежный, уравновешенный, бывший десантник оказался идеальным сокамерником: несмотря на жестокий режим и скудное питание, за все время он ни разу даже словом не возразил Хауарду. Большинство из заключенных были доведены до такого состояния, что вместо того, чтобы держаться вместе и поддерживать друг друга, грызлись, как крысы. Хауарду искренне нравился Ашер – подобное испытание делает человека либо другом, либо врагом на всю жизнь. Взаимное уважение между ними оставалось нерушимым.

– Не беспокойся, Боб, – ответил Хауард со зловещей улыбкой. – Что бы ни случилось, могу гарантировать тебе только одно. Такого, как там, не будет, и больше ты не потеряешь ни одного волоса.

Ашер расхохотался и шутливо ткнул его в плечо.

– Ну, просто камень с души! – воскликнул он. – Хотя в данных обстоятельствах ты, возможно, и не совсем удачно выразился. На тот случай, если ты не заметил, – добавил он не без сарказма, – последний волос на моей голове уступил в неравной борьбе несколько лет назад.

 

24

В четверг Палмер позвонил Берну из Дублина, чтобы сообщить об успешном завершении поисков подходящего самолета. Обычно невозмутимый родезиец восторженно живописал свою находку: самолет – двухмоторный «Пилат Бриттен-Норман айлендер BN2B-20» – недавно прошел капитальный ремонт и находится в отличном состоянии. Для BN2B-20 используются нестандартные навесные баки, но у этого они уже смонтированы, а это значит, что общая емкость топливных баков достигает 814 литров, а полезная нагрузка при полной заправке равна 966 фунтам, то есть 438 килограммам. Согласно ПВП (правилам визуальных полетов), при оптимальной с точки зрения экономичности крейсерской скорости 128 узлов это дает максимальную дальность полета 1075 морских миль.

На «айлендере» уже есть почти все необходимое, включая автопилот. Единственное, что ему, Палмеру, оставалось доделать, так это снять задние кресла и установить прибор глобальной спутниковой навигации. Две дверцы по обе стороны хвостовой части фюзеляжа достаточно широки для громоздких грузов, а колеса из литой резины годятся для посадки на грунт в самых суровых условиях. «Айлендеры» были специально рассчитаны для укороченных взлета и посадки (УВП), так что BN2B2-20, для того чтобы сесть и взлететь, необходимо всего лишь двести пятьдесят метров.

– Это почти то, что мы и хотели, Джонни, – сообщил Палмер, закончив перечислять характеристики «айлендера». – Думаю, нам надо пошевеливаться и поскорее сцапать его.

Берн поздравил Палмера с находкой.

– Отличная работа, Крис, – похвалил он. – Эд не нарадуется, когда услышит. Я приеду прямо сегодня, и мы оформим сделку.

Поздним вечером того же дня Берн вылетел в Дублин. На следующее утро в облике мистера Брайса он вместе с Палмером отправился на встречу с хозяевами «айлендера» и запустил оформление перевода денег и перерегистрации прав на владение самолетом.

 

25

Огромный тягач, сочлененный с платформой, свернул на Ландис-роуд и медленно доехал до ее конца. Раздалось громкое шипение тормозов, водитель грузовика спустился из кабины и позвонил в боковую дверь блока № 10. Из нее появился круглолицый мужчина в джинсах, представившийся как мистер Брайс. Между ним и водителем произошел краткий разговор, и «мистер Брайс» стал поднимать здоровенные вертикальные ворота блока, а шофер вернулся за баранку.

Десятью минутами позже платформа была загнана в пустой просторный промышленный блок, а мистер Брайс закончил оформление накладных, расписавшись за саму платформу и ее груз – пустой сорокафутовый холодильный контейнер. Водитель грузовика отсоединил гидравлику, провода и шланги между тягачом и платформой и приподнял ее переднюю часть на опорных колесах. Прихватив подписанные документы, он забрался обратно в кабину и уехал.

Мистер Брайс спустил створку ворот, скрыв платформу от посторонних взглядов. Он достал из-за щек подушечки и снова превратился в Джонни Берна. Выйдя через маленькую боковую дверь, он отправился за остальными.

Ашер, Харрис и Хауард в молчании не спеша обошли вокруг большого желтого контейнера, водруженного на платформу. Внутри здания он казался огромным. Снаружи он был сорока футов в длину, восьми в ширину и восьми в высоту. Акфорд прошел к заднему концу контейнера и откинул приставную лестницу. Поднявшись вверх по ступенькам, он отпер две массивные грузовые двери и, распахнув их настежь, стал бормотать ругательства:

– Педерасты! Они оставили эту чертову штуковину включенной. Здесь до охренения холодно. Придется подождать, пока она не нагреется, прежде чем я смогу приступить к работе. Я оставляю двери открытыми.

– Вероятно, они думали, что мы сразу же начнем загрузку, Тони, – пояснил Хауард. – Их владельцы по возможности стараются, чтобы эти штуки не пустовали слишком долго.

– Что поделаешь, уж здесь-то ей точно какое-то время придется постоять пустой. Как бы то ни было, ведь теперь-то она наша, не так ли? А когда я с ней разделаюсь, она повезет весьма необычный груз.

– Времени у нас – вагон и маленькая тележка. Большинство из нас даже могут между делом вернуться к обычной работе в «Экс-эф», чтобы сохранять нужную видимость. В последующие месяца три не так уж и много нам придется сделать. Скоро Рождество, и каждый может, как обычно, взять выходные. Если вам потребуется какая-то помощь, то недели через две можете обратиться к Крису и Энди, когда они закончат переоборудование самолета. Да и к Майку тоже, когда он вернется из Штатов. И теребите меня, если столкнетесь с какими-то проблемами. Вы достали все необходимое?

– Все на месте, босс. Никаких проблем не будет. – Акфорд спустился со ступенек и прошел к другому концу контейнера, чтобы осмотреть выступающую холодильную установку.

– Здесь не так много места, как я думал, – нахмурился он и достал из кармана рулетку. – Холодильная установка занимает по ширине почти все пространство. Остается каких-то дюймов двадцать с каждой стороны. Я смогу прорезать проем в передней стене самое большее – дюймов восемнадцать. Хватит ли этого? Что у нас из вещей самое большое?

Хауард задумался.

– Пожалуй, домашний холодильник. Все остальное пройдет. Лучше посмотри, каким у тебя получится отверстие на самом деле, когда ты все прорежешь и закрепишь. Если холодильник окажется слишком велик, придется взять поменьше. Я предпочел бы не рисковать и не создавать шум, ломая его потом на части, хотя это и можно сделать при необходимости. Конечно, проход к задним дверям может оказаться свободным, но гарантий тут у нас нет.

– Я начну завтра. К тому времени он прогреется. Я оставлю обогреватели здания включенными на ночь. Между прочим, босс, – добавил Акфорд, – я готов поработать и на Рождество, и на Новый год, если не закончу к тому времени. Жена отправится в свое ежегодное паломничество к родственникам в Дублин, а меня воротит от одной мысли ехать туда еще раз. Ненавижу просиживать задницу и наблюдать, как остальные напиваются в стельку и обжираются до тошноты. Да и не хочу я прерывать работу. Можете вы дать мне какую-то бумажку или подтверждение для жены, что я буду действительно занят?

– Ладно, Тони. – Хауард улыбнулся. – Что-нибудь устроим. Только постарайся сделать всю шумную часть работы до праздников, ладно? Я не хочу, чтобы это место привлекало к себе слишком много внимания.

На следующее утро, 10 декабря, Акфорд приступил к работе над контейнером. Отвинтив восемь огромных болтов, которые удерживали холодильную установку на месте, он отсоединил ее от передней стенки контейнера и оставил подвешенной на десятитонном кране.

В течение последующих двух недель он сначала занялся внутренними соединительными панелями в глухом конце контейнера. Там были две панели из металлического сплава – чуть меньше трех футов в ширину и семи футов в высоту каждая, – разделенные трубами и вентилями, через которые холодный воздух поступал в контейнер. Изучив их поближе, он увидел, что по размерам они одинаковые – никакой разницы, какую выбирать. Акфорд решил работать с той, что справа, и аккуратно ее отсоединил. Оставив воздухопроводы на месте, он убрал теплоизоляционный материал, который был заложен между панелью и внешней стальной обшивкой контейнера.

Снаружи Акфорд наметил на контейнере линию, где проходил край холодильной установки. На этой линии он просверлил два крошечных отверстия и вернулся внутрь. Там он тоже соединил их линией и просверлил остальные, размечая углы предполагаемого прохода. Затем он снова вышел наружу и соединил линиями все четыре отверстия. Закончив, он принес электропилу, вставил в нее фрезу с алмазным покрытием, закрепил патрон и очень осторожно начал резать стальную обшивку по намеченным линиям.

Рождество наступило и прошло, Акфорд продолжал работу. Тони испытывал наслаждение – ему нравились покой и уединение. Благодаря тому, что никто его не отвлекал, работа двигалась гораздо быстрее, чем он предполагал. Во вторник, 31 декабря, он завершил переделку контейнера и прошел в блок № 8 за Берном, который ненадолго забежал туда за почтой.

Берн внимательно изучил контейнер изнутри и снаружи. Наконец, после десяти минут тщательного осмотра он поднял вверх растопыренные руки:

– Ладно, Тони, я сдаюсь. Я видел, как ты снимал холодильную установку, и я видел дырищу, которую ты прорезал в контейнере. Но будь я проклят, если здесь что-то теперь не так. Как это все устроено?

– Пойдем-ка внутрь, босс, – усмехнулся Акфорд.

Мужчины снова забрались в контейнер через задние двери, и Акфорд подвел Берна к глухой стенке.

– Значит так. – Голос Тони отдался эхом в пустом контейнере. – Холодильная установка расположена снаружи, за этой стенкой. Вот эти воздуховоды за решеткой с виду в точности как обычные. Установка засасывает воздух, охлаждает его и закачивает внутрь через вон те трубы. Ее можно настроить как на свежий воздух, так и на рециркуляцию. Некоторые грузы, такие как цветочные луковицы, требуют свежий воздух, некоторые – нет. А теперь, видишь вот эту панель? – Он указал на правую панель, которая ничем не отличалась от левой и крепилась к стенке винтами. Акфорд достал отвертку. – Все винты фальшивые, кроме вот этих трех…

Он выбрал три нужных винта, повернул каждый на девяносто градусов и потянул их на себя. Вся панель повернулась на петлях и плотно прилегла к боковой стене.

– Ну, а теперь, – продолжал Тони, – ты можешь видеть проем, который я вырезал в наружной обшивке контейнера. Дверь подвешена на петли, закрепленные рядом с трубами, а четыре защелки вон там, в углу, держат ее закрытой. – Он указал на массивные петли возле труб и большие стальные защелки в углу между стенками контейнера. – Если защелки отпереть – дверь откроется наружу, образуя проем восемнадцати дюймов в ширину и семи футов в высоту. Сейчас я не буду ничего показывать, так как только что зашпаклевал и покрасил все снаружи.

По ходу объяснений Акфорда Берн согласно кивал головой.

– Щели между дверью и корпусом я заделал шпаклевкой, так что открываться она будет очень туго. Для облегчения дела я приварил к боковой стенке два крепких упора. Пара автомобильных домкратов, установленных враспор между дверью и вот этими стальными выступами, позволит вскрыть ее без труда. Я замаскировал их фальшивой трубой и шпаклевкой. Работает все отлично. Так что с люком покончено. Теперь… – Акфорд потянул панель обратно, и она плотно прикрылась. Он повернул три переделанных винта, закрепляя их на месте. – Так, давай-ка снова наружу.

Они выбрались из контейнера и обошли его, чтобы осмотреть саму холодильную установку. Акфорд размотал кабель и подсоединил электропитание. Компрессор холодильника с шумом ожил.

– Можешь найти какие-то отличия? – Перекрывая шум из компрессора, Акфорд указал на двигательную установку.

– Нет, все выглядит как и прежде. Эй, выключи эту штуковину. Из-за нее я и самого себя на расслышу.

Акфорд выдернул разъем.

– Что ж, выглядит-то все без изменений, но устроено совсем по-другому. Так, давай-ка я объясню, как она работает. Прежде всего, это не обычный холодильный контейнер для морских перевозок – то, что они называют «рифер», – а транспортное устройство, предназначенное для грузовиков. Причиной, по которой мы его выбрали, является то, что у обычного рифера холодильная установка занимает всю торцевую часть – другими словами, прорезать дверь там было бы негде. Вот почему мы предпочли контейнер этого типа. У него так называемое «носовое крепление» – установка выступает вперед, но не занимает всю торцевую сторону, понятно? Но в принципе они точно такие же, как и настоящие риферы, и могут перевозиться на судах. У этого контейнера две силовые установки – дизельный двигатель для автономной работы и электромотор. Последний подключается к корабельному питанию для риферов точно так же. Напряжение составляет четыреста шестьдесят вольт. Можешь ли ты заметить в этой установке что-то необычное?

Берн внимательно посмотрел и покачал головой:

– По мне, так все выглядит вполне нормально. Но ведь я не специалист.

– На самом деле изменений почти и нет, – сообщил Акфорд. – Компрессор, как ты уже слышал, работает по-прежнему, но я внес в него одну-две небольших переделки. Для начала я настроил его на подачу свежего воздуха, а не на работу по замкнутому циклу. – Он свинтил вентиляционную решетку установки, открывая взору ее внутреннее устройство. – Ну, а теперь ты что-нибудь видишь?

Берн по-прежнему никак не мог догадаться.

– Да не вижу я тут ничего такого. Всего лишь двигатель холодильника, испарители, трубы и всякие штуки.

– Как ты полагаешь, что собой представляют вот эти две фиговины? – Акфорд указал на два небольших устройства, расположившиеся посреди узлов холодильной установки и соединенные с разными трубами, трубочками и проводами.

– Ох, ну конечно же! Теперь мне понятно, что же я искал. Вот куда ты их засунул.

– Сначала я хотел поместить их где-то внутри контейнера, но потом подумал, а почему бы и не здесь? Если только не искать их специально, ты их в жизни не заметишь. Есть и еще одно преимущество – ведь они будут подтекать в точности так же, как исправно работающая холодильная установка.

– Понял. А термометр?

– Вот здесь, снаружи. Я и сам доволен этой частью работы. – Акфорд поставил решетку и кожух на место и привинтил их. Через окошечко были видны регулятор термостата и шкала, показывающая температуру внутри контейнера. – Я всего лишь разобрал термостат и поменял местами настройку. Установленный на минус двадцать градусов по Цельсию, он на самом деле будет поддерживать температуру плюс двадцать: вместо глубокой заморозки – нормальная комнатная температура. С термометром я тоже устроил так, что он будет показывать «холодно» вместо «тепло». Как видишь, сейчас он показывает минус двадцать два.

– Ак, это гениально! Потрясающая работа! Если не знать, то в жизни не догадаешься. – Берн склонился поближе к стенке контейнера, рядом с холодильной установкой. – Дверную щель вообще невозможно заметить.

Он провел по поверхности пальцем в поисках каких-либо неровностей металла.

– Эй, босс, поосторожней – краска еще не высохла… – Акфорд ухмыльнулся, когда Берн отдернул перепачканную руку. – Ну вот, посмотри, что ты наделал. Пришел и все мне испортил. Придется перекрашивать.

– Прости меня, Тони. – Он вытер руку о джинсы. – Я ведь ничего не сломал, не так ли?

– Да нет, здесь главное, что шпаклевка уже схватилась. Чтобы подкрасить, потребуется какая-то пара минут.

– Что ж, Эд будет просто доволен. Изумительная работа.

– Он заедет посмотреть на следующей неделе. И можно будет начинать внутреннее обустройство и загрузку контейнера. Времени это займет немного. Недельку, может быть, две.

– И это все? Что-то еще у нас после этого остается?

– Только винтовка, когда ее доставят. Нужно будет вызвать нашего шотландца, чтобы я смог обсудить с ним детали. Кроме того, настает пора познакомиться с этим парнем.

– Да, – согласился Берн. – Должен признаться, мне и самому будет любопытно с ним встретиться. Ладно, Тони, я предлагаю, чтобы ты несколько дней отдохнул. Ты это заслужил, да и делать пока что нечего.

– Ага, – согласился Акфорд, – наверно, мне стоит уехать и встретить Новый год с папой и мамой. Взгляну, как там у них дела. Жена все еще в отъезде – в Ирландии.

Когда Берн уехал, Акфорд подкрасил контейнер, запер помещение и отправился на запад по шоссе М4. Свернув на большую автостоянку в сервис-центре Ли-Деламир, он пересел из «воксхолл-астры» – купленной им за наличные – в собственную «хонду-сивик». Он снова выехал на шоссе и двадцатью минутами позже свернул к югу на шоссе M5. В пять часов вечера Акфорд подъезжал к дому своих родителей в Тантоне.

Через семь часов все члены команды – за исключением Майка Зиглера, который по-прежнему находился в США, – каждый по-своему и в разных местах отметили наступление Нового года. Тони Акфорд пригласил своих родителей в местный паб, чтобы немного выпить; Мел Харрис с женой отправились на вечеринку, устроенную друзьями в Вустере; чуть севернее, в Манчестере, Боб Ашер находился в постели с подружкой – очаровательной блондинкой почти вдвое моложе его самого; Джонни Берн в своей лондонской квартире откупорил бутылку шампанского и поднял тост за будущее с новоиспеченным инспектором уголовной полиции Джулиет Шелли; Энди Денард притащил Криса Палмера на Трафальгарскую площадь, где на этот раз, в виде исключения, все обошлось без серьезных происшествий, связанных с пьянством и членовредительством, хотя Палмеру и пришлось угомонить разошедшегося пилота, когда тот попытался раздеться и нырнуть в один из фонтанов.

Эд Хауард проводил полночный час в одиночестве у себя на квартире в Уондзуорте. Он сидел и размышлял с бокалом виски в руке, взгляд его темных глаз был отрешенным, а мысли блуждали где-то далеко. Когда по радио донесся последний удар Биг-Бена, он на мгновение задумался, каким же для него обернется год 1992-й? Легкая улыбка коснулась его губ, и Хауард поднял бокал. «За твое пятидесятилетие, Саддам, – произнес он про себя. – Мы отметим его с тобой – с тобой, мерзкий ублюдок! Мы придем и испортим тебе вечер».

 

26

Утром в понедельник, 6 января 1992 года, Берн забрал почту из ящиков, расположенных во всех трех зданиях, и прошел во внутренний офис в блоке № 8.

Он уселся за стол и стал разбирать письма. Большая часть корреспонденции оказалась опоздавшей еще к Рождеству. Там было несколько подложных писем, которые он сам себе регулярно отсылал из Лондона, чтобы у почтальона сложилось впечатление, будто компании вовсю работают, оставались еще банковские извещения за декабрь, три телефонных счета и квартальные счета за электричество для каждого здания.

Его взгляд привлекло последнее письмо из стопки – оно было проштемпелевано в Портсмуте. Джонни вскрыл его: «Экьюраси интернэшонал» извещала «мистера Арндейла», что его заказ на две винтовки исполнен.

Берн кликнул Акфорда:

– Тони, боюсь, что это именно то место, куда кому-то из нас придется отправиться под своим настоящим именем. Я это сделаю сам. Мы не сможем забрать их без дилерского удостоверения «Экс-Эф секьюритиз». Ты говорил с ними раньше – можешь позвонить тому, с кем ты общался, и дать ему знать, чтобы он меня ждал?

Акфорд сделал телефонный звонок, и Берн уехал из Лондона на своем «БМВ». На долговременной автостоянке аэропорта Хитроу он снял контактные линзы, достал из-за щек подушечки и, как обычно, пересел в свою «альфу-ромео», оставив «БМВ» на свободном месте неподалеку. Стоянка обходилась неимоверно дорого – один из автомобилей находился там постоянно, – но тысячи машин вокруг гарантировали анонимность. Берн снова выбрался на М4, вскоре съехал на М25, а затем свернул на МЗ к Саутхемптону и далее на М27 в сторону Портсмута.

К четырем часам дня он уже снова пересел в «БМВ» и вернулся в Суиндон с двумя длинными узкими футлярами и небольшим тяжелым ящиком. Внутри блока № 8 вместе с Акфордом они их вскрыли.

Глаза Акфорда расширились при виде двух больших винтовок.

– Ох, парень! Это то, что я называю мастерством! – Он взял одну из тяжелых винтовок и передернул затвор. – Только попробуй. Никаких сомнений, для чего она была сделана.

– Да, это – кое-что, – согласился Берн. – Но не слишком-то к ним привязывайся. Не забывай, что тебе предстоит сделать с одной из них.

– Это будет актом вандализма, босс. Не уверен, что смогу себя заставить сделать это.

– Лучший выход – заняться ею прямо сейчас. Вечером просверли казенник и привари боек. Завтра залей ствол. Ну, а потом можешь заняться подготовкой второй винтовки для нашего снайпера.

– Но какой именно, босс? – взмолился Акфорд. – Они обе – произведения искусства.

– Какие у них серийные номера? – Берн быстро проверил цифры, выгравированные на стволах оружия. – О'кей, это упрощает твою работу. Номера не только последовательные, но еще и кончаются соответственно на «8» и на «9». Это все решает. Вот тебе «девятка» – иди и начинай курочить ее прямо сейчас. Только изнутри, конечно. Сделай все чисто – лишь бы пройти инспекцию. Снаружи она по-прежнему должна выглядеть как боевая.

С траурным видом Акфорд ушел вместе с винтовкой. Через несколько минут Берн, запиравший вторую винтовку и ящик с боеприпасами в сейф блока № 8, услышал завывания мощной дрели – Акфорд приступил к превращению новехонькой, похожей на произведение искусства винтовки в выглядящий смертоносным, но ни к чему не пригодный кусок металлолома.

К утру среды работа была закончена. Акфорд передал теперь бесполезную винтовку Берну, который отправился на «БМВ» в Бирмингемскую инспекционную палату. Возвратившись после полудня, он вернул винтовку Акфорду.

– Нормально, Тони, она прошла контроль. Я получил на нее сертификат небоеспособности. Теперь измени цифру «9» на «8», а я займусь бумагами для лицензии на экспорт.

Берн уселся в офисе и стал заполнять три копии документа, необходимые для Управления торговли, и дополнительную форму для получения лицензии на экспорт промышленных товаров. Он внес туда подробные данные о винтовке и о представителе правительства Колумбии по торговле стрелковым оружием, с которым «Экс-Эф секьюритиз» регулярно вела официальные дела. Тем же вечером, по дороге обратно в Лондон, он отправил формы с необходимой сопровождающей документацией по почте.

На оформление должно было уйти четыре недели, после чего будет получена лицензия, разрешающая экспорт изготовленной «Экьюраси интернэшонал» винтовки с серийным номером, оканчивающимся на «8». Небоеспособная же винтовка номер «9», серийный номер которой Акфорд аккуратно перегравировал на «8», будет отправлена самолетом дилеру в Колумбию. Таможня в Хитроу проведет текущий осмотр оружия, чтобы убедиться в правильности оформления документов: они отметят, что модель, серийный номер и калибр соответствуют указанным в бланке. Они не станут проверять, работает ли винтовка на самом деле. С какой стати? Кто же будет утруждать себя получением разрешения на экспорт оружия, которое небоеспособно и, таким образом, вообще не нуждается в лицензии? Прибытие винтовки озадачит колумбийского дилера, который немедленно обнаружит, что та непригодна. Берн позвонит торговцу, подтвердит, что произошла ошибка, и предложит отправить ее на металлолом. Что же касается британских властей, то для них винтовка номер «8» – та, что в порядке, – отправится на экспорт и таким образом будет вычеркнута из архивов Великобритании; в то же время «девятка» официально прекратит свое существование как боевое оружие – доказательством тому служил сертификат на ее небоеспособность. Все концы будут опущены в воду.

Макдоналд прибыл в Лондон во вторник, 14 января, в спальном вагоне ночного поезда из Форт-Уильяма. Хауард забрал его с вокзала Кинг-кросс и отвез в Суиндон, где остальные члены команды, кроме Зиглера, сгорали от любопытства в ожидании встречи с егерем. Хауард представил всех по очереди, при этом поясняя, кто на чем специализируется.

Последней очередь дошла до Акфорда.

– Тони – наш оружейник. Он готов подогнать винтовку под твои требования, как только ты пожелаешь.

Акфорд с Макдоналдом исчезли в дверях блока № 9, поглощенные беседой об оружии вообще и о крупнокалиберной винтовке «супер-магнум» в частности.

Хауард дождался, когда они уйдут, и обратился к остальным:

– Что ж, похоже, Тони с ним уже поладил. Что по поводу него думают остальные?

– Вроде бы он ничего, – начал Харрис. – С виду – начеку и уравновешен, и, если, как ты утверждаешь, он умеет стрелять, что ж…

– Он мне понравился, – вмешался Денард. – Он смотрит тебе прямо в глаза. Похоже, этот парень – прямой и без выкрутасов. Думаю, он вполне подходит.

– Босс, но ведь он никогда не был в деле? – поинтересовался Ашер. – Как можно быть уверенным, что его нервы не сдадут во время операции? Да и выдержит ли он физически?

– О, он прекрасно все выдержит, – заверил его Хауард. – Слабаки на такой работе, как у егерей, долго не удерживаются. Да и с нервами у него в порядке, судя по тому, что я видел. Это очень целеустремленный парень. У меня такое впечатление, что он вполне справится, несмотря даже на то, что вкус настоящего дела он почувствует впервые.

Хауард сделал паузу, мысленно вернувшись к своему собственному первому опыту боевых действий. Он вспомнил одолевавшие его сомнения, как он выдержит самое тяжелое испытание – смотреть в глаза смерти и нести ее кому-то другому. Проблема заключалась в том, что предугадать наверняка, как поведет себя человек в подобной ситуации, было просто невозможно. Некоторые из самых мягких и очень неуверенных в себе людей проходили все это с честью – без паники, хладнокровно и дисциплинированно, в то время как некоторые с виду уверенные и способные солдаты просто разваливались на части. Это было непредсказуемо, но со временем приходило инстинктивное чувство – как поведет себя в деле тот или иной человек – часто еще задолго до того, как человек осознавал это сам. Хауард вновь посмотрел на Ашера и кивнул:

– Да, Боб, думаю, что он справится. Ну, а теперь у меня для вас еще кое-какие новости. Возвращается Майк. Когда я разговаривал с ним по телефону, он был весьма доволен собой. Должно быть, ему удалось достать все, что нам нужно.

– Даже приборы ночного видения? – спросил Берн. – Вот же бестия! Чтобы все это раздобыть, ему, наверно, не раз пришлось просить об одолжении.

– Надеюсь, что не слишком много раз, – отозвался Хауард. – Хотя Майк достаточно опытен, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Он сказал, что с новыми приборами спутниковой навигации не будет никаких сложностей, так что, полагаю, их он тоже достал. Как бы то ни было, придется подождать, а там посмотрим. Когда он вернется, я собираюсь послать его вместе с Дэнни в Шотландию. Необходимо откалибровать и пристрелять винтовку. У Дэнни есть на примете одно местечко в Глен-Карвейге – высоко, среди холмов, где им никто не помешает. Это даст Майку шанс вычислить его и посмотреть, так ли он крепок, как кажется.

Команда дружно, с пониманием и одобрением покивала головами и снова принялась за работу по обустройству холодильного контейнера.

Зиглер прибыл на следующий день, пятнадцатого, и приехал в Суиндон прямо из аэропорта.

– Я все достал, Эд. Можешь передать Джонни, чтобы встречал авиарейс с грузом на следующей неделе. Восемь шлемов для пилотов вертолета АН-64 «Апач» и четыре карманных калькулятора. Даже не вспотел.

– Навигационные приборы смонтированы прямо в шлемах? Майк, это потрясающе! Как тебе удалось?

– Не спрашивай, дружище. Не спрашивай. Давай будем просто считать, что моему старому знакомому пришлось сделать трудный выбор касательно его будущего, – усмехнулся Зиглер.

Хауард пожал плечами.

– Ладно-ладно, я ничего не хочу знать. А что там с этими калькуляторами?

– «Навстар» – новейшая навигационная спутниковая система. Приборы невероятно компактны. Я ожидал что-то размером с коробку из-под обуви, а эти малышки умещаются в руке. Вот только настроены они на Q-код, но это уменьшило их габариты, а местоположение дается с точностью до ста метров в любой точке мира. Р-код имеет точность до десяти метров, но он строго закреплен только за военными. Еще одна сложность с Р-кодом заключается в том, что тебе понадобится, чтобы над горизонтом было четыре спутника, а не два, как это нужно для Q-кода. Как бы то ни было, но прибывают четыре комплекта.

– Что ж, на поверку ты все-таки не совсем валял дурака. Мне тут привиделось, как ты где-то нежишься на солнышке. О'кей, у меня есть для тебя награда – отправишься на пару дней в небольшой, но приятный отпуск в Шотландию. Я как раз нашел человека, который покажет тебе достопримечательности. Иди и познакомься с ним.

Было еще темно, когда на следующее воскресенье, 19 января, Зиглер и Макдоналд выехали в Шотландию на «форд-сьерре», принадлежащей Майку. Тщательно соблюдая правила, чтобы не привлечь внимание полиции, они ехали с постоянной скоростью в течение десяти часов, прежде чем достигли места назначения. Во время путешествия мужчины почти не разговаривали: первоначальные попытки Зиглера завязать легкий разговор наткнулись на односложные ответы. Он понял, что Макдоналд по своей природе чрезвычайный одиночка – человек, сквозь наружную оболочку которого будет очень трудно проникнуть.

Они подъехали к коттеджу Макдоналда неподалеку от Форт-Уильяма в пять часов вечера. Макдоналд коротко переговорил по телефону с Дунканом Макри и принялся за приготовление еды.

– Дункан сказал, что будет просто здорово, если мы завтра поднимемся к горному озеру, – сообщил он Зиглеру. – Мы можем воспользоваться одним из вездеходов «Аргокэт», если захотим.

– Эй, Мак, а почему бы нам не прогуляться пешком? – небрежно спросил Зиглер. – Я не прочь поразмяться.

Макдоналд стрельнул взглядом в его сторону.

– Как хочешь, – ответил он. – Но до долины придется немного пройти, а имущества тащить на себе – изрядно.

– Если ты не против, то и я тоже, – сообщил Зиглер. Наблюдая, как Макдоналд оценивающе на него смотрит, ему показалось, что он заметил на лице егеря некоторое колебание. И тут он понял. «Будь я проклят! – подумал он. – На самом деле скотч сомневается, в достаточно ли я хорошей форме для небольшой прогулки пешком!» Он ухмыльнулся: – Да, я чувствую, что разминка мне не повредит.

Макдоналд кивнул, ничего не ответив. Лед между ними еще не треснул: егерь по-прежнему вел себя настороженно.

На следующий день они вышли из коттеджа в шесть утра. В багажнике автомобиля лежали объемистый рюкзак и Н-образная рама, к которой были привязаны более крупные вещи. Оба груза весили почти по семьдесят фунтов. В рюкзаке самой большой вещью был огромный свинцовый аккумулятор; самой неуклюжей и хрупкой и тоже тяжелой был прикрепленный к раме вместе с футляром для винтовки трехфутовый металлический цилиндр с окулярами, массивной треногой и различными приспособлениями, выкрашенными серо-стальной краской для боевых кораблей.

– Это старинный дальномер, – объяснил Макдоналд. – Принадлежит моему дядюшке.

– Выглядит, как из музея, – проворчал Зиглер. – Ты уверен, что он работает?

Они оставили «сьерру» возле сторожки. Было 6.30 – задолго до рассвета, – и январский воздух был холодным, бодрящим и неподвижным. Они вскинули на плечи тяжелую поклажу и во главе с Макдоналдом направились по тропе вверх по долине.

Егерь начал с нормальной быстрой ходьбы. Через полмили, не обнаружив каких-либо признаков недовольства позади себя, он ускорил шаг. Зиглер поспевал за ним без всяких видимых усилий. Макдоналд слышал, что американец даже не запыхался, и снова увеличил темп. Через час и сорок пять минут, преодолев десять миль непрерывного, но пологого подъема, они достигли верхней части долины. Они поднялись на шестьсот футов, и теперь, на большей высоте, тропу покрывала снежная пороша. Ни тот, ни другой не собирался сдаваться, каждый упорно старался не уступить другому. Было по-прежнему темно.

– Отсюда склон пойдет круче. Осталось миль пять. Местами земля немного жестковата, так что побереги коленки.

– Нет проблем, Мак.

По бездорожью их продвижение шло гораздо медленней – по мере подъема снежный покров становился все толще. Мужчины с трудом взбирались вверх по крутому склону, то и дело проваливаясь по колено в снег под тяжестью нелегкой поклажи. К тому времени, когда они достигли вершины, которая возвышалась на тысячу двести футов над стойлом для пони, где тремя неделями раньше Хауард ел свои сандвичи с мясом, оба чувствовали усталость от напряжения. Остаток пути проходил по наклонной волнистой местности. Макдоналд безошибочно выбирал дорогу среди неровностей, благополучно избегая торфяные ямы под снегом. Когда они наконец добрались до того места, высоко, среди гор, куда направлялись, было уже почти десять часов. Пятнадцатимильная дорога заняла у них три с половиной часа. Кому угодно потребовалась бы изрядная степень тренированности, чтобы пройти этот путь за такое время при свете дня и без поклажи – они же проделали его в темноте и с семьюдесятью фунтами за спиной у каждого.

С наступлением рассвета Зиглер теперь смог рассмотреть окрестности, куда они пришли. Впереди лежало проточное озеро, протянувшееся на милю в длину. В основном свободная ото льда, окруженная снежными вершинами холмов, его гладкая чернильно-черная поверхность выделялась на фоне молчаливой белой местности. Он упивался ландшафтом.

– И почему это я никогда не был здесь раньше? Это место просто прекрасно, Мак. Фантастика!

Макдоналд глянул на него и улыбнулся.

– Здесь, наверху, среди гор, мне и самому нравится.

Мужчины начали распаковывать кое-что из снаряжения, в том числе аккумулятор, винтовку, баллистический хронометр и дальномер, который Макдоналд установил на треноге на травянистом взгорке со стороны озера. Зиглер отправился вдоль его берега вместе с деревянной рамкой для мишени и переговорным радиоустройством. Через сто шагов он развернулся и установил рамку вертикально, в то время как Макдоналд засек ее дальномером. Макдоналд отозвал его на четыре шага назад, сделал еще одну засечку, после чего объявил, что все нормально. Зиглер крепко воткнул шест рамки в землю. Ярко-желтая мишень была восемнадцати дюймов в ширину и пяти футов в высоту; в качестве прицельной метки в шести дюймах от ее нижнего края располагался крошечный полудюймовый квадрат черного цвета. Перед тем, как покинуть Суиндон, Зиглер спросил, почему мишени должны быть желтыми, а не более привычного белого цвета, – теперь покрытая снегом земля сделала причину очевидной. Он вернулся к огневому рубежу.

Макдоналд выложил винтовку на травянистый взгорок, откинув у нее две передние опорные сошки. Ствол и казенник были обернуты в одеяло с электроподогревом, которое получало питание от аккумулятора. Прямо перед взгорком он установил хронометр – кольцевые датчики, мимо которых пролетит пуля, выдадут значение ее скорости – и начал заполнять мешок мелким гравием с берега озера.

– То, что нужно для пристрелки, – ни малейшего ветерка, – отметил Дэнни. – Нам не понадобятся анемометры. – Он проверил барометр с термометром и сверился с тетрадью. Все ее страницы были испещрены цифрами. – Это баллистические таблицы для данной высоты и данных условий. Я собираюсь установить целик на дистанцию в тысячу двести ярдов. На расстоянии сто ярдов пуля попадет ровно на тридцать пять с половиной дюймов выше прицельной метки.

Взяв термометр, он проверил температуру внутри винтовочного ствола, затем развернул одеяло и лег на огневой рубеж, используя мешок с гравием в качестве упора. Оба мужчины вставили себе беруши.

Выстрел винтовки эхом отозвался в окружающих горах и прокатился над озером. Макдоналд передернул затвор, а Зиглер снял показания хронометра.

– Две тысячи девятьсот сорок шесть футов в секунду, – объявил он.

– Это очень хорошо, – довольно ответил Макдоналд. – Я выстрелю еще раз.

Для второго выстрела показание скорости пули у дульного среза оказалось равным двум тысячам девятиста шестидесяти футам. Макдоналд был восхищен.

– Завидное постоянство, и в точности согласуется с цифрами производителя – два-девять-пять-три. – Он положил винтовку и снова завернул в одеяло, чтобы уберечь ствол от переохлаждения на свежем январском воздухе.

Мужчины прошли к мишени. Брови Зиглера взметнулись вверх, когда он увидел два пулевых отверстия, расположенные совсем рядом.

– Вот это стрельба, Мак! – воскликнул он. – Разница в полдюйма! Поразительно для тяжелой винтовки.

Макдоналд воспользовался рулеткой, чтобы измерить расстояние от места, откуда стрелял, до прицельной отметки. Оно составило тридцать четыре с половиной дюйма по вертикали и каких-то полдюйма влево от нее. Дэнни был явно доволен.

– Что ж, вне всяких сомнений, «Экьюраси интернэшонал» знает свое дело. Эта винтовка собрана великолепно. При таких результатах на пристрелку уйдет не так уж много времени.

Мужчины вернулись на огневой рубеж. Макдоналд снял два влагонепроницаемых колпачка с регулировочных барабанов оптического прицела. Он повернул на четыре щелчка вверх барабан вертикальной настройки и на два щелчка вправо – горизонтальной, после чего надел колпачки обратно на место.

– Сделаю еще два выстрела для уверенности. Если все окажется нормально, мы можем сразу перейти на тысячу двести ярдов.

Следующие два выстрела поразили мишень так, что Зиглеру лишь с помощью подзорной трубы удалось определить наличие двух отверстий, а не одного. Хронометр выдал показания начальной скорости пули, еще более близкие к средней величине, чем предыдущие.

Когда они прошли вперед, чтобы осмотреть мишень, было ясно, что Макдоналд более чем доволен.

– У меня никогда не было винтовки, которая пристреливалась бы так хорошо, – такая в первый раз. Просто поразительно. Взгляни – отверстия отстоят от прицельной метки ровно на тридцать пять с половиной дюймов. Теперь все, что мне остается сделать, так это настроить оптический прицел на восемь делений влево, чтобы учесть эффект Магнуса.

– Ну что ж, – прокомментировал Зиглер, – тут дело не может быть только в винтовке. По моим понятиям, это по-настоящему фантастическая стрельба, Мак. Никогда не встречался с чем-либо подобным раньше.

Они опять вернулись на огневой рубеж, и Зиглер собрал детали от второй рамки для мишени. Прихватив переговорное устройство, он легкой трусцой побежал вдоль берега озера, оставив Макдоналда на месте. Десятью минутами позже он приблизился к небольшому мысу, до которого, судя по карте, было около тысячи двухсот ярдов от огневого рубежа. Зиглер установил мишень: деревянную рамку четыре на четыре фута, туго обтянутую желтым холстом. В центре холста находилась прицельная метка – черный круг шести дюймов в диаметре. Он вызвал Макдоналда по радио и замер с мишенью, чтобы тот засек ее дальномером. Через минуту из переговорника донесся голос Дэнни:

– У меня получается тысяча двести тридцать пять. Вернись на тридцать пять шагов назад, и я сделаю еще одну засечку.

В пределах нескольких минут ножки рамки были заколочены в землю точно в тысяче двухстах ярдах от огневого рубежа. Зиглер укрылся за валуном в десяти ярдах от мишени и доложил, что он готов. В руке он держал электронный секундомер. Через тридцать секунд раздался сухой щелчок от пролетевшей пули, и Зиглер тут же пустил секундомер. Через полторы секунды прозвучал отдаленный взрыв, когда звук от выстрела достиг этого места. Он остановил секундомер и взялся за переговорник.

– Мак? У меня 1,46 секунды. Это верно?

– На такой высоте – да. Пуля летит 1,75 секунды, а звук доходит за 3,21. А это означает, что звук от выстрела запаздывает чуть меньше, чем на полторы секунды. Куда я там попал?

Зиглер подошел к мишени. Сначала он не заметил никаких следов попадания, но тут он разглядел отверстие и тихонько присвистнул.

– Господи, Мак, ты попал в черное. Клянусь Богом – с первого раза! Отверстие находится на семь часов и на самой границе круга.

– Отлично. Я выстрелю еще три раза, чтобы иметь группу из четырех отверстий.

Между выстрелами Макдоналд выжидал: если раньше он пользовался электроодеялом, чтобы винтовка не переохладилась, то теперь он не хотел, чтобы ствол слишком перегревался после выстрелов. Поглядывая на термометр, он каждый раз давал металлу остыть до шестидесяти градусов по Фаренгейту.

Когда смолк звук последнего выстрела, Зиглер снова подошел к мишени. Четыре отверстия расположились с кучностью пять дюймов. Центр группы находился прямо под черным кругом, пятью дюймами ниже центра мишени и тремя дюймами левее.

– Какая-то чертовщина, Мак, – доложил он по радио, – я знаю массу парней, которые были бы просто счастливы иметь такую кучность с расстояния две сотни ярдов, не говоря уж о двенадцати! Да, парень, это что-то невероятное!

– Спасибо. Я собираюсь произвести кое-какую окончательную настройку и сделать еще три выстрела. Если повезет, этого будет достаточно. Теперь можешь заклеить все дырки. – Макдоналд отложил радио и еще раз снял защитные колпачки с оптического прицела. Он повернул барабан вертикальной настройки на два щелчка вверх, а горизонтальной – на один щелчок вправо, затем снова надел колпачки.

Зиглер закрыл три пулевых отверстия полосками липкой бумаги и ретировался за валун. Когда Макдоналд снова выстрелил четыре раза американец вернулся к рамке. При виде результата у него отдела челюсть.

– Мак, я просто не верю тому, что здесь увидел. Ты отстрелялся с кучностью три дюйма прямо в середину черного круга. На таком расстоянии это просто чертовски здорово. Полагаю, с этим мы покончили, верно?

__ Да, завязываем! И впрямь все прошло очень здорово. – В голосе Макдоналда слышался явный восторг. – Эта винтовка чертовски хороша. Да и боеприпасы мне такие еще не встречались. Думаю, можно сказать, что в этом деле мы вступаем в долю.

К тому времени, когда Зиглер присоединился к Макдоналду, тот уже упаковал рюкзак, а винтовка вновь находилась в безопасности в жестком, но с прокладками футляре, пристегнутом к Н-образной раме. С широченной улыбкой на лице американец сграбастал руку Макдоналда и стал с энтузиазмом ее трясти.

– Мак, для скотча ты чертовски приятный малый. Это просто… черт, да просто у меня нет слов!

– Ты и сам не так уж плох, Янк, – рассмеялся Макдоналд. – Но ты, наверно, имел в виду «скотт», а не «скотч». «Скотч» – это виски. – Он достал маленькую жестяную фляжку из кармана твидовой куртки. – Или, может быть, под словом «скотч» ты подразумевал вот это? Выпьешь чуток?

Зиглер сделал глоток из фляжки. На бодрящем, чистом, морозном горном воздухе напиток показался ему самым лучшим из того, что он когда-либо пробовал. Он удовлетворенно крякнул и передал фляжку хозяину.

Они вскинули поклажу на плечи, и, прежде чем тронуться в путь, Макдоналд обернулся к Зиглеру:

– Майк, я не стал бы устраивать соревнование по скоростному спуску с гор, если ты того же мнения. Не хотелось бы подвергать винтовку тряске, рискуя сбить настройку прицела. Сам телескоп и крепеж очень прочные, но достаточно даже маленького смещения, чтобы вывести прибор из строя, а я не хочу рисковать. Тем более, что ты мне уже показал, какой ты накачанный парень. Мне хотелось бы как-нибудь сводить тебя в горы на оленью охоту. Тогда я смог бы увидеть, как стреляешь ты. С виду ты в этом капельку разбираешься.

Зиглер громко расхохотался.

– На самом деле, я привык считать, что могу чертовски ловко управляться с винтовкой, – но только до сегодняшнего дня. Скотч, меня бы даже в лигу твою не допустили. И я сочту за честь, если когда-нибудь пойду с тобой на оленью охоту. Ты чуть было не загнал меня насмерть по пути сюда.

Лед был сломан. По дороге вниз мужчины непринужденно болтали, довольные успешной работой днем, восхищенные величием суровых зимних ландшафтов и случайным мельканием оленей в отдалении. Они травили истории и анекдоты: оба были от природы хорошими рассказчиками. Один из зиглеровских наиболее непристойных отчетов о пребывании во Вьетнаме – байка, где фигурировали глубокая выгребная яма, несколько диких свиней, сигнальный патрон и группа старших офицеров, – заставил Макдоналда хохотать до слез. К сторожке они возвратились задолго до пяти. Мужчины прошли пешком с тяжелой поклажей тридцать миль, но ни тот, ни другой не чувствовали особой усталости. Их дружба была скреплена печатью.

На следующее утро Зиглер загрузил в «сьерру» винтовку и остальное оборудование, чтобы отправиться обратно на юг.

Макдоналд помахал ему из дверей небольшого коттеджа.

– Будь осторожен, Майк. Веди поаккуратней.

– Ясное дело. Где-то через месяц увидимся снова. Было просто здорово познакомиться с тобой, Скотч!

– С тобой тоже, Янк, – усмехнулся Макдоналд.

 

27

– Налей себе выпить, Джонни. – Хауард сделал жест в сторону застекленного шкафчика в углу комнаты.

– Спасибо. – Берн налил себе порцию виски и присел. – Что ж, вернемся к великому проекту. Пока все идет хорошо. – Он приподнял бокал.

– Да, пока хорошо. До отъезда осталось сделать не так уж и много. Когда прибывает наш американский пилот?

– Мел звонил ему вчера. Он прилетит сюда недели через три, чуть меньше, двадцать восьмого марта. Ему явно не терпится приехать.

– Должно быть, его подгоняет мысль о девяноста тысячах долларов. Забавно, выходит, что я с ним скорее всего так никогда и не встречусь. Как там с визами?

– Все на оформлении. Салливан поедет по документам «Даркона», которые мы для него уже сварганили. Остальные пусть выразят горячую признательность компании ПАП.

«Пан-Арабиан петролеум» была еще одним клиентом «Экс-Эф секьюритиз». Берн воспользовался своим правом доступа в лондонский офис ПАП, чтобы разузнать достаточно подробностей об оформлении саудовских виз для ездивших туда сотрудников, и подготовил заявки от ПАП о приеме на работу остальных членов команды.

– Думаешь, они все пройдут нормально?

– Мы делали все очень тщательно – да иначе и нельзя. Получить визу в Саудовскую Аравию едва ли не сложнее, чем в любую другую страну. Никаких туристов – только bona fide бизнесмены и паломники в Мекку. Только так. У тебя должна быть железная причина для приезда и безукоризненные сопроводительные документы, включая полную медицинскую карту, где в том числе указан результат анализа на СПИД. Но ПАП и «Даркон» в этих местах весьма уважают, и их служащим никогда не чинили препятствий.

– Хорошо. Кстати о «Дарконе», как насчет второго набора документов – тех, что предназначены для местного босса? С ним все в порядке?

– С Тони Хьюзом? Да, с ним все превосходно. На него – ни тени подозрения. Факс, который я ему отослал, выглядит, как если бы он пришел от самого Дартингтона, – мы скопировали стиль старика из тех бумаг, что ты украл. У нас тут прошло небольшое соревнование, кто сможет лучше подделать подпись Дартингтона, – победил Боб. Что касается Хьюза, то Дартингтон поручил команде исследователей приехать и разобраться относительно нового конфиденциального проекта, а Хьюз должен обеспечить их всем необходимым. Я думал, что после этого он не станет совать свой нос во все щели, но как бы не так. После отправки факса я ему позвонил и рассказал, что нам от него понадобится. Он разрешит нам пользоваться старым лагерем для строителей, который нам нужен, и договорится относительно транспорта и других вещей, о которых я просил. С его точки зрения, тут все предельно честно.

– Ты до этого с Хьюзом встречался? Он тебя не узнает?

– Нет. Мы с ним только говорили по телефону. Единственные, кого он увидит, это мы с Крисом, а у нас будут фальшивые документы. Он поверит, что мы те, за кого себя выдали, – почему бы и нет? У него не будет ни малейших оснований подозревать, что мы проникли в страну под другими именами в качестве служащих другой компании.

– Прекрасно. Как насчет договоренностей в Момбасе?

– Все улажено. Местный агент знает, что нам потребуется. Он все достанет и подготовит, но он не в курсе, зачем все это нужно. Мел свяжется с ним из Джидды и проверит, чтобы все шло о'кей. В любом случае, если у агента что-то будет не так, у нас останется достаточно времени, чтобы разобраться с этим позже. А если случится худшее из худшего, у нас всегда есть увертка с «потерянным» паспортом, которая должна сработать в Судане.

– Мне бы не хотелось это делать, если только и впрямь не будет выхода. А теперь слушай, Джонни. – Хауард хрустнул костяшками пальцев. – Наше время истекает. Скоро мы должны будем принять окончательное решение, едешь ли ты с нами или нет.

Брови Берна удивленно взметнулись.

– Эй, Эд, а я-то думал, что все уже решено. Я вполне готов. Теперь ты уже не можешь меня оставить.

– Знаю, Джонни, знаю. И поверь, мне не хочется это делать. Но я не возьму тебя с собой, если ты на сто процентов не будешь уверен в том, что ты делаешь. Ведь у тебя есть еще обязательства по отношению к своей невесте.

– Эд, я уверен. На все сто процентов. Кроме того, ведь я тебе нужен.

– Джонни, в том-то и дело. Я не хочу, чтобы ты думал, будто ты незаменим. Ты лучше всех подходишь для этого дела, но незаменимым не являешься.

Глаза Берна сузились от гнева. Он подался из кресла вперед.

– Ты говорил с кем-то еще, не так ли? С кем? Ну давай, Эд, с кем?

– Да, я говорил кое с кем еще. Он готов вступить в игру, если ты не сможешь. Я знаком с ним с очень давних пор – еще до того, как служил в ДКС.

– Эд, кто он?

– Джонни, это не имеет значения. Единственное, что я могу сказать: в случае нужды – он вполне справится. Он прекрасно говорит по-арабски – не так свободно, как ты, но вполне сойдет, – и у него есть еще одно преимущество. Он отлично стреляет из винтовки. Лучше, чем ты, я или даже Майк. Если по дороге туда с нашим шотландцем случится что-нибудь не то, он смог бы выполнить эту работу. Но, в любом случае, я предпочел бы тебя. Хочу сказать лишь одно: если ты делаешь это только для того, чтобы нас не подвести, то тогда не надо.

– Ну и дерьмо же ты, Эд! Ты не посмеешь выкинуть меня сейчас, после всего того, что сделано! Этот твой парень, хотя бы кто он? Уж не хочешь ли ты сказать, что у него вообще нету связей, даже подружки?

– На самом деле он женат. Впрочем, и Мел с Тони тоже.

– Ну же, Эд, продолжай-продолжай! Ты читаешь мне лекции о моих обязательствах, а сам в то же время готов взять на мое место кого-то, кто женат? Ты еще скажи, что у него есть дети!

– Что ж. – Хауард усмехнулся. – Ладно, я сдаюсь. А еще скажу, что очень рад это сделать. Но ты пойми, почему я так говорил. Я должен был быть уверен, что ты действительно этого хочешь.

– И ты еще сомневался? – Берн широко улыбнулся – его гнев исчез так же быстро, как и появился.

Хауард вполне здраво относился к мгновенным перепадам в настроении Берна, по крайней мере, тот ничего не скрывал – был прямодушен в проявлениях горячего нрава и своих эмоций. С Джонни Берном мы имели то, что видели. Ну что ж, подумал Хауард, настанет день, и ты угомонишься и научишься лучше владеть собой… может быть.

 

28

Хлынул холодный мартовский дождь, а следом разразилась гроза необычайной силы. Неожиданный ливень застал спешащую пару врасплох, но они продолжали хохотать и шлепать по воде, уже сбегавшей вниз по тропе.

И тут девушка поскользнулась и упала. Она вскрикнула, мужчина остановился и обернулся, а потом возвратился назад к девушке. Та сидела на придорожном камне, обхватив левое колено, – мокрая ткань ее джинсов была разорвана, и в этом месте дождевая вода смешивалась со струйкой крови. Сжав губы, она пыталась встать, но снова пошатнулась и опять вскрикнула. Мужчина успел подхватить девушку прежде, чем та упала второй раз, и поднял ее на руки. Она показалась ему очень маленькой и легкой.

– Давай-ка я тебя отнесу, – сказал он. – Укроемся в этом стойле, пока нас совсем не смыло.

– Ох, Дэнни, спасибо! – сквозь слезы поблагодарила Шила Камерон и закусила губу – боль в колене была очень острой. – Так глупо с моей стороны, да и идти-то осталось всего ничего…

Не переставая шагать по размытой тропе, Дэнни Макдоналд коротко взглянул на девушку, которую нес у груди. Ее волосы, намокнув, облепили лицо и шею, и неожиданно она показалась ему такой молоденькой и беззащитной, какой он давно уже ее не помнил. Дэнни подошел к стойлу, откинул засов и распахнул двери. Укрывшись внутри от дождя, он усадил ее на груду тюков из прессованного сена и протер глаза от заливавшей их воды.

– Чертова погода! – выругался он. – Вот это буря. Давай-ка теперь посмотрим на твою коленку.

– Мама убьет меня за них, – простонала Шила, когда он извлек свой охотничий нож и осторожно расширил дыру на джинсах, чтобы осмотреть рану. Ее зубы стучали от холода, ею начинала овладевать дрожь.

Дэнни посмотрел на лицо девушки. Он подумал, что она и впрямь замерзла.

– Вот, – сказал он, снимая с себя твидовую куртку. – Она влажная, но все равно так будет теплее.

Девушка дала укутать свои плечи.

– А как же ты, Дэнни? Ты остался в одной рубашке, да и ту хоть выжимай…

– Ох, со мной-то все будет в порядке, – ответил он и выглянул за дверь.

Дождь низвергался сплошным потоком. Он захлопнул дверь и подкатил большой камень, чтобы подпереть ее изнутри.

– Думаю, нам лучше переждать какое-то время здесь, пока не поутихнет дождь.

Вниз до сторожки оставалось еще добрых четыре мили. Он еще раз посмотрел на девушку – та дрожала с ног до головы. Дэнни нахмурился.

– Разожгу-ка я огонь, – решил он. – Это поможет чуть-чуть тебя пообсушить.

Маленькое стойло было давно заброшенным коттеджем. Когда-то тут жили люди, но теперь вот уже в течение долгого времени его использовали только как склад и стойло для пони – временное укрытие посреди долины. К одной из стен примыкал старинный камин. Дэнни вытащил большую охапку из ближайшего тюка и стал доламывать трухлявые остатки мебели. Подожженная солома ярко вспыхнула, и вскоре, потрескивая и рассыпая искры, заполыхало и старое сухое дерево.

– Вот так-то будет лучше, – улыбнулся он девушке, – если только в трубе не поселилась галка и не заткнула ее своим гнездом. – На короткое время стойло заполнилось дымом, но затем появилась тяга и клубы исчезли в трубе.

– Ага, теперь огонь пошел, – сказал он, вновь поднимая Шилу. – Давай-ка перенесем тебя поближе к теплу.

Он подтолкнул ногами пару тюков с соломой почти к самому камину и усадил девушку на один из них. Ее по-прежнему трясло от холода, хотя она плотно обхватила себя руками под курткой Дэнни.

– Извини меня, Шила, – сказал он мягко, вновь наклонившись, чтобы осмотреть ее колено, – непростительная глупость с моей стороны: позволить, чтобы нас застала такая непогода. Я должен был заметить ее приближение. Ты промокла до нитки и, похоже, совсем замерзла. С тобой все в порядке?

Девушка подняла взгляд и вымученно улыбнулась.

– Твоей вины здесь не больше, чем моей, Дэнни, – сказала она, стуча зубами. – Ты такой заботливый, вот – отнес меня.

Макдоналд пошуровал в камине, и пламя бешено разгорелось, но внутри дома было еще холодно, и Шейлу продолжала бить дрожь. Он уселся на соседний тюк и ласково обнял ее за плечи. Подогретая пламенем, их мокрая одежда стала парить. Ноздри ощутили сильный запах стойла и отсыревшего твида.

Девушка прижалась к Дэнни – он всегда был для нее защитой. Она склонила голову ему на плечо, но сразу же подняла.

– Дэнни, твоя рубашка совсем мокрая и противная. Сними ее и высуши.

Какое-то мгновение он не сводил с нее взгляда, затем встал, снял рубашку и, встряхнув, повесил на низкое деревянное стропило неподалеку от камина. Все это время она не спускала с него глаз.

– Послушай, – сказал он наконец, – ты должна сделать то же самое. Из того, что ты будешь высиживать в насквозь мокрой одежде, ничего хорошего не выйдет. Не беспокойся – я смотреть не буду. Отвернусь в другую сторону. Давай-ка все снимай и развесь сушиться, а потом набрось мою куртку. Так ты согреешься гораздо быстрее. Ну-ка, дай мне помочь тебе с ботинками.

Дэнни развязал шнурки, снял с нее ботинки, затем стянул с ног носки. Его мысли вернулись на много лет назад, когда ему пришлось заниматься тем же самым, – тогда Шила была шестилетней девочкой и горько плакала, свалившись в ручей. Ему было пятнадцать, и он вытащил ее из воды. Теперь, как и тогда, он вывернул ее шерстяные носки и развесил их наверху. Ее ноги были ледяными, и он растер их, чтобы восстановить кровообращение. Потом встал и отвернулся.

– Я не буду смотреть, – снова повторил он.

Шила стала раздеваться прямо рядом с камином. Дэнни слышал, как она фыркнула от отвращения, когда стянула с себя мокрую рубашку и отбросила ее на тюк с соломой. Затем послышалось легкое восклицание, когда она с трудом стянула штанину через поврежденное колено, и явственная дрожь, когда она снова набросила его куртку. После этого она опять уселась на тюк.

– Ой, солома колючая, – хихикнула девушка. – Ладно, Дэнни, можешь повернуться.

Дэнни подумал, что теперь ее голос звучит более бодро. Он повернулся и увидел, что ее легкая фигурка утонула в куртке, из-под которой торчали протянутые к огню голые ноги. Сама куртка почти достигала ее колен. Огонь теперь разгорелся вовсю, но и съел уже половину старого приставного стола. Дэнни заглянул поверх торчащих стропил. Поперек опор были уложены несколько жердей из старого дерева, и Дэнни сдернул некоторые из них. Резкими ударами ноги он разломал их на куски и сложил поближе к огню. Он отжал рубашку и джинсы Шилы и развесил их по стропилам.

В стойле явно теплело – дрожь девушки стихла.

– Дэнни, когда ты последний раз стирал свою куртку? От нее такой запах, как будто кто-то в ней сдох!

Дэнни ухмыльнулся, поглядывая на нее сверху вниз.

– Девочка, а чего же ты хотела? Я не могу себе позволить вылизывать ее после каждого дня, проведенного в горах. Разве не так? Она пропиталась потом и кровью, испачкана торфяной жижей, овечьим и оленьим навозом…

– Ох! – воскликнула Шила, сморщив нос. – Не будь таким противным! – Она тут же улыбнулась. – Подойди ко мне, присядь рядом и согревай меня!

Дэнни сел и снова склонился над ее коленом.

– Похоже, ничего страшного, – произнес он. – Можешь им пошевелить?

Девушка распрямила колено, поморщилась, но согласно кивнула.

– Все будет нормально. Всего лишь ушиб и царапина. Наверно, поболит немного, но, когда я согреюсь, все будет в порядке. – Шила посмотрела на него в упор. – Дэнни, спасибо тебе за то, что ты так заботишься обо мне, – мягко произнесла она.

Макдоналд неуверенно улыбнулся и встал, чтобы подложить дров в камин, затем снова сел и уставился в огонь.

– Шила, я как-то привык о тебе заботиться, – ответил он, – или, по крайней мере, надеюсь, что делал это.

– Дэнни, ты не мог бы снова меня обнять? Я никак не согреюсь.

Он выполнил ее просьбу, по-прежнему не отрывая взгляд от огня. Голова девушки опустилась на его обнаженное плечо. Дэнни ничего не сказал – неожиданно он ощутил неловкость и смутился. Она уже не была маленьким ребенком.

– Дэнни, у тебя было много подружек?

Вопрос его поразил.

– Ох, Шила, ну-ка давай, выкладывай. С какой это стати ты меня спрашиваешь о таких вещах?

– Ну, все равно же надо о чем-нибудь говорить. Мы всегда с тобой о чем-нибудь говорили, когда были маленькими. По крайней мере, когда я была маленькой. Ну да ладно, так много их было?

– Ну, я… – Он снова замолчал и пожал плечами.

– А серьезные увлечения были?

– Шила! – запротестовал он. – Ты становишься слишком любопытной!

– Ох, Дэнни, не будь таким скрытным! Мы же с тобой знаем друг друга всю свою жизнь! По крайней мере, мою жизнь, – добавила она вполголоса. – Ну и?

– Ладно, если так уж хочешь знать, то ответ будет – да, у меня были одна или несколько подружек. Хотя в настоящий момент – ничего серьезного нет.

Девушка примостилась еще чуть ближе к Дэнни.

– А для меня всегда существовал один-единственный мужчина, – сказала она тихим голосом, едва различимым из-за потрескивания камина. Ее щека соскользнула с плеча Дэнни и мягко прижалась к его обнаженной груди. – Только я не думаю, что он об этом даже догадывается.

И тут Дэнни Макдоналда словно ударило от осознания слов девушки, ему показалось, что в голове его неожиданно вспыхнул огонь. Его рука непроизвольно прижала ее крепче, когда он понял, насколько же был слеп. Он не заметил, что Шила почувствовала его реакцию – она приподняла голову и ищуще всматривалась в его глаза. Его спина напряглась, разум метался, пытаясь привести мысли в порядок. Он всегда думал о ней, просто как о маленькой девочке. Для него она была кем-то вроде малолетней сестры – намного моложе, такая маленькая и хрупкая, по-прежнему всего лишь девочка, маленький ребенок, к которому он был так привязан… Однако теперь, хотя она и не сказала ничего такого ни прямо, ни конкретно, инстинктивно он с абсолютной уверенностью осознал… насколько же был слеп…

Дэнни медленно повернулся к девушке, на его лице отразилось понимание, наконец он заглянул в ее глаза, читая в них подтверждение. Не говоря ни слова, он взял ее лицо в свои ладони. Чисто по дружески он целовал ее и раньше, когда она была маленькой девочкой, но теперь расположенное так близко знакомое лицо принадлежало уже молодой женщине. Она уже больше не ребенок, о Боже, не ребенок… билось в его мозгу. Прикрыв глаза, она подставила свое лицо для поцелуя и, когда их губы встретились, обвила его руками за шею. Дэнни испытал мгновенное потрясение, когда куртка соскользнула с ее плеч и он ощутил ее обнаженное тело, тесно прижавшееся к его груди.

Освободив правую руку, Дэнни осторожно достал из заднего кармана бриджей свой нож. Он открыл его одной рукой у нее за спиной – длинное острое лезвие отблескивало красным в свете пламени. Нож открылся с мягким щелчком. Дэнни дважды с силой полоснул им по тюку.

Стальное лезвие глубоко вошло в солому, взрезав две красные веревочные петли, стягивающие тюк. Освобожденная от пут солома рассыпалась вокруг них. Дэнни отбросил нож, и тот со стуком отлетел к дверям. Он поднялся и потянул за собой Шилу. Они снова поцеловались, теперь уже горячо и страстно. Затем он наклонился, разворошил тюк и разбросал солому по каменному полу. Он быстро стащил с себя ботинки и остальную мокрую одежду и отбросил все в сторону. Посмотрев вверх, он увидел на фоне пламени похожую на эльфа фигурку девушки; переступив с ноги на ногу, она сняла трусики и, обнаженная, застыла над ним. Изящные линии ее тела явились для него откровением: неожиданно она стала самой красивой, самой любимой и самой желанной из всех женщин. Никакая не девочка и не подруга детства – отныне все изменилось раз и навсегда.

Шила Камерон грациозно опустилась на жесткую солому рядом с Дэнни Макдоналдом. Позабыв обо всем на свете, потеряв от взаимного чувства головы, они приникли друг к другу. Снаружи по-прежнему лил дождь, который громко барабанил по ржавой крыше стойла; внутри к потолку поднимался пар от влажной одежды, развешенной на стропилах. Пламя в камине нетерпеливо гудело, отбрасывая красноватые блики на молодых влюбленных.

Дэнни крепко обнимал лежащую на нем Шилу и поглаживал ее волосы и спину, пока не стихли всхлипывания девушки.

– Шила, мне так жаль, мне так жаль…

– Дэнни, что значит, тебе жаль, мой любимый? – спросила она тонким голоском. – О чем ты так жалеешь?

– Это моя ошибка… Я не должен был так…

– Дэнни, – мягко прервала его она, – я так хотела. И теперь я чувствую себя настоящей женщиной. И знаю о том, о чем все другие девушки…

– Но я сделал тебе больно…

– Только в начале и только чуть-чуть. А после этого…

– Но ведь ты стонала…

Шила приподняла голову и, широко улыбаясь, влажными глазами заглянула в его лицо.

– Да, пожалуй, так и было, – медленно проговорила она, целуя его. – Но, Дэнни, любимый, это было от наслаждения, а не от боли!

– Но почему же ты плачешь? – спросил он все еще с беспокойством и неуверенностью.

– Я вовсе не плачу, – попыталась она разубедить его. – Но… но если даже и плачу, – выдавила она сквозь слезы, – то это потому, что я такая счастливая! – Она крепче прижалась к нему. – Никогда в жизни я еще не чувствовала себя такой счастливой!

По выражению ее лица он понял, что это правда, и испытал огромное облегчение оттого, что не причинил ей боли. Дэнни крепко обнял девушку, нежно лаская и целуя ее. Она казалась ему такой крохотной, такой по-женски беззащитной и в то же время такой взрослой. Он ощутил прилив переполнявшей его нежности, что-то такое, чего он раньше не испытывал с другими девушками. И тут в глазах его мелькнула тень.

– Шила, любимая, – медленно начал он, – малыш, я должен кое-что тебе сказать. Через несколько дней я уезжаю.

Она резко вздернула голову, и ее встревоженные глаза поймали его взгляд.

– Всего лишь на месяц или около того, – поспешно добавил он и увидел, как на ее лице тут же отразилось облегчение.

– И куда же ты едешь? – спросила она.

– За границу, на работу. Платят хорошо, – сообщил он.

– Дэнни, а что ты там будешь делать?

– Я не должен об этом рассказывать. Придется тебе поверить мне на слово.

Она снова опустила голову и тихонько лежала у него на груди несколько минут.

– Дэнни? – пробормотала она через какое-то время. – У тебя много подружек?

Он улыбнулся.

– Только одна, – ответил он, крепко прижав ее к себе. – Теперь в моей жизни существует только одна женщина. Просто раньше я никак не мог этого понять.

 

29

Начиная с понедельника, 23 марта, и в течение недели сторонний наблюдатель смог бы отметить в районе Лаундиз-роуд более высокую активность по сравнению с той, что наблюдалась здесь ранее. Утром в понедельник в блок № 8 было доставлено шесть громоздких контейнеров для промышленных отходов. Они были расставлены в один ряд внутри заметно опустевшего без штабелей с ящиками блока. Когда грузовики, доставившие контейнеры, уехали, Ашер с помощью автопогрузчика стал загружать их металлоломом и прочим хламом. Весь лом поступал из блока № 9, где работали Акфорд и остальные члены команды. Сам Акфорд не выпускал из рук ацетиленовой горелки, превращая свои станки в неузнаваемые куски металла, команда же методично крушила все оставшееся оборудование и уничтожала все без исключения использованные материалы. Продукты их деятельности отправлялись в мусорные контейнеры, и через двадцать четыре часа блоки № 8 и № 9 были абсолютно пустыми и девственно чистыми. В блоке № 10 огромный холодильный контейнер по-прежнему покоился на своей платформе. К нему присоединился более скромный двадцатифутовый собрат, чья холодильная установка работала вовсю. В другом углу разместилось небольшое нагромождение оборудования, ожидавшего погрузки в самолет.

Во вторник, 24-го, в середине дня вернулись грузовики, чтобы забрать мусорные контейнеры. Они отправились на муниципальную свалку графства, где содержимое контейнеров присоединилось к тысячам тонн другого обезличенного утиля и отходов.

На следующее утро, в среду, оборудование для самолета перекочевало в автомобили Хауарда, Палмера и Ашера, после чего кавалькада выехала в аэропорт Саутхемптона. В аэропорту Палмер с Денардом проследили за погрузкой в «айлендер» абсолютно безобидных ящиков и коробок. Покинув самолет, они вернулись в Суиндон, где Хауард передал ключи от своего ровера Денарду, который оставил свою «тойоту-короллу» в Лондоне и приехал вместе с Палмером. Ровер исправно сослужил службу Хауарду, но больше он в нем не нуждался. Берн подвез Хауарда до дока на своих «БМВ» и «альфе-ромео», сделав уже привычную пересадку на долговременной стоянке в Хитроу. В тот же вечер, но позднее, из Форт-Уилльяма приехал Макдоналд и остановился на ночь в квартире Хауарда.

Во вторник утром, 26-го, Берн отвез Хауарда с Макдоналдом обратно в Суиндон, где они и остались дожидаться Харриса внутри блока № 10. Тот приехал в десять часов на огромном тягаче «Вольво HGV». Все оставшиеся вещи аккуратно загрузили в контейнер. Последними пошли поддоны с продуктами, перевезенными на автопогрузчике из меньшего контейнера, где они хранились в замороженном виде. Двери большого контейнера закрыли и заперли. Харрис осторожно сдал «вольво» назад, состыковал его с платформой и подсоединил питание, гидравлику и воздушные шланги. Двигатель холодильной установки контейнера сильно шумел. Харрис забрал у Берна документы и вывел трейлер за ворота.

Берн выключил холодильник меньшего контейнера, теперь пустого и больше не нужного, и прошел в офис, где по телефону договорился о том, чтобы контейнер забрала компания, которая сдала им его в аренду. Он сделал еще два звонка, один – в Лансинг-Линд, чтобы завтра утром забрали автопогрузчик, а второй – в фирму, занимающуюся расторжением договоров об аренде помещений.

В то время, как Харрис вез контейнер на восток по шоссе М4, началась серия с виду безобидных событий, которые, однако, заставили бы инспектора полиции по профилактике преступлений рвать волосы на голове в отчаянии от общей беспечности некоторых водителей. Сразу после полудня в одном из жилых районов Бристоля неподалеку от железнодорожной станции Темпл-Мидз на улице остановилась «воксхолл-астра». Водитель – крупный широкоплечий мужчина – вылез из машины и ушел, оставив в ней незапертую дверь, приспущенное на четыре дюйма боковое стекло и ключи в замке зажигания. Дойдя до железнодорожной станции, Акфорд посмотрел время отправления поездов на Лондон и устроился там же в ожидании ближайшего. В Оксфорде невысокий светловолосый мужчина оставил «Ровер-820» приблизительно в том же состоянии между зоной отдыха и городской объездной дорогой. Денард сел в автобус в сторону центра города, затем дошел до станции и, как и Акфорд, доехал на ближайшем поезде до Паддингтонского вокзала. В это же время в менее благополучном районе на юго-востоке Лондона почти в полумиле друг от друга Палмер и Ашер бросили свои «Пежо-205» и «Форд-эскорт XR3» соответственно, а милях в десяти к северу, на другом берегу Темзы, «сьерра» Зиглера была оставлена у входа в пивной бар в Лейтонстоуне. Немного позднее Денард, вернувшийся в Лондон после того, как избавился от ровера Хауарда, вывел свою «тойоту» в сторону Уэмбли. Выбрав боковую улицу между стадионом и станцией метро, он оставил там машину, добрался на метро по Бейкерлоо-лайн до станции Чаринг-кросс, а оттуда на такси до своего отеля.

Не считая странного исключения с «Пежо-205», который так и простоял нетронутым в течение почти двух суток, все остальные автомобили были угнаны в пределах нескольких часов с того момента, как их бросили. Сгоревший остов «эскорта» был найден более чем в ста милях от Лондона неподалеку от города Стоукон-Трент, по-видимому, угнанный молодыми любителями покататься. Ровер постигла почти та же участь восточнее Оксфорда. Остальные машины просто исчезли, будучи позднее перепроданы ничего не подозревающим покупателям, ни один из которых так никогда и не обнаружил, что предыстория его нового приобретения отличается от указанной в документах. Еще через неделю «Гольф GTi» Харриса и «БМВ» Берна обретут себе новые пристанища подобным же образом. Ни о каких кражах заявлено не было: полицейские управления Лондона и долины реки Темзы сочли странным, что никто не явился на опознание «эскорта» и «Ровера-820» – только эти две машины привлекли их внимание и то из-за пожаров, – но в ответ на их запросы в каждом случае выяснилось, что последние официальные хозяева машин продали их кому-то, кто не побеспокоился уведомить Центр регистрации транспортных средств о смене владельца. В обоих случаях возникало некоторое подозрение, что злополучные машины, вероятно, были использованы в неких преступных целях: какое-то время считалось, что заверения бывшего владельца «эскорта» – содержателя бара в Саут-Энде – в собственной невиновности более чем сомнительны. Однако улик никаких не было, и дело вскоре закрыли. Статистика по стране уже показывала тревожный рост числа преступлений, связанных с автомобилями. И «эскорт» и ровер превратились в еще две заурядные статистические единицы среди тысяч других, так и не раскрытых случаев.

Харрис прибыл на портовый терминал Феликсстоу-Тринити в три часа пополудни. Доложившись судовым агентам и завершив оформление документов, он последний раз проверил дизель-генератор, чтобы убедиться в работоспособности холодильной установки независимо от наличия внешнего электропитания, и стал наблюдать, как контейнер с по-прежнему включенным компрессором подняли краном с платформы и перенесли в одно из четырнадцати тысяч наземных гнезд огромной складской территории. Харрис отправился в Лондон. По пути он задержался на придорожной стоянке, где отсоединил пустую платформу, снял с нее номер, после чего поехал дальше.

В Феликсстоу судовые агенты представили в таможню Ее Величества обычную форму С88. Таможенный офицер быстро пробежался по списку содержимого, складывая в уме веса и объемы грузов мороженых продуктов, чтобы проверить, совпадает ли сумма с заявленным общим весом контейнера в двадцать шесть тонн. Они совпадали. Один только терминал Тринити обладал пропускной способностью в миллион контейнеров в год: количеством столь огромным, что по практическим причинам большинство из них – в особенности те, что покидали страну, а не ввозились, – попросту никогда не проверялись. Увидев, что среди содержимого контейнера нет ни мороженого мяса, ни иных продуктов, требующих обязательной проверки, офицер поставил печать на бланке и разрешил опломбировать груз. Отныне все перемещения контейнера направлялись компьютерной системой порта по контролю за перевозками. Один из сорока огромных портальных кранов на резиновых колесах отвез его на причал длиною в милю, у которого стояли на якоре ходившее под кипрским флагом судно «Манати» и еще пять контейнеровозов, направлявшихся в различные места. Через какое-то время дизель-генератор холодильной установки был отключен, и один из тринадцати гигантских портовых кранов «Панамакс» медленно поднял контейнер над причалом, перенес его по-над судном и с отработанной точностью посадил в гнезда на грузовой палубе, прямо рядом с корабельными надстройками. Палубная команда закрепила контейнер за петли с четырех сторон и подключила соединительный кабель к холодильной установке. Компрессор снова ожил, работая теперь от судового источника питания.

Часа через два большинство из контейнеров, предназначенных для судна «Манати», следующего рейсом номер 56 в Восточную Африку, было погружено на борт. Их было восемьсот штук, установленных в двадцать рядов – по пять штук в высоту и по восемь в ширину каждый. «Манати» готовилась выйти в море на следующее утро, в пятницу, 27 марта.

Если бы таможенный офицер решил проверить содержимое контейнера или взвесить его на мостовых весах, то с виду он не заметил бы ничего необычного. Вес совпал бы с указанным в документах, а открыв грузовые двери, таможенник увидел бы четыре поддона с замороженными овощами: два, расположенных вертикально, и два – горизонтально. Возможно, офицер подивился бы точности, с какой были установлены поддоны, хотя мог бы и рассудить, что такое размещение не способствует нормальной циркуляции холодного воздуха – поддоны занимали ровно семь футов четыре дюйма по ширине и поднимались прямо под потолок. Свободного пространства и по ширине и по высоте оставалось не больше дюйма. С виду деревянные поддоны казались стандартными, но на самом деле они были тщательно подогнаны так, чтобы никто не смог увидеть то, что находилось за ними. Не то чтобы таможенный офицер мог проявить к этому уж очень большой интерес – он вполне резонно решил бы, что позади находится почти все то же самое. Если бы у него был термометр, он заметил бы, что упаковки с овощами заморожены не так сильно, как следовало бы. Но, хотя на самом деле их температура и поднялась с минус двадцати до минус тринадцати градусов Цельсия, для невооруженого глаза видимой разницы не было. Скорее всего, если бы он это и обнаружил, то отнес бы на счет плотного складирования и как результат – слабой циркуляции холодного воздуха.

Позади поддонов с овощами офицер нашел бы еще поддоны, на этот раз с консервированным маргарином, и тоже замороженным. Обычно в заморозке маргарина нужды не было, тем не менее иногда такое имело место, если груз был смешанным, как в данном случае, так что это тоже не было бы воспринято как что-то слишком странное. На самом же деле маргарин помогал держать овощи в охлажденном состоянии – он служил эффективным хладоагентом, изолирующим овощи от того, что было расположено ближе к глухому концу контейнера.

За маргарином, в восьми футах от грузовых дверей, из невидимых за плотно составленными поддонами с продуктами, окрашенных в черное толстых изолирующих щитов была сделана переборка. Расположенная от пола до потолка и от стены до стены, она предотвращала охлаждение оставшихся тридцати футов контейнера от замороженного груза. Пол этой секции был покрыт однофутовым слоем из шлакобетонных блоков, единственным назначением которых было служить балластом. Бетонный пол вместе со стенами и потолком был устлан прорезиненным ковровым покрытием, эффективно обеспечивающим звукоизоляцию.

Тридцатифутовое пространство было изрядно загромождено. Вдоль одной из стен лежали свертки с оборудованием и припасами, в основном упакованные в прочные водонепроницаемые мешки. Безусловно, таможенный офицер нашел бы содержимое всех этих узлов и сумок весьма интересным: в них находилась вся контрабанда, необходимая для операции, – винтовка, патроны, глушители для «Калашникова», спутниковые навигационные устройства, приборы ночного видения и другие необычные вещи. Вдоль другой стены расположились домашний холодильник, огнетушитель, пылесос и веник, походная плитка, чайник и котелки, стоящие на тумбочке, банки с водой и горючим, небольшой деревянный ящик с химическим туалетом внутри, столик и два складных брезентовых стула. В дальнем конце, возле вентиляционных труб, лежали еще два предмета, объяснившие бы таможеннику что к чему. Здесь, прямо на полу, были расстелены два матраса.

После того, как контейнер слегка лязгнул о палубу судна и снова ожил компрессор, Эд Хауард потянулся, расстегнул молнию своего спального мешка и выбрался наружу. Несмотря на теплоизоляцию, мороженые продукты заметно охладили воздух внутри контейнера даже за то короткое время, что был отключен компрессор. Теперь, когда он был подсоединен к судовой сети, свежий воздух, поступающий снаружи, вскоре снова прогреет помещение. Два маленьких программируемых кондиционера исправно работали. Именно их установил Акфорд под кожухом холодильной установки, и именно их никак не мог обнаружить Берн, пока ему буквально не ткнули пальцем. Они так и будут поддерживать циркуляцию воздуха с постоянной температурой двадцать градусов Цельсия.

– Боюсь, придется убивать время в том же духе еще двадцать четыре часа, – проворчал Хауард. – После этого мы будем в море. Завтра ночью можно начинать выбрасывать за борт лишние продукты и балласт и чуть-чуть расширить помещение.

Он посмотрел вбок на своего попутчика.

– Дэнни?

Да будь я проклят, восхищенно подумал Хауард, вот это хладнокровие!

Лежа внутри спального мешка на втором матрасе, Дэнни Макдоналд крепко спал.