Эдгар Дрейк, Энтони Кэррол и Кхин Мио, Маэ Луин и доставка рояля «Эрард» к берегам Салуина — все это является плодом авторской фантазии.

Тем не менее я старался поместить свое повествование в реальный исторический контекст. Моя задача облегчалась тем, что история и персонажи Шанского мятежа на самом деле ярче, чем любая игра воображения. Все исторические ссылки в книге, начиная от бирманской истории и заканчивая фортепиано «Эрард», абсолютно достоверны. Подавление сопротивления в Шанских княжествах представляет собой критический этап для Британской империи, ее экспансии в Индокитае. Лимбинский союз существовал в действительности, и действительно оказывал серьезное сопротивление британским силам. Мой рассказ заканчивается примерно апрелем 1887 года, когда княжество Локсок было оккупировано британской армией. Вслед за этой военной победой установление британского владычества в южных Шанских княжествах быстро завершилось. Принц Лимбина сдался 13 мая, а к 22 июня мистер А.Х. Хильдебранд, суперинтендант Шанских княжеств, объявил о том, что «южные Шанские княжества теперь полностью подчинены нам».

Из исторических личностей в книге упомянут сэр Джеймс Джордж Скотт, политический советник Шанских княжеств.

Начальник школы Святого Иоанна в Рангуне познакомил бирманцев с футболом, а меня — с Бирмой посредством своей строго научной и проникнутой искренней любовью работы «Бирманец» («The Burman»). Это первое академическое исследование, которое я прочел об этой стране и которое во многом послужило источником для воссоздания культурного колорита в моем произведении. Его книги, от подробнейших описании йоктхе пве в «Бирманце» и энциклопедической сводки местных преданий в «Географическом справочнике Верхней Бирмы и Шанских княжеств» («The Gazetteer of Upper Burma and the Shan States») до собрания его писем «Скотт с Шанских гор» («Scott of the Shan Hills») — бесценный источник информации и удовольствия, получаемого при их чтении.

Дмитрий Менделеев, отец периодической таблицы химических элементов, действительно встречался с бирманским консулом в Париже. Что они обсуждали на этой встрече, до сих пор неизвестно.

Маунг Тха Зан был звездой бирманского пве. Он был так искусен, как Маунг Тха Бьяу.

Белайдур — трава, которую берберы называют адиль, в западной науке известна как Atropa belladonna. Применяется преимущественно при замедленном сердцебиении. Она получила свое название благодаря тому, что ее ягоды также обладают свойством делать женские глаза большими и темными.

Предположения Энтони Кэррола о том, каким путем распространяется малярия, были верными. То, что болезнь переносится москитами, было доказано десятью годами позже другим англичанином, доктором Рональдом Россом, также состоящим на службе в Индийском врачебном корпусе, но работавшем в другой клинике, в городе Секундерабад. Применение им «растения, привезенного из Китая», также было абсолютно верно. Куингхаосу в настоящее время используется для производства артемизинина, сильного противомалярийного средства, эффективность которого была заново открыта в 1971 году.

Все саубвы — реальные исторические персонажи, и до сих пор остаются в стране шанов народными героями. Встреча в Монгпу — авторский вымысел.

Что касается Твет Нга Лю, бандитский князь был в конце концов схвачен британскими военными. Мы приводим здесь описание его гибели, почерпнутые из работы сэра Чарльза Кроссвейта «Установление мира в Бирме» («The Pacification of Burma»):

«...Таким образом, мистеру Хильдебранду было предписано отправить Твет Нга Лю обратно в Монгнай на суд саубвы. По пути он пытался бежать и был застрелен конвойными белуджистанцами, сопровождавшими его. Они вернулись в форт Стедмэн и сообщили о случившемся, сказав, что похоронили его на месте гибели.

Все сомнения по этому поводу впоследствии были развеяны. Смерть настигла бандита в заросших лесом горах на границе Монгпауна. На следующий день после того, как он был застрелен, отряд шанов из Монгпауна выкопал или, скорее, поднял его тело из неглубокой могилы, стряхнув с него рыхлую землю. Голову отрезали, выбрили и послали в Монгнай и там выставляли ее у северных, южных, восточных и западных ворот города, пока помощник суперинтенданта отсутствовал, находясь в форте Стедмэн. Из тела и конечностей были извлечены разнообразные амулеты. Такие обереги обычно представляют собой маленькие монетки или кусочки металла, вживляемые под кожу. Эти же должны были цениться вдвойне, так как их носил на себе так называемый вождь, и, вне всякого сомнения, их охотно покупали. Затем тело было выварено, такой отвар называется у шанов махе си и считается верным средством против любых ран. Столь сильное „лекарство“ недолго оставалось в руках бедняков, вскоре оно отправилось в какую-то княжескую „аптечку“... Таким был конец Твет Нга Лю. В том что касается тела, то оно уничтожено было максимально полно».

Или, как написала леди Скотт, редактор сборника «Скотт из Шанских гор», «так жизнь этого исключительного человека закончилась распродажей его тела».

Подробности, касающиеся шанских мифов и культурных традиций шанов, местной медицины и естественной истории, я узнал в Бирме и Таиланде, а также почерпнул из литературы того времени. Думаю, что большинство литературных источников, использованных мной, являются непредвзятыми и тщательно проработанными, но все же опасаюсь, что многие из них не лишены предубеждения или просто содержат неверные толкования, характерные для викторианской Англии. Однако как романисту, мне были важнее именно викторианские взгляды, преобладавшие на исходе XIX века, а не факты, установленные в настоящее время. Поэтому я приношу свои извинения за любые фактологические несоответствия, на одно из которых я уже намекнул здесь. Я до сих пор продолжаю биться над одной загадкой: какое отношение имеет используемое доктором Кэрролом качинское растительное снадобье махау ци, которое согласно сведениям от замечательного собирателя растений Фрэнка Кингда-Варда изготовляется из одного из видов Euonymus, к этимологически сходному махе си Кроссвейта.

Я весьма признателен авторам множества книг, созданных на эту тему. Среди книг, которые оказались для меня совершенно незаменимы, помимо упоминавшихся произведений Скотта, Кингдом-Варда и Кроссвейта, назову также: «Бирманская борьба против британского империализма, 1885—1895» («Burma's Struggle Against British Imperialism, 1885—1895») Ни Ни Мьинт, у него Шанский мятеж рассмотрен с бирманской точки зрения; «Шаны у себя дома» («Shans at Home») мистера Лесли Милна — чудесная сводка по бирманской этнографии, опубликованная в 1910 году; «Иллюзия жизни: бирманские марионетки» («Illusion of Life») Ma Txанеги — здесь дано подробное описание йоктхе пве; «Создание современной Бирмы» («Making of Modern Burma») Тхант Мьинт-Ю — в ней заново рассматриваются и переосмысляются традиционные взгляды ученых-историков, которые присущи и героям моей книги, эта книга заслуживает также упоминания и за обсуждение самой темы Англо-Бирманских войн. Наконец, я выражаю глубочайшую признательность Уильяму Брейду Уайту за его труд «Настройка фортепиано и сопутствующие искусства» («Piano Tuning and Allied Arts»). Здесь я нашел сведения, необходимые для описания технических приемов, которыми пользовался Эдгар Дрейк.

В заключение хотелось бы поделиться одним воспоминанием. Спустя много времени после начала этой истории я совершал путешествие, двигаясь от того участка южной границы Мьянмы и Таиланда, где изучал малярию, на север, в маленький городок Маэ Сам Леп, стоящий на реке Салуин, расположенный значительно ниже воображаемого местоположения Маэ Луин. Я долго пытался попасть на какое-нибудь торговое судно, и в конце концов мне это удалось. Я плыл мимо заросших лесом безмолвных берегов. Мы остановились в каренской деревне, спрятанной в джунглях. В тот день была жара, и воздух был недвижен и тих. Но у грязной торговой пристани на берегу маленькой речушки я услышал странный звук, донесшийся из густого кустарника. Это была какая-то мелодия, и прежде чем заработал мотор и мы отплыли от берега, я понял, что слышу звук фортепиано.

Может быть, это была всего лишь пластинка, заведенная со скрипом на одном из тех пыльных древних патефонов, которые еще можно найти на каких-нибудь захолустных базарах. Может быть. Фортепиано, однако, было жутко расстроено.