Рассказы о недавнем единоборстве высокого англо-норманнского рыцаря с Дрого передавались из уст в уста. Поэтому, прослышав о новом поединке на ристалище, собралось множество людей, хотя смертельной схватки и не предвиделось. Противники должны были использовать копья с тупыми наконечниками.
Толпы жителей из Читта Потенцы в сопровождении коренастых жен и крикливого потомства брели из города. Столь выдающееся событие не часто нарушало скуку их повседневного существования.
Поглаживая широкую грудь Громоносца, Герт внимательно смотрел по сторонам. На этот раз, как ему показалось, было значительно больше доспехов и ярких вымпелов, чем во время прошлой схватки. Оруженосца удручало, что боевой конь его господина был далеко не в лучшей форме. Жеребец не рыл землю копытами, не фыркал, как бывало раньше…
Площадка для турнира была окружена двойным рядом кольев, вбитых в мокрую от дождя торфяную насыпь длиной в сто ярдов.
Для именитых зрителей и дам были поставлены складные кресла. Там находилась и Розамунда. Короткая стрижка девушки и слухи о происшествии в замке Сан-Северино, которые начали распространяться, привлекли к ней особое внимание. Разношерстная, дурно пахнущая толпа глазела на стройную красавицу, будто на какое-то удивительное существо из невиданного мира.
Между тем сестра Эдмунда внимательно наблюдала, как двое соперников, вскочив в седла, заботливо прилаживали свои щиты. Эдмунд, бросивший свой щит во время бегства, собирался воспользоваться простым нормандским круглым щитом, который ему дал сэр Тустэн. Поскольку исход соревнования должно было определить умение владеть копьем, противники не имели ни мечей, ни булав.
Взобравшись на лошадь, Эдмунд с глубоким вздохом поднял глаза к лазурному небу: он вспомнил прозрачно-голубые глаза Аликс де Берне…
«Дорогая возлюбленная, – беззвучно молил он, – дай своему рыцарю силу и подари ему победу. Помоги ему продвигаться по намеченному пути, чтобы как можно скорее он добился тебя».
Осмотрев длинную торфяную насыпь, Эдмунд взвесил свои шансы на успех и счел их весьма средними. Сам Эдмунд, выспавшись, восстановил свои силы. Но его заботил боевой конь: он не грыз узду и не бил копытом. И это неудивительно. Ни один боевой конь не способен безнаказанно проскакать такое расстояние без пищи и воды, без ухода и отдыха.
– Аликс, я вступаю в бой за тебя… только за тебя, – тихо сказал Эдмунд, принимая из рук Герта шлем.
Увы, на щите Монтгомери не было никакого символа, даже отдаленно напоминающего леопарда. Между тем отец Эдмунда, как и его неграмотный дед, Упорствовал в убеждении, что в битве серебряный леопард служит для всех де Монтгомери самым надежным талисманом.
Эдмунд с особой заботливостью поправил удерживающую щит перевязь на правом плече. Затем сказал Герту, чтобы тот удлинил седельные ремни – во вре-
мя кампании против кельтов в Девоне он обнаружил, что, хотя короткие ремешки седла более удобны при долгой езде, в бою удлиненные ремни обеспечивают всаднику большую устойчивость и маневренность.
Сэр Тустэн передал ему копье с тупым наконечником, покрытое красной и белой краской. Вручил со словами:
– Вам не следовало бы рисковать и вступать в бой слишком рано, однако я заметил, что граф Рейнульф опускает свое копье раньше, чем большинство рыцарей. Надеюсь, вам все же удастся одержать над ним верх.
Голубые глаза Эдмунда сверкнули по обе стороны защитной планки.
– Искренне благодарю вас, сэр, – сказал он, – а если я потерплю неудачу, пожалуйста, передайте леди Аликс, что я навечно предан ей. И прошу вас позаботиться о благополучии моей возлюбленной сестры.
Как только герцог Боэмунд и его приближенные вывели своих коней к центру ристалища, туда был вызван маленький коренастый граф Рейнульф. Его боевой конь заржал, порываясь ускакать от конюхов, державших его за узду.
Герт сделал последнее и совершенно излишнее Добавление к сбруе Громоносца – перетянул его грудь широким ремнем, предназначенным для того, чтобы поддержать седло в момент удара копьем. Затем пробормотал: «Да хранит вас, мой лорд, святой Олаф. Бог знает, что будет со мной, если он этого не сделает».
По знаку рыжего герцога один из воинов громко протрубил в рог, который так часто звучал при победах над сарацинами в Сицилии и над Византией во время незабываемой кампании 1084 года.
Рядом с графиней Сибиллой – в своих богатых одеждах, украшенных каменьями, она была прекрасна, как языческая богиня, – сидела на возвышении смертельно бледная Розамунда. Дочь старого Роджера де Монтгомери заставила себя улыбнуться, хотя никогда еще не испытывала такой щемящей тревоги за брата.
Наконец Боэмунд, чуть наклонившись в седле, взмахнул рукавицей. Раздался пронзительный крик. При повторных звуках рога Эдмунд опустил копье, метя в голубой щит графа. Затем длинные шпоры вонзились в бока Громоносца. Сорвавшись с места, конь понесся по зеленому лугу.
Аликс! Эдмунд думал о ней постоянно, думал даже сейчас, когда перед глазами мелькали желтые столбы, отделявшие ристалище от зрителей. Эдмунд глянул поверх щита, и ему показалось, что его соперник становится все больше и больше. Он постарался сосредоточиться на голубом щите, за которым маячили широкие плечи. Теперь уже были различимы серые глаза графа Рейнульфа, сверкавшие по обе стороны носовой пластины.
В следующее мгновение он почувствовал страшный удар – копье графа Рейнульфа едва не выбило его из седла. Его же собственное копье лишь скользнуло по щиту противника. Эдмунд осадил коня и, развернувшись, поскакал обратно к краю ристалища.
Отсалютовав обломком копья герцогу Боэмунду, Эдмунд глянул в сторону сэра Тустэна. Единственный глаз того пылал гневом.
– Будьте вы прокляты за свою глупость! Почем вы не отклонились, как я вам советовал?
– Забыл, – пробормотал Эдмунд; он все еще не оправился от удара графа Рейнульфа.
Ему передали новое копье, и тотчас же протрубил рог. Эдмунд снова изготовился к бою. На сей раз он не забыл о совете сэра Тустэна, однако, потрясенный предыдущим ударом, не успел вовремя отклониться. Ему казалось, что голубой щит надвигается на него со скоростью летящего дротика. Потом перед его глазами промелькнула ослепительная вспышка, и он, теряя сознание, грянулся оземь.
Случилось невероятное: впервые после посвящения в рыцари Эдмунд де Монтгомери был выбит из седла, потерпел поражение. В этот страшный момент он потерял все; он и его сестра снова стали нищими странниками. И хуже всего то, что свидетелями его поражения были самые могущественные рыцари Южной Италии.
Молча, плотно сжав губы, перекинула Розамунда через седло Громоносца кольчугу своего брата. Герт же, не скрывая слез, прикрепил к луке меч, булаву и щит. Затем, подобрав поводья коня, побрел прочь от палатки сэра Тустэна, побрел под улюлюканье слуг и пажей. Саксонец прекрасно знал дорогу к тому месту, где в свете июньского солнца гордо развевался зеленый с красным вымпел графа Рейнульфа.
Сжав кулаки, Розамунда смотрела, как уходил оруженосец. Затем, с холодным презрением взглянув на шутников, удалилась в палатку сэра Тустэна. И увидела, что седовласый хозяин палатки, прикладывая к лицу Эдмунда влажную ткань, пытается остановить кровотечение из носа и горла.
– Если бы ваш конь был посвежее, вы могли бы избежать второго удара графа Рейнульфа, – говорил старый рыцарь.
– Не вините коня, – пробормотал Эдмунд и сплюнул на земляной пол красную слюну. – Это было благородное животное. Ошибка целиком моя.
– Дорогой брат, – сказала Розамунда, опускаясь около него на колени и прижимая к своей щеке его грязную окровавленную руку, – даже твое поражение было более достойным, чем победы многих…
Он жестом заставил ее замолчать.
– Премного благодарен, дорогая сестра, но тем не менее случилось непоправимое: Эдмунд де Монтгомери выбит из седла.
Девушка упрямо покачала головой; ее короткие волосы разметались по плечам.
– Но до этого ты выдержал натиск лучшего бойца из окружения герцога Боэмунда. – Наклонившись, она поцеловала брата в лоб. – Держись, не сдавайся. Мы снова соберемся с силами и восстановим славу нашего имени. Да и не так все плохо… Ведь у нас остались еще две лошади. И у меня сохранилась твоя старая кольчуга.
Сделав над собой усилие, раненый рыцарь улыбнулся:
– Эта твоя кольчуга могла бы подойти мне, когда я был зеленым юнцом. Но теперь… Что это? – Он умолк, прислушиваясь к взволнованным голосам недалеко от палатки.
Сэр Тустэн вскочил на ноги и обнажил меч.
– Клянусь Гробом Господним, сэр Эдмунд, – рявкнул он, – никто не посмеет вытащить вас из моей палатки… даже Боэмунд собственной персоной.
Подозвав эсквайра, он распорядился загородить вход в палатку. Но вместо враждебно настроенных ратников у входа появился рыжеволосый молодой гигант в белом плаще крестоносца, обратившийся к Эдмунду со следующими словами.
– Милорд, – сказал он, – не могли бы вы приблизиться к выходу?
– Он не должен покидать мое жилище, – ответил за раненого сэр Тустэн.
– Вы меня не поняли, сэр рыцарь, мое дело может быть завершено здесь, – улыбнулся незнакомец.
Эдмунд с трудом поднялся; он вынужден был опираться на толстую палку, поданную ему оруженосцем. Боже! Какая боль пронизала его покрытую синяками спину, когда он попытался выпрямиться.
Выглянув из палатки, Эдмунд увидел своего коня в полном снаряжении. Рядом стояли двое пажей, державшие в руках кольчугу, шлем и оружие, которые он проиграл графу.
– Милорд, – громко возвестил молодой рыцарь, – граф Рейнульф из Принципата полагает, что поступил бы бесчестно, если бы согласился принять вооружение благородного рыцаря, который, сознавая, что вступает в бой в неблагоприятных для него условиях, все же показал себя с наилучшей стороны. Поэтому граф отказывается принять знаки своей победы и просит вас и вашу сестру оказать ему честь и пожаловать нынешним вечером в его шатер.