На четвертый день после успешного завершения первого крестового похода воздух на улицах Иерусалима наконец очистился от гари и запаха крови, видимость порядка была установлена в отвоеванном городе. Сплошь превращенные в мечети небольшие церквушки были заново побелены, чтобы скрыть покрывавшие их витиеватые арабские надписи. А чтобы вновь освятить их, пол и стены были окроплены святой водой. В воздухе запахло ладаном, в алтарях снова зажглись свечи.
Бароны перессорились, деля завоеванную Святую Землю. С соизволения графа Танкреда герцог Готфрид Бульонский, который никогда не забывал, кто в решительную минуту пришел ему на помощь, даровал сэру Эдмунду де Монтгомери богатые земли в Сазоре и прочие владения эмира Мусы Хабиба.
С наступлением вечера оставшиеся в живых воины отряда Серебряного Леопарда отстояли торжественный благодарственный молебен в церкви Святого Иоанна Крестителя. Присутствовал на нем и Железная Рука, хотя его правая кисть была на перевязи; рука навсегда осталась неподвижной из-за глубоких ран, нанесенных турецкой боевой секирой. Сэр Изгнанник, как всегда подтянутый, все еще скрывая свое настоящее имя, присутствовал в храме вместе со всеми доблестными нормандскими рыцарями.
После богослужения сэр Этельм, несмотря на серьезные раны на голове, обменивался грубыми шутками с Тораугом и Феофаном; последний уже надел позолоченные шпоры – дар герцога Готфрида за доблесть византийца на городской стене во время штурма. Сэр Герт, как всегда немногословный, весело поблескивал своими голубыми глазами и подтрунивал над сэром Эдмундом по поводу возможности обзавестись собственным гаремом в Сазоре.
Немного позднее воины собрались на плоской крыше дворца Мусы Хабиба. Они наслаждались прекрасным видом города, над которым из двух тысяч труб поднимался дым, напитанный вкусными запахами. Смех снова звучал на узких, извилистых улицах Иерусалима…
Воины обсуждали недавние события, говорили об ушедших сотоварищах, о сэре Гастоне из Бона, сэре Рюрике, сэре Арнульфо и сэре Рейнаре из Беневенто, который пал смертью храбрых при Дорилеуме. Вспоминали также мужественных сержантов и ратников, которые пали во время длительного перехода от Никеи, и молились за спасение их душ.
На лестнице, ведущей на крышу, послышались женские голоса. Появились те леди, которые недавно на горе Олив с нетерпением и беспокойством ждали окончания боя. С ними был и сэр Робер из Сан-Северино. Он казался сейчас более высоким и загорелым, чем обычно. Робер держался около своей сестры. Но глаза его были обращены только на леди Розамунду. Вслед за ними шла маленькая Хлоя с нежным огоньком в темных глазах. На крыше появились и другие дамы, временно пребывающие в прекрасном мраморном дворце эмира Мусы.
Освещенные золотистым закатом крестоносцы и их дамы заняли восточный край крыши. Аликс де Берне была во всем голубом, удивительно красивая в золотом лавровом венке, украшенном бриллиантами, на длинных серебристых локонах. Этот венок был обнаружен в сундуке эмира, полном сокровищ.
Довольно близко от них, на куполе огромного белого здания, называемого дворцом Соломона, шли какие-то работы. Золотой полумесяц, который раньше венчал купол, после взятия Иерусалима исчез.
Эдмунд, нежно обняв за талию, притянул к себе Аликс. Неожиданно послышался голос Герта:
– Смотрите, милорд! Посмотрите на тот купол!
На крыше воцарилась тишина. Рыцари и леди внимательно вглядывались через ближайшие крыши и верхушки деревьев в темные фигуры людей, карабкавшихся на недавно побеленный купол.
И вдруг там что-то заблестело. Затем над благоговейно застывшей толпой разнесся радостный крик: огромный позолоченный крест был водворен на вершину купола, чтобы снова сверкать в нежно-голубом предвечернем небе.
Аликс де Берне подняла на Эдмунда свои милые глаза. Они встретились взглядами. Этого человека она так любила… В церкви неподалеку раздавались ликующие возгласы монахов: «Christus Regnat! Chris-tus regnat semрег!».