— Выпей это, милая, — произнесла Хепзиба Блэк.

— Это снимет боль? — сквозь стиснутые зубы спросила Элспет.

Она не хотела плакать, но внутри у нее все кричало. Ее нога горела огнем. Элспет поднесла дурно пахнущее варево к губам и заставила себя сделать глоток. Старуха добавила в напиток большую ложку меда, но темная жидкость все равно была такой горькой, что Элспет с трудом подавила отвращение.

— Боль утихнет, но не пройдет совсем, — предупредила Хепзиба. — У тебя будет кружиться голова, и тебя будет клонить в сон, но это хорошо. Не сопротивляйся этим ощущениям.

— Но я все равно буду все чувствовать?

Хепзиба подробно объяснила Элспет, что она собирается делать, хотя Ангус пытался ей помешать, считая, что девушке незачем знать то, что может ее испугать. Знахарка с ним не согласилась. Она полагала, что правда исходит от Господа и, чтобы достичь успеха, им понадобится помощь всех планов духовного бытия.

Роб не произнес ни слова. Он молча стоял рядом с Элспет, поддерживая ее за плечи и помогая сидеть прямо. Она не противилась желанию опереться на него.

— Да, милая, ты будешь все чувствовать, но я не могу сказать, что это будет очень больно, — кивнула Хепзиба и снова наклонила чашку, приглашая Элспет допить ее содержимое. — Самое важное — этот напиток поможет тебе забыть о боли, а это почти то же самое, что не ощутить ее вовсе.

Элспет хотела возразить ей, что не ощущать боль несравнимо лучше, чем ощущать, но потом забыть об этом. Но с каждым глотком мерзкого снадобья ее мысли путались все сильнее, а язык в конце концов как будто увеличился в два раза.

Ее руки и ноги отяжелели, а шея отказывалась удерживать голову.

— Еще чуть-чуть, — попросила Хепзиба, снова поднося чашку ко рту Элспет и поглаживая ее горло, чтобы помочь проглотить напиток. — Вот молодец! А теперь надо немного подождать.

Комната покачнулась, и Элспет ухватилась за край стола.

— Ой! — Она медленно и осторожно поднесла руку к голове. — У меня кружится голова. Мне надо лечь.

Роб помог ей опуститься на стол.

Соломенная крыша над головой Элспет кишела ярко-зелеными извивающимися существами. Девушка моргнула и отвела взгляд. Когда она снова подняла глаза, то увидела только серую сухую траву.

Ангус что-то медленно говорил. Элспет знала это, потому что видела, как шевелятся его губы. Она смотрела, как слова вылетают у него изо рта и неуклюжими желтоватыми пузырями плавают по комнате, но не слышала их.

— Я за тебя переживаю, — сообщил ей Фингал с коврика, на котором ему позволила прилечь Хепзиба.

Его голос странным образом напоминал голос Роба. Потом пес поднялся на задние лапы и, как человек, оперся на каминную полку, скрестив лодыжки.

Красная шаль на плечах ведьмы напевала какой-то бессвязный мотив. Ворон в углу проснулся и уставился одним глазом на Элспет. Птица не произнесла ни слова, но девушка и без того понимала, что совершенно ей не нравится. Она была уверена, что птица заговорила бы, если бы считала, что гостья того достойна.

Роб сжал руку Элспет, и по ее телу разлилось благодатное тепло. Она уже совершенно не чувствовала ног. Губы Мак-Ларена шевелились, но синие нити в его пледе так громко взвыли, что полностью заглушили его слова. Он начал привязывать Элспет к столу. Это должно было ее встревожить, но она как завороженная наблюдала за яркими цветными вспышками, тянущимися за его руками, и до всего остального ей просто не было дела.

Элспет почувствовала запах хлеба. Хлеб был горячим, ароматным и невероятно аппетитным. У девушки даже слюнки потекли.

Знахарка согнула ее ногу в колене, а Роб крепко взялся за лодыжку. Хепзиба так туго затянула веревку на бедре, что Элспет должна была почувствовать боль. Вместо этого она с трудом подавила желание хихикнуть. А потом девушка уже не смогла сдержать смех, и он заплясал по комнате яркими искрами, зацепившимися за порхающие в воздухе и светящиеся на солнце пылинки.

Почему она никогда не замечала волшебной красоты окружающего мира? Ведь он весь пронизан божественным огнем. Все вращалось, превращаясь во что-то другое, все было одновременно одинаковым и разным, меняющимся и постоянным. Элспет одновременно видела прошлое, с начала времен, и все, что должно было произойти в будущем. Она видела все в мельчайших подробностях. Перед ее взором скользили бесконечные миллионы моментов былого и грядущего. Они исчезали в тумане и сливались в биении ее сердца.

Ангус оперся мясистыми ладонями на стол по обе стороны от ее головы… наверное, чтобы не позволить ей подняться в воздух и улететь.

— Прости меня, leannan, — услышала она чьи-то слова.

Наверное, их произнес Роб. Хотя это могла быть и собака. И вдруг Элспет провалилась в преисподнюю.

Роб, спотыкаясь, выбежал из дома Хепзибы Блэк и ринулся к озеру. Его руки и грудь были залиты кровью. Кто бы мог подумать, что в Элспет столько крови? Роб знал, что если немедленно все не смоет, то окончательно сойдет с ума.

Но если Элспет умрет, его все равно ожидает эта участь.

Эта стрела должна была вонзиться в него. Вместо этого она вошла в нежное тело Элспет. Роб готов был отдать душу дьяволу за возможность поменяться с ней местами.

Почему Бог позволяет другим расплачиваться за его грехи?

Роб упал на колени возле воды и начал мыться, бормоча слова, заменявшие ему молитвы. Господь знал, что он не склонен к красноречию. Поэтому Роб даже не пытался придавать своим просьбам вид религиозного благоговения.

«Христос, говорят, ты милостив. Докажи это. Пусть она проснется».

Элспет Стюарт не была трусихой. Она в угрюмом молчании встретила появление волчьей стаи. Но она визжала, как баньши, когда они с Хепзибой извлекали стрелу из ее бедра, стараясь сделать это как можно быстрее. Роб обрадовался за Элспет, когда она провалилась в забытье. Теперь ее рана была набита целебными снадобьями и перебинтована тряпками, пропитанными остатками мерзкого вина Ангуса. Но душа Роба была не на месте, потому что глаза Элспет по-прежнему были закрыты.

«Позволь ей встать на ноги и начать ходить».

Хепзиба уверяла его в том, что если бы они начали вытаскивать стрелу из ноги, повреждения были бы гораздо больше. Но теперь Робу казалось, что они искалечили ее ногу с двух сторон. Элспет молода. Она должна танцевать, бегать и прыгать, а не ходить, опираясь на трость. Или того хуже…

«Позволь ей жить».

Роб готов был вынести все, что угодно, если Господь услышит его молитву. Но Элспет была так бледна… Ее кожа была практически прозрачной.

Мак-Ларен посмотрел на свое дрожащее отражение. У него в голове крутилась еще одна просьба к Господу, но он никак не решался обратиться с ней к Всевышнему. Роб боялся просить слишком много.

«Пусть она меня простит».

Он встал и поплелся обратно к домику. На эту последнюю мольбу могла ответить только сама Элспет Стюарт.

Следующие три дня Элспет горела в лихорадке, лежа на обтянутом грубой холщовой тканью соломенном тюфяке. Когда ее веки, задрожав, открылись, она поначалу вообще ничего не увидела. Девушка смотрела на них широко открытыми глазами, в которых не было ни тени узнавания. Когда Элспет заговорила, она ответила на вопросы Роба на каком-то путаном языке, которого не знал никто.

— Кроме ангелов, — уточнила Хепзиба. «Или демонов».

Роб по-прежнему был уверен, что в нынешнем состоянии Элспет повинны старухины снадобья.

— Это не так, — покачала головой Хепзиба. — Та настойка, которую я дала девушке перед тем, как взяться за стрелу, сработала, но ее действие уже прошло. Если бы травы могли причинить ей вред, они уже это сделали бы.

— Тогда зачем ты продолжаешь ее чем-то поить?! — воскликнул Роб.

Всякий раз, когда Элспет переставала реагировать на окружающее, Хепзиба вливала в нее какую-то жидкость. Несмотря на все ее уверения, Роб отнюдь не был убежден в том, что старуха не ведьма.

— Это совершенно другая настойка, — ответила Хепзиба. — Сейчас я даю ей сладкий базилик и синий василек.

— Василек?

— Да, растолченный и дважды заваренный кипятком василек, — кивнула Хепзиба. — Эти травы должны укрепить ее волю и помочь вернуться к нам. А пока ее дух блуждает.

Какова бы ни была истинная причина — варево ведьмы, потеря крови или непрекращающаяся лихорадка, — было очевидно, что Элспет находится на грани жизни и смерти. Роб опасался, что она стоит на самом краю, и почти не отходил от ее постели.

Когда девушку тряс озноб, Мак-Ларен ложился рядом с ней и согревал ее своим телом. Фингал попытался к ним присоединиться, но Роб пригрозил привязать собаку снаружи, если Ангус не будет за ней следить.

— Не будь таким ворчливым, Роб, — пробормотал его друг, демонстративно покидая хижину вместе с собакой. — Не один ты тут переживаешь.

В словах Ангуса была доля правды, но Роб считал, что именно на нем лежит вина за ранение Элспет. Если бы он ее не похитил, ей бы сейчас ничего не угрожало. Правда, при этом она была бы женой Лахлана Драммонда…

Он решил, что чувство вины — это не самое ужасное, что есть на свете.

Вода была восхитительно теплой. Элспет ощущала, как ласковые струи стекают по ее обнаженному телу на расстеленную на дощатом полу ткань. Она снова была в уютной спальне Ангуса Флетчера и радовалась возможности сбросить пыльную после долгой дороги одежду.

Скрип ступеней заставил ее обернуться.

Элспет увидела Роба. Он молча стоял и смотрел на нее. От желания его синие глаза потемнели и казались почти черными.

Под его пристальным взглядом в животе у Элспет все перевернулось, а соски болезненно напряглись.

— Позволь, я тебе помогу, — произнес Роб.

Хотя, может, он это только подумал, потому что его губы не шевелились. Тем не менее в голове у Элспет продолжал звучать его голос.

Она протянула ему тканевую мочалку и мыло.

Внезапно Роб, не сделав ни шага, пересек комнату и оказался рядом с ней, и Элспет ощутила его руки на своем теле. Они гладили ее кожу, и мозоли у основания пальцев слегка царапали и возбуждали ее еще больше.

Роб взял мыло, и его рука заскользила по ее плечам, шее и грудям, тщательно намыливая каждую из них. Элспет положила руки ему на плечи, и он начал играть с ее сосками, обводя их большими пальцами. Все ее тело охватила почти болезненная истома. Роб сжал нежные бугорки указательными и большими пальцами и слегка потянул к себе.

Истома усилилась, и что-то начало пульсировать у Элспет в животе.

Роб поцеловал ее, и их души слились в одном дыхании. Он ласкал ее рот губами, зубами и языком, а его руки продолжали ее мыть.

Он намылил ее ребра, пупок, мягкий бугорок ее живота. Обняв девушку, Роб заскользил мылом вдоль ее позвоночника.

— Раздвинь ноги.

И снова она не поняла, произнес ли он это вслух, но у нее не было сил сопротивляться его желаниям. Элспет хотела, чтобы он ее коснулся. Все ее тело жаждало этого.

Роб осторожно развел ее ноги и нежно вторгся в ее тело. Весь окружающий мир в одно мгновение обратился в теплую, обволакивающую жидкость. Роб прижал к телу девушки мочалку и продолжал прижимать ее до тех пор, пока вся вода струйками не сбежала по ее ногам, образовав на полу лужу.

Элспет была рекой. Озером. Местом глубоко скрытых тайн и магии. Но Роб знал все ее секреты. Она мечтала, чтобы он в нее нырнул. Тогда она смогла бы удержать его в себе навсегда, как удерживает свою подругу водяная лошадь. Желание не знает, что такое правильно или неправильно, и она дала бы волю своему голоду и своему желанию.

Потому что она его хотела.

Роб наложил на нее заклятье. Его пальцы гладили и дразнили ее тело. С каждой лаской Элспет принадлежала ему все больше. Ее внутренности скручивались в тугое кольцо.

Он опустился перед ней на колени и нашел ее потаенную точку. Теперь кроме томления и желания по ее жилам заструилась радость. Восторг взывал к Элспет, окутывал ее, поднимал ее на своих ласковых волнах, подталкивая к падению.

Ласки становились все более жесткими. Ее руки и ноги начали непроизвольно вздрагивать.

Глаза Элспет распахнулись. Сердце колотилось у нее между ног в неизбывном желании. Ее тут же пронзила острая боль в бедре, и желание угасло перед лицом страдания.

Девушка обрадовалась боли. Боль означала, что она жива. Элспет прикусила губу, чтобы сдержать стон, и, проведя пальцами по ноге под одеялом, нащупала у себя на бедре толстую повязку. Стрела исчезла, но Элспет не помнила, как и когда это произошло.

Она напрягла память, но не обнаружила в ней даже черной дыры, в которую мог провалиться промежуток времени.

Сквозь истончившуюся соломенную крышу над головой в комнату проникали первые лучи рассвета. Одеяло, под которым лежала Элспет, было изношенным и латаным-перелатаным, но было ясно, что кто-то приложил немало усилий, чтобы ей было тепло и удобно.

Она не узнавала комнату, в которой находилась, но ей был знаком лежащий рядом с ней мужчина, чья голова покоилась на ее подушке, а рука — на груди. Элспет попыталась возмутиться этим хозяйским жестом, но у нее ничего не вышло.

Рот Роба приоткрылся во сне. У него под глазами залегли черные тени.

Элспет казалось, что она вернулась из долгого путешествия. Но где бы она ни побывала, она знала, что Роб был там вместе с ней. Она ощутила, как в ее душе зарождается теплый комочек нежности. С трудом подняв руку, девушка пригладила взлохмаченные волосы горца.

Роб открыл сонные глаза и растерянно заморгал.

— Я сплю? — спросил он.

— Если и спишь, то нам снится один и тот же сон.

Он резко сел. Элспет впервые увидела на его лице широкую искреннюю улыбку.

— Ты очнулась! И ты в здравом уме.

— В здравом уме? — переспросила Элспет. — Это ценная похвала из уст безумца.

— Слышала такую поговорку — рыбак рыбака видит издалека? — Роб поднес ее руку к губам и поцеловал ладонь. — Как бы то ни было, ты очнулась и будешь жить. Как ты думаешь, ты сможешь встать?

— Не знаю, — осторожно ответила девушка. Роб вскочил и оббежал кровать, чтобы подать ей руку. — Кажется, мне предстоит это узнать.

Элспет откинула одеяло и обнаружила, что одета в совершенно незнакомую сорочку. Она провела пальцами по тонкой ткани, искоса глядя на Роба.

— Это сорочка Хепзибы Блэк.

Девушка удивленно нахмурилась.

— Ты не все помнишь, но это не страшно. Она предупреждала, что у тебя могут появиться провалы в памяти. Но самое главное, что ты пришла в себя, а воспоминания еще могут вернуться. Хотя я бы предпочел, чтобы кое о чем ты так и не вспомнила.

— Кто… и о чем… предупреждал?

— Успокойся. Это ерунда.

Стараясь быть как можно осторожнее, Роб приподнял ее ноги и опустил ее ступни на пол рядом с кроватью. Острая боль тут же пронзила бедро, но Элспет удалось не поморщиться.

— Держись за мои руки. — Роб не предоставил ей выбора и фактически поднял ее на ноги. — Да, ты можешь стоять. Скоро ты даже бегать начнешь!

— Ты не возражаешь, если я начну не сейчас, а немного позже?

Элспет тяжело села на кровать. От боли у нее закружилась голова.

— Да, конечно, какой же я дурак! — Роб опустился перед ней на колено. — Просто я так рад тому, что ты проснулась и твое лицо снова излучает свет.

— А я рада видеть тебя.

Элспет прижала ладонь к его щеке. За эти дни у него успела отрасти борода.

Роб накрыл ее руку своей ладонью.

— Я должен кое о чем спросить тебя прямо сейчас, пока к тебе окончательно не вернулся рассудок.

— А ты умеешь быть очень милым, Роб Мак-Ларен, — фыркнула Элспет. Было ясно, что он считает ее немного не в себе, но, несмотря на провалы в памяти, ее мысли были необыкновенно ясными и четкими. — Спрашивай все, что хочешь.

Улыбка сползла с его лица.

— Я понимаю, Элспет Стюарт, что, похитив тебя со свадьбы, я причинил тебе большое зло. Я подверг тебя опасности. Из-за меня тебя серьезно ранили. Как ты думаешь, ты сможешь меня когда-нибудь простить?

Она тут же вспомнила все, что он рассказал ей о своей жене и о Лахлане Драммонде. Наверное, стоило бы выслушать и ее жениха, но рассказ Роба звучал очень убедительно.

И не Роб выстрелил в нее из арбалета. Это Элспет помнила совершенно отчетливо.

— Да, Роб, я тебя прощаю. — Она закусила нижнюю губу. — Но…

— Но что?

— Даже если я прощу тебя, не думаю, что ты сможешь обрести покой, пока сам не простишь того, кто принес тебе горе.

Взгляд горца как будто окаменел.

— Ты хочешь сказать, что я должен простить Лахлана Драммонда?

— Да. У каждой истории есть две стороны, и…

— Сейчас говоришь не ты, а все эти яды, которыми тебя напичкала Хепзиба перед тем, как взяться за работу, — оборвал ее Роб. — Эта женщина утверждает, что она не ведьма, но я бы за это не поручился. Ты все еще не в своем уме.

— Нет, мой рассудок в полном порядке. — Элспет схватила его за руку. — Эта истина записана повсюду — на скалах, на стволах деревьев и в биении наших сердец: надо прощать.

— Нет. — Мак-Ларен стряхнул ее руку. — Ты не можешь этого от меня требовать. Он отнял у меня так много…

Сердце Элспет разрывалось от осознания потери Роба. А еще она боялась за него. Боялась за его душу.

— Да, это верно.

— И он совершил преступление не только против меня. — Роб мерял комнату быстрыми шагами. Его черты были искажены страданием, которое читалось и в каждом его движении. — Он причинил боль Фионе. Неужели ты простила бы человека, который заставил кого-то из твоих близких шагнуть навстречу смерти?

Плечи Элспет поникли.

— Наверное, я не смогла бы этого сделать.

— Значит, ты тоже не святая.

Роб продолжал испепелять ее возмущенным взглядом.

— По крайней мере прости себя. Ты не виноват в смерти Фионы.

Горец отвел глаза.

— Горечь похожа на смерть, Роб. Я вижу, как она растет в твоем сердце и заполоняет его, подобно сорняку. И точно так же трудно будет ее искоренить. Прости себя, пока это еще возможно.

— Не могу и не желаю. Я не прощу Лахлана Драммонда. И я не прощу себя за то, что это допустил. Никогда, ты меня слышишь? — Роб ринулся к двери. — Лучше мне сгореть в аду.