— Ну, и какой он, детектив Джеймс Сэбин?

Я разговариваю по телефону с Лиззи. Делаю очередной глоток водки с лимонадом, сажусь, скрестив ноги, на пол и прислоняюсь головой к стене.

— Что ты имеешь в виду? Я уже говорила тебе, какой он. Противный, угрюмый…

— Нет. Как он выглядит?

— Как он выглядит?

— Да, Холли, — настойчиво отвечает Лиззи. — Как он выглядит? Есть ли у него есть бородавки? Может, он косоглазый? Или у него кривые зубы? Ну, ты понимаешь, я говорю о его внешности.

— Разве ты не видела его в больнице?

— Ну да, — соглашается она. — Но только сзади.

— Ох, — я пожимаю плечами. — Ну, внешность у него средненькая. Как у парня с соседней улицы. — Я пользуюсь фразой Робин.

— Парень с соседней улицы? Ты хочешь сказать, что он выглядит как Уоррен Митчелл? Фу! Такой жирный? Как…

У нас с Лиззи одно представление о парнях, живущих по соседству.

— Нет, Лиззи. Не воспринимай буквально. Не как Уоррен Митчелл.

— Тогда какой он?

— Он просто симпатичный. Нельзя сказать, что красивый, просто симпатичный. Глаза зеленые. Волосы светлые. Высокий. Неплохо сложен. Короче, довольно обыкновенный.

Не в моем духе описывать интересного мужчину, а потом говорить, что он довольно обыкновенный. Но Джеймс Сэбин действительно не впечатлил меня. Понимаете, личность мужчины много значит для меня. Он должен быть веселым и не слишком язвительным. Детектив Сэбин определенно проигрывает в этом плане, так как он является верхом язвительности. Ему не хватает теплоты и дружелюбия. Этого в нем абсолютно нет. А еще в нем нет доброты. Ее я ценю превыше всего. А разве добрый человек будет так неприветлив с девушкой, которая работает с ним первый день? Нет, ни за что!

— Судя по твоему описанию, он хорош, — мечтательно произносит Лиззи.

— Нет в нем ничего хорошего. Он заставляет меня чувствовать себя ребенком десяти лет, к тому же совсем не хочет видеть меня рядом с собой, — жалуюсь я.

— Он, должно быть, в хорошей физической форме, раз работает в полиции.

— Где сегодня Алистер? — спрашиваю я, желая сменить тему.

— В Шотландии, на какой-то встрече.

— Как у него дела?

— Думаю, с ним все в порядке. Я не видела его с выходных.

Мы с Лиззи прощаемся, и я кладу трубку. Начинаю думать о работе. Как должен одеваться репортер, прикрепленный к детективу? Во что бы оделись Кегни и Лейси? Нет, это слишком в духе восьмидесятых. Я думаю, здесь потребуется легкий гламур. Пытаюсь одеться в стиле Ареты Франклин и брожу туда-сюда по спальне, затем рывком открываю дверцы шкафа и осматриваю его содержимое. Хм. Раскладываю одежду на кровати в поисках оптимального наряда. В конце концов, останавливаюсь на черных замшевых брюках, изящном сиреневом джемпере и черных туфлях на высоком каблуке. Честно говоря, эти вещи я вытащила из шкафа первыми.

— …нет, кремовый цвет точно подойдет… шоколадный? Это какой?.. А, ну да, будет смотреться неплохо… нет, правда. Посмотри. Мне надо идти. Пришла та девушка-репортер… что? Кремовый цвет на шоколадном фоне? Я уверен, тебе подойдет все, что бы ты ни выбрала. Мне действительно нужно идти.

Когда я приехала, Джеймс Сэбин разговаривал по телефону — очевидно, со своей невестой. По крайней мере, я думаю, что с ней. Этот разговор я бесстыдно старалась подслушать; очень приятно для разнообразия услышать доброжелательного детектива Сэбина.

Этим утром я превзошла самое себя. С помощью радио, двух будильников и «говорящих» часов я приехала в полицию ровно в восемь. Подобно первокласснице, впервые отправляющейся в школу, я обчистила шкаф с канцелярскими принадлежностями в редакции и вооружилась новыми блокнотами, карандашами и несколькими пустыми кассетами для диктофона. Должна сказать, что я подумывала даже о том, чтобы вышить на штанах свое имя.

Я с пользой провела то время, пока Джеймс Сэбин говорил по телефону, — знакомилась со служащими отдела. Или, точнее, это они со мной знакомились. С моей стороны не требовалось никаких усилий. Разные люди подходили ко мне и представлялись. Все это довольно забавно. Они очень милы. Не знаю почему, но больше всех мне понравились мистер Грампи и мистер Мен.

Чрезвычайно довольная, я откидываюсь в кресле, а Джеймс Сэбин продолжает говорить по телефону. Вдруг кто-то садится прямо на мой стол и говорит:

— Привет, меня зовут Келлум. А ты, должно быть, Холли.

Он мне улыбается. Я улыбаюсь в ответ. Иногда видишь в людях что-то такое, что заставляет подумать: «Этот человек нравится мне». И Келлум мне понравился.

— Ты знаешь, как меня зовут? — удивленно спрашиваю я.

— Весь отдел только о тебе и говорит. Ты произвела настоящий фурор! Шеф и Робин прочитали нам длинную лекцию об этом проекте.

Келлум выглядит очень важным.

— А что насчет него? По-моему, ему лекцию не прочитали.

— Не сердись на Джеймса, — кивком головы он указывает на Джеймса Сэбина. — Он просто ворчливый нахал.

В ответ на это я широко улыбаюсь.

— Все оттого, что он женится в следующем месяце, — весело добавляет Келлум, проводит пальцем по горлу, в это время скомканная кем-то бумажка попадает ему по затылку. — На какую газету ты работаешь?

— На «Бристоль газетт».

Келлум снижает голос до шепота и наклоняется ко мне:

— Ты знаешь, он не очень-то любит репортеров.

Я наклоняюсь к нему и шепчу в ответ:

— Я знаю. Какие будут предложения?

— Полетели со мной в Грецию?

Я бросаю взгляд на Джеймса Сэбина:

— Предложение заманчивое, но, к сожалению, это невозможно.

— Ну ладно, посмотрим, что ты скажешь через неделю. Наверняка изменишь решение.

Он встает и говорит:

— Удачного дня, Холли. Увидимся.

Джеймс кладет телефонную трубку и поднимается:

— Нам нужно идти. Кража в местной больнице.

Ох! Мое первое дело. Детектив Сэбин уходит, и я спешу за ним.

Мы спускаемся вниз. Ну, если можно так сказать — «мы». Джеймс Сэбин идет в добрых десяти шагах от меня, а я вприпрыжку бегу за ним, как раненый паук. Эти жуткие черные туфли. Только я подумала, что мы по велению судьбы снова идем в столовую, как вдруг резко поворачиваем налево и спускаемся в подземный гараж. Джеймс подходит к маленькой будке, просит у человека из будки ключи и затем направляется к неприметной серой машине. К тому моменту как я сажусь рядом, он успевает завести двигатель и пристегнуть ремень.

— Вам придется двигаться быстрее, мисс Колшеннон, если вы не хотите что-нибудь упустить. В следующий раз я без колебаний уеду без вас.

— Я не думала, что пропускаю что-то, — надменно отвечаю я.

Он поднимает брови:

— Вот как, — говорит таким тоном, как будто мое утверждение все ему объяснило. Я раздраженно поеживаюсь, сердясь сама на себя.

— Могу я попросить вас носить более подходящую обувь? — спрашивает он, глядя на мои прекрасные, но, по правде сказать, не совсем удобные черные туфли.

— Я обязательно откопаю кроссовки, как только приду вечером домой, — стиснув зубы, отвечаю я.

Наша машина выезжает из подземной автостоянки в мир солнечного света. Я бросаю печальный взгляд на Тристана, когда мы проезжаем мимо него.

Немигающим взглядом смотрю в окно до тех пор, пока мне не становится ясно, что это как раз то, чего хочет мой напарник. Поэтому я достаю блокнот, многозначительно прочищаю горло и, стараясь сделать свой тон как можно более вежливым, спрашиваю:

— Так чем же занимаются детективы? Я имею в виду, в чем особенность их работы?

— Мы занимаемся всем — от изнасилований до краж и убийств. Всем, что нуждается в расследовании и чего не в состоянии сделать парни в униформе.

— В униформе?

— Ну да, парни в голубой форме, мисс Колшеннон. Мы занимаемся всем, чего не делают они.

Он указывает на себя. На нем бежевые твидовые брюки, а также рубашка от Ральфа Лорена и изящный галстук. Я немедленно начинаю записывать его слова в блокнот, чтобы он не заметил, как я его изучаю.

— Так. А как долго вы служите в полиции, детектив?

— Девять лет.

— С самого окончания училища?

— Университета.

— Какого?

— Даремского.

Я перестаю строчить и удивленно поднимаю брови. Он бросает взгляд на меня:

— Вас это удивляет, мисс Колшеннон? То, что я образован? Вы думали, что я закончил колледж по специальности плотник?

— Ну, если бы это было так, вы не стали бы рубить с плеча, — язвительно отвечаю я.

Он прибавил скорости.

— Спокойно, — бормочет он. Остаток пути мы молчим.

Как только мы заходим в больницу, нас окутывает знакомый сильный запах дезинфицирующих средств. Я морщу нос, и меня охватывают неприятные воспоминания об инциденте с презервативом. Я осторожно осматриваюсь, надеясь, что меня никто не узнает, но, включив логику, мысленно даю себе оплеуху. Каждый день здесь проходят сотни людей, и вряд ли они запомнили меня. Я с уверенностью следую за Джеймсом Сэбином. Мы подходим к регистратуре. Женщине из регистратуры он быстро показывает свое удостоверение.

— Я по расследованию кражи.

Дама поднимает телефонную трубку и, быстро переговорив с кем-то, кладет ее на место.

— Вам нужно поговорить с доктором Кирпатриком. Он в крыле «Манро», спросите его там.

Произнеся эти слова, она тут же забывает о нас и возвращается к лежащему перед ней журналу.

Я замираю. Доктор Кирпатрик? Доктор Кирпатрик! О, нет. Этого не может быть. Джеймс Сэбин стремительно уходит, рывком открывая двери, ведущие в крыло «Манро». Я иду за ним с отставанием, давая себе возможность подумать.

— Не отставайте! — кричит Джеймс через плечо.

Пока мы идем, мне в голову приходит несколько вариантов, включая побег и другие экстремальные действия. Проблема заключается в том, что мне очень нужно присутствовать на своем первом деле, иначе Джеймс Сэбин подумает, что взял надо мной верх.

Точно. Единственное, что я могу сделать, — это отбросить свой стыд и начать работать.

Со скоростью олимпийских рекордсменов мы доходим до крыла «Манро», и Джеймс Сэбин спрашивает доктора Кирпатрика. Появляется этот великолепный человек и, когда детектив Сэбин представляется, они очень церемонно жмут друг другу руки. Я пытаюсь незаметно прикрыть лицо волосами и протискиваюсь между мусорным ведром и шкафом. Джеймс Сэбин поворачивается ко мне и говорит:

— Это мисс Холли Колшеннон. Она здесь только для того, чтобы наблюдать.

Он говорит это доктору Кирпатрику. Но на самом деле он напоминает мне о правиле номер один. Как будто я забыла. Доктор Кирпатрик внимательно смотрит на меня.

— Господи! Это имя не выходит у меня из головы! Вам должны были предоставить отдельное место на стоянке!

Вот это да. Кажется, все еще хуже, чем я думала. Проклинаю его хорошую память. Я слабо улыбаюсь сквозь пряди волос. Детектив Сэбин так высоко поднимает брови, что мне кажется, будто они сейчас достанут ему до макушки.

— Ха-ха! И снова здравствуйте, — говорю я жалостливым и слабым голосом.

— Вы были здесь на прошлой неделе, не так ли? Интересный, гм… случай.

Теперь они оба смотрят на меня.

— Да-да, в самом деле, была, — говорю я, в отчаянии накручивая прядь волос на палец, и краснею. Господи, долго мы еще будем обсасывать это? Разве нет более важных тем для разговора? Курс евро? Глобальное потепление? Долги стран третьего мира?

— Как ваша подруга? С ней теперь все в порядке?

— Да, спасибо, все хорошо. Лучше, чем всегда.

В какой-то момент мне хочется выкрикнуть: «Скорее, посмотрите туда!» и броситься наутек, но я продолжаю стоять, сгорая от стыда.

— Вы, наверное, еще долго будете смеяться над этим случаем!

Правда? Может быть, мы просто слегка улыбнемся друг другу и сменим тему? Однако я отвечаю неестественно громким голосом:

— Да! Я в этом уверена.

Джеймс Сэбин стоит, чуть ли не открыв рот. Дабы показать, что с моей стороны разговор окончен, я достаю блокнот, открываю его, слюнявлю карандаш (хотя обычно я никогда этого не делаю) и жду. Они продолжают пялиться, а у меня в голове крутятся слова, что, мол, мне очень жаль, ребята, но цирк закончен. Детектив отводит-таки от меня глаза и снова поворачивается к доктору. По-моему, он уже почти забыл, зачем мы пришли.

— Так, ну хорошо, — задумчиво произносит он. — На чем, значит, мы остановились? Итак, доктор. Что вы можете рассказать по поводу кражи?

Ну, поехали! Теперь блокнот достает Джеймс Сэбин. Первым делом доктор показывает нам шкаф, из которого были украдены лекарства. Мы не замечаем никаких следов взлома. Джеймс спрашивает:

— Этот шкаф был заперт?

— Абсолютно точно. Мы строго следим за этим. Во всем крыле только у четырех сотрудников, включая меня, есть ключи.

— Что именно было украдено?

Доктор зачитывает нам список из многосложных названий лекарств. Детектив Сэбин, в отличие от меня, записывает каждое из них. Он задает вопрос:

— Эти лекарства дорогие?

— Некоторые — да, но не все.

— Вы или кто-то другой может сказать, когда шкаф последний раз закрывали?

— Ну, все другие работники, у которых есть ключи, были здесь вчера, но пропажу мы обнаружили только сегодня утром.

— Как часто шкаф открывали? Например, вчера, когда было много посетителей.

— Примерно каждый час; иногда чаще, иногда реже.

— Вы сами подозреваете кого-нибудь?

— Я — нет, но вам стоит спросить у остальных работников отделения.

— Я полагаю, что один из тех, у кого есть ключи, мог случайно оставить шкаф открытым, а вор просто незаметно вошел и взял лекарства. Вы доверяете персоналу больницы, доктор?

— Безоговорочно.

— То есть вы не думаете, что кто-то из них взял лекарства сам или нарочно оставил шкаф открытым?

— Определенно нет.

— Я пошлю полицейских, чтобы они опросили тех, у кого были ключи, и, возможно, провели общий опрос всего отделения, а также и больницы в целом, чтобы узнать, не видел ли кто-либо нечто подозрительное.

Я перестаю писать и получаю возможность полюбоваться на красавца доктора. Тот растерянно проводит рукой по своим коротким черным волосам. Я ловлю себя на мысли, что хотела бы иметь такие волосы. Поражаюсь сама себе, поражаюсь тому, насколько далеко может зайти мое порнографическое воображение. «Но он такой хорошенький», — мечтательно думаю я. Действительно, красивый. Поток моих мыслей нарушает голос:

— Мисс Колшеннон! Эй!

Это выводит меня из сладострастных размышлений. Я поворачиваюсь к Джеймсу Сэбину:

— Да?

— Мы уходим.

— А, хорошо.

Поспешно беру свою сумку и стою, виновато краснея. Бедняжка, за последнее время у меня было слишком много потрясений.

— Я провожу вас, — говорит доктор Кирпатрик.

Мужчины направляются к двойной двери, а затем доктор немного отстает, чтобы поравняться со мной.

— Так, значит, вы работаете в полиции?

— Нет, вообще-то я репортер. Я прикреплена к детективу, для того чтобы вести шестинедельный «Дневник» для газеты.

— Первый раз о таком слышу.

— Да, это новинка. Сегодня мой первый день.

— На какую газету вы работаете?

— На «Бристоль газетт».

— Я ее читаю.

Дальше мы идем молча, и мой мозг судорожно подыскивает тему для разговора. Пауза затягивается. Наконец я говорю:

— Значит, вы доктор?

Отличный ход, Холли. Разговорное харакири.

— Говорят, что да, — он улыбается и прищуривается.

Наверное, он часто улыбается. Я ищу другую тему и с радостью выкапываю ее из глубин своего сознания:

— Вы помногу часов в день работаете?

— Да, работаю я много, а вот платят мне мало. Зато я часто встречаю приятных людей.

Он сверкнул на меня глазами, и сердце мое замерло. Находясь в некотором эмоциональном беспорядке, я едва не спотыкаюсь об инвалидную коляску и несколько пар костылей, оставленных кем-то у стены в коридоре.

Когда мы доходим до главного входа в больницу, доктор Кирпатрик сперва пожимает руку Джеймсу Сэбину, а затем мне.

— Рад был видеть вас, Холли. Снова. Я имею в виду, не по профессиональному поводу.

Мы с Джеймсом Сэбином идем к машине.

— Прошлая неделя была не из лучших, я правильно понял? — спрашивает он.

— Я в порядке, даже лучше, чем обычно. Просто мне немного не повезло.

Я глупо улыбаюсь, вспоминая доктора Кирпатрика.

— Потрясающе, — бормочет он.

Мы удаляемся от больницы, и я спрашиваю:

— Так что вы думаете?

— Я отправлю полицейских опросить персонал. Должно быть, кто-то из них причастен к делу. Хочу просмотреть ваши записи, прежде чем они попадут в газету. Я не хочу, чтобы дело было испорчено.

— Вы мне уже достаточно понятно все объяснили.

— Ну, вы же знаете репортеров. Человек говорит одно, а им слышится совершенно другое.

По пути в полицию мы останавливаемся у закусочной, чтобы выпить кофе. Джеймс Сэбин неохотно спрашивает, взять ли мне. Я соглашаюсь. Он заходит в кафе, а я сижу в машине и жду его. Работает рация. Она как будто разговаривает со мной. Я думаю о том пункте нашего договора, где мне запрещается вести с кем-либо разговоры касательно работы. Но ведь Зеленые Глазки могут на меня разозлиться, если мы что-нибудь упустим.

Рация продолжает говорить.

В качестве эксперимента я нажимаю кнопку и говорю:

— Привет.

— Это семнадцатый? — сквозь помехи спрашивает голос.

— Э… возможно.

— Вы репортер, да?

Каждая реплика сопровождается большой паузой.

— Да, это я!

— Где семнадцатый?

— Э… ушел за кофе.

— Передайте семнадцатому, что у нас код «пять» на двенадцатой Хэнберри-роуд.

— Да, скажу, э… десять четыре, — отвечаю я, подражая героям детективов.

Мой первый диалог по рации! Я так взволнована! Джеймс Сэбин возвращается к машине и вручает мне дымящуюся чашку с долгожданным кофе. Я беру чашку и говорю:

— Нас вызывали по рации!

— Вызывали не нас, а меня. И что вы ответили? Вам напомнить правило номер один? Не разговаривать. Ни с кем. И какого черта они вообще стали что-то говорить вам по рации? Это же секретные переговоры!

Я думаю о том, что стоит подождать, пока он не примет немного кофеина, прежде чем рассказывать дальше. Я пью кофе, демонстративно отвернувшись к окну. Чувствую, что он смотрит на меня.

— Ну? Так чего же они хотели? — нетерпеливо спрашивает он. Я подавляю детское желание попросить о волшебном слове.

— Они сказали о каком-то коде «одиннадцать» на пятой Хэнберри-роуд.

— Код «одиннадцать»? Вот черт! Выбрасывайте кофе! Выбрасывайте! Прямо в окно!

Наш первый вызов! О Боже! Мы в пути, сирена воет, ныряем в толпу машин и выныриваем из нее. Ух! Мы едем быстрее всех! Это фантастика! Люди уступают нам дорогу… В моем сознании всплывает мысль. Вы думаете, что это… Я возвращаюсь к прелестям нашей езды, но чувство дискомфорта нарастает, пока наконец у меня не возникает ужасная мысль. Ведь мне сказали не о коде «одиннадцать»! Вы думаете, номер важен? Сказать ему сейчас? Я говорю слабым-преслабым голосом, тайно надеясь, что он не услышит меня:

— Э… детектив Сэбин. Речь шла не о коде «одиннадцать», а о коде «пять».

— Что?!

Я в «Макдоналдсе», стою в очереди, чтобы заказать кофе. Он был очень зол на меня. Чуть было не познакомила его с фруктово-овощной системой брани. Оказывается, у него есть целый набор правил по ведению слежки, которые он незамедлительно привел в исполнение.