10

В понедельник Брок отправился в путь ближе к полудню с переполнявшим его восхитительным чувством свободы и предощущения праздника. До сих пор он не понимал, какое это блаженство — снова вернуться к своей любимой деятельности — расследованию преступлений. То, что работать ему предстоит на себя, а значит, составлять рапорта или что-либо организовывать не нужно, радовало. Когда он вырвался из города на простор, солнце, словно для того, чтобы внушить ему еще больше оптимизма, вышло из-за облаков и осветило покрытые снегом поля, отчего они заискрились так, что стало больно глазам. Проезжая на своем автомобиле по окраинным дорогам Кента, он опустил стекло, чтобы втянуть в себя пряный деревенский воздух и послушать, как галдят грачи, носившиеся над верхушками деревьев. Он остановился у тихого деревенского паба, чтобы съесть легкий полдник из хлеба с сыром и выпить кружку пива. Эта пища, несомненно, отличалась от простой здоровой диеты, на которой, по его мнению, ему предстояло сидеть последующие две недели пребывания в клинике.

Солнце снова скрылось за облаками вскоре после того, как он достиг Эденхэма; когда же Брок добрался до Стенхоупа, вокруг потемнело, а небо затянуло тяжелыми снеговыми тучами. Он остановился на парковочной площадке под деревьями, вышел из машины и направился к большому дому. Поднявшись по ступеням к парадной двери, он остановился, чтобы перевести дух, полюбоваться видом и обмахнуть снег с ботинок. Потом Брок ступил в теплую прихожую, где сразу же ощутил сложный запах, который ему пыталась описать Кэти. Пахло пищей, казенным учреждением и еще чем-то неуловимым, придававшим здешним ароматам совершенно неповторимый характер.

Сидевшая за конторкой при входе женщина нашла в списке его имя и сказала, что встреча с доктором у него состоится через час, то есть в три тридцать. Перед этим ему предстояло подняться в свою комнату, переодеться в одежду, которую ему рекомендовали захватить с собой, и письменно ответить на ряд вопросов. Сотрудница клиники сделала копию с его кредитной карточки и дала ему ключ вместе с вопросником и планом здания, на котором она шариковой ручкой отметила, как пройти из холла в его комнату, находившуюся в западном крыле. Чувствуя себя учеником частной школы, только что прибывшим на место, он с небольшим чемоданом в руке шел по клинике в своей городской одежде, минуя пациентов, то и дело попадавшихся ему навстречу в коридорах и переходах здания.

Комната отличалась спартанской обстановкой. Там был необходимый минимум мебели и стоявший в углу не закрытый занавеской умывальник. Большое окно выходило на сады в северной части поместья. В их центре черным силуэтом на белом фоне проступал храм Аполлона.

Предощущение чего-то очень приятного, переполнявшее его при выезде из Лондона, постепенно испарялось. Брок переоделся в шорты и футболку, надел домашний халат и шлепанцы и в таком виде присел на край кровати. Чувствовал он себя весьма странно. Захваченные им из дому немногочисленные личные вещи — портативный компьютер лэптоп, коробка с дисками, несколько книг — казались в этой комнате совершенно неуместными. Он взял папку со сведениями о клинике, оставленную для него на ночном столике, и начал ее просматривать, задаваясь вопросом: как провести с пользой час, оставшийся до встречи с доктором.

Потом он взял опросный лист и начал его заполнять. В графе «Род занятий» он написал: «Государственный служащий», что хотя бы отчасти соответствовало истине. На вопрос: «Чего вы хотели бы достичь за время пребывания в Стенхоупской клинике?» — ответил: «Общего улучшения самочувствия и избавления от боли в плече», — что было уже совершеннейшей ложью.

В три часа двадцать пять минут он спустился вниз и, следуя выданному ему плану здания, добрался до двери, на которой висела табличка: «Офис директора». Доктор Бимиш-Невилл имел вид озабоченный и чрезвычайно значительный. Пожимая гостю руку, он задержал ее в своей ладони несколько дольше, чем требовалось, не спуская с Брока своих темных глаз. Когда они обменивались привычными в таких случаях вежливыми словами, выражение лица у доктора было отрешенное: казалось, все его внимание поглощено стремлением с места поставить гостю диагноз с помощью визуального и осязательного контакта. Затем, предложив гостю присесть, доктор занялся изучением заполненного им опросного листа.

— Итак, вы государственный служащий, мистер Брок… — пробормотал он.

Брок рассеянно улыбнулся:

— Да.

— У нас в свое время проходили курс лечения господа из самых разных кабинетов Уайтхолла. Интересно, в какой области служения государству подвизаетесь вы?

— Я из министерства внутренних дел. Занимаюсь статистикой, — соврал Брок.

— Сидячая, наверное, работа?

— Боюсь, что так.

— Какие-нибудь физические упражнения делаете?

— Признаться, не часто. В прошлом году, к примеру, выгуливал собачку соседки. Пока она не умерла. Собачка, я хочу сказать.

— Тут написано, что вы разведены и живете один. Как давно?

— О, очень давно. С 1970 года, — сказал Брок, мысленно задаваясь вопросом, так ли уж необходимо обо всем этом спрашивать. Он не мог отделаться от ощущения, что с ним обращаются как с подозреваемым.

Бимиш-Невилл весьма обстоятельно расспросил его о том, как он питается и какую пищу любит, после чего перешел к разговору о здоровье. В частности, поинтересовался, правда ли, что Брок десять лет назад бросил курить, и уточнил количество принимаемого им алкоголя.

— Вы привезли с собой какие-нибудь алкогольные напитки? — наконец спросил он.

— Вообще-то… да. — Брок испытал непонятное чувство вины. — Бутылку виски.

Бимиш-Невилл кивнул:

— Многие привозят с собой виски, когда приезжают сюда в первый раз, Дэвид. — Подобное признание должно было послужить оправданием того, что он назвал гостя по имени. — Но мне бы не хотелось, чтобы вы прикасались к этому напитку. То, что вы пьете, является частью вашей диеты, а диета в этих стенах — самое главное. Абстиненция же является важным инструментом поддержания диеты, как, равным образом, и стабильности личности пациента. Я хочу, Дэвид, чтобы вы приняли абстиненцию добровольно, так сказать, с распростертыми объятиями. И добровольный отказ от виски станет первым шагом в этом направлении. Согласны?

Брок кивнул. Все выглядело значительно серьезнее, нежели он мог предположить.

— Вы тут написали, что хотели бы добиться «общего улучшения самочувствия». Помимо боли в плече, что, скажите, вы думаете о своем физическом состоянии?

— Я стал… хм… малость рыхловат. Хотелось бы сбросить несколько фунтов.

— Сколько конкретно?

— Даже не знаю… Признаться, я не могу сказать со всей уверенностью, каков мой нормальный вес. Но не сомневаюсь, что поправился.

Бимиш-Невилл продолжил беседу, обсудив с гостем такие темы, как плохой сон, головные боли и неприятные ощущения в суставах. Потом разговор вернулся к больному плечу.

— Это последствия травмы, которая была у меня в двадцатилетием возрасте. Упал, знаете ли.

— Спортивная травма? — В процессе беседы доктор Бимиш-Невилл делал заметки на обратной стороне опросного листа.

— Нет. Это произошло, когда я служил в армии. В Малайе.

— В самом деле? — Бимиш-Невилл поднял на Брока глаза. — Никогда бы не причислил вас к военному сословию.

Брок одарил его дружелюбной улыбкой образцового гражданского служащего.

— Я и не был никогда профессиональным военным. Просто меня призвали после университета. Правда, служба оказалась куда более беспокойной, нежели я ожидал. Малайя, Кипр, Аден…

— Ну и как? Понравилось служить?

— Как ни странно, понравилось. А почему вы спрашиваете?

— Просто любопытствую. Убили кого-нибудь? — Бимиш-Невилл посмотрел на него с неподдельным интересом.

Брок ответил ему удивленным взглядом:

— Ну, нет. В любом случае не напрямую. Как говорится, рука, которая сжимает оружие, далеко не всегда рука убийцы. Не так ли, доктор?

— Совершенно справедливо. Вас преследовали когда-нибудь в связи с этим тягостные мысли? Из-за того, что вы были со все это вовлечены?

— Только ноющая боль в плече. Как я уже говорил, я неудачно упал. Сломал ключицу, ну, и все такое прочее. Этот перелом уложил меня на пару месяцев в постель. С тех пор эта травма регулярно дает о себе знать.

— Снимите, пожалуйста, халат.

Брок спустил халат с плеч, после чего сделал попытку встать.

— Сидите, сидите. — Бимиш-Невилл поднялся с места, обошел вокруг стола, встал у Брока за спиной и начал ощупывать его плечо и шейный отдел позвоночника. Брок поморщился.

— Здесь?

— Да, чуть ближе к позвоночнику… Да, здесь.

— В каком университете вы учились до армии? — спросил Бимиш-Невилл, продолжая пальпировать плечо Брока.

— В Кембридже.

— В самом деле? Я тоже учился в Кембридже. А какой колледж вы посещали?

— Тринити-колледж.

Пальцы доктора замерли, и Брок вздохнул с облегчением.

— А я — Кингз.

Неожиданно руки Бимиш-Невилла взлетели вверх, крепко обхватили голову Брока и с силой крутанули ее влево. На мгновение Броку показалось, что Бимиш-Невилл хочет его убить, но в следующую секунду руки доктора оставили его в покое.

— Попробуйте теперь подвигать головой и плечом, — велел он как ни в чем не бывало.

Брок подвигал.

— Какое-то новое ощущение… совсем другое.

Бимиш-Невилл удовлетворенно кивнул и вернулся на свое место. Взяв ручку, он снова принялся что-то писать.

— Теперь вам станет полегче. Но физиотерапия все равно необходима. И акупунктура. Делали когда-нибудь?

— Нет, никогда.

— Что ж, это будет для вас новый опыт. Но начнем мы не с этого. Для начала мы избавим ваш организм от скопившихся в нем токсинов.

Он стал быстро что-то писать в разграфленном бумажном листе, напоминавшем некую схему или график. Закончив, отложил ручку и поднял на Брока глаза.

— Какова истинная причина вашего приезда сюда, Дэвид?

Брок дорого бы дал, чтобы узнать, до какой степени овладевшее им удивление отразилось у него на лице. Кроме того, он вдруг почувствовал, что ему очень непросто лгать, хотя прежде ему казалось, что у него, как у человека, лично знакомого со многими экспертами в этой области, не возникнет никаких проблем.

— Я… э… уже написал об этом в опросном листе. Мое здоровье…

— Это и есть истинная причина вашего визита?

— Не уверен, что хорошо вас понимаю…

— Люди приезжают сюда по многим причинам, Дэвид. Но далеко не всегда пишут правду в опросном листе. К примеру, кому-то просто нужна компания, а кто-то хочет здесь отсидеться или выиграть время, чтобы решить кое-какие проблемы иного плана…

— А, понятно… Что ж, это вполне возможно. Мотивы, которыми руководствуется индивидуум в тех или иных случаях, далеко не всегда ясны, в том числе и самому индивидууму.

— Именно. И чтобы мы могли оказать вам действенную помощь, нам необходимо совершенно точно знать вашу мотивацию.

Брок с важным видом кивнул:

— Да, я вас понимаю.

— Почему, между прочим, вы решили обратиться именно в нашу клинику?

— Кто-то на работе рассказал мне о ней.

— Ах вот как? И кто же?

— Кто-то из коллег. Из тех, что сами у вас не лечились, но слышали о вашей клинике от своих знакомых, которые были вашими пациентами. Я и не думал об этом, пока в отделе по персоналу мне не сказали, что я должен использовать по назначению накопившиеся у меня свободные дни. И вот, когда кто-то после этого упомянул о Стенхоупской клинике, я и подумал: а почему бы и нет?

— Любопытно… Я имею в виду, что мы принимаем большинство важных для нас решений спонтанно, под воздействием настроения. Будем надеяться, что принятое вами спонтанное решение вы со временем тоже будете расценивать как значительное. По крайней мере многие из наших пациентов довольно быстро осознали важность сделанного ими шага, и им захотелось принять более активное участие в жизни нашей клиники, проникнуться ее заботами, почувствовать себя ее неотъемлемой частью. Если у вас появится аналогичное желание, вы можете с большой пользой для себя и нашего дела обсудить это с Беном Бромли, нашим бизнес-менеджером.

— Неужели?

— Да, это так. У него заготовлены пакеты с ценными бумагами для пациентов, которые захотели бы поддержать наши начинания и одновременно сделать инвестиции в счет собственного здоровья.

— Что ж, я не премину этим воспользоваться.

— Очень хорошо. Ну а теперь я представлю вас своей супруге, которая будет следить за выполнением расписания курса лечения, который я вам назначу. Полагаю, она будет рада с вами познакомиться, поводить вас по клинике и показать вам наши медицинские кабинеты.

С этими словами он поднял трубку телефона. Пока он ждал ответа, Брок оглядел комнату. Около двери он заметил небольшую картину в раме и поднялся на ноги, чтобы ее рассмотреть. Это была цветная гравюра, изображавшая выстроенный в классическом стиле дом на фоне паркового ландшафта. Внизу было проставлено название: Малконтента.

— Узнаете? — услышал он голос у себя за спиной.

— Действительно, знакомое здание.

— Вы только что прошли через его портик. Это тот самый дом, в котором мы сейчас находимся. Во всяком случае, так он выглядел в XVIII веке. Западного крыла, разумеется, не было.

— Ах, вот как… Но почему такое название?

— Это название итальянской виллы, с которой этот дом скопировали. Вы найдете книги по истории Стенхоуп-Хауса в нашей библиотеке, если вас вдруг заинтересует этот вопрос.

Бимиш-Невилл набрал другой номер.

— Вероятно, Лаура все еще занята на дневном сеансе… Алло?.. Это Рози? Миссис Бимиш-Невилл у вас?.. Нет? Быть может, в таком случае нового пациента заберете вы?.. Да, он у меня в офисе. — Он положил трубку на рычаг. — Вы интересуетесь архитектурой, Дэвид?

Брок пожал плечами:

— Иногда я спрашиваю себя, почему мы, смертные, зная, что жизнь так коротка, не жалеем времени и трудов на возведение сложных долговременных построек.

— Чрезвычайно уместное в данном случае наблюдение. Сады и парки, разбитые в этом поместье, можно рассматривать как своего рода архитектурный дискурс на темы морали. Это, если хотите, воплощенное в растениях и камне рассуждение о жизни и смерти, дошедшее до нас из XVIII века. Если вы присмотритесь к гравюре, то увидите под деревьями маленькую разрушенную пирамиду. Она до сих пор существует. Если поищете, найдете ее в конце аллеи кипарисов. На территории поместья есть и другие объекты, которые напоминают нам о вечном.

— Из окна своей комнаты я разглядел среди деревьев в задней части поместья весьма зловещего вида храм. Это что — один из таких объектов?

— В своем роде… По крайней мере он не лишен оригинальности. Когда здесь в XVIII веке разбивали парк, архитектор возвел в том месте на небольшом холме каменное подножие со ступенями и четырьмя колоннами, которые в соответствии с его замыслом должны были изображать античные руины. Уже гораздо позже, в начале двадцатого века, владелец поместья пристроил к фасаду с колоннами здание храма. Другими словами, он восстановил, если так можно выразиться, воображаемое здание, которого здесь никогда не было.

— Вас послушать, так это прямо какой-то архитектурный Франкенштейн.

Бимиш-Невилл тонко улыбнулся:

— Ну, здания не люди. С ними можно делать все, что заблагорассудится — разбирать на части, реконструировать, перестраивать, возрождать к жизни… Такой подход по отношению к людям, в общем, считается неприемлемым…

В дверь постучали. Директор сказал: «Да», — и в офис вошла молодая женщина в белом халате и белых туфлях. Бимиш-Невилл представил новому пациенту Рози, которая показалась последнему весьма привлекательной, себе на уме особой, старавшейся всемерно угодить своему боссу. Она пожала Броку руку, одарила его широкой улыбкой, после чего повела на экскурсию по лечебным кабинетам, находившимся в полуподвале.

К тому времени, когда они добрались до гимнастического зала, Брок, оценивая свои перспективы в этом заведении, почувствовал себя чуть более комфортно. Большинство комнат, в которые они заглядывали, были заняты небольшими группами пациентов и сотрудников, с головой ушедших в свои занятия — чем бы они там в это время ни занимались. Рози попыталась пробудить у него интерес к некоторым чрезвычайно странным, по мнению Брока, процедурам, через которые проходили эти люди. Когда же она закончила сбои объяснения, даже совершенно пустая комната со стоявшей у стены кушеткой для акупунктуры показалась ему почти приемлемым местом.

— Здесь, внизу, куда больше пространства, нежели можно подумать, — заметил он, следя за усилиями, которые она прилагала, чтобы отпереть тяжелую дверь, закрывавшую вход в гимнастический зал.

— Мм-м… в самом деле… но все равно в этом подвале есть нечто от садка для кроликов. — Она выговаривала слова с сильным ольстерским акцентом. — Но не волнуйтесь, Дэвид, скоро вы здесь освоитесь. Не возражаете, если я буду называть вас Дэвид? Обычно пациентам нравится, когда к ним обращаются по имени.

— Разумеется, не возражаю. Вы из какой части Ирландии родом, Рози?

— Из Белфаста. Из Сэнди-Роу, если вы знаете такое местечко.

— Знаю, — ухмыльнулся Брок, но в следующее мгновение пожалел о том, что дал такой ответ, поскольку услышал совершенно неизбежное:

— Откуда, если не секрет?

Брок вспомнил свой короткий визит в этот городишко, состоявшийся несколько лет назад, когда он расследовал убийство одной ирландской девушки в Лондоне.

— Однажды я ездил к своим друзьям в Белфаст, и они показывали мне окрестности.

— В таком случае вы поймете, почему я оттуда уехала.

Брок рассеянно улыбнулся и поторопился перевести разговор в более безопасное русло. При этом он отметил про себя, что ему необходимо или основательно поднатореть в искусстве лжи, или избегать говорить неправду.

— Это что — вход в камеру пыток?

В этот момент дверь наконец распахнулась. Брок увидел гимнастические снаряды и тренажеры и вспомнил данное ему Кэти описание спортивного зала, которым заведовал Петроу.

— Уж и не знаю, будете ли вы сюда ходить. Пациентам не рекомендуется посещать зал без инструктора, так как здесь велика вероятность потянуть мышцу или нанести себе какую-нибудь другую травму. Между тем нам бы не хотелось, чтобы вы вернулись домой в худшем состоянии, нежели оттуда уехали. — Она тепло, по-дружески ему улыбнулась. — У вас есть какие-нибудь проблемы с суставами или мышцами?

— Плечо побаливает. Доктор Бимиш-Невилл сказал, что мне придется пройти курс физиотерапии и акупунктуры.

— В таком случае необходимо выяснить, что думает доктор по поводу ваших индивидуальных занятий в этом зале.

— Так это вы им заведуете?

— Ну нет. Общий надзор за всеми служебными помещениями, разумеется, осуществляет миссис Бимиш-Невилл, а за этим залом присматривает Тони — парень из обслуживающего персонала.

Брок обвел взглядом помещение. Низкие кирпичные своды и мощные каменные опоры, поддерживавшие верхние этажи, казалось, сдавливали его, создавая гнетущее настроение. В воздухе пахло плесенью и застарелым потом, как если бы зал редко проветривался.

— Я должен был бы упомянуть об этом раньше, но сдается мне, что у нас с вами есть общая знакомая.

— Правда?

— Да, ее зовут Кэти. Не так давно я случайно встретил ее в Лондоне. Когда я сказал ей, что еду сюда, она попросила передать вам привет.

— Кэти, вы говорите? — Роза озадаченно свела на переносице брови, размышляя.

— Кэти Колла. Она работает в полиции.

Брок заметил, как после этих слов помертвело ее лицо.

— Она призналась мне, что вы ей писали и она чувствует себя виноватой, что так и не собралась вам ответить. Что-то по поводу того, что она совершенно отстранилась от дела после того, как ее сняли с расследования. Но она разделяет, хотя и неофициально, вашу озабоченность, и, если бы по этому делу всплыла какая-нибудь новая информация, она была бы рада ее получить. Вы можете связаться с ней напрямую или сообщить интересующие ее сведения мне, с тем чтобы я передал их ей. Вот что она мне сказала.

— Понятно…

Брок уловил в ее взгляд и голосе настороженность. Из коридора до них доносились голоса и шаги пациентов, выходивших из кабинетов после окончания дневного терапевтического сеанса.

— Это связано с одним молодым человеком, который здесь умер, не так ли? Помнится, я читал об этом случае в газетах.

Рози колебалась; ее подвижные прежде черты словно окаменели. Брок поскреб бороду и снова надавил на собеседницу, стремясь получить от нее ответ прежде, чем их уединение будет нарушено.

— Должно быть, это было ужасно. Вы хорошо его знали?

— Довольно хорошо, — ответила она после паузы, затем добавила: — Это был его гимнастический зал. Он за ним присматривал — до Тони.

— О! И как его звали?

— Алекс… Алекс Петроу, — откликнулась она. В этот момент тяжелая дверь распахнулась, и Брок увидел еще одну женщину в белом халате, которая, стоя в дверном проеме, пристально на них смотрела.

— Что здесь происходит, Рози? — строгим голосом спросила она.

— Это наш новый пациент мистер Дэвид Брок. Я водила его по этажу, миссис Бимиш-Невилл.

Директорская жена кивнула и протянула Броку руку. У нее было такое же отстраненное выражение лица и оценивающий взгляд, как и у ее мужа. Ей, однако, потребовалось куда меньше усилий, чтобы придать своим чертам оттенок доброжелательности.

— Пойдемте в мой офис, мистер Брок.

Она повернулась и вышла в коридор. Прежде чем последовать за хозяйкой, Брок ободряюще улыбнулся Рози. Она хотела было что-то сказать, но промолчала. При этом ее лицо сохраняло напряженное выражение, а брови хмурились.

Лаура Бимиш-Невилл закрыла за Броком дверь офиса, прошла к столу и взяла с него папку. Они оба продолжали стоять, пока она читала про себя какую-то бумагу. Сквозь маленькое полукруглое оконце у нее над головой в кабинет проникал тусклый свет весеннего вечера. Когда она наконец снова посмотрела на Брока, он чуть было не исповедался перед ней во всех своих прегрешениях. У нес были умные глаза, которые она слегка подкрашивала, возможно, только для того, чтобы скрыть преждевременные морщины. С минуту она исследовала его взглядом, словно пытаясь определить, уж не мошенник ли он, потом распорядилась:

— Снимите халат и шлепанцы, мистер Брок, и встаньте, пожалуйста, на весы.

Она записала его вес — шестнадцать стоунов и шесть фунтов — и рост — шесть футов два дюйма, — а затем предложила присесть на металлический офисный стул напротив ее рабочего стола. Продолжая стоять, она обернула его левую руку выше локтя черной манжеткой и измерила ему кровяное давление. Затем положила папку на противоположную сторону стола и уселась на свое место.

— Вы хотите заниматься в гимнастическом зале?

— Возможно, это неплохая идея.

— Полагаю, это можно устроить. Но вы сможете находиться там только в присутствии Тони. Я поговорю с ним об этом. — Ее акцент трудно было определить. Возможно, что она была родом из центральных графств. Но в ее манере выговаривать слова сказывалось и что-то северное. Она продолжала писать, заполняя какие-то разграфленные листы, имевшие вид расписания, и время от времени делала пометки в лежавшем перед ней блокноте.

Закончив работать, она сделала несколько копий, воспользовавшись стоявшим в углу небольшим фотокопировальным аппаратом, вложила листочки в пластиковую папку и протянула Броку:

— Здесь сведения, которые понадобятся вам в первую неделю пребывания. Мы выясним, как у вас продвигаются дела, в конце этого срока. Вот это — расписание ваших терапевтических сеансов. — Она перегнулась через стол и указала кончиком ручки на расписание. — Каждый день у нас проводятся три сеанса — в девять, одиннадцать и пятнадцать часов. В промежутках у вас будут так называемый утренний перерыв, ленч и «мертвый час», а также свободное время до обеда. Объявления о вечерних беседах и других мероприятиях вывешиваются на стене в холле рядом со столовой. Все сеансы начинаются строго в указанное время. Имейте, пожалуйста, это в виду. Это информация, касающаяся вашей диеты на первую неделю пребывания, — сказала она, ткнув ручкой в другой листок, находившийся в папке.

Брок некоторое время всматривался в него, пытаясь взять в толк, что там написано. Признаться, это мало походило на меню и напоминало скорее перечень каких-то химических веществ. Вес продуктов в граммах, указанный в правой графе, нельзя было назвать чрезмерным.

— Первая неделя — самая важная. Каждый раз во время еды вы будете находить поднос со своей именной карточкой на длинном столе в столовой. Прошу вас никоим образом диету не корректировать. Дозволяются только вода и лимонный сок. Это понятно?

Вежливого приглашения отправиться в великое диетическое путешествие не последовало. Никаких приглашений или предложений. Одни только приказы. Испытание обещало быть нелегким.

 

11

Насколько все это серьезно, Брок понял вечером за обедом, когда взял свой поднос и снял крышку. В столовой около длинного стола стояла женщина в белом халате, возможно, кухарка. К ней Брок и обратился.

— Полагаю, произошла какая-то ошибка, — сказал он.

Он открыл крышку и продемонстрировал ей стакан воды с плававшим в ней ломтиком лимона. Она улыбнулась и посмотрела на табличку на подносе.

— Вы мистер Брок? Тут нет никакой ошибки, дружок. Вам предстоит воздерживаться от какой-либо пищи на протяжении трех дней.

— Трех дней!

— Совершенно верно, дружок. Иначе говоря, на протяжении семидесяти двух часов. Только в четверг вечером вы получите на обед что-нибудь более существенное.

— Боже мой! И что же это будет такое?

— Ну, я не знаю… — ответила она со смехом. — Что-нибудь особенное. Стакан морковного сока, к примеру. В любом случае садитесь за стол и попробуйте наладить с кем-нибудь знакомство.

Пораженный услышанным, он подошел к столику, за которым сидели пожилые мужчина и женщина, и спросил, не может ли он к ним присоединиться. Мужчина поднялся с места и протянул ему руку. Он был высокий и худой и имел несколько изможденный вид.

— Сидни Блюмендейл, — сказал он. — А это — Марта Прайс.

Брок представился и присел за их столик.

— С вами все нормально, старина? — спросил Блюмендейл. — Что-то вы бледноваты.

— Я только что пережил настоящий шок. — Брок поднял крышку со своего подноса и показал своим новым знакомым стакан с водой. — Похоже, это весь мой обед.

Обедающие улыбнулись.

— Так это ваш первый день в этих стенах? — поинтересовался Блюмендейл. Брок согласно кивнул.

— Через неделю вы будете чувствовать себя просто великолепно, — заверила его Марта.

— Вы говорите так, будто хорошо знаете это место. — Брок заглянул в их тарелки. — А что вы едите? Пахнет, во всяком случае, вкусно.

— У нас овощная запеканка, — ответила Марта, — с вкусными тертыми орешками и зеленым салатом. Но вам о таком и думать нельзя. — Марта воистину наслаждалась моментом. — Кроме того, нам принесли свежий сок из моркови, выращенной на здешнем огороде. А после запеканки нам подадут тушеные яблоки и отруби с йогуртом и медом. — Этой женщине было за шестьдесят — так же как и ее сотрапезнику, но в ней, казалось, было вдвое больше энергии, а в ее голосе проскальзывали насмешливые, сварливые нотки.

Брок застонал.

— Мне сказали, что если я буду хорошо себя вести, то через три дня мне дадут морковного сока. Сколько же вы пробыли здесь, что заслужили все это?

— Мы практически здесь живем. Я начала сюда приезжать пять или шесть лет назад, когда меня впервые всерьез обеспокоило вот это. — Она продемонстрировала ему свою руку с опухшими от артрита суставами. — Вы не поверите, но сначала суставы совершенно отказывались мне служить, а ведь мне всего шестьдесят три. Теперь же артрит меня почти не беспокоит — а все благодаря упражнениям, акупунктуре и, конечно же, диете. Последние шесть месяцев я даже хожу без палки. Так что ведите себя хорошо и делайте, что вам говорят, Дэвид. Здесь вас не обманут.

Брок догадался, что она завела привычный разговор, какой начинала с каждым новичком, и решил попробовать ей подыграть. Сделав постную мину, он пробормотал:

— Должно быть, это полезно также и для души.

— Почему вы приехали сюда, если не хотите воспринимать всерьез то, что здесь происходит? — строго вопросила пожилая леди. — Это, в конце концов, не дом отдыха. Нет, в самом деле, некоторые мужчины прямо как дети. Не знают, что такое настоящие трудности.

Брок подумал, что эта Марта Прайс, должно быть, настоящая заноза в боку, но тем не менее согласно кивнул, давая понять, что принимает ее слова к сведению, и отхлебнул воды из своего стакана. Минутой позже Сидни Блюмендейл кашлянул, прочищая горло, и произнес:

— Я в первый раз приехал сюда в 89-м году, когда умерла моя жена. Совсем потерял форму, знаете ли. Давно уже свыкся со всеми здешними обычаями и провожу здесь десять месяцев в году.

— Остальное время он навещает своих детей. Живет с ними, пока они соглашаются его терпеть, — прибавила Марта. — А этой зимой мы с ним провели две недели на Майорке. И обязательно этот опыт повторим. Правда, Сидни?

Сидни кивнул в знак согласия. По его лицу Брок понял, что возражать ей он бы не отважился.

— Ну а что вы можете сказать о себе, Дэвид?

— Я здесь в первый раз. Плечо не дает покоя. Подумал, может, в этой клинке мне помогут.

— Что ж, если кто и сможет вам помочь, так это только доктор Бимиш-Невилл. Это удивительный человек! — Глаза Марты озарились светом беззаветной веры.

— И все-таки в нем есть что-то от шоумена, — пробормотал Сидни, но потом, словно опасаясь, что его могут подслушать, торопливо добавил: — Но личность он, несомненно, грандиозная. Настоящее светило науки.

— И супруга у него тоже очень внушительная женщина, — вставил Брок, отводя глаза и стараясь не смотреть, как они жуют.

— Конечно, ее манеры лишены напускной любезности, которая свойственна медицинским работникам из частного сектора, — с набитым ртом проговорила Марта, решившая, должно быть, всячески искоренять проступавший в голосе Брока скептицизм. — Но она очень компетентна и отдает все свое время заботам о пациентах. Уверяю вас, она относится к своему делу с душой.

— Как это верно, — согласно кивнул Сидни, — как верно.

— А разве здесь не все относятся к своему делу с душой? — спросил Брок. Казалось, Сидни хотел что-то по этому поводу заметить, но не решился, обескураженный неожиданным молчанием Марты. Последняя с минуту глубокомысленно жевала, потом заявила:

— Вы привыкнете к этому месту, Дэвид. И довольно скоро.

Брок понял, что в общении со здешними обитателями спешка не приветствуется и ему необходимо развивать в себе терпение и выдержку. В связи с этим он позволил разговору вернуться к обсуждению своей персоны — тому, чем он зарабатывает себе на жизнь и где живет.

— Это недалеко от Далвича, — объяснил он.

— Кажется, там живет миссис Тэтчер, — отозвалась Марта. — Это удивительная женщина.

— Не могу сказать, чтобы мне доводилось сталкиваться с ней на улице.

Марта метнула в его сторону испытующий взгляд — казалось, проверяла, уж не позволил ли он себе, чего доброго, иронизировать, после чего перевела разговор на своего мужа, который, как выяснилось, последние годы своей жизни был членом местного муниципалитета. Некоторое время она с волнением в голосе повествовала об ударе, отправившем его на тот свет и помешавшем занять должность мэра, на которую он мог рассчитывать в силу своих заслуг и способностей, в отличие от других весьма заурядных людей, здравствующих и поныне. Кроме того, она показала Броку фотографию своего единственного сына Ральфа, которого она называла Рафи, — мужчины под сорок, носившего длинные, до плеч, волосы, придававшие ему, по ее мнению, артистический вид. Сидни молча слушал ее пространный рассказ о семье, хотя, должно быть, слышал его уже тысячу раз, а когда она закончила, поднялся, чтобы принести десерт.

В свое время помещение столовой служило в большом доме главным залом для приемов. Здесь были высокие стрельчатые окна, выходившие в сад, потолки с лепниной и пилястры, украшавшие стены. В центре зала под потолком висела хрустальная люстра. По обеим сторонам от мраморного камина на стене размещались большие зеркала в позолоченных рамах, увеличивавшие помещение. В воздухе стоял немолчный гул от разговоров пациентов, сидевших за столами.

Брок чувствовал себя не в своей тарелке, оставшись с Мартой Прайс наедине. Ее присутствие его раздражало, и он подозревал, что это чувство было взаимным. Между тем он, зная о том, что эта женщина находилась здесь прошлой осенью, должен был постараться добиться ее расположения. Обдумав все это, он решил повторить попытку войти к ней в доверие. Для этого он снова завел разговор об ее артрите и поинтересовался, какие процедуры в этой клинике способствовали облегчению ее состояния. Она рассказала о своих первых симптомах, о развитии болезни, медленном на первой стадии, а потом пугающе быстром, об охватившем ее отчаянии, об облегчении, которое ей принесло медикаментозное лечение, о рецидиве и последовавшем за ним дальнейшем ухудшении. Вернулся Сидни с пудингами, но никто из них не притронулся к своим тарелкам, пока она вдавалась в детали относительно болезненного и длительного, но стабильного процесса восстановления здоровья после того, как она открыла для себя Стенхоуп. Брок был тронут, и когда она закончила и спросила его о проблемах с плечом, он смущенно покачал головой и сказал, что все его беды кажутся тривиальными по сравнению с испытаниями, выпавшими на ее долю. Она положила ладонь на рукав его халата и настояла на том, чтобы он рассказал о своих телесных недугах. Он пожал плечами и поведал им свою историю, приложив все усилия к тому, чтобы она звучала по возможности занимательно.

В конце она улыбнулась и ободряюще похлопала его по руке, словно только что выслушала его исповедь, и кивнула Сидни.

— В этом месте два типа посетителей, Дэвид. Мы с Сидни называем их агнцами и козлищами. Настоящих больных, которые, как и мы, приехали сюда в расчете на помощь, мы зовем агнцами. Но здесь есть люди, которые прибыли сюда только для того, чтобы сменить обстановку, или сбросить несколько фунтов, или потому что они слышали, что это место нынче в моде, а также по ряду других причин, которые ведомы только им одним. Для нас все они козлищи. Они не очень-то верят в методы доктора Бимиш-Невилла; вы даже сможете услышать, как они подсмеиваются над ним у него за спиной. Он терпит их потому, что они приносят клинике деньги. Эти средства он использует, чтобы субсидировать настоящих больных, часть которых не может позволить себе пребывание в этих стенах. Разумеется, — тут она понизила голос и наклонилась к Броку поближе, — доктор Бимиш-Невилл находится под постоянным давлением со стороны бизнес-менеджеров, которые требуют, чтобы он принимал больше состоятельных пациентов, так как их ничего, кроме прибыли, не интересует.

— А это, — сказал Брок, — если я все правильно понял, епархия мистера Бромли, с которым, между прочим, мне еще предстоит увидеться.

— Брось, Марта, — запротестовал больше для порядка Сидни. — Бен Бромли так или иначе должен гнуть свою линию. Такого рода учреждения нуждаются в эффективном управлении, как и все предприятия. Как говорится, бизнес есть бизнес.

— Ну, — Марта поменяла тему разговора, будто ремарку Сидни не стоило оспаривать из-за ее ничтожности, — пора идти на беседу, не то займут все лучшие места.

— Куда идти? — спросил Брок.

— На «беседы у камина», которые доктор Бимиш-Невилл проводит с пациентами три или четыре раза в неделю после обеда. Вам тоже надо их посещать. Обязательно.

Он вышел вслед за ними из столовой и проследовал через холл в другое помещение, служившее местом общего сбора пациентов. Это была просторная комната, обустроенная как гостиная, то есть с креслами и диванами, расставленными полукругом у большого, топившегося дровами камина. За диванами и креслами стояли рядами разнокалиберные деревянные стулья, так что общее количество сидячих мест насчитывало более пятидесяти. Более интимная, нежели в столовой, обстановка достигалась за счет низкого расположения светильников, помещавшихся на столиках, расставленных по периметру комнаты. Марта и Сидни прямиком направились к софе перед камином, но Броку эта парочка уже успела порядком надоесть, и он решил временно воздержаться от их компании. Извинившись, он вышел из зала, а когда вернулся туда через пять минут, выяснилось, что все самые удобные места перед камином уже заняты, по причине чего он присел на угловой стул в заднем ряду. От нечего делать он занялся наблюдениями, отметив про себя, что, хотя среди пациентов, которые продолжали входить в двери, встречаются и молодые люди, большинство обитателей клиники — люди средних лет и старше.

Все разговоры сразу же прекратились, когда в холле послышался голос Бимиш-Невилла, после чего доктор вошел в гостиную, резко выделяясь своим темным костюмом на фоне пестрой расцветки домашних халатов, в которые были облачены пациенты. Пройдя к камину, он встал к нему спиной чуть в стороне от его пылающего зева. Свет от стоявших на столах светильников освещал его лицо; прежде чем заговорить, он медленно обвел взглядом свою аудиторию.

— Сегодня вечером, — сказал он, — я хочу поговорить с вами о, том, что мы подразумеваем под словами «регулирование диеты». — Он помолчал, дав возможность сидевшим перед ним людям вобрать в свои души звуки его проникновенного голоса, подобно тому как их тела вбирали исходившее от камина тепло.

Через четверть часа Брок почувствовал, что его внимание стало рассеиваться. То, что он слышал, представлялось ему какой-то наукообразной галиматьей, сообщавшейся увещевающим, убаюкивающим тоном. Брок огляделся, исследуя взглядом внимательные лица пациентов и задаваясь вопросом, кто из этих людей относится к агнцам, а кто — к козлищам.

Через некоторое время он снова сосредоточил внимание на человеке, стоявшем у камина. Директор что-то говорил о злаках и бобовых. Брок попытался было вникнуть в суть его рассуждений, но беседа уже подходила к концу. Когда Бимиш-Невилл замолчал, в комнате установилась полная тишина, которая длилась все время, пока темные глаза доктора рыскали по залу, фиксируя одно за другим лица присутствующих.

— Полагаю, у вас есть ко мне вопросы.

Сначала никто не пошевелился, затем одна женщина, сидевшая в заднем ряду, подняла руку. Хотя ее поднятая рука и колебалась, голос, каким был задан вопрос, прозвучал громко и уверенно.

— Я, доктор, в теории все это понимаю. Но факт остается фактом: я следую этой диете вот уже десять дней, но чувствую себя хуже, нежели в день приезда.

По рядам пронесся взволнованный ропот. Бимиш-Невилл никак на это не отреагировал.

— Я хочу сказать, что раньше чувствовала себя вполне прилично. Ну а теперь… мне очень даже нехорошо. Такое впечатление, что у меня совершенно нет энергии. И я довольно часто испытываю головокружения.

Несколько голов закивали в такт ее словам, выражая согласие с тем, что она сказала. «Да, да, — казалось, говорили их глаза, — и с нами происходит то же самое. Скажите ему об этом!» Директор, однако, продолжал хранить молчание. Тем временем ропот между рядами трансформировался в выжидающий шепот, который вскоре уступил место тишине, становившейся все более напряженной по мере того, как затягивалось молчание.

Наконец он заговорил.

— Очень хорошо, — произнес он медленно и твердо, и глаза слушателей широко раскрылись от удивления. — Так именно и должно быть. — Его взгляд устремился на женщину.

— Вы пьете чай, Дженнифер? — задал он ей коварный вопрос, прозвучавший железной каденцией, обтянутой бархатом голоса.

Она согласно кивнула.

— А кофе?

— Да, я…

— Сколько чашек вдень? Пять, восемь, десять?.. А мясо?.. Вы едите переработанную пищу с сотней различных консервантов, искусственных красителей и пищевых добавок. В течение многих лет вы наполняли свое тело токсинами, Дженнифер. Оно стало сосудом с отравой. Ваше тело привыкло к ядам, как организм наркомана к наркотику. — Слова обвинения звучали тихо, но веско, падая одно за другим, как семена в унавоженную почву, и все больше людей переключали внимание на женщину. — И вы еще удивляетесь, что через десять дней оно продолжает страдать от шока выведения? Оно должно страдать. Если оно не будет страдать, вы никуда дальше не продвинетесь.

Потом он отвел от нее взгляд, и его лицо исполнилось невиданного тепла и обаяния.

— Шампанского моим фальшивым доброхотам, и реальной боли моим настоящим друзьям! — Он улыбнулся, и волна вздохов облегчения и смеха прокатилась по залу.

Когда Бимиш-Невилл вышел, некоторые пациенты вслед за ним потянулись к выходу, в то время как остальные продолжали болтать, разбившись на маленькие группки. Брок прошел через холл к конторке приемного отделения, которая в поздний час была закрыта. На доске объявлений он нашел список нынешних пациентов клиники, который он заметил еще раньше, когда прописывался в этом учреждении. Оглядевшись, чтобы убедиться, что за ним никто не следит, он вытащил булавку, снял список с доски, сложил его и сунул в карман своего домашнего халата.

Переоборудованная из буфетной будка платного таксофона, находившаяся в конце коридора, оказалась свободной. Он зашел в нее, снял трубку и набрал номер. Голос Кэти, который он услышал через минуту, показался ему каким-то особенно нормальным и человечным.

— Ну, как у вас там дела, Брок?

— Все очень плохо. Не знаю, сколько я смогу все это выдерживать.

— Но вы ведь только приехали. — Особого сочувствия в ее голосе он не заметил.

— А вы знаете, что мне тут дали на обед? Стакан воды! Ох, забыл добавить, что в ней плавал еще ломтик лимона.

Она рассмеялась:

— Это пойдет вам на пользу. В любом случае сегодня у меня тоже совершенно не было времени, чтобы перекусить.

— Но это ваш выбор, Кэти. — Неожиданно для себя он почувствовал, что его ужасно раздражает отсутствие сочувствия с ее стороны. — Знаете что? — добавил он. — Возьмите список пациентов, которые обитали здесь в октябре, а я зачитаю вам имена из нынешнего списка.

— Готово. Взяла.

Брок начал читать ей список пациентов клиники. Когда он закончил, они нашли только троих, чьи фамилии значились в обоих списках. Это были Марта Прайс с Сидни Блюмендейлом, а также Грейс Кэррингтон.

— Марта Прайс находилась также в списке пациентов, которые чаще прочих прибегали к услугам Петроу. Этот список составил по моему настоянию доктор Бимиш-Невилл.

— Я уже познакомился с этой женщиной. Тут есть еще некая Дженнифер… — Брок сверился со списком, — Дженнифер Мартин, которая сегодня задала неудобный вопрос Бимиш-Невиллу. Вы уверены, что в октябре ее здесь не было?

— Извините, но в моем списке ее нет. Кстати, что выдумаете о докторе? — Голос Кэти сразу стал серьезнее.

— Не знаю, что и сказать, Кэти. Но ясно одно — он отлично умеет представлять. Остается только гадать, кем бы он стал, если бы не нашел своего призвания. Меня вот что еще интересует: кто-нибудь рассказывал вам об агнцах и козлищах, когда вы здесь были?

— Что такое?

— Так, пустяки… Ну, мне пора идти…

— Я увижу вас в четверг?

— Если я доживу до четверга.

Повесив трубку, он осознал, что продолжает на нее злиться, и вспомнил раздражение, которое у него вызывало присутствие Марты Прайс. Потом он подумал о представлении с участием Бимиш-Невилла и задался вопросом, не является ли снедавшее его раздражение признаком того, что токсины уже начали выходить из отравленного сосуда его тела.

 

12

Так ли было на самом деле или нет, неизвестно, но спал он очень хорошо, переборов искушение глотнуть на ночь «Тичерз», бутылка которого хранилась у него в чемодане. На следующее утро он пришел на завтрак в столовую одним из первых, обозрел прикрепленные к выставленным на столе подносам карточки и нашел тот, который предназначался для Грейс Кэррингтон. Затем, усевшись за стол у высокого окна и поглядывая в сад, стал ждать женщину, которая должна была прийти за подносом. Брок расположился точно по центральной оси большого дома — воображаемой линии, рассекавшей оригинальное здание на две равные части, о чем свидетельствовал установленный в паре сотен ярдов от дома обелиск со шпилем, казавшимся на этом расстоянии иголкой, торчавшей из покрытой снегом земли. Засыпанные снегом парковые кусты и живая изгородь искрились в свете неяркого утреннего солнца, лучи которого отражались также в сосульках свисавших с ветвей деревьев. На мгновение, отражая солнце, вспыхнули стеклянные двери здания, стоявшего слева на холме среди деревьев.

Потягивая воду с лимоном, Брок позволил себе расслабиться, чтобы хоть немного почувствовать себя праведником, однако это чувство сразу же улетучилось после того, как он бросил взгляд на название своего первого терапевтического сеанса, проставленное в его расписании. Ему предстояло посетить сеанс гидротерапии в комнате со зловещим индексом «Б-52». Он снова вернулся мыслями в детство — к первому дню в новой школе, когда он ждал начала урока столь пугавшего его латинского языка, нервно задаваясь вопросом, так ли, как нужно, он одет и есть ли у него при себе все то, что должны иметь ученики этой школы.

Прошло почти полчаса, прежде чем Грейс Кэррингтон затребовала наконец свой поднос. Брок решил, что ей слегка за сорок. Она обладала стройной фигурой, затянутой в лимонно-желтый спортивный костюм, и привлекательным, с правильными чертами лицом, которого он вчера не заметил, а если и видел, то мельком и не задержал на нем внимания. Волосы у нее были каштановые, чуть вьющиеся, подстриженные до линии подбородка, а взгляд — умный и печальный. Их глаза на секунду встретились, когда она, взяв поднос, отходила от длинного стола. Усевшись затем за угловой столик, она, погруженная в свои мысли, принялась с отсутствующим видом водить пальцем по стоявшему перед ней стакану с апельсиновым соком. Нарушать ее покой Брок не захотел.

Комната «Б-52» полностью соответствовала своему буквенно-цифровому обозначению, предполагавшему наличие взрывчатой начинки. Когда Брок открыл дверь, оттуда вырвались клубы пара, окутавшие его с головы до ног. Как ему было велено, он разделся и после первого шока от попеременного погружения в горячую и холодную воду нашел водные процедуры более чем терпимыми. Потом его отправили отмокать в ванну с теплой минеральной водой, а в завершение поставили под так называемый шотландский душ, когда ему вдоль позвоночника пускали то холодные, то горячие водяные струи. Пока он переходил от одной процедуры к другой, ему объясняли теорию происходящего, утверждая, что при совершаемых действиях открываются и очищаются поры кожи, улучшается циркуляция крови и происходит стимуляция мышечной системы. К тому времени как он оделся и поднялся в холл на утренний перерыв, все его тело весьма приятно покалывало.

— Ну, как вы себя чувствуете сегодня утром? — послышался голос Марты Прайс из толпы пациентов, обступивших длинный стол, где разливали по чашкам травяной чай. К своему удивлению, Брок обнаружил, что его голос звучал на редкость жизнерадостно, когда он махал ей рукой и говорил, что чувствует себя хорошо.

«Физиотерапия, Б-16» была следующим номером программы. Поначалу Брок думал, что сеанс состоится в гимнастическом зале, который он вчера посетил в компании с Рози, однако комната «Б-16» оказалась просторным, залитым солнечным светом помещением, находившимся в дальнем конце полуподвала под западным крылом здания. Там размещались медицинские кушетки, пара велотренажеров и прочие спортивные снаряды. Всем этим заведовали два физиотерапевта, под руководством которых проходили курс физиотерапии около полудюжины пациентов-новичков, начинавших с дыхательной гимнастики и с простейших упражнений на растяжку. По этой программе занимались все члены группы, после чего они проходили индивидуальный курс лечебного массажа.

Когда настало время ленча, Брок снова увидел в столовой Грейс Кэррингтон. Держа перед собой поднос с положенным ему жалким стаканом воды, он начал было проталкиваться к ее столику, но был остановлен призывными возгласами Марты и Сидни, Которых раньше не заметил.

— Извините, я вас не видел, — пробормотал он, усаживаясь на предложенный ими стул.

— Может быть, вы решили подыскать себе другую компанию? — кокетливо спросила Марта, многозначительно поднимая брови и глядя в сторону углового столика, за которым расположилась Грейс Кэррингтон.

— Ни в коем случае, — ответил Брок, чувствуя, что к нему снова возвращается прежний сплин. Он не мог сказать, что его раздражало больше: ее ужимки старой кокетки или насмешливый тон.

— Вы казались более жизнерадостным, когда мы видели вас во время утреннего перерыва.

— Да, сегодня я испытал нечто вроде мышечной эйфории, — признался он. — Сначала у меня был сеанс гидротерапии, а потом физиотерапии. Ну а сейчас у меня период расслабления. Не говоря уже о том, что после ленча меня ждут занятия по курсу «Обуздай свой стресс».

— С вами пока обращаются довольно мягко, Дэвид. Скажите, у вас будет позже курс акупунктуры? Вы как думаете?

— Ох! — Поселившееся было у Брока в душе чувство радости бытия таяло. Всякий раз, когда в его присутствии упоминалось слово «акупунктура», он по какой-то непонятной причине вспоминал рассказ Кэти о проколотых иглой глазных яблоках трупа. — Да, она стоит у меня в расписании во второй половине недели. Начиная с четверга, если мне не изменяет память.

— А остеопатия? Для снятия болей в плече?

— И это тоже. А почему вы спрашиваете? Это что — причиняет большое беспокойство?

— Ничего подобного. — Она похлопала его по руке с ободряющей улыбкой ветерана, которая показалась Броку слишком оживленной, что наводило на сомнения в ее искренности. — Ну а как вы переносите голодание? — Она посмотрела на него в упор.

— Хорошо переношу, спасибо. Полагаю, я более или менее примирился с этим состоянием.

— Это просто чудесно. Через некоторое время вы почувствуете, что ваш желудок начинает съеживаться, а потом у вас и вовсе пропадет аппетит.

Она очаровательно ему улыбнулась и поднесла вилку ко рту.

— Что это вы там едите? — Брок готов был возненавидеть себя за этот вопрос.

— «Золотистые ломтики». Это очень вкусно и легко готовится в домашних условиях. Берете в равных пропорциях тертой моркови, сыру и размоченных овсяных хлопьев — так, чтобы в массе это составило около фунта, добавляете яйцо, пару унций маргарина и капельку розмарина. Перемешиваете все это с зеленью по вкусу — соли само собой минимум, — после чего закладываете в смазанную жиром глубокую металлическую посуду и выпекаете в духовке на среднем огне минут двадцать или пока батончик основательно не подрумянится. Потом режете его на ломтики, заправляете соусом из петрушки и вкушаете. Объедение, правда, Сидни?

Сидни кивнул, подбирая с тарелки остатки соуса.

— Он у нас едок что надо — мигом расправляется со своей порцией… Вы, Дэвид, обязательно должны приобрести здесь книги со стенхоупскими рецептами. Когда вернетесь домой, будете по ним готовить.

Брок кашлянул, прочищая горло, и отпил из стакана воды с лимоном.

— Это название… Стенхоуп… — медленно начал он, но потом запнулся.

— Да, Стенхоуп. И что же? — чирикнула Марта.

— Это название и раньше было мне знакомо. Еще до того, как я сюда приехал. Я все думал, откуда его знаю, и вспомнил, что оно фигурировало в газетах в прошлом году. Если мне не изменяет память, с парнем из здешнего обслуживающего персонала произошел несчастный случай или что-то вроде этого. Вы ведь были здесь в то время, не так ли?

— Да, мы здесь были. — Марта на секунду опустила глаза, словно размышляя, стал ли Брок своим человеком до такой степени, чтобы с ним можно было пускаться в откровении. Когда она приняла решение, миссис Тэтчер в ней возобладала над кинозвездой Мей Уэст.

— Но я не хочу поощрять непристойные сплетни, — резко сказала она.

— Непристойные? — Брок вскинул брови в притворном изумлении. — Неужели под всем этим скрывалось что-то… хм… непотребное?

— Иногда я думаю, что Стенхоуп во многих отношениях похож на корабль. Он самодостаточен и в определенном смысле отделен от окружающего мира, особенно в это время года, когда жизнь в деревнях замирает и все вокруг засыпано снегом…

Брок задался вопросом, уж не страх ли перед непотребством заставил ее отклониться от темы, но она продолжала развивать свою мысль.

— На корабле, что неудивительно, обожают сплетничать. Бывает даже, что с этим перебарщивают… переходят всякие пределы. Боюсь, здесь тот самый случай. Вы можете наслушаться всякого о смерти Алекса Петроу, но я рекомендую вам все это игнорировать.

— Так будет лучше всего. — Брок печально покачал головой. — Но какие все-таки истории о нем здесь рассказывают? — Он вопросительно посмотрел на Сидни.

— Ну… — Сидни заговорил в первый раз с тех пор, как Брок сюда приехал, — его нашли повешенным в храме Аполлона, который находится на территории клиники. Вы там были? Воистину мрачное место. Но рассказывают не только о том, что он повесился ночью посреди храма, но и о том, что перед этим он обрядился… — Сидни помолчал, подыскивая нужный термин, — в костюм фетишиста.

— Такого рода мерзкие сплетни…

Но Брок вмешался прежде, чем сварливый голос Марты успел подавить в зародыше непристойные фантазии Сидни.

— Совершенно верно. Я вспомнил. Об этом в газетах тоже писали. Выходит, он был вовлечен в извращенные сексуальные забавы?

Марта издала протестующий вопль. Сидни закатил глаза к потолку, будто хотел сказать: «Мужчина с мужчиной. Иначе и не скажешь…»

— С пациентами? Вы на это намекаете? — не унимался Брок.

— Дэвид! — яростный вопль Марты перекрыл разговоры за соседними столиками. — Именно такого рода спекуляции и приводят к несчастьям на корабле! — выпалила она, но потом, заметив, что другие пациенты озадаченно на нес посматривают, замолчала.

— Ко, Марта, — сказал Брок спокойным, рассудительным тоном, — как иначе можно это объяснить? Подобные эксперименты над собой обычные люди не практикуют.

Ей стоило больших усилий овладеть собой и заговорить относительно ровным голосом, в котором, впрочем, продолжало прорываться негодование.

— Всему виной наркотики, — прошипела она. — Бедный парень связался с плохой компанией — за пределами клиники, разумеется, — и стал принимать наркотики. Он не ведал, что творил.

— О! — Брок заметил, как Сидни скептически покривил рот. — Однако в некоторых газетах утверждали, что он гей, не так ли? — Марта сноса стала раздувать ноздри, и он поторопился добавить: — Я лично ничего против этого не имею. Но насколько я понимаю, — он расплылся в улыбке, как именинник, — вам не хочется верить, что этот парень подрабатывал, сбывая пациентам наркотики и оказывая им особого рода сексуальные услуги, не так ли?

Марта положила вилку с такой силой, что едва не расколотила свою тарелку. Потом поднялась на ноги.

— Как вы смеете, — она прилагала немалые усилия, чтобы не перейти на крик, — высказывать столь отвратительные предположения, касающиеся сотрудника Стенхоупа, с которым вы никогда не встречались!

Она вздернула вверх подбородок, повернулась и зашагала к двери. Сидни наполовину поднялся со стула, словно намеревался за ней последовать, но передумал и снова спустился на сиденье.

— А вы, похоже, охотник поиграть в рискованные игры, — сказал он спустя некоторое время.

— О Господи! Неужели все так плохо? — осведомился Брок.

— Я заметил, что Марта — человек чрезвычайно лояльный. Особенно к памяти мертвых. Ну и по отношению к клинике, разумеется.

— Вероятно, я зашел слишком далеко. Я попрошу у нее прощения.

— Я бы на вашем месте прежде дал ей успокоиться. Мой вам совет.

Брок кивнул:

— Благодарю вас.

— Мне лично он никогда не нравился. Терпеть не мог, когда он ко мне прикасался — в силу некоторых причин. Поэтому меня бы нисколько не удивило, если бы выяснилось, что он и в самом деле таков, как о нем говорят.

— Как вы думаете, могло у него быть что-либо общее с козлищами среди пациентов, о которых вчера упоминала Марта?

Водянистые глаза Сидни, которые во всех обстоятельствах сохраняли слегка отстраненное выражение, неожиданно обрели фокус, а в его чертах обозначилось беспокойство. Он огляделся и снова стал подниматься на ноги.

— Не имею представления, — пробормотал он. — Вы не против, если мы оставим эту тему, старина?

Брок с улыбкой наблюдал за тем, как он скованной, несколько неуверенной походкой направлялся к выходу. Когда он вышел, Брок осмотрелся и заметил, что Грейс Кэррингтон тоже покинула столовую.

Согласно расписанию, после ленча в клинике полагался час отдыха, и Брок, у которого не имелось ни открыток с видами для отсылки родственникам, ни книг для чтения, задался вопросом, как с пользой провести это время. День международной конференции в Риме, на которой он должен был делать доклад, неумолимо приближался, но Броку в его нынешнем состоянии думать о докладе было трудно да, признаться, и не хотелось. Зато он был бы не против посетить храм Аполлона, но не слишком хорошо представлял себе, как пройти к нему через заснеженный парк, особенно в такой, как у него, одежде. Он спустился в холл и спросил у служащей приемного отделения, может ли он повидать бизнес-менеджера клиники Бена Бромли. Служащая сказала, что Бека Бромли сегодня не будет. Брок договорился о встрече с Бромли на следующий день и отправился в библиотеку.

Она занимала сравнительно небольшое помещение рядом со столовой, тоже выходившее окнами на сады в северной части поместья. Комната была заставлена застекленными книжными шкафами, а в ее центре располагался большой, обитый кожей библиотечный стол. В шкафах стояли в основном потрепанные книжки в бумажных обложках, переданные в дар лечебнице благодарными пациентами, но в одном из шкафов, на котором висела табличка «Для внутреннего пользования. Из помещения не выносить», хранились толстые тома в твердых переплетах. На корешке одного из них Брок прочитал заинтриговавшее его название: «История Стенхоупа». Он вынул книгу из шкафа и присел с ней к столу.

Хотя издание было сравнительно новое — в рукописном посвящении стоял июль 1978 года, — книга все-таки относилась к тем временам, когда о ксероксах и персональных компьютерах мало кто слышал и люди, как правило, пользовались печатными машинками и копировальной бумагой. Поэтому определенный налет милой сердцу старины этот том все-таки сохранял. К тому же издание, судя по всему, было уникальное: оно представляло собой пачку переплетенных в черную кожу пожелтевших машинописных страниц непривычно большого формата, содержавших записи по истории особняка Стенхоуп-Хаус, а также по недавней истории Стенхоупской натуропатической клиники, составленные некоей Фелисити Филд. Книга была сделана с любовью, о чем свидетельствовали хотя бы названия глав вроде: «Рождение сада лечебных трав» или «Инвалид вновь обретает здоровье», исполненные скрытого энтузиазма. Книга иллюстрировалась черно-белыми фотографиями. На первой был запечатлен южный фасад большого дома с фигурой стоявшего на вершине лестницы среди колонн портика Стефана Бимиш-Невилла. Он, обозревая окрестности, высоко задирал подбородок наподобие того, как это делал Муссолини. За фотографией следовало посвящение директора, в котором выражалась благодарность мисс Филд за «беспрецедентные усилия по созданию уникального описания классического английского поместья, являющегося воплощением британских общественных и культурных традиций и находящегося ныне в преддверии новой блестящей будущности».

Мисс Филд начала свое описание с истории Стенхоуп-Хауса, родового владения сэра Уильяма Стенхоупа (1698–1752), члена кружка лорда Бурлингтона. Подобно Бурлингтону, сэр Стенхоуп посетил построенные Палладио дома в Италии и решил воссоздать его архитектурный стиль в Англии путем постройки дома по оригинальному проекту в своем поместье в Вилде. В то время как Бурлингтон выбрал в качестве модели для своего дома в Чизвике виллу Ротонда, Стенхоуп взял за основу виллу Фоскари, известную также под названием «Малконтента». Об этом Филд писала следующее:

«Кое-кто считает, что название Малконтента бытовало в тех краях задолго до того, как Никколо и Луиджи Фоскари построили там свой дом. Однако существует и куда более романтическая версия происхождения этого названия, связанная с прозвищем непокорной дочери семейства, которую туда сослали, дабы удалить от соблазнов венецианского общества, и чей призрак, как говорят, до сих пор является в этом доме. Лорд Стенхоуп, несомненно, был поклонником последней версии. Вне зависимости от того, какой точки зрения придерживаетесь вы, это название, как нам кажется, отлично передает характер местности в районе Венето, где находится эта вилла и где так часто льют дожди и бывают туманы. Очень может быть, что именно это обстоятельство побудило лорда Стенхоупа дать подобное название своему дому, который он решил возвести среди лугов у реки Струд».

Стенхоуп начал строительство своей версии Малконтента вскоре после того, как Айзек Вейр опубликовал свой перевод труда Палладио «Четыре книги по архитектуре» (как отмечала мисс Филд, это издание выпустил Скотланд-Ярд в 1737 году), который был посвящен Ричарду, графу Бурлингтону, и одним из первых подписчиков которого стал сэр Стенхоуп. После смерти Стенхоупа его сын поручил некоему Хамфри Рептону в 1796 году оформление ландшафта поместья. Следуя пристрастиям своего отца как в области классических построек, так и в сфере аллегорических изображений, он поручил Рептону включить в план оформления серию архитектурных памятников — «скромных, но возвышенных» — на тему «momento mori». Мисс Филд составила в помощь читателю полный список этих памятников, а также маленькую карту, из которой явствовало, где на территории поместья их можно найти. Одним из них являлись четыре колонны ионического ордера, стоявшие на постаменте на северо-западе от большого дома и скопированные с рисунка Палладио, изображавшего развалины храма Фортуны Вирилис в Риме. Позже эти четыре колонны послужили для оформления фасада храма Аполлона, построенного, как и западное крыло, архитектором Альбертом Фьюзи в 1910 году по заказу промышленника, который владел в те годы Стенхоупом. Рассуждая об этом, мисс Филд привела цитату из капитального труда Певзнера «Здания Англии», где эти новейшие добавления рассматривались как «несчастливые усилия Фьюзи, которые вкупе с современной перестройкой большинства интерьеров главного здания могут рассматриваться лишь как тяжкое увечье, нанесенное тому, что некогда считалось одной из лучших неоклассических построек в этой стране».

Брок, быстро пролистывая страницы, до конца просмотрел отчет мисс Филд по истории большого дома. Автор не забыла упомянуть и о периоде упадка и забвения, который начался после Второй мировой войны, когда Стенхоуп-Хаус, по ее образному выражению, стал «прибежищем пауков и рассадником плесени». В этот момент дверь отворилась, и в библиотеку вошел незнакомый пациент. Кивнув Броку, он подошел к одному из шкафов. Волосы у него были длинные и волнистые, лицо — толстое, а халат выглядел так, будто его сшили на Сэвил-роу. Это роскошное облачение напоминало украшенную двумя рядами пуговиц царскую мантию, и в нем не было ничего от тех удобных домашних одежек, каким отдавало предпочтение большинство пациентов. Мужчина вынул из нагрудного кармана очки и величественным жестом поднес их к глазам, сосредоточенно сведя на переносице брови и выпятив нижнюю челюсть. Все это, по мнению Брока, выглядело скорее как акт демонстрации собственной значимости, нежели заурядное намерение прочитать названия на корешках дешевых изданий в бумажных обложках.

Брок вернулся к чтению книги, сосредоточив внимание на разделе, где описывались титанические усилия доктора и миссис Бимиш-Невилл по восстановлению большого дома и расчистке зарослей, образовавшихся на месте некогда ухоженных садов и парков. Большое внимание уделялось автором описанию процесса культивации земли, предназначенной для здешнего огорода и сада целебных трав, посредством обработки ее органическими удобрениями без применения современных гербицидов и пестицидов, а также рационализации и благоустройству окружавших дом земельных угодий.

— Древней историей интересуетесь, да? — Голос, раздавшийся у него за левым плечом, звучал гулко и басовито, как если бы его обладатель был заядлым курильщиком сигар или только что проснулся. Брок посмотрел на говорившего.

— Так, пролистываю старые записи от нечего делать. — Он протянул незнакомцу руку. — Дэвид Брок.

— Норман де Лойнс, — отрекомендовался толстяк и присел за стол рядом с Броком. — Вы, как я понимаю, здесь новичок. Только что слышал за ленчем вашу беседу с леди Мартой. Не мог не слышать, так как сидел у вас за спиной. Совершенно невозможная женщина, не правда ли? Я называю эту парочку «С и М». Я Сидни и ее имею в виду, хотя в реальности у них все наоборот, поскольку это она — садистка, а настоящий мазохист, конечно же, Сидни. Он просто обязан быть таковым, чтобы как-то ладить с этой дамой. Иногда мне приходится сидеть за столом неподалеку от них и слушать их кошмарные разговоры об орешках и фруктах, а также о том, как правильно испражняться с точки зрения биологической целесообразности. В такие минуты я развлекаюсь тем, что представляю себе Марту в роли мадам Лэш. Пугающий образ, не правда ли?

Де Лойнс хихикал и подмигивал Броку до тех пор, пока не вызвал у него на губах ответной улыбки. Однако в следующее мгновение де Лойнс перестал смеяться и, резко меняя тему, спросил:

— Почему вас так интересует Алекс Петроу?

Брок посмотрел на книгу, которую де Лойнс держал в руке, машинально отметив про себя ее название: «Тайна багрового ущелья».

— Кто?

— Тот парень, что умер здесь в прошлом году. Вы ведь о нем спрашивали?

— Верно… Ну, мне просто стало любопытно. Вдруг вспомнил, что читал о его деле в газетах.

— Да, тогда газетчики вволю порезвились.

— Марта Прайс, похоже, считает, что его оклеветали.

— Полагаю, он ей нравился. Он умел угождать женщинам. Мог быть совершенно очаровательным человеком, если хотел.

— Судя по всему, вы частый гость в этом заведении…

— Мм-м… Я знал этого парня довольно хорошо, если вы на это намекаете. Когда он умер, я пережил настоящий шок. — В его голосе, впрочем, особого волнения не слышалось.

— Не сомневаюсь, что это событие многих здесь взбудоражило. Вы были здесь в это время?

Де Лойнс согласно кивнул.

— Тогда полиция здесь все вверх дном перевернула. На совесть поработала, ничего не скажешь… С тех пор мы живем без молодого Алекса. С его смертью мы словно стали беднее, — добавил де Лойнс. — В нем было нечто такое, чего всем нам здесь здорово не хватает. Большинство пациентов такие унылые, блеклые… как слабый чай. Прямо моральные пуристы какие-то. Но быть может, это вам даже импонирует?

В его словах, казалось, крылся вызов. Брок улыбнулся:

— Ну нет. Хотя я, похоже, понимаю, что вы имеете в виду. Но возможно, все это следствие диеты. После двух дней на воде и лимонном соке мне и слабый чай покажется мясом.

Де Лойнс расхохотался, запрокидывая голову. Его смех напоминал лошадиное ржание.

— Мы, дорогой друг, будем за вами присматривать. После периода инициации Стефан назначит вам витамины, и вы снова воспрянете духом. Ну а потом мы найдем для вас что-нибудь более существенное — такое, во что можно вонзить зубы.

Он поднялся.

— Рад был с вами познакомиться, Дэвид. Уверен, что мы еще не раз с вами пересечемся… О! — Он остановился на полпути к двери, повернулся и посмотрел на Брока: — Вы уже разговаривали с Беном Бромли? Право, с ним стоит перемолвиться словом, особенно… — тут он указал на книгу Фелисити Филд, которая лежала на столе перед Броком, — особенно если вас интересует то, что происходит в этом заведении.

— Мне уже назначено. Я должен встретиться с ним завтра, Норман.

— Ну и отлично. Презабавный парень этот наш Бен. Маленький, но любому даст сто очков вперед. — Он растянул губы в зловещей улыбке. — Ну, до встречи.

Брок проследил за тем, как он закрыл за собой дверь, поморщился и перевел дух. Потом опустил голову, глядя в книгу, но не видя ее. Де Лойнс не числился в списке пациентов, имевшемся у Кэти. Де Лойнс в прошлом году здесь был, но в этом чертовом списке не значился.

Брок покачал головой, моргнул, а потом сфокусировал взгляд на находившейся у него перед глазами странице. Его внимание привлек снимок, под которым помещалась надпись:

«Доктор и миссис Бимиш-Невилл вскоре после открытия Стенхоупской клиники с первыми пациентами — сентябрь 1977 года».

Тогда директор выглядел намного моложе. Лицо гладкое, бороды нет, да и волосы куда длиннее и гуще. Стоявшая рядом с ним красавица даже отдаленно не походила на Лауру Бимиш-Невилл.

Сосредоточенно морща лоб и продолжая размышлять о де Лойнсе, Брок медленно листал книгу, пытаясь отыскать в ней хоть какую-нибудь информацию относительно первой жены доктора Бимиш-Невилла. Довольно скоро он нашел ее имя — Габриэль и короткое сообщение о том, что они с доктором Бимиш-Невиллом встретились и полюбили друг друга, когда он учился на врача в Кембридже, где итальянка Габриэль изучала английский язык в одной из лингвистических школ. По мнению мисс Филд, впоследствии именно Габриэль выбрала Стенхоуп-Хаус в качестве резиденции новой клиники. Мисс Филд предлагала читателю согласиться с тем, что выбор, сделанный молодой итальянкой, был безупречным и даже закономерным. Как-никак она была родом из тех же мест, что и знаменитый Палладио.

Брок пожал плечами и захлопнул книгу. Он по-прежнему думал о де Лойнсе, отчего лицо у него приняло озабоченное, даже хмурое выражение. Возвращая «Историю Стенхоупа» в шкаф, где стояла различная справочная литература, он, секунду подумав, взял с полки справочник «Кто есть кто в Англии», в котором нашел трех де Лойнсов: бригадного генерала, члена парламента и их племянника Нормана, сорока шести лет, хирурга-ортопеда. Норман уж точно относится к козлищам, подумал Брок, поставил справочник на полку и закрыл стеклянную дверцу шкафа.

Курс «Обуздай свой стресс» вела худая, но очень активная женщина средних лет, которая заставила всю группу основательно понервничать, предложив для начала пациентам раскрыть свою подноготную в присутствии товарищей по несчастью, уделив особое внимание своим страхам. Брок признался, что его преследует страх оказаться один на один с большой аудиторией, готовящейся выслушать его сообщение, с совершенно пустой головой и без нужных ему записей. Терапевт энергично закивала и заявила, что у него боязнь каких бы то ни было выступлений на публике.

После такого многообещающего начала последовала небольшая лекция по теории вопроса, во время которой рассматривались причины возникновения стрессов и обсуждались биохимические процессы в ситуации типа «дерись/беги». Одно за другим лица пациентов обретали вежливо-сонное выражение, каковое они сохраняли до тех пор, пока терапевт не раздала листочки с вопросами теста, предназначенного для определения уровня индивидуальных стрессов. Но поскольку вопроса «Не пытались ли вы выследить убийцу в течение последних нескольких дней?» в тесте не было и поскольку Брок в последнее время не разводился, с квартиры не съезжал, работу и ближайших родственников не терял, его показатели оказались до смешного низкими.

В завершении вниманию аудитории были предложены различные техники контроля над стрессом. Максимальным успехом пользовалось расслабление. Пациенты один за другим ложились на пол и, подложив под голову маленькую подушечку и закрыв глаза, пытались выполнить инструкции терапевта, которая предлагала им сначала особым образом дышать, затем добиться мышечного расслабления, а затем достичь умиротворенного состояния души. Прошло совсем немного времени, и к медоточивому голосу терапевта стали примешиваться звуки, подозрительно напоминавшие храп, громкость которого возрастала по мере того, как терапевт углублялась со своими подопечными, которые еще бодрствовали, в идиллические зеленые дубравы, созданные воображением.

Выходя из комнаты, Брок заметил мелькнувший впереди него в сумраке подвального коридора лимонно-желтый спортивный костюм Грейс Кэррингтон. Он последовал за ней и в скором времени оказался перед дверью в дальнем конце западного крыла. Как выяснилось, она вела в сад на заднем дворе клиники. Воздух в этой части коридора был свеж, прохладен и напитан пряными запахами земли и сада. Брок, обитавший в душной и жаркой атмосфере большого дома, от свежего воздуха улицы уже почти отвык. На половике у двери лежало немного снега, нанесенного ветром, когда Грейс выходила. Рядом стояла пара белых домашних туфель, которые еще сохраняли тепло ее ног. За туфлями выстроились в ряд с полдюжины пар высоких веллингтонских сапог, а также зонтики и прогулочные трости. Все это, как понял Брок, предназначалось для желавших прогуляться пациентов. Над сапогами на торчавших из стены крючках висели ярко-оранжевые куртки с капюшонами.

Брок надел самые большие сапоги и самую большую куртку, выбрал прогулочную трость с круглым набалдашником и вышел в холодный вечер. Колючий морозный воздух, который он вобрал в легкие, заставил его содрогнуться от озноба. Он замигал и несколько секунд стоял у выхода, приноравливаясь к новым обстоятельствам, как человек, только что очнувшийся от сонного забытья и стряхивающий с себя остатки сна, чтобы вернуться к реальности. Следы Грейс были довольно хорошо видны. Они отпечатались на занесенной снегом гравийной дорожке, которая шла в направлении холма и храма Аполлона.

 

13

Брок, скрипя подошвами сапог по снегу, направился по следам Грейс Кэррингтон, добрался до лестницы храма Аполлона, поднялся по ступеням и нашел на пороге место, где она, притопывая ногами, сбивала с обуви снег. Высокая застекленная дверь, чья деревянная рама слегка покоробилась от времени, жалобно скрипнула, когда Брок ее открывал, и этот звук эхом отозвался под сводами помещения. В верхнем зале Грейс не было видно, и Брок медленно, чтобы дать возможность глазам привыкнуть к царившему вокруг полумраку, двинулся вперед, громко стуча сапогами по мраморным плитам пола. Через некоторое время он добрался до сквозной напольной решетки в форме свастики. По-прежнему ничто вокруг не указывало на присутствие Грейс, если не считать витавшего во влажном воздухе легчайшего запаха туалетного мыла или, возможно, туалетной воды.

Найдя скрытую в толще стены винтовую лестницу, которая вела в помещение на нижнем уровне, Брок стал осторожно по ней спускаться, неуклюже ставя на узкие ступени ноги в больших резиновых сапогах, которые в тесном пространстве лестничного колодца казались слишком громоздкими. Оказавшись внизу, он увидел Грейс только через секунду или две. Она неподвижно стояла рядом с консолью органа под металлической решеткой в полу — точно там, где был обнаружен труп Алекса Петроу. Приглядевшись, Брок даже в сумраке полуподвала заметил, что она очень бледна, а ее глаза широко раскрыты от испуга. Она прижимала руку к губам, и со стороны можно было подумать, что она сейчас закричит.

— О Господи! — произнес Брок. — Вы меня напугали.

— Кто вы? — прошептала она.

— Брок. Дэвид Брок. Я здесь человек новый. Только вчера приехал. Теперь вот исследую окрестности. С вами все в порядке?

Она взглянула на его оранжевую куртку и веллингтонские сапоги, такие же как у нее.

— И вы. — Он услышал, как она с шумом втянула в себя воздух. — Вы тоже меня напугали. Я слышала, как открылась входная дверь, а потом до меня донеслись звуки ваших шагов и стук трости. Когда же вы начали спускаться вниз, у меня душа ушла в пятки от страха. Глупо, конечно…

— Ну нет. Я отлично себе представляю, насколько зловещими могли показаться вам эти звуки. Это весьма мрачное место. Но имейте в виду, что в настоящее время мне здесь все кажется странным.

— Извините, я не представилась… — Она вышла из сумрака и сделала пару шагов в его сторону. — Меня зовут Грейс Кэррингтон. — Они пожали друг другу руки, скрепляя знакомство. — Вообще-то я вас видела. По-моему, ваша комната находится недалеко от моей. — Ее голос звучал слабо, да и сама она в этот момент походила на видение, готовое в любой момент растаять в воздухе.

— О! А я, знаете ли, после ленча зашел в библиотеку, — Брок пытался заполнить окружавшее их темное холодное пространство звуками собственного голоса, — и нашел там книгу по истории этого дома и поместья. Там упоминался этот памятник, и я решил его посетить. Храм Аполлона. — Он скептически хмыкнул, как бы давая понять, что не придает никакого значения флеру таинственности, окутывавшему это место.

— Он был богом музыки. — Женщина указала на консоль органа, находившуюся у нее за спиной.

— Да. И еще искусства врачевания, что, полагаю, для клиники более актуально. Идентифицировался также с солнцем — и как даритель жизни, и как ее погубитель. Удивительно, как много различных должностей могли совмещать в те времена боги.

Женщина улыбнулась:

— Вы сказали, что вам здесь все кажется странным…

— Да. Я здесь впервые. И все здесь для меня ново и непонятно.

— Скоро вы со всем этим свыкнетесь. А когда выпишетесь отсюда, вам первое время будет казаться странным мир за пределами клиники.

— Это в каком же смысле?

— Мне лично казалось… я чувствовала, что здорово отдалилась от той жизни.

— Значит, вы проходили через все это не один раз?

Грейс вздрогнула.

— Давайте-ка поднимемся в зал. — Она шагнула к винтовой лестнице. — Это мой третий визит. Тем не менее меня постоянной пациенткой не назовешь. В отличие от Сидни и Марты. Я видела, как вы разговаривали с ними сегодня за ленчем.

— Да. — Голос Брока в тесном пространстве лестничного колодца звучал приглушенно. — Мне кажется, что Марта решила взять меня под свое крыло.

Грейс стояла наверху, поджидая Брока. Заметив, как при этих словах у него изменилось лицо, она улыбнулась:

— У нее привычка брать над новичками шефство. Но не беспокойтесь, через некоторое время она выпустит вас из своей хватки.

— Боюсь, я уже злоупотребил ее терпением. Похоже, сегодня днем я основательно ее опечалил.

— Неужели? И как вам это удалось? — Они медленным шагом двинулись по проходу к двери.

— Я вспомнил, что в прошлом году читал в газетах об одном здешнем сотруднике, которого нашли повешенным в этом храме, и позволил себе подискутировать с ней на эту тему.

Грейс остановилась, повернулась к нему и внимательно на него посмотрела.

— Очень интересно. И что же вы ей сказали?

— Я просто пытался выяснить ее мнение по поводу того, что здесь произошло. Боюсь, она на меня обиделась. Ей показалось, что я позволил себе на этого человека клеветать.

Грейс отвернулась и, секунду помолчав, сказала:

— Я тоже была в это время в клинике.

Брок выдержал паузу, надеясь, что она скажет больше, но поскольку продолжения не последовало, негромким голосом произнес:

— Только сейчас, Грейс, когда я спустился на нижний уровень и увидел там вас, мне пришло в голову, что вы, возможно, стоите рядом с тем самым местом, где его нашли.

Некоторое время Грейс никак не комментировала сделанное им заявление, но потом повернулась к нему во второй раз и сказала:

— Полагаю, многие из нас… хотели бы узнать, что тогда случилось.

— Марта считает, что всему виной наркотики.

— Нам так сказали. Но вы сами видели, как там внизу все выглядит… Зная его, в это трудно поверить.

Выйдя из дверей храма, они какое-то время стояли у фасада среди колонн ионического ордена.

— Эти колонны простояли здесь сто лет, прежде чем к ним пристроили храм. — Грейс положила руку на гофрированную поверхность одной из них и подковырнула ногтем выросший на ней лишайник. — Они должны были изображать руины, которые здешние обитатели могли видеть из дома или во время прогулки и которые должны были напоминать о том, что дни нашей жизни быстротечны и что все мы смертны.

— Да. Именно об этом говорилось в книге, которую я просматривал в библиотеке. Вы и о других памятниках знаете?

— Нет. О каких памятниках вы говорите?

— Эти руины являлись только одним из серии архитектурных памятников на тему «momento mori». Если верить этой книге, другие памятники все еще находятся где-то на территории поместья. Думаю со временем организовать экспедицию, чтобы установить их местонахождение.

Она улыбнулась:

— Неплохая идея. Если найдете что-нибудь интересное, не забудьте мне об этом сказать.

— А почему бы вам ко мне не присоединиться? При такой погоде лучше пускаться в путешествие парами. Здесь можно заблудиться, в случае если неожиданно начнется снежная буря.

Она не ответила, и они молча зашагали к клинике. Тишину нарушал только хруст снежного наста у них под ногами. Наконец Брок сказал:

— Я встретил сегодня одного человека, который тоже был здесь в октябре прошлого года, когда умер тот парень. Этого человека зовут Норман де Лойнс. Вы его тогда видели?

— Да, я помню его по прошлому году. Он был весьма непопулярен у некоторой части обслуживающего персонала. У уборщиков, к примеру. Слишком заносчиво себя с ними держал, если мне не изменяет память. Надеюсь, это не ваш приятель?

— Нет-нет. — Брок смотрел под ноги на следы, оставленные их сапогами по пути к храму. Следы было легко отличить не только по размеру, но и по узору на подошве. Он заметил на тропинке и третий тип отпечатков с узором в виде многогранника на каблуке. Они вели к храму, временами попадая в их с Грейс следы и перекрывая их. Брок остановился, посмотрел назад в сторону холма, но никого не увидел. Когда они подошли к лестнице, которая вела к двери в западном крыле, Брок отметил про себя, что третий тип отпечатков ног тянулся к тропинке со стороны парковочной площадки, где терялся на заезженном машинами пространстве.

— Вот мы и пришли, — проговорила Грейс, когда они закрыли за собой дверь и начали снимать сапоги и куртки. Грейс быстрее справилась с этой задачей, чем Брок. Надев домашние туфли, она сказала:

— Я готова принять участие в вашей экспедиции. Когда вы намереваетесь отправиться?

— Что вы скажете относительно второй половины завтрашнего дня?

Грейс кивнула.

— В таком случае встретимся здесь. — Она быстрым шагом пошла вниз по коридору.

Вечером после обеда в гостиной, где проходили собрания, пациентам показывали видеофильм «На золотом пруду». Брок проигнорировал и обед, и видеофильм, засел у себя в комнате и, потягивая воду с лимоном, занялся составлением доклада.

Терапевтические сеансы, назначенные Броку на следующее утро, оказались повторением вчерашних. За гидротерапией следовали физиотерапия и сеанс массажа. У него почти не было возможности переговорить на интересовавшую его тему с обслуживающим персоналом, а Рози, которую он надеялся увидеть, он так и не встретил.

В два часа дня, когда после ленча настало время отдыха, пациенты разбрелись кто куда. Некоторые направились к себе, чтобы вздремнуть, другие просматривали в гостиной утренние газеты или, расположившись в игровой комнате, перекидывались в карты. Брок подошел к конторке у главного входа и, напомнив служащей о вчерашней договоренности, попросил проводить его к Бену Бромли. Служащая подняла откидную доску стола, пропустила его в свой закуток, после чего прошла вместе с ним к двери в дальнем конце помещения. Постучав, она распахнула перед ним дверь и впустила его в офис. Брок, ожидавший в соответствии с рассказом Кейт увидеть тесное, захламленное, напоминающее кладовку помещение, был немало удивлен, ступив в просторную светлую комнату с большим окном, из которого открывался вид на гравийную подъездную дорожку и автостоянку у главного входа. Предметы обстановки в отличие от других помещений большого дома были новыми и отлично сочетались друг с другом. В комнате стоял острый запах новых ковров, а также ощущались другие запахи — весьма странные и соблазнительные, которые, впрочем, Брок не мог идентифицировать, пока не увидел посреди большого рабочего стола тарелочку из фольги с горячим мясным пирогом и бутылку пива. Служащая приемного отделения, не обратив на это никакого внимания, сказала:

— Присаживайтесь, мистер Брок. Мистер Бромли вышел, но сию минуту вернется.

Брок опустился на стул, завороженный находившимся перед ним на столе невероятным натюрмортом. Он даже задался вопросом, уж не является ли это своего рода тестом, который ему устроил Бимиш-Невилл. Кто знает, вдруг он при помощи скрытой камеры наблюдает за этой комнатой, чтобы выяснить, не поддастся ли Брок искушению и не набросится ли на запретные плоды?

В скором времени в комнату вошел Бромли, радушно пожал Броку руку и, обойдя вокруг стола, опустился в большое кресло с пневматически регулируемым положением спинки. От хозяина кабинета сильно пахло лосьоном после бритья.

— Прошу извинить меня за это, — указал он на пирог и пиво. — Задержался в городе. Разговаривал с разными скользкими типами в банке. Пробыл там значительно дольше, чем ожидал, и пропустил время ленча. Вы, надеюсь, на ленч не опоздали?

Брок помотал головой.

— Не тратьте зря время, приступайте. А то остынет. — Он прилагал максимум усилий, чтобы отвести глаза от еды.

— Что ж, если вы не возражаете, я именно так и поступлю. Признаться, я умираю от голода. Разговоры о деньгах всегда вызывают у меня повышенный аппетит. — Бромли расплылся в широкой улыбке, откусил большой кусок пирога и продолжал разговаривать с набитым ртом. — Итак… мм-м… Дэвид, что я могу для вас сделать?

Брок кашлянул, прочищая горло.

— Э… между прочим, поговорить с вами мне посоветовал доктор Бимиш-Невилл. О перспективах инвестиций в эту клинику. Потом я разговаривал с Норманом де Лойнсом, и он предложил мне сделать то же самое.

— Мм-м… мм-м… — Бромли энергично замотал головой, облизал губы и сделал большой глоток пива. Подбородок у него блестел от жира. — Отличная мысль. Кстати, Стефан говорил мне о вас. Насколько я понимаю, это ваш первый визит в клинику?

— Да. Должен признать, что все здесь мне в новинку и я еще много чего о вашей клинике не знаю. Я приехал только в понедельник…

— Мм-м… Насколько я понимаю, директор описал вам это заведение с точки зрения медицины и лечебного процесса. Очевидно, что клиника в этом смысле в состоянии предоставить клиенту услуги самого высокого качества. Возможно, даже уникальные. Быть может, после разговора с директором вам также стало ясно, что Стенхоуп — еще и сообщество единомышленников. Мм-м… это очень важная составная часть здешней философии… Поверьте, тут у нас не какая-нибудь стерильная здравница на природе и не коммерческая лечебница для желающих похудеть.

Бромли покивал в такт собственным словам и сделал короткую паузу, чтобы в очередной раз глотнуть из бутылки и откусить от пирога. — Но есть еще один важный аспект, который для вас, как новичка, Дэвид, возможно, не столь очевиден. Наша клиника еще и весьма процветающее предприятие. Я покажу вам кое-какие цифры, если захотите. Итак, наша клиника объединяет такие категории, как культ здоровья, наличие сообщества единомышленников и предприимчивость. Согласитесь, что все это, вместе взятое, создает особый инвестиционный контекст.

Бромли дал возможность утвердиться этой мысли в сознании посетителя, пока доедал пирог, комкал фольгу и выбрасывал ее в корзину для мусора.

— Великолепно, — сказал он, покончив со всем этим.

Когда тарелочка из фольги исчезла на дне корзины, Брок с сожалением отвел от нее глаза и вновь сосредоточил внимание на сидевшем перед ним человеке, потягивавшем из бутылки пиво. Он заметил, что у Бромли слегка покраснела кожа вокруг носа и бровей, что придавало его пухлой физиономии несколько воспаленный вид.

— Но разве эта клиника не является дотационным предприятием, основанным на благотворительности? Разве в такое предприятие можно инвестировать?

Бромли вытер губы тыльной стороной руки и одарил Брока хитрой улыбкой.

— Хороший вопрос, Дэвид, очень хороший. Да, существует Стенхоупский фонд, который официально зарегистрирован как благотворительный. Но Стенхоупская натуропатическая клиника и Стенхоупский трест таковыми официально не являются. Это сделано для того, чтобы люди могли участвовать в делах Стенхоупа различными выгодными с точки зрения налогообложения способами в соответствии со своими нуждами и наклонностями — как пациенты, члены опекунского совета, доноры, акционеры или друзья.

— Друзья?

— Теперь я понимаю, что имели в виду Стефан и Норман, когда советовали вам обратиться ко мне. В Стенхоупской клинике существует группа с ограниченным членством, которая именуется «Друзья Стенхоупа». Они обладают всеми, вместе взятыми, правами остальных вкладчиков. Выплачивают ежегодно определенную сумму, что автоматически превращает их в держателей акций; кроме того, их средства идут на поддержку Стенхоупского благотворительного фонда. Взамен «друзья» получают различные привилегии в сфере предоставляемых клиникой услуг. К примеру, они могут приезжать сюда даже на короткое время, пользоваться скидками и посещать терапевтические курсы по своему выбору. Это своего рода клуб, Дэвид. «Друзья» могут позволить себе заглядывать сюда на уик-энд только для того, чтобы на приволье встретиться с приятелями. При этом они не связаны здешними правилами, что для вас, как человека холостого и одинокого, может представлять большое удобство, особенно если вам захочется укрыться ненадолго от стрессов и беспокойств большого города. Кстати, у них наверху своя собственная гостиная. — Тут Бромли хохотнул и подмигнул Броку. — Немой официант, перетаскивающий подносы из кухни в столовую, обслуживает также и гостиную «друзей», которые сами договариваются с кухней.

— Понятно… Что ж, я хорошо вижу все те преимущества, которые дает этот статус. Но как я уже сказал, Бен, я здесь человек новый, и мне необходимо осмотреться, хотя, не скрою, ваше предложение кажется мне весьма заманчивым. При этом я оставляю за собой право еще немного понаблюдать за тем, что здесь происходит, и основательно все обдумать.

Бромли согласно кивнул:

— Думайте, Дэвид. И помните о нашем триединстве: культе здоровья, наличии сообщества единомышленников и предприимчивости, что делает Стенхоуп совершенно уникальным учреждением.

— Но не кажется ли вам, что деловой аспект этого триединства может вступать в противоречие с двумя другими? Я хочу сказать, что во время беседы с доктором Бимиш-Невиллом у меня не сложилось впечатления, будто делание денег является у вас приоритетным занятием.

— Кстати, что вы о нем думаете? — Бромли откинулся на подушки кресла, глядя на Брока поверх горлышка пивной бутылки с насмешливой и, пожалуй, несколько плутоватой улыбкой.

— Он произвел на меня большое впечатление после той единственной встречи, которая у нас состоялась. Я бы сказал, что это настоящий харизматический лидер, если слово «харизматический» в данном случае уместно.

— Харизматический, — повторил Бромли, важно кивнув. — Что ж, в этом вы правы, Дэвид. Он блестящий специалист в своей области, истинная находка для клиники. Такова его роль. Но денежная сторона дела мало его заботит. Этот вопрос оставлен на рассмотрение бедолаг вроде меня. Однако все мы — члены одной команды, и, хотя некоторые из нас заметны более, чем другие, все мы играем свои роли.

— Понятно… — произнес Брок без большой, впрочем, уверенности в голосе. — В том, что вы на своем месте, я не сомневаюсь. Но если разобраться, эта клиника в общем и целом епархия доктора Бимиш-Невилла, не так ли? Я подумал именно об этом, когда узнал об идее инвестиций.

— Что вы хотите этим сказать, Дэвид?

— Интересуюсь, что будет с клиникой, если с Бимиш-Невиллом что-нибудь случится. Представьте, вдруг в один прекрасный день выяснится, что он кого-то убил… А, Бен?

— Как вы сказали? — Бен на мгновение замер, а затем подался всем телом вперед, будто его кресло катапультировало, но на малой скорости. Некоторое время он молча смотрел на Брока округлившимися от изумления глазами, но так как Брок не счел нужным добавить что-либо к сказанному, наконец произнес:

— Что, черт возьми, вы имеете в виду?

— Ну, такого рода вещи случаются и с докторами. Вдруг произойдет несчастный случай? Или попадется пациент со слабым сердцем, но с толпой обожающих судиться скорбящих родственников? Такое бывает в наши дни сплошь и рядом, не правда ли?

— О… да. Теперь я понимаю, к чему вы клоните. Просто я на мгновение подумал, будто вы предположили… — Он снова откинулся на подушки кресла, и кожа под ним заскрипела. — Короче, я вас понял, Дэвид. Вас, как потенциального инвестора, беспокоит предприятие, которое вертится вокруг одного-единственного человека и которое может рассыпаться на части за одну ночь, если этому человеку вдруг надоест заниматься делами, или если он сбежит с женой молочника, или, как вы сказали, будет иметь место фатальный инцидент. Я правильно истолковал ваши сомнения?

Он ошибся, но Броку ничего не оставалось, как согласно кивнуть.

— Пять или шесть лет назад такое вполне могло случиться, Дэвид. Поверьте, раньше я вряд ли бы стал рисковать своими тяжким трудом заработанными деньгами, вкладывая их в эту клинику. — Бромли многозначительно улыбнулся, после чего потряс над ухом бутылкой, чтобы определить, осталось ли в ней еще пиво, и швырнул бутылку в корзину для мусора.

— Полное отсутствие финансового контроля, — продолжал Бромли. — И полный беспорядок в бухгалтерских книгах. Доход — пустячный. Я говорю это в силу присущей мне открытости, а не для того, чтобы критиковать Стефана. Просто это не его дело. Его конек — дипломатия, внешние сношения. Ему повезло встретиться с сэром Питером Мейплзом как раз в то время, когда он более всего в этом нуждался. Сэр Питер, разглядев в Стенхоупе неплохие перспективы, сумел заручиться одобрением доктора и полностью перестроил жизнь клиники на основе долговременных деловых планов, которые были настолько разумными, что в них согласились участвовать многие достойные люди. Так что теперь доктор Бимиш-Невилл тоже человек команды, который отвечает за реализацию медицинских программ, как, к примеру, я отвечаю за выполнение бизнес-плана и финансирование. Он, разумеется, крупный деятель, но не незаменимый.

— Вот что я имею в виду, когда говорю о команде, — продолжал вдохновенно повествовать Бромли, подняв глаза к потолку. — Из опыта работы с предприятиями, как большими, так и малыми, я понял одну важную вещь: харизматические люди, возможно, чрезвычайно важны на начальной стадии деятельности предприятия, в частности для придания ему динамики, но в конечном счете они сильны лишь настолько, насколько сильна их команда, которую им удалось собрать вокруг себя. А команда у нас очень сильная, Дэвид.

Бромли глубокомысленно свел брови на переносице.

— Любое предприятие, когда достигнута определенная стадия его развития, может развиваться дальше и без харизматического лидера, но харизматический лидер без команды обойтись не может. Вот к чему, Дэвид, я хотел бы привлечь ваше внимание. Поверьте, когда говорят, что незаменимых людей нет, в большинстве случаев это соответствует истине. Это знание досталось мне дорогой ценой.

— Справедливо подмечено, — отозвался Брок. — Скажите, у вас есть какие-нибудь проспекты или брошюры для «друзей»?

— Увы, нет. Но я могу предоставить вам кое-какую информацию по финансовой стороне вопроса. — Он поднялся с кресла, подошел к конторскому шкафу и извлек из него папку. Вынув из нее и передав Броку один-единственный бумажный лист, он прокомментировал: — Вот цифры за этот год.

Брок просмотрел верхнюю строчку и кивнул. Годовой доход пайщика составлял сумму, примерно эквивалентную двум его месячным зарплатам.

— Часть этих средств можно перечислить на счет благотворительного фонда, что даст значительные налоговые послабления, а часть пустить на приобретение акций, что обеспечит рост дохода. Приведенные здесь цифры показывают сумму дохода среднего инвестора, но ваш бухгалтер, несомненно, изыщет дополнительные возможности для его увеличения.

— Да, да. Это интересно. Но как в эту группу вступить?

— Как я вам уже говорил, это что-то вроде клуба. Согласно правилам, вам должен дать рекомендацию один из действительных членов, прием же осуществляется на общем собрании. Группа небольшая, и все ее члены — единомышленники.

— У вас есть список членов группы?

Бромли улыбнулся:

— Это конфиденциальная информация, Дэвид, только для членов. Ко вы, как я понимаю, уже знаете одного из них.

— Ага! А как насчет женщин? Из ваших рассказов у меня сложилось впечатление, что «друзья» — это преимущественно мужчины.

— Так уж вышло, что они все мужчины. Но нет никаких причин, которые могли бы помешать вступить в этот клуб женщине. Просто женщин до сих пор никто не рекомендовал… Стефан сказал мне, что вы работаете в министерстве внутренних дел?

Брок согласно кивнул.

— Вы дали мне достаточно пищи для размышлений, Бен. Теперь, полагаю, мне следует отправляться на дневные процедуры, чтобы предоставить вам возможность вернуться к своей работе.

Бромли расслабился и развалился в своем кресле.

— И какие же пытки ждут вас сегодня?

— Занятия по йоге.

Бромли ухмыльнулся:

— Знаете, что случилось с «каучуковой» женщиной, которая встречалась с продавцом карандашей?

— Боюсь, я об этом не слышал…

Брока выручила сотрудница приемного отделения, которая постучала в эту минуту в дверь, чтобы напомнить Бромли о текущих делах. Потом тот пожал Броку руку и, провожая его к выходу, вручил ему несколько рекламных проспектов.

После дневного сеанса Брок вернулся к себе в комнату и достал из встроенного шкафа пальто, перчатки и шарф, чтобы отправиться на прогулку с Грейс Кэррингтон. Она поджидала его у выхода из полуподвала и, увидев его в полном снаряжении, рассмеялась.

— Я, знаете ли, тоже подготовилась, — сказала она, продемонстрировав ему свои митенки, шарф и шапочку, связанные из шерсти радужных цветов. — Надеюсь, у вас есть какая-нибудь карта или путеводитель?

Когда они надевали сапоги, Брок вынул из кармана листок бумаги и сказал:

— Я сделал копию с карты в книге. Расположение памятников помечено крестиками и номерами.

— Впечатляет. Что ж, пойдемте, коли так.

Она толкнула дверь плечом. Холодный воздух улицы ворвался в легкие и обратил дыхание в пар.

— Чудесно, не правда ли? — крикнула Грейс через плечо Броку. С голубого неба лились яркие солнечные лучи, сверкая и преломляясь при соприкосновении со снежной поверхностью. Брок закрыл дверь и, скрипя по снежному насту сапогами, двинулся вслед за Грейс.

Они прошли к фасаду дома, где тропинка расширялась, постепенно переходя в подъездную дорожку и парковочную площадку на переднем дворе. В противоположном конце переднего двора виднелись посаженные некогда в два ряда кипарисы, образовывавшие узкую аллею, ныне забытую и неухоженную, которая вела в восточном направлении.

— Где-то рядом с этой аллеей, — Брок отдувался от быстрой ходьбы, — должны находиться очередные руины.

Они нашли их примерно посередине пути: несколько больших каменных капителей, развернутых под странными углами друг к другу и частично скрытых под снегом.

— Такое впечатление, что строители дома сгрузили здесь все, что у них осталось, — заметил Брок, но Грейс покачала головой:

— Не тот тип. Эти — коринфские, а на колоннах дома и храма — ионические. К тому же они слишком велики. Когда видишь, что они вот так здесь валяются, становится как-то не по себе, — добавила она. — Ведь они должны украшать верхушки колонн. Возникает чувство, что произошла какая-то катастрофа.

Они прошли до конца аллеи, где их путь преградила каменная пирамида в рост человека.

— Ну, с этим все понятно, — сказал Брок. — Египетский памятник мертвым.

— Или древнеримский. Возьмите, к примеру, пирамиды Цестиуса.

— Как, однако, вы хорошо во всем этом разбираетесь.

— Я изучала историю искусств. Много лет назад.

Они смогли пройти дальше только сквозь брешь в живой изгороди, миновав которую, они оказались в заброшенном саду, где кусты разрослись до такой степени, что почти не оставляли прохода. Протиснувшись между ними, они выбрались на прогалину, где увидели каменную скамью, стоявшую напротив старого вяза. За деревом скрывался массивный каменный блок, находившийся в наклонном положении из-за выступавших в этом месте из земли могучих корней.

Грейс смахнула с каменной скамьи снег и присела, глядя на Брока, который отправился исследовать памятник.

— Похоже на алтарь. — Он поднырнул под нижние ветви вяза, чтобы оказаться поближе к монументу. Потом, заметив, что это не цельная глыба, а нечто вроде ящика с тяжелой каменной крышкой, добавил: — Но нет, это больше похоже на саркофаг. А на его передней части вырезана надпись.

— Какая? — крикнула Грейс.

— «Et in Arcadia ego», — прочитал Брок, а затем перевел: — «И я в Аркадии». Черт, что бы это значило? Не могу поверить, что кто-то разговаривал на этом языке. Переводить с него — все равно что разгадывать кроссворд. Тут и глаголов-то никаких нет.

— В этом-то вся и штука, — донесся у него из-за спины голос Грейс. — Неоднозначность придает фразе дополнительный смысл.

Что-то в ее голосе заставило его повернуться и посмотреть на нее. Сквозь хитросплетение ветвей вяза он увидел, что по щекам у нее текут слезы. Он поторопился вернуться к ней и сел рядом на скамью.

— Что случилось, Грейс?

Она покачала головой и быстро вытерла перчаткой глаза. Затем, немного помолчав, глубоко вздохнула и начала говорить:

— В первый раз я ездила в Париж с мужем еще до того, как мы поженились. Это была прекрасная поездка — какой, впрочем, ей и следовало быть: стояла весна, мы были влюблены, ну и все такое… В один прекрасный день мы увидели в Лувре знаменитую картину Пуссена. На ней была запечатлена группа пастухов в Аркадии, стоявших вокруг каменного надгробия, которое они только что нашли, — ну прямо как мы сейчас. И на этом надгробии были вырезаны слова: «Et in Arcadia ego». — Она пожала плечами, и ее голос стал более отстраненным, деловитым. — Нетрудно вставить в эту фразу глагол в прошедшем времени. Получится: «И я был в Аркадии», — как если бы человек в саркофаге обращался к нам сквозь века и годы. Он будто говорит: «Вспомните обо мне. Я тоже жил в этих краях — как вы сейчас». С другой стороны, глагол можно поставить и в настоящем времени. Тогда с нами будет говорить не мертвец, но сама смерть. «Помни, даже находясь в Аркадии, что я рядом».

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — кивнул Брок. — Как я уже говорил, вы хорошо во всем этом разбираетесь. Но почему эта фраза так вас опечалила?

Некоторое время она хранила молчание, и он смотрел на ее упрямый профиль, пока она остановившимся взглядом рассматривала снег у себя под ногами.

— Я скоро умру, — наконец прошептала она.

Брок был поражен.

— Что вы хотите этим сказать?

Когда она заговорила снова, было видно, что она изо всех сил старается держать себя в руках.

— Конечно, все когда-нибудь умрут, и мы об этом знаем. Но если разобраться, не по-настоящему, не до конца. Мы просто отказываемся верить, что это может произойти. Но я точно знаю, что скоро это со мной случится. Я отобрана.

— Отобрана? — Брок почувствовал, как чуть ли не в унисон напряглись и замерли их тела.

— Когда я еще была девочкой-подростком, — прошептала она неожиданно усталым голосом, — я читала об одной испанской деревне в годы гражданской войны. Может, у Хемингуэя? Не помню точно, но думаю, что я его тогда уже почитывала… Как бы то ни было, эта деревня находилась высоко в горах, а над ее рыночной площадью нависала высокая отвесная скала. Когда одна из воюющих сторон захватывала деревню, победители отбирали людей, которые поддерживали другую сторону, отводили на эту скалу и сбрасывали в пропасть.

Она на мгновение замолчала, как если бы эта сцена проступила перед ней со всеми подробностями на снежном насте.

— Меня охватывал ужас, когда я пыталась представить себе, каково это — дожидаться своей очереди, видя, как твоих товарищей по несчастью одного за другим отводят в сторону, а затем, несмотря на их крики и мольбы о пощаде, сбрасывают вниз. Но вот глаза, высматривающие жертву, останавливаются на тебе, и ты понимаешь, что настал твой черед, и в следующий момент чувствуешь на себе чужие руки, которые влекут тебя к бездне…

Грейс, вся дрожа, сделала паузу, чтобы глотнуть воздуха. Брок, ожидая продолжения, хранил молчание.

Еще один глубокий вдох, похожий на тяжкий вздох.

— У меня рак, Дэвид. Вот в чем дело. Я больна раком.

— Ох, Грейс, я не…

— Его обнаружили у меня в июне. Опухоль в боку. Все лето мне делали химиотерапию, и, казалось, лечение помогло. Хотя я потеряла почти все волосы и чувствовала себя как мокрая тряпка, опухоль вроде как исчезла. Я знала, что выздоравливаю, и приезжала сюда пару раз, чтобы ускорить процесс реабилитации.

В прошлом месяце я пошла провериться. Волосы у меня начали отрастать, да и энергии прибавилось, хотя я все еще быстро утомлялась. Меня, надо сказать, это состояние вполне устраивало, поскольку напоминало о том, что мне удалось превозмочь, и позволяло надеяться, что мое тело восстанавливается. Но врачи пришли к выводу, что раку меня все-таки остался и не только остался, ной распространился по всему организму. И я начала понимать — из того, что они говорили и как они это говорили, — что поправиться мне уже не суждено. — Она чуть повернула в его сторону голову и посмотрела ему в глаза. — Этим летом я уже сюда не приеду. Я исчезну, провалюсь в бездну…

Брок отвернулся, не в силах выдержать ее взгляда.

— Грейс… Мне так жаль… вы не представляете…

— Эта мысль окончательно завладела мной и утвердилась в моем сознании, когда я увидела, как восприняли новость о рецидиве Уинстон и мальчики. Уинстон — это мой муж.

Она снова глубоко вздохнула.

— У нас двое сыновей. Ричард — восемнадцати лет и Артур — шестнадцати. Конечно, они отнеслись ко мне сочувственно, были внимательны и заботливы, как и в первый раз, но… Я вдруг начала замечать, что они воспринимают все происходящее как нечто вполне естественное. У них уже состоялась генеральная репетиция, когда они думали, что меня потеряют, и теперь знали, как ко всему этому относиться. Казалось, что они просто ждут, когда все это кончится, что они уже прошли через период душевного смятения, отрицания, скорби и тому подобного и не желают переживать все это снова.

Для меня же все разительно отличалось от первого раза, когда меня отвлекали от печальных размышлений о собственной особе печальные мысли о том, как трудно придется без меня моим домочадцам. Когда у меня обнаружили болезнь, я сказала Уинстону, чтобы он не чувствовал за собой вины, если ему снова придется жениться после того, как я уйду, поскольку я и представить себе не могу, как он один будет вести хозяйство и присматривать за детьми. Он сказал мне, чтобы я больше ему такого не говорила, но теперь я поняла, что он над этим все-таки задумывался, и не могу сказать, чтобы мне это понравилось. Нет, вы не подумайте, будто он стал желать мне смерти или что-нибудь в этом роде. Я уверена, что он сделает все, чтобы помочь мне выкарабкаться, насколько, конечно, это в его власти, — в конце концов, это он предложил мне сюда поехать. Просто в своем сознании он как бы уже переместился в будущее, где ему снова предстояло быть холостым мужчиной, и мне показалось, что эта мысль вовсе не была для него так уж непереносима. С этой минуты мне стало трудно общаться с подругами, особенно с одинокими, так как я все время задавалась вопросом: уж не потому ли они столь предупредительны и заботливы, что через месяц или два в моем доме будет жить симпатичный вдовец, которому понадобится их помощь?

Она вздохнула.

— Ужасно все это звучит, не правда ли? Меня даже посещала мысль, что они станут у меня просить, чтобы я отписала одной из них своего мужа в завещании. И это не была ревность в ее, так сказать, первозданном виде. У меня возникло ощущение, что я сижу на станции в поезде, а Уинстон и мои мальчики сидят рядом в соседнем и мы переговариваемся друг с другом через открытое окно, будто мы едем вместе. Но при этом наши поезда скоро должны отправиться, и все мы понимаем, что поедут они по разным путям и в разных направлениях. Мною овладели страшная паника и чувство потери, так как я поняла, что мне больше с ними быть не суждено и что дальше они поедут без меня. Может быть, это и есть ревность и именно это заставляет человека страдать. Ну и еще одно: меня, конечно же, мучает страх. Я просто в ужасе, Дэвид. Это совершенно не похоже на то, что я испытывала в первый раз. Тогда я была смелой, или по крайней мере мне казалось, что я веду себя как смелый человек. Возможно, впрочем, что я просто была в шоке. Но теперь мне представляется, что я совершенно лишилась самообладания. И чем спокойнее и рассудительнее становятся мои близкие, тем больше я паникую. Вот почему я решила сменить обстановку и на какое-то время от всех от них уехать.

Броку неожиданно пришло в голову, что он, как человек, который провел половину жизни, расследуя случаи так называемой внезапной смерти, и который в определенном смысле является экспертом в этой области, абсолютно не способен сказать ей что-либо ободряющее.

— Я, Грейс, чувствую себя так глупо из-за того, что предложил вам отправиться в это место… — Он махнул рукой в сторону саркофага.

— Вы не правы, — сказала она, положив руку ему на предплечье. — Я рада, что вы меня сюда привели. И в этом нет ничего патологического — надо же мне, в конце концов, как-то совладать с этим состоянием. Потому-то я и ходила вчера в храм. Все хотела понять, что тогда было на уме у Алекса Петроу.

Надо сказать, что Брок с самого начала планировал так или иначе затронуть в беседе этот предмет. Собственно, по этой причине он и пригласил ее на прогулку. Но теперь ему не хотелось с ней говорить на эту тему. С другой стороны, разговор на эту тему позволил бы им отвлечься от мрачных фактов рассказанной Грейс душераздирающей истории, так как он напрямую с ними связан не был.

— Вы полагаете, он отдавал себе отчет в том, что его ждет? — спросил Брок.

— Именно это я и пытаюсь понять. Думал ли он об этом? Он, такой стильный парень! В его присутствии все остальные люди казались пресными, косноязычными и несколько провинциальными, как если бы он принадлежал к другому, куда более огромному и яркому миру. Я пытаюсь представить, знал ли он, что рискует жизнью, и повел бы себя по-другому, если бы это понял? Или, быть может, он все отлично знал и пошел на это сознательно, чтобы бросить вызов судьбе?

— Вам кажется, что он любил рисковать?

— О да! Я в этом уверена. Я помню, в какой ужас пришли некоторые наши пожилые дамы, встретив по пути в клинику этого парня, который мчался как одержимый на своем мотоцикле. Он правил им как «ангел ада» — по его собственному выражению. Кто-то одолжил ему этот скоростной болид, и он очень пришелся ему по сердцу. «Я чувствую себя в его седле как демон, вырвавшийся из преисподней», — говаривал Алекс. Кстати, его несколько раз штрафовали за превышение скорости.

— Что ж… может, так и нужно уходить из жизни, — пробормотал Брок, прежде чем успел осознать сказанное и прикусить язык. Но Грейс, похоже, его не расслышала. Она смотрела на что-то поверх его плеча широко раскрытыми глазами и с таким же испуганным выражением на лице, которое он заметил у нее в крипте храма.

Брок повернулся, проследил за ее взглядом и увидел темный силуэт человека с нахлобученным на голову капюшоном. Неизвестный наблюдал за ними, стоя без движения на расстоянии примерно тридцати ярдов от того места, где они находились, выделяясь темным пятном на фоне живой изгороди, окружавшей северную лужайку большого дома. Около секунды все трое не двигаясь смотрели друг на друга, после чего неизвестный резко повернулся и скрылся за ближайшей изгородью.

— Оставайтесь здесь, — велел Брок. Вскочив на ноги, он побежал что было силы к дальнему концу живой изгороди, перепрыгивая через клумбы и запорошенные снегом кучи опавших листьев. Забежав за край изгороди, он остановился, чтобы перевести дух и осмотреться. Но никого не увидел. От бега в тяжелом пальто и сапогах по глубокому снегу у него часто вздымалась грудь, а дыхание прерывалось. Немного отдышавшись, он зарысил вдоль изгороди к тому месту, где стоял неизвестный. Прежде чем он достиг этого места, он увидел отпечатки резиновых сапог с уже знакомым ему изображением многогранника на каблуке. Следы тянулись вдоль изгороди, затем пересекали ее в том месте, где в ней зияла брешь, а затем шли в направлении прогалины, где он оставил Грейс.

— Черт! — пробормотал Брок и, нырнув в дыру, пошел по следу чужака, не спуская глаз с отпечатков ног с рисунком многогранника на каблуке. Двигаясь за цепочкой следов и обогнув заросли кустарника, он вскинул голову и сквозь сплетенные ветви деревьев увидел темный силуэт незнакомца. Кем бы этот человек ни был, он добрался до Грейс раньше его и теперь стоял с ней рядом, нависая над ней всем своим телом. Брок видел, как запрокинулось бледное лицо Грейс, взиравшей на незнакомца.

Он решил срезать путь и двигаться напрямик, а не по тропе, но скоро понял, что совершил ошибку, так как по колено увяз в глубоком снегу. Два неподвижных человеческих существа, которые находились перед ним, казалось, не имели ни малейшего представления, что он, преодолевая сугробы, пытается к ним пробиться. Однако в следующее мгновение Грейс, согласно кивнув, повернула голову в его сторону. Он понял, что она знала о его приближении, но вынуждена была выслушивать обращенные к ней слова. Потом в его сторону повернулся неизвестный, и Брок разглядел под капюшоном его черной парки кепку, а под ее козырьком — незнакомое мужское лицо.

— Дэвид! У вас будет сердечный приступ! — крикнула Грейс с неподдельным волнением в голосе.

Броку понадобилось неприлично много времени, чтобы справиться с одышкой и вновь обрести способность говорить:

— Кто это?.. Кто?..

— Это Джеффри Парсонс, Дэвид. Он — здешний управляющий.

Парсонс протянул ему руку, и Брок вынужден был снять перчатку, чтобы ее пожать.

— Но какого черта вы там прятались? — с воинственным видом осведомился он.

— Я видел вас, но не хотел мешать вашей беседе… — В голосе Парсонса слышались виноватые нотки. Брок одарил его оценивающим взглядом, заметил нависавшие у него над глазами спутанные прядки соломенных волос, услышал его слабый голос и почувствовал себя глупо из-за того, что потратил столько сил, гоняясь за ним.

— А что вы скажете о вчерашнем дне? Вы шли за нами по пятам до самого храма, не так ли?

Парсонс кивнул.

— Мне было нужно кое-что спросить у миссис Кэррингтон. Извините, если обеспокоил. — Он виновато улыбнулся Грейс, затем нервно — Броку, после чего повернулся и зашагал в сторону большого дома.

— Что ему от вас было надо? — спросил Брок.

— У него проблемы с его подружкой Рози, и он хотел выяснить, не разговаривала ли она со мной о нем. Она тоже работает в клинике, и в прошлом году, когда я проходила здесь терапевтический курс, мы с ней подружились. — Грейс вздохнула. — Возможно, мне придется переговорить с ней, узнать, что у них случилось. Мне меньше всего хотелось бы сейчас этим заниматься, но… Он же не знает, что у меня… — Она посмотрела Броку в глаза. — Вы ведь никому об этом не расскажете, правда, Дэвид? Я, признаться, не собиралась говорить с кем-либо на эту тему.

— Разумеется, не расскажу. Могу я вам чем-нибудь помочь? К примеру, передать что-нибудь от вас Рози?

Грейс покачала головой:

— Не уверена, что Джеффри хочет, чтобы я с ней разговаривала. Он сейчас такой нервный, напряженный… Уж не он ли главная ее проблема?

 

14

Брок встретился с Рози на следующее утро, но при таких обстоятельствах, когда его больше занимали свои собственные проблемы. Рози ассистировала Стефану Бимиш-Невиллу во время первого сеанса акупунктуры у Брока, который по непонятной причине ожидал ее с немалым душевным трепетом.

— Какие-нибудь неприятные ощущения в связи с курсом лечебного голодания испытываете?

Бимиш-Невилл усадил Брока на край высокой, по талию, медицинской кушетки и, прежде чем приступить к сеансу, измерил у него кровяное давление. Кабинет акупунктуры был одним из серии скудно обставленных медицинских кабинетов, которые шли вдоль стены подвального коридора и соединялись между собой внутренними дверями с панелями из матового стекла.

— Нет. Полагаю, что после шока первого дня мой организм к этому режиму неплохо приспособился. — Брок неожиданно вспомнил мясной пирог на столе у Бена Бромли и ощутил легкий желудочный спазм. Он поднял глаза и посмотрел на стоявшую в углу Рози, которая ответила ему дежурной ободряющей улыбкой. Рядом с ней находилась каталка из нержавеющей стали, на которой лежали резиновые перчатки, несколько аккуратно сложенных полотенец для рук и набор губок, в которые были воткнуты иглы для акупунктуры. То ли от мыслей о мясном пироге, то ли от созерцания иголок, то ли от того и другого вместе, но у Брока неожиданно закружилась голова. Он глубоко вздохнул и попытался придать своим мыслям другое направление. В это время доктор Бимиш-Невилл щупал у него на руке пульс.

— Очень хорошо. Теперь ложитесь на кушетку лицом вниз, Дэвид, и мы, пожалуй, приступим. — Доктор подошел к вмурованной в стену раковине и принялся мыть руки.

Висевший на стене под подслеповатым окошком чугунный радиатор центрального отопления был для этой комнаты слишком велик. Поэтому, учитывая то обстоятельство, что все двери были плотно закрыты, жара здесь стояла еще более сильная и одуряющая, чем в других помещениях большого дома. Брок лежал на животе, подложив руки под подбородок, и старался не думать о проколотых глазных яблоках Петроу.

Он почувствовал слабый укол в верхней части левого бедра и вскоре ощутил в этом месте легкое жжение.

— Сегодня вечером курс голодания заканчивается, Дэвид. — Брок почувствовал еще один укол — на этот раз в верхней части правого бедра. — Полагаю, основная часть токсинов уж вышла из вашего организма. Полное очищение требует больше времени, но вы скоро почувствуете разницу. Надеюсь, все это время вы употребляли достаточное количество соды?

Ответа не последовало.

— Дэвид?

Молчание.

— Надеюсь, вы не уснули?

Доктор Бимиш-Невилл подошел к изголовью кушетки, дотронулся до щеки Брока, а затем пальцем оттянул ему веко.

— Отключился.

Доктор тихонько выругался и проверил у него пульс. Рози намочила под холодным краном полотенце и протянула доктору. Он кивнул, но полотенце не взял. Тогда к кушетке подошла Рози и вытерла влажным полотенцем Броку лицо. Тот даже не шелохнулся.

— Ну же, поднимайтесь! — Бимиш-Невилл похлопал Брока по плечу. Никакой реакции.

Прошло пять минут. Доктор вытащил две иголки, которые успел вставить. Через десять минут он нетерпеливо покачал головой, сказал Рози, чтобы она продолжала наблюдать за лежащим на кушетке безжизненным телом, после чего прошел в соседнюю комнату, где его ждал другой пациент. Дожидаясь, когда Брок придет в себя, Рози повернула регулятор радиатора на «уменьшение», потом встала на стул и не без труда открыла маленькое оконце под потолком. Проделывая все это, она непрерывно болтала, обращаясь к Броку, словно он мог ее слышать.

— Это все от жары. Здесь так жарко и душно, не правда ли? Ничего удивительного, что вы отключились. У меня один пациент тоже отключился в сауне на прошлой неделе. Жара иногда действует на организм подобным образом. Причем внезапно. Особенно если организму не хватает жидкости. Могло такое с вами произойти, как вы думаете?

Со стороны кушетки, на которой лежал Брок, не доносилось ни звука по меньшей мере полчаса после того, как доктор Бимиш-Невилл воткнул в него первую иголку. Потом Брок вдруг засопел и поскреб в бороде.

— Наконец-то, слава Создателю! — Рози помогла ему усесться на кушетке и предложила стакан воды.

— Все уже кончилось? — спросил Брок, не слишком хорошо понимая, что происходит.

— Вот уж точно, что кончилось! Мы даже не успели начать. Вы хорошо себя чувствуете? Я сейчас позову доктора…

Через минуту в комнату ворвался Бимиш-Невилл и быстро осмотрел Брока.

— Похоже, у вас все нормально. Возможно, в следующий раз дело пойдет лучше — после того как вы немного подкрепитесь. Согласно расписанию, следующий сеанс должен состояться у вас завтра утром, не так ли? Что ж, завтра и попробуем. А теперь вам следует вернуться к себе в комнату и немного полежать. Какой у вас следующий сеанс сегодня утром?

— Полагаю, занятия на велотренажере. — Броку было трудно сосредоточиться на одном предмете.

— Вам лучше их пропустить.

— Я провожу мистера Брока в его комнату. — Рози помогла ему надеть халат.

Благодаря небольшой прогулке Брок пришел в себя, — и к тому времени, когда они добрались до лифта, он почувствовал себя значительно бодрее. Когда они ждали лифт, он покачал головой и сказал:

— Как глупо. Представить себе не могу, что это вдруг на меня нашло…

— Полежите часок в постели — и снова будете как новенький.

— Я встретил вчера вашего жениха, когда прогуливался с миссис Грейс Кэррингтон.

— Правда? — Профессиональная озабоченность разом исчезла из ее голоса, и на ее месте проступило любопытство. — Вы что же, дамский угодник, мистер Брок? Я слышала, что вы как минимум пытались флиртовать с Мартой Прайс. Кроме того, вы водите дружбу с Кэти Колла…

— Иногда все решает случай, Рози.

Подошел крохотный, не более комода, лифт, который едва мог вместить двух пассажиров.

— Надеюсь, ваша деятельность никак не связана с профессией Кэти Колла? Иными словами, вы не полицейский?

Брок улыбнулся:

— Разве я похож на полицейского? А хоть бы и так, это что, так уж важно?

Лифт остановился, и они вышли из кабинки.

— Не знаю, — ответила Рози, когда они двинулись по пустынному коридору. — Я много думала о том, что вы мне сказали относительно того, чтобы передать Кэти через вас послание. И меня гложут сомнения. Я, видите ли, нахожусь в двойственном положении. Кроме того, я не уверена, что это принесет хоть какую-нибудь пользу. В конце концов, бедняга Алекс мертв, не так ли? И ничто не сможет этого факта изменить.

— Все зависит от того, как вы к этому относитесь. Иногда с таким знанием жить труднее, нежели может показаться. Особенно когда что-то осталось невыясненным или когда над памятью покойного нависает темное облако, которого не должно быть.

Они остановились у комнаты Брока. Рози ничего не сказала в ответ на его ремарку, и он, чтобы поддержать разговор, добавил:

— Как мне представляется, Марта Прайс охраняет память о нем весьма ревниво.

— Что она может о нем знать! — Хотя Рози говорила тихо, в ее голосе неожиданно прозвучала злоба, и Брок заметил, что глаза у нее заблестели от слез. — Эта старая приставучая сучка ни черта о нем не знает!

— Значит, мне показалось, — кивнул Брок. Он подождал, не скажет ли Рози по этому поводу что-нибудь еще, и на мгновение ему представилось, что она готова продолжить с ним разговор, но вместо этого Рози резко повернулась и быстро зашагала по коридору к лестнице.

Брок пробыл в своей комнате всю оставшуюся часть утра, прислушиваясь к голосам, доносившимся до него снизу. Они слышались, когда люди поднимались из полуподвала на утренний перерыв, и стихли, когда пациенты отправились на второй терапевтический сеанс. На небе снова засияло солнце, которое пригревало сильнее, чем прежде, словно его ободрил успех предыдущего дня. Лесной голубь, сидевший неподалеку на парапете, нежно ворковал, приветствуя тепло, пока Брок, лежа в кровати, стучал по клавишам своего лэптопа.

В двенадцать пятнадцать он поднялся с постели и надел одежду, в которой приехал в Стенхоуп три дня назад. Обычный костюм показался ему непривычным, да и сидел на нем куда свободнее, чем прежде. Брок воспользовался пожарной лестницей, чтобы спуститься в коридор полуподвального этажа, и вышел из дома через ту дверь, у которой стояли сапоги и висели куртки. Снег быстро таял, и ему пришлось добираться до парковочной площадки окольными путями, то и дело перепрыгивая через лужи, чтобы не набрать в ботинки воды. Вдоль обочины из-под снега стали проглядывать колокольчики, протягивавшие свои голубые головки навстречу яркому солнцу.

Разбрызгивая лужи, машина помчалась в направлении Эденхэма. Добравшись до Хай-стрит, Брок свернул в арку «Возрожденного сердца» и припарковался на заднем дворе заведения. Он нашел Кэти за угловым столиком почти пустого бара, отделенного перегородкой от основного зала. Она приветствовала его появление широкой улыбкой. Брок подошел к ее столику, опустился на стоявший рядом стул и вздохнул. Чтобы освоиться с местом и заговорить, ему понадобилось несколько секунд.

— Вы не представляете, Кэти, какое это счастье — видеть вас снова. — Брок опять вздохнул. В зеве огромного, сложенного из камня камина уютно потрескивали дрова, а стоявший в дальнем углу электронный игральный автомат жалобно попискивал, требуя к себе внимания. — И как это прекрасно — снова вернуться в нормальный, реальный мир. Никогда не думал, что буду испытывать такую огромную радость по этому поводу.

Кэти рассмеялась:

— О Господи! Неужели там так плохо?

Он кивнул:

— Плохо. Очень плохо. Гораздо хуже, чем вы думаете.

— Но вы пробыли там каких-нибудь два дня.

— Время, Кэти, ничего не значит. Мне кажется, что с тех пор, как я туда приехал, прошли годы.

— В таком случае вы лучше оцените вот это. — Она кивком указала на пинту светлого, которую для него заказала. Он со страхом посмотрел на пиво и покачал головой:

— Ну нет. Пожалуй, я воздержусь.

— Перестаньте, Брок. Здесь вы можете позволить себе расслабиться, не так ли? Я это к тому, что вы поехали в эту клинику вовсе не из-за проблем со здоровьем.

— Вы, Кэти, ничего не понимаете. Эти люди забирают вас целиком — и телом, и душой. Клянусь вам, если я сделаю хоть глоток, он обязательно об этом узнает. Он только посмотрит на меня — и сразу заметит, что токсины прямо-таки струятся из всех пор моего тела. Да что там поры — он по одному выражению моего лица поймет, что я нарушил диету.

Кэти его слова показались забавными.

— Он — это доктор Садистиш-Мазохилл? Значит, вы признаете, что это ужасный человек?

— О да, признаю. Сегодня утром я отключился, когда он втыкал в меня свои чертовы иголки для акупунктуры.

— Фу, гадость! А как там кормят?

— Кормят? Да с тех пор, как я туда приехал, у меня во рту не было ничего, кроме воды с лимонным соком! Эти люди первым делом обрекли меня на семидесятидвухчасовую голодную диету для очищения организма от токсинов. Когда этот срок закончится — а это произойдет сегодня вечером, — мне, возможно, разрешат выпить стаканчик морковного сока.

— Ну, коль скоро вы позволили себе пуститься во все тяжкие и даже выбрались за забор, вы могли бы провести это время с большей пользой и доставить себе маленькое удовольствие. К примеру, здесь подают отличный пирог с говядиной и почками. Настоящая домашняя еда.

Хотя Брок был очень рад видеть Кэти, ее реакция на рассказ о его страданиях показалась ему несколько легкомысленной, и он вспомнил ремарку Грейс Кэррингтон относительно трудностей, которые испытывает пациент клиники, пытаясь заново приспособиться к жизни в большом мире. Мысли о Грейс и ее проблемах неожиданно вызвали у него чувство стыда. Ему показалось, что за время пребывания в клинике он сделался до неприличия инфантильным.

Брок покачал головой.

— Как-нибудь обойдусь, — пробормотал он. — А вы не обращайте на меня внимания, заказывайте.

— О’кей. Признаться, я здорово проголодалась. Сегодня у меня не было времени даже на то, чтобы позавтракать. — Она внимательно посмотрела на Брока и добавила: — Простите меня. Боюсь, вы бы на это не подписались, если бы знали, как обстоят дела в действительности. Надеюсь, здесь найдется более легкая закуска, которую мы могли бы заказать, принимая во внимание ваше нынешнее состояние.

— Не беспокойтесь за меня, Кэти, — сказал он с улыбкой. — А если вам так уж хочется чем-нибудь меня угостить, то принесите мне бокал минеральной воды.

— Со льдом и лимоном?

— Почему бы и нет? Это привычные для меня ингредиенты.

Он откинулся на спинку стула; от стлавшегося по комнате сигаретного дыма и запаха жарившегося на кухне мяса его слегка познабливало.

Кэти вернулась через минуту, держа талон на обед в одной руке и предназначенный для Брока напиток — в другой. Она терпеливо ждала, пока Брок вынет из стакана соломинку и пригубит воду, предоставив ему возможность расслабиться и начать свое повествование в наиболее комфортных для него условиях.

— Не уверен, — наконец проговорил он, — что сейчас мне удастся четко и последовательно изложить свои мысли, тем не менее я попытаюсь это сделать. Да, Бимиш-Невилл — человек, несомненно, сильный и опасный. Но из этого вовсе не следует, что он продолжает оставаться такой же доминирующей личностью, какой был когда-то. Ему пришлось передать управление финансовой стороной дела в руки сэра Питера Мейплза, который обкорнал-таки ему крылышки. Бен Бромли, бизнес-менеджер Стенхоупа, — человек Мейплза и поставлен там для того, чтобы держать директора под контролем.

Между прочим, Бимиш-Невилл женат вторым браком. Его первую жену звали Габриэль. Она была итальянка из богатой семьи и обеспечила ему возможность открыть клинику в Стенхоупе. Признаться, я до сих пор не составил себе определенного впечатления о Лауре Бимиш-Невилл, его второй жене. На первый взгляд она представляется холодной, расчетливой и весьма деловой женщиной, которая мало напоминает так называемых домашних жен. При этом постоянным пациентам она нравится. Они считают, что она хорошо делает свою работу и заботится о них. — Брок пожал плечами.

Кэти кивнула:

— Что ж, мои впечатления об этой особе в значительной мере совпадают с вашими. — Она достала свой рабочий блокнот и, пока Брок говорил, делала кое-какие пометки.

— Номер восемнадцатый! — послышался голос со стороны стойки, и Кэти помахала своим талоном. — Сюда, пожалуйста. — К ним подошла барменша, держа в руке большую тарелку с жареной камбалой и картошкой.

— О Господи! — простонал Брок.

— Кетчуп, дорогуша? Или, быть может, вы предпочитаете татарский соус? — Женщина вручила Кэти завернутые в салфетку нож и вилку, после чего вернулась к стойке.

— В любом случае… — Брок прилагал нечеловеческие усилия, чтобы вспомнить, на чем он остановился. — В любом случае Рози что-то знает об этом деле. И сегодня утром она едва мне это не выболтала. Недаром ее приятель Парсонс испытывает на ее счет некоторое беспокойство. Не слишком располагающий парень, не так ли? Вечно что-то вынюхивает. Он дважды тайно следовал за мной, когда я прогуливался по территории с миссис Грейс Кэррингтон. Она одна из постоянных пациентов клиники. Помните их? Она, да еще Марта Прайс, да Сидни Блюмендейл… Впрочем, мне представляется, что они мало что знают по делу Петроу. Они сбиты с толку, дезориентированы сплетнями… Кроме того, они не желают знать ничего дурного о Бимиш-Невилле или о клинике. Теперь кое-что новенькое. Норман де Лойнс. Слышали когда-нибудь это имя?

Кэти покачала головой.

— Знаете что? Мне самой с такой порцией никогда не справиться. Вы уверены, что вам не хочется закусить? Рыба отличная, да и картошка ничего себе…

— Забудьте про желудок, Кэти, и попытайтесь сосредоточиться на том, что я говорю. — Брок протянул руку, взял ее блокнот и написал на чистой странице печатными буквами имя де Лойнса. — Вы уверены, что его не было в большом доме, когда ваши доблестные констебли брали его штурмом?

— Абсолютно. К тому же я бы обязательно запомнила это имя, если бы хоть раз его услышала.

— Как бы то ни было, он сказал, что был там. Грейс Кэррингтон тоже его помнит. — Брок не без удовлетворения созерцал проступившее на лице у Кэти удивление. Не спуская с нее глаз, он взял со стола стакан и сделал большой глоток, прежде чем осознал, что держит в руке стакан с пивом.

— Вот черт! — он облизнул губы. — Но как вкусно…

— Как могло статься, что он там был? — спросила Кэти.

— Существует группа покровителей Стенхоупской клиники, которые именуются «друзьями». Ежегодно они вносят на ее счет кругленькую сумму и используют клинику как своего рода частный оздоровительный клуб. Они находятся в привилегированном положении и могут пользоваться услугами, которые предоставляет клиника, в любое удобное для них время. Кроме того, у меня сложилось впечатление, что диета у них несколько более обильная, нежели у других пациентов. Я полагаю, хотя и не знаю наверняка, что общество «друзей» создал Бен Бромли. Это была деловая инициатива, направленная на приобретение необходимых для клиники фондов. Где-то в большом доме находится принадлежащая «друзьям» отдельная гостиная, которую никто, кроме них, не имеет права посещать, так что можно провести в клинике полдня и никого из них не встретить.

Брок снова глотнул пива.

— Какое блаженство… — пробормотал он.

— Вы хотите сказать, что этот парень, де Лойнс, мог находиться в клинике все то время, пока шло расследование?

— Не исключено. Не исключено также, что он уехал, когда получил конфиденциальное известие, что это дело может быть сопряжено с неприятностями или даже скандалом.

Кэти покачала головой:

— Выходит, Бимиш-Невилл и клерки из его офиса все время нам лгали, чтобы обеспечить доктору прикрытие? Ведь это они составляли список пациентов.

— Именно. И если в клинике в это время мог находиться один из «друзей», то кто поручится, что там не было и других?

— Вот дьявольщина! — Кэти зло поджала губы. Брок восхитился ее ртом и линией губ. Такой рот, подумал он, может принадлежать только очень сильной женщине. Сильной и целеустремленной.

— То, что вы сказали, полностью подрывает проведенное мной расследование. Вы уверены, что это достоверная информация?

— Я также уверен в том, что был бы не прочь заглянуть в анкеты этих «друзей», узнать, когда они прописывались, и выяснить их имена.

Разговор на профессиональные темы способствовал восстановлению привычного самоощущения у Брока. Скоро ему начало казаться, что он снова стал почти нормальным человеком.

— Вы хотите сказать, что были бы не прочь вломиться в офис Бимиш-Невилла? Неужели вы смогли бы это сделать?

— Я — вряд ли, — сказал Брок. — А вот вы, полагаю, могли бы предпринять такую попытку. Все эти сведения, я уверен, есть в компьютере. У Бена Бромли, к примеру. Он весьма трепетно относится к «друзьям». В его офисе стоят два новых компьютера, а третий — у него на столе. Как вы думаете, ваш системный аналитик мог бы влезть в компьютерную систему клиники?

— Белли Мэнсфилд? Представления не имею.

— Почему бы вам в таком случае не позвонить ей и не предложить этим заняться?

— Сейчас?

— Сначала лучше все-таки доесть обед, а то он окончательно остынет.

Пока она ела, Брок вынул из кармана рекламные брошюрки, которые ему вручил Бен Бромли, и начал их пролистывать. В одной из брошюр, где рассказывалось о состоянии финансов клиники за прошлый год, помещались фотографии некоторых официальных лиц — Бимиш-Невилла, Бромли и, вверху страницы, председателя Стенхоупского фонда и ассоциированных компаний сэра Питера Мейплза.

Кэти указала на сэра Мейплза вилкой:

— Это тот самый тип, который находился в офисе Бернарда Лонга вместе с Бимиш-Невиллом и Таннером, когда нас с Гордоном Даулингом отстранили от дела. Я еще где-то его видела, только не могу вспомнить где.

— Правда? Значит, это вполне реальный деятель, а не подставное лицо. Бромли утверждал, что сэр Мейплз принимает заботы клиники очень близко к сердцу.

— Я должна что-нибудь о нем знать?

— Только если вы читаете тот раздел своей газеты, который посвящен бизнесу. Газета «Экспресс», к примеру, называет его евромагнатом. Имеет деловые интересы во многих областях, очень богат.

Кэти положила на стол нож и вилку:

— Все, больше не могу. Сейчас узнаю, возможно ли связаться с Белли.

Когда она вернулась, Брок сжимал в кулаке свой собственный обеденный талон. Кэти улыбнулась, но комментировать это обстоятельство не стала.

— Ну как, удачно?

— Да, я нашла ее. Но она не уверена, что сможет нам помочь. Компьютеры должны подсоединяться к телефонной линии для получения сообщений по факсу или электронной почте. При таком раскладе к компьютерам клиники имеет доступ любой компьютер со стороны, у которого есть модем. Ну а дальше все зависит от компьютерной системы — от того, насколько наш комедиант озабочен ее безопасностью.

— Комедиант?

— Мистер Бромли. Разве он не пытался рассказывать вам свои отвратительные анекдоты?

— Начал было… Ну так как? Белли попробует влезть в систему?

— Вполне возможно, что компьютер в Стенхоупе фиксирует все телефонные номера, с которых делается запрос. Белли считает, что в этой связи неразумно пользоваться полицейскими компьютерами и телефонными линиями.

— Так…

— Номер сорок второй?

Брок бросил взгляд в сторону стойки бара и просигналил. Барменша подошла к их столику и поставила перед Броком тарелку с пирогом с говядиной и почками, жареной картошкой и припущенным в масле зеленым горошком.

— Соус коричневый, дорогуша?

— Пожалуйста. — Брок посмотрел на Кэти. — Теперь меня, наверное, можно назвать козлищем в овечьей шкуре.

— В овечьей — в смысле в шкуре агнца? — ухмыльнулась Кэти.

— Вроде того. Итак, что все-таки сказала вам Белли?

— Что ее брак нуждается в стимуляции. Она собирается предложить свекрови посидеть с ребенком и отправиться с мужем в какой-нибудь отель, чтобы на приволье позаниматься сексом. Ради такого дела они с мужем пропишутся в отеле под именем мистер и миссис Смит. Белли сказала, что возьмет с собой в поездку лэптоп с модемом и подключится к телефонной линии отеля.

— Что ж, звучит неплохо. Скажите ей, что все расходы я беру на себя.

— Сегодня вечером Белли выехать не сможет, так что это скорее всего произойдет завтра — если, конечно, ее свекровь и муж нс заняты. Кроме того, Белли говорит, что доступ к конфиденциальным файлам, вероятно, защищен паролем. Она спрашивает, не могли бы вы прояснить этот вопрос, прежде чем она попытается проникнуть в систему.

— А как, хотелось бы знать?

— У каждого оператора, вероятно, есть свой собственный пароль — возможно, инициалы или что-нибудь в этом роде. Вы можете понаблюдать за кем-нибудь из клерков, когда они утром будут включать свои компьютеры.

Брок, продолжая сосредоточенно жевать, кивнул.

— Вкусно?

— Просто великолепно. Мясная пища расширяет горизонты. Я думаю, что Бимиш-Невилл использует голодание, чтобы держать пациентов под контролем. И еще одно, Кэти. Вы когда-нибудь интересовались материальным положением Петроу? Если он делал различные одолжения богатым людям, то весьма вероятно, что он делал это за деньги.

Кэти покачала головой:

— До этого мы так и не дошли.

— Теперь его сбережения, вероятно, переведены на какие-нибудь другие счета. Было бы неплохо, если бы вы смогли потихоньку навести справки по этому вопросу.

Брок допил пиво, вытер губы бумажной салфеткой и поднялся.

— Мне пора отсюда выбираться, — заявил он. — Завтра утром я вам позвоню. Кстати, какое задание руководства вы выполняете на этой неделе?

— В Кроубридже появился злоумышленник, специализирующийся на прокалывании шин. Так что я начинаю свой рабочий день с опроса дюжины рассерженных автовладельцев, которым этот тип в течение ночи проткнул ножом колеса. Будет лучше, если вы позвоните мне во время ленча, скажем, между часом и двумя. Постараюсь быть к этому времени в офисе.

Порыв холодного ветра хлестнул его по лицу. Брок глубоко вздохнул, торопливо перешел через улицу и нырнул в книжный магазин, который он заприметил напротив «Возрожденного сердца». Никто из сотрудников или пациентов клиники не видел, как он выходил из паба. По крайней мере так ему казалось. Когда он открывал дверь, зазвенел висевший над ней колокольчик. Он вошел в магазин и осмотрелся. Помещение недавно покрасили, и некоторые книжные полки еще пустовали. Стоявшая за прилавком женщина оживленно переговаривалась с кем-то по телефону, одновременно заворачивая книгу для покупателя. Из задней части торгового зала вышел человек и, проходя мимо женщины, апатично сказал:

— Фургон пришел, дорогая.

Женщина прикрыла микрофон ладонью и торопливо произнесла:

— Может, ты сам разберешься с этим, дорогой?

Мужчина проигнорировал ее, подошел к витрине магазина и принялся передвигать выставленные в ней книги.

Брок, не сумевший отыскать в душе нужные слова, чтобы отреагировать должным образом на трагическую исповедь Грейс Кэррингтон, надеялся почерпнуть их из какого-нибудь другого источника, но, просматривая корешки стоявших на полках книг, пришел к неутешительному выводу, что это не так-то просто сделать. Он, правда, заметил пару книг, так или иначе связанных с проблемой смерти, но сильно сомневался, что Грейс сможет обрести душевный покой, читая, например, повесть Ивлина Во «Незабвенная» или стихи поэтов-метафизиков.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — Колдовавший над витриной мужчина направился к нему — возможно, для того, чтобы избежать разбирательства с водителем фургона. Его жена закончила разговаривать по телефону, отпустила покупателя и торопливо прошла в заднюю часть магазина.

— Никак не могу подобрать подарок для одного человека, женщины. Она должна в скором времени покинуть нашу земную юдоль.

— За границу, что ли, собралась? За моря? Тогда подарите ей что-нибудь с видами Британии.

— Нет, она собралась умирать.

Мужчина замигал, и на лице у него выразилось смятение, как если бы Брок сказал какую-нибудь непристойность.

— Хм… сомневаюсь, что смогу быть вам полезным. Что же касается религиозной литературы, то она находится вон там… — Он махнул рукой в дальний конец магазина, быстро отошел от Брока и, подойдя к прилавку, погрузился в изучение издательского каталога.

Брок хотел уже было прекратить поиски, как вдруг его взгляд упал на давно забытое название. Он вытащил книгу с полки, раскрыл на первой странице и стал читать с самого начала.

«Крот усердно работал все утро, прибирая свое жилище ввиду наступления весны. Сначала он орудовал половой щеткой, потом смахивал тряпочкой пыль, затем взгромоздился на стремянку…»

Эти реминисценции Кеннета Грэхема относительно его персональной Аркадии вызвали понимающую улыбку на лице у Брока. Он прочитал еще несколько строк, а затем направился к мужчине у прилавка.

— Нашли что-нибудь подходящее? — Мужчина с сомнением посмотрел на проставленное на обложке заглавие — «Ветер в ивах».

Брок пожал плечами.

— Я бы хотел, чтобы вы завернули эту книгу в бумагу поприличней. Кроме того, мне нужна карточка, чтобы написать посвящение.

— Вот вам карточка. Но книгу вам завернет моя жена. Я не умею, у меня руки-крюки. — Он вернулся к своему каталогу.

Брок написал:

«От спутника по совместным странствиям по Аркадии. С наилучшими пожеланиями. Удачи вам. Дэвид Брок».

Он вложил карточку в книгу и стал ждать, когда придет хозяйка. Она умело и сноровисто завернула книгу и, откинув со лба волосы, с улыбкой приняла от него деньги.

— Семейный бизнес? — поинтересовался он.

— Да, но мы только начали. Трудно поставить дело, особенно в таком маленьком городке, как этот. Но мы очень к этому стремимся. Мы сделаем этот магазин популярным.

— Желаю вам в этом преуспеть, — пожелал Брок.

Она благодарно ему улыбнулась. Муж его проигнорировал.

Дорога из Эденхэма показалась Броку настолько извилистой, что он сосредоточил все свое внимание на вождении, по причине чего заметил следовавшую за ним белую машину только тогда, когда у нее на крыше включилась мигалка. Он сбросил скорость, но ему потребовалось некоторое время, чтобы отыскать на узком участке дороги безопасное место на обочине, где он мог бы приткнуться.

Человек в форме осведомился, не он ли является владельцем машины, попросил предъявить права и медленно обошел вокруг его автомобиля, проверяя состояние шин и осветительных приборов.

— Пили что-нибудь сегодня, сэр?

Брок кивнул:

— Недавно выпил пинту светлого в «Возрожденном сердце». Одну пинту.

— Я хочу, чтобы вы подули в «трубочку». Только не трогайте ничего руками. — Полисмен вынул из кармана анализатор дыхания и вставил в него трубку.

Брок промолчал и сделал, как ему было велено.

Офицеру, казалось, понадобилась целая вечность, чтобы проверить результат. Пока он этим занимался, Брок неожиданно почувствовал непреодолимый позыв к рвоте. Атмосфера в кабине показалась ему жаркой и душной, и ему стало не хватать кислорода. Он распахнул дверцу и, проигнорировав удивленный взгляд полисмена, пробежал по талому снегу к живой изгороди на обочине, после чего извергнул съеденную им пищу в сточную канаву.

Потом он некоторое время стоял, опираясь на крышу своего автомобиля, и ждал, не последует ли продолжения. Он слышал, как рокотал мотором тяжелый грузовик, медленно объезжая две притертые к обочине машины.

— С вами все нормально, сэр?

Он не ответил.

— Может быть, вам нужна помощь?

Но Броку, похоже, помощь была уже не нужна. Его вновь опустевший желудок, казалось, вполне удовлетворился этим состоянием и успокоился. Брок покачал головой и, шлепая ногами по грязи, подошел к открытой дверце машины. Взявшись за ручку, он посмотрел на полисмена и сказал:

— Зря вы прижали меня к обочине в этом месте. Здесь такая узкая дорога…

Полисмен выдержал его взгляд.

— Вы как-то странно вели машину. Рыскали из стороны в сторону. Извольте теперь вести поаккуратней. Вам далеко ехать?

Брок отрицательно покачал головой и забрался в салон.

Вечером в столовой Брок положил книгу в подарочной упаковке на поднос Грейс Кэррингтон и отправился на розыски своего подноса. Услышав рядом деликатное покашливание, он повернулся и увидел Сидни Блюмендейла.

— Это мы его взяли, старина, — сказал Сидни.

Брок проследовал за ним к столику, где их поджидала Марта.

— Поскольку у вас сегодня маленький праздник — окончание голодной диеты, мы решили попытаться снова наладить с вами дружеские отношения, Дэвид. В честь этого события я попросила повара приготовить для вас нечто особенное.

Глядя на поджатые губы Марты, нетрудно было прийти к выводу, что она все еще пребывает в размышлениях на предмет того, стоит ли предоставлять Броку шанс реабилитироваться. Брок решил разыграть эту партию по всем правилам.

— О, Марта, как вы мудры и предусмотрительны! Я, признаться, чувствовал себя не лучшим образом в связи с возникшим между нами после нашего последнего разговора недопониманием. Так что подобный жест доброй воли с вашей стороны трудно переоценить.

Она внимательно на него посмотрела, силясь понять, уж не пытается ли он иронизировать, но, не обнаружив в его чертах даже намека на насмешку, широко улыбнулась и интимно наклонилась вперед.

— Только взгляните, что можно здесь получить, будучи хорошим мальчиком.

Она подняла крышку с его подноса, который они заблаговременно поставили на свой столик.

— Что это?

— Стенхоупское чечевичное суфле — фирменное блюдо нашей кухарки. Обычно по будним дням она его не готовит, но мне удалось уговорить ее сделать для вас исключение. Красная чечевица, лук и чеснок тушатся на медленном огне, пока не становятся мягче, затем к ним добавляются сыр и яичные желтки. Белки взбиваются отдельно и вливаются в чечевичную массу. Затем масса формуется, ставится в духовку и выпекается при средней температуре около получаса. Наша кухарка готовит это суфле с такой любовью, с таким тактом… Блюдо очень нежное, и мы опасались, что, если вы не спуститесь в столовую вовремя, оно будет безнадежно испорчено.

— Что ж, суфле выглядит замечательно. И морковный сок тоже.

Брок немного волновался по поводу того, как воспримет его желудок эту пищу, но все обошлось, и никаких неприятных ощущений он не испытал. Последнее обстоятельство, казалось, обрадовало больше всех Сидни Блюмендейла.

 

15

В пятницу, 22 марта, был день весеннего равноденствия. Брок вспомнил об этом, стоя у офиса приемного отделения в ожидании, когда его откроют.

— Что-то вы сегодня рано поднялись, мистер Брок, — сказала с улыбкой служащая, отпирая замок. — Надеюсь, вы уже позавтракали?

— Да. Впервые за последние четыре дня, Джойс.

— Джей, — поправила его молодая женщина. — Полагаю, вам подали что-нибудь вкусное?

— Овсянку и апельсиновый сок. Извините, что беспокою вас в столь ранний час, но вчера вечером у меня был приступ легкой паники. И я подумал, что вы тот человек, который может мне помочь. Вчера мне позвонила сестра и сказала, что собирается пригласить на обед по случаю моей выписки наших друзей. По ее мнению, я выписываюсь в воскресенье тридцать первого марта, но меня вдруг охватили сомнения, так как мне представляется, что я должен находиться в клинике до понедельника. Я бы хотел с вашей помощью уточнить дату выписки, с тем чтобы сразу же перезвонить сестре и сообщить ей об этом, пока она не ушла на работу.

— Пожалуйста, никаких проблем.

Он прошел в предбанник приемного отделения вслед за Джей, которая принесла с собой книги для продажи с лотка, и некоторое время наблюдал за тем, как она отпирала внутреннюю дверь и поднимала крышку конторки, чтобы пройти в свой закуток. Там она сняла плащ, который успел основательно промокнуть, пока она шла от парковки к большому дому, так как утро выдалось хмурое и ненастное. Стол с компьютером располагался под углом к конторке, поэтому Брок, чтобы лучше видеть монитор и клавиатуру, встал в ее дальнем конце.

Джей усаживалась на свое рабочее место, ведя разговор о том, какая дурная выдалась нынче погода и какая отличная погода стояла два последних дня. Когда она включала компьютер, Брок устремил взгляд на ее руки. Аппаратура пикнула, и монитор пробудился к жизни. Почти сразу же после этого системный блок потребовал ввести пароль, и Джей одну за другой нажала четыре клавиши. Хотя на экране символы высветились в виде звездочек, Брок, следивший за ее пальцами, отметил про себя, что она нажала на две клавиши в правой стороне среднего ряда, затем на верхнюю клавишу слева от центра и наконец на крайнюю слева в верхнем ряду.

Потом она некоторое время ждала, когда жесткий диск включится в работу, после чего на экране стали появляться ярлыки, которые она начала открывать, используя мышку и клавиатуру. Примерно через минуту она повернулась к нему и сказала:

— Ваша сестра права, мистер Брок. Вы выписываетесь в воскресенье, 31 марта.

— Чу́дно. Спасибо вам, Джей. Вы оказали мне неоценимую услугу.

Оказавшись у себя в комнате, он открыл лэптоп и занялся исследованием клавиатуры. Ему не понадобилось много времени, чтобы понять, что введенный Джей пароль скорее всего составляли четыре буквы ее имени.

Вновь чувствуя себя словно напуганный школьник, Брок спустился в полуподвал, чтобы осуществить вторую попытку приобщения к искусству акупунктуры.

— Как прошел первый прием пищи, Дэвид? — Бимиш-Невилл пристально посмотрел на Брока, который, пожав ему руку, присел на край кушетки.

Избегая его взгляда, Брок ответил:

— Хорошо. Хотя желудок вел себя несколько беспокойно.

— Диарея?

— Нет. Просто после завтрака я ощутил легкий позыв к тошноте. Ничего серьезного.

— Если позывы продолжатся, дайте мне знать. Мы, Дэвид, будем за вами присматривать. Бен Бромли сказал мне, что вы к нему заходили. Вас и вправду заинтересовало его предложение?

— Да, весьма. — Брок перехватил устремленный на него взгляд Рози. Она быстро опустила глаза и стала перекладывать разложенные на каталке инструменты.

Пока Броку в спину — от плеч до бедер — одну за другой втыкали иголки, которых оказалось не меньше дюжины, он старался думать о другом. Представлял себе, что медленно движется по своему дому — от комнаты к комнате, проверяя, все ли вещи на своих местах, как если бы он, подобно кроту, готовился к весенней уборке своего жилья и мысленно составлял реестр всего того, чем владеет.

Обязанности Рози заключались в легком раскачивании иголок после того, как Бимиш-Невилл втыкал их в нужное место. Закончив работу, Бимиш-Невилл сказал Рози несколько слов, которые Броку не удалось разобрать, и вышел из комнаты.

— Итак, Рози, — Брок предварительно кашлянул, чтобы прочистить горло, — как ваши дела?

— О’кей, — голос у нее был деловой и отстраненный.

— Почему бы вам не поговорить со мной, пока вы занимаетесь своими манипуляциями? Возможно, лучшей возможности для этого нам не представится. Скажите мне, что вас гложет?

— Сегодня вы говорите как психолог-любитель, мистер Брок. Так кто же вы на самом деле? — Ее голос звучал воинственно.

— Между прочим, это вы написали письмо Кэти. Я же просто хочу вам помочь.

— Правда? Откуда мне знать, не причинят ли мои слова еще больший вред…

Она замолчала, не закончив фразы, и покрутила головку одной из иголок.

Он ей подмигнул:

— Вред? Кому?

Она не ответила.

— Честно говоря, не думаю, что у вас есть выбор, Рози. В глубине души вы знаете, что должны с кем-нибудь об этом поговорить. — Броку было очень непросто общаться с этой женщиной, учитывая то обстоятельство, что он видел лишь носки ее туфель.

— То, что у меня в душе, мистер, вас не касается, — прошипела она ему на ухо, наклонившись поближе.

Брок вздохнул.

— Возможно, разговаривая с Кэти, вы будете чувствовать себя более комфортно. Почему бы вам ей не позвонить? Я могу дать вам номер ее домашнего телефона.

Рози продолжала хранить молчание, пока они не услышали за дверью голос Бимиш-Невилла. Тогда, наклонившись к Броку, она тихонько сказала:

— Я подумаю об этом.

— Что ж, на этот раз вы выдержали испытание, Дэвид. — Бимиш-Невилл вошел в комнату и обозрел распластанное тело Брока. — Полагаю, в понедельник мы сможем приступить к делу по-настоящему.

Когда из спины Брока вытащили последнюю иголку, он не без труда слез с кушетки и тряской походкой направился к выходу.

Казалось, все обитатели клиники стремились воспользоваться услугами платного таксофона именно во время перерыва на ленч. Когда Брок услышал наконец в трубке голос Кэти, было уже почти два часа.

— Как поживает любитель прокалывать шины? — спросил он.

— Обработал прошлой ночью еще восемь машин. А как насчет человеческой подушечки для иголок?

— Была истыкана должным образом, благодарю вас. Далее… Ближе всех я сумел подобраться к служащей офиса по имени Джей. Она напечатала пароль, четыре раза нажав на клавиши. Полагаю, это клавиши с литерами «Д», «Ж», «Е» и «Й» или те, что рядом с ними.

— Она печатала в верхнем или нижнем регистре?

— Не знаю. Я не видел, чтобы она нажимала на клавиши переключения, но это вполне могло быть.

— Ладно. Скажу об этом Белли.

— Заодно передайте ей, чтобы она не приступала к сексуальным забавам, пока не выяснит то, что нам нужно. Зря, что ли, я сижу в этих стенах, как монах, и плачу за ее комнату?

— Слушаюсь, сэр. Что-нибудь еще?

— Я снова разговаривал с Рози. Она все еще колеблется. Полагаю, она о ком-то беспокоится, хочет кого-то защитить…

— Своего жениха?

— Это прежде всего приходит на ум, не так ли? Я высказал предположение, что ей, возможно, будет комфортнее напрямую переговорить с вами по вашему домашнему телефону. Она ответила, что подумает.

К тому времени, когда он закончил разговаривать, пациенты разошлись кто куда, и коридоры опустели. Брок поднялся по лестнице и прошел по коридору к тому месту на втором этаже, которое, по его расчетам, находилось над столовой — тем ее углом, где обычно стоял немой официант. Рядом располагались две двери. Брок подергал за ручки, но двери были заперты.

Он направился было к себе в комнату, как вдруг услышал, что одна из дверей приоткрылась. Он повернулся и увидел Нормана де Лойнса, который смотрел на него сквозь щель.

— Здравствуйте, Норман, — сказал он.

— Кого-нибудь ищете, старина?

Брок подошел к нему, и Норман шагнул в коридор, почти полностью прикрыв за собой дверь. Он был одет в короткую, вышитую шелковыми шнурами темную куртку, черные шелковые пижамные брюки и золотистые домашние туфли — подобно какому-нибудь щеголю из эпохи и окружения Оскара Уайльда.

— Я хотел посмотреть скачки в Ньюмаркете, которые показывают сегодня по ящику, но дамы в нижней гостиной заняты созерцанием какого-то женского ток-шоу. Кто-то мне сказал, что, по слухам, на втором этаже есть другая гостиная с телевизором, и я решил ее найти.

— На этом этаже ничего такого нет, Дэвид.

— Очень жаль. — Брок улыбнулся, но с места не сдвинулся.

Де Лойнс некоторое время молчал, будто о чем-то размышляя, затем пожал плечами и произнес:

— Ну, до встречи, Дэвид. — Он проскользнул в комнату и, щелкнув замком, захлопнул за собой дверь.

На следующее утро Брок, сгорая от нетерпения, сразу же после завтрака позвонил Кэти.

— Она мне пока не звонила, — сказала Кэти. — Должно быть, они с мужем все еще барахтаются в постели.

— Будем надеяться, что они это заслужили, — сухо ответил Брок.

Клиника выглядела заброшенной: привычная рутина приостановилась на уик-энд. Кое-кто из пациентов уехал, другие клевали носом у себя в комнатах или готовились отправиться на прогулку. Брок ждал около часа, потом позвонил во второй раз.

— Ничего не получилось, Брок. Вы уж извините. Белли не смогла этого сделать. Видимо, компьютеры клиники имеют привязку к некоей хорошо защищенной сети с электронной системой контроля. Белли сумела проникнуть в сеть, но добраться до частных файлов ей так и не удалось.

— А мне казалось, что в наши дни даже школьники умеют взламывать компьютерную защиту…

— Белли очень извиняется. В любом случае они с мужем отлично провели время. И она вас за это благодарит. Похоже, вы спасли ее брак!

Брок проворчал себе под нос нечто не слишком ласковое, затем, секунду помолчав, добавил:

— Что ж, похоже, нам остается одно: воспользоваться старомодным прикладным методом.

— Сегодня, Брок, я много думала. И пришла к выводу, что в клинике вы, в общем, сделали все возможное. Полагаю, вам следует оставить это дело и вернуться домой. — В голосе Кэти слышалось беспокойство.

— Это почему же?

— Да потому что нам меньше всего нужно, чтобы главного детектива-инспектора Скотланд-Ярда поймали при попытке вломиться в офис клиники. Кроме того, если наша теория верна, существует большая вероятность того, что в окрестностях клиники все еще разгуливает умный безжалостный убийца. И я думаю, что вы, Брок, своими действиями основательно обеспокоили его.

— Или ее.

— Извините?

— Его или ее.

— Ах, ну да… В любом случае этот человек должен быть достаточно силен физически, раз сумел перетащить тело Петроу в храм и подвесить на веревке к бронзовой решетке.

— Возможно… Считайте, что я принял ваши слова к сведению. Теперь вы примите к сведению, что тот, кто вставлял в большом доме внутренние замки, не был чрезмерно озабочен безопасностью помещений.

— О Господи! Прошу вас, Брок, оставьте эти мысли. Меня гложет дурное предчувствие. Если с вами что-нибудь случится, я буду считать себя за это ответственной.

— Приехать сюда — целиком моя идея, Кэти. И мне бы хотелось за свои страдания получить что-нибудь существенное. Но не волнуйтесь. Ни во что дурное я не вляпаюсь. Обещаю.

Все утро Брок сидел у себя в комнате и писал доклад. Когда время стало приближаться к двенадцати, он спустился в библиотеку, чтобы поискать нужный ему словарь. Выходя из нес, он столкнулся в коридоре с Грейс Кэррингтон, которая, впрочем, особой радости по поводу их встречи не выказала.

— С вами все в порядке? — озадаченно спросил Брок.

— Да. Спасибо за книгу. Но мне она не нужна. — Она сунула руку в висевшую у нее на плече сумку, достала оттуда книгу и протянула Броку. Ее голос подрагивал от гнева.

— В чем дело? Я что — сделал плохой выбор?

Она ответила ему исполненным неприязни взглядом.

— Знаете что? Давайте зайдем на минутку в библиотеку, — предложил Брок. — Сейчас там никого нет. Расскажите мне, в чем я провинился. Пожалуйста.

Поколебавшись, она зашла в библиотеку, и он закрыл за ней дверь.

— Книга здесь ни при чем, — заговорила она. — Полагаю, это удачный выбор, хотя и в своем роде. Я еще подумала, что это весьма трогательное проявление внимания с вашей стороны. Но сегодня утром я разговаривала с Рози. — Она с вызовом на него посмотрела.

— И что же?

— А то, что она была очень опечалена. Сказала, что вы оказываете на нее давление. Хотите, чтобы она рассказала вам о том, что происходило в клинике, когда умер Алекс Петроу. Она сказала, что боится вас и ваших вопросов. И тогда я вспомнила обо всех тех вопросах, которые вы задавали мне. — Она сделала паузу, контролируя свой гнев. — Она считает, что вы полицейский. Это правда?

— Как вам сказать… — Он отвернулся, избегая ее взгляда.

— Плохо, когда человек начинаете вранья, — проговорила она тихим, сдержанным голосом. — Раз начав, трудно остановиться. Кроме того, трудно определить истинную ценность того, что он хочет вам сообщить.

— Не думаю, чтобы я вам лгал, Грейс.

— Ну, возможно, не во всем. Ведь было произнесено так много слов… В любом случае я отказываюсь от вашего подарка.

Она повернулась, чтобы уйти.

— Я здесь не при исполнении, Грейс. Но то, что произошло с Алексом Петроу, так и не было до конца выяснено, не правда ли? А я полагаю, очень важно, чтобы это было сделано. Разве вы так не думаете?

— Я думаю, что вы должны оставить Рози в покое. И меня тоже. Кроме того, я считаю, что вы должны оставить в покое и Бимиш-Невилла. Ведь в действительности вся эта суета из-за него, не так ли? Вы просто не можете не копать под него — под таких, как он. Вам ненавистен тот факт, что он заботится о людях, знает, как это делать, в то время как вы умеете только наказывать.

Он не пытался ее удержать. Моросивший за окном дождь, похоже, растопил почти весь снег, и стоявший на холме храм казался в мокром ландшафте мрачным и угрожающим. Брок оставил роман «Ветер в ивах» на столе и вышел из библиотеки, чувствуя себя довольно мерзко.

Время ленча Брок провел у себя в комнате, потом спустился в игровую комнату и уселся у окна, развернув для вида газету. Окно выходило на запад — на хозяйственный корпус и гравийную дорожку, которая вела к коттеджам обслуживающего персонала. Около двух тридцати он увидел Рози и еще одну женщину, которые шли по дорожке, направляясь ко входу в подвал. Брок поднялся на ноги, вышел в холл и направился к лестнице. Они встретились в подземном коридоре у ее подножия.

— Рози? Могу я перемолвиться с вами словом? — Он заметил у нее на лице неприязненное выражение и понял, что спутница Рози тоже это заметила. — Я задержу вас на минуту, не больше.

Она заколебалась, затем сказала женщине:

— Иди, Труди. Я тебя догоню.

Та посмотрела на Брока и пошла дальше по коридору.

— Я хотел перед вами извиниться, Рози. Зато, что терроризировал вас своими вопросами. Я разговаривал сегодня с Грейс Кэррингтон, и она мне сказала, что я вас совсем запугал. Извините, если что не так. Обещаю, что в вашем присутствии я больше упоминать об этом деле не буду.

Она недоверчиво на него посмотрела:

— Что ж… Коли так, тогда все отлично.

Он кивнул. Ему показалось, что на этот раз она ему поверила.

— Возможно, я несколько переусердствовала со своими страхами. В последнее время я нахожусь в нервном, напряженном состоянии. Полагаю, вы и впрямь просто хотели мне помочь.

Она повернулась, чтобы идти за своей подругой.

— Совершенно верно, — произнес Брок. — А теперь я бы хотел переговорить с Джеффри Парсонсом. Вы, случайно, не знаете, где его найти?

Она резко повернулась и впилась глазами в его лицо.

— Не смейте! Я не желаю, чтобы вы с ним встречались! Я…

Она вдруг замолчала и прикусила нижнюю губу.

— Прошу вас, — наконец выдавила она из себя, — не делайте этого. Не разговаривайте с Джеффри. Пообещайте мне, что не будете его трогать. Обещаете?

Он с удивлением на нее посмотрел и поскреб в бороде.

Рози протянула руку и коснулась его рукава:

— Мне нужно… Мне требуется время, чтобы все обдумать. Дайте мне немного времени, Брок. Ну пожалуйста.

— Конечно, Рози. Как вам будет угодно…

Неожиданно он скорее ощутил, чем услышал какое-то шевеление, после чего они оба чуть ли не синхронно повернули головы в этом направлении и увидели стоявшую в дверном проеме своего кабинета Лауру Бимиш-Невилл, которая пристально на них смотрела. Ее глаза фиксировали руку Рози, лежавшую на рукаве Брока.

— Могу я с вами переговорить, мистер Брок? — Супруга директора одарила его холодным взглядом. — У меня в офисе?

Он вошел вслед за ней в маленькую комнату и уселся на металлический стул, как это было вдень его приезда в клинику. Лаура Бимиш-Невилл закрыла за ним дверь, обошла вокруг стола и расположилась на своем привычном месте. Положив локти на стол, она некоторое время молча сверлила Брока взглядом.

Взгляд следователя, подумал Брок. Один человек может смотреть на другого подобным образом, только если они оба знают, что кто-то из них повинен в тяжких прегрешениях.

Он спокойно рассматривал свои пальцы, даже не пытаясь поднять на нее глаза.

— Я очень беспокоюсь о своем персонале, мистер Брок, — наконец сказала она. — Работа, которую выполняют эти люди, рано или поздно заставляет их вступать в прямой физический контакт с пациентами. Такого рода интимные моменты являются необходимым условием для успешного осуществления их деятельности. К сожалению, пациенты в некоторых случаях — крайне редко, с радостью должна я констатировать, — пытаются воспользоваться подобным обстоятельством.

— Прошу прощения! — Брок с удивлением на нее посмотрел. — Вы что же — пытаетесь дать мне понять, что мое поведение временами выходит за рамки приличий?

— Я пытаюсь дать вам понять, что в курсе ваших попыток оказывать на Рози давление в силу известных одному вам причин. — Ее голос был спокоен. Брок задался вопросом, имеет ли в данном случае значение то обстоятельство, что она, выдвигая против него обвинения, использовала то же самое выражение, которое использовала Грейс. — Иными словами, из-за вас она ходит словно в воду опущенная. Будете это отрицать?

— Миссис Бимиш-Невилл! — Брок медленно поднялся с места. — Могу вас заверить, что у меня и в мыслях не было использовать в своих интересах в каком бы то ни было смысле так называемый прямой физический контакте Рози. Полагаю, что если вы с ней об этом поговорите, она подтвердит мои слова.

Он помолчал, предоставляя миссис Бимиш-Невилл возможность признаться, что она с Рози уже разговаривала. Но она произнесла другое:

— Насколько я понимаю, вы вели себя весьма недружественно и по отношению к другому члену нашего коллектива.

Брок озадаченно на нес посмотрел:

— Это к кому же?

— К мистеру Парсонсу. В окрестностях клиники, когда вы прогуливались с миссис Кэррингтон.

Брок был поражен.

— Недружественно?

— По его словам, вы за ним гнались. Он даже подумал, что вы хотите на него напасть. Я хорошо понимаю, что поначалу у пациентов могут быть определенные трудности с приобщением к нашему образу жизни, мистер Брок. В связи с этим хочу вам напомнить, что над созданием царящей в Стенхоупе атмосферы гармонии должны неустанно трудиться не только члены обслуживающего персонала, но равным образом и пациенты.

Вернувшись к себе в комнату, Брок подумал, как странно то, что Парсонс доложил Лауре Бимиш-Невилл о своем столкновении с ним во время прогулки с Грейс. Очень скоро он пришел к выводу, что, находясь в клинике, почти нет шансов скрыть свою частную жизнь от посторонних глаз. Кроме того, его немало озадачил тот пыл, который сквозил в речах Лауры Бимиш-Невилл, когда она говорила о своих подчиненных. В особенности о своем управляющем.

Вечером после обеда в гостиной большого дома показывали видеофильм «Безжалостные люди». Аудитория в целом склонялась к мысли, что Бетти Мидлер становилась все более привлекательной по мере того, как она сбрасывала вес. Брок же думал о другом — о том, к примеру, что Бен Бромли — в своем роде ланкаширский Денни де Вито. Фильм закончился около половины десятого, после чего пациенты стали медленно расходиться по комнатам и готовиться ко сну. Брок заглянул в игровую комнату, где еще сидели несколько заядлых картежников, но и они тоже скоро ушли. Около десяти часов все общественные места в большом доме опустели. Брок поднялся в свою комнату и некоторое время лежал на постели в темноте, глядя на пробивавшийся из-под двери узкий лучик света. В десять сорок он исчез. Брок выждал еще полчаса и спустил ноги с кровати.

Днем он забрал из своей машины небольшую фомку. Теперь он завернул ее в полотенце вместе с похищенным им вечером из столовой широким и тонким десертным ножиком. В кармане его халата лежали маленькая записная книжка и шариковая ручка.

Коридор и лестница освещались тусклым зеленоватым дежурным светом. Со стороны Брок походил на эксцентричного пациента, которому вдруг взбрело в голову принять среди ночи душ. Медленно двигаясь в полумраке, он спустился по лестнице в холл и направился к офису приемного отделения. Дверь в предбанник запиралась на дешевый замок с язычком и поворачивающейся алюминиевой ручкой. Брок просунул в щель двери лезвие десертного ножика, а затем отжал его в сторону, чтобы защитить от внешних повреждений панель рядом с замком. Потом вставил в щель плоскую заостренную часть фомки и резко, но не сильно дернул за рычаг. Замок открылся с громким щелчком, и дверь распахнулась. Брок вошел в предбанник, захлопнул дверь и нажал на кнопку блокировки с внутренней стороны, чтобы снова ее запереть. Аналогичную операцию он проделал с дверью, которая вела в офис, где стоял компьютер Джей.

В закутке у Джей не было окна, поэтому темнота там стояла чернильная. Двигаясь исключительно на ощупь, Брок добрался до рабочего стола Джей и, нащупав настольную лампу, нажал на выключатель. Когда лампа вспыхнула, Брок опустился на принадлежавший Джей стул.

Мелодичный писк, который издал компьютер, пробуждаясь к жизни, показался ему в тишине ночи чрезвычайно громким. Он подождал, пока выскочит ярлык с требованием ввести пароль, и напечатал имя «Джей», после чего экран расчистился и он получил доступ к необходимой ему информации. Довольно скоро он нашел то, что искал, в компьютерной папке под заглавием «Список адресатов». Туда входили такие файлы, как «Пациенты», «Персонал», «Руководство», «Новые клиенты» и, наконец, «Друзья». Открыв файл под названием «Друзья», он начал просматривать список с именами и адресами.

Не желая связываться с принтером, Брок стал переносить фамилии из списка в свою записную книжку от руки. Два имени, встреченные им в этом реестре — де Лойнса и Лонга, — он ожидал увидеть. Остальные имена тоже показались ему знакомыми, хотя он и не всегда мог вспомнить, откуда их знает. Закончив работу, он закрыл файл, а затем папку «Список адресатов». Потом продолжил поиски и обнаружил в папке под названием «Общее администрирование» многочисленные файлы, содержавшие разнообразную деловую переписку, а также серию файлов под рубрикой «Прописка», разнесенных по годам. Он открыл прошлогодний файл, добрался до раздела «октябрь» и выяснил, что де Лойнс был прописан в клинике с 21 октября по 3 ноября, то есть находился там в течение того двухнедельного промежутка, ровно посередине которого — 27 октября — и умер Алекс Петроу. В записях о второй неделе пребывания имя пациента было проставлено неправильно — «де Лоенс», и Брок автоматически, не думая, исправил ошибку.

Потом он начал сравнивать список «друзей» со списком пациентов, находившихся в большом доме 27 октября. Через несколько минут он нашел имя пациента, числившегося в обоих списках. Это был некий Саймон Мортимер, находившийся в клинике с 21 по 28 октября. Делая необходимые выписки в своей записной книжке, он неожиданно услышал звук, заставивший его замереть.

В тишине ночи совершенно отчетливо прозвучал приглушенный металлический щелчок. Однако трудно было понять, откуда он донесся. Брок затаил дыхание, ожидая, что он повторится, но продолжения не последовало. В комнате стояла полная тишина. Тогда Брок продолжил работу в ускоренном ритме, выводя на экран все новые списки имен и сравнивая их с теми, которые находились у него в записной книжке.

Но вот щелчок раздался снова.

На этот раз Брок медленно поднялся на ноги, окинул взглядом темное помещение и увидел в его дальнем конце слабое свечение под дверью примыкавшего к нему офиса Бена Бромли. Одновременно он услышал долетавшее из сопредельной комнаты неясное бормотание. Прислушавшись, он распознал голос Бромли, который разговаривал с некой особой женского пола. Брок узнал и этот голос. Он принадлежал Лауре Бимиш-Невилл.

Тут Броку пришло на ум, что если он заметил свечение под дверью офиса Бена Бромли, то люди, которые там расположились, вполне могли заметить аналогичную полоску света под своей собственной дверью. Он осторожно завернул фомку и десертный ножик в полотенце и потянулся к лежавшей на столе записной книжке. В этот момент находившийся перед ним компьютер издал громкий писк, и на экране высветился ярлык: «Исправленное сохранить?» Ошарашенный Брок несколько секунд стоял без движения, пока не осознал, что имел глупость исправить ошибку в фамилии, чем и спровоцировал вмешательство компьютера. Пока он все это обдумывал, бормотание, доносившееся из сопредельного офиса, стихло и в комнате снова установилась мертвая тишина.

Потом Бромли заговорил снова — тихо, быстро и неразборчиво.

Брок схватил свои вещи, выключил настольную лампу и бросился к выходу. Добравшись до двери и попутно ударившись лодыжкой о какой-то предмет, он нажал на кнопку, отпер замок и проскользнул в предбанник. Когда он закрывал за собой дверь, помещение, где он только что находился, ярко осветилось, и в нем послышались голоса. Брок устремился к выходу из предбанника, выбрался из него, захлопнул за собой дверь и побежал через темный холл, лавируя среди расставленных там стульев. Достигнув коридора, он со всех ног помчался в направлении западного крыла, даже не пытаясь остановиться и выяснить, не следует ли кто-нибудь за ним. Нырнув в колодец пожарной лестницы, он поднялся по ней на свой этаж, после чего, отдуваясь и переводя дух, осторожно выглянул из-за двери, чтобы убедиться, что путь свободен. Коридор был пуст, только со стороны главной лестницы доносились приглушенные расстоянием неясные звуки и голоса. В следующее мгновение кто-то включил на лестнице освещение, и стены коридора озарились неярким отраженным светом. Добежав до двери, Брок сунул было руку в карман, чтобы достать ключ, но почти сразу осознал, что ключа нет и что он оставил его на тумбочке около кровати. Выбираясь в полной темноте из своей комнаты, он забыл прихватить его с собой.

Голоса, доносившиеся со стороны главной лестницы, становились все громче. Брок извлек из полотенца десертный ножик и фомку и попытался просунуть их в щель между дверью и косяком. Фомка выскользнула у него из рук и упала на пол, соприкоснувшись с паркетом с глухим стуком. Когда он нагнулся, чтобы ее поднять, неожиданно загорелись светильники в коридоре. Снова зажав фомку в кулаке, он торопливо протолкнул ее в дверную щель и резко рванул на себя. Дверь громко хрустнула и распахнулась; Брок влетел в комнату и, привалившись плечом к стене, замер. Потом, сделав над собой усилие, захлопнул дверь, защелкнул собачку замка и, прижавшись лбом к прохладной полированной поверхности дверной створки, некоторое время стоял, переводя дух и вслушиваясь в частое тяжелое биение собственного сердца.

Внезапно в комнате вспыхнул свет, и голос у него за спиной произнес:

— Что вы здесь делаете, хотелось бы мне знать?

 

16

Брок повернулся на голос и поразился, увидев у себя в постели Грейс Кэррингтон. Она, натянув на себя одеяло чуть ли не до подбородка, смотрела на него округлившимися от изумления глазами. Брок огляделся и заметил, что у штор здесь иной, нежели у него, узор, а гардероб стоит в другом месте.

— О Господи! — простонал он. — Я перепутал дверь.

— Что? — Она смотрела на него так, как если бы перед ней оказался умалишенный. Из-за двери доносились голоса: кто-то шел по коридору в их сторону.

Брок глубоко вздохнул.

— Я пытался проникнуть в свою комнату. Случайно захлопнул дверь, знаете ли. И в темноте принял вашу комнату за свою.

Она продолжала исследовать его взглядом, переводя глаза с его раскрасневшегося от бега лица на зажатую у него в кулаке фомку. Потом тоже услышала голоса в коридоре.

— Что происходит, Дэвид? — прошептала она.

Он заколебался.

— Я повел себя неправильно, Грейс. И меня едва не поймали.

Она еще некоторое время смотрела на него, потом сказала:

— Хотите уйти сейчас?

— Я бы предпочел немного подождать — если вы, конечно, не возражаете.

— В таком случае вам лучше присесть и объяснить мне, что вы делаете у меня в комнате посреди ночи. — На этот раз ее голос звучал куда спокойнее.

Брок присел на край постели у нее в ногах и рассказал ей о Кэти и о том, как она с Даулингом посетила его дом. Он сообщил ей, не вдаваясь в детали, о разочаровании, которое постигло Кэти в связи с этим делом, и о своем предложении съездить на недельку в Стенхоуп. После этого он объяснил ей причины, заставившие его вломиться в офис, где стоял служебный компьютер.

— Как-то не верится, что старший офицер полиции способен на подобные поступки, — сказала Грейс. — А что было бы, если бы вас поймали?

Он кивнул и виновато опустил голову.

— Вы правы, мне не следовало этого делать. Кэти мне то же самое говорила.

— Если вы считаете, что Алекс был убит, то кого в таком случае вы подозреваете?

— Не знаю, что и сказать. Проблема в том, что неясен мотив. Это может быть шантаж или сексуальная ревность. Существует также вероятность того, что имел место инцидент, в который были вовлечены влиятельные люди, не желающие, чтобы их имена упоминались в связи с этим скандальным происшествием. Кроме того, мне трудно постичь до конца самого Петроу. Похоже, у него было что предложить самым разным людям.

Грейс кивнула, вспоминая свои прошлые визиты в клинику.

— Полагаю, в этом вы правы. Он обладал, что называется, универсальным обаянием и умел подстраиваться под вкусы людей, с которыми контактировал. Стоило вам с ним познакомиться, как между вами сразу возникала особого рода тонкая душевная связь; он был таким мягким, покладистым, понимающим… Но мне всегда казалось, что в глубине души это довольно жесткий человек, прекрасно осознающий свою выгоду и с хорошо развитым инстинктом самосохранения.

— В таком случае это был прирожденный манипулятор.

— Да, думаю, таким он и был. — Она пристально посмотрела на Брока, который нянчился со своими орудиями взлома, перекладывая их с места на место. — Мне жаль, что я сегодня днем так на вас напустилась. Я думала, что это вы пытаетесь манипулировать людьми.

— Полагаю, я и впрямь пытался. Пока не нарвался на вас.

— И что же вы будете теперь делать?

— Прямо сейчас? Если в коридоре все спокойно, вернусь к себе в комнату, полагаю.

— Собираетесь сокрушить еще одну дверь?

Он ухмыльнулся и пожал плечами.

— Возможно, это перст судьбы, что вы вломились именно в эту комнату. Возможно, вы даже имели такое намерение — подсознательно, хочу я сказать.

Он покраснел.

— Альтернативно вы можете остаться здесь до утра. А утром я скажу Джей, что снова забыла свой ключ в комнате, и она выдаст мне связку, которая хранится у администрации. Пациенты постоянно забывают ключи, и Джей их выручает.

Брок посмотрел на стул, который стоял у стола. Казалось, это было единственное место, где он мог расположиться. Но он уже знал по личному опыту, что здешние стулья для него маловаты.

— Ну… — начал он было с сомнением в голосе.

— Не смешите меня, Дэвид. — Она придвинулась к краю кровати, чтобы освободить для него место. Потом протянула руку и выключила свет.

— Значит, ты мне не приснился. — Он открыл глаза от звука ее голоса и увидел, что она на него смотрит. Слабый серебристый свет лился в комнату сквозь щели между шторами. В старом чугунном радиаторе под окном клокотала горячая вода.

— Нет. — Он чувствовал, как их тела прижимаются друг к другу в тесном пространстве больничной кровати. — Я реален. И самую малость… удивлен.

— Выходит, тебе не так уж часто приходится этим заниматься? — Она улыбнулась ему, и он подумал о том, какая хорошая у нее улыбка и как много этот мир потеряет с ее уходом. Он поцеловал ее в щеку и потянулся, насколько это было возможно в сложившихся обстоятельствах. — Я просто не ожидал, что в одно прекрасное утро проснусь рядом с тобой. Но я очень этому рад, поверь.

— Через полчаса я спущусь вниз и попрошу кого-нибудь дать мне ключи. Но не сейчас. — Она провела рукой по его груди и легонько его ущипнула.

— Не сейчас, — согласился он и просунул руку ей под шею. Впервые за все это время он заметил, что не морщится от боли в плече, как это вошло у него в привычку, поскольку плечо у него не болело.

— Ты думаешь, что Алекса убил Стефан Бимиш-Невилл, не так ли? — спросила она.

Он заколебался.

— У меня нет для этого никаких оснований. Но похоже, Кэти склоняется к этому.

— Я в состоянии это понять. Временами он может внушать страх, даже ужас. При этом, однако, нужно иметь в виду, что он потерял бы больше, чем кто-либо, если бы в его клинике убили человека.

— Возможно, он потерял бы не меньше, если бы по вине этого человека пострадала репутация его клиники… А ведь он тебе нравится, не правда ли?

— При чем здесь «нравится — не нравится»? Это скорее вопрос доверия. Я просто не верю, что он мог это сделать.

— А как насчет его жены?

— Лаура? — Грейс с удивлением посмотрела на Брока, затем нахмурилась. — Конечно же, нет! Как только тебя учили, если ты можешь так думать?

— Это все из-за моей привычки «наказывать» людей, я полагаю.

— Мне жать, что я это сказала, Дэвид. У тебя, должно быть, очень трудная работа. Не позволяет никому давать спуску.

— Это-то и делает ее терпимой, Грейс. Всех прощать — тоже трудная работа. Но ею, по счастью, занимается кто-то другой.

На подоконник уселся лесной голубь и удовлетворенно заворковал. Однако налетевший в следующий момент сильный порыв северо-восточного ветра согнал его с места и заставил искать себе другой насест.

Часом позже Грейс, вернувшись после посещения офиса на первом этаже, сказала:

— Оказывается, Джей сюда по воскресеньям не приходит. Ключи мне дала девушка, которая ее замещает. Но не похоже, чтобы она знала о случившемся здесь ночью переполохе.

— Не может быть, чтобы они меня не слышали. Кроме того, я оставил включенным компьютер. Однако полицию они, судя по всему, не вызвали. Пока по крайней мере.

— Что ты планировал на сегодня?

— Ничего особенного. Собирался писать доклад для конференции… — Брок замолчал. Разговаривать с ней о чем-то, что должно было произойти в будущем, ему было трудно. Он подумал, что с радостью взял бы ее с собой в Италию, но об этом он не мог даже мечтать.

— Продолжай, — попросила она.

— Никаких важных дел у меня нет. Это точно. А у тебя?

— Я могу провести этот день с тобой? Соглашайся — даже если испытываешь по этому поводу некоторое неудобство.

— Почему я должен испытывать по этому поводу неудобство? Я бы этого хотел…

— Не то чтобы я не любила своего мужа. Но это… — Она обвела рукой свои унылые голые апартаменты.

— Я тебя понимаю, хотя у нас и не Париж весной, совместные прогулки могут и здесь принести душе успокоение…

Она подошла к нему и посмотрела ему в глаза.

— Я договорилась встретиться с Рози сегодня днем. Если хочешь, я попробую повлиять на нее, с тем чтобы она поговорила с тобой.

После ленча они отправились на прогулку по окрестностям, а вернувшись, зашли в библиотеку, чтобы выяснить, нельзя ли забрать подарок Брока, но книги там уже не было.

Потом Грейс отправилась на встречу с Рози.

— Она сказала, что готова говорить с тобой, Дэвид, — отрапортовала Грейс Броку. — Полагаю, это как-то связано с ее женихом Джеффри Парсонсом. Очевидно, он что-то утаил от полиции, и теперь его это гложет. Он не хочет, чтобы Рози кому бы то ни было об этом рассказывала, но она чувствует, что если молчать и ничего не делать, то ему грозит нервный срыв. Она пыталась убедить его поговорить на эту тему с Бимиш-Невиллом, но он ответил, что сейчас ни с кем разговаривать не может.

— Она имеет хоть какое-то представление о том, что он скрывает?

— Не могу утверждать, знает ли она что-либо конкретно или просто подозревает… Странное дело: иногда она относится к своему жениху чрезвычайно предупредительно, склонна его защищать, а иногда он жутко ее раздражает и она чуть ли не бросается на него с кулаками. Сдается мне, что их отношения в последнее время зашли в тупик. И если они еще продолжаются, то только потому, что она чувствует за него персональную ответственность.

— Забавно, что и ты мне об этом говоришь. Не далее как вчера Лаура Бимиш-Невилл прочитала мне лекцию о том, как нехорошо с моей стороны оказывать давление на обслуживающий персонал. Она в связи с этим и о Рози упомянула, но более всего налегала на то, что я вел себя враждебно по отношению к Парсонсу. Оказывается, он рассказал ей, как подходил к нам, когда мы гуляли по заснеженному саду. Заявил ей, что я чуть ли на него тогда не напал.

— Ты всячески старался меня защитить, — она одарила его улыбкой. — Это было очень мило с твоей стороны.

— Меня удивило, до какой степени Лаура опекает и защищает этого Парсонса. Куда больше, чем Рози. Я даже стал задаваться вопросом: уж не состоят ли они в тайной связи?

— Они? Да ты шутишь… — рассмеялась Грейс. — Я уверена, что между ними ничего нет. Просто она, вероятно, заметила, что он в последнее время находится в подавленном состоянии. Я думаю, что Лаура и вправду беспокоится о людях, которые, так сказать, находятся в ее сфере ответственности.

— Очень может быть… Итак, когда я могу увидеть Рози?

— Она сказала, что с этим есть трудности. Лаура уже расспрашивала ее по поводу тебя. Она думает, что Лаура попросила девушек из обслуживающего персонала за ней приглядывать. Но Рози в любом случае увидит тебя завтра на сеансе акупунктуры. Вот тогда вы и поговорите.

— Ох, только не это, — простонал Брок.

— А в чем дело?

— В этой самой акупунктуре. Как-то она на меня странно действует. Во время первого сеанса я вообще потерял сознание.

— Не может быть!

— Еще как может. Главное, я не знаю почему. Мне и второй раздался с большим трудом. Кроме того, за последние два дня я здорово ослабел. Я бы подумал, что у меня начинается грипп, если бы не одна пациентка. Она заявила Бимиш-Невиллу, что чувствует себя хуже, чем неделю назад. На это он ей ответил, что так и должно быть.

Грейс бросила на него озабоченный взгляд.

— Ты уж меня извини. Я такая эгоистичная. По идее тебе следовало в этот уик-энд хорошо отдохнуть.

— Не смеши меня, Грейс.

 

17

Если бы не встреча с Рози, Брок не пошел бы на дневной терапевтический сеанс. После утреннего сеанса остеопатии у него болела спина и он едва мог сгибаться. Но еще больше его беспокоили головные боли и головокружение, которые накатывали на него волнами в течение последних нескольких дней и которые он воспринимал как свидетельство начинающегося у него гриппа. Его желудок представлялся ему каким-то инородным телом, а глаза все чаще застилала мутная пелена. Мысль о новом сеансе акупунктуры приводила его в ужас, но так как Рози выразила наконец желание с ним переговорить, он считал, что просто обязан там быть. Бимиш-Невилл перенес сеанс на час раньше, и теперь Броку должны были делать акупунктуру в то время, когда все остальные пациенты отдыхали. Брок подозревал, что добрый доктор хотел таким образом избежать ненужной огласки и разговоров в том случае, если он снова отключится. Мрачное чувство обреченности, которое он испытывал, усугублялось мрачным состоянием природы: солнце закрыли черные снеговые тучи, и над Стенхоупом сгустилась тьма.

Ожидавшая его в кабинете акупунктуры Рози определенно нервничала. Она избегала на него смотреть, особенно когда в кабинет вошел Бимиш-Невилл и занялся приготовлениями к процедуре. Бимиш-Невилл был молчалив и держался с Броком подчеркнуто официально, даже строго. Если бы Рози не пригласила его на разговор, он решил бы, что она нажаловалась на него директору. Впрочем, на него могла нажаловаться и директорская жена.

Брок, стремясь разговорить Бимиш-Невилла, услышать интонации его голоса, с самым беззаботным видом спросил:

— Сколько иголок вы воткнете в меня сегодня, Стефан?

Прежде чем ответить, Бимиш-Невилл довольно долго молчал, а когда наконец заговорил, его ответ показался Броку на редкость зловещим.

— Столько, сколько вы в состоянии вынести. Кажется, уже пора перестать с вами миндальничать.

Брок перекатился на живот и закрыл глаза. Его начал пробирать озноб еще до того, как в него вонзилась первая иголка…

Когда он снова открыл глаза, то почувствовал, что полностью дезориентирован. Первое, о чем он подумал, когда вновь обрел способность мыслить, было: «О Господи! Опять отключился».

Он усиленно замигал, силясь понять, что происходит, но вокруг было слишком темно. «У меня потемнело в глазах. Ничего не вижу. К тому же я забыл взять с собой очки…» Голова кружилась, мозг то включался в работу, то вдруг снова отказывался функционировать. Конечности сводило сильнейшей судорогой, но они не двигались. «Господи, я парализован, эти люди вызвали у меня паралич». Он отчаянно напрягался, пытаясь пошевелить ногами, затем ощутил легкий толчок, а в следующее мгновение почувствовал, как сдвинулась с места кушетка на роликах, на которой он лежал. Неожиданно он осознал, что вновь обрел способность двигаться. «Слава Богу!» Одновременно он понял, почему вокруг так темно: электричество не горело и свет мог поступать в помещение только сквозь единственное подслеповатое оконце, пробитое под потолком в каменной стене полуподвала, но из-за непогоды на улице тоже было темно, хотя стояла только вторая половина дня. Но в самом ли деле сейчас еще светлое время суток? Признаться, он не имел об этом ни малейшего представления. После лечебных процедур спина у него болела так, что он едва мог приподнять голову и пошевелить рукой, чтобы взглянуть на часы. Когда ему наконец удалось бросить взгляд на циферблат, стрелки показывали два сорок. Он находился в обмороке двадцать минут или чуть больше.

Но куда все подевались? Не могли же эти люди оставить его в таком беспомощном состоянии в одиночестве? Или Бимиш-Невилл и Рози решили, что он и так оклемается и тратить на него время не имеет смысла? Он снова опустил голову на руки и еще немного подождал. Откуда-то издалека до него доносились приглушенные звуки музыки. Может, из гимнастического зала? Или из комнаты для релаксации? Или музыку включила кухарка, чтобы ей было веселее готовить очередное чечевичное суфле? Потом он ощутил позыв к рвоте и понял, что надо что-то предпринимать, поскольку долго оставаться в нынешнем положении он не сможет. По крайней мере они могли бы не выключать свет, подумал он.

Он с трудом присел на кушетке и, поругивая болевшую спину, спустил ноги на пол. Когда он попытался на них опереться, их снова свело сильнейшей судорогой, и он откинулся на кушетку — но только на мгновение, так как ощутил болезненные уколы в спине и поторопился принять вертикальное положение. «Вот черт!» Он завел за спину немеющую руку и нащупал торчавшие у него из кожи иголки. При более тщательном исследовании выяснилось, что их около дюжины, возможно, больше, и что они идут в два ряда вдоль поясницы.

Он с минуту подождал, когда восстановится сила в ногах, проверил их на прочность, попеременно перенося тяжесть тела то на одну, то на другую конечность, слез с кушетки и потянулся к полотенцу, лежавшему поперек кушетки в ногах. Полотенце показалось ему тяжелым и каким-то странным на ощупь. Впрочем, ему казалось странным все, что с ним происходило и его окружало. Проковыляв к двери, он обнаружил, что она заперта. Большой ключ торчал из замочной скважины. Он повернул его, открыл дверь и замигал от ударившего его по глазам яркого света в коридоре.

Стоя в дверном проеме и пытаясь встряхнуться, избавиться от тумана в голове, он увидел двух пожилых леди, которые шли по коридору со стороны западного крыла. Неожиданно они остановились и уставились на него во все глаза, приоткрыв от изумления рты. Потом одна из них пронзительно закричала, а другая рухнула на пол в глубочайшем обмороке. Секундой позже в коридоре возник силуэт бегущего терапевта-мужчины; услышав крики, он поспешил на помощь и тут увидел Брока. В своих показаниях, данных позже полиции, он описывал состояние, в котором находился Брок, когда он его заметил. По его словам, тот как-то странно сутулился, нетвердо стоял на ногах и вообще производил впечатление человека, только что пережившего несчастный случай, а вся его спина была утыкана иголочками для акупунктуры. Но прежде всего терапевт увидел кровь, много крови, которая покрывала руки Брока, стекала у него по ногам и капала с полотенца, обернутого вокруг бедер, пачкая лежавший на полу ковер.

 

18

Известие о новом убийстве в Стенхоупе распространялось по штаб-квартире дивизионного подразделения полиции графства в Кроубридже с разной скоростью: некоторых частей здания оно достигло очень быстро, почти мгновенно, других — медленнее и окольными путями. Кэти сидела у себя в офисе на четвертом этаже и печатала пятый рапорт относительно Кроубриджского потрошителя шин, когда эта новость стала достоянием обитателей комнаты этажом ниже. Облаченная в форму сотрудница административного отдела взяла со стола пачку бумаг и направилась к лестнице, чтобы поболтать со своей подругой, сидевшей в офисе по соседству с офисом Кэти. Как раз в эту минуту у Кэти зазвонил телефон. Было три тридцать дня, то есть прошло около часа с тех пор, как Рози перерезали горло.

— Кэти, слышала новость? В Стенхоупской клинике новое убийство! — воскликнула Пенни Эллиот. — На втором этаже из-за этого такая суета, что можно подумать, будто началась война.

— Нет, я ничего не слышала! Что произошло? — Кэти почувствовала, как сердце у нее в панике трепыхнулось, словно оно уже знало худшее.

— Погоди. — Кэти слышала, как ее абонентка заговорила с кем-то, кто находился рядом. Потом она снова обратилась к ней: — Короче, там нашли кого-то в подвале с перерезанной глоткой.

— О Господи! Брок!

— А это кто еще такой?

Но Кэти уже швырнула трубку на рычаг и бежала к выходу. В это время женщина в форме просунула голову в дверь соседнего офиса и спросила:

— Ты слышала новость?..

Кэти притормозила под деревьями, не доехав до парковочной площадки, забитой полицейскими автомобилями с гербами графства и мигалками. Машина «скорой помощи» проехала по пожухлой траве лужайки прямиком к западному крылу и теперь стояла у выхода из подвала, распахнув задние двери. Два санитара из «скорой помощи» слонялись рядом, покуривая и переговариваясь с констеблем в форме, который первым преградил Кэти путь, когда она выбралась из машины. Она, почти не замедляя шага, помахала у него перед носом своим удостоверением, после чего, спустившись по ступеням, побежала по коридору, отыскивая путь к эпицентру бедствия по все более озабоченному выражению на лицах людей, попадавшихся ей на пути.

Криминалисты и судмедэксперты работали на месте преступления уже довольно давно, когда Кэти, обойдя группу передвигавшихся на корточках в поисках улик людей, заглянула в комнату, озарявшуюся вспышками камеры судебного фотографа. Первым делом она увидела темные потеки крови, которые были здесь всюду — на застилавшем пол линолеуме, на медицинской кушетке с роликами, на стенах и на белом халате лежавшего на полу мертвого тела. У трупа были черные волосы с характерным блеском, по которым Кэти безошибочно идентифицировала убитую как Рози Дугган.

Сделав шаг назад, Кэти перевела дух и с сильно бьющимся сердцем огляделась. Дальше по коридору из двери вышел человек в голубом пластиковом балахоне и хирургических перчатках, держа в руках несколько полиэтиленовых пакетов, где находились какие-то окровавленные предметы. Она быстро прошла вперед по коридору, заглянула в кабинет и увидела Брока. Он сидел без движения на металлическом стуле лицом к двери, облаченный в одни только боксерские шорты, изначально белые, но теперь измазанные кровью — как, впрочем, и все его тело и руки ниже локтей. Лицо у него было таким же серым, как его борода, а глаза, казалось, всматривались в некие бескрайние дали. Вокруг Брока суетились эксперты. Один выскребал что-то у него из-под ногтей, другой брал мазок, тыча ватной палочкой в кровавые пятна у него на ногах, а третий — Кэти узнала в нем профессора Пью — вытаскивал у него из спины иголки для акупунктуры. На мгновение Кэти показалось, что она находится в каком-то гротескном салоне красоты.

— А, сержант Колла! Очень рад видеть вас снова! — Профессор Пью расплылся в улыбке. Брок поднял глаза и перехватил взгляд Кэти. Едва заметно покачав головой, он вновь опустил глаза.

— Я все гадал, присоединитесь ли вы к нашей компании, — продолжал профессор Пью, нагибаясь, чтобы извлечь иглы у Брока из поясницы. — Мне казалось, что старший инспектор Таннер не преминет воспользоваться вашими обширными познаниями, касающимися этого места.

Словно в ответ на эту реплику над ухом у Кэти раздался низкий холодный и жесткий голос:

— Вы, сержант? Вон отсюда!

Кэти повернулась в его сторону, и он кивком указал ей на выход. Кэти пошла по коридору, чувствуя, что он, отстав на полшага, идет за ней следом. Повторив свой путь под западным крылом здания в обратном направлении, Кэти оказалась перед дверью, выводившей из подвала во двор. Стоявший у двери констебль в форме, заметив Таннера, вытянулся по стойке смирно. Прежде чем Кэти успела выйти, Таннер положил руку ей на рукав и остановил ее. Она повернулась к нему лицом.

— Возвращайтесь в дивизион и приведите в порядок все находящиеся в вашем ведении дела. Даю вам на это десять минут, не больше. — Он говорил тихо; его губы находились на расстоянии какого-нибудь фута от ее лица. За его плечом Кэти видела констебля, который с любопытством на них поглядывал, прилагая максимум усилий, чтобы услышать, о чем они говорят. — Ни с кем не разговаривайте. Потом поезжайте домой и ждите, когда с вами свяжутся. С этого момента вы отстраняетесь от службы в полиции графства.