Макс сорвал с головы парик и швырнул его на пол. Он был безмерно зол на себя. Он снова потерял контроль над собой. Ну что такое есть в этой женщине?

В том, что с ней случилось, она винит его. Ну, возможно, он слегка подтолкнул ее на этот путь, но во всем остальном она виновата сама. Она должна была помнить, чем рискует, ложась с любовником. Если только… А что, если кто-то взял ее силой?

Макс чертыхнулся. Что он делает! Пообещал прийти в постель к беременной женщине! И до сих пор не знает имя ее любовника. Да еще пообещал прийти без маски. Дурак, и больше ничего.

Продолжая чертыхаться, он подошел к умывальнику. Смыть хотя бы эту проклятую краску!

Холодная вода обожгла лицо. Макс посмотрел в зеркало, криво улыбнулся своему отражению и снова нацепил маску.

Эйнджел сидела на кровати, кутаясь в халат и пытаясь унять дрожь, и смотрела на тлеющие угли в очаге. Сейчас, когда она осталась одна, ей было даже трудно представить, как она могла так поступить. Добродетельная вдова – и приглашает неизвестно кого к себе в постель.

Вдова не может быть одновременно и добродетельной, и беременной.

Скрипнула дверь, Эйнджел судорожно закуталась в халат. Он не соизволил даже постучаться. Ну конечно, с падшими женщинами можно и так.

В руке его была свеча, а на лице – маска! Он мельком взглянул на Эйнджел и стал гасить свечи, одну за другой, затем задернул полог вокруг кровати, оставив открытой лишь ту сторону, где она сидела, и наконец остановился перед ней, продолжая держать в руке свечу.

– Вы вся дрожите, миледи, и неудивительно: тут прохладно, а вы босиком. Может, ляжете? – Он поднял руку, чтобы задернуть полог.

Эйнджел еле дышала. Она сама пригласила его, теперь отказываться поздно, хотя сам он нарушил свое обещание. Она откинула одеяло и легла на холодную простыню. Ее трясло.

Макс был в темном халате, его волосы, казавшиеся черными в свете свечи, падали на воротник. Лицо было скрыто под зловещей маской.

– Макс, – выдавила наконец из себя Эйнджел, – вы же обещали…

Он убрал руку, державшую полог, и сдернул маску – и в тот же миг полог упал, а он задул свечу. Эйнджел успела увидеть лишь темный овал лица и пристально глядящие на нее глаза.

Макс сел на постель спиной к Эйнджел и поставил подсвечник на тумбочку. Затем он лег и задернул полог. Матрас прогнулся под его тяжестью, Эйнджел почувствовала, что скатывается к нему, и ухватилась за простыню.

Он не делал попыток подвинуться к ней, вместо этого закинул руки за голову, переплетя пальцы. Когда глаза Эйнджел привыкли к темноте, она заметила, что он все еще в халате.

– Может быть, хотите, чтобы я ушел? – спросил Макс, не поворачиваясь.

Ну вот, сейчас или никогда. Достаточно только сказать… Эйнджел закрыла глаза и сделала три медленных вдоха и выдоха.

– Вы обманули меня, Макс.

Он засмеялся.

– Я выполнил свою часть соглашения. Надо было сформулировать поточнее. Хотя, думаю, это дело времени, утром вы посмотрите на это иначе. А пока нам есть чем заняться… если вы, конечно, все еще хотите этого.

– Я…

– Эйнджел, решение только за вами. Не хотите – ничего не будет.

– О господи, я… Макс… – Эйнджел протянула к нему руку. Он взял ее и поднес к губам. Она почувствовала, что он улыбается.

– Вы замерзли. – Макс несильно потянул ее за руку. – Двигайтесь сюда, я вас согрею.

Сопротивляться не было никаких сил. Эйнджел пододвинулась, щекоча волосами его подбородок, он обнял ее и стал гладить по спине.

– Успокойтесь, Эйнджел, ничего страшного не произойдет. Я вас не обижу. – Получив в ответ молчание, он легко поцеловал ее волосы и крепче прижал к себе.

Эйнджел как-то внезапно согрелась, вся, до кончиков пальцев на ногах. Она лежала с мужчиной, который просто обнимал ее – и все. Это было так странно и необычно… и прекрасно.

– Ну как, лучше?

Она подвинулась еще ближе. Узел на поясе халата больно вдавился в бок.

– Помочь? – спросил он мягко.

Эйнджел кивнула. Говорить она не могла.

Макс неторопливо провел рукой по ее щеке и, взяв за подбородок, приподнял лицо. Не торопиться. В прошлый раз он испугал ее. Не повторить ошибку.

Он легко поцеловал ее лоб, потом виски, потом горячие щеки. Она издала какой-то звук, точно котенок. Макс улыбнулся и поцеловал ее закрытые глаза. Длинные ресницы затрепетали, касаясь его нижней губы, точно ласкали.

Она недовольно проворчала, но ворчанье превратилось в мурлыканье, когда его губы передвинулись к уху и задержались в ямке за мочкой. Она напряглась.

– Хотите, чтобы я остановился?

– Н-нет. Не останавливайтесь.

И его губы продолжили путь по ее шее, чувствуя частое биение пульса.

– Макс…

– Скоро, Эйнджел, скоро.

Он был полон решимости насладиться каждым дюймом ее нежной кожи, прежде чем коснуться губ. Ее губы – огонь, он сразу поглотит его. Макс хорошо помнил то, что произошло в проклятой оранжерее. На этот раз Эйнджел с ним, потому что сама этого хочет. Но он должен ее подготовить. Пусть подождет.

Он дотронулся языком до кончика ее подбородка, потом поцеловал выше, у нижней губы. И замер. С судорожным вздохом ее губы открылись. Прекрасные волосы были рассыпаны по подушке. Жаль, темно, плохо видно. Он приподнял тяжелую прядь. Это надо поцеловать. Сейчас же. Он поднес прядь к губам. Она пахла фиалкой. Из его горла вырвался стон.

– Ох, Макс…

Он помедлил, стараясь взять себя в руки. Вот так-то лучше. Но долго это не продлится.

Макс погладил ее плечи, потом горло в прорези халата, но, когда его пальцы, скользнув по ее шее, переместились на грудь, она недовольно пошевелилась.

– Не так.

Макс замер.

Эйнджел простонала и стала дергать узел на поясе.

– Давай помогу, – сказал он, накрывая ее руку своей. Она мгновенно замерла.

Рано. Она еще не готова. Он лишь слегка коснулся груди через ткань халата, убрал руку и подвинулся так, что его губы оказались точно над ее губами, но не касались их.

– Эйнджел, я помогу тебе раздеться, если ты хочешь. Только скажи мне это словами.

– Пожалуйста, Макс, – прошептала она. – Да.

Он двумя руками стал развязывать узел, но не сделал и попытки раздвинуть халат. Пусть сама решает.

Ее решение было быстрым и ясным. Эйнджел одной рукой обхватила Макса за шею, а другой сунула его руку себе под халат, на грудь.

Под халатом на ней ничего не было!

Желание нахлынуло на Макса с такой силой, что еще мгновение – и все было бы кончено.

Ее довольное мурлыканье – вот что остановило его. Она хочет его, но еще не готова. Надо подождать, даже если его тело изнывает от жажды освобождения.

Макс приподнялся на локте, радуясь короткой передышке. Это мучение – касаться ее.

– Наверное, тебе будет удобнее без халата, а?

– Да, – еле слышно шепнула Эйнджел. Он стянул халат с ее плеч.

– Если ты немножко приподнимешься, я вытащу его.

Она приподнялась, но совсем не так, как Макс ожидал. Она подалась к нему и крепко обхватила за шею обеими руками. У Макса бешено забилось сердце, хорошо, что он был в халате. Иначе… Но еще рано.

– Не так, любовь моя, – проговорил он, кладя ее снова на спину. – Я тебе покажу.

И он стал целовать ее в шею, потом ниже и ниже – плоский живот, бедра, коленки, щиколотки, подъем ступней, не позволив себе касаться лишь грудей и еще одного места. Он сделает это, только когда она попросит. Только когда поймет, на что пошла.

– Макс, – заговорила она умоляющим тоном, – Макс, это невыносимо.

– Хочешь, чтобы я остановился?

– Ты сам знаешь, чего я хочу, нахал.

Макс, ухмыляясь, лег на постель рядом с Эйнджел.

– И чего же ты от меня хочешь?

Эйнджел спрятала лицо у него на груди.

– Прежде всего снять вот это. – Она подергала за отворот его халата. – Я хочу трогать тебя, Макс.

Он накрыл ее руки ладонями.

– Эйнджел, это последняя преграда между мной и тобой. Ты должна понимать – если я уберу ее, мы с тобой будем любить друг друга, станем одним целым. Ты еще можешь все остановить. Ты правда хочешь, чтобы это продолжалось?

– Да, – сказала она, засунув руку под халат и поглаживая его грудь.

– Как тебе угодно, моя леди Ангел. – Он приподнялся, вытащил из-под себя халат и бросил его на пол.

Теперь они оба были обнажены, и все-таки Макс не хотел торопиться. Он осторожно перевернул Эйнджел на спину и стал целовать ее, стараясь не касаться телом, хотя очень хотелось. Однажды она потеряла сознание, когда он хотел войти в нее, и он боялся испугать ее снова.

Однако на сей раз она, как видно, решила действовать по собственным правилам – взяла его руку и прижала к своей груди, и он почувствовал ладонью ее твердый сосок.

– Поцелуй меня, Макс, – попросила Эйнджел. Он потянулся к ее губам, она замотала головой.

– Не сюда, вот сюда. – Она коснулась руки Макса, прижатой к ее груди.

Макс легко коснулся уголка ее губ, потом переместился к груди и прижал губы к соску, исторгнув из Эйнджел стон наслаждения.

– Тебе не больно? – лукаво спросил он, наперед зная, что она ответит.

– Не останавливайся, – простонала Эйнджел.

Макс потеребил сосок второй груди. Стоны стали громче.

– Ох, Макс, я хочу тебя, я так тебя хочу. Ну пожалуйста, Макс.

Не отрываясь от груди, он скользнул рукой туда, где соединялись ее бедра. Он хотел убедиться, что она готова. При первом же прикосновении ноги ее раздвинулись, он провел ладонью по островку кудрявых волос, и палец его проник внутрь. Раз, другой, третий. И снова.

Эйнджел закричала, содрогаясь в конвульсиях.

– Ох, Макс! Ох!

Он прижал ее к себе и держал, пока не прошла дрожь. Он подождет.

– Макс? – послышался ее растерянный голос. – Что это было?

– У тебя что, это в первый раз? Раньше не было?

– Нет. – В голосе звучало недоумение. Макс почувствовал гордость первопроходца.

– Ну, так бывает, когда мужчина и женщина вместе. Когда они любят друг друга. Такое может произойти и с нами обоими… если я буду в тебе.

– Ох, но у меня никогда… Ох.

– Это бывает, только если мужчина и женщина относятся друг к другу с нежностью и вниманием. И очень хотят друг друга.

И он стал ласкать ее груди и живот, чтобы возбудить ее снова.

Она приподняла голову.

– Не так, Макс. Я хочу, чтобы мы… Полюби меня, Макс, пожалуйста.

Он лег на нее всем телом и впился в ее губы, чего жаждал с самого начала. От нее пахло фиалкой и медом.

Она приняла его с готовностью.

– Не останавливайся, – прошептала она. – Только не останавливайся.

Он медленно проник в нее, так глубоко, как только мог, хотел помедлить, не спешить, но это было уже невозможно. Он задвигался, и при первом же толчке дрожь оргазма снова сотрясла ее.

Уже совсем бессознательно он толкнулся в нее еще раз и закричал.

Эйнджел тихонько лежала в темноте, прислушиваясь к спокойному дыханию Макса. Все тело было наполнено сладкой истомой. Она даже и помыслить не могла, что все может быть так. Макс был очень нежен и ласков… сначала. А потом словно дразнил ее, пока она не взмолилась.

Эйнджел улыбнулась. Он спит. Может, теперь можно посмотреть на его лицо?

– Что ты делаешь, Эйнджел?

Оказывается, он совсем и не спит!

– Ищу шрамы, – ответила она как можно спокойнее, водя пальцами по его лицу. Ей ужасно хотелось понять, почему он прятал лицо под маской.

– Боюсь, ты ничего не найдешь. Но не останавливайся, это стимулирует.

– Стимулирует? Как странно ты выражаешься!

Макс засмеялся.

– Ах, Эйнджел, ты столько лет была замужем, а совсем не знаешь мужчин. Ты правда не понимаешь, что сейчас делаешь?

Эйнджел покраснела, хотя никто этого и не видел.

– Ну… мы…

Она хотела отодвинуться, но Макс не дал. Он прижал ее к себе и стал гладить по волосам.

– Прости, не мне говорить о твоей супружеской жизни.

Эйнджел постепенно успокоилась. Никто и никогда ее так не ласкал, и никому еще она не хотела так довериться, как Максу.

– Мой муж Джон Фредерик… – Макс порывисто вздохнул, что было, конечно, странно, но Эйнджел как-то не обратила на это внимания. – Джона Фредерика выбрал папа, – продолжала она медленно. – Он знал его как человека порядочного, которому можно доверить мое состояние. В этом папа был прав, но в остальном… Джон Фредерик был младшим сыном, понимаешь, и хотя он был доволен тем, что владеет моим состоянием, но чувствовал себя уязвленным из-за того, что я унаследую баронский титул, а он так и останется достопочтенным Джоном Фредериком Уортингтоном. Вот он и отыгрывался на мне.

Макс прижал ее к себе еще крепче, продолжая гладить по голове.

– Он бил тебя?

– Н-нет. Не сразу. Он даже не повышал голоса, но его холодное бешенство нагоняло на меня ужас. Я была уверена, что он меня ненавидит. Это когда он стал выговаривать мне за то, что я никак не могу забеременеть. Говорил, ему нужен сын, чтобы унаследовать баронство. А обо мне и речи не было. Ему нужен был его сын, его наследник.

Он приходил ко мне каждую ночь, когда бывал дома, даже когда я… Говорил, это мой долг. Два раза я теряла сознание, потому что… когда он… Прошло три года, как мы поженились, и он привел врача, обследовать меня. – Эйнджел передернуло. – И еще повитуху. Я… я просто не могу рассказать, как это все было. Они сказали, что я, наверное, бесплодна, хотя, может, и забеременею, если долго стараться. Врач назначил мне режим. – Эйнджел тяжело вздохнула. – Никакой верховой езды, никакого напряжения, ни вина, ни жирной еды и никакого общения ни с кем, чтобы не волноваться. Последний пункт добавил сам Джон Фредерик, – сказала она с горечью.

– А твой папа?

– Папа не мог вмешиваться в отношения между мужем и женой. Он расстраивался, видя, что происходит что-то не то, но ничего не мог поделать.

Макс прижался губами к ее лбу.

– Эйнджел, ты не обязана все это мне рассказывать, это слишком тяжело для тебя, я же вижу.

– Нет-нет, я никому об этом не рассказывала, но должна обязательно кому-то рассказать, это гложет меня.

Он кивнул – Эйнджел это почувствовала.

– Хорошо, давай изгоним твоих демонов, – прошептал он, крепко ее обнимая.

– Джон Фредерик нанял повитуху, чтобы та следила за мной. Это была та самая, что приходила с врачом, ужасная женщина. У нее были огромные руки, всегда грязные. Даже по утрам от нее несло виски. Она заставляла меня есть такое, чего ни один нормальный человек есть не станет. И каждый раз, когда… становилось ясно, что я не беременна, она набрасывалась на меня с руганью и говорила мужу, чтобы еще сильнее ужесточил мой режим. А потом произошло… Повитуха сказала, что я наконец понесла. Два месяца она подождала, чтобы быть уверенной, а потом сказала Джону Фредерику. Меня уложили в постель, как какого-то инвалида, и разрешили вставать и ходить по комнате не больше получаса в сутки. Я была словно в заключении. Но я согласилась бы и не на такое, только чтобы родить ребенка.

Она сглотнула.

– Но я потеряла ребенка, и это… я была просто в отчаянии. А повитуха обвинила во всем меня, сказала, что мне никогда не выносить ребенка, я все равно что бесплодна. Когда Джон Фредерик узнал об этом, он как будто помешался. Прибежал ко мне в комнату, всех выгнал, даже повитуху, и стал стегать меня… кнутом.

– О господи, Эйнджел…

Она приложила палец к его губам.

– Это было единственный раз. Сейчас-то я понимаю, на самом деле он был не таким уж и чудовищем.

– Всех-то ты готова простить.

– Да нет, Макс, он не хотел бить меня, да и бил недолго. Потом как будто опомнился, увидел, что он делает, бросил кнут и выбежал. А на следующий день его принесли на носилках. Он под ливнем скакал верхом, и жеребец сбросил его. Раненный, он пролежал несколько часов, пока его не нашли, заболел воспалением легких и умер.

– И поделом!

– Папа помог мне снова более или менее наладить свою жизнь и посоветовал не торопиться снова выходить замуж, сказал, что последнее слово будет за мной. – Эйнджел тяжело вздохнула. – А потом он умер.

Макс прижал ее руку к своей щеке, и ему показалось, что у нее мокрые пальцы. Он поднес их к губам – они были соленые.

– Милая моя, – пробормотал он, не зная, что еще сказать, чтобы утешить ее. Такие страдания и такое мужество… И теперь, когда больше нет мужа, обижавшего ее из ночи в ночь, она отдалась, возможно, один-единственный раз, какому-то неизвестному любовнику – и забеременела. Какая ирония судьбы.

Он не даст ей погибнуть. Найдет этого любовника и силой приведет его к алтарю, даже под дулом пистолетом, если понадобится. Ну а если любовник не найдется, есть Пьер. Надо только ее как-то уговорить…

Но что, если Пьер окажется не лучше этого паршивца Джона Фредерика? Ее нельзя подвергать еще одному такому испытанию.

– Макс, – Эйнджел погладила его по щеке, – спасибо тебе, что понимаешь меня. Я боялась кому-то рассказывать, но… – ее голос понизился до шепота, – я рада, что рассказала тебе.

Она легонько поцеловала его в подбородок. Он почувствовал, как она прижимается к нему грудями, и застонал. Жалость переполняла его душу, но тело снова вспыхнуло от притихшего было желания. Он лежал в постели с прекрасной, страстной женщиной, и она, пустив в ход свой только что приобретенный опыт, старалась возбудить его снова.

Ее пальцы пробежали по его ребрам и закопошились на животе. Он порывисто втянул воздух и выпустил его с протяжным стоном.

– Эйнджел, ты хоть понимаешь, что ты со мной делаешь?

Она спрятала лицо на его груди, и в следующий миг он почувствовал кожей прикосновение ее языка, а ее рука скользнула вниз живота.

– Эйнджел…

– Мне всегда говорили, что я способная ученица, – шепнула она лукаво, обхватывая пальцами его мгновенно напрягшуюся плоть. – Может, пора начать следующий урок?

Было уже почти светло, когда Эйнджел снова проснулась. Он лежал за ее спиной, и она чувствовала его уютное тепло и ровное дыхание. Вся она, и телом, и душой, была преисполнена покоем, благодарностью, счастьем. Она и не представляла себе прежде, что мужчина может быть таким нежным с женщиной, что такое вообще возможно. Да ради него она готова…

Рука Макса двинулась к ее груди и по-хозяйски сжала ее, хотя дыхание осталось все таким же спокойным. Он спал. Можно было посмотреть наконец на его лицо, чтобы запечатлеть в памяти навсегда. Когда-нибудь она расскажет своему ребенку, каков был его отец.

Эйнджел медленно протянула руку и отодвинула занавеску, впуская свет, потом осторожно высвободилась из его объятий и повернулась.

– Нет! Только не это!

Макс проснулся в то же мгновение, когда она вскочила с кровати, хватая простыню, чтобы скрыть свою наготу.

– Нет! – кричала Эйнджел. – Нет, нет!