Ночь длинная, а день самый короткий.

В дни солнцестояний и равноденствий крылатый демон Лилит, королева ночи, летит над миром, её менструальная кровь орошает пруды и реки, отравляя воду, поэтому в такой день все жидкости в доме нужно закрывать, и никто не может пить из колодцев или ручьев или купаться в озерах и реках, иначе ее кровь осквернит его.

 

Беатрис     

Мы половину ночи искали Целительницу Марту, пока не обессилели. Все промокли до нитки под потоками воды и вымазались в скользкой грязи. Удивительно, что никто не простудился насмерть или не сломал шею. А если бы это случилось — виновата Настоятельница Марта. Я так скажу — если бы она одна заблудилась в грозу, я спокойно отправилась бы спать, пусть сама ищет дорогу домой. Если она настолько глупа, чтобы выходить в такую ночь, ей следует винить только себя, но как она могла оставить там, под дождём, больную старую женщину? А Целительницу Марту мы все любили.

Гроза прекратилась, но дождь продолжал лить, превращая дороги в бегущие потоки, а поля в ловушки. Я так часто поскальзывалась и падала в грязь, как будто мои ботинки были намазаны жиром, но кожа быстро онемела от холода, и я больше не чувствовала ушибов и царапин. Мы кричали, звали Целительницу Марту, но голоса тонули в вое ветра, и даже если она ответила — мы ничего не слышали из-за шума дождя. Мы цеплялись друг за друга в темноте, боясь исчезнуть, как она, боясь, что нас утащат прочь. Про себя я кляла Настоятельницу Марту, подвергшую нас такой опасности, и уверена, не я одна.

В конце концов, Пега предложила прекратить поиски, и никто не стал возражать. Мы не обнаружили Целительницу Марту на дороге, ведущей к бегинажу, но это ничего не значило. В такую грозу она могла оказаться где угодно. В темноте легко пропустить её следы, мы могли не увидеть и не услышать её, как и она нас. Продолжать поиски было бессмысленно — мы бродили кругами, как в дурацкой игре в жмурки. Но в то же время, все чувствовали вину за то, что Целительница Марта остаётся там, в ночи. Что, если она сейчас без сознания, в какой-нибудь наполняющейся водой канаве? Что, если она лежит где-то со сломанной ногой, мучается от боли и молит, чтобы мы пришли, или того хуже, думает, что её не найдут? Держась друг за друга, мы пробивались через ослепляющий дождь, надеясь, что Целительница Марта нашла убежище, а может, она уже в безопасности, в бегинаже. Но никто из нас в это не верил.

Я задыхаясь проснулась — в очаг бросили полено, из огня посыпались брызги красных искорок. Свечи прогорели. Через ставни в трапезную уже просачивался серебристый утренний свет. Османна, склонившись над очагом, добавила свежих дров, присыпала сверху горячим пеплом, чтобы горело медленнее. Уже обувшаяся Пега бросила Кэтрин на колени плащ.

— Поднимайся, детка. Помоги мне принести из лечебницы похоронные носилки. — Она кивнула Хозяйке Марте. — Встретимся у ворот.

Кухарка Марта, пытавшаяся нагнуться и застегнуть промокшие башмаки, так и замерла на полпути.

— Святой Андрей и все ангелы, спасите нас. Пега, неужто ты решила...

— Ты не должна так говорить, Пега, — запальчиво сказала малышка Кэтрин. — Целительница Марта не умерла. Бог защитит её.

— Я разве сказала, что умерла? — рявкнула Пега. — Если Целительница Марта упала с лошади, а это вполне могло случиться, раз лошадь вернулась без неё, значит, точно ушибла спину, а она у неё и так не очень. Могла бы Целительница идти — уже была бы здесь. Наверняка поранилась и лежит где-то. И как вы собираетесь тащить её домой — закинете мне на плечо, как копчёную свинью?

Хозяйка Марта кивнула.

— Ты слышала, что сказала Пега, Кэтрин. Делай что-нибудь полезное, а не стой столбом и не грызи ногти. — Она встала на колени и помогла Кухарке Марте натянуть башмак. — А ты, Кухарка Марта, нужна нам здесь, командуй кастрюлями и пирогами. Когда Целительница Марта вернётся, надо будет накормить её вкусной и горячей пищей, да и нас тоже. Кухарка Марта открыла рот, чтобы возразить, но Хозяйка ей помешала.

— Подумай сама. Не хочется, чтобы, когда мы вернёмся голодные и усталые, пришлось несколько часов ждать, пока ты приготовишь обед.

Несмотря на свою бесцеремонность, Хозяйка Марта старалась быть доброй. После ночных поисков Кухарка Марта едва смогла добраться до бегинажа. Бог благословил её такими размерами, что не очень годятся для путешествий. Она так же, как и все мы, стремилась найти Целительницу Марту, но никому из нас не хотелось тащить ее домой на себе.

Дождь не прекращался. Внутренний двор заполнили лужи, пузырящиеся под падающими каплями. С крыши лился поток воды. Мы пробежали под ним, но холодная вода плескалась под ногами, сверху лило, и мы промокли насквозь, не пройдя и полпути. Только Леон, огромный лохматый пёс Пастушки Марты, казался равнодушным к дождю. Он то и дело останавливался и обнюхивал кусты или дорогу.

Глубокие колеи от телег наполнились водой, так что мы старались идти по обочине, продираясь через мокрые кусты. Местами дорога размокла от края до края, и нам оставалось только подобрать юбки и идти вброд. Хозяйка Марта цеплялась за мою руку, чтобы не упасть, ругаясь так, что и торговец рыбой покраснел бы.

Река стала бурой, вода угрожающе поднялась. Между берегами неслись потоки грязи и сломанных веток. Прибрежные деревья и травы уже стояли в воде. В ветках полузатопленной ольхи, словно схваченный за шею цепкими пальцами, висел мёртвый лебедь. Дождь заливал холмы. Река еще долго будет разбухать после дождя, но пока в облаках не было ни единого просвета.

Пега с тревогой смотрела на реку.

— Когда в устье реки повернёт прилив, он начнёт толкать воду вверх по течению и берега размоет. Лучше нам молиться, чтобы Целительница Марта нашлась поскорее, пока вся дорога не скрылась под водой. Давайте разойдёмся. Пусть каждая ищет по своей стороне дороги. Мы знаем, что она отправлялась отсюда, значит, если лошадь её сбросила, Целительница Марта где-то здесь.

Позади деревьев и кустарника сверкало яркой зеленью ужасающе пустынное пастбище. Посреди поля уныло раскачивался на шесте огромный рогатый череп быка, его мрачная ухмылка предупреждала о чуме и запрете пасти скот. С черепа ещё свисали обрывки высохшей плоти и шерсти, остальное начисто ощипали вороны.

Мы прошли через кустарник и дальше двигались под деревьями, хотя ветки и не слишком защищали от ливня. Ручьи бежали вдоль берега и стекали с деревьев. Мы шевелили палками кучи листьев и заросли ежевики, звали Целительницу Марту. Старые растения размокли так, что трудно было приподнимать их, заглядывая вниз. Я боялась того, что мы могли найти, но ещё больше боялась не найти ничего. Господи, только бы она была жива.

Была, конечно, среди нас одна, не особенно старавшаяся искать. Османна остановилась неподалёку. Она просто глядела вглубь леса, даже не пытаясь разыскивать Целительницу Марту — как обычно, не желала пачкать руки.

— Ты не хочешь даже попытаться найти её, Османна?

Она не обращала на меня внимания.

— Османна!

Она не двигалась — стояла, сжав кулаки, как будто не в силах оторвать взгляд от чего-то вдалеке. Моё сердце застучало. Куда она смотрит? Только бы не тело, прошу, только не это!

— Подожди, я иду к тебе!

Моя юбка зацепилась за колючий куст. Я рванула ткань и побежала к Османне. И не увидела ничего, кроме сероватых стволов да трясины корявого подлеска. Я обернулась к Османне, пытаясь понять, куда она смотрит. Неподвижные глаза широко открыты, высохшие губы сжаты, она часто и шумно дышала.

— Ты услышала крик, Османна?

Не отвечая, она продолжала смотреть в сторону деревьев. Знаю я эти её игры. Дуется, что на этот раз не она в центре внимания. Только если она думает, что я намерена трястись над ней, как Марты — она сильно ошибается.

Неожиданно Османна выпалила:

— Этот запах... лука... я... я вдыхала его раньше. Я...

Она вдруг бросилась ко мне, обхватила так, что даже больно стало, уткнулась лицом в плечо.

Я оттолкнула её.

— Конечно, вдыхала, глупая девчонка! Это черемша, букет дьявола. Она тут повсюду растёт. Шагу не сделаешь, чтобы не раздавить старые листья. И чего ты болтаешь про запах? Мы здесь не травы собираем.

Она смотрела на сбившиеся листья под ногами, как будто никогда такого не видела.

— Ничего, Беатрис. Я сама не знаю... Ничего.

— Ты, похоже, совсем не волнуешься за Целительницу Марту. И почему меня это не удивляет? Кто мог убить собственного... Ты только посмотри на моё платье! В трёх местах порвано, и всё из-за тебя!

Османна покраснела и пошла дальше.

— Правильно, — крикнула я ей вслед. — Обижайся, ещё притворись, что заблудилась, чтобы нам пришлось тебя искать. Что до меня, так я не буду. Можешь оставаться здесь, пока с голода не помрёшь, мне и дела нет!

Она не обернулась.

Господи, неужели этот дождь никогда не кончится? Какая беда заставила Настоятельницу Марту тащить сюда Целительницу Марту в разгар бури? Обеим следовало быть умнее. Настоятельница Марта, вернувшись, ничего нам не объяснила. В свете фонарей он сама выглядела столетней старухой, грязной и измученной. Она как будто ничего не понимала, когда мы задавали ей вопросы. Проходила мимо, как призрак. Пега сказала, будто думает, что Настоятельница Марта сломала руку. Я заметила, что запястье согнуто под неестественным углом, но Настоятельница Марта не позволила никому посмотреть.

Я услышала, как где-то в чаще взволнованно залаял Леон, раздались крики и свист. Они что-то нашли. Я рванулась через кусты на шум. Пега и Хозяйка Марта склонились над чем-то, похожим на кучу старого тряпья. Пастушка Марта оттащила Леона в сторону, похвалила его, ласково погладила, и пёс радостно завилял хвостом. Но мне удалось увидеть лишь пару стоптанных грязных башмаков. Ноги в башмаках не двигались. Остальные женщины стояли рядом и молча цеплялись друг за друга.

— Она?.. — выпалила я, подбегая к ним.

Хозяйка Марта оглянулась.

— Она в плохом состоянии. Кэтрин, Османна, носилки сюда. Поторопитесь, надо нести её домой, пока она не погибла от холода. Она лежала под дождём всю ночь. Пошевеливайтесь.

Османна пробежала мимо меня, Кэтрин за ней. Остальные стояли и смотрели. Что же случилось? Почему они не пытаются ей помочь? Я придвинулась ближе, заглянула через плечо Пеги — и зажала руками рот, чтобы сдержать крик.

Целительница Марта выглядела ужасно. Седые волосы вымокли, в них запутались ветки и грязь. Но меня больше напугало её лицо, опухшее и перекошенное, гротескная уродливая маска, издевательская карикатура. Широко открытый левый глаз неподвижно глядел на нас, а правый полностью закрывало опущенное веко. Рот перекошен, из уголка на шею непроизвольно стекали рвота и слюна. Целительница Марта издавала странные булькающие звуки. Хозяйка Марта попыталась приподнять голову и плечи несчастной, чтобы облегчить глотание, но толку от этого было мало. Целительница Марта дышала тяжело и прерывисто, как собака на цепи.

— Что случилось? На неё напали? — спросила я.

Хозяйка Марта покачала головой.

— Нет, не видно заметных синяков или ушибов. Без сомнения, с ней случилось что-то страшное, но это не человеческих рук дело.

Правая рука Целительницы Марты бессильно висела, но левая цеплялась за плащ Хозяйки Марты. Здоровая половина её рта яростно двигалась, отчего парализованная сторона искажалась ужасными гримасами. Из глубины горла с трудом исходили бессмысленные звуки: «Га. Гар.»

Мы с Хозяйкой Мартой переглянулись.

— Что она пытается сказать? Господь? — я склонилась ниже. — Господь услышал твои мольбы, Целительница Марта, скоро мы заберём тебя домой.

— Гар! Гар! — Целительница Марта стучала по земле сжатым кулаком.

Хозяйка Марта покачала головой.

— Она лишилась рассудка, бедняжка.

Пега оттолкнула меня в сторону и положила на землю рядом с больной носилки.

— Придержи ей голову, Хозяйка Марта. Беатрис, можешь взять за ноги? — Она обхватила руками тело Целительницы Марты. — Кэтрин, возьми её правую руку и не отпускай. Давай, Кэтрин, она тебя не укусит! Ох, уйди с дороги, девчонка! Пусть это сделает Османна. Готовы? Поднимаем, осторожнее.

Ноги Целительницы Марты безвольно висели у меня на руках. Она обмочилась. Даже через промокшую от дождя одежду ощущался этот запах. Оставалось надеяться, что Хозяйка Марта права и Целительница Марта не понимает, что произошло. Однако когда мы привязывали её к носилкам, я увидела, что она плачет.

 

Лужица     

Вода уже дошла до кустов смородины! — завопил стоящий у двери Уильям.

Я подобралась к двери. Снаружи хлестал дождь. Коричневый бурлящий поток грязи заливал кусты на краю нашего огорода. Когда я в последний раз выглядывала на улицу, вода доходила только до больших камней у дороги. А теперь дороги и совсем не видно.

— Ма, Ма, где же ты? — взвыла я. Она ушла уже сто лет назад. А вдруг из-за воды она не сможет попасть домой? Я попыталась протиснуться наружу мимо Уильяма, поискать Ма, но он схватил меня за косичку и тащил назад, пока я не завизжала.

— А ну назад, Лужа. Ма велела не выпускать тебя на улицу.

— Но я хочу посмотреть, где Ма! Вдруг она заблудилась!

— Ничего она не заблудилась, дуреха. Она старается собрать кур, пока не утонули.

Я ещё попыталась пролезть мимо него, но тут из-за дома, шлёпая по грязи, появилась Ма со старой ивовой корзинкой в руках. Сломанная ручка была перевязана кусочком жёлтой тряпки.

— Из-за чего вы на этот раз дерётесь? До смерти меня доведёте когда-нибудь. Оставили дверь открытой на таком ветру, чуть петли не сорвало. Марш внутрь, оба. Ма корзинкой втолкнула нас в дом. Изнутри слышалось кудахтанье.

—Ты спасла Бриду, Ма? — я старалась поднять плетёную крышку, но Ма оттолкнула мою руку.

— Не выпускай их, детка. Их так трудно было поймать. Мне удалось схватить только трёх. Остальные забились на деревья, а вокруг стволов теперь вода, мне не дотянуться. Может, потом сами выберутся.

— Но ты ведь поймала Бриду, да?

— Это просто куры, хорошо, что хоть каких-то поймала, — сердито сказала Ма.

Я подбежала к двери и открыла её. Ураган рванул дверь так, что в доме всё затряслось. Ма схватила меня и втащила внутрь, захлопывая дверь. Я сопротивлялась, пыталась вывернуться у неё из рук.

— Я должна найти Бриду, — рыдала я. — Она же маленькая, она не знает, что делать. Если её не спасти, она утонет.

— Твоя Брида в корзинке, в безопасности, прекрати так убиваться, — сказала Ма. — И я, кажется, велела тебе связывать одеяла. Надо подвесить всё, что можно, к потолочным балкам, чтобы уберечь, если в дом пойдёт вода. Давай, Уильям, не стой разинув рот. Забивай щель под дверью камышом с пола, как можно плотнее. И поторопись.

В доме стало совсем темно, только тускло мерцала сальная свеча на гвозде, вбитом в стену. Ма, Уильям и я сидели, сбившись в кучу на голых досках кровати. Ма сжимала в руках плетёную корзинку с курами. Было холодно. Ма закутала меня в одеяло, но я никак не могла унять дрожь. Снаружи доносился такой шум, как будто мы были посреди реки. Если бы отец был дома. Он ничего не боялся, и Ма тоже не боялась бы рядом с ним. Но отец ещё три дня не вернётся с солеварни. А вода уже внутри дома. Сначала мы не видели, что она протекает в щели. Потом Уильям закричал:

— Ма, гляди! Камыши!

Я повнимательнее посмотрела на покрытый камышом пол. Сначала он показался таким же, как раньше, а потом я увидела, что камыш движется — под него протекла вода и он поплыл.

— Ма, а что если вода поднимется выше кровати? — спросила я.

— Ничего, — сказала Ма. — Вода и раньше затекала, но не поднималась выше, чем на руку. Выше не поднимется.

Но вода поднялась. Теперь камышинки плавали уже почти на уровне кровати, а мы так и сидели на ней. Я боялась, что и кровать скоро поплывёт. Через борта просачивались маленькие струйки воды, моя юбка намокла. Ма прикрыла глаза и шёпотом что-то повторяла, снова и снова. Мне хотелось, чтобы она посмотрела, но я не смела просить — если она перестанет молиться, вода поднимется ещё выше.

Я тоже молилась.

— Ма, пусть это остановится, пусть вода уйдёт.

Раздался тяжёлый удар, как будто что-то сильно толкнуло в дверь. Стены затряслись. Ма резко вскочила. Она перекрестилась и стащила с меня одеяло.

— Нам нужно уходить. Сейчас же.

— Мы не можем, Ма, — в голосе Уильяма слышался ужас. — Если открыть дверь, в дом сразу вольётся ещё больше воды.

— Через заднее окно. — Ма потащила меня с кровати. Я взвыла, погрузившись по колено в ледяную воду. Камышинки, плавающие в воде, щекотали кожу, как бегающие пауки. Ма дотянулась до Уильяма и тоже стянула его в воду. Шлёпая по воде, мы пробрались к окну.

Ма распахнула ставни маленького окошка, в дом ворвался ветер, и единственная свеча на стене погасла. Мы остались в темноте. Я опять взвизгнула — ног в воде коснулось что-то твёрдое. Я не видела что.

— Ты первый, Уильям. Вылезай наружу и хватай за руку сестрёнку, когда я ее подниму.

Уильям с трудом перелез через край подоконника и протиснулся в окно. С другой стороны послышался слабый всплеск.

— Уильям, ты цел?

В окошке появилась голова.

— Всё в порядке, Ма.

Мы еле слышали его голос сквозь шум дождя и ветра.

— Вот, держи сестру за руки.

Ма попыталась поднять меня и перенести через подоконник. Острый край окна врезался в рёбра.

— Не надо, Ма! Мне больно! Я хочу остаться с тобой!

Я старалась вырваться, но сильные руки Уильяма крепко сжимали мои запястья. Ма сильно толкнула меня. Я закричала и свалилась вниз головой в холодную грязную воду, глотнула и начала захлёбываться, но Уильям тут же меня вытащил. Поток воды глубиной по колено нёсся так быстро, что мне пришлось крепко ухватиться за Уильяма, чтобы снова не упасть.

Из окна выглядывала Ма.

— Ничего не выйдет. Мне так не вылезти, окно слишком маленькое. Придётся выбираться через дверь. Веди сестру в церковь. Это самое высокое место в округе.

— Нет, Ма, мы подождём тебя здесь, — испуганно сказал Уильям.

— Я не смогу пробраться к вам вокруг дома. — Ма протянула руку и коснулась его щеки. — Я приду в церковь. А теперь марш отсюда. Будь смелым мальчиком, чтобы отец тобой гордился.

Я слышала, как стучат зубы Уильяма. И мои тоже. Он больно сжимал мою руку.

— Идём, ты слышала, что сказала Ма.

— Не отпускай сестру, Уильям, — крикнула нам вслед Ма. — Не отпускай её!

Я обернулась помахать на прощание, но Ма уже не было. Только тёмный прямоугольник окна.

Впереди виднелись чёрные контуры домов, стоявших за нашим. Уильям тащил меня к проходу между ними. Я спотыкалась обо что-то, невидимое под холодной чёрной водой. Что-то запуталось вокруг ног, наверное, змея. Я закричала, но Уильям нагнулся и отбросил это в сторону.

— Замолчи, — приказал он. — Это просто обрывок старой верёвки.

Потом мы брели в темноте между домами. Дождь хлестал в лицо так, что трудно дышать. О ноги бились плывущие вещи — мягкие и мохнатые, заставляющие содрогнуться, или жесткие и колючие, которые больно царапали. Должно быть, мои руки и ноги были в порезах, я чувствовала боль, а текла ли кровь — не видела.

Вода закружилась и потащила меня назад. Теперь она стала гораздо глубже, мне по пояс. Мне с ней не справиться. Я повисла на руке Уильяма и заплакала. Он склонился ко мне.

— Залезай на спину. Я тебя понесу.

Руки и ноги у меня совсем закоченели. Я еле влезла ему на спину и обхватила руками шею. Он согнулся, пробираясь через потоки воды. Мы шли по дороге, только теперь она превратилась в реку. Несколько раз Уильям поскальзывался, падал на колени, и моя голова оказывалась в холодной воде. Я понимала, как ему тяжело. Он шёл всё медленнее. А если мы туда не дойдём?

Впереди по воде шлепали ещё какие-то смутные тени. В темноте не разобрать, кто это. Может, среди них идёт Ма, чтобы нас забрать?

— Ма, Ма! — громко завопила я, чтобы она могла услышать сквозь шум ветра и рёв воды. Но никто не остановился, не повернулся к нам. Тени исчезли.

Я больше не понимала, где мы. Церковь ведь недалеко, почему мы до сих пор не дошли туда? Может, сбились с пути? Дождь лил так сильно, что глаза толком не открыть. Я всматривалась в темноту. Впереди блеснул слабый свет. Он будто плыл в высоте, исчезая в потоке дождя и появляясь снова.

Уильям опять чуть не упал.

— Придётся тебе... слезть... я больше не могу... нести...

Я не могла расцепить замёрзшие руки, но он снял их со своей шеи, и я соскользнула вниз, в ледяную воду. Он крепко схватил мою руку.

Чёрная маслянистая вода доходила мне до подмышек. Идти было ужасно тяжело. Ноги замёзли так, что почти не слушались.

— Я не могу... Уильям... я не могу идти.

— Можешь... Гляди, вон уже ограда кладбища. Тебе надо только добраться до этой стены... и всё. Идём.

Он потащил меня за собой. Что-то с силой ударило меня сбоку, сбило с ног. Я упала навзничь, голова нырнула под воду, я захлёбывалась и не могла подняться на ноги. Уильям ещё держал мою руку, но вода тащила меня от него. Казалось, моя рука сейчас сломается.

— Держись за меня! — кричал Уильям, но я не могла. Я чувствовала, как с руки соскальзывают его пальцы, а мои, с перепонками, никак не сжимались.

— Помогите! — крикнул Уильям. — Я не могу её удержать.

Я не хотела больше сопротивляться. Было холодно. Может, я превращалась в лягушку или в русалку. На ногах появились перепонки, как на руках, и я поплыву по реке, к морю, к отцу. Я больше не слышала Уильяма, только странный грохот. Я всё глубже погружалась в воду.

Что-то тяжёлое зашлепало по воде позади. В следующую минуту меня подхватили толстые волосатые руки, я закашлялась, из меня потоком полилась вода.

— Я поймал её, парень, — кузнец Джон внёс меня в церковь.

Он опустил меня на пол. Ноги не слушались. Я упала на устилавший пол камыш, скрючившись от боли, попробовала подняться, но не получилось. Живот болел, горло жгло. Я сидела, дрожа от холода, глаза слезились от гари свечей.

В церковь набилось много людей, мокрых и грязных. Младенцы плакали, дети постарше ныли. Некоторые укрывали плечи мешковиной, кое у кого были одеяла, но большинство просто промокло насквозь, как я. Брат пошатываясь подошёл ко мне, опустился на пол. Он дрожал, губы посинели.

— Т-тебе холодно? — Зубы у него стучали.

Я закивала, пытаясь обхватить себя мокрыми руками.

— Не двигайся.

Он исчез в толпе. Его не было долго, и я начала бояться, что он не придёт. Уильям вернулся со свёрнутым куском мешковины, сунул его мне. Ткань была тяжёлая и тёплая.

— Прижми его к себе. Это камень, нагретый у огня. Я не могу отвести тебя к жаровне, там собралось слишком много людей, но я стащил один нагретый камень. Загорелое лицо Уильяма казалось бледным, из ссадины на лбу сочилась струйка красной крови.

— Ну же, Лужица... Помнишь, как всегда говорила Ма: держи ноги сухими, и не простудишься. — Он нагнулся и попытался развязать шнурки моих размокших башмаков, но они пропитались водой, а его пальцы замёрзли и не гнулись. — Вот хреновина!

— Уильям! — вздохнула я. Ма сердилась, когда он так говорил. В глазах у него стояли слёзы. — Уильям, где же Ма? — Мне внезапно снова стало страшно.

Он быстро провёл рукой по глазам.

— Я не смог её найти... её здесь нет... пока нет.

Я всхлипнула.

— Но она обещала... сказала, что будет здесь... я хочу к ней... мне плохо. Хочу к маме.

Уильям сел на камышовый пол рядом со мной, неуклюже обнял мокрой рукой за плечи.

— Не смей реветь, Лужа, не то, когда в следующий раз пойдём за дровами в лес, я прибью к дереву твою косичку и оставлю тебя там, чтобы Оулмэн забрал. Ма придёт. Раз сказала, значит придёт, понятно? Она в любую минуту может войти в эту дверь, незачем ей видеть, как ты кривляешься.

Я не беспокоилась, что она застанет меня плачущей. Я не боялась, что она рассердится, как целый рой ос. Я только дрожала и цеплялась за Уильяма, молясь, чтобы эта дверь открылась и вошла Ма.