Охота на королька

День, когда церковь раздаёт милостыню беднякам. На королька, короля птиц и потустороннего мира, охотятся и убивают его, чтобы прогнать зиму и позволить вернуться весне.

 

Лужица     

Из нашего дома выскользнул Мастер Совы. Я притаилась за кустами, затаив дыхание. Большая покрытая перьями голова вертелась туда-сюда, как будто он высматривал, что делают люди, даже через стены. Он шмыгнул между домами. Я осторожно прокралась вперёд, посмотреть, куда он пошёл, но он исчез.

Как только он ушёл, на пороге нашего дома показалась Летиция и подозвала меня. Теперь она всегда у нас. Я хотела, чтобы она ушла и оставила нас с Уильямом одних. Я как можно медленнее поплелась к ней.

— Ты грязная, как ухо нищего, детка. Что сказала бы твоя мама? Какая отвратительная грязь. — Она плюнула на угол своего фартука и потёрла им мою щёку. — А теперь слушай. Мастер Совы сказал, что те чужестранки вернулись в деревню раздавать еду. Не смей ничего у них брать. Поняла?

— Но я хочу чего-нибудь поесть, — заныла я. — Я такая голодная.

— Голодная ты или нет, а та еда порченая. Иначе откуда бы они взяли столько, когда в деревне не осталось ни кусочка?

— Ничего она не порченая. У меня был...

— Что у тебя было? — возмутилась Летиция. — Я надеюсь, ты не подходила близко к дому тех женщин, детка, а не то, когда твой отец вернётся с солеварни, ему придётся задать тебе хорошую трёпку.

— Не подходила, честно, не подходила. — Щёки у меня горели. — Я имела в виду, что видела, как некоторые деревенские вчера брали у них еду, и пока не померли и в жаб не превратились.

Летиция фыркнула.

— Тебя могут заворожить, а ты и не заметишь. Знала я одну несчастную, её сглазила дочка старой Гвенит. У неё начались ужасные кошмары, ей казалось, что на неё набрасывается чудовищная птица. Она так мучилась, бедняжка. Зачахла и умерла, не прошло и года. А теперь чужестранки приютили внучку Гвенит. Потоп из-за неё, и те женщины ей помогают. Пока они не явились, в Улевике никаких проблем не было, а теперь одни несчастья. Разве не так? — Она перекрестилась. — Так что запомни мои слова и держись подальше от этих женщин.

— Ты не моя мама. Я хочу к маме! — крикнула я.

Летиция грустно покачала головой.

— Желание не вернёт её, дорогая.

Я последовала за серыми женщинами из деревни и дальше по дороге. Я пряталась за кустами, и они не замечали меня, занятые своим разговором.

Деревня стала похожа на болото. На все стены высоко налипли зелёные водоросли. Все низины в полях превратились в огромные лужи. С дороги вода почти сошла, кроме самых больших луж, но всё внутри домов и снаружи было покрыто толстым слоем хлюпающей грязи, такой глубокой, что я тонула в ней почти по колено.

Беатрис прикрывала нос краем плаща.

— Какая вонь! Я прямо чувствую её вкус. Хорошо, что ветер дует не в сторону бегинажа.

— Скажи спасибо, что ты тут не живёшь, — сказала Пега.

— Почему они хотя бы не сожгут туши утонувших животных? — проворчала Беатрис. — Эта дохлая кошка на дороге, раздутая и с вывалившимися кишками, воняет так, что меня тошнит даже на другом конце улицы.

— Новорожденного и то меньше тошнит, чем тебя, — засмеялась Пега. — Желудок как у принцессы. Слишком уж хорошо ты всю жизнь питалась, вот в чём дело. Деревенским приходится копаться в кучах отбросов возле своих домов, выискивая клочья сухой соломы и папоротника, лишь бы устроить постель, им не до того, что валяется на улице. Кроме того, кажется, в деревне лихорадка. Вон тот малыш у двери, ему явно плохо.

Женщины закивали.

— Я видела нескольких таких, у одного кровь шла из носа.

— А я видела двух маленьких девочек, которых тошнило.

— Уверена, это не слишком серьёзно, просто расстройство желудка, — сказала им Беатрис. — Эти дети копаются во всяком мусоре, должно быть, нашли и съели какую-нибудь гниль. Я не видела в деревне ни следа людей д'Акастера. Разве его управляющий не прислал никого на помощь?

— Как я слышала, все люди Филиппа добывают мясо для Поместья, — Пега сплюнула в канаву. — Он скорее будет стоять и смотреть, как у его ног ребенок тонет в луже, чем нагнётся, чтобы спасти, даже если это один из его бастардов. — Она остановилась и обернулась, глядя в мою сторону, хотя я была уверена, что она не могла меня заметить. Потом усмехнулась.

— Иди-ка сюда, маленькая мышка. Тут тебя никто из деревенских не увидит. Ты голодная?

Прежде чем приблизиться, я со страхом оглянулась на дорогу. В огромной руке Пега держала большой кусок холодной баранины. Я потянулась за ней, но отдёрнула руку. Что, если баранина заколдована, и я умру, а потом меня заклюют птицы? Но есть хотелось, а баранина так вкусно пахла. Я выхватила мясо у неё из рук и впилась в него зубами. Ну и пусть я умру, я не могла отказаться от еды.

Все женщины заулыбались — все, кроме высокой злюки. Она где-то повредила руку, и к ней были крепко привязаны две плоских деревяшки. Злюка хмуро посмотрела на меня.

— Скажи мне, дитя, почему многие из деревенских отказываются брать у нас еду? Они ведь, наверное, голодные, как и ты.

— Потому что Мастера Совы говорят, что она... заколдована, — прошептала я. — Летиция сделала ведьмин горшок. Она помочилась туда и набросала булавок и шипов, а потом поставила у себя под очагом. Она говорит, когда огонь разгорается, он жжет ваши кишки и колет, и так будет, пока вы не признаетесь. Вы же сейчас не горите? — внезапно испугалась я.

Женщины в сером смеялись и качали головами.

Но злюка рассердилась ещё больше.

— Тебе никто не говорил, дитя, что такие дела приносят зло? Если ты чего-то боишься, молись и Бог поможет... Он обязательно услышит молитвы ребёнка.

Она выглядела огорчённой и обеспокоенной. Может, кто-то, кого она любила, пропал в буре, как моя мама. Мне хотелось обнять её, чтобы утешить, но я её слишком боялась.

 

Настоятельница Марта     

После разрухи и хаоса деревни лечебница выглядела мирной и тихой. Я медленно переходила от одной кровати к другой, благословляя больных. Ральф почтительно поздоровался со мной. На коленях он баюкал искалеченного ребёнка. Мне хотелось самой лечь в одну из кроватей и проспать целый месяц.

Боль в руке не давала спать по ночам, и я пыталась преклонять колени в молитве. Я могла бы молиться бессонными ночами. Даже если бы я лишилась рук и ног, если бы мой язык онемел, глаза ослепли, а уши оглохли — даже тогда я могла бы молиться. Но я не могла. Искажённое лицо Целительницы Марты всё время плыло под поверхностью моих мыслей, как утопленник.

Если бы я вернулась назад, чтобы найти Целительницу Марту, а не последовала за внучкой Гвенит — могла бы я её защитить? Спасла бы, если бы мне хватило смелости и веры, чтобы сразиться с демоном? Но больше всего меня мучил один вопрос — почему в битву вступила она, а не я, почему она избрана? Неужто её вера настолько сильнее моей?

Я стояла перед алтарём и держала в руках величайшую тайну жизни, и этой и будущей.

Это мои слова обращали простой хлеб и вино в Его плоть и кровь, чтобы другие могли их вкусить. Но я была только каналом, по которому течёт поток, оставляя меня позади, пустой и холодной. Какое право я имела просить большего? Священник — лишь инструмент, как нож, ложка или миска.

Наконец, я подошла к постели моей старой подруги. Мне хотелось перенести Целительницу Марту в её комнату, но я понимала, что это было бы непрактично. Андреа можно было оставлять одну на несколько часов, за исключением последних дней, а по словам Османны, работавшей в лечебнице с ночи шторма, за Целительницей Мартой нужен постоянный присмотр. Она пыталась выбраться из кровати, и если соскальзывала с неё, не могла сама подняться. Несколько раз Османна обнаруживала её захлёбывающейся собственной слюной. Мы не могли оставить кого-то день и ночь следить за ней в её комнате, по крайней мере, не сейчас.

От Целительницы Марты пахло лавандой и застоявшейся мочой. Она сползла в кровати, так что голова склонилась вбок, как у повешенного, и смотрела на меня широко открытыми глазами, зажав покрывало в кулаке здоровой руки.

— Гар.

— Что это значит, Целительница Марта, что ты хочешь сказать?

Она хрипло вздохнула.

— Гар. Гар. Гар! — она раздражённо стукнула по своей ноге здоровой рукой.

Я не представляла, что в таком слабом теле может быть столько ярости, и тем более не ждала этого от Целительницы Марты. К нам подбежала Османна, подхватила её под руки, подняла в постели повыше и осторожно уложила голову на подушку — как голову Иоанна Крестителя на блюдо. Целительница Марта, тяжело дыша, откинулась назад и закрыла глаза.

— Она об этом просила? Чтобы её подняли?

Османна казалась расстроенной.

— Не знаю. Она всё время повторяет эти звуки, кто бы с ней не говорил. Иногда выкрикивает, иногда шепчет. Никто не понимает, что это значит.

— Надо думать, смысла тут не больше, чем в детском плаче. Как она?

— Большую часть времени она просто лежит, глядя в пустоту, целыми часами, и непонятно, спит она или нет. Но иногда, Настоятельница Марта... — она заколебалась, нерешительно обернулась на призрак в кровати. — Иногда я вижу, что она плачет. Не могу сказать, из-за боли или нет. Не знаю, можно ли дать ей что-нибудь.

— Целительница Марта не станет плакать от боли. Вспомни, как она все эти годы мучилась со спиной, но не жаловалась. Она плачет из-за увиденного зла, её слёзы — молитва о тех, кто не раскаялся. Разве сам Господь не оплакивал жестоковыйный народ Иерусалима?

Похоже, Османну я не убедила. Но я надеялась, что права. Я молилась, чтобы так и было.

— Выглядишь усталой, Османна. Ты целый день здесь?

— Но я не против.

— Рада слышать. Но всё же налей себе немного эля и выйди во двор. Холодный воздух тебя освежит. А я побуду здесь.

Она благодарно улыбнулась и ушла, устало спотыкаясь о камыш на полу.

Я взяла правую руку Целительницы Марты. Ладонь лежала в моей как мёртвая рыба. Я сжала её, но не получила ответа.

— Я так давно к тебе не приходила. Прости, Целительница Марта. Ты же знаешь, я проводила бы все дни у твоей постели, если бы могла. Но сейчас мне некогда. Женщины напуганы. Они слишком сильно зависели от тебя. Я виновата, что до сих пор этого не поняла. Им следует полагаться только на помощь Бога. Я должна показать им, что бегинаж может существовать и без тебя. Не хочу, чтобы они увидели, как я боюсь тебя потерять.

Выражение её лица не изменилось.

— Через несколько дней мы выбираем новую Марту. Кто-то должен взять на себя работу в лечебнице. Хотя она никогда не сможет заменить тебя, — поспешно добавила я. — Все эти дни я молюсь о правильном выборе, но так и не решила, кто станет твоей преемницей, ни у кого нет такого опыта и навыков. Я хотела бы, чтобы на собрании ты была с нами. Ты всегда могла предсказать, какие плоды даст каждый росток.

Целительница Марта не ответила. После того, как Османна поправила постель, она лежала тихо. Османна хорошо о ней заботилась, как и о других больных. Ральф и старая Хильда — все, похоже, ее слушались. В лечебнице царили покой и порядок, почти как под управлением Целительницы Марты. Не идеально, но пациенты казались вполне довольными.

Но Османна слишком молода для назначения Целительницей Мартой, она почти ребёнок. А может, нам и нужна молодая кровь, молодые бегинки для нового бегинажа, которые продолжат дело после нашей смерти. Если Османну учить быть Мартой, позволить присутствовать на совете и слушать обсуждения, она освоит знания, а зрелость придёт со временем.

Я склонилась над Целительницей Мартой.

— В ночь бури, сказав «что для последователя недостаток, для лидера — достоинство», ты это имела в виду? Нам следует назначить Османну Мартой?

Целительница Марта смотрела пустыми глазами.

Я сжала её руку.

— Знаю, Марты думают, мне не следовало брать тебя с собой той ночью. Мне не говорят этого в лицо, но я вижу упрёк в их глазах, когда они вспоминают о тебе. Их осуждение — ничто в сравнении с той виной, которуя я сама чувствую за то, что с тобой сделала. Но Бог велит нам хоронить мёртвых. Я выполняла Его волю и полагалась на неё. Я нашла потом то место, там нет ни следа тел ни ребёнка, ни той несчастной женщины. Тело Элдит просто исчезло. Но оно там было, разорванное в клочья. Мы обе видели. Я прикасалась к нему. Может, их обоих сожрал Оулмэн? Если так, значит, я не только навлекла беду на тебя, моего старого друга, я не смогла защитить доверенную мне душу ребёнка Элдит. Я всегда считала, что вера может защитить от любого зла. Но где был той ночью Бог? Он оставил меня?

Целительница Марта открыла здоровый глаз, и я поняла, что трясу её руку. По лицу, искажённому дьявольской маской, бежали слёзы.

— Га, — прошептала она, с трудом издавая нечеловеческие звуки. Демон разрушал и её тело и мозг, как будто съедал изнутри.

Я закрыла глаза и снова увидела его, круглые горящие глаза, огромные чёрные зрачки, я всё глубже проваливалась в эту бездонную темноту. Какое там таилось дьявольское зло? Что увидела в них Целительница Марта, отчего её лицо навсегда застыло в этой адской гримасе?

Я не верила, что чудовище существует, а теперь оно для меня реальнее Бога. Я вижу его лицо каждый раз, как пытаюсь молиться. Слышу щёлканье ужасного клюва и чувствую зловонное дыхание. Этот демон возникает передо мной, будто молитвы обращены к нему. А Бог молчит. Его нет рядом со мной.