Самолет уже набрал высоту, в иллюминаторе видны облака и первые лучи солнца. Мы летим на восток, но кажется, что на встречу солнцу. Ощущение, что желудок приподнялся к горлу прошло так же, как и ощущение легкости во всем теле. Теперь я чувствую себя как обычно.

Я наконец дожевала тягучую ириску, предложенную стюардом в начале пути. Конфетка с шоколадной начинкой, притупила чувство голода и заполнила весь рот непрекращающейся сладостью.

Виднеется крыло и едва заметные струи воздуха, которое оно разрезает. Горячий воздух обтекает стальную обшивку крыла по гиперболе, растекаясь и растворяясь в пространстве. Под нами все еще облака, когда взлетали, я еще видела безрадостно-серую картинку английского пейзажа, теперь под нами ровный ковер состоящий из пара, влаги, разряженных частиц воздуха и воды, просвечивающихся снизу солнцем и окрашивающихся во все оттенки золотого и алого.

Я закрываю шторку иллюминатора, обращая внимание на происходящее вокруг, стол слева уставлен блюдами на завтрак. Из всего многообразия предложенных блюд меня прельстило только кофе, обещающего ароматную горечь способную перебить вкус карамельной конфеты. Помнится, Эланис — подруга, работающая стюардессой, говорила о том, что леденцы и другие угощения выдаются пассажирам намеренно чтобы успокоить и отвлечь от панических мыслей о падении и убрать боль в ушах из-за натягивающей от перемены давления барабанной перепонки.

Действительно помогает.

Драконы тоже не отказались от лакомства, видимо в личине людей и они не лишены некоторых физиологических неудобств. Но может они просто не равнодушны к сладкому? Если вспомнить памятный завтрак в воскресенье, тосты с джемом были первыми, что канули в небытие под натиском мужского аппетита.

Стюард Бенджамин спешно накрыл на стол, расставив тарелки с блюдами из сыра, фруктов, бутербродов и чего-то рыбного с дольками лимонов, и поспешил скрыться за дверью, ведущей к помещению для бортпроводников и к кабине пилотов. Стянув сапоги и почувствовав свободу, я поднимаюсь, потянувшись вправо и влево, скрепив руки за спиной. Зябко все-таки, тело в кресле немного затекло. Я подхожу к столу, наливая себе кофе и жалея, что здесь чашки, а не кружки, с последних пить куда удобнее. Оглядываюсь на кресло и решаю, что останусь здесь. Нужно позавтракать иначе буду злой и ужасной неприятной личностью.

Сфайрат и Рэндалл негромко общаются через проход, расположившись один в кресле, а другой на угловом диване. Несмотря на мою неприязнь к Рэндаллу за ними было интересно понаблюдать, чувствовалось, что их связывают не только деловые отношения, но и дружба, товарищество. Также ощущалось, что лидер в их дружеском тандеме — Сфайрат. Мне не удастся объяснить на каком-то примере в чем это выражалось, просто было ощущение и всё тут.

Рэндалл, что в аэропорту, что в самом лайнере вел себя подчеркнуто вежливо, держал дистанцию и за все это время обратился ко мне лишь вскользь, на стойке с регистрацией. Внешность двух мужчин не осталась незамеченной женской частью персонала аэропорта и им всячески старались угодить и привлечь внимание. Я же избалованная таким «добром», как внешность (все-таки среди эльфов живу!) старалась держаться от этой «ярмарки невест» подальше, предпочтя в обслуживании мужской персонал. Мужчины не старались оценить мои внешние данные на вскидку с умственными, а если и делали это, то не так явно, не видя во мне угрозу и потенциальную соперницу их счастью. Единственное, что позабавило меня так это момент на той же стойке с регистрацией. Рэндалл обернулся в мою сторону, а его выразительный взгляд и кивок в сторону женщин так и говорил:

«Вот так нужно угождать драконам. Видела? Они стараются».

Я кивнула, насколько это можно серьезно, без тени улыбки и даже не усмехаясь в глубине души, очередной раз поблагодарив Богов, что моим боссом стал Сфайрат, а не Рэндалл.

Бортпроводник Бенджамин меняет блестящий металлический кофейник на “новый” из носика которого идет пар, ставя рядом крошечный графин со сливками. Я смотрю на его лицо, он бледен и вряд ли причина его бледности в плохом самочувствии. Мне жаль его, но ему придется потерпеть нашу компанию, хотя, мне казалось, что драконы спокойны если не сказать в хорошем расположении духа.

Я ободряюще улыбаюсь ему, стараясь вложить во взгляд и улыбку, как можно больше спокойствия. В другой раз, будь у меня побольше магии, я бы смогла повлиять на его настроение: придать уверенности или наоборот равнодушия, но сейчас приходится довольствоваться улыбкой и тем, что имею — собственным примером. Я девушка, что «по определению» слабее его, не боюсь, а значит и ему опасаться нечего.

— Спасибо.

Экран телефона, лежащего рядом освещается, демонстрируя прилетевший конверт-сообщения. Интересно, от кого на этот раз? Я улыбаюсь, вот! Я ведь только что вспоминала ее. Эланис!

«Привет! Ты производишь фурор! Все иные обсуждают тебя и с кем ты была. Куда собралась?»

Что? Нахмурившись, я не могу сдержать улыбки, поэтому смотрю в потолок, сдерживая смешок, и поэтому улыбаюсь еще шире, а потом обратно в телефон. Неожиданно и весело.

«Быстро ты нашла мой номер, чтобы сообщить, что сама не видела.:-) Ты хотела сказать: обсуждают тех, с кем я была. В Дубай.»

Следующее сообщение приходит практически тотчас же, пока я тяну на себя пластинку сыра. Задерживаю во рту, ощущая приятный сладковатый ореховых вкус, с небольшой горчинкой. Вкусно.

“А с ними что-то не так? Нет, все правильно (гневный смайлик) обсуждают тебя и твою работу на людей. Женщины обсуждают мужчин.”

Верно. Я совсем забыла, что только я знаю, что они драконы поэтому у иных такая реакция. Что до женщин… Так я и не удивлена, если только стоит поразиться масштабностью и скоростью передвижения сплетен. Все-таки в аэропорту было достаточно большое количество народу, чтобы обращать внимание только на нашу небольшую компанию.

“Все с ними так, что касается женщин я другого и не ожидала. Иные — известные снобы. Как сама? Мы давно с тобой не виделись. Где ты сейчас?» — тыкаю я быстро в виртуальные клавиши, нажимая кнопку «отправить».

Делаю глоток кофе и еще один, сладость во рту исчезает, теперь в кофе можно добавить сливки. Надо было взять с собой ноутбук с телефона тоже можно почитать о стране, в которую мы направляемся, но неудобно приходится напрягать глаза и то и дело перелистывать страницы.

Я поворачиваюсь влево, глядя на босса. Он сидит, откинувшись назад, в глубоком кресле с закрытыми глазами. Спит или думает? Первое время после взлета он смотрел в иллюминатор, наблюдая за происходящим за бортом. О чем он думал? Хотелось ли ему полетать или тех четырех часов, что он отсутствовал ночью было достаточно? Это ведь все равно, что птицу в клетку посадить и поставить ее перед окошком, чтобы она наблюдала полет. Птица может и не ощутит разницы, мало заинтересуется происходящим, но он ведь дракон. Я не лезла с разговорами, ограничившись молчаливыми наблюдениями со своего места. Мне кажется ему надо дать время побыть одному, хотя бы со своими мыслями. Мне кажется, что в последние дни, меня в его жизни слишком много.

Что до меня, мне интересно с ним, мне любопытно, чем закончится вся эта история и я не испытываю одиночества, с острой потребностью занять свое время полностью, чтобы не осталось времени на ненужные мысли.

Я рассматриваю его украдкой, но как бы случайно, мимолетом, переводя взгляд из одной точки салона в другую. Черты его лица расслаблены, он перестал быть строгим и собранным. Да-да, именно так, именно в аэропорту, очередной раз взглянув на него, я добавила еще одно определение его внешности, сравнив с другими окружавшими нас мужчинами: шофер, регистратор, сопровождающий, стюард, пилоты, даже Рэндалл, их лица более… Я задумалась над определением. Беспечные? Не совсем так, но очень близко к этому.

Сейчас, он похож на себя вчерашнего, расслабленного, умиротворенного и наслаждающегося прикосновениями. Я улыбаюсь этому воспоминанию, взглянув на него еще раз и уловив едва заметное движение уголка его губ, отворачиваюсь. Почувствовал, что я смотрю на него?

“А с чего ты решила, что он летал? — шепчет сердито внутренний голос, обжигая своим неожиданным присутствием и злым предположением, — он мог проводить время совершенно другим образом. В чьей-нибудь приятной компании.”

Действительно. Я закусываю губу. Ощущаю себя непроходимой дурой, наивной и недалекой. Могла бы подумать об этом и раньше, ведь не может быть такой мужчина один. С его внешностью и положением в обществе, женщины должны за ним стайкой виться, охотиться и даже ухаживать. Видела я таких, немного правда, сразу дают понять, где их территория. Смешные.

С другой стороны, я не заметила в его квартире присутствия женщины.

«Он же только что переехал!»

Я действительно дура. От ощущения досады и собственной глупости я закусываю губу, еще сильнее. Есть перехотелось.

Телефон в руках вибрирует, я смотрю на экран, открывая очередное сообщение от Эланис: “Я в Рио-де-Жанейро. Ты ведь знаешь, что не всё от меня зависит.”

Да, знаю. Когда у нее выходные я или сплю, или она на другом конце света. Я знаю, что ей не всегда хочется видеться с кем бы то ни было. Ей хочется отдохнуть, а у нее еще сестра, та еще головная боль!

“Да, знаю. Напиши мне, как будет желание встретиться.” — отправлю я ей ответ почти автоматически, все еще думая о своем идиотизме.

И чем дальше, тем больше нахожу доводов в пользу своего предположения о собственной умственной неполноценности.

Его девушка может быть в Нью-Йорке, и он может наведываться к ней совершенно свободно, без утомительных трансатлантических перелетов. Я не заметила, чтобы у него были какие-то трудности с открытием порталов. Она может уже собирается в Лондон или уже в городе, только он не торопится приглашать ее к себе или вручать ключи от квартиры. Там ведь я. Он ведь сам сказал, что ничего не может поделать с драконом.

И я еще, Боги, как же стыдно! Сама обнимала его, а вчера и вовсе стала соблазнять, тоже мне жрица храма деревенского масштаба! Решила проверить свою теорию. Проверила! Что он обо мне подумал, что я женщина весьма свободных нравов? Или наоборот, ничего не подумал, воспринял, как подтверждение побасенки о доступности магичек.

И какая сволочь придумала эту легенду, что ни одна магичка не может воспользоваться силой на полную мощь, пока сохраняет невинность? Магов-мужчин это поверье вообще никоим образом не касается!

Наверняка, это сделал тот кому однажды “не дала” какая-нибудь надменная красотка, жестко высмеяв и тем самым ранив мужское самолюбие или есть у меня другая версия, менее вероятная, но от того более ужасная. Источником слуха может быть и сама магичка, решившая забраться в кровать к какому-нибудь равнодушному до ее чар недоумку, идиотка могла выдумать басню, чтобы вызывать жалость и меценатствующие начала у «жертвы». В любом случае вне зависимости от того, кто придумал эту ересь — легенда прижилась, превратившись в известный факт. В костер обоих.

Я фыркаю, отложив телефон, подобно Сфайрату, откидываясь назад, и запрокидываю голову, глядя на потолок, в глянцевой поверхности которого едва заметно угадывается мое отражение. Надо придумать, как снова жить в своей квартире, чем скорее, тем лучше.

Мне нужно узнать, есть ли у босса кто-то. Я успокою свою совесть или лишь усилю чувство само поедания, но буду знать и думать, как выйти из положения.

Может у Рэндалла спросить?

Он и Сфайрат друзья, наверняка, он в курсе его личной жизни.

Заодно, попробую наладить с ним хоть какой-никакой контакт даже если общаться с ним совсем не хочется. Надо попытаться. Надо ли?

Я оглядываюсь на второго дракона, что прикорнул на кушетке, подмяв под голову диванную подушку. Сфайрат может и не спать. Рэндалл слишком близко, шептаться о Сфайрате, когда он сидит меньше чем в трех шагах? Нет, увольте.

Тяжело вздохнув, я нервозно потираю шею и возвращаюсь к чтению. Отложу вопросы на потом, нужная ситуация обязательно представится.

— Ну, рассказывай!

Говорит, подсевший ко столу, Рэндалл. Я поднимаю на него глаза, слегка опешив от “подарка”, преподнесенного судьбой, Богами или чем-то там еще, что имеет вес в мировых масштабах бытия. Он сел рядом, как по мне даже слишком близко для того, кто ощущает острую неприязнь.

— Мистер Моркет, я ничего не говорила.

С невозмутимым видом, он наливает себе кофе, но на словах “мистер Моркет” бросает на меня острый взгляд, хмыкая чему-то своему.

— Вэлиан, вообрази, что я тебе не верю.

Моя очередь хмыкать. Я отодвигаю от себя чашку и беру в руки телефон, покручивая его в руках. Он решил поговорить и высказать все свои претензии, может даже пригрозить? Отлично! На мой взгляд с разговора и следовало начинать.

— Вообразила, за этим ведь следует продолжение?

Он пригубил кофе, не выпуская меня из виду. Я жду, пусть сам высказывает все сомнения, я его не звала и помогать не собираюсь.

— Следует. Дело не в симпатиях Сфайрата и не в расположении его дракона к тебе, признаю, есть некое очарование в твоем безрассудном бесстрашии.

Это я уже где-то слышала и не по мою душу, кажется в каком-то фильме на который я имела несчастье попасть.

— Те маги которых я встречал на своем веку, делились на две категории: одни прикрывались тем, что драконы — это самое большое зло, которое угрожает людям, их популяции и размножению. Моему виду приписывалось многое: разрушение городов, выжигание поселений, кража скота, людей, невинных красавиц на худой конец. Ни виверны, не ехидны и не химеры, и прочая нечисть, обремененная хилым сознанием, в расчет не бралась и не уничтожалась с таким завидным упорством, хотя по части перечисленных бед, возлагаемых на наш счет, они давно ушли вперед. Другие считали, что мы просто звери, на которых стоит охотиться забавы ради или для научных изысканий, в угоду блага прямоходящих. То, что мы разумны, имеем собственную культуру и живем обособленно в расчет никто не брал, единорогов когда-то истребили и ничего.

Он замолкает, отвлекаясь на конструирование нового бутерброда, на фоне уже готовых с красной рыбой, докладывая сыр и оливки. Я подтягиваю к себе кружку с чуть остывшим кофе и делаю глоток, невпечатлившись многозначительной паузой, видимо направленной на то, чтобы я оценила и отнесла себя к какому-то из видов. Я не оценила.

— Пожалуйста, продолжайте, чувствую некую незавершенность в ваших словах.

Я продолжаю смотреть на него, нет, на этот раз рассматриваю. Светлоглазый, с приятными чертами лица и не слишком короткой стрижкой, русых, выгоревших на солнце волос, небрежно взлохмаченных и откинутых назад. Все в нем приятно взгляду: внешность, вкрадчивый голос с рокочущим нотами, умение подать себя. Я предполагаю, что видят другие — очень обаятельного и уверенного в себе человека, а я вижу неприязнь: из-за глаз и без того холодный цвет отягощен тем, как он смотрит — с неприязнью, подозрением, насмешкой и презрением. Позавчера была ярость. Я удерживаю себя от желания прикоснуться к шее и вообще, встать и уйти в уборную, наложить очередной слой мази.

— Но и те другие прикрываясь теми или иными причинами, сходились неизменно в одном: в алчности, — Рэндалл разглядывает мои руки и знаю, что он там видит, ничего, — все диспуты и разногласия, богословские беседы и религиозные диспуты отступали при виде сокровищ. И охотники, и маги, безумцы и проповедники забывали обо всех причинах, почему и зачем они пришли, деля награбленное. Теперь ты…

Аппетитно ест собака! Я тоже тяну к себе бутерброд, но убираю с него рыбу и добавляю сыр, увенчав сверху клубничкой.

— Чего хочешь ты? Выпускница магической академии, закончившая учебу с отметкой “блестяще”, единственная ученица и протеже Триста Исх’ида, которая покинула его по слухам из-за стиля его обучения, где-то переходящего в психологическое насилие и жестокость. Присоединилась к Гильдии Боевых Магов, вместо того чтобы строить карьеру во дворцовых кулуарах. Ты не променяла жизнь на что-то более спокойное и где-то даже более доходное, в основном градус опасности едва ли не такой же, а неудобств еще больше. Боевые маги мрут, как мухи, попавшие варенье.

Мило.

Я подпираю подбородок рукой, дожевывая бутерброд и с интересом слушая о себе из чужих уст, то, как видят меня другие — интересно, заслуживает внимания. Он собрал информацию обо мне, быстро, но неполно. Может остальное просто не заслуживает его внимания или это только верхушка от торта, снятая впопыхах.

— Ты ведь умна и привлекательна. Зачем ты здесь? Ты ведь прекрасно понимаешь то, чем ты так бравируешь и чем так восхищен мой друг, может сослужить тебе плохую службу — тебя могут убить. Я или Сфайрат, однажды обезумевший, не сдержавшийся, забывший и приевшийся твоим бесстрашием, утомленный им. Ради чего весь этот риск, чем ты оправдываешь его? Особенно сейчас, когда ты слаба, как … человек?

Я допиваю кофе.

— Вы не нальете мне еще кофе? Пожалуйста.

Он кивает, темная жидкость льется в чашку. Хамит, но предупредительно вежлив и обходителен.

— Я хочу вам напомнить, что не являюсь я инициатором сложившейся ситуации, которая длится всего несколько дней и не понимаю в чем суть ваших ко мне претензий. Вы подозреваете меня в алчности, но я у вас и экеля не взяла.

Рэндалл медленно кивает, видимо соглашаясь со мной.

— Да, я хочу понять, что движет тобой.

— По-вашему выходит, что я все-таки должна определиться и отнести себя к какой-то из перечисленных вами категорий. Особенно, на фоне быстро собранной и тщательно проанализированной информации о моих заслугах и личности. Вы почти приперли меня к стенке, времени зря не теряли.

Я добавляю сливки и продолжая:

— Блестящий маг, не пожелавший тратить время на академические изыскания и на карьеру, долгую и опасную, в дворцовых застенках различных королевств и княжеств. Перспективы туманные, возможная выгода не моментальная, разве того стоили те долгие годы учебы? И тут появляется искательница приключений, она встречает дракона и моментально включает воображение по поводу пещерки с золотом, каменьями и чего-то там еще. Алчность. Вы ведь так меня видите? Или на уме еще одна теория? Что все эти слухи о преемнице недоучке, все лишь хорошо состряпанная легенда и вокруг вас плетутся невидимые нити интриг, а моя бесхитростно-наивная идея с Молендиумом, лишь подтверждает эти предположения.

У него такой же взгляд, как у Триста: собирающий и разбирающий меня на части, как головоломку, что не желает собираться в какую-то предполагаемую форму. Только то, что он мне тут понарассказывал меркнет на фоне того, как это действительно мог преподнести Трист. Осведомители Рэндалла правы в том, что я ушла из службы внешней разведки, но с причиной они ошиблись: этап жестоких, психологических травм я, к моменту моего ухода, оставила далеко позади.

— А теперь представьте, что я глупа. Не трудно я думаю. И вообразите себе, что интриг я не плету и желания разбогатеть на ваш счет у меня нет. Молендиум моя мечта и ляпнула ей о ней по глупости. Я куда дальше от политики, чем вы думаете. Представим, что это вы оказались моим боссом и волей случая на той стройке, и предположим даже помогли бы мне, но не вытерпели бы моё хамство и глупости. И вот меня нет и нет этого разговора. Просто нет.

Я пью кофе, не уверенная, что стоит вообще продолжать или оставить все, как есть и пусть сам додумывает.

— Хочешь сказать, что и со мной ты вела бы себя также?

Я киваю ему.

— Скорее всего. О вашем существовании мистер Моркет я даже не знала и не случись то, что произошло на крыше стройки маловероятно, что узнала бы. Я устроилась не к вам и не к мистеру Хеллу, а к Кристин, что когда-то оценила мои профессиональные навыки.

— То есть ты работаешь на двух работах, чтобы обеспечить свое существование, но мыслей разбогатеть у тебя нет. Не считаешь, что это как-то не вяжется?

Я усмехаюсь, кажется, начинаю понимать какого он мнения о женщинах в целом.

— Однако это не повод обвинять меня в некоем лицемерии и инкриминировать мне то, что я не совершала. Это в этом мире я работаю на двух работах и причина довольно таки тривиальна: чиновничья жадность. В своем мире я довольствуюсь службой короне.

— Весьма находчиво для якобы недоучившейся тени, не считаешь?

Я качаю головой. Он ошибается в своих выводах или предположениях.

— Мистер Моркет, я уже все сказала по этому поводу и добавить мне нечего. C таким уже успехом я могу подозревать вас в подобном по отношению к себе и к моему государству, не имея при этом совершенно никаких фактов подтверждающих эти подозрения. Неужели вы считаете, что только вокруг вас и ваших сокровищ крутится мой мир? И нет в нем ничего другого, например, моей собственной жизни в которой я выбираю лишь интересные для меня занятия, а не нужные, как видится кому-то со стороны. Когда я решу разбогатеть, я займусь другим, более доходным делом и я уверена, что преуспею в этом.

Он смеривает меня оценивающим взглядом, словно пытается сопоставить то, что видит и то, что слышит. Я, пожалуй, поторопилась противопоставив ему Исх’ида, Рэндалл по сравнению с ним — дилетант.

— Тогда, почему ты не спешишь освободиться от этой неудобной ситуации? Не требуешь выполнения обязательств?

Я улыбаюсь, он явно хочет от меня избавиться.

— Я никуда не тороплюсь, и вы удивитесь, но мне любопытно и очень интересно узнать, чем это все закончится.

— Даже, если цена этому любопытству будет смерть?

— Зелен виноград.

Мне не объяснить ему, что я видела у той речушки на диком холоде и не объяснить, что чувствовала, сидя спиной к гулко отдающемуся в спину сердцу. Он не поверит этому наивному объяснению я же не желаю делиться с ним этим. Тем, что там я была собой без многочисленных блоков и самоконтроля, тем что дракон воспринимал меня как меня и мне было так хорошо и спокойно, что я не задумываясь променяла бы вечность на еще один такой момент.

— Я не жду, что вы меня поймете, а всего лишь отвечаю на ваши вопросы, как вы и просили. Мне действительно жаль, что я не уловила того трепета, что я должна испытывать по отношению к вам и не прочувствовала страха. Но и вы, зная о методах мэтра и о моей работе боевым магом, должны принимать в расчет, что у меня притупленное восприятие опасности и иное отношение к смерти.

Не убедила, этот его взгляд никуда не исчез.

— Тогда ты действительно глупа женщина, потому что однажды это может стоить тебе жизни.

Я киваю. Может быть и так. Зачем бороться с чужими ветряными мельницами?

— Может быть вы правы, и свет моей жизни будет короток из-за моей беспечности или слабости. Если вы позволите я тоже расскажу вам две занимательные истории, отражающие то какие существа, встречались мне.

Он осторожно кивает, а я продолжаю:

— В одной любопытной книжке, что наиболее правдоподобно описывает наш мир, герой отвечал на вопрос своего друга: зачем люди придумывают чудовищ, которых никогда не было на свете? Герой отвечал ему, что, придумывая монстров и их ужасные деяния люди пытаются оправдать или прикрыть собственную чудовищность и жестокость. Это первая история.

— Короткая.

Да и она имеет отношение к нему. Я пью кофе, морщась и отставляя чашку, все-таки хватит. Эта кружка будет лишней. Следующая история будет обо мне.

— А какая вторая? Подвинься.

Сфайрат садится со мной рядом, хотя места на мой взгляд предостаточно, но я не против. Он слышал наш разговор с Рэндаллом, и кто знает может в этом и был расчет? Я еще не забыла о том, что он хороший манипулятор отслеживающий реакцию людей на, казалось бы, беззаботные слова.

— У меня есть подруга, она живет здесь на земле. Она тоже эльф и маг, мы вместе заканчивали академию, я, Эланис и Эдвинсент.

Я наблюдаю за тем, как со стола “исчезает” моя чашка, оказываясь в руках у Сфайрата. Я только не оглядываюсь на это чтобы посмотреть действительно ли это то, о чем я думаю.

— В детстве тогда, когда мы еще не были с ней знакомы. Она подружилась с драконом, он ее не спасал от неприятностей, а наоборот, поймал, когда она в очередной раз залезла в его дом, ей видите ли понравилась библиотека, располагавшаяся в удивительном месте, скрытым от людских глаз и напичканном магией. Уже тогда Эль можно было считать одаренной волшебницей. Дракон, заметив нарушение существующего и одному ему известного порядка, устроил там ловушку и выловил ее за ухо.

На лице Рэндалла читается скепсис, чувствую и на моем лице было подобное выражение, когда Эль рассказывала эту невероятную историю.

— Когда она рассказывала это, я не поверила ей: ведь ничто прямо не говорило о том, что он дракон, она лишь знала это и видела несколько раз, парящего где-то вдалеке ящера. Я предполагала, что Кайшер, так его зовут, лишь старый маг, ищущий уединения. Лишь много позже я видела первых древних, они всегда были драконами, не людьми и от того ее теория казалась мне все более невероятной.

Я подтягиваю к себе правую ногу, подмяв ее под себя. По полу веет холодом, а сапоги остались у кресла.

— Прошло много лет, но их дружба продолжается и по сей день.

Я чувствую исходящее от дракона тепло. Он таким образом прикрывает меня присутствием

— Почему теперь ты решила, что она говорит правду и он действительно дракон?

Действительно почему?

— Потому что теперь я понимаю ее уверенность в собственном знании, — я подбираю на диван вторую ногу, улыбаясь собственному видению. — К тому же, на днях, один дракон осуществил полный оборот на моих глазах, и я не сомневаюсь в том, что драконы могут выглядеть, как вполне обычные люди. И это не сказки и не байки из бабушкиных сказок.

Надо мной раздается смешок, мина на лице Рэндалла становится все более выразительной, прорычав что-то непонятное моему слуху, он поднимается, оставляя нас одних.

— Думаю, твое решение помочь мне, кажется ему непростительной ошибкой.

Выдаю я, вспомнив еще одну теорию Эланис. Интересно с каким видом она воспримет новость, что не все драконы по виду древние старцы?

— Может быть, — задумчиво раздается у меня над ухом, обжигая дыханием, — ты рассказала эту историю Рэндаллу, чтобы он поразмыслил о том, что твоей подруге от дракона не нужно было ни сундуков с золотом, каменьями и чего-то там еще, а просто дружба?

Я наблюдаю за его пальцами, неспешно гладящими мое плечо, а в голове бьется вопрос: у него есть кто-нибудь? Потому что мне нравится то что он делает. Мне нравится этот мужчина.

— Не только. Если следовать логике Рэндалла, то и Кайшеру от Эланис нужно было что-то, однако она была ребенком, а он учил ее, не требуя ничего взамен.

— Учил? Это поистине удивительная история.

Самолет ощутимо встряхивает. В салоне звучит голос пилота с одного из динамиков, предупреждая о зоне турбулентности. Я бросаю взгляд на один из иллюминаторов, картинка за ним стала темно-серой.

— Почему?

Я отсаживаюсь от него подальше. Пока я не узнаю все касающееся его личной жизни, я не могу позволить себе подобного.

— Драконы не охотно делятся знаниями с себе подобными, чем старше дракон, тем меньше у него желания общаться с кем-либо. Полагаю, ты не знаешь сколько лет было этому Кайшеру?

Помедлив немного, я качаю головой, возвращая в памяти тот разговор. Нет, Эланис никогда не упоминала о подобном.

— Нет. Но знаю, что Эланис свято уверена, что все драконы очень стары.

Мужчина давится смешком, отставляя чашку. О чем он думает, глядя на меня вот так задумчиво?

— Поэтому ты спрашивала сколько мне лет?

— Почти, я подумала может причина твоей раздражительности в том, что ты очень древний и твой дракон возмущается моему неуважению к его годам?

— Вэлиан…

Начинает дракон, а я отползаю подальше, потому что с точно такой же интонацией началась та потасовка в его кабинете. Сначала было весело, потом как-то не по себе.

— Да меня так зовут.

Киваю я, не отрываясь от его лица, ловя каждое изменение в нем. Его глаза, как и тогда потемнели, но в отличие от того Сфайрата, этот более весел сейчас, особенно после моего замечания в ответ на имя.

— Можно ли быть куда более не почтительной к драконам, чем ты есть? Страшно подумать, что случится, если встретишь кого-то и в самом деле древнего?

Я жму плечами, успокоившись, он не собирается ни рычать, ни преследовать меня. В самолете далеко не убежишь. В пространстве, куда большем чем это, у меня этого сделать не получилось.

— Я буду очень любезна и удержу себя от подобных вопросов, — я свешиваю ноги, собираясь все-таки сходить за обувью, — учту на будущее, что древ…

Я в последний момент удерживаю себя от продолжения, поднимаясь из-за стола с другого края. Надеюсь, это не выглядит так словно я сбегаю потому что на самом деле так и есть. Он увлекает меня, а меня так и тянет «играть с огнем».

— …драконы вне зависимости от возраста чувствительны к подобного рода замечаниям.

Он не собирается преследовать меня, но из поля зрения не выпускает. Это немного нервирует, словно мне дают уйти или создают такую видимость.

Под все тем же “наблюдением” я прохожу к креслу, присаживаясь в него, натягивая сапоги.

— Всё просто Вэлиан, вне зависимости от возраста ни одному мужчине или женщине не понравится, когда им напоминают об их возрасте. Почтение и возраст не всегда одно и тоже.

Я киваю, ответа на свой вчерашний вопрос я так и не получила.

— Да, вы же так и не ответили на вопрос: сколько вам лет?

* * *

— Хорошо, ты меня убедила.

Вэлиан хмыкает, поднимаясь. Она сбежала из-за стола, легко выскользнув из его рук.

Дракону это не понравилось, о чем он тут же дал ему знать. Сфайрат старается не обращать на него внимание, старается игнорировать. Кажется, что с каждым часом потребность в обществе этой женщины становится все сильнее. Ему уже недостаточно просто наблюдать ее рядом. По началу, он надеялся, что со временем это желание ослабнет и проблема решится сама собой, пока же все выходит иначе. Сколько он сможет держать ее рядом, удерживая данным ею словом? Не вечность же?

Сфайрат с интересом наблюдает за женщиной, чьи щеки окрасил нежный румянец смущения.

— Убедила?

— Хочешь сказать тебе уже неинтересно? — отвечает он ей, гадая в чем причина ее смущения.

— Интересно, хотя я уже убедилась, что дело не в этом. Так сколько тебе лет?

— Мне шестьсот восемьдесят один год, почти семьсот лет.

Он удивил ее, было заметно, что она задержала дыхание, чуть приоткрыв губы, коротко выдыхая.

— О! — у нее потрясенный взгляд, она легко улыбается, — Пожалуй, мне стоит быть любезной и почтительной уже с этой минуты.

Женщина кивает, пожимая губами. Взгляд у нее, все еще потрясенный. Тут впору начать подозревать неладное. Что ее так удивило? Эльфы ведь тоже долгожители.

Сфайрат кивает, размышляя над увиденным и ее ответом.

— Вэлиан?

Она оборачивается, взявшись за ручку двери ведущей в уборную и потянув ее на себя.

— Да?

— А сколько лет тебе?

Он видит, как она покусывает губу, то ли в смущении, то ли от того, чтобы не улыбнуться, может просто решает, что ответить. Если сейчас она обойдется отговоркой, что подобные вопросы женщинам не задают, Сфайрат не оценит.

— Мне двести семьдесят девять лет. Триста лет еще совсем нескоро.

Сказав это так весело и вместе с тем смущенно, она исчезает за дверью.

— Сколько, черт ее возьми?

Эхом его внутреннему голосу, отзывается вслух Рэндалл. Действительно, черт ее возьми! Она почти вдвое младше его. Считай совсем девчонка. Теперь понятно это ее “о” и потрясенный взгляд: он в ее глазах совсем старик.

— Да, старик, тебя уделала девчонка.