— Серьезно? Четыре часа утра — простонала в трубку Лала.

— Серьезно — хохотнула я.

— Киса? Это ты? Nu inţeleg… (я не понимаю — по — румынски) — кажется, она удивлена куда больше, чем я рассчитывала.

— Не стоит так удивляться. Да, это я. Bună Dimineaţa (доброе утро). Ce Faceţi? (как дела). Номер ты не сменила, значит — хорошо?

— А ты мне звонишь, что может означать только одно, твои дела — не очень — заговорила на нормальном языке Лала, румынский я почти не знала, а все, что учила за столькие годы успела позабыть.

— Как сказать. Я — жива. А это уже что-то — как приятно слышать родной голос.

— Сестренка, у тебя все совсем паршиво?

— Ну еще бы. У меня тут гора трупов и Людовик на хвосте, а так, в целом, все как обычно.

— Сеть защищенная?

— Вряд ли, но она наш разговор не особо фиксирует, поэтому можно трепаться свободно.

— Тогда… Скажи, зачем ты от него сбежала? Зачем все это устроила? Знаешь, что он сделал с нами, когда понял, что ты хотела его убить? О, это было феерично, ты не представляешь! — Лала засмеялась, своим красивым грудным голосом.

— Очень даже представляю. Ты не пострадала? — в сердце кольнуло.

— Не-а, обижаешь! Как только запахло жаренным, я сбежала во Францию. Ах, Париж… Город — любви, я там с таким французом познакомилась — я прямо почувствовала, как Лала закатила глаза от удовольствия.

— И не стыдно тебе? Лолитка. Всего пятнадцать, а уже такие «подвиги» — привычно пожурила я сестру — ладно, звоню не просто потрепаться…

— А когда ты звонила просто потрепаться? Если хочешь знать, он был в ярости, поначалу, но пару месяцев назад вернулся в прежнее состояние.

— Как он выглядит сейчас?

— Необычно. Очень. Изменил не только тряпки, сам лег под нож. Что неудивительно, внешность ты ему не хило подпортила, мама родная не узнает, хотя мама и без твоего вмешательства его не узнавала — Лала уже пришла в себя и начала, как и обычно сбиваться с темы при каждом удобном случае — Киса, он убрал все шрамы, поменял разрез глаз, форму носа, но главное, помнишь его весьма выделяющуюся часть лица?

— Губы и подбородок? — о да, у Людовика, всегда был тяжелый подбородок и полноватые губы, именно они придавали лицу некую мужественность.

— Он полгода провел в больнице, не знаю, что получилось, но точно что-то новое. Так, что я мало чем могу помочь в его опознании — Лала вздохнула в трубку, ей и вправду жаль.

— Не расстраивайся, ты уже помогла. Брат не пострадал? — еще один человек, за которого я вопреки всему волнуюсь.

— Если не считать его оскорбленных чувств — нет, не пострадал — в отличии от меня Лала Джулиана давно оставила позади.

— Все еще в обиде на меня?

— Киса, ты знаешь его лучше, чем кто-либо другой. Он несносный мальчишка, который за старшую сестру готов глотку перегрызть, увы сестренка в защите не нуждается — толика ревности, такой детской и при этом серьезной сквозила в каждом ее слове.

— Лала, он любит тебя не меньше, если не больше — мягко упрекнула я.

— Ага, рассказывай! Ради меня Джулиан бы не стал перечить Ему!

— А ради меня, стал, значит? — рука непроизвольно сжала телефон так, что послышался хруст.

— Не нервничай! Слышишь, Киса! С Джулианом все в норме, ее писк никто всерьез не воспринял, да и мать тут, как тут. Не переживай за него, о себе подумай!

— Подумаю. Ладно, Лала, пора закругляться. Учитывая возможность того, что это наш последний разговор — я люблю тебя и Джулиана, больше всех на свете. Не забывай об этом.

— Киса…

Я отключилась и вытащив сим-ку, сломала. Все, больше мне их тревожить нельзя. Они единственное, что есть ценного у меня. Единственная семья, которая никогда не была моей, но всегда была со мной. Я слишком сильно люблю их, чтобы врываться в их жизнь и подставлять…

«…В приюте выдался по-истине неплохой денек, сегодня вопреки постоянным туманам, было солнечно и безоблачно. Я даже решилась погулять подольше и пройтись вдоль стены, что отделяла приют от „жестокого внешнего мира“ — цитирую сестру Анну. Мне нравилась увитая плющом и прочими сорняками, высокая и на вид неприступная стена бывшего монастыря. Она внушала каждому ребенку здесь, что он под надежной защитой, что никто никогда не обидит его, пока эта стена стоит нерушимой баррикадой, разделяющей два мира.

— Простите? — детский голосок, вмешался в мои мысли.

Я обернулась. Двое. Мальчик и девочка, они стояли передо мной и переминались с ноги на ногу. При чем девочка постоянно одергивала брата, который явно был старше, но стеснялся куда больше. Я улыбнулась им:

— Заблудились?

— Вообще-то мы ищем кое-кого — нещадно храбрясь выступила вперед девочка и вздернув подбородок, выпалила, не смотря на меня.

— И кого же?

— Нашу сестру. Ее зовут Кристина…»

Вот так состоялось мое знакомство с братом — Джулианом и сестрой — Лалой. Они дети моей матери от брака. И в тот день пять лет назад эти два сорванца сбежали от матери, которая приехала в приют сделать пожертвование и как у нас повелось избежать столкновения со мной лицом к лицу. Зато ее дети всеми правдами и неправдами нашли меня.

До сих пор не могу забыть, как Джулиан плакал уткнувшись мне в живот, а Лала пыталась неловко его успокоить сама еле сдерживая детские слезы радости. как бы странно это не звучало, но они даже не будучи знакомы со мной уже любили меня. А мне хватило одной краткой встречи, чтобы полюбить их.

Никому не нужные дети, такие же, как и я. Единственное отличие в том, что они жили с двумя чужими им взрослыми и называли их папой и мамой. За семнадцать лет жизни я видела их всего дважды. При первой и последней встрече…

«— Я люблю тебя и не допущу…

Он говорил что-то еще, но я не особо вслушивалась, просто смотрела на него и улыбаясь кивала. Он стал таким взрослым. За эти годы, даже бриться стал, хотя не думаю, что легкий пушок, что был у него над губой сильно тревожил. Но, все же смотрю и не могу наглядеться. Какой взрослый! И такой серьезный, ответственный, умный и невероятно обонятельный. Совсем не похож на меня. А еще он сильно вытянулся и теперь это уже не он при желании может уткнуться мне в живот, а я. Мой маленький — взрослый мальчик.

— Ли, брось нотации читать, она же тебя не слушает! А нагло пялиться — уличила меня Лала.

Я перевела взгляд на нее и дух захватило! Лала стала настоящей красавицей. Светлая кожа, черные, вьющиеся волосы, лукавые, но невероятно теплые карие глаза. Для совсем еще девочки непростительно соблазнительная фигура и она, зараза такая, тоже стала выше меня. А улыбка какая ясная, будто солнышко светит!

— Теперь она на тебя пялиться! — возмутился брат.

— Вы такие взрослые, такие красивые — прошептала я, боясь сказать громче, вдруг от моего голоса все это исчезнет, пропадет, словно сон…

— Что же они с тобой сделали, Киса? — и Лала заплакала, так страшно, смотреть, как она плачет и знать, что это из-за меня, что я причина ее слез. Не плачь, Лала, не плачь. Все хорошо, со мной все в порядке.

Она отвернулась, стоило мне поднять руку и потянуться к ней, конечно, ладони сильно опухли и несколько пальцев сломано, но мне почти не больно, вот если бы она еще не плакала…

— Я их всех убью! — Джулиан стискивает кулаки — клянусь, я их все убью!

— Джу…

Шепчу я, хочу оказаться ближе, забывая, что пристегнута наручниками к койки и от боли в запястье начинаю стонать. Проклиная себя за то, что не могу остановиться. Пытаюсь, но не могу. Я итак слишком долго сдерживала крик, полный боли. Лала кидается ко мне, но через решетку только кончиками пальцев дотягивается до моих волос. Зря они сюда пришли, зря… Кто их пустил? Кто?!

— Не плачь — улыбаюсь я сестре, как не вовремя губа лопнула.

— Я… Сейчас!

Джулиан уходит, может он все-таки не выдержал и ушел? Как хочется в это верить. Но, я знаю, что он опять пошел унижаться, просить, умолять… Глупый, он не понимает, что этим только еще больше все портит.

Я жду. Жду его возвращения, накапливаю сил, стараюсь, как меня „учил“ Эрик убрать эмоции, побороть страх и желание просить то, что в сущности не требуется. Мне осталось только уговорить саму себя. Сейчас, еще немного, я посмотрю на Лалу, самую малость…

— И зачем ты меня тащишь к ней, Джулиан? Я не могу…

Голос матери, ненавистной матери. Так вот, кто позволил им сюда прийти, вот кто виноват, что любимые люди сейчас так злы и расстроены. Какая же она все-таки сука — моя мама! Они же дети! Всего лишь, неразумные дети, они никогда не должны были видеть меня такой, не должны были слышать как я кричу. Я их старшая сестра — сильная, умная и несгибаемая.

Не знаю, откуда взялись силы, но я села, опираясь на грязную стену камеры. Открыла припухшие глаза и посмотрела на своих визитеров:

— Пошли прочь! Убирайтесь! Я вас не знаю! Уходите! Проваливайте! Эй, охрана, меня кто-нибудь слышит, уберите этих уродов отсюда!..»

Я очень жалела, до сих пор, что сказала это тогда. Сильно обидела Джулиана. Он не заслуживал. Но, если бы я показала, только на секунду показала свою слабость, они были бы в опасности. А так… Так, я лишь доказала, что унаследовала ублюдочные гены отца. И к детям матери не имею никакого отношения.

Эта встреча произошла за неделю до моего освобождения из-под стражи и снятия всех обвинений. Джонатан Винс помог тогда, но он бы не обратил на меня внимание, если бы не Джулиан и Лала — два упрямых ребенка, которые поплатились за свою настойчивость. Джулиан уехал в школу — интернат для мальчиков, а Лала стала «разочарованием» семьи и стала делать, что пожелает. Это я испортила их настоящее, но не допущу того, что испорчу их будущее. Если бы на кону не стояли чужие жизни. Никогда бы не сделала этого телефонного звонка, никогда бы не позволила себе этой слабости. Непростительной слабости.

Запищал будильник. Начался новый день, в котором я по собственной воли стала полной сиротой. Мое прошло умерло. Мое настоящие — пока живо. А мое будущее я определю сама.

Многообещающий девиз для девушки, чье утро началось с разглядывания весьма привлекательного смуглого зада агента центрально — разведывательного, который еще и поет песни Сенатры, стоя под душем. В свое оправдание могу сказать, что Винс не запер дверь и к тому же, даже занавеску не задернул. В его оправдание — сильное удивление, когда он, совершенно по-девчачьи направил струю воды из шланга на меня.

— Извини, рефлекс — что-то сомневаюсь, иначе чего он так ржет прикрываясь злополучной занавеской.

— Рефлекс должен быть — запираться, а не окатывать меня водой — просветила я и захлопнула дверь.

Теперь понимаю, почему в комедиях и прочих несерьезных фильмах любят вставлять вот такие сцены, они, действительно, забавны. Если не считать, что мне пришлось сушить волосы, которые я сегодня мыть не собиралась. А они заметно отрасли за три месяца, тогда я последний раз их подравнивала. Потеребив пальцами кончики и не заметив посеченных волос, я все же решила подравнять свою шевелюру. До сих пор непривычно, что они такие короткие и темные. Мой прежний цвет. Раньше я была крашенной блондинкой и мне, признаться, какое-то время это даже нравилось, на фоне Людовика я не выделялась. Ему казалось, что так, мы больше похожи. Но, я никогда не была на него похожа. Достав садовые ножницы я встала у зеркала, собрала волосы в хвост и без сожаления отрезала их чуть ниже плеч.

— Крис? Ты чего творишь! — как не вовремя Винс решил войти.

— Ничего, просто обрезала излишки — пожала я плечами и не выпуская обрезанные волосы из руки прошла в ванную, кинув их в унитаз, смыла.

— Зачем это надо было? — Винс следовал за мной и качал головой.

— Затем, что с длинными волосами слишком много мороки. А когда, они такие — ткнула я пальцем в оставшийся пучок — у меня нет проблем.

— Тебе наплевать на свою внешность?

— Скорее, я не придаю ей большого значения. Идем на кухню, я блинчики испекла, пока ты демонстрировал в душе весьма скромные вокальные данные — повернулась я к Винсу.

— Зато у меня полно других нескромных данных — лукаво глянул на меня Винс.

— Ты ведь помнишь, что мне только семнадцать?

— Возраст твой единственных недостаток и к тому же — временных — настроение у агента с утра весьма игривое, что заставляет меня испытывать некую растерянность.

Я не привыкла к таким подколам и шуточкам и не знаю, как на них реагировать, а тем более отвечать. Поэтому стараясь пропускать их мимо ушей и сохранять, по возможности, невозмутимость, я накрыла на стол, под веселым взглядом Винса и приступила к завтраку.

— Что нового? — спросила я с некоторой опаской.

— Мы ее не нашли, если ты о Мине. Ни живой, но и ни мертвой. Кукловод хорошо ее спрятал и еще, у меня такое чувство, что кто-то активно мне мешает. Я думаю, что у нашего маньяка повсюду свои осведомители. Иначе, как он опережает меня… тебя, нас — одним словом? Так не бывает — покачал головой Винс.

— Неужели? — язвительность невольно пропитала собой мой вопрос.

— Крис, если ты думаешь, что я как-то к этому причастен, то напрасно. Согласен, мне нечем доказать тебе свою непричастность. Но прошу, пожалуйста, не делай поспешных выводов! Я не стану требовать от тебя откровенности потому, что случайно могу сам стать осведомителем Кукловода, я не знаю кому могу доверять в управлении, даже мое начальство может быть подкуплено — пока он все это говорил, Винс кривился, ему нелегко было признавать очевидные вещи, но он их признавал.

— Так, чего же ты хочешь? — осведомилась я, скрипнув вилкой о тарелку.

— Я хочу, чтобы ты, когда запахнет «жареным» не забыла обо мне. Ты можешь не доверять мне информацию, но доверь свою жизнь. Ее я, обещаю, сохранить смогу.

— Моя жизнь в этой игре последнее, что я хочу сохранить, Винс.

Напряжение, что повисло между нами после этих слов, так и не развеялось. Я засобиралась в школу и разговор остался неоконченным. Мы оба понимали, что я врала, конечно, жить мне хотелось. Но, я не могу, просто не могу, верить человеку, который сам в себе не уверен. А Винс, был не уверен.

Он не стал навязываться и предлагать подвезти меня до школы, тем более, что у дома меня ждали. Грэм. Не сказать, что я очень удивилась, но и легкое волнение, что он вызвал своим появлением я отрицать не могла.

— Привет… Крис — кажется он задумался, прежде чем назвать меня этим именем. Конечно, он был знаком с Бабетт, а не с Крис.

— Привет — кивнула я.

Дэвид сегодня, впрочем, как и вчера выглядел совсем не так. В моих глазах сливался и переплетался образ двух разных мальчишек. Один — который я привыкла видеть, а второй новый, от которого мне было не по себе. Такие разные личности в одном человеке. И обе эти личности шли ему. Он стал славным лицедеем и, как не больно это признавать, лицемером.

— Я так неотразим сегодня? — усмехнулся Грэм, заметив мой взгляд.

— Ты всегда был неотразим — выдавила я из себя.

Да, он был неотразим. Такие положительные мальчики выводили Людовика из себя, такие положительные девочки, как я — тоже выводили его из себя. И Кукловод нас ломал. Грэма он сломал. И только чувство вины не дает мне это признать. Только оно.

«— Как тебе жизнь обычной „соседской“ девочки, Детка? — Людовик с остервенением провел мочалкой по моей спине.

— Ты же сам этого хотел? — кусая губы я не смела издать лишнего звука, сегодня он был зол потому, что видел, как мы с Льюисом гуляли на побережье, как держались за руки и как строили замок из песка. В тот момент, на короткое мгновение я позволила себе забыть о Людовике, а сейчас он мне мстил за это.

— Я знаю, что я хотел. И хотел я, чтобы ты поиграла с мальчишкой и заставила его поверить в свою игру, а не чтобы игра для тебя стала реальностью. Я — твоя реальность, Детка и не стоит об этом забывать! — он ударил меня так, что встретилась виском с кафельной стеной.

Вскрикнула, больно стало нещадно. И еще на глаза навернулись слезы. Что я опять сделала не так? Он ведь сам хотел… Тогда, что? Неужели Людовик убьет Пушка только из-за того, что я заигралась?

— О котенке можешь не переживать, я сам его усыпил сегодня. Уж, прости, но ты меня разозлила…

Это стало последней каплей. Я заплакала. Сама себя ненавижу за эти слезы бессилия, но они продолжают стекать по щекам. Как он мог?! Он ведь обещал, что если я буду послушной Пушок останется жив! Дура! Зачем я подобрала этого котенка? Зачем привязалась к нему, зная Людовика, ведь понимала, что с котенком это случится, неизбежно!

— Не, не плачь. Я подарю тебе другого… Подумаешь, кусок шерсти! Оу, Детка моя, у тебя кровь — сквозь слезы я заметила, как Людовик потянулся ко мне, совершенно не думая головой, я отпрянула.

Пощечина обожгла щеку, ему не нравится, когда я пытаюсь уйти от его прикосновений. И я это знаю. Знаю, но все равно пытаюсь. Продолжать сопротивление бессмысленно и я не стала. Позволив, Людовику обнять меня, прикоснуться горячими губами к виску, шершавый язык прошелся по месту удара, защипало. В зеркале напротив джакузи вырисовалась сюрреалистическая картина. Полностью одетый мужчина прижимает к себе голую девчонку и слизывает кровь с ее лица. Омерзительно.

— Ты такая слабая, все время об этом забываю. Прости, что пустил тебе кровь. Ты ведь, знаешь, что я не хотел. Я не люблю бить тебя. Но, из-за твоего плохого поведения, мне все время приходиться делать тебе больно.

— Ты их тоже убьешь? — прижимаясь к нему сильнее, я старалась сделать лицо безразличнее, но с Людовиком играть никогда не получается.

— Обязательно. И ты мне в этом поможешь — кусая мочку моего уха, просветил Людовик.

— Не буду — странно, что я до сих пор ему перечу без малого полгода прошло с тех пор, как он первый раз убил у меня перед глазами, а я продолжаю перечить.

— Хочешь, чтобы я и с семьей напротив нас поиграл? У них, вроде недавно двойня родилась? Давно я не слышал детских криков…

— Нет! Там же совсем младенцы. Пожалуйста — взмолилась я, вспоминая, как сегодня утром видела женщину гуляющую с коляской.

— Вот и я говорю „пожалуйста“. А ты не хочешь мне помогать. Раз не хочешь, то и я…

Людовик смотрел на меня улыбался, ему доставляло удовольствие, как я корчилась от мук совести. Я не хотела убивать Льюиса и его семью. Не хотела причинять им больно, но я также не могла допустить смерти еще одной семьи только потому, что не хочу убивать Грэмов. Людовик все равно уничтожит их, а стоит мне отказаться в этом участвовать, он убьют еще одну семью.

— Прости, я не права. Я помогу, сделаю, как ты хочешь. Буду послушной.

Как тяжело мне давались эти слова, как отвратительно было их произносить, но я знала, что он сходит с ума, когда я ломаясь делаю, как он хочет, когда в моих глазах перестает тлеть надежда и угасает окончательно. И еще я знала, что последует за этим.

— Будешь, малышка, конечно, будешь — шум расстегивающегося замка, знакомая возня за спиной — мы еще не пробовали этого в воде…»

— Крис, почему ты остановилась, пошли автобус уже подошел — вернул меня в реальность голос Грэма.

— Зачем ты пришел? Вчера Данте, сегодня ты, собираетесь по очереди за мной таскаться? — воспоминания разбудили во мне чувство вины, а вина всегда провоцировала меня на злость.

Я пытаюсь доказать самой себе, что не виновата и понимаю, что тут мне точно не победить. Я — виновата и знаю это наверняка. Нет оправдания тому, что я сделала и что сделаю. Можно думать, что это жизнь несправедлива, уверять себя, что все возможное уже совершенно. Но, стоит только начать вспоминать и думать, как появляются глупые мечты другого исхода событий. Исхода, который было невозможно предугадать.

— Я пришел только спросить. Ты, правда, веришь, что останешься безнаказанной? Думаешь, что мы, как Данте будем верить, что ты — жертва? если так, то ты еще большая дура, чем я думал — фыркнул Дэвид, жестким взглядом хлестнув меня.

— А ты думаешь, что мне нужна ваша вера? Или понимание? Не строй замков из песка, мне плевать на вас, корчащих из себя жертв маньяка — в таком деле главное не переборщить. Мне надо знать, насколько сильно и как далеко…

Он сжал мое запястье. Надо же, помнит и ненавидит. Так сильно, что помнит. Я узнала, точнее убедилась. Людовик плохо над ним поработал. Со мной бы такого прокола не вышло. Мне нужен Уайт.

— Пусти! — прошипела я.

— С чего бы? Все еще неприятны прикосновения к рукам? Как в былые времена? — жесткая и очень знакомая улыбка расцвела на губах Грэма.

— Не особо — соврала я — но, ты тормозишь меня и я боюсь опоздать на занятия.

— Лжешь — покачал головой Грэм — как всегда ты лжешь.

Я вырвала руку и быстрым шагом устремилась к школьным воротам. Меня тошнило. Сильно. И это было не несварение желудка — это было отвращение. Не к самой себе. К людям. Людовик был прав. Они все слабые. Хрупкие. Ломать их легко. Особенно, когда они не спешат сопротивляться. я тоже была слабой — хрупкой. Но, только телом. Воля досталась мне от обеих «благородных» семейств. К сожалению, помимо воли мне досталось безумие, передающееся по наследству. Правда, в отличии от Людовика я научилась им пользоваться и направлять только на врагов, потенциально опасных врагов.

— Крис, привет! — махнул мне рукой Ник, казалось, что после вчерашнего разговора между нами ничего не изменилось.

Ник идеально подходил мне. Но, его мне было жаль. Он, не тот, кого я бы стала использовать. Этот парень заслужил покоя, который, возможно, когда-нибудь заставит его перестать быть сломанным. В отличии от других, кого уже не спасти. И поэтому мне нужен Уайт.

— Ник, ты не знаешь, где Грин? — подошла я к мальчику.

— Дай-ка подумать, он точно в школе, я его видел на парковке еще до утренней тренировки… — Ник хлопнул себя по лбу — А, точно! Он, наверное, в подсобке. У него там что-то типа личной комнаты. Это на втором этаже. Найдешь? Или помочь?

— Найду, не переживай. беги скорее в раздевалку, а то опять не успеешь вовремя на урок — заметив, что парень все еще в форме баскетбольной команды, посоветовала я.

— Если честно, я туда особо не спешу. История вызывает во мне только летаргию — улыбнулся Ник еще шире и внезапно протянув руку потрепал меня по волосам — Крис, все опять по-честному?

— Не знаю — на секунду задумалась я — и поэтому тебе не стоит влезать. Ник, ты почти выбрался…

— Глупышка — засмеялся Ник и заметив мое изумление, подтолкнул к лестнице — беги. давай к Грину. Ведь это тебе не стоит опаздывать на урок, до начала, которого всего десять минут.

Я кивнула. Он прав, мне некогда детально разбираться в его голове. Достаточно того, что Ник не спятил окончательно.

Иногда, да что там «иногда»! очень часто я тихо себя проклинаю за то, что не успеваю подумать, прежде чем сделать. Конечно, Ник тоже порядочная свинья, мог бы и предупредить. Подсобка была не просто личной комнатой для Уайта, она был его «местом свиданий». И сейчас, когда я без стука распахнула дверь, кстати не запертую, могла лицезреть кульминацию «любовных утех» между Грином и школьной медсестрой.

Они были так увлечены, что даже не заметили невольного наблюдателя. А я была настолько привычна к подобному, что даже не подумала закрыть дверь. То есть, я ее закрыла, вот только с внутренней стороны. Они по-прежнему не обращали на меня внимание. Грин стоял спиной и видеть меня не мог, разве что у него на затылке глаза. А медсестричка, брюнетка лет тридцати, громко стонущая и восседавшая на хлюпком, даже на вид столе, запрокинула голову и прибывала в экстазе. Что ж, грех не воспользоваться. Мало ли какие лекарства могут мне в будущем понадобиться. Неспешно достав фотоаппарат «Kanon» я щелкнула затвором и сделала пару вполне сносных фотографий.

Не знаю, что меня выдало, наверное сухие щелчки фотоаппарата? Но, Грин обернулся. Глаза его сузились. А ведь я не собиралась его злить. Сегодня он мне был нужен без свой яростной ненависти. Как говориться — не судьба.

Медсестра заметила, что ее партнер перестал двигаться и открыла глаза, увидела меня, зашипела, пытаясь прикрыться полами распахнутого накрахмаленного халата. И чего ради? Я без малого уже минут пять здесь стою и успела рассмотреть, да не только рассмотреть, а еще и запечатлеть, открывшиеся прелести этой парочки.

— Рина, уходи — бросил Грин медсестре, сам же не торопясь застегнул ширинку, рубашку оставил, как было — с тремя расстегнутыми пуговицами. провел рукой по волосам, поправляя слегка растрепавшуюся прическу.

Все это он делал в полной тишине. Медсестра в отличии от Грина тороплива застегивала пуговицы на халате и оправляла юбку под ним. Она зло сверкала карими глазами и нервно кусала губы, на которых почти не осталось помады. Когда же женщина прошла мимо меня к двери, я не не удержалась и обратилась к ней:

— Вы кое-что забыли.

— Что? — взвизгнула доведенная до бешенства всей ситуацией в целом бедняжка.

— Трусики, вон в том углу — ткнула я пальцев в красные кружева.

Рина было метнулась назад, но Грин одним взглядом остановил ее:

— Иди так, тебе не впервой — и женщине ничего не оставалось, как краснея от стыда и унижения выйти из подсобки.

— Чем обязан? И только посмей сказать, что не дала мне кончить, просто так — доставая из-под стола табурет, уселся Уайт.

— Да я вообще-то и не подозревала, что у тебя утренний секс — марафон. Если бы знала… Впрочем, даже если бы знала, ты прав, я не просто так сюда пришла — оглядевшись я поняла, что мне сесть здесь некуда, разве что на столе пристроиться?

Достала из сумки влажные салфетки, протерла ими стол, Грин все это время молча наблюдал за моими манипуляциями, а когда я спокойно устроилась на столе, отодвинулся. Как некультурно.

— Может уже начнешь говорить, а не испытывать мое терпение. Ангельское, стоит заметить — в этом он прав, терпение у него сегодня невероятное.

— Тогда приготовься. Я собираюсь излагать долго и витиевато. У меня появилась версия и поделиться этой версией я решила с тобой — произнесла я, потирая колени.

— Весь в внимании — усмехнулся Грин.

— Жил на свете один мальчик…

— Не настолько.

— Не перебивай. Историю можно пропустить. А вот урезать мой рассказ, не советую, я хорошо рассказываю, но ненавижу отвечать на вопросы. Поэтому, просто слушай… Жил один мальчик. У него было все. Семья, достаток, ум, внешность и, как дополнение ко всему — замечательный характер. Жил он и не подозревал, что есть на свете человек, которому очень не нравятся вот такие вот мальчики. Этот человек не собирался причинять мальчику боль. Пока сам мальчик невольно не задел человека. Тогда, человек захотел проучить глупого мальчика, у которого было все.

Человек решил уничтожить мальчика, но не убить, а именно уничтожить. И ему это удалось. Вместо мальчика появился на свет побитый щенок. Но и этого оказалось мало человеку, он стал лепить из мальчика что-то совершенно новое, не щенка, а волчонка. И когда тот был, по мнению человека, готов, волчонка отпустили. На время. Пока из детеныша не вырастет бешеный волк.

Могу сказать, в оправдание мальчику, у него не было выхода. Но, такое оправдание не особо сгодиться тем, на кого стал охотиться волк. Вначале волку все это нравилось, ему казалось, что он сильный, умный, хитрый. Он ошибся. Так сильно ошибся, что в одночасье решил все исправить, вернуться назад. Забыл об одном — в одну реку, дважды не войдешь. А когда понял такую простую истину, на пути волка опять встал человек. и волк схватился за человека, как за спасательный круг. В этому моменту, волк уже лишился рассудка и ему было нечего терять. Зато волку хотелось кого-то обвинить в своих бедах и он нашел кого. людей, которые настолько слабые и безвольные, что позволили мальчику превратиться в волка. И он пообещал отомстить людям. Пока месть удается. Вот такая история.

Я замолчала и посмотрела на Грина. Все время, пока я рассказывала, глаза так и не решилась поднять от своих колен. И только поняв, что Грин не собирается ничего говорить, я посмотрела на него. Парень сидел с закрытыми глазами и казалось, что он спит. Но, вот Грин, открыл глаза и впившись в меня взглядом, начал задавать нелюбимые мной вопросы:

— «Человек» — это Кукловод? А мальчик? Кто он?

— Еще не догадался? Ну же, не разочаровывай меня, Грин — скрестила я руки на груди.

— Неужели… — понимание проскользнуло в глазах парня.

— Ага, именно он.

— Я не верю! Он самый нормальный среди нас! — покачал головой Грин — Он не мог…

— Я тебя умоляю, среди вас нет нормальных. А он просто идеально вписался в вашу компашку и потому, кроме тебя я никому не рассказала. Грин, ты же прекрасно знаешь, что Кукловод может сделать с человеком. Так, почему сейчас ты так уверен, что мальчик выдержал и не сломался? Давай, на чистоту. Если бы у меня были хоть какие-то доказательства, я бы уже давно общалась с полицией, а не с тобой. Поэтому требовать от меня подтверждений — бесполезно. Сам к нему приглядись. По-настоящему и все поймешь.

— Это просто не может быть правдой — если он продолжит так интенсивно качать головой боюсь она у него отвалиться.

— Сам подумай…

— А я, что по-твоему делаю! Черт! Это все из-за тебя!

— Помни, что тот мальчик думал точно также и к чему это его привело? Просто подумай пока. И вспомни Мину. Разве она заслужила то, что с ней сделали? Разве виновата она в том, что вы все такие загнанные крысы?

— А по-чьей вине? Хочешь, сказать, что я специально подкинул Кукловоду идею со звездами?! — табурет отлетел в сторону, Грин навис надо мной, вынуждая податься назад.

— Я не говорила этого…

— Но ты так думаешь! Вы все все так думаете! Уверены, что я убил Мину! Да, что вы понимаете? Что ты понимаешь?! Я никогда! Слышишь?! Никогда не хотел стать его ключом к новым убийствам! — Грин схватил меня за грудки, сжимая в кулаках мой свитер.

— Послушай, если бы я так думала, то никогда бы не стала тебе ни о чем рассказывать — мои нервы тоже стали сдавать.

Он сильнее, он в более выгодном положении. И если, нападет я не смогу дать ему отпор! Грин стискивает мой верх, его ноги между моими бедрами и к тому же, он полон ярости и ненависти.

— Хватит морочить мне голову! — послышался треск ткани.

Не знаю, что меня побудило это сделать. Но, в тот момент мне показалось, что это единственный способ. Я подалась вперед к Грину, обхватила руками его шею, благо поза позволяла и крепко прижала его голову, вместе, с все еще удерживающими меня ладонями, к своей груди.

Грин не сопротивлялся больше минуты, потом дернулся, но я крепко держала одной рукой его за шею, а другой гладила по голове, как маленького ребенка. Шептала какую-то утешающую чушь и в мгновение поняла, что целую его макушку. Он сейчас мне так напоминал Джулиана.

— Я ненавижу тебя — прохрипел Грин, а я почувствовала, как на свитере образуется влажное пятно от его слез. Господи! Он плакал!

— Правильно, ненавидь меня…

— Ты не понимаешь! Я ненавижу тебя потому, что знаю…

В голове пронеслась догадка. Он знает! Он видел это!

«— Прости — бормотала я, уже бессознательному телу мальчишки ударяя его в пятый раз шокером.

— Ты закончила, Детка? — с улыбкой в голосе спросил Людовик стоя в паре шагов от нас.

— Да… Пять раз.

— Иди ко мне — потребовал он.

И я пошла. Меня стиснули в руках. Людовик не умеет обнимать, он стискивает, он не целует — он душит. И он не любит — он насилует. Все, что делает Людовик — это причиняет боль. Это его кредо. Его фишка. Делать больно.

— Ты его убьешь? — с надеждой спросила я. С надеждой на отрицательный ответ.

— Конечно — и как всегда получила — положительный.

— А если я попрошу? — прижимаясь к нему всем телом, заглянула я в глаза Кукловоду.

— А ты просишь? — мягкая улыбка тронула губы Людовика.

— Да, я прошу…

Сильный удар по коленям, я упала на пол. У ног Людовиа.

— Ты неправильно просишь. Если хочешь, чтобы я что-то сделал для тебя, ты тоже должна сделать что-то для меня. Детка, это ведь наш уговор, помнишь? — гладя меня по волосам и дергая их печаткой на мизинце, нежно увещевал меня Людовик.

Ему не нужен был мой ответ. Он не хотел моего ответа. Он хотел моего унижения. Вот только, это уже давно перестало быть унижением. неприятно — да. Мерзко — еще бы! Но, уже не унизительно.

Я опустилась голой грудью на бетонный пол, высунула язык и прошлась им по лакированным туфлям Людовика. Один раз, другой, третий, четвертый… Через несколько минут Людовику это наскучило и он пнул меня. я со стоном упала на спину.

— Монти, где ты? Выходи, я знаю, что ты здесь! — конечно он был здесь.

Монти вышел из-за угла и бросил на меня усталый взгляд. Он будто молчаливо говорил — „сколько можно, тебе повторять?“. А я также молча ответила — „это бесполезно, я все равно не смирюсь“.

— Прибери за мной. Чтобы этого недоноска никогда не нашли.

— Нет! Ты обещал! — захныкала я.

Людовик подошел ко мне. Вздернул за руки и прижал к своей чистой рубашке мое избитое и грязное тело. сильный удар по ягодицам так, что на коже остался кровавый след от его печатки, которую он предусмотрительно повернул на пальце.

— Не шуми. Я обещал, что не убью его. И я не убью. Это сделает Монти.

Я заплакала, тихо, как мышь, до крови кусая губы, по лицу текли слезы. Наверное, тогда Монти впервые предал Людовика ради меня. В первый, но далеко не последний раз…»

…И я до сих пор не знаю, зачем он это сделал. Зато знаю, что Грин видел все и он знает.

Я попыталась отпихнуть парня от себя. Но Грин крепко вцепился и сейчас уже не я, а он меня удерживал. Почему? Что он хочет?

— Крис, успокойся! Да приди ты в себя! — тряхнул меня за плечи Уайт, когда я снова попыталась его отпихнуть.

— Просто отпусти меня. Я сказала все, что хотела и нам больше не о чем говорить — сухо произнесла я и Грин отцепился от меня. Наконец.

Он все видел! Он знает! Это единственные мысли, что сейчас крутились у меня в голове и я не знала, как от них избавиться. Но больше всего меня заботил другой вопрос. Он об этом кому-нибудь рассказывал? И, похоже, я высказала этот вопрос вслух, поскольку Грин ответил:

— Нет — его голос звучал глухо — Монтер мне обещал долгую и мучительную смерть, если я вообще рот открою. Я не мог такое рассказать. Да и кто бы мне поверил? Знаешь, как сильно я тебя ненавижу?

— Представляю — кивнула я и спрыгнув со стола, вышла из подсобки, оставив Грина наедине с его демонами.

Что же мне делать? Я могу прямо сейчас начать слежку и наверняка, она даст результат. Но, что потом? Хорошо говорить, что я убью Людовика, знать бы еще как его убить. Этот ублюдок во истину бессмертен. В прошлый раз я его хорошо потрепала, прежде чем оказалась с теми двумя дурами в одной комнате. И в прошлый раз у меня были силы, точнее было дикое желание отомстить. А что есть сейчас? Преимущества? В виде чего? Или кого? Я думала, что… Впрочем, без разницы, что я там думала.

Подняв голову я разглядела весьма интересное сообщение на доске объявления. Подошла ближе, даже глаза потерла, но ничего не изменилось. «Разыскивается» — гласила красная надпись сверху. А под ней фоторобот Монти. На него «не повесили», наверное, только убийство тараканов на кухни. Как я и предполагала, Монти «превратили» в Кукловода и даже написали, что он откликается на прозвище «Кукловод». Мило.

— Нравится? — голос Данте за спиной не особо меня испугал, скорее нервировало то, что парень стоял позади и кажется, вплотную.

— Еще бы, очень ммм… Оригинально!

— Что ты задумала?

Когда я отпихнув Данте направилась к выходу, уже по-привычке потащился следом этот юный энтузиаст. Я остановилась и резко обернулась, волосы хлестнули удивленного парня по шеи.

— Не лезь! Остановись! Пока ты еще можешь остановиться. Иначе…

— Ну, что? Что «иначе»? — наклонившись к моему лицу ухмыльнулся Данте.

— Иначе, ты — умрешь.

— Угрожаешь?

— Я? Нет. А вот, Монти, даже угрожать не станет, просто убьет — равнодушно просветила я.

— Ты, что? К нему собралась?! — заволновался Данте и попытался ухватить меня за руки, я дернулась и увернулась от его прикосновения.

— Я сказала — «не лезь»!

И не дожидаясь ответа вышла из здания. За эти дни я пропустила больше школьных часов, чем за весь год. Плохой признак. К экзаменам могут не допустить. Хотя, я бы посмотрела на такого экстримала, готового встать у меня на пути.

Я подошла к таксофону. Сняла тяжелую трубку, опустила жетон и подрагивающими пальцами набрала номер.

— Слушаю — раздался голос после третьего гудка.

— Вызывай подкрепление и приезжай к старому текстильному заводу на выезде из города. Через полчаса. Я буду ждать тебя у входа.

— Крис? Что-то случилось? Зачем мне подкрепление?

— Я нашла его.

И не пытаясь ответить на вопросы и не желая выслушивать новые, я повесила трубку. Вышла из будки. Дождавшись автобуса села в него и только потом подумала, что совершаю ошибку. Если Людовик предвидел все это, то я сделаю только хуже. Но, менять что-то уже поздно.

День выдался не по сезону холодный и когда я наконец добралась с двумя пересадками к зданию заброшенного завода, зуб на зуб не попадал и из носа потекло. Лишь бы не заболеть.

Сквозняк внутри здания показался мне гораздо неприятней холода снаружи. Еще и потемки кругом такие, что через раз запинаюсь о стекло и куски кирпича некогда являвшимися стенами. У Монти, определенно, какая-то извращенная любовь к подобным «норам». Интересно, где он сам? Неужели я ошиблась с местом? Вряд ли.

— Глазам своим не верю! Ты ли это, Детка? — раздался откуда-то сверху знакомый басистый голос.

Я задрала голову. На лестнице второго и менее разрушенного этажа, стоял Монти. Точнее то, что от него осталось. Если бы не голос, я ни за что не догадалась, кто передо мной. Он сильно изменился. Уместнее сказать — слишком. Прежде Монти напоминал мне ходячую машину убийств. Сейчас — загнанного обстоятельствами немолодого бомжа. одежда превратилась в лохмотья, небритость — в бороду, а тело и лицо — в кусок неаппетитной отбивной.

— По сравнению с тобой, меня сложно не узнать. Это наш общий «друг» так постарался? — неуверенно из-за серьезной ветхости лестницы, стала я подниматься к Монтеру.

— Что ты! — замахал деформированными ладонями Монти — это его новый протеже.

— А с руками что?

— Не тупи. Мой бывший хозяин решил напоследок уверить весь мир, что именно я тот самый страшный убийца — Кукловод и создал некую иллюзию эфемерного главного признака Кукловода — уродливые руки. По ним фараоны поймут, что я и есть тот самый убийца. Как тебе план? Неплохо, да? — Монти перекосило, видимо, он попытался усмехнуться, но с разбитыми губами особо рожи не построишь.

— Во-первых, сам ты тупица. Во-вторых, я начинаю жалеть, что не дала вовремя прибить этого «протеже», сейчас бы проблем было меньше…

— А, так ты уже знаешь, кто это?

— Не перебивай! И в третьих, Кукловод всю фантазию растерял, пока жил без меня. Кто же столь своеобразным образом, пытается подставить своего дружка? — хмыкнула я.

— Тебе опять кажется все забавным? Знаешь я долго думал…

— О, ты и не такое способен!

— Не перебивай — передразнил меня Монти — так вот, меня осенило. Если хозяин — Кукловод, то ты, Детка — Мастер кукол. Как Папа Карло, который вырезал кукол из поленьев. Ведь именно ты первой обращала на кого-то свое убийственное внимание и только после тебя в дело вступал хозяин.

— Хочешь из меня сделать виноватую? Не выйдет. Я не убивала, не истязала и не я сейчас загнала тебя в угол — присела я на корточки и посмотрела на Монти снизу вверх.

— Твоя правда. Доказать, что ты — первопричина всего — сложно. Да и незачем. Лучше объясни, что ты тут делаешь? Сомневаюсь, что пришла навестить меня из-за того, что соскучилась.

— Напрасно ты так. Я могу сказать, что скучала по твоему раболепию… Но, ты прав, пришла я сюда не из-за желания вспоминать прошлое. Мне нужна информация. Очень нужна — улыбнулась я так, что Монти попятился.

— Опять ты за свои штучки! Прекращай так смотреть на меня. Все равно я ничего не знаю.

— Врешь.

— Нет. Пойми, хозяин давно что-то заподозрил на мой счет и с тех пор даже близко не подпускал к своим планам. А потом, когда появился этот сопляк…

— Что потом? Тебя вышвырнули?

— Именно! Меня вышвырнули — скривился Монти и сплюнул на грязны пол.

— И ты, конечно, представления не имеешь, как сейчас выглядит Кукловод? — встала я напротив мужчины.

— Не имею — мотнул головой Монти — когда он собирался к тебе в гости, то еще не снял бинтов после операции. Он ведь сменил…

— В курсе, что он сделал. И поэтому пришла к тебе, думала, а вдруг повезет и Кукловод стал более неосмотрительным за эти годы. Но увы, судя по твоей физиономии, он остался прежним. Тогда, прости, Монти, ты мне не нужен…

— Что ты хочешь сказать…

— Прислушайся — я поднесла указательный палец к его губам, не давая договорить — слышишь? Это сирены. Здание уже окружили. Монти, смирись, это конец — вздохнула я, отступая от Монтера.

— Сука!

— Не больше, чем ты сам. Посмотри на это с другой стороны. Тебе не придется умирать и даже брать чужую вину на себя. Только те убийства, которые ты сам совершил. Разве это не лучше?

Я не поняла, как он схватил меня, Как сжал в руках и как приблизил к краю сломанных перил. Монти был невероятно быстр. И его шепот, скорее я почувствовала, чем услышала.

— Вали отсюда, быстро. Он заложил здесь взрывчатку. Повсюду камеры, прости, но сейчас будет больно — и уже громко — Не брыкайся, тварь! Я могу уронить тебя!

Монти толкнул меня, освобождая от объятий. И я полетела вниз. Сильно ударилась боком о пол и мусор на нем. Откинула волосы и кое-как встала на ноги. Монти по-прежнему стоял наверху. И смотрел на меня.

— Детка, ты — самое ужасное, что может случиться в жизни нормального мужика! Надеюсь, ты сдохнешь — и движение одними губами — от старости.

Больше не дожидаясь указаний, я побежала, хотя, скорее потащилась к выходу. Падая я сильно ударилась бедром и коленом. и сейчас бег для меня был невыполнимой миссией. Но все же, мне удалось выбраться с завода и увидеть, как полиция собирается войти.

Мой крик потонул в звуковой волне взрыва, которая ударив мне в спину сбила с ног. Чертов Монти! Он никогда не боялся смерти, в отличии от уколов. Я лежала на спине и чувствовала, как лицо покрывается влагой. Нет, я не плакала, это все дождь, что так внезапно начался. Все дождь. Сранный дождь, с соленным привкусом.

— Крис! — ко мне бежал Винс.

Он подхватил меня с земли и с каким-то ужасом уставился на горящее здание. Его объятия были почти болезненными, но мне все равно не хотелось вырываться. Наоборот, я прижималась к нему сильнее, словно жаждала проникнуть под костюм, под кожу и затеряться где-то внутри этого надежного тела. Мне хотелось спрятаться. Так сильно хотелось. Монти! Этот урод должен был понимать, что если хочешь быть подонком, то не стоит делать что-то, что сделал бы только хороший человек. А он опять сделал это и опять для меня. Чертов Монти!

— Боже мой, ты могла быть там… Слышишь, сейчас тебя бы разорвало! — орал мне в ухо Винс.

— Но я там не была и меня не разорвало. В отличии от… Кукловода. Он мертв.