Каждая ссора — кирпич в эту берлинскую стену

Между нами, но в тебя я по-прежнему верю.

Не уходи сама, время

Все эти песни, депрессия, быть вместе

Прямо в цели, никаких побочных эффектов

Хочу быть первым и последним.

Кстати спой мне нашу песню, а я подвою

По-твоему я пьяный что ли

Пусть комом в горле обида душит

Я не притронусь к алкоголю

Я понял, что высматривать среди непристойных

Девушку, которая будет тебя достойна

Это ровень, что питаться как скот со стойла

Мне брезгливо чересчур, нет уж, увольте

Всё хорошо, вроде, знаешь, но если что-то

Пойдёт не так, то до марта три субботы…

Когда зима придёт в феврале,

Я смогу жить, не думая о тебе.

И зайдёт по полудни когда луна,

Лишь тогда я смогу позабыть тебя.

Твой голос, твой образ.

Лишь тогда я смогу позабыть тебя.

Лилит.

Опять снег… Хлоп, хлоп… Он падает с крыш домов, тихими шлепками прямо на грязный асфальт. Но ничего, скоро он укроет землю и тогда уже не будет смешиваться с грязью, отливая бликами на солнце. Я хочу быть снегом…

Нет, я хочу быть птицей. Улететь далеко — далеко, туда, где не будет никого и ничего. Где буду только я. Где не будет дня, даты, когда я потеряла ее. Где этой минуты, этого часа не наступит. Я хочу улететь…

Странно, он забыл, а я помню, будто и не прошло года, будто я все в той же больнице с ней на руках, теплое, маленькое тельце и остановившееся на веки сердечко. Оно не стучало больше, а вот мое тогда разрываясь отбивало ритм. А ведь, я его больше не слышу — свое сердце. Я его не чувствую. Ничего не чувствую. Это так странно. Словно, ее остановилось, а мое — умерло. Один, мимолетный взгляд на часы. Еще пара минут, год назад, еще пару минут оно билось, год назад.

Свет фар отразил в стекле окна меня. Все такая же. Не изменилась, как будто мне семнадцать, как будто прекратила рост. Он меняется, а я нет. Интересно, я навсегда останусь такой? Или проснувшись однажды, из зеркала на меня посмотрит старуха? Поскорей бы, когда уже я смогу состариться и умереть? Или просто умереть? Не терпиться уйти… из опостылевшей жизни.

— Лилит, я думал, что ты уехала вместе с братом — а, Ян, даже не слышала, как он подошел.

— Нет. Хотела еще поработать… Но, снег вот пошел — бессвязно и жалко, а по-другому теперь не могу.

— Ты любишь снег? — встал рядом Ян тоже взглянул на снегопад за окном.

— Не знаю… Раньше не любила, а сейчас… Не знаю — кажется, я повторяюсь.

— Он напоминает мне тебя — чересчур серьезно заявил Брэнс.

— И чем же?

— Чистотой.

Я не удержалась и засмеялась. Смех был невеселый, даже истеричный, но я впервые смеялась с того дня… Да, впервые с ее смерти… Ян говорил такую глупость, что не рассмеяться было грех. Грех… Хорошее слово, емкое, ме оно нравится. Определяет меня, жизнь, судьбу…

— Не надо, пожалуйста. Умоляю тебя, не надо!

Он кричал, болезненно обнимая, сжимая плечи, вдавливая мое лицо в свою грудь, беспорядочно гладя по спине. А я… Я не вырывалась, смеясь и чувствуя, как соленная влага пропитывает его рубашку, опять… Минута… вторая… Я вцепилась в него, крепко чувствуя, как ломаю ногти. Я больше не могу терпеть, больше не могу…

— Молила Бога… Так недолго… наслаждалась этим счастьем. Господи, не забирай родную… И я отвечу за все ошибки! Сколько раз я кричала это, сколько раз я шептала, но меня не прощают!

— Лили… Девочка, как ты не понимаешь? Это — жизнь, так бывает. Тебя не наказывают, ты ни в чем не виновата. Прости уже себя! Прости и отпусти эту боль. Не мучай себя больше, прошу тебя — и столько мольбы в этом голосе, столько не сказанного.

— Почему ты так добр? Почему не винишь?…

— Глупая, ты бы стала винить свое сердце, свою душу, свой свет? Стала бы? — больные глаза, несчастные, как у побитой собаки, почему я раньше не видела этого? Или просто не хотела видеть?

— Тебе плохо? — холодными ладонями я взяла его лицо.

— Плохо… черт возьми! Мне очень плохо! Душа — мимолетная усмешка — не думал, что у меня она есть, но она так болит. Каждый день, утро, ночь — не имеет значения. Она все время ноет, эта боль не прекращается. Я не могу ее остановить, чтобы не делал. Стоит мне посмотреть на тебя и она начинает болеть, стоит отвернуться и боль становиться сильней. Что это? Наверное, любовь — и он отпустил меня, отошел и попытался улыбнуться, только вот, лицо его вместо улыбки искривилось.

— Ян…

— Не надо, я и так все знаю. Молчи, сегодня я должен утешать тебя. Ведь уже год… Да? — опять маска, но какая-то потрескавшаяся и сломанная маска, испорченная, сквозь нее я могу видеть, какой он.

— Да, уже год. Спасибо, что помнишь.

— Как я могу забыть? Если бы я мог, если бы мог… — бессильная злоба, а губы все еще искусственно улыбаются.

— Обними меня.

Совсем не те, первые объятия, сейчас острожные и мягкие, будто боится, что я оттолкну. Напрасно, я больше не могу оттолкнуть его, зная, что за масками, прячется не меньше горя, чем за моим безразличием. Ему нужно опасаться, что я могу слишком сильно прижаться, слишком долго не отпускать… Потому, что это страшно отпустить его, страшно снова начать тонуть в боли. Не хочу!

— Я здесь, я не уйду — шепчет он, будто читая мои мысли, мои страхи.

И слезы сами по себе катятся из глаз. Да, он здесь и он не уйдет, он не Бог и не Господь. Это они бросили меня. Они предали, они обидели. Ян — не такой. Он не бросит.

— Обещаешь? — заглядывая ему в глаза, спрашиваю я.

— Обещаю. Пока не прогонишь, не уйду.

Это наше обещание, наш секрет. Это то, что не даст мне так быстро встретиться с моей малышкой.

С того вечера, когда Ян отвез меня домой, стоило мне немного успокоиться, я перестала чувствовать ту боль и гнетущее отчаяние, что сопровождали меня целый год. Нет, я по-прежнему горевала, но уже понимая, что прошлое не изменишь, к старому не вернешься, пора двигаться, ведь мир все время в движении, как бы мне не хотелось остановить жизнь, она продолжается. Видит Бог, я любила свою малышку, но она больше не со мной и мои страдания ее не вернут. Мои глупые попытки раскаяться тоже ни к чему не приведут, пора было отпускать ее, оставляя глубоко в сердце воспоминания о не успевшей познать этот мир дочери.

Богдан, наблюдая во мне перемены, только грустно улыбался, я больше не сторонилась его, больше не винила, но я не могла простить, не столько ему, сколько нам двоим все те ошибки. И чувствовала, что поступаю правильно потому, что не прощая, я не решусь повторить их. Я начинала жизнь, в которой не было места ошибкам, не было места новой боли. я начинала с нуля…

— Ян, я могу попросить у тебя кое-что? — пару месяцев спустя, неожиданно спросила я, появляясь в кабинете продюсера.

— Конечно, что такое? — отрываясь от каких-то бумаг, поднял на меня глаза Ян.

— Можно, после окончания записи этого альбома, я уйду из мира музыки?

— Ты больше не хочешь петь? — сделал вид, что не понимает меня, Ян.

— Не только петь, я больше не хочу быть "звездой". Не хочу петь, писать песни, выступать…

— Ты хорошо подумала? — откидываясь в кресле, скрестил он руки на груди.

— Да — нерешительно улыбнулась я.

— Что ж, твое право, неволить не стану, если это твое желание.

— Так и есть.

— А что Дан?

— Он тут не причем. Я не собираюсь тянуть его за собой, тем более, я слышала, что он стал куда популярней меня.

— Стал — кивнул Ян — значит, ты решила не сбежать, а уйти?

— Ага, впервые в жизни совершаю нечто подобное. Но я устала, очень сильно от всего происходящего. Мне больше не хочется сталкиваться с реальностью, она слишком сильно бьет и каждый удар в слабое место. Я ухожу.

Я понимала, что разговора с братом не избежать, понимала, отчаянно боясь и желая оттянуть этот момент. Но вот, запись альбома окончена, презентация прошла успешно. Комедия, в которой уже была трагедия и не одна, драма со счастливым концом… Жизнь, что не переиграть. Судьба, ее невозможно изменить. Мир, где нет места мечтам. Бессмысленно искать название, то что я делаю не имело смысла с самого начала, пора положить этому конец.

— Богдан…

— Смешно — его улыбка, сладкий шрам на сердце — мне так смешно… Ты сейчас меня убьешь?

— Нет, я освобожу нас. Пора, самое время стать свободными.

— Подрезав крылья?

— Знаешь, мы не летали до этого потому, что у нас было одно крыло на двоих, я решила отдать его тебе, я хочу увидеть, как ты начнешь летать, как взмоешь в небо и будешь парить над облаками, поднимаясь все выше и выше, к солнцу — соленные слезы на щеках, стекают каплями к губам, я чувствую, как они оказываются на языке.

— Я не хочу, не могу к солнцу без тебя…

— Можешь и хочешь, всегда хотел. Мы разные, слишком разные, не совместимые. Ты — огонь, что горит языками пламени, сжигая и опаляя все на своем пути, а я? Я — вода, та, что всегда будет пытаться затушить пожар. И пока мы вместе этому не придет конец. Нам пора…

— Уходи! Слышишь, убирайся! Пошла вон!!!

Его крик стоял у меня в ушах, когда я выбегала из квартиры, оставляла позади дом, садилась в машину к Яну, этот крик навсегда останется у меня в ушах, словно укор. Я не смогла, я бы никогда не смогла уйти, если бы Дан не позволил мне. И мы оба это знали, этот крик был тем самым разрешением, позволением уйти.

— Что теперь? — раздался в тишине салона голос Яна.

— Не знаю… Теперь все по-другому. Теперь, я свободна…

…Три месяца, долгих, молчаливых, наполненных слезами, болью и тоской месяца. Я строила себя и свою жизнь заново, училась дышать, говорить и думать без него. Даже молчать, без него. И каждый день просыпаться, засыпать, мечтать… Все это без него. Он не был частью моего мира, даже не был частью меня, он был половиной. Половиной, которую я сама вырвала из себя с кровью и муками. И сейчас я зализывала рану нанесенную своими же коготками.

В тот день, я попросила отвезти меня на вокзал. Села в ближайший поезд, сошла через пару часов, села в другой и опять сошла, так несколько суток подряд, пока не остановилась в маленьком городке, где весна полным ходом давала о себе знать. Я решила, что это будет мой новый дом. И не прогадала.

Здесь я чувствовала себя в безопасности, нигде и никогда я не ощущала защищенности, а здесь я ее чувствовала. Маленький домик, красивый яблоневый сад, перезвон церковных колоколов и крик детворы с раннего утра до поздней ночи. А еще небольшой Дом Культуры, в котором девушка в белом сарафане, с косой заплетенной на быструю руку учит детей музыкальной грамоте, улыбаясь малышам, будто каждый из них ее собственный сын или дочка.

Да, во мне не осталось ничего от прежней Лилит, нет ничего, чтобы напоминало о прошлом. я живу так, как не должна, а как хочу. И день за днем все внутри меня наполняется светом. Глупо? Возможно. Зато, правильно.

Но, иногда, по ночам особенно, я слышу этот голос переполненный печалью, страхом и немного дерзостью:

"Не говорил не слова, но дарил печаль,

И ты знаешь, мне никогда не было жаль,

Я был шеф-поваром, что оставлял тебе раны,

Делал больно часто, часто? Да постоянно.

И напоследок — вот рецепт моего блюда.

С уважением — твой любимый ублюдок!"

Я просыпаюсь, бегу к скрипучей двери и распахивая ее вижу… Темный двор, мотыльков над старым фонарем у веранды и одинокую луну в черном небе. Я знаю, он не придет, он никогда не захочет прийти. Ведь он отпустил и в отличии от меня он не ждет знакомого силуэта в ночи. Глупо, так себя вести, но еще глупей, убедившись, что на крыльце я одна, садиться на последнюю ступеньку, кутаясь в шаль и встречать рассвет, веря до первого луча солнца, что он придет, что еще минута и он появиться. И так до восхода. С каждым днем и каждой ночью, становится легче, спокойней и привычней. Да, я привыкаю, надеясь, что потом, завтра станет проще.

Порой я вижу его, то в телевизоре, то на первых страницах газетных заголовков. И если, раньше я не могла на это смотреть, то сейчас я с нетерпением жду какой-нибудь новости о нем. И дождавшись, искренне радуюсь его успеху. И пытаюсь идти дальше, сама, дорогой своей жизни.

Сегодня наш День Рождения — мне исполнилось двадцать один. время летит незаметно, вроде вчера ты еще малыш, а сегодня уже старик. Мне, конечно, до старости далеко, но усталость, что накопилась за эти четыре года, опыт и просто горе — дает о себе знать. Не внешне, но в душе, я повзрослела. Говорят, глаза — зеркало души. Но не в моем случае, мои глаза все такие же, широко распахнутые и насмешливые. Я по-прежнему жду чуда, сама в него не веря. Даже то, что я купила торт и свечи, которые зажгла и долго дула на них, так и не придумав желание, все это выдает ту дурочку, какой я была и остаюсь. я не могу уснуть, ожидая чего-то, словно сейчас может наступить конец света, а я его могу проспать. И когда в тишине зазвонил телефон, я чуть не подпрыгнула.

— Да? — неуверенно, скорей спрашиваю в трубку.

— Я у твоего крыльца…

Запинаясь об углы, подскользнувшись на старом кафеле в кухне, я бегу к двери, распахиваю…

— Я так скучал…

Жадные, даже грубые объятия, меня подхватывают, ногой захлопывая дверь, горячие губы, обжигают поцелуем, а я плачу… Плачу, понимая, что не от счастья, а от отчаяния, плачу не от долгой разлуки, а от боли, что опять обманута, жестоко и иронично, обманута судьбой. А потом, все это уже не имеет значения, в конце концов, за это время, что прошло с момента нашего расставания, я поняла, что он достоин быть счастлив. И его счастье, как он полагает, быть со мной. как можно противиться этому?

Мы не говорили, да и кому нужны слова, когда тела понимают все без слов? Только редкие полурыки — полустоны "любимая", "моя" и "сладкая", вот все, что он говорил. И мне этого хватало, мне хватало его любви для нас двоих. И он не скупился, после первых объятий, грубоватых и болезненных, он был страстен, но нежен, невероятно ласков, предупредителен. Я сама целовала его, сжимала до боли в пальцах его кожу, выгибалась навстречу и понимала, что не хочу останавливаться, не потому, что так сильно его желаю, а потому, что боюсь того, что будет, стоит мне начать связно мыслить.

Но ночь проходит, на остывших простынях я встречаю рассвет, улыбаясь грустно и немного радостно. Встаю и иду на кухню, готовлю кофе и распахиваю окно, вздыхая утренний прохладный воздух. Тихие шаги раздаются позади, кажется, я все же разбудила его.

— Почему не спишь? — голос, который я вчера не узнала, точней перепутала.

— Восход, кофе? — протягивая ему свою кружку, чувствую, как меня обнимают, его подбородок ложится мне на плечо.

— Не откажусь — он забирает кружку и отпивает, ставит ее на подоконник.

— Красиво.

— Ты красивая, я люблю тебя — а я не знаю, что сказать в ответ.

— Ты нашел меня — чтобы заполнить тишину произношу я.

— Я и не терял, просто, понял, что больше не смогу наблюдать издалека — в этом он весь, удивлена, как он смог так долго ждать.

— Что теперь?

— Я все бросил, теперь куда ты — туда и я.

— Дурачок — неожиданно рассмеялась я.

— Знаю, только можно, я буду твоим дурачком? — поворачивая меня к себе и заглядывая в глаза, спросил он.

— Можно, тебе, Ян, можно — серьезно, будто и не шутила ответила я.

— Спасибо — так же серьезно кивает он и опять поцелуй…

…Он не шутил, когда говорил, что все бросил. Ян больше не был известным продюсером, не был богатым шоу-мэном, хотя его тяга к раскрутке талантов не исчезла. Он неплохо устроился и здесь, работать мне стало веселей, ведь теперь Дом Культуры взял под свое шефство сам Ян Брэнс. к концу лета мы стали известны на всю область. А еще мой домик перестал быть домиком, превратившись в добротный дом и причем, Ян сам отстраивал и чинил его. Все знакомые и малознакомые люди по-началу смотревшие на нас с легким налетом удивления, теперь считали его моим мужем и хозяином в доме, а то, что я три месяца жила без него объясняли тем, что Ян раньше работал в другом городе, но вернулся домой. никто и не подозревал, что живет рядом с некогда столичным пижоном. Даже, когда в сентябре мы собрались венчаться, люди сами решили за нас, что мол раньше мы только были расписаны и вот решили еще и церковный брак оформить. Вначале, я посмеивалась, а потом стало все равно. Какая разница, что кто подумает? Мне было хорошо с этим мужчиной, я чувствовала, что рядом с Яном мне все по плечу, а что я не смогу сделать, мы сделаем вместе.

Наверное, на этом надо заканчивать историю, что еще можно тут добавить? Но, все было иначе, история только начиналась, наша жизнь не обрывалась "счастливым концом", был человек, с которым начали путь вместе и который спустя несколько лет появился на пороге моего дома именно так, как я представляла себе в первые месяцы, с наступлением восхода, на горизонте нового дня я увидела силуэт…

Как сегодня помню, Ян уехал в областной центр по мелким делам, а я впервые осталась на ночь без него. Да и срок немаленький восьмой месяц пошел, поэтому муж и оставил меня дома не взяв с собой, боялся, что по дороге месяц "растрясет". Ночь выдалась душной и спать мне не хотелось, вот и села на крыльце укутавшись в шаль, ждала появления солнца и возвращения Яна, но вместо него появился другой человек.

— Здравствуй, Лили…