Глава 1
Он был невероятно красив.
Красив в этой смертельной схватке, где любой другой уже лежал бы недвижим, истекая быстро холодеющей кровью. Но не он. Человек, на которого я смотрела, притаившись в тени бетонного угла многоэтажного дома, двигался слишком стремительно, чтобы его противники могли причинить ему хоть малейший вред.
Хотя их было семеро против одного, это, казалось, нисколько не смущало высокого мужчину в центре. На его кожаной куртке имелся лишь один тонкий порез от ножа, и на этом видимые повреждения заканчивались. Четверо противников лежали на асфальте неподалеку, трое еще дрались.
Один, неудачно замахнувшись, метил в челюсть, но слишком сильно отвел руку назад и даже не успел вернуть ее в исходное положение, когда мощный удар кулаком в лицо свалил его на землю. Раздавшийся при этом хруст ломающегося носа неприятно дополнил и без того мрачную картину. Лицо человека, который теперь лежал на асфальте, напоминало кровавую маску, разрисованную художником-абстракционистом ярко-красными разводами.
Я понимала, что нужно уходить. Не просто уходить — бежать, пока меня не заметили, — но, несмотря на страх, почему-то продолжала наблюдать за смертельным танцем маленьких человечков вокруг грозного божества. Слишком захватывающая разворачивалась картина.
Второй из оставшихся на ногах пробовал незаметно подойти к незнакомцу из-за спины в надежде, что товарищ отвлечет на себя его внимание, и тогда он сможет завершить схватку при помощи зажатого в руке ножа. Но его намерениям не суждено было сбыться: внимательный ко всему человек в кожаной куртке, резко крутанувшись вокруг себя, выбил нож, и тот с громким звяканьем откатился в сторону. Притянув нападающего за волосы, мужчина ударил противника затылком об асфальт.
В этот момент меня пробил озноб. Нужно бежать. Бежать, скрываться, делать вид, что меня — случайного свидетеля — никогда не существовало. Однако что-то в разворачивающейся перед глазами картине продолжало завораживать — так, вероятно, завораживает женщину осознание того, что перед ней настоящий альфа, способный постоять за себя самец, умелый воин, доминант. И я, подобно наблюдающей за схваткой волков овечке, продолжала находиться без движения.
«Зачем такому количеству людей нападать на одного? Ведь это нечестно, неправильно…»
Однако мое «неправильно» ничуть не смущало мужчину в кожаной куртке.
Когда последний из оставшихся в живых с резким криком бросился на хищного незнакомца, злобно и жадно мечтая о мести за убитых товарищей, он был сбит точной подсечкой снизу. Мощная нога мгновенно присевшего на корточки человека просвистела по полукругу и заставила бегущего рухнуть на спину. Раздался жалобный вскрик. Лежа на земле, тот выгибался дугой, но навредить уже ничем не мог. Несмотря на это, противник неторопливо ступил ближе и завис над корчащейся жертвой. В этот момент я хорошо разглядела выражение его лица — спокойное, ничего не выражающее, без тени раздражения, — казалось, он почти наслаждался происходящим. Лишь несколько прядей темных волос выбились из прически и упали на лоб. Если бы не это и не тонкий порез на куртке рядом с рукавом, трудно было предположить, что он вообще совершал какие-либо быстрые движения, не говоря уже о драке.
Человек на земле все стонал. В какой-то момент мне показалось, что его позвоночник может быть сломан, и я содрогнулась от этой мысли. Представлять, какую боль он при этом должен испытывать, было выше моих сил, но это совершенно не волновало мужчину, стоявшего рядом. Одним быстрым движением тот выхватил из-за голенища узкий длинный нож и резко всадил его в шею стонавшему человеку. Он мгновенно обмяк. В наступившей тишине пару раз булькнуло, кровь толчками выливалась из глубокого пореза, откуда убийца только что вытащил лезвие.
Вот и все.
Я слышала, как мое сердце медленно и тяжело отстукивает удар за ударом.
Тишина зажатого с двух сторон офисными высотками проспекта, три машины на дороге, множество лежащих на земле тел и стоящий посреди поверженных высокий спокойный темноволосый человек. Просто бандитская разборка какая-то, кто-то с кем-то что-то не поделил. Вот только что в непосредственной близости от всего этого делаю я — завороженная чужой битвой дурочка?
В это время, широко расставив ноги, победитель спокойно обводил взглядом поверженных: его руки застыли по бокам, могучие плечи расправлены, голова опущена вниз. Воин-победитель, ни дать ни взять сошедший со страниц книг завоеватель. В неярком свете уличных фонарей его фигура зловеще вырисовывалась на фоне серых зданий; ночь уже два часа как вступила в свои права.
И именно в этот момент я четко осознала, насколько глупо поступила, не убравшись подальше. И пораньше.
Почему не две минуты назад? Почему не тридцать секунд назад, ведь тогда еще был шанс?
«Элли, уходи отсюда… только уходи тихо».
Мне ведь ни к чему проблемы? Совсем ни к чему.
«Ты всегда была тормозом, дурочкой и к тому же любила сильных мужчин».
Ага, любила. И одного только что увидела во всей красе, только совсем не вовремя. Вот если бы в кафе, в баре, да просто шагающего при дневном свете по проспекту…
«Но тогда бы ты не увидела его „в действии“» — раздался в голове укоризненный и, кажется, довольный поворотом событий голос.
Да, не увидела бы. И целее осталась. Зря этой ночью, возвращаясь с вечеринки, я отказалась от такси и решила срезать путь через офисный район, ой как зря. Моя логика после трех бокалов вина — непривычно большого для меня количества спиртного — однозначно хромала. Хотя хромала она не настолько, чтобы продолжать стоять без движения и ждать, пока незнакомец, разобравшись с зачисткой трупов, уедет.
«Зря ты боялась, что тебя начнет мутить в машине. Уж лучше бы замутило — кого волнует запачканная обшивка?»
Если кого-то и волновало, то точно не меня и точно не теперь. Меня волновало другое — мысль о том, что я до сих пор отсюда не убралась. С бешено колотящимся сердцем, которое, казалось, грохотало на целый квартал, я начала медленно отступать глубже за угол, в тень.
«Потихоньку, потихоньку, медленно и тихо».
Не успела. Не успела!
Стоило мне совершить единственное движение, а моей сумочке тихо звякнуть кольцами наплечного ремня, как незнакомец тут же уставился на меня, и взгляд его доброжелательным не был.
«Черт. Черт-черт-черт!»
Все, не успела. Медлительная дурочка, нерасторопная корова…
Мы смотрели друг на друга в течение нескольких секунд. Он — напряженно и задумчиво (убить меня теперь или нет?), я — широко распахнув глаза и не моргая.
Секунда, две, три. Отсутствие движения, сковывающий страх и непонятно отчего примешивающаяся ко всему доля любопытства.
«Какое любопытство, Элли?! Очнись!»
А ведь он знал. Он все это время знал, что за ним наблюдали. Откуда пришло это четкое понимание, я не догадывалась, но сей факт почувствовала со всей очевидностью — «убийца» совершенно точно осознавал, что из-за угла за ним наблюдают, но предпочел временно оставить этот мелкий момент без внимания. И теперь просто наблюдал за моей реакцией.
Моей реакцией? И она — чуть хмельная, бурлящая адреналином после увиденного — не замедлила проявиться. Вместо того чтобы, поджав хвост, улепетывать, я медленно вытянула вперед трясущуюся от волнения руку и оттопырила вверх от кулака большой палец.
«Твоя победа, — говорил этот жест, — это твоя победа. Чистая и достойная».
Пытаясь понять, не сбрендила ли я, выражая одобрение человеку, который только что дрался насколько красиво, настолько же и жестоко, я начала медленно отступать назад.
«Я просто посмотрела, — говорили мои глаза, — битва была завораживающей. Теперь я ухожу. Отпусти… Отпусти».
Шаг назад. Еще один. Руку вниз, ремень перехватить, медленно развернуться.
Если незнакомец решит убрать меня как свидетеля, то, наверное, сделает это быстро — например, выстрелит в спину.
«Или метнет нож».
От напряжения мои лопатки жалобно заныли; под тонкой блузкой по спине потек пот.
«Отпусти, отпусти… Я ничего не видела и не помню, я уже все забыла. Отпусти».
Десять метров. Двадцать. Полдома пройдено.
Если не догнал сейчас, то, возможно, не догонит никогда.
«Не пей больше, Элли, ты не умеешь. И не ходи домой по пустынным улицам».
Не буду, не буду, не буду.
Впереди еще два здания, за ними аллея и парк. Через парк не пойду, пойду в тени тополей вдоль дороги: главное — быстрее, главное — уйти Главное — пройти еще триста метров, а там рукой подать до светлого проспекта, там поворот на знакомую улицу…
Пятьдесят метров. Сто. Сзади тишина — ни шорохов, ни тихих шагов, ни топота бегущих ног.
Лишь обогнув по периметру последнюю высотку, я сумела выдохнуть с облегчением и только теперь осознала со всей четкостью, как близко стояла к пропасти.
«Мог бы убить. Запихнуть в машину, увезти куда угодно или же просто пристрелить. И лежала бы я там вместе с этими бедолагами, разбавив мужскую компанию трупов одним женским…»
Паника заставляла сердце колотиться молотом, виски пульсировать, а ладони и колени дрожать.
Отпустил.
И хорошо.
Красивый или нет, не стоило так рисковать.
«Не рискуй больше, Элли, не рискуй…»
Не буду, не буду, не буду.
Сказал бы мне кто-то, что гораздо сильнее, чем только что, я рискну уже через пять минут, я бы никогда и ни за что в это не поверила.
То, что произошло дальше, явилось не столько странной случайностью, сколько рядом, состоящим из тончайших совпадений, в котором немаловажную роль сыграли выпитое за час до этого спиртное, яркое впечатление от недавней драки и бурлящий в крови адреналин. Вдоль парка я почти бежала: торопилась, радовалась тому, что ушла «без потерь», прокручивала в голове моменты битвы и с удивлением ловила себя на том, что продолжаю ею восхищаться.
«Тебе точно не хватает приключений, да?»
Возможно. Наверное. Не знаю. Мне всего хватает… Нет, наверное, чего-то не хватает.
«Не знаю, уймись».
Да, я восхищалась этим незнакомцем — трудно не признать.
Почему? Потому что далеко не каждый мужчина способен постоять за себя. А не каждый из тех, кто способен, может отбиться, когда нападает сразу несколько человек. И почти никто не может справиться с семью противниками. А если к героическому облику, умению двигаться стремительно и плавно прибавить исключительное брутально-красивое мужское лицо, можно вообще остаток жизни провздыхать в мечтах.
Я шла, радовалась собственной удачливости, «свободе» и странным образом одновременно испытывала разочарование.
«Это все алкоголь и его легкомысленные последствия».
Все-таки жаль, что все кончилось. Что теперь я знаю, что такие мужчины существуют — они есть в реальной жизни, действуют по ночам, уезжают в неизвестном направлении и растворяются в ночи еще до восхода солнца. Но они есть, есть на самом деле, вот что главное.
Внутри восторженно, страшно и грустно одновременно.
И может, однажды я встречу такого для себя. Для отношений, для встреч, для… хотя бы для одной встречи, чтобы узнать, каково это — быть с таким человеком? Провести с ним час или ночь? Поговорить с ним?
«Бред. Наверное, для общения даже общих тем не найдется: такие люди — бойцы-профессионалы, а ты дизайнер по витражам. О чем говорить?»
Да, не о чем.
А спустя пару минут выяснилось, что разговаривать требуется далеко не всегда.
Шум подъезжающего сзади автомобиля я услышала не сразу — его скрыло мое собственное хриплое дыхание, цокот длинных каблуков и все еще грохочущий в ушах пульс. Я занималась самобичеванием, я радовалась, я испытывала крайне смешанные чувства, как будто только что едва не соприкоснулась с чем-то запретным и прекрасным, но все-таки не соприкоснулась, я рвалась домой.
А когда за всем этим все-таки услышала автомобиль, бросаться прочь от обочины в тень древесных стволов стало поздно. Тихий гул мотора, плавно вползающий в поле зрения хромированный черный капот, крыло, водительская дверца. Стекло опущено. А из-за стекла…
А из-за стекла на меня смотрело уже знакомое лицо. Красивое и спокойное брутальное лицо: прямой нос, темные брови, широкие губы, квадратный подбородок, чуть прищуренные серо-голубые глаза.
Те самые глаза — глаза человека, который недавно дрался на улице.
«Убить? Он решил меня убить?»
То была первая и самая страшная мысль, которая скользнула в голову и моментально встрепенула начавший было улегаться страх.
Ведь он мог убить меня раньше… Зачем?
От нахлынувшей паники ноги сделались ватными, и я остановилась — мы вновь смотрели друг на друга в тишине. Я старалась не выказать того, насколько напугана, а он внимательно и довольно откровенно изучал меня с ног до головы: лицо, фигуру, одежду, ноги и даже обувь.
Осмотрел. Лицом не изменился. Не выказал ни довольства, ни недовольства, лишь отвернулся и обронил одну-единственную фразу:
— Я скучаю сегодня ночью.
Что? Что?.. Скучает? Что он имеет…
Конечно же, я знала, что он имеет в виду.
Он предлагает поехать с ним.
Куда? Лучше не спрашивать. Зачем? Расскажет сам, если захочет. А скорее всего, покажет.
Я согласна? Мне это надо? Конечно, нет — он опасен. Но убивать вроде бы не собирается, и на том спасибо. А приключения? Лучше оставить их на ближайшее или далекое будущее — неужели мне на сегодня не хватило?
«Не хватило».
«Элли!»
А он был красив. Красив не по-глянцевому, не для любящих сладких и эмоциональных юношей девушек, но красив лицом, телом, аурой, исходящим от него ощущением силы… даже в своей расслабленной молчаливой ленце он был прекрасен тоже.
«Но ведь он только что убил кого-то. Он может убить и тебя. Вдруг ловушка?»
Но ловушки не ощущалось. Ни нажима, ни напора, ни угрозы — просто предложение «если хочешь, можешь поехать со мной, если не хочешь, я поеду один». Все так просто.
Я продолжала рассматривать его молча.
Где он — правильный ответ? Какой он?
Не я ли только что расстраивалась из-за того, что знакомство не состоялось? Я. Разочаровывалась, обижалась на судьбу, вздыхала. И вот он — шанс. Принимать или нет? Быть умной, глупой, логичной, рассудительной? Быть правильной, испорченной, безмозглой? Какой надо быть? Какой? Ведь у меня всего лишь несколько секунд.
И неожиданно для себя я решилась. Сделала то, о чем, как я полагала, могу прожалеть всю оставшуюся жизнь или же, наоборот, всю оставшуюся жизнь благодарить себя за правильное решение, — я обошла черный автомобиль, открыла дверцу и села внутрь.
Я сделала выбор.
На протяжении двадцати минут мы ехали по извилистой дороге, ведущей в сторону океана. Строений в той стороне практически не осталось — лишь близкий выезд на трассу, — и это навело меня на мысль спросить о конечной точке нашего путешествия, но каким-то странным образом я поняла, что мой таинственный незнакомец не желает ни лишних слов, ни вопросов. Оставив себе право узнать об этом в конце дороги, я принялась смотреть в окно.
«Ты дурочка, Элли. Просто дурочка. Куда он везет тебя? Почему так далеко?»
Примерно через полчаса сюрреалистической тишины и нервно кружащих в моей голове вопросов мы свернули в сторону, на узкую колею, выходящую прямиком на пляж. Темные волны с тихим плеском набегали на светлый песок и плавно откатывались обратно; воздух пах солью и прелыми водорослями. В тени пальм, растущих чуть в отдалении от берега, белело бамбуковыми стенами бунгало.
«А вот и конечная точка нашего путешествия».
Значит, он не стал везти меня к себе домой, а решил ограничиться единственной встречей в том месте, куда я вряд ли смогу найти дорогу самостоятельно. Мысль эта неприятно кольнула, но тут же исчезла — ведь я и сама понимала, что все происходящее не более чем короткая авантюра с сексуальным уклоном — не так ли?
Так. Ну и ладно.
Место мне нравилось.
Маленький, но аккуратный домик покрывали пальмовые ветви, периметр уютной веранды венчал плетеный забор. Несколько деревянных ступеней спускались с крыльца, утопая в белом песке. Свет внутри не горел.
За всю поездку мой сосед не сделался разговорчивее. Выехав на пляж, он остановил машину, вышел из нее, дождался, пока выйду я, и зашагал к домику. Я поначалу решила последовать за ним, но как только моя нога ступила на песок, очарование этого места затопило с головой. Почему я никогда не знала, что на окраине Канна существует подобный райский уголок? Прямоугольник пляжа с двух сторон закрывали подступающие почти вплотную к воде деревья — они защищали белый песок от ветра и позволяли уютно нежиться в тишине и спокойствии, слушая неторопливый плеск волн.
Ноги сами понесли меня к тихо шуршащему прибою. Не скрывая восторга, я опустилась и зачерпнула горсть мокрого песка. Среди песчинок на моей ладони едва поблескивали мелкие камушки. Когда накатила волна, я опустила руку в воду — до чего теплая! Эта бухта просто создана для купания.
«А ведь я приехала сюда не одна, а с человеком, чьего имени не знаю».
Я обернулась и посмотрела на бунгало, из окон которого теперь лился теплый желтый свет. Внутри помещения двигался силуэт. Решив, что пора взглянуть на дом изнутри, я поднялась и зашагала обратно.
Дверь тихо скрипнула, пропуская в уютную комнату. Снаружи казалось, что внутреннее убранство будет более простым, возможно, примитивным, но я ошиблась. Здесь все было сделано со вкусом. Плетеные стулья располагались вокруг стола, кровать находилась слева — сверху мягкое стеганое покрывало. На столе, покрытом бежевой скатертью, стояла лампа на тонкой ножке; на стене несколько изящно переплетенных композиций из лозы и сушеных цветов. Несмотря на обильный и стильный декор, помещение было пропитано исключительно мужским присутствием.
Удивило и полное отсутствие пыли на предметах. Это говорило либо о том, что хозяин часто появляется здесь сам, либо о том, что он оставляет кого-то присматривать за домом.
Оторвавшись от созерцания обстановки, я посмотрела на человека, который привез меня сюда, — он стоял ко мне спиной, расстегивая пуговицы рубашки; черная куртка уже лежала на стуле. Услышав шаги, он повернулся и кивнул в знак того, чтобы я располагалась как дома.
Страшно. Тревожно. Интересно.
Расстегнутая рубашка отправилась на стул; в этот момент я заметила, что ребра мужчины украшают многочисленные багровые синяки. Значит, из увечий «победителю» достался не только порез — неудивительно, если учесть, что их было семеро, а он противостоял в одиночку. Тем не менее мне стало за него обидно — какие же они все-таки сволочи!
«Угу. Теперь, наверное, мертвые сволочи»… Эту мысль, чтобы не пугала, пришлось отпихнуть.
Вместо размышлений я набралась храбрости и шагнула к незнакомцу, осторожно коснулась его алеющей подтеками кожи и прошептала:
— Как они смели целой шайкой нападать на тебя одного?
Глаза стоящего напротив человека от проявленной заботы потеплели не особенно. Вместо ответа на мой вопрос он холодно произнес:
— Ты подвержена следовать необдуманным решениям. Это плохо.
От неожиданности я отступила назад — вдруг вернулся страх. Правильно ли я сделала, что села к нему в машину?
«Поздно корить себя, Элли…»
Меня — пытающуюся казаться храброй, а на деле изрядно напуганную — изучали прищуренные серо-голубые глаза. Передо мной стоял совершенно незнакомый полуобнаженный мужчина с раскачанной мускулатурой и совершенно недобрым взглядом.
«Чем я думала?»
Поздно.
Теперь либо спрашивать прямо, либо просто бежать. Я выбрала первое:
— Я должна тебя бояться?
Тишина. Затем ровный ответ:
— Если я захочу, чтобы ты меня боялась, ты узнаешь об этом.
Я судорожно вздохнула, не сомневаясь в том, что если он захочет, я действительно все узнаю — никаких заблуждений в том, кто здесь главный. И все же ответ чуть успокоил — открытой угрозы в нем не чувствовалось.
В этот момент в кармане брошенной на стул куртки зазвонил телефон.
Мужчина отошел от меня вглубь комнаты, достал сотовый.
— Да, — ответил он и некоторое время молчал. — Да, есть. Мне нужно около получаса, чтобы собрать файлы в один и выслать тебе. Да, сделаю, жди.
Трубка вернулась на место, на меня взглянули вопросительно.
Не зная, какой именно реакции ждут от меня, я заверила наобум:
— Если нужно заниматься делами, занимайся и не беспокойся — я подожду на пляже.
Легкий кивок, смягчившийся взгляд — моему новому немногословному знакомому нравилось, когда понимают с полуслова.
«Вообще без слов. А ты еще думала про общие темы для беседы — они не понадобятся».
Ощущая нервозность и неуверенность в том, что хоть что-либо делаю правильно, я выскользнула за дверь и направилась к воде. Спасибо и на том, что меня не убили. Спасибо, что не высадили по дороге, не завели тупых разговоров, не выказали особенного раздражения, глядя на мой страх.
Песок холодил босые ступни; я уселась на него неподалеку от прибоя.
А вообще, я немножко гордилась собой: каким-то образом понимала, что женщин, пусть даже на одну ночь, этот человек зовет к себе нечасто. И далеко не всем из тех, кого зовет, он, обладая таким сложным характером, делает поблажки — скидки на чрезмерную болтливость, глупость или капризность. Едва ли этот мужчина чрезмерно терпелив. Едва ли он вообще хоть сколько-то терпелив.
Но я все еще тут, на его территории, а это уже маленькая победа.
Он подошел сзади почти неслышно, но я отчетливо почувствовала его присутствие, как ощутила бы приближение опасного хищника чуткая лань.
Я не оборачивалась и ничего не говорила, к этому моменту я вообще перестала ждать полноценного диалога — слишком уж мой знакомый не желал расставаться со словами, как с драгоценным жемчугом барышня. Однако спустя секунду я услышала его голос:
— Пойдем внутрь.
Все это время, пока сидела на пляже, я пыталась понять, зачем же все-таки захотела продолжить знакомство пусть и с привлекательным, но очевидно опасным человеком? Ведь видела, на что тот способен, и тем не менее села в машину. Почему? Шуршание очередной подбежавшей к самым ступням волны вместе с пеной принесло и ответ. Все просто: я всегда мечтала о сильном мужчине. Пусть неразговорчивом, да, пусть опасном, но способном постоять за себя… и за меня. Никогда не грезила ни об эмоциональном парне, ни о чувственном романтике, но о мужчине, перед которым захочется склониться в восхищении. Однако такой ли это человек? С правильным ли характером, с верными ли принципами, с бьющимся ли в груди, несмотря на силу, щедрым на теплоту сердцем?
Ответ на этот вопрос мне предстояло узнать в ближайшие несколько часов.
«А ведь как легко заблудиться, запутаться — принять одно за другое».
Что ж, если я ошибусь в характере, то хотя бы позволю себе испытать физическую близость с определенно сильным и красивым парнем.
«Сильный парень» уже шел по направлению к дому; я поднялась, отряхнула одежду и последовала за ним.
В комнате царил полумрак. На столе в свете лампы поблескивала бутылка коньяка и два хрустальных стакана.
— Хочешь?
— Нет.
Спиртного не хотелось.
Рядом со стаканами стопкой лежали бумаги, справа матово отсвечивал темный экран открытого ноутбука. Под лампой в бежевом абажуре стояла маленькая керамическая подставка, доверху наполненная черными камушками — на каждом выгравирован непонятный символ. Красиво исполненные знаки — все разные, однако если приглядеться, они совершенно не раскрывали смысл.
— А что означают эти символы? — я указала на камешки.
— Почти ничего.
Взгляд прищуренных глаз задержался на подставке; мужчина о чем-то задумался, как будто даже загрустил. В этот момент мне показалось, что он сильно устал — может быть, от драки, может быть, от чего-то еще.
— Ты, наверное, устал. Отдохни. А я посижу…
Уголок красивого рта изогнулся в мягкой усмешке.
— Хочешь проверить, насколько я устал?
Такой ответ смутил. Проследив за тем, как он ставит стакан на стол и медленно направляется ко мне, я почему-то напряглась и отступила назад. Рубаху он так и не надел, что позволяло хорошо разглядеть его накачанную грудь и мощный пресс. Поискав глазами синяки, которые я разглядывала на его ребрах полчаса назад, я изумилась — их не было. Ни одного. Гладкая кожа идеально обрисовывала мышцы, но даже намека на следы от ударов не осталось.
— Как такое возможно?
«И возможно ли?»
Мужчина приблизился вплотную и уперся двумя руками в стену рядом с моей головой — его лицо оказалось совсем близко. И хотя я была уверена, что он не только услышал вопрос, но и понял его смысл, отвечать-таки не счел нужным. Вместо этого он лениво рассматривал мои губы, будто представляя, какими они могут оказаться на вкус.
От плотного изучающего взгляда мои ноги начали медленно подкашиваться, по низу живота прошла слабая судорога. Этот человек был слишком сильным, слишком властным, чтобы ему противиться. Мое сердце вновь стучало быстро и неровно, чтобы нам не встречаться глазами, я отвернула лицо в сторону. Аромат мужского парфюма неуловимо перемешался с его собственным запахом и теперь дразнил меня, заставляя мысли путаться, а тело предательски вздрагивать в ожидании первого прикосновения.
Мой мучитель не торопился. Как хищный зверь, прекрасно осознающий свою силу, он неспешно наслаждался беспомощностью пойманной в капкан жертвы. Его пальцы, едва касаясь кожи, прошлись по моей щеке, затем по шее.
— Ты очень красивая.
Слушая грохочущий в ушах пульс, я повернула голову и встретилась с его ласкающим взглядом — желание почувствовать его губы нарастало. Из проскочившей между нами искры нестерпимо быстро разгорался настоящий огонь, пожар; хотелось оттянуть продолжение и одновременно приблизить его. Но продолжать пока никто не торопился — меня хотели, я это чувствовала, но изучали. Меня пытались ощутить изнутри, прочувствовать, понять еще до прикосновения.
— Пожалуйста…
— Что — пожалуйста?
— Продолжай…
Видеть его губы так близко, но не касаться их стало непереносимо.
Его взгляд сделался почти нежным.
Осторожно приподняв мой подбородок, он наклонился вперед и позволил нашим губам соприкоснуться. Мучительно мягкий вначале, его поцелуй постепенно становился все более настойчивым — мой рот ласкали столь нежно, что хотелось стонать от нарастающего в теле пламени. Левый уголок губ, правый, нежно прикушенная нижняя губа, а впереди настоящий сокрушающий напор — он случится скоро, через секунду.
Огонь лился по венам, словно жидкая лава, и испепелял остатки самообладания, заставлял хотеть «мучителя» все сильнее. Отвечая взаимным желанием, мужские губы становились все более жесткими, пальцы легли на затылок и сжали волосы. Этот жест собственника окончательно лишил меня контроля над собственным телом, ноги отказались держать, и я со стоном начала съезжать вдоль стены.
Сильные руки легко подхватили, и через секунду я оказалась на кровати.
Расстегнута первая пуговица на блузке, вторая, третья; обнаженную кожу жгли не столько прикосновения, сколько ощущение «почти» прикосновений; нестерпимо сильно хотелось почувствовать этого мужчину ближе, глубже. Когда блузка окончательно разошлась в стороны, я прошептала:
— Ты сведешь меня с ума… Слишком нежно…
Мне не ответили. Вместо этого сместились ниже и принялись ласкать мою грудь — ладонями, пальцами, губами, вобрали в рот сначала один сосок, затем другой — то обводили его по кругу, то почти незаметно ласково прикусывали.
«Такой сильный… И такой нежный…»
Мысли путались от возбуждения, низ живота полыхал нестерпимым жаром. Сквозь сладостные волны, пробегающие по телу, я чувствовала, как его рука, не забывая приласкать каждый участок кожи, опускается все ниже. Поцелуи же, наоборот, вернулись от груди к шее, затем вновь к губам.
Как сквозь сон, я ощущала его руку между своих бедер — теплые пальцы скользили по шелковой ткани трусиков, осторожно приближаясь к тонкой полоске сбоку. На короткий миг раздался слабый треск, и резинка мгновенно ослабла.
«Он порвал их… Порвал одной рукой?»
От неожиданности я вздрогнула и попыталась привстать, но меня прижали обратно к кровати.
— Все хорошо, девочка, не напрягайся.
Его ладонь безо всякой попытки удушить плотно сжимала мою шею; глаза в глаза, неуловимый, но невероятно плотный контакт. Я почувствовала, как настойчивые пальцы нашли вторую сторону кружевной резинки, и через мгновенье лопнула и она.
«Создатель, какая сила скрыта в этом человеке?» К моему возбуждению примешался липкий и оттого еще более волнующий тело страх; тихонько звякнула металлическая пряжка ремня.
Спустя секунду между моими влажными завитками втиснулась горячая и плотная головка — едва проникла внутрь, остановилась, замерла; мое же тело рвалось навстречу, желало ее всю — всего его целиком.
— Ты… Ты… огромный.
Тяжелый сильный мужчина лежал на мне и не двигался, наполненный нежностью взгляд следовал за пальцами, которые гладили мое лицо. В этот момент меня любили, меня боготворили, и не просто как женщину, а как одну-единственную — чутко, всецело, глубоко. Обо мне заботились, меня лелеяли, меня оберегали. Невозможный вихрь чувств, невозможный океан эмоций — а я ведь думала, что при встрече «на одну ночь» такого не бывает. Бывает. Не только бывает — есть сейчас.
Между ног пульсировало; горячая и чувственная головка (а ведь он действительно большой) подрагивала, словно желающий ринуться в бой всадник.
— Расслабься, маленькая, я не сделаю тебе больно.
Я расслабила напрягшиеся мышцы.
— Все хорошо, — ласковые пальцы продолжали гладить мое лицо. — Ты веришь мне?
Я прислушалась к интуиции.
— Да.
Он чуткий. Он невероятно чуткий.
— Молодец.
Одновременно с обжигающим поцелуем он начал медленно, но неумолимо проникать внутрь. Мое лицо успокаивали ласками, в то время как огромный горячий поршень раздвигал и растягивал тонкие стенки — входил все глубже, устраивался в новом жилище, создавал себе комфорт, завоевывал новое пространство.
Я застонала. Сильные руки крепко сжимали меня так сильно, что не позволяли двигаться, мощное тело прижимало к кровати, не выпуская из сладостной ловушки. Весь скользкий от моего желания, огромный и горячий, он мощными толчками продолжал двигаться во мне, заставляя забыть о том, что существует процесс мышления, что существует внешний мир, что существует что-то помимо понятия «он» и «я».
Время растянулось, размякло и принялось ускользать. Мои руки сжимали широкие плечи, гладили затылок и волосы, царапали спину. Я извивалась, будто все еще зачем-то надеясь вырваться — впрочем, тщетно. Мной владели целиком: телом, каждым движением, мыслью, эмоцией. Мне не оставляли шансов на ненужный нам обоим побег, меня заставляли прочувствовать каждое движение, каждый толчок, каждый — свой и его — выдох и вдох. Этот мужчина не брал наполовину — он брал целиком, мягко и одновременно жестко приказывая отдать ему все.
И я отдала.
В какой-то момент мир разорвало надвое яркой вспышкой, из горла вырвался стон-крик, а моя спина выгнулась от сотрясающих тело спазмов. Ногти впились в кожу; содрогаясь под плотно впечатавшим меня в кровать мужчиной, я продолжала стонать и дрожать до тех пор, пока сладкие волны не начали сходить на убыль.
Как только мои спазмы утихли, в меня резко вошли до самого конца. Мышцы спины под пальцами напряглись так сильно, что превратились в камень, мощные руки-тиски вдавили меня в матрас, ягодицы принялись мерно и жестко двигаться вверх-вниз — толчок, еще толчок, еще-еще-еще…
Секундная тишина, обездвиженное, словно застывшее напряженной статуей тело — и он излился внутрь, теперь уже не заботясь о приличиях и ведомый лишь одним инстинктом, вдалбливался, вздрагивал, сжимал, рычал.
А после, все еще оставаясь напряженным, обмяк и затих.
Будто сквозь дымку в моей голове разлилось чувство невыразимого покоя — я гладила потную горячую спину, шею, плечи. Я ласкала его и будто шептала кончиками пальцев — все хорошо, все очень хорошо.
Все не просто хорошо, все замечательно.
В этот полный умиротворения момент моя голова не желала анализировать, однако сквозь расслабленность пробивалось одно-единственное вывод-чувство: я все сделала правильно. Правильно, что села к нему в машину, что поехала с ним, что доверилась своему чутью.
Он замечательный. Не просто замечательный — чудесный. Чуткий, нежный и, несмотря на брутальный внешний вид, невероятно заботливый. Оказывается, такое бывает.
Не поддавшись страху, я, как женщина, склонилась перед победителем, а в итоге оказалась награждена сама.
И среди нас не осталось ни победителей, ни побежденных — только невероятным образом тонко почувствовавшие друг друга мужчина и женщина.
Думала ли я, что исход этой ночи может быть лучше? Нет. Он был самым лучшим.
Утренний свет пробивался сквозь занавешенное окно, с пляжа доносился размеренный шум прибоя.
Лежа с закрытыми глазами, я зачем-то в полудреме считала волны.
«Две, три, четыре…»
Это бесполезное занятие оттягивало момент окончательного пробуждения и позволяло оставаться во власти умиротворения и неги еще какое-то время.
Входная дверь тихо скрипнула, пропуская внутрь человека, который был со мной этой ночью.
«И подарил непередаваемое наслаждение».
Он поднялся гораздо раньше, но меня — гостью — тактично будить не стал, и я была за это признательна.
Царапало беспокойство и ожидание неизвестного.
«Каким он будет сегодня? Холодным и неприступным? Равнодушно-вежливым? Или же, как прошлой ночью, чутким и внимательным?»
Последнего мне очень хотелось, но я понимала, что шансов увидеть с утра его счастливую улыбку у меня немного.
Я неслышно вздохнула, открыла глаза и увидела, как мой новый знакомый, чьего имени я до сих пор не знала, расставляет на столе кружки и достает кофе. Из стоящих рядом бумажных пакетов аппетитно пахло горячими булочками.
«Где он достал свежую выпечку на берегу океана?»
Ответ не замедлил явиться, когда зазвонил телефон.
— Нет, спасибо, больше ничего не нужно. Приготовь мой джип, сегодня придется съездить в Антеру.
Антерой назывался небольшой индустриальный город, лежащий в ста километрах к западу от Канна, расположенный сразу за Интанским хребтом, ввиду чего к нему вела единственная узкая и довольно опасная горная дорога.
Предполагая, что хозяин бунгало может торопиться по своим делам, я быстро поднялась с кровати и принялась одеваться. Обернувшись на шум, тот едва заметно кивнул мне в знак приветствия, продолжая отдавать распоряжения по телефону:
— Составь для меня план документов и предупреди их о моем приезде. Да. Пока больше ничего.
Я спешно натянула юбку, застегнула блузку на верхние пуговицы и, стараясь не мешать разговору, босая выскользнула за дверь. Свежий утренний воздух пах солью, океан спокойно и неторопливо покачивал синие волны, величественно раскинувшись до самого горизонта. Из-за голубых облаков, кое-где еще окрашенных в бледно-розовый, уже показались яркие лучи солнца. Белесая дымка, витающая над водой вдали, почти рассеялась, позволяя взору увидеть границу, где бирюзовая гладь воды плавно перетекала в прозрачное небо.
Свежо, здорово, хорошо — как же сильно пляж бодрит по утрам, — я с наслаждением потянулась и прошла к воде. Изумительное место, неправдоподобно красивое. Наверное, нельзя смотреть на такое каждый день, чтобы не потерять остроту восприятия, и мне, что неудивительно, как и любой другой девушке на моем месте, очень хотелось побывать здесь еще раз. Смогу ли я запомнить сюда дорогу и вернуться самостоятельно? Скоро станет ясно.
Океан манил, призывал в него окунуться, но из-за отсутствия уверенности в том, что у меня будет время на последующий душ и «высыхание», идею о купании пришлось отложить и заменить ее обычной прогулкой вдоль пляжа.
«Повезло кому-то иметь здесь домик».
Кому-то. Красивому безымянному мужчине в черной кожаной куртке. Ему, наверное, во многом повезло.
От одного края бухты до другого ровно три минуты ходьбы; исследовав местность, я отряхнула ступни от песка, обулась в босоножки, которые до того держала в руке, и направилась к дому — в беспокойную неизвестность.
Не хотелось прощаться. Совсем не хотелось. Пусть будет хотя бы шанс, хотя бы полшанса встретиться вновь, и я буду самой счастливой девчонкой этого дня. Глупо? Наверное, но сердце уже тепло и крепко обняло незнакомца и отпускать ни за что не желало. Как ему приказывать — сердцу?
Оказалось, что к тому времени, пока я прогуливалась, разговор по телефону закончился, а на столе появилось все необходимое для завтрака: сахарница, ложки, кувшинчик со сливками и хрустящие круассаны.
— Выспалась?
— Да, спасибо. — Я улыбнулась. Утренний свет почти не смягчил мужественную красоту сидящего в плетеном стуле мужчины: та же жесткая квадратная челюсть, внимательные серо-голубые глаза, дерзко очерченные красивые губы. И не нужна такому ни косметика, ни расческа, чтобы завораживать в любое время суток.
Наливая в кофе свежие сливки, я старалась ощутить, что именно изменилось этим утром, а интуиция твердила — что-то изменилось однозначно. Несмотря на расслабленно-спокойное выражение лица моего нового знакомого, мне показалось, что между нами в воздухе выросла плотная и довольно холодная стена. Почему? Неужели… ему было так плохо?
Несмотря на рационализм и понимание того, что первая встреча вполне может стать последней, сердце беспокойно екнуло. Хотелось сжаться, поместить себя в невидимую скорлупку и сообщить: «Ты иди по делам, если хочешь, а я побуду здесь. Поплаваю, подожду тебя, и, может быть, ты вернешься в другом настроении и мы снова побудем вдвоем. Может быть, тебе будет хотеться побыть со мной…»
Ведь главное — не рубить с плеча, не отбрасывать возможности. Кто знает, чем они могут обернуться? А вдруг?..
«Элли, прекрати бредить. Кто захочет увидеться, предложит сам, а кто не захочет…»
Да, тому не нужно навязываться — я это знала. Однако, несмотря на бронебойные доводы логики, я намеренно медленно помешивала в кружке сахар и судорожно подыскивала тему для разговора. О чем же поговорить? О погоде? О чудесном утре, о прекрасной ночи?
Все не то, не то.
Какие слова служат ключ-паролем к этому дому, пляжу, закрытому сердцу? Что именно требуется произнести, чтобы очутиться здесь еще раз? И существует ли на повторную встречу хоть малейший шанс?
«Ты навязываешься, Элли! Навязываешься».
«Да, навязываюсь, я знаю».
Вот только мысль о том, что придется уехать отсюда и навсегда забыть о безымянном незнакомце, покалывала изнутри.
Предположим, я могу расспросить об этом человеке своих знакомых — описать им его внешность, назвать номер машины. Вероятно, я даже смогу узнать имя и адрес, вот только что это даст? В Канне не принято являться в гости без приглашения, совсем-совсем не принято и даже чревато негативными последствиями, а значит, подобный вариант исключен.
Все еще лелея тайную надежду, что не все потеряно, я попыталась прощупать почву:
— Ты торопишься?
— Не настолько, чтобы не дать тебе допить кофе.
Я смущенно потупилась в кружку.
«Ответ не самый теплый. Ладно, попробую дальше».
— А я ни разу не была в Антере. Слышала, там удивительно красивая природа!
Он оторвал взгляд от просматриваемой газеты (вероятно, ее доставили сюда вместе с выпечкой) и произнес:
— Там очень опасные дороги. Сегодня-завтра обещают сильный ветер, я бы не советовал путешествовать туда в ближайшие дни.
«Меня опять оставили в стороне».
Я все сильнее расстраивалась, но сдаваться не собиралась. И с риском попасть в категорию излишне навязчивых дам, спросила:
— А как называется место, где мы находимся?
Меня удостоили внимательным, но прохладным взглядом, и прежде чем ответить какое-то время молчали.
— Бухта «СантаРайз».
— Никогда не слышала о ней, а ведь здесь такие прекрасные пляжи — рай для купа…
— Это частная территория.
Эта фраза, сказанная спокойным ровным голосом, заставила меня отступиться от любых попыток дальнейших переговоров. Все ясно — повторной встречи не будет.
«Какая же я наивная. Решила, что после одной-единственной ночи он будет счастлив продолжить со мной отношения. Обрадовалась!»
Кофе мы допивали в молчании: он — уткнувшись в газету, я — в кружку.
«Ну и пусть… — Стараясь отыскать в свершившемся хоть что-нибудь положительное, я мысленно поблагодарила сидящего рядом человека. — Спасибо за то, что хоть раз позволил увидеть это место. И за то, что был нежен со мной вчера».
Воспоминания о прошлой ночи непроизвольно вызвали на щеках яркий румянец, и, чтобы скрыть эмоции, я отвернулась. Мои сантименты все равно никому не нужны, и меня, скорее всего, даже не поцелуют на прощанье.
Осознание того факта, что встреченный мной человек не сопливый романтик, а волк-одиночка, совершенно не помогали справиться с грустью и смириться с необходимостью уйти.
«А ведь была надежда. Мечта… на непонятно что».
Почему-то хотелось стать для него особенной, чем-то выделиться и, как следствие, услышать: «Может быть, встретимся снова?».
Я просила слишком многого? Чуда? Нет, не чуда — возможно, мы никогда не смогли бы поладить нигде, кроме постели, и выяснить это удалось бы лишь через несколько лет, — я мысленно просила о малом — чтобы просто не гасили тонкий лучик надежды.
— Когда закончишь завтрак, дай мне знать — я отвезу тебя в центр Канна.
«Да, не домой. Ни „где живешь, дорогая“? Ни „куда тебя доставить?“ Зачем ему это? Просто в центр, угу».
Последний глоток кофе стал самым горьким.
Мужчина поднялся из-за стола, отошел к стоящей у стены тумбе и принялся складывать в сумку бумаги. Пока он стоял ко мне спиной, мой взгляд упал на подставку с черными камушками, и тут же мелькнула мысль:
«Всего один. На память. Он даже не заметит».
Я быстро протянула руку, тихонько зажала в кулаке камешек и тут же приняла исходное положение допивающей кофе скромной гостьи.
«Куда, вот только куда его спрятать? Карманов нет, сумка на стуле у кровати… Нужно как можно быстрее до нее добраться».
Стараясь исключить из своих движений поспешность, я чинно поднялась из-за стола и направилась в другой конец комнаты, к стоящему у стены стулу. Незнакомец вдруг затих; я ускорила шаг.
— Что у тебя в руке?
Вопрос заставил застыть на месте.
— Заколка для волос.
Он прищурился.
— Покажи.
Я нехотя обернулась.
— Это всего лишь заколка для волос…
— Я сказал — покажи. Не заставляй меня просить еще раз.
Жесткие интонации голоса исключали всякую просьбу — они ясно указывали, что это приказ.
Приподнять руку я смогла, а вот разжать кулак — нет.
Когда по направлению ко мне сделали решительный шаг, мое самообладание вдруг испарилось, и я завопила:
— Это камень из вазы со стола! Всего один! Оставь его мне!
Мужчина стремительно приближался, я рванула бегом. Хотела к двери, на улицу, но не успела — уже через пару шагов ощутила сильный направленный толчок в плечо и почувствовала, что заваливаюсь куда-то вправо.
«Спасибо, не на пол» — мелькнула паническая мысль.
Падение на жесткие доски оставило бы на моем теле множество синяков, но сия кара меня минула — я угодила грудью на матрас, лицо при этом с размаху впечаталось в подушку. Преследователь моментально навалился сверху.
Ощущая, что сквозь плотную ткань почти не могу дышать, я кое-как повернула лицо в сторону. Казалось, на мне лежит не человек — бетонная плита — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Черт бы его подрал, этого жадину!
— Отдай.
Стальные пальцы ковыряли мой кулак, а я изо всех сил боролась за камень.
— Не забирай! Не смей! Пусть будет моим подарком…
— Не шути со мной, девочка, — спокойный голос разительно контрастировал с жестким захватом.
— Оставь мне камень! — хрипела я.
— Нет.
— Что тебе стоит?! У тебя их целая чашка!
— Нет.
— Оставь… — Мой голос сделался жалобным — мне не справиться с ним, никогда не справиться! В этот миг попытки разжать мой кулак прекратились. Они и были-то слабыми — пожелай сей «робот» получить имущество обратно, добился бы своего максимум за две секунды. Но незнакомец не желал насилия — он, скорее всего, просто хотел показать, кто здесь главный, расставлял приоритеты — я охотник, а ты жертва. И не путай.
Я не путала. Куда там… И в какой-то момент даже заскулила от отчаяния.
Меня неожиданно перевернули на спину — теперь охотник и жертва находились лицом к лицу.
— Зачем он тебе?
Я смотрела в сторону. Я знала, но как объяснить?
Не скажешь ведь, что на память? Тут же примут за сентиментальную дурочку и отчитают. Что остается? Соврать, что я геолог и коллекционирую редкие виды каменных пород? Не поверит. Как не поверит и любой другой наспех слепленной загнанным разумом лжи. А если так, какой смысл врать?
Пришлось разжать плотно слепленные губы, вздохнуть и ответить честно:
— Чтобы осталось что-то на память о тебе.
Какое-то время серо-голубые глаза пристально вглядывались в мое лицо.
Но едва испарившаяся надежда на то, что мне оставят камень, зыбко заколыхалась вновь, как раздались бесстрастные слова:
— Если тебе нужен подарок, я дам тебе денег. Выберешь любой.
Меня будто ударили наотмашь по лицу.
От унижения, которое пронзило сердце острой иглой, я временно перестала дышать. Неужели он думает, что мне требуется вознаграждение за проведенную с ним ночь? Неужели думает, что предложив деньги, сможет откупиться от моего желания увидеть его снова? Думает, что я за деньги легла в его постель?
Стало не просто обидно, стало горько. Грязно, что ли. Стараясь не смотреть ему в глаза, я медленно разжала кулак — черный камень выпал из ладони на мягкую ткань покрывала.
— Ничего не нужно. Спасибо. Забери.
Отвернувшись в сторону, я резко оттолкнула державшие меня за плечи руки и выбралась из-под тяжелого тела.
— Отвези меня, пожалуйста, в Канн. В центр. — Стараясь сохранить голос бесцветным, я подхватила со стула сумочку и направилась к двери.
В кои-то веки мне сделалось совершенно ясно, что меня не попытаются остановить. Не попросят номер телефона, не предложат встречу, даже имени не спросят.
Но я больше этого и не ждала.
Толкнув деревянную дверь наружу, я зашагала по белоснежному песку к машине.
* * *
Высокий темноволосый человек стоял на берегу океана. Хмурое небо превратило еще недавно сверкавшие всеми оттенками голубого волны в темно-серую бушующую от негодования водную поверхность.
Вечерело, с востока медленно надвигался шторм. Темные облака клубились стаями, заглатывая те немногие участки неба, сквозь которые еще пробивались солнечные лучи. Ветер раз за разом бросал холодные порывы в лицо стоявшему мужчине, но тот не замечал этого. Волосы его растрепались, брови нахмуренно сошлись в одну линию, серо-голубые глаза пристально смотрели на горизонт, но не видели его. Не слышал он и протяжного скрежета пальмовых стволов, пригнутых к земле надвигающимся ураганом.
Человек размышлял.
По какой-то причине мысли его раз за разом возвращались к девушке, в памяти то и дело возникал ее образ: светлые длинные волосы, огромные голубые глаза, полные боли после того, как он отобрал у нее тот чертов камень.
Зачем он вообще думает об этом? Отобрал и отобрал. Он осознанно принял решение зарубить любые зарождающиеся в ней надежды на продолжение отношений, намеренно обидел ее, избрав для этого максимально болезненную фразу. Как нанести удар человеку — физический или моральный, — он знал всегда; разве не в этом заключался его профессионализм?
Камень мог дать ей шанс узнать о нем больше, а этого не стоило допускать. Человек, рожденный убивать, не нуждается в друзьях, равно как не нуждается он и в женщинах.
Разве что изредка.
Так получилось и в этот раз.
Чем-то неуловимым она пробудила дремлющее в нем обычно любопытство. Чем? Да тем самым жестом одобрения, который так нелогично, если не сказать опрометчиво, выразила в самом конце его битвы. Не убежала ведь, стояла там до конца, смотрела. Убивать ее он не стал бы в любом случае — максимум, припугнул бы, — а как только увидел поднятый вверх палец и полный восхищения женский взгляд, удивился сам.
Дурочка. Безмозглая и романтичная.
Ведь сразу понял, что не стоило подбирать ее там, на обочине, но зачем-то притормозил, позволил себе приглядеться к ней еще раз — высокой, стройной, утонченно-красивой. Но красивых женщин он повидал немало, и привлекло его не это. Тогда что?
Да эта ее показушная храбрость.
Мало того, что ей хватило смелости торчать в месте, где ей было не положено торчать, до самого конца, мало того, что она показала ему большой палец в качестве жеста восхищения, так еще и повернулась после этого к нему спиной.
К нему? К тому, кто запросто мог выстрелить ей в спину? Кто мог догнать и свернуть шею? Ведь скорее всего она догадывалась о том, кто он такой, — догадывалась, но развернулась, чтобы уйти.
Дерзкая.
Позвав ее с собой, он лишь хотел убедиться, что эта храбрость бравурная, наигранная. Но неожиданно для него самого она согласилась сесть в машину.
Что ж… Она заслужила, чтобы ей уделили внимание на одну ночь. Воспоминания о нежном податливом теле заставили кровь тяжелыми толчками запульсировать в паху, джинсы в районе ширинки натянулись.
Мужчина чертыхнулся.
Все. Он отвез ее в город, и больше они не увидятся. Так должно быть и так будет.
Стоит ли позволять ненужным мыслям проникать под жесткий самоконтроль из-за очередной симпатичной мордашки?
Нет.
Первые холодные капли дождя упали на волосы и песок, застучали по крыше бунгало. Внезапно налетевший ветер вздыбил пенящиеся волны, натужно заскрипели пальмовые стволы.
Мужчина повернулся и зашагал к дому.