Урмаэ.
Снаружи пели. Негромко, но довольно весело, складно. Слов из-за стены не разобрать.
Когда я перевернулась на бок с кряхтением и открыла глаза – за ночь на жестком полу затекла спина, – Лин уже сидела и ошарашено смотрела на небольшое окно. Туда, откуда из-за занавески пробивался пусть и неяркий, но вполне различимый утренний свет.
– Эй, ты что, забыла монету?
– Я не забыла! Убрала сразу, как ты сказала, – Тами сердилась, не успев толком проснуться.
– Черт, оно, наверное, ее учуяло…
Они про местное солнце.
Во двор мы выходили с огромной опаской.
А старики радовались. Держались за руки, водили хоровод, восхваляли смилостивившееся светило:
– Светлая прислала отпрыска, чтобы взглянуть на гостей! А ведь гласит пророчество, что «незваные» однажды прогонят Мраху с наших земель. Это знак!
– Знак, чай не ошибаемся…
– Точно, знак!
– Вот случилось хорошее…
– Дождались.
Они смотрели с надеждой на нас, а мы на маленький – раза в три меньше привычного нам солнца, – бледный шарик на небе, света которого вполне хватало, чтобы начать различать местность. Как будто ранним утром, часов в половине шестого, если летом.
– Рассвет, – прошептала Тами.
– Надо быстро двигать вперед, – отозвалась Лин.
– Даже не поедим? – мой желудок расстроено буркнул – печеньки ему порядком опостылели.
Они сварили нам кашу – кто-то на радостях отыскал убереженные от мышей несколько горстей риса, хранимые еще с тех пор, когда Светлая радовалась всем одинаково. И почти все время торчали во дворах или обходили окрестности: наспех чинили прохудившиеся крыши, таскали воду из ручья, латали покосившиеся заборы.
Нам при встрече кланялись. И повторяли: «Просите, что хотите».
Мы ничего не хотели, но попросили местную одежду.
Ее, впрочем, не нашлось. Только многократно поеденные молью старые штаны, юбки да рубахи едва ли пригодные для носки. Починить можно, но дел до вечера.
Лин ждать отказалась. Пока она расспрашивала Мирху про дорогу, а Тами слушала деда Мартана, который взахлеб давал ей какие-то напутствия, я раздумывала, что делать с зимними сапогами – тащить с собой? Оставить? Если оставлю, кому-нибудь пригодятся, а в городе все равно запасаться местными пожитками. Золото есть, столицу найдем.
Сапоги я решила оставить.
* * *
«Ждущих» мы увидели на станции – нескольких стариков, круглосуточно сидящих на старом перроне. Асфальтированное покрытие осталось здесь, кажется, с прошлого столетия; низкий домик – билетная касса – зарос по периметру высокой травой. Некоторые стебли выше меня на голову. Уходили вдаль две блестящие полосы – рельсы.
И благодатная, если бы не тягостный дух бессмысленного ожидания, тишина.
Мирха сказала: «Идите вдоль путей – они в столицу».
Поэтому начали мы с перрона.
С «ждущими» поздоровались – те молча проводили нас тусклыми, как у кукол, взглядами.
(Casting Crowns – Who Am I)
Под солнцем неожиданно расцвел день – почти на глазах распускалась свернувшаяся и спящая до того листва на деревьях, тянулась к небу трава, раскрывались бутоны. Ожил ветерок; потеплело на душе.
Я шла ближе всех к шпалам – сначала хотела по ним, но быстро поняла, что для удержания темпа ходьбы, семенить придется быстрыми и мелкими шагами, потому сдвинулась туда, где трава облизывала галечную насыпь.
Бодро шагала Тами – несла свой горячо любимый денежный рюкзак; с благодушным видом шла Белинда – ей явно полегчало. Наверное, при дневном свете требовалось чуть меньше внимания, чтобы следить за окружением, и оставалось чуть больше сил для радости.
Потихоньку отпускало напряжение – с каждым пройденным шагом я «решалась» на этот поход. Раз мы уже здесь, зачем тащить с собой неуверенность? Пыталась принять то, что есть – без горя, без сетования, просто как очередной этап в жизни. Мы дойдем, у нас получится – темные времена сменяются светлыми. Моя личная «Мраха» когда-нибудь отодвинет свое крыло, и тень покинет глаза Дэлла. Мы снова будем наряжать дом перед праздником, смеяться, обниматься. Я накрою стол, даже если вернемся после Нового года. Мы все равно отпразднуем. А как забавно будет общаться после с девчонками непонятными словами типа «дощка» или называть солнце Светлым. Посмеемся.
– Сколько у тебя там каменьев? Покажешь сокровища как-нибудь?
Тами улыбнулась.
– Покажу, конечно. Только когда привал организуем…
– Никогда не доставай, даже если думаешь, что тебя никто не видит, – тоном надзирателя упрекнула Белинда.
– …а сейчас бы в туалет.
– Они такие классные!
Тамарис ликовала. Гладила цветочную «морду» и заливалась смехом, когда слышалось в ответ тихое и нежное мурчание.
– Цветокоты! Я хочу такой домой!
Это она, отступив чуть дальше от путей, чтобы справить нужду, отыскала диковинные растения. Их лепестки – по краям растопыренные и широкие – к центру складывались в довольно симпатичные, похожие на звериные мордочки. Увидев сходство, Тами не удержалась и погладила один – тот моментально зажмурился и замурчал.
– Живые! Потрясающие! Лин, ну, пожалуйста, я выкопаю один с корнем, я буду его нести осторожно…
– Нет!
– Ну, один!
– На обратном пути.
– Опять на обратном пути…
– Или найди себе семечку!
– Семечку, точно… Где же семечки? Так они же еще не созрели!
– Ничего не знаю. Сейчас мне ваши руки нужны пустыми.
С той поляны мы не могли ее вывести. А сидела на корточках возле одного и просила:
– Ну, погладьте других! Только одновременно…
И балдела, когда из дружного мурчания складывался красивый, наполненный любовью музыкальный аккорд.
В обед, который до сих пор казался нам из-за недостатка света утром (кажется, отпрыск Светлой, налюбовавшись нами, принялся неторопливо удаляться), Белинда подстрелила из арбалета кабанчика. Небольшую полосатую свинку с добротного зайца размером. Почему-то безухую.
– Живем, девки…
– Ее можно есть?
– Это же мясо. А любое мясо сейчас нам будет лучше сухого пайка… Давайте за дровами, – и жестко добавила: – Только, чтобы я вас видела.
Не успели мы отойти, как она вспорола добыче брюхо.
Жарился разделанный кабан над синевато-фиолетовым огнем; гулял вдоль путей, лаская травяные поля, теплый ветер. Шелестел кронами близкий лес; деловито занималась Лин – сверялась то с компасом, то с навигатором, разглядывала сфотографированный атлас. После принялась кипятить воду.
– Какой у тебя план? – допытывалась Тами.
– Хороший.
Я капала слюной от запаха шкворчащего мяса. Близкий нормальный обед превратил меня в трясущегося от предвкушения «едомана».
– Ну, какой? Расскажи.
– Отыщем до темноты поезд. Найдем тех, кто его задержал и взял в плен деревенских мужиков, потолкуем по душам. Освободим пленников, загрузим едой, отправим в деревню – тут езды будет, я думаю, на несколько часов. А после попросим машиниста подбросить нас до столицы.
Мы с Тами смотрели на Лин, отвесив челюсти – планы у нее были, кхм, «Дрейковы».
– Звучит «просто», – Тами не сводила взгляда с мяса. Изредка в ее глазах мелькала грусть – ей до сих пор хотелось выкопать «цветокота». Всех, которых она встречала на пути, она обязательно гладила – те искренне радовались. Летали над кружкой с заваркой местные шмели – раза в полтора крупнее обычных. Я боялась к ним даже приближаться.
– Ты одна – против всех разбойников? – я тоже сомневалась в рациональности подобного решения.
Лин крутила прутики с мясом с хитрым и почему-то довольным выражением лица.
– Сколько их может быть – десять, двадцать? Тех тварей всяко было больше…
– Каких тварей?
Она не ответила.
Вместо этого протянула каждой из нас по прутику.
* * *
(Jennifer Thomas feat. Eurielle – Soaring)
Когда-то давно у меня не было денег на продукты. Про шоколад и говорить не приходилось. С тех пор, как ситуация изменилась, я завела привычку каждую трапезу завершать маленьким десертом, например, чаем с трюфелем или маленькой ягодной корзинкой. Смаковала их, наслаждалась, наверстывала все те дни удовольствия, которых была лишена.
Вот и теперь после сытного (но чуть пресного) обеда шла и думала о том, что кусочек сладкого явно улучшил бы настроение. Привычка, что поделать.
– О чем думаешь?
Тами косилась на меня с любопытством. Наверное, желание чего-то несбыточного проступало на моем лице.
– О десерте. Хорошо бы кусочек сладкого.
Мясо – это здорово, странный травяной чай – тоже, но…
– Так это не проблема…
И Тамарис ловко позволила лямке рюкзака соскользнуть.
– Только не говори, что у тебя…
– Ага.
Она улыбалась.
Но все сильнее хмурилась Лин:
– Зараза… – процедила недобро. – Этот шар налюбовался нами и теперь уходит. Нужно поторопиться.
«Восход», который длился несколько часов кряду, начал меркнуть.
Зашуршала обертка от маленькой продолговатой шоколадки.
– Жаль, что у меня одна. Будешь?
Белинда, едва взглянув, покачала головой. Наверное, она умела обходиться без большего, включая самое необходимое. Это мы – неженки.
– Держи.
Мне отломили добрую половину. Вкуснота. Казалось бы, вкус какао и сахара на языке, а внутри и без местного предательского солнца стало гораздо светлее.
– Спасибо.
Мы – маленькая команда. Возможно, идиотская, почти несовместимая, но все равно команда. Тами перекатывала во рту откушенную дольку с удовольствием.
Когда позади послышался странный звук, похожий на гудение быстрых крыльев стрекозы, Лин среагировала первой – молниеносно развернулась, вскинула арбалет и направила его… на маленького, парящего в воздухе, старичка. С изогнутым крючковатым носом, белой бородой, в колпаке и с крыльями.
Гость, увидев направленное на себя оружие, принялся ругаться – зло и смешно. Он издавал быструю и гневную речь, шевелил морщинистым лицом и усами, но более не приближался.
– Фэхри!
Выдохнула пораженная Тамарис.
– Что? – едва промямлила я от удивления.
– Дед Мартан говорил о них… – отозвалась Тами негромко. – Лесной народец, очень редко показывается людям.
– Забавный…
Белинда мою реакцию не разделяла – она была готова нажать на спусковой крючок в любой момент, и я была уверена – не промахнется.
– Подожди…
У старичка подрагивали ноздри. Он переводил взгляд испуганных глаз то на нашего «воина», то на руки Тами. Смотрел на что-то вожделенно, почти болезненно. Принюхивался, снова принюхивался, ругался, но не подлетал.
– Тами, он хочет шоколад… – шепнула я.
– Точно. Хочешь? На, держи… – она отломила дольку и протянула на вытянутой ладони. Я кожей почувствовала, как напряглась Лин со состояния струны. Если старичок решит укусить ладонь, если он…
Белобородый Фэхри не укусил. Он подлетел с такой опаской, будто уже был знаком с людскими стрелами, схватил шоколад, лизнул и так смачно облизнулся, что я хрюкнула. А после он с удивительным проворством и скоростью, жужжа, понесся обратно к лесу. Невиданный, полностью не укладывающийся в мое сознание – летучий мини-человек. В маленьких туфлях, халате с росписью – или лучше сказать «балахоне с поясом».
Только после того, как он скрылся, медленно и через нос выдохнула Белинда. Я какое-то время смотрела на нее – напряженную, внимательную и неподвижную.
– Жалеешь, что пошла с нами? – зачем-то спросила.
И качнулась голова с темными короткими волосами.
– Нет. Просто здесь много… неизвестного.
– Быстро, быстро, шевелим ногами…
Теперь мы почти бежали.
Солнце скрывалось за горизонтом стремительно. Пути все еще хорошо различались в полумраке, но свет таял, как мираж, – скоро вновь тьма.
– Лин, но у нас же… есть фонари…
Запыхалась даже Тами.
Белинда перла вперед, как бульдозер.
– Есть. И один запасной комплект батареек. Если посадим – все. Ни зарядить, ни купить. И ночевать возле леса – дрянная затея. Черт, я думала, это солнце пробудет с нами дольше.
Если бы мы знали заранее, то пропустили бы перерыв на обед. Но мы прерывались на цветокотов, на отдых, на Фэхри… И теперь платили.
– Давайте, нужно пройти максимум, пока все не погасло.
Шуршала под ногами галька, перекатывались камушки.
Сколько могли, мы выдерживали темп марафонистов – едва поспевали за Лин, почти бежали, спотыкались, выдыхались, но все равно бежали.
Тьма накрыла нас в три часа дня по местному времени.
– Приехали, черт!
Фонарь Лин доставать не хотела. Надеялась, что шагать нам легко и свободно до заката. В местных сутках двадцать два часа – еще шести нам вполне бы хватило. А фонарь в ее глазах – вещь здесь дорогая, необходимая, почти бесценная. Я чувствовала в воздухе то, о чем она молчала: «Нам еще идти и идти… Солнце больше не появится; если все батареи сядут и воцарится ночь…»
– Смотрите!
Тами произнесла это тогда, когда я еще не успела напугаться, но оказалась к этому близка. Пейзаж уже почти неразличим – все оттенки превратились в серо-зелено-коричневые. Все бурое, темное. Но виднелась на фоне беззвездного пока еще неба кромка леса. А в чаще зеленый яркий, как сигнал семафора, дрожащий огонек.
– Что это?
– Фэхри.
Лин огрызнулась.
– Откуда ты знаешь? Может, это какая тварь, которая заманивает путников в лес?
– Да нет же…
– Много ты знаешь об этом мире?
– Мало. Но дед Мартан говорил…
– Мы не будем рисковать!
– Дед Мартан говорил, что Фэхри, когда благоволят путникам, святятся зеленым. И тогда за ними можно следовать…
– Куда?
– Не знаю. Если красным, то точно в топь. Нельзя. Но зеленым – указывают верный и короткий путь.
– Тами, нет…
– Мы кормили его шоколадом!
– Да, – зачем-то ввинтилась в разговор я. – Надо попробовать. Выхода-то все равно нет…
Лин смотрела на нас, как Дрейк иногда: «Вы, люди, идиоты… Но иногда на вашу дурость можно положиться. Только иногда!»
Она колебалась почти минуту. Пыталась почувствовать «да или нет», наверное, мысленно вопрошала интуицию. А после с большим сомнением спросила:
– Как он узнает, куда нас вести?
Вместо ответа Тами звонко выкрикнула огоньку:
– Поезд! Мы ищем поезд! Па-ро-воз.
«Может, он здесь не на пару?»
Она и сама подумала так же:
– Локомотив! Состав! – пояснила в направлении чащи.
А затем в тишине мы услышали недовольную и быструю ворчливую речь.
– Это он – старичок. Бежим!
Фонари мы доставали на ходу.
Бег с препятствиями. Летящие в лицо ветки; карканье невидимых птиц, уханье сов. Мы его никак не могли догнать – огонек. Он уводил в сторону от рельсов, и Белинда материлась. Иногда во тьме, когда кто-то из нас запинался, протягивалась ее невидимая теплая рука. Прыгали по мшистой земле лучи от фонарей, разливался в воздухе страх «если мы посадим их напрасно?» И еще другой – если заблудимся? Если вообще не туда, а вокруг до горизонта нет людей?
Но Фэхри, когда мы сбавляли темп, трещал крыльями и ругался. Костерил нас на своем быстром и непонятном языке, наверное, жалел, что принялся тащить за собой двуногих без крыльев.
Когда я, запыхавшаяся и пропотевшая насквозь, спросила на бегу «сколько сейчас времени», Лин бросила – «четыре». Значит, бежим почти пятьдесят минут.
Еще минут пять, и я свалюсь. И тогда все зря… Он не будет ждать, он поругается и улетит. А мы, кажется, все дальше от путей, пересекаем овраг за оврагом, и так тяжело было выбраться из последнего.
– Я не могу…
– Можешь…
Если бы я была толстой и решила похудеть, из Белинды получился бы отличный и безжалостный фитнес-тренер. Ну да, она-то бегает по утрам каждое утро. А Тами, как и я, пыхтела из последних сил.
– Давай Меган, Тами… Вы можете больше, чем думаете.
Но мы даже думать уже не могли.
Он замер спустя еще десять минут. Впервые подлетел ближе, махнул рукой туда, где сквозь деревья проглядывало небо, и произнес:
– Поис.
А после погас и был таков.
– Что?
Лин выглядела ошарашенной.
– Что он сказал?
Я смотрела на Тами, которая, пытаясь отдышаться, согнулась и уперлась руками в колени.
– Он сказал… – она дышала, как жирняк, одолевший десятикилометровку, – «поезд».
И мы вгляделись в расступившуюся чащу.
Туда, где на рельсах черным абрисом из трех вагонов и кабины стоял состав.
* * *
(Jennifer Thomas – Ascension)
Белинда.
Охраняющих поезд оказалось двое – она сняла их тихо: первого выключила ударом в затылок, второго хорошенько приложила и допросила до того, как отправить «поспать». Оба воняли немытыми телами и спиртным.
– Сюда!
Помогла девчонкам забраться по выдвижной скрипучей лестнице в первый грузовой вагон – самое безопасное место. Обеих снабдила ножами.
– Ни на чей голос, кроме моего, не откликаться. Ни при каких обстоятельствах не высовываться, это ясно?
Ей ответили согласием.
Открытый вагон – не самое лучшее укрытие, но другого нет. Она обязана отыскать главаря шайки и пленников. И еду, если повезет.
Убедилась, что Меган и Тами мышами лежат на дне – ни голосов, ни торчащих макушек, – привычно потерла сережку-талисман для легкой победы, потрусила в темный лес.
«Дом через двести метров, – сообщил тот, кого она допросила, – идти вдоль густых кустов…»
Хижина близко к путям. Удобно, умно.
Чаща, темнота; высыпали звезды – света ей хватало, чтобы различить протоптанную дорожку. Почему-то вспомнился монастырь Тин-До, в котором она пробыла так долго. В нем она отвыкла бояться, нервничать и сомневаться, и этому умению радовалась до сих пор.
Вспомнился и Джон.
Что бы он сказал ей сейчас, будь это все очередным Пантеоном Миражей?
«Не шуми, не спеши, чувствуй».
Она прислушивалась на бегу. Принюхивалась, сканировала пространство на предмет скрытых ловушек – последних не было.
Дом отыскала быстро – черный бревенчатый силуэт; тусклым желтым светом горели окна. У дома три пристройки.
«План действий?»
Голос Сиблинга и теперь звучал в ее голове, как наяву. Ей даже на долю секунды померещилось, что после тренировки она вновь будет лежать на кушетке, а ее тело будут осторожно ощупывать руки в тонких перчатках. Вот только «сохнет» она теперь по другому мужчине – по любимому Уоррену.
Вот бы они повеселились сейчас вместе. С Бойдом всегда веселее…
Но и одной привычно.
«– План: первичный осмотр. Где-то есть пленники.
– Сначала пленники? Или бандиты?
– Бандиты.
– Обоснуй».
В Пантеоне они не говорили так много, там звучали лишь приказы. Но ей нравились внутренние диалоги «на равных».
«– Освобожденные слишком рано пленники могут спутать планы.
– Верно. Действуй».
Ночь прела сыростью; над травой стелился тонкий, как вуаль, полупрозрачный туман.
Местоположение «узников» она вычислила быстро – откинула пустой амбар для скота и сторожку с инструментами, остался еще один запертый снаружи загон. А изнутри редкое покашливание.
«А еще ведь даже не вечер. Пятый час…»
Главный дом сначала обошла по периметру – внутри обнаружила около десяти человек. Скорее всего, чуть больше – подсказывало шестое чувство. Двенадцать, четырнадцать.
Спрятала арбалет, достала из-за пояса ножи…
Это месиво воспринималось ей, как игра. Как та самая голубая сфера, которую Сиблинг зимними ночами «включал» для нее в лесу. И из этой сферы сыпались, как из рога изобилия, враги.
«Справа… Двойное сзади…»
Он всегда подсказывал ей близкие касания, и она успевала разворачиваться до того, как ее «рубили». Научилась этому не сразу – поначалу ее мутузили, как грелку. Пинали, протыкали, резали, кололи. Понарошку, но ощущалось по-настоящему. Помнится, после первых занятий она отходила сутками и клялась, что никогда-никогда больше не доверит собственное обучение Сиблингу.
Доверила. И не пожалела.
Бандиты оказались кудлатыми мужиками. Грязными, пьяными и растерянными. В их глазах она видела непонимание – откуда ты взялась? – и неготовность. А неготовность – серьезная ошибка. Откуда бы она ни взялась, они не успели ни собраться, ни скоординироваться. Она ударяла быстро, сильно и точно. Выключала с первого раза («второго может не быть»), контролировала силу удара, чтобы никого не убить, – еще в лесу решила, что это не ее мир и не ее жизнь, чтобы вносить в чужие судьбы изменения столь фатально…
На все ей понадобилось три с половиной минуты. Дольше бегала по двум лестницам на второй этаж, чтобы отыскать спящих. Еще полторы минуты, чтобы найти пыльную, но прочную веревку, четыре – чтобы повязать. Свою бечевку, скрученную в рюкзаке – тонкую и широкую, – ей на эту шваль тратить не хотелось.
Когда все завершилось, Белинда впервые – как человек, а не как хищный зверь – осмысленно осмотрелась вокруг: неубранная гостиная с печью, стульями и большим столом посередине, была завалена оглушенными людьми. На чумазой скатерти остатки обеда (ужина?), рядом бочонок с едким пойлом. Мда, здесь не ждали гостей. И хорошо.
«– Ты хоть поняла, кто из них главарь?
– Нет».
И хриплый смех в голове. На этот раз Бойда.
Пленников она выпустила не сразу – перед этим через дверь предупредила, что вооружена и что вреда, если не нападут, причинять не собирается. Коротко сообщила, что «шайка обезврежена» и что «свобода».
Мужчины, осторожные, как скот, выходили по одному. Смотрели на нее со страхом, почти с суеверным ужасом. Наверное, до того, как попали сюда, пробовали меряться силами с теми, кто в доме, сами, но потерпели поражение.
Их оказались восемь – трое молодых, остальные постарше, все деревенские.
– Машинист есть?
На нее глазели без понимания.
– Тот, кто управляет поездом?
– Я, – спустя паузу вперед выступил самый пожилой, белоусый и белобородый, морщинистый.
У сарая горели факелы – чужие лица она видела хорошо. А также гниловатую одежду, изнеможенные голодом фигуры.
«Это не бойцы».
– Куда складывали краденую еду, знаете?
– Вон туда…
Ей указали на амбар.
– Нужно будет вернуть ее в вагоны. Сможете?
Бывшие пленники вдруг поняли, что скоро вернутся в родные края, что свобода – не иллюзия и Белинда – не новый главарь шайки. Даже ее странная одежда и изобилие всевозможного оружия на поясе и за голенищами перестали их так сильно пугать.
Вступил в разговор машинист, принял командование на себя:
– По три ходки каждый, по мешку…
И они зашевелились – потекли к амбару.
* * *
Меган.
Она командовала ими четко, как надзиратель со стажем: что и кому делать, куда закидывать еду. Мы с Тами испытывали столь сильное облегчение, что изредка пожимали друг другу для ободрения пальцы.
– Вернулась…
– Молодец…
– Я знала.
Я не знала, но надеялась. Очень страшно лежать, будто в пустом мусорном контейнере, в открытом вагоне под звездами и думать о том, что случится, если останемся одни.
– Сюда! Загружаем!
Голос звонкий, команды четкие.
Они ходили от состава к дому и обратно гуськом, как заведенные. Кидали в крайний вагон и второй за ним – наш не трогали.
А после кто-то бросил нам ком из скрученных одеял, в которые мы вцепились, как продрогшие котята, – Мраха принесла с собой не только тьму, но и холод. Укрылись ими до самого носа – благо под спиной не металл, а хоть прогнившие, но все же доски.
Долго слушали звук шуршащих и перетаскиваемых кем-то в соседнем вагоне мешков. Топот, шаги, команда: «Залезай!»
А потом, совершенно неожиданно чихнул, будто выдохнул, поезд. И задрожал. Прорубился сквозь черноту свет прожектора от кабины. Кто-то крикнул: «Все?» И последовал ответ: «Все».
Наш вагон скрипнул колесами и пришел в движение.
Мы уснули. Так случается от пережитого стресса и тогда, когда холод вдруг сменяется теплом. Убаюкались под перестук колес и покачивание. До деревни добрались в одно моргание – так мне показалось; сонно пошевелилась Тами.
Я слышала, как выгружали еду, как с воплями наполненного надеждой отчаяния встречали своих старики, – хотелось верить, что живыми вернулись все. До бесконечности долго слушала чужие голоса и смотрела, как перемигиваются сверху многочисленные звезды. А потом еще разговор Лин с машинистом:
– В столицу? Сейчас?
– Да.
– Как прикажете. Только… – хриплый голос смущенно умолк, – по пути пять деревень. Вы сможете им выбрасывать хоть по мешку зерна, если без остановок? Я буду давать сигнал…
Лин ответила согласием.
Вновь уснула я, когда состав вновь пришел в движение, под мерный перестук колес.
* * *
Нордейл. Уровень 14.
Лайза слушала разговор из-за двери.
– Ты знаешь что-нибудь насчет того, что произошло с Меган?
– Возможно. Частично.
– Расскажи.
– Прости, не имею права – это чужая, личная территория.
– Это уже и моя личная территория!
Она видела, как хмурый Хантер протянул Маку записку, – тот помусолил листок в руках и посмурнел еще больше.
– Тами ушла?
– Представь себе.
– И Белинда?
– Я уже был у Бойда, тот обещал надрать ей задницу по возвращению.
«Кто еще кому надерет…»
Фраза не была произнесена вслух, но, кажется, они втроем синхронно ее подумали.
– Рэй, ты толкаешь меня переступить через себя…
– А если бы вот так ушла Лайза? И ни следа на Уровнях? Ты бы спокойно слушал меня про мораль, про принципы и про «чужую, личную территорию»?
В этот момент она развернулась и быстро отправилась в спальню, уселась за стол, придвинула к себе включенный ноутбук. Дважды нажала на иконку «Лайна».
– Кто-нибудь что-нибудь знает про Меган? Или Дэлла?
Поздний вечер. Но ей требовалась «женская» конференция. «Личная территория» – это прекрасно, но если кто-то из них попал в беду, они становились больше, чем друзьями. Очень-очень близкими друзьями, практически семьей.
– Ничего, – Ани-Ра мотнула головой.
– Нет, – Райна.
– И я не слышала, – Элли.
– Вроде ничего…
И тут вступила расчесывающая перед компьютером, как перед зеркалом, волосы Шерин.
– Меган недавно звонила Халку. Просила его приехать. Вроде бы жаловалась, что с Дэллом не все в порядке, – он ездил.
– Говорил что-нибудь потом?
– Ничего. А я не допытывалась, подумала, захочет – скажет сам.
«Значит, что-то было. Меган пропала, Дэлл исчез при загадочных обстоятельствах, Мак хмурится, Тами ушла… Что за черт у нас творится?»
– Никто не говорил с Дрейком?
– А с ним много желающих говорить?
– Мы тоже были у них, – вдруг подала голос Тайра, – Меган звала Стивена, но мы ходили вместе. И я видела, что Дэлл болен…
Лайза очень быстро свернула конференцию. Захлопнула крышку и понеслась обратно в гостиную.
Они были еще там. Потому что Рэй оказался слишком настырным (Лайза его понимала), а Мак слишком упертым, чтобы вот так просто сдаться. И да, она знала это выражение его глаз – прохладных и чуть равнодушных. В таком состоянии Чейзера можно было приковывать цепями и бить, пока руки не отвалятся. А он будет как ни в чем не бывало сплевывать в сторону кровь и молчать. Годами.
– Мак, – она понимала, что ее могут «попросить» удалится, поэтому рванула с места в карьер, – ты должен рассказать то, что знаешь. И это больше не личная территория Меган и Дэлла, а наша общая. Случилось что-то плохое…
«Да уж, случилось», – она видела ответ по его глазам.
И сверкнула в ответ синевой глаз.
«Не знаю, что знаешь ты, но мы как будто знаем разное».
Вслух спросила:
– Скажи, где сейчас Дэлл?
– Не знаю. Не уверен. Он был отозван с задания.
– Ты видел его с тех пор?
– Это допрос?
– Это очень важный разговор для всех нас.
Взгляды, как мечи: они скрестились со звоном – зеленовато-коричневый и синий.
«Я – женщина…»
«А я – мужчина…»
«Твоя женщина…»
«Чертовка…»
Он уступил под ее напором. Исходящую от Рэя благодарность она чувствовала кожей.
– Нет, я его не видел.
И опять это выражение, как будто он что-то недоговаривает. Как будто решил молчать еще до того, как кто-либо задаст неудобный вопрос.
– А где Меган, ты знаешь?
– Нет.
– Тогда что ты знаешь?
Она била в яблочко – слишком хорошо его знала, а уж точные вопросы научилась задавать давно.
– Я…
– Дэлл был болен, – «выстрелила» до очередного отказа, – об этом знают Халк и еще Стив с Тайрой. С ним случилась беда. Меган пыталась помочь, так?
– Она…
Аллертон запнулся. И Лайза увидела, что он готов сдаться, – броня дала трещину.
– Не знаю, пыталась ли она помочь, но очень странным методом, если так. Хорошо, я расскажу, что знаю. И если впоследствии меня обвинят, я готов взять на себя ответственность…