Уровень: Война.

Ветер возле штаба завывал, как и прежде: забивался в щели между камнями, гнул к земле чахлую траву, иногда закручивал пыль в маленькие вихри и через секунду бросал их на камни. Унимался, затихал, а спустя мгновенье принимался завывать вновь – одинокий, ищущий себе нехитрых развлечений; на горизонте клубились серые тучи.

Все, как всегда, не считая того, что воздух был чист и прозрачен – ни гари, ни дыма, ни слышащихся в отдалении выстрелов. Солдаты отдыхали в казармах, новички-«повстанцы» еще не прибыли.

Дэйн жевал печенье из пакета – традиция. Перед тем, как приступить к работе, он всегда выходил сюда, стоял, глядя на одинаковый безрадостный пейзаж, хрустел. И, как всегда, подначивал доктора.

- Скучно тебе, поди, в пустом госпитале?

- Да не особенно.

- Вот и мне чего-то в штабе не скучно. Сиди себе за пультом, дремли – ни перегруппировок, ни слежения за группами, ни заботы о выдаче юнитов. Лепота. Всю жизнь бы так работал.

- Ну да, знаю я тебя. Взвоешь от скуки через сутки.

- Но то через сутки!

- Ани-то еще не надумала руководить повстанцами?

- Нет пока. По-моему, ей на какое-то время хватило Войны.

- И почему я не удивлен?

Эльконто кивнул. Выудил из мешочка остатки раскрошившегося печенья, закинув в рот, отряхнул ладони, а бумагу скрутил в шарик и запихнул в карман широких штанов.

- Там бумаги из Реактора прислали – новые предписания ведения боевых действий. Пойдем посмотрим?

- Угу.

Лагерфельд оттолкнулся от щербатой стены, выбросил камешек, который крутил в пальцах, на землю, и они зашагали к утопленной в земле тяжелой стальной двери.

Снайпер заметил кольцо на руке друга не сразу, а лишь когда тот развернул на столе документ и положил на него руку. А как заметил, почти подпрыгнул на месте и радостно заверещал:

- Думаешь, я поверю, что ты остепенился и затих? Куда там! Так и будешь ко мне приставать, противный, искать шанса, чтобы приобнять меня пьяного или сонного! Думаешь, я тебя не знаю? Уловки! Пыль в глаза! Караул-караул, во мне пытаются унять бдительность!

- Уймешь твою бдительность, как же… - смеялся доктор. – Ты за солдат так не переживаешь, как за свои шары.

- А за чьи еще шары мне переживать? Они у меня уникальные и крайне ценные, потому ты ко мне и лезешь.

- Своих мне мало?

- Да ты просто жадный, думаешь, я не знаю? – осклабился Дэйн, но уже через секунду его улыбка из притворно-злобной сделалась искренней, теплой и настоящей. – А на самом деле я тебя поздравляю, друг. Правда. Рад за тебя.

Тяжелый хлопок по плечу, пятерня в волосах и довольная усмешка.

- Ты сам-то рад?

Лагерфельд, как бывало всегда, когда речь шла о Тайре, мгновенно размяк.

- Еще бы. Уж и не думал, что мне когда-нибудь повезет.

- Так и я не думал. Уж грешным делом размышлял, не подбросить ли тебе, как Пирата, в дом какую-нибудь девку?

- Я бы тебе подбросил!

- Но-но! Не скрежещи зубами – я же не подбросил! Так и подумал, что ты ее отмоешь, причешешь, осмотришь что ни на есть самым чинным образом и выставишь за дверь. Ей стресс, а мне деньги на ветер…

- Какие еще деньги? Вот надо тебе все-таки разок припечатать!

- Да шучу я, шучу, уймись, – Эльконто всегда быстро соображал, где стоит свернуть юмор и перейти на серьезный тон. – Сегодня мы у Аарона собираемся, слышал?

- Мы?

- Ну да – ты, я, Канн и крылатый наш.

- Зачем?

- Ну, как же! Баал обещал дорассказать свою историю.

- Ух ты! Тогда я в деле.

- Вот я так и подумал. Сегодня в шесть у Канна. Не забудь принести выпивку. И захвати слуховой аппарат – у тебя в столе в кабинете лежит, я видел.

- Да, он там… Блин! Вот, сучок! Припечатаю все-таки!

Но Эльконто уже, совсем не напоминая взрослого мужика, с громогласным смехом бросился к двери и был таков.

- Я в толчок! Не теряй! – раздалось из коридора отраженное от стен эхо. – Не скучай, Стиви-и-и-и…. я быстро.

И под конец фразы пукнул.

Лагерфельд отнял руку от документа и со стоном припечатал ее к собственной щеке.

*****

Количество птиц и разнообразие звуков, которые они издавали, поражало: клекот, протяжный свист, радостное чивканье, отрывистые выкрики, заливистые трели.

На Архане птицы отличались преимущественно темным оперением, злыми изогнутыми клювами, облезлыми шеями, цепкими когтями и, в отличие от местных собратьев, не рассиживались на ветках, которых ни в Рууре, ни в Оасусе, насколько помнила Тайра, днем с огнем не найти, а выжидали появившуюся где-нибудь на горизонте падаль. А после дрались за нее, как цепные собаки или пустынные койоты.

Вспомнив об этом, одетая в легкую зеленую курточку, хлопковую водолазку, бордовые штаны и удобные коричневые ботиночки, путница поморщилась.

Здесь же ей нравилось все: беззаботные разноцветные птахи, желто-красная гамма древесных крон, растущая в изобилии трава, резные спинки скамеек, на которых так приятно сидеть – трогать пальцами высохшие прожилки, - витающие в воздухе запахи: влажные, временами пыльные, временами сладкие, всегда с примесью обильно промоченной дождями почвы. Рай. Не нравилось лишь ровное дорожное покрытие из раскатанного плоского камня, которое Стив называл асфальтом, но его, к радости Тайры, было не так много. Растениям хватало, и они не жаловались – она чувствовала.

Улочки, дома, скверы, магазины, пешеходные переходы, клумбы, фонарные ножки, машины, декоративные дверные ручки, витые вывески, торговцы едой и пешеходы-пешеходы-пешеходы. Некоторые люди ездили не на машинах, а, как и она – Тайра – предпочитали велосипеды. Для таких на тротуарах всегда тянулась очерченная белой полосой дорожка. Удобно, практично, здорово.

Она поняла, что заблудилась лишь два часа спустя – слишком много прошла одинаковых лавочек, слишком часто заглядывалась на птиц – и теперь стояла на маленькой площади, крутила головой и отчаянно пыталась вспомнить дорогу, по которой сюда пришла.

Тщетно. Кажется, она старалась нигде не сворачивать, но где-то все-таки свернула. У лавочки с выпечкой не удержалась, прилипла к ее витрине, а потом понеслась не в ту сторону, привлеченная круглой тумбой, залепленной афишами. А после был лепной и удивительно красивый фронтон какого-то театра. Потом торговец воздушными шарами, потом подземный переход, мост, и еще один поворот… Или два.

Кажется.

Тайра вздохнула – растяпа. Но вокруг так хорошо, так цветно, так интересно. Она вроде бы вышла за хлебом? Или вышла просто так? Какая разница, зачем она вышла, если прогулка получилась в радость. Вот только звонить Стиву, который с утра ушел на работу, она теперь не решалась – вдруг там важные дела? Вдруг отвлечет? Вдруг вмешается в какой-то процесс не вовремя?

И тогда, взвесив все «за» и «против» и изрядно помаявшись, Тайра потопталась на месте, сумела-таки вспомнить, как снять на экране телефона блокировку, и набрала номер Бернарды.

К счастью, та отозвалась сразу.

- Тайра? Привет! Как дела?

- Привет, – Тайра виновато шмыгнула носом, подцепила носком ботинка сломанную ветром веточку, задвинула ее под лавочку (чтобы не топтали прохожие) и призналась. – У меня все хорошо. Только… Только я, кажется, заблудилась, а Стив на работе. Ничего, что я позвонила тебе – я не помешала? Ты могла бы помочь мне сориентироваться с дорогой назад?

- Конечно!

- Я стою на какой-то небольшой площади, позади меня фонтан, а впереди, если левее и немного дальше, большое… высокое здание – все стеклянное. За ним еще одно, только темнее и ниже. Из вывесок я вижу только две: магазин под названием «Ла-ла-рьош» и… «Пе…»… Не могу прочитать… «Пе…»

- «Периодика Лайяма Крига»

Раздался голос, но не из трубки – далекий и приплюснутый, а живой и веселый - из-за спины.

- Ты… Ты уже здесь?!

Бернарда, одетая в серые джинсы и светлую куртку, довольная и улыбающаяся, кивнула.

- Конечно, здесь, чудо! Ведь мне не нужно знать, как выглядит твое окружение, мне всего лишь нужно представить твое лицо.

- Ой! Я забыла… Как здорово! А я тут описываю окрестности, стараюсь, прочитать нормально ничего не могу, – Тайра покраснела, как помидор. – Как я рада тебя видеть! Я тебя не отвлекла, правда?

- Да нет, что ты! Я сама собиралась погулять, уже в коридоре стояла одетая, так что ты прямо ну очень вовремя. Ты шла куда-то конкретно?

- Нет. Я тоже гуляла. Хотела посмотреть на улицы, на прохожих. Думала, если увижу лавку пекаря, то куплю хлеба, но нашла только торговца-кондитера, а от него свернула куда-то не туда… В общем, потерялась.

- Так это же здорово! – широкая улыбка Дины то и дело закрывалась упавшими на лицо волосами – разгулялся ветер. – А как насчет кафе? Тут есть одно совершенно прекрасное место рядом. Заодно расскажешь мне свою историю – ты обещала.

- Ой, а ты не слышала? Вчера Правитель помог моей истории закончиться. Или начаться заново – даже не знаю, как лучше сказать. У меня теперь все здорово, я имею в виду совсем…

- У-у-у, а я так ничего и не слышала. Так у тебя есть время со мной посидеть в кафе?

- Конечно, - радостно кивнула Тайра, абсолютно уверенная, что навряд ли нашла бы лучшее применение следующим двум-трем часам этого чудесного дня. – Я буду очень рада.

- Любишь взбитые сливки и клубнику? Там подают таки-и-и-ие десерты – закачаешься!

- Я пока не знаю, что такое клубника.

- Тебе понравится.

- Тогда я готова качаться прямо сейчас, - и Тайра, расплывшись в улыбке, сделалась темноволосой копией смеющейся напротив девушки.

Выбранное Бернардой кафе «Иланский Лес» понравилось Тайре не только изысканным светлым интерьером, многочисленными витражами и идеально размещенными зеркалами, из-за обилия которых помещение смотрелось куда шире, чем являлось на самом деле, но и непередаваемо чудесным вкусом предлагаемых в ассортименте тортов и пирожных.

К концу второго часа она, облизываясь, доедала второй десерт и чувствовала себя почти что жадиной, потому что мечтала о третьем. Но куда?! В ее животе уже и так покоился мятный кресс с сиропом из маракуйи, кусочки белого шоколада, ванильная пастила и свежая клубника, а теперь к ним добавились и два разных по вкусу мусса из темного и молочного шоколада.

Третий слепленный из мусса шарик – недоеденный – все еще лежал на тарелке, и Тайра с удовольствием отщипывала от него десертной ложкой маленькие кусочки. А этот кофе с пеной – м-м-м! Ее кофе-машина такой не варит. Значит, они бывают разными… Надо спросить у Стива.

- Ну, положим, то, что Баал – совсем не простой парень и далеко не обычный человек – я уже знала, только не видела этого так ясно, как увидела ты. Но, знаешь, я очень рада, что он согласился помочь – очень благородный, честно сказать, поступок. Я не то, что бы удивлена, но в восхищении – мог бы отказать, но не отказал.

- Угу, – Тайре все еще казалось, что когда закончится «Тройное шоколадное удовольствие», она зацепится за деревянный стол и просидит тут до самого закрытия. И пусть ее обзовут обжорой, пусть обвинят в грехе чревоугодия, но разок, только разок! Вот бы хватило места в желудке попробовать все и сразу…

- Знаешь, твоя история оказалась куда сложнее и запутаннее, чем я могла предполагать. Местами она даже темная и страшная…

- Знаю.

- …но некоторые моменты в ней меня особенно сильно заинтересовали.

- Какие?

- Твои книги.

В эту секунду Тайра впервые оторвалась от созерцания шоколадного шарика и печально вздохнула.

- Да уж, - застывшая в глазах печаль, - книги. Чего теперь…

Бернарда же смотрела куда-то в окно, и на лице ее застыло деловитое, отражающее напряженный мыслительный процесс и частично загадочное выражение.

- Слушай!

- Что?

- А ты умеешь рисовать?

- Чуть-чуть. А что?

- Тогда давай вот так…

Взмах руки, вежливая просьба и еще одна запитая кофе минута привели к появлению на их столе чистого белого листа бумаги и карандаша.

- Рисуй!

- Что рисуй?

- Рисуй мне комнату Кима.

- Ты что, серьезно?

- Конечно, только рисуй в деталях. Кропотливо, тщательно, по возможности очень точно. Было в этой комнате что-то, что отличало ее от других?

- Конечно.

- Нет, я не имею в виду зеленый ковер или бежевые занавески. Что-то уникальное.

- Да, было! Там на полу лежат оставленные мной книги. Остальные стоят на полках – я расставила, а под полками, за креслом, по стене тянется вязь из специальных символов-рун. Ким считал их защитными, а я всегда силилась прочитать.

- Ты их помнишь?

Серо-голубые глаза Бернарды блестели от возбуждения.

- Помню, конечно. Но ведь это другой мир!

Гладкий полированный ноготь постучал по чистому листу.

- Рисуй!

*****

Задуманное им удалось, но не сразу, а лишь с третьей попытки.

Во время первых двух – неудачных – перепугались они обе. Потому что в первый раз очутились в гулком незнакомом зале, потолок которого тонул во мраке, так как света от узких сводчатых окон было явно недостаточно для того, чтобы рассеять тьму, а во второй - в чужой хижине-берлоге, сплошь заставленной склянками и увешанной амулетами, по стене которой тянулась точно такая же, как и доме Кима, символическая вязь.

- Они тоже используют защитные руны! – прошептала Тайра, глядя широко распахнутыми глазами на высушенную и растянутую на стене лягушачью кожу; рядом висела связка бурой травы.

- Надо убираться отсюда. Должно быть какое-то отличие, какая-то деталь, характерная только для дома Кима. Думай, думай и быстро!

- Сейчас…

Гладкий лоб прорезала морщина, а губы Тайры так сильно сжались, что превратились в полоску.

- Да-да, за креслом, над полом, был еще один ряд…

- Скорее, пока никто не пришел…

Гулко, почти в унисон колотились два сердца. Едко пахло химическими настойками – Бернарда изо всех сил надеялась, что не ядами; по мятому листу вновь зашуршал карандаш.

- Вот.

- Давая сюда.

Напряженный взгляд, процесс впечатывания образа в память, сжавшиеся на запястье пальцы и сомкнутые веки.

- Ну, с Богом…

- С Богом! – эхом отозвалась Тайра и тоже зажмурилась.

Она не думала, что слезы вновь буду жечь ее глаза так скоро, но как без слез, когда вокруг вновь пахнет так знакомо – прогоревшей в камине золой, расставленными по углам благовониями? Тихо, пыльно, почти темно – за окном почти догорел закат.

- А почему люди одеты так странно, в какие-то тряпки? – притаившаяся за занавеской Бернарда с любопытством выглядывала на улицу.

- Это не тряпки, это тулу. Или туру. Смотря на кого надето – мужчину или женщину.

- И в этом удобно ходить?

- Ну, я ходила…

Книги лежали здесь же, на полу. Раскрытая «Тайны Вселенной», рядом «Описание тонких слоев человеческих структур», «Знахарство травами» и «Слепое видение».

Тайра начала спешно собирать их в стопку. Кресло с протершейся накидкой, скрипучие половицы, притаившиеся у стен синеватые тени. Сколько она провела здесь за чтением, пока находилась в Коридоре? А до того – пока был жив Ким? Долго… Счастливые дни, счастливые моменты. И вот она снова здесь, но на этот раз не одна и не как раньше – прислушивается к тишине и тонет в размышлениях об устройстве души и мира, а носится по комнате, как угорелая, и пытается ничего не забыть. Книги на полках, книги в чулане, самые ценные под половицами – все в стопку, все забрать.

Учитель был бы не против – она знала. Он понимал, что Тайра не забудет коллекцию, не бросит ее, найдет способ забрать, и теперь, наверное, наблюдал из тонкого мира за гостями с улыбкой. Может быть.

«Спасибо, Учитель. Что знал, что поддерживал, что вел и учил. Спасибо, что слышишь…»

- Ты скоро? А то какой-то мужик из дома напротив смотрит в наши окна – как бы не заподозрил чего…

- Это Линур – хозяин лавки, в которой торгую корзинами, - механически отозвалась Тайра. – Я сейчас. Только заберу из чулана поющую траву.

- Поющую… что?

- Траву. Потом расскажу про нее. Она слишком редкая и ценная, чтобы здесь оставлять.

Пока пальцы сгребали сушеные стебли в кучу, пока перевязывали их найденной в кармане веревочкой – надо же, как хорошо, что не выкинула с утра, когда нашла на крыльце,  – Тайра все никак не могла поверить, что вернулась сюда – в Руур, в старый дом, наяву. Надо же, нашелся способ… Бернарда – человек, умеющий перемещаться в пространстве, – невероятно. Сколько совпадений и совпадений ли? Только нужно попрощаться с этими стенами, с этим местом – вдруг больше не вернется? Поблагодарить дух Учителя за то, что оберегал ее наследство, что следил за ним, хранил, не позволял непрошенным гостям войти в дом и разграбить его, сплел события так, чтобы дом до ее повторного возвращения не продали …

Откуда она знала, что всему этому способствовал Ким? Просто знала.

- Все. Траву взяла.

Когда аккуратно уложенная стопка из почти полусотни старинных фолиантов была готова к транспортировке в другой мир, Бернарда посмотрела на подругу долгим и серьезным взглядом.

- Тайра?

- Что?

- Ты уверена, что не хочешь здесь остаться. Это твоя родина, твой дом…

- Нет, - замотались из стороны в сторону черные кудри. – Это больше не мой дом. Давно. Стив – мой новый дом. Ты, мой особнячок и ваши красивые улицы с добрыми людьми.

- Ну, раз так, - кивнула головой Дина, - наваливайся на свои сокровища сверху, обхватывай их все руками и поехали обратно.

Распластавшаяся сверху на книгах, как морская звезда на горке из облизанных прибоем камней, Тайра кивнула и зажмурилась.

- Я готова.

- Я тоже. А то мне тут как-то неуютно.

И Бернарда сомкнула свои пальцы на тонком теплом запястье.

*****

- Видишь, получилось! И знаешь, что это значит? Что мы могли бы вернуться в Руур еще раз и отобрать все книги у твоего мудака Уду!

- У моего… кого?

- Это слово тебе не надо учить. У Уду! Ведь у него в замке наверняка есть библиотека, так? И в ней, вот зуб даю, сотни похожих на твои книги.

- Но… - чтобы убедиться, что они дома, в безопасности, Тайра даже потрогала красивые, в бледный цветочек обои, которые украшали стены прихожей особняка Бернарды. – Но я ведь там никогда до этого не была.

- Ну и что? Ты просто подумай! Мы могли бы кого-нибудь подговорить, чтобы он туда сходил, а после описал нам то, что увидел. Даже заплатить ему могли бы. А потом – р-р-раз! – и махнуть туда с ветерком.

- А если бы мы, как сегодня, попали в незнакомое место?

- Ну, такое тоже могло бы случиться – гарантий нет. Гарантированно попасть к Уду мы могли бы лишь в том случае, если бы ты описала мне его мерзкое лицо, а я бы в деталях его представила. Но совсем не факт, что в этом случае мы попали бы в библиотеку.

- Ага. А то и в спальню…

- Или в туалет…

- Или вообще в ловушку, откуда не выбраться.

Бернарда серьезно кивнула, но тут же по обыкновению расплылась в улыбке.

- Но мне все равно нравится эта идея с его библиотекой. Ты ее обдумай.

- Слишком рискованно.

- А ты все равно обдумай. Потому что в этом случае ты бы достойно ему за все мучения отомстила.

- Это да… - в этот момент плотоядно улыбнулась даже Тайра, но через секунду развела руками. – Вот только я не люблю никому мстить.

- А я и не предлагаю мстить. Я предлагаю позаимствовать коллекцию знаний. Так звучит лучше?

- Так вообще идеально.

И они, чувствуя себя командой великих конспираторов, рассмеялись.

- Девочки, вы в магазин, что ли, ходили?

Включившая в прихожей свет Клэр удивленно уставилась на книги – в руках она держала вышивку.

– В книжный? А как же вы это все донесли – ведь ни сумок, ни тележки… Ах да! – она рассеянно улыбнулась собственной забывчивости и махнула вышивкой. – Дина же может и так; моя глупая голова постоянно об этом забывает. Девочки, вы голодные?

Приключения последнего часа подчистую сожгли недавно съеденные в кафе десерты, и потому две головы качнулись синхронно.

 - Голодные!

- Вот и славно, а то у меня мясной пирог в духовке еще теплый. Как знала, что будут гости, вот прямо, как знала! И славно, - повторила Клэр и зашелестела мягкими подошвами тапочек по направлению к кухне. – Вы рассаживайтесь в гостиной, а я сейчас все накрою.

*****

Он решил дорассказать свою историю вовсе не потому, что желал к себе иного отношения – возникшего после ее окончания сочувствия, более глубокого понимания, снисхождения или, не приведи Создатель, жалости, - а просто потому, что понимал: любой когда-то начатый процесс должен быть завершен. Потому что так правильно.

Заваленный опавшей листвой и заросший сорняками сад Канна выглядел неряшливо и вместе с тем уютно – сонный, вихрастый, типично осенний. Качалась между ветвями маленькой елки, которую не пойми каким ветром занесло на этот участок, сухая симметричная и абсолютно пустая, если не считать налипшей пыли и пары желтых листиков, паутина; хозяин-паук, вероятно голодный, где-то спал.

Для разговора выбрали заднее крыльцо – самое тихое и недоступное ни для ветра, ни для чужих ушей место. Неторопливо таял в бутылке коньяк; вечерние облака казались отсюда золотыми.

- Так на чем я остановился? – спросил сидящий с краю Баал. – На том, как проклял мать и ушел из дома? Так мне помнится.

- Точно, – Канн выглядел бледным и все еще худым, но куда живее себя самого в недалеком прошлом. – Сколько тебе, ты сказал, тогда было – десять?

- Точно, десять.

Доктор слушал молча, снайпер тоже временно притих – то ли следил за разговором, то ли провалился глубоко в свои мысли.

- И как ты жил? Как выживал?

- Плохо. На улице, – Регносцирос, вынужденный пережить те времена вновь, вздохнул. Залпом закинул в себя коньяк, вытер губы тыльной стороной ладони и принялся говорить. – Я работал. Везде. На заправке, на автомойке, собирая и сдавая пустые бутылки, помощником разносчика писем и газет, чистил ботинки…

- Ботинки? – кажется, так далеко в своем воображении стратег не заходил.

- Да, ботинки. Никто не хотел давать работу мальцу, но каждый понимал – не дай, и пацан умрет  с голоду, и тогда бросали в ладони мелкие монетки – не хотели брать на душу вину. А я вкалывал, как умел, и к тринадцати годам обучился множеству не подходящих для мальчика, но подходящих для мужчины профессий – клал кирпичи, красил и белил, помогал жечь мусор…

- А где же ты ночевал?

- В приютах. Под мостами. Когда где.

Это прозвучало так буднично и равнодушно, что у Канна сжалось сердце за двоих – себя и мелкого чумазого мальчишку из чужого прошлого. Под мостами.

 Что б им всем пусто. Тьфу…

- Но это я говорю не к тому, чтобы меня тут начали жалеть – мужики, что б даже мысли не было – я просто пытаюсь подвести к тому, каким образом попал сюда, но история длинная, и я все никак не могу до этого места дойти. В общем, в том, где я жил и кем работал, я ничем не отличался от других людей – тех, кому повезло меньше, чем остальным. Но я отличался. От всех людей. Вот в чем смысл. Изменения, что я чувствовал в себе, с каждым годом продолжали нарастать, и в определенный момент стало попросту невозможно их игнорировать. Я видел Смерть…

- Кто ж ее не видел? – невесело ухмыльнулся Дэйн.

- Да ты не бубни! Я начал видеть того, кто приходит за умершими – саму Смерть. Не просто бледного жмурика, а того, кто уводит душу из физического мира прочь.

- Все, заткнулся, - стыдливо пробубнил Эльконто. – Такого я не видел. И не хочу.

- То-то и оно. А я видел ее почти повсюду – кто-то только готовился умереть, кто-то уже… И не важно, человек или животное – за животными она приходит тоже. – Регносцирос помолчал; четыре пары вытянутых мужских ног казались поперечными балками. На двух ботинки коричневые, на двух черные. - Я сначала не верил, что это она. Ходил, искал, присматривался, пытался понять, видит ли она меня. Один раз едва не придушил кошку, чтобы посмотреть, придет ли…

- Придушил?

- Нет, не придушил. Пожалел. Мне людей иногда меньше жаль, чем животных. Те сами становятся подонками, а кошка при чем? Не для того росла.

С растущей березы на крыльцо неторопливо приземлился еще один желтый лист. Полежал несколько секунд спокойно, затем, поддетый ветерком, поднялся на бок, перевернулся и затрепыхался, застряв тонкой ножки в щели между досками.

- Дурацкая все-таки у меня история. Чего взялся ворошить? Мало в ней хорошего, и потому я не буду утомлять вас подробностями своего взросления, скажу лишь то, что много лет подряд меня – не только юнца, но уже и взрослого - продолжало разрывать на части. Кто я? Почему часть меня желает крушить, ломать, хохотать над обломками и разрушенными судьбами, а вторая желает быть спокойной, нормальной, человечной. Другие люди начинали свой день с будильника, кофе, улыбки, хороших мыслей, а я с того, какая из моих частей победит сегодня? Остальные смотрели на тот мир, что находился снаружи, а я продолжал разглядывать себя изнутри. Все жили, к чему-то стремились, влюблялись, ссорились, искали хорошую работу, а я только и делал, что страдал то от неуемной жажды убийства, то от бесконечных поисков метода, как ее унять. Я был бледным, сложным в общении и сильно – это я теперь понимаю - походил на психа. Едва ли задерживался на какой-либо работе дольше месяца, не мог нормально общаться, моментально вспыхивал из-за неосторожно брошенного слова, а потом ночами не мог сомкнуть глаз – жаждал крови своего обидчика. Иногда я давал этой жажде волю – бил, но не убивал. Измывался, но никогда до смерти. Не хотел снова видеть ее – черную тень, которая обязательно придет после. И потому в какой-то момент ушел работать на кладбище – рыть могилы. Дед-смотритель там был старый и почти все время молчал, а покойники меня не донимали. То были, наверное, самые спокойные месяцы моей бродячей жизни.

Рассказчик помолчал. Задумался, покрутил в руках пустой стакан, нагнулся и отставил его на пол. Сложил руки на поясе, посмотрел на невысокий заборчик в конце сада, который с уходящими лучами вечернего солнца из коричневого превращался в синий.

- Вы просто хотели знать, какой я. И откуда у меня взялись крылья. А я и сам не знал о них, пока однажды ко мне в гости не пожаловал мой отец.

- Отец? Тот самый, живущий через дорогу от твоей матери мужик? – оживился Стив.

- Нет. То есть да – мой отец, но совсем не тот, живущий через дорогу от моей матери мужик. Мой отец явился в другой оболочке – занял ближайшее ко мне найденное тело – тело кладбищенского смотрителя. И жаль, что так. Потому что ни в чем не повинный старик после этого визита через сутки умер от инфаркта. А я даже не сразу понял, что случилось… Спал в тот вечер в стоящей у забора крохотной будке с единственным окном на рощу, мерз от холода, изредка просыпался, выходил на улицу и подкидывал сучьев в костерок, который развел у стены – отапливался, как мог. А потом пришел он – Генри. Странный, нервный, улыбающийся так, что меня начало морозить еще сильнее, и с черными, каких у него отродясь не было, глазами. И поведал мне мою же собственную историю, ублюдок…

- Генри?

- Генри не ублюдок. Это я про настоящего отца своего – демона. Его заливистые трели я помню, как сейчас. «Сынок, как я рад тебя видеть! Ты вырос, возмужал и развился. Давай, пойдем со мной, я тебя всему научу. Жажды больше не будет, будет власть, ты, наконец, поймешь, для чего рожден…» и все в таком духе.

- Это он о чем?

Регносцирос хрипло рассмеялся.

- Он попытался обратить меня в собственную веру, сделать полноценным демоном. Сначала тщательно и детально рассказал мне, кто я такой и почему меня постоянно мучает жажда разрушений, затем долго и смачно объяснял, как несказанно мне повезло родиться в физическом мире, ибо для того, чтобы рушить чужие жизни и заключать сделки, мне не нужно искать – а это, мол, задача сложная – человеческое тело, ведь у меня есть свое. И под конец объяснил, что мне пора начинать.

- Начинать что?

- Работать. Как и другие демоны. Ведь я же вижу человеческие эмоции и желания? Таким образом, я мог бы легко находить слабые места и предлагать сделки, а вниз, в свою очередь, поставлять души. Ведь я наверху, среди людей, прямо в кормушке – никаких тебе энергетических затрат на то, чтобы сюда добираться и здесь оставаться, ни на то, чтобы держать в целостности физическую оболочку, а качества демона развились в полном объеме. В общем, идеальный сын, готовый конвейер пищи вниз – только руку протяни.

- А ты?

- Я?.. Я тогда, помнится, даже заинтересовался. Надо же – я не урод и не псих, я чего-то стою. Он, в общем, складно говорил, хорошо. А после проводил меня вниз – показал, как все выглядит их глазами, и то была главная и единственная совершенная им ошибка.

- Почему? – терзаемый любопытством Канн даже свесился на стуле набок. – Что ты увидел там внизу?

- Не только увидел, - ухмыльнулся его сосед, - но и попробовал на вкус то, чем они питаются. Разлагающейся, гниющей от пороков человеческой душой.

- Е@ать-колотить! – тут же скривился Эльконто. – Вот хоть ты как, а вкусно не слушается!

На лице Лагерфельда нарисовалась смешанная с отвращением усмешка.

- И? Тебе понравилось?

- Да ты издеваешься что ли? – хмыкнул Баал. – Это все равно, что жрать заплесневевшую кучу г@вна и думать, что перед тобой ирманский сыр со вкусом Бальтуми. Язык, вроде как, должен наслаждаться, а ум – он-то остался человеческим – орет, что ты мажешь гадостью собственные кишки. Короче, не сработало. И если сказать вкратце, то отец приходил ко мне еще раз пять – все пытался гнуть свою линию, но, в конце концов, я послал его так жестко и откровенно, что он больше никогда не являлся. И тем лучше – больше нетронутых людских тел осталось существовать без вреда для их хрупкого здоровья.

- Так и что? Генри-то умер, так? Ты, наконец, понял, кто такой, и что было дальше? Вот не хотел бы я такой судьбы, братец. Всяко не хотел бы, – Канн, видимо, хорошо представил себя на месте друга, и потому лицо его приобрело вовсе уж скорбное выражение.

- Да ты хорош лезть в чужую шкуру – оно тебе надо? Не так уж плохо я, к слову говоря, теперь устроился. А вот тогда… Тогда я понял лишь одно – я не желаю, чтобы эта тварь, под названием демон – жила во мне. И заартачился. Надавил ему ступней на горло, посадил на цепь и лишил воздуха. Но лишить воздуха того, кто одновременно является частью себя – опасное занятие, и потому спустя пару лет я пришел к единственному доступному в такой ситуации решению.

- Какому?

Солнце почти село; забор окончательно посинел, трава покрылась мелкой серебристой росой, запах прелых листьев усилился.

- Купил ружье.

- Ружье? – док не сразу поверил тому, о чем подумал спустя секунду. – Ты хотел…

- Да, хотел. Пальнуть себе или в сердце, или в горло, или в висок. В общем, куда придется.

- Но не пальнул, - почти неслышно констатировал Канн.

- Нет, не пальнул. Не успел. Слушай, вот не хотел сегодня больше пить – и так в последние дни налегаю, - но уже налей мне грамм пятьдесят. А то чего-то я расчувствовался.

- А мы-то уж как… - пробасил Эльконто. – И мне плесни. Я страшные сказки на ночь без водки слушать не согласен.

Послышался звон бутылочного горлышка о края стаканов.

- Так что тебя спасло? – снайперу, как и остальным, хотелось услышать более светлую и радостную часть рассказа, если таковая присутствовала. – Что помешало выстрелить?

- Не что, а кто. Если говорить вкратце, то меня спас Дрейк. И его люди. Тогда я еще не знал, что они «его», и потому злился приходу незваных гостей. Пытался их выставить, а после слушал неохотно и долго не верил ни единому слову. Какой такой другой мир? Какая еще работа? Все думал, как бы от них избавиться. Но не так-то просто избавиться от представителей Комиссии, верно? Но я рад. Рад, что ко мне на огонек в тот самый вечер, когда я уже вычистил и зарядил ружье, пришли именно они…

В этот момент Лагерфельд перестал следить за общей беседой и утонул в собственных размышлениях. Как странно, подумалось ему, сидя на утопающем в синьке вечера чужом крыльце, порой складывается жизнь. В Коридоре, куда вели сотни, если не тысячи дверей, оказалась именно Тайра. Не какой-нибудь парень или пожилая женщина из незнакомого ему мира, не бабка, не подросток, да и просто не какая-нибудь другая девушка, а именно она – Тайра. И он сам. Каковы были их шансы на встречу в месте, куда мог волею судьбы попасть любой из миллиардов или триллионов жителей чужих галактик? Почему так, а не иначе? Никогда не знаешь, с кем рядом сядешь завтра в кафе, с кем обмолвишься словом и какие будут последствия. Никогда не знаешь, свернешь ли на повороте или пройдешь, вдруг поддавшись порыву, вдоль по улице, и тем самым навсегда изменишь ход вещей.

Почему Баал? Почему Дрейк? Но так случилось, и один спас другого. Чтобы сегодня они сидели тут – встретившиеся на перепутье и заглянувшие на огонек в ставший после родным Мир Уровней гости. Есть логика? Нет логики? Или же все предрешено? Откуда Киму было знать о том, что Стивен появится в Коридоре? И существовал ли другой источник знаний, помимо Мистерии? И если да, то почему Начальник увидел не его…

- …он заменил мне отца, пусть это звучит странно. И именно он объяснил мне, что нет нужды выбирать, кем быть – демоном или человеком. Ты есть оба, - сказал он мне тогда, - обоих и прими в себе. Ведь можно быть подлым человеком, полной сволочью, а можно быть осознающей себя темной сущностью – совмести то, что кажется несовместимым, начни наслаждаться тем, кто ты есть. Объединись и начни жить. Тогда все это звучало странно и едва ли выполнимо, но он помог мне. И советами, и тем, что дал работу, которая устроила обе мои половины. Человеческую тем, что я ходил на задания, выполнял их хорошо и получал за это заслуженные деньги, а демоническую возможностью сопровождать тех, кто истратил запас жизненной энергии, в другой мир. Бинго. Все получили то, что хотели, и все остались довольны.

- Но ведь ты не отнимаешь душу у тех, кто переходит?

- Нет, но я помогаю им уйти. Тем методом, который они выбирают сами. И демон внутри меня не рыпается – мурчит от удовольствия, даже если это обычное погружение человека в сон. Я убиваю, не убивая. Это для меня важно. Я не калечу судьбы, не отбираю самое ценное, что есть в человеке, но жажда утолена. Да, конечно, заниматься подобным – это все равно, что пить безалкогольное пиво и тискать надувную бабу, но та черная сущность, которая месяцами сидела в заточении, знает наверняка, что даже безалкогольное пиво и резиновая баба куда лучше, чем стальная камера-одиночка, изолятор. А итог великолепен - я перестал рваться на части и перестал мучиться. Я – Баал. Сын человека и демона. Я тот, кто я есть.

Золотой свет небосклона превратился в фиолетовый, насыщенный, темный. Яркие лучи ушли освещать далекие дали, а на сад Канна опустились полноценные густые, пахнущие влагой сумерки.

- Так ты у нас один-единственный Каратель на все четырнадцать Уровней?

- Получается, что так. Двоим работы не хватило бы, а мне как раз. И скучать не приходится, и перегруза нет. А кто там отвечает за переходы, начиная с пятнадцатого, я не знаю. Там свои люди, свой отряд.

- Я тоже слышал, - кивнул порядком осоловевший к этому моменту Эльконто, кому давно пора было завалиться к Ани-Ра под бок и раскатисто храпеть. Видимо, Бааловы «сказки» на эмоционального снайпера произвели огромное впечатление, и оттого тот за вечер выпил аж три стакана. Интересно, кто повезет его домой?

- Любопытно, что Дрейковы наблюдатели есть почти в каждом мире, но по какому принципу они отбирают людей в этот, я так и не понял, - поделился мыслями Лагерфельд. – За такими, как мы - нужными и способными для работы в Комиссии, - смотрят отдельно. А вот тех, кто мониторит остальных, так просто не вычислить – сливаются с толпой.

- У Дрейка свои идеи – куда нам, серым и ушастым, пытаться их понять? Слушай, но ведь это здорово, что он тебя забрал, - снайпер повернулся к Регносциросу, а после широко зевнул. – А то жили бы теперь без тебя – темного и такого всего из себя уникального. А второго фаллоса к крыльям, случайно, не полагается?

- Так, кто-то уже напился! – захохотал Канн. – Началось про фаллосы и другие прелести вечерней жизни. Тебе одного мало?

- Ну… Я же просто так спросил… - кажется, Дэйн даже покраснел. – Вдруг демон - это не только сгустки темной субстанции внутри, но и прилагающиеся к ней три лишних руки, чтобы ласкать свою даму, пара лишних ушей, чтобы лучше слышать и…

- И три лишние в жопе дырки, - не удержался док. – Ты ему завидуешь, что ли?

- Я вообще никому никогда не завидую! Я сам – с усам! А про дырки… - послышалось почесывание и натужное хрипение. – Это ты зря. Это еще никому не пригождалось. И вообще… даже думать о таком противно.

- Так, я понял. Кого-то нужно развозить по домам.

Баал не обиделся на подначивания друзей, он улыбался вместе со всеми. Рассказал про себя, и хорошо – выполнил обещание. А теперь можно домой, к камину, почитать. Потому что жизнь на самом деле хороша, давно уже хороша – Дрейк был прав. А если прибавить ко всему еще и вчерашнее знание о том, что даже у него – Баала – есть свой Ангел…

Сумерки, смешки, скрип половиц. Пустые бутылки, отличная компания, запах мокрой коры – что может быть лучше?

Ведь если есть свой Ангел, это значит, что все совсем не так плохо, как он когда-то думал. Значит, не пропащ, не бесполезен, не помечен на лбу черным и оставлен всеми, как когда-то матерью.

Не забыт Богом.

- Хорошо посидели, ребятки. Но покатили уже по домам – холодает.

- А, может, в бар? – промычал Эльконто.

- Разве что в домашний – там тебе Ани нальет.

- Я что? Я согласен. С ней я всегда согласен…

- Вот и хорошо, что ты хоть с кем-то всегда согласен.

- Стивв-в-ви… Я тоже тебя люблю, старик.

Лагерфельд подставил снайперу плечо и ухмыльнулся.

Все как всегда, как обычно. Жизнь продолжается.

*****

(Solarsoul – Treasure)

- Любимая, ты дома? У Бернарды? Так я вовремя позвонил? – прижимая трубку к уху, док улыбнулся. Двигатель еще не остыл, лишь нападало на капот листьев. Ему понадобится всего минута, чтобы вывести из крови алкоголь. – Конечно, я за тобой приеду.

Наличие чудес проявляется в жизни вовсе не тогда, когда выиграл в лотерею, услышал раскатистый глас с неба или же стал обладателем самой престижной в мире работы и сел на вершину мира, а тогда, когда есть дом – просто дом – не большой, не маленький, но уютный уже потому, что он твой. Когда в нем есть лохматый рыжий, изредка орущий басом кот, требующий свою собственную, извлеченную из пакетика порцию кошачьей еды. Когда этот кот в совершенно неподходящий момент забирается тебе на колени и решает, что на них ему будет спать теплее и удобнее, нежели где-то еще. Когда ты гладишь теплую шерсть и понимаешь, что для настоящей искренней радости нужно совсем немного. Чтобы кто-то вот так, как сейчас, как только что, обрадовался твоему звонку по телефону и произнес: «Я очень жду тебя, любимый. Приезжай».

И он ехал. Чувствуя, что любят, чувствуя, что ждут, что именно ему, а не кому-то другому обрадуются на пороге.

Так и случилось.

Не успел он позвонить, как дверь распахнулась и пахнущая особняком Бернарды - сдобой, ванилью и недавним смехом, - Тайра выбежала ему навстречу.

- У тебя все хорошо?

- Очень хорошо. Очень! Представляешь, Дина помогла мне вернуть книги!

- Да что ты?

- Да! Я так счастлива, Стив! Так счастлива, ты не представляешь!

Он представлял. Потому что, обнимая дрожащее от прохладного вечернего воздуха и возбуждения женское тело, вдыхая запах черных, пахнущих розовым маслом волос и чувствуя, как его обнимают в ответ теплые руки, он бы счастлив сам.

Полностью. И безоговорочно.