Прежде чем случилось то, что навсегда изменило течение серых, похожих друг на друга, как песчинки в пустыне, будней, она «проводила» еще троих.
Высокий и плечистый мужчина, подошедший к ней во время краткосрочного сна-медитации, попросился в Каримф.
Тайра какое-то время рассматривала его вылепленное, будто из гипса, лицо, вьющиеся светлые волосы, крепкие ноги и широкие идеально чистые босые ступни, затем равнодушно пожала плечами.
- Поделишься энергией.
Полупрозрачный дух легко согласился. Шли около часа, затем незнакомец, выполнив обещание и обдав Тайру теплым лучом, нырнул в свод-окно и исчез за пределом незнакомого мира.
Каримф она не разглядела – ни к чему травить душу. Передернулась, попыталась распределить подаренную телу энергию и зашагала в обратном направлении. Прикрыла невидимым пологом колышущуюся в сознании развернутую карту Криалы, что, кажется, прижилась там и теперь возникала по первому требованию, и отправилась искать следующего «гостя» - вдвоем всегда веселее, нежели в одиночку.
Нашла некоторое количество часов спустя – женщину. Явно заплутавшую в тумане, скитающуюся среди клубов невоплощенной энергии уже не первые, судя по написанной на узком лице панике, сутки.
- Куда тебе? – Спросила просто.
Женщина отшатнулась – приняла за очередную тень - шарахнулась назад и едва не упала на землю.
- Я – проводник. – Именовала себя Тайра устало. – Могу довести до цели, если поделишься энергией.
«Хорошо, что тот, в простыне, сам предложил обмен. А то бы и не знала, чем взымать за услуги…»
- Энергией?
Голос оказался подстать глазам – напуганный, робкий, потонувший в безнадеге.
Она что, впервые в жизни медитировала и сразу провалилась в Криалу? Вот ведь волшебница-недоучка.
Тайра пожурила себя за цинизм – наверное, Коридор делал ее равнодушной к чужим страданиям. А, может, то были последствия отданной муару души.
- Ты спишь где-нибудь у себя в мире, а дух твой скитается. Зачем он пожаловал сюда, что ты хотела найти?
- Найти? Я не искала, это все кошмарный сон. Я просто хочу проснуться, я хочу домой.
Узкий подбородок незнакомки дрожал; Тайра подумала, что тоже хочет домой, но не заявлять же об этом вслух? Не садиться кружком, не складывать руки на колени и не вытирать друг другу сопли носовыми платками?
- Как зовется твой дом?
- Домом. Нужен… адрес? Это в Мельбурне…
- Мельбурн – так зовется твой мир?
- Нет, это город.
- А мир как называется?
- З…Земля.
Тайра длинно и протяжно вздохнула, сдержала язвительное замечание о том, что земля – это то, что находится под ногами – почва, а ей бы название мира – М-И-Р-А, а не одной из его составляющих - и уже хотела задать наводящий вопрос, когда на задворках сознания, где с готовностью развернулась – вынырнула из-под полога - знакомая карта, засветилась одна из точек.
Земля. Терра. Pământ. Aarde. Zemé. Vero… - поплыли названия на незнакомых языках.
Земля. Действительно… Есть такой мир. И не так далеко – по внутренним часам всего час пути и почти без вращений реальности, а то так и тошнит от них.
- Пойдем. Я знаю, где это.
В черных глазах дрожащей, одетой в белый с кружевами балахон до колен женщины вспыхнула надежда.
- А чем, вы говорите, надо поделиться?
- Благодарностью. Благодарить ты умеешь?
- О-о-о, это да!
- Вот и прекрасно. Тогда держись за моей спиной и не ступай вбок.
- Хорошо. Я все сделаю, как скажете.
Ким часто говорил о великом Предназначении, о Пути, о надобности каждого живущего найти собственное место в мире. И неужели служение «проводником» и есть ее Путь? Может ли статься, что предназначение Тайры – выводить заплутавших духов из коридора в реальные физические миры, оставаясь неспособной переступить ни одну из границ? Не для того ли она родилась, росла, была отдана родителями в Пансион, терпела унижение наставниц, а после и Раджа, чтобы однажды оказаться в тюрьме, а после вот так просто и бесцельно отдать душу?
Какой глупый путь… Плохой путь – тоскливый и неинтересный. Но Старшие не благоволили ее смерти, не позволили муару забрать и плоть, значит, для чего-то это было нужно? И не вмешивается ли Тайра, провожая путников по пространству Коридора, в причинно-следственные связи жизней тех, кого доводит до цели? Может, было бы правильным тому закутанному в простынь мужчине, попасть не в Тируан, а случайно зайти в соседнюю дверь? Белобрысому шагнуть не в Коримф, а проснуться с осознанием провала, неудачи? А этой даме и вовсе никогда не проснуться на Терре, доставшись, как и Тайра, на созерцание теням.
Где ответы? Какие они?
- Пришли.
- Да? Как хорошо… Как быстро. Что теперь я должна делать?
- Сказать мне «спасибо». Только искренне, от души.
Незнакомка постаралась: обдала Тайру таким потоком любви, будто то была ее родная дочь, не меньше.
После ее ухода, тело еще долго пересбрасывало энергию то сверху вниз, то снизу вверх, пытаясь равномерно уложить ее между макушкой и двумя ступнями. Почти мучительный процесс, но сладкий и даже приятный. Каждый раз после такого Тайра становилась сильнее.
Но по-настоящему сильной она стала тогда, когда встретила и довела до цели путника номер четыре – воистину великого мага, попросившегося в Альгхаиллу: тощего, как скелет, высохшего человека в набедренной повязке и с воткнутой в волосы костью. Кольцо в носу, тонкий деревянный посох и нарисованный на теле череп: Тайра всю дорогу боялась, что в спину ей вот-вот ударит смертельное заклятье. Глупый страх, беспочвенный, но дорога длилась почти сутки, а маг позади не светился и прозрачным не был. Он был первым из тех, кто пришел в Криалу в физическом теле и первым на ее памяти, от кого шарахались даже тени, – человеком без души. Наверное, не просто без души – служителем Нижнего Мира.
Указанную Альгхаллу она даже не стала рассматривать; довела, сообщила «здесь» и собиралась безо всякой награды сбежать, когда морщинистый мужчина с неприятным обглодком человеческого тела в волосах произнес:
- Заслужила. Возьми.
И он повесил ей на шею амулет. Настоящий, плотный, серебристый, на длинной вытертой веревочке. Круглый знак, символ Равновесия, и сужающаяся к центру спираль – это все, что она успела разглядеть, прежде чем содрогнулась от первого за долгое время касание чужих рук. Не порадовалась ему – едва сдержала тошнотворный позыв.
- Поможет стабилизировать накопленную силу и использовать ее. Без амулета не сможешь.
Она лишь кивнула, не сумела выдавить простого «спасибо», а маг с тростью уже растворился не в окне – в черной дыре-разломе, откуда, казалось, выглядывала сама смерть.
Тайра не стала дожидаться – рванулась от страшного места прочь и бежала-бежала-бежала, запомнив лишь одно: как стучал по груди ровный металлический привязанный к черной веревочке круг.
А потом случилось «это».
Она сумела поднять камень.
Камень иллюзорного города – города-призрака. Сидела, как обычно, на вымощенной площади недалеко от излюбленной клумбы, смотрела на траву и набухающие бутоны Деры – мимо ходили люди, проезжали телеги торговцев, гомонила у фонтана детвора, пыталась выловить со дна медные монетки – на них то и дело прикрикивал городской смотритель. Она невидима для людей, люди прозрачны для нее – все, как обычно, - сосуществование бок о бок двух миров – реального и вымышленного (смотря с какой стороны смотреть), и тут… камень.
Она взялась за него, не задумываясь, пребывая не то в прострации, не то в привычной мозговой усталости, глядя на цветастую накидку проходившей мимо женщины и пытаясь предположить, какого та цвета, оранжевого или же ярко-розового? - Криала поглощала краски, заглатывала их, слизывала с холстов невидимым языком и ухмылялась, - когда неожиданно поняла, что подкидывает на ладони камушек.
Серый, угловатый, шершавый… Не просто подкидывает, и тот подлетает в воздух на несколько тилитов, - а чувствует его. И, как только поняла, только лишь сумела осознать невероятность происходящего, как камень тут же пролетел сквозь ладонь и упал на землю.
-Нет-нет-нет, - зашептала Тайра и заползала вокруг клумбы. – Давай еще раз…
Пальцы сжимались вокруг травинок, елозили по борту клумбы, проходили сквозь булыжники, но не ощущали ни листьев, ни почвы. Камешки, кусочки глины – большие и маленькие – несмотря на усилия, оставались лежать на земле: для них существование рядом женской ладони оставалось, как и прежде, под сомнением; миры не желали вновь пересекаться.
Или же у нее не хватало силы? Случилась расконцентрация?
- Как же так?
Тайра приказала себе успокоиться: уселась на булыжную мостовую, не чувствуя под собой ни тепла, ни холода, поджала под остатки оборванной тулы босые ноги, сжала пальцами левой руки амулет, закрыла глаза и сосредоточилась. Копись сила, копись - стабилизируйся, набирайся, - а правой рукой все водила сквозь мелкие, лежащие у подножия клумбы камешки.
Спокойное чуть свистящее дыхание, размеренные удары сердца, ровный ток энергии от сердца и живота к руке, к руке, еще к руке и снова к руке…
Жаль, что маг не объяснил, как пользоваться медальоном – ушел, а она не успела спросить. Жаль, что упустила возможность, не совладала со страхом, а другого шанса не будет.
Сколько она просидела так, фокусируя все внимание на ладони? Неизвестно. Но когда глаза открылись, Тайра с замиранием сердца увидела, что желтоватый спекшийся кусочек глины, вновь покоится в руке – прямо на линии ума. Между линией судьбы и линией сердца.
И она вновь – Боги, спасибо! - чувствует его.
Неопределенное время спустя.
Дом Кима выглядел таким, каким она помнила его: белые, выгоревшие на солнце каменные стены, потрескавшаяся у фундамента краска, пыльные ставни и немытые окна.
Архан. Она нашла его так же, как находила другие места, - по невидимой звездной карте. Долго переминалась у входа – яркого куска пространства, - боялась, что тот отторгнет ее, стоит прикоснуться, но «вход» совершенно неожиданно дал добро. Поупирался, как раскисшее желе, повибрировал и… впустил странницу внутрь.
Нет, не как живого человека, как призрака, но все-таки впустил.
Руур Тайра отыскала быстро – не стала тратить силы и время на пешую прогулку Бог знает откуда (пойди она пешком, как человек, и дневала бы в раскаленной пустыне столетиями напролет, если бы они у нее, конечно, были – эти столетия), а просто закрыла глаза, воспроизвела в голове знакомую улицу, а Коридор довершил остальное, как делал это всегда, – воссоздал предметы по требованию теперь уже окрепшего разума. И улицу, и глиняные горшки у домов, и лавку торговца с корзинами напротив.
Дом Кимайрана выставили на продажу. Не стали вкапывать столбик, как сделали бы для богача, – пожалели дерева, а поставили табличку прямо на уступ рядом с приоткрытой дверью.
«Продается. Входите и смотрите. Открыто»
Открыто.
Окажись дверь запертой, и ей пришлось бы разбить стекло. Нет, на удар кулаком по твердой поверхности силы бы не хватило, но вот чтобы поднять и кинуть камень – это наверняка.
Хорошо, что не пришлось кидать.
За спиной, шоркая подошвами по песчаной дороге, прошагали две весело щебечущие женщины, по макушку завернутые в пестрые туру, и Тайра впервые порадовалась, что ее не видят. Хорошо быть призраком – не всегда, но иногда, - очень выгодно. Ни тебе окриков, ни кривотолков, ни косых взглядов, ни приказов в спину «А, ну, пшла домой, сутра! Шатаешься на закате без дела…»
Вечер, теплый воздух, оранжевый бок пузатой вазы, отблеск красноватого неба в окне. Находясь «внутри» мира, она чувствовала и видела вещи ярче, нежели вне его, и все же не сомневалась в том, что одновременно находится в Криале. Просто пересечение миров, миражи. Она вошла в Архан и как бы не вошла в него, осталась у входа – странное чувство, иррациональное. Хотя рациональных Тайра давно уже не испытывала.
Только бы поддалась слабым пальцам дверь. Только бы скрипнула, как часто делала на сквозняке, когда Ким выходил с трубкой во двор, чтобы посидеть на неостывших еще от дневной жары ступенях.
Полная надежд и предвкушения, с гулко стучащим в груди сердцем, Тайра занесла ногу и медленно поставила ее на твердую поверхность заметенного песком и пылью крыльца.
В доме она долго не могла заставить себя сдвинуться с места.
Всюду воспоминания, далекие голоса, скрипучее ворчание старика и заливистый смех подростка, запах книжных корешков, оплывших свечей и отсвет на подлокотнике кресла красновато-бородовой жесткой протершейся накидки.
Накидки не было. Как не было ни голосов, ни запахов – все лишь в ее голове – расшалившейся памяти.
Пустые полки, неметеный пол, тишина и зависшие в углах, как всегда на закате, пока не разажжешь камин, глубокие синеватые тени. Где-то там, справа, коридор и маленькая кухня – там время от времени Тайра заваривала на двоих чай, чуть дальше спальня, куда она никогда не заглядывала. Наверное, были и другие комнаты, но немного – дом маленький.
Она бы купила его – на последние, на заработанные потом и кровью… Если бы могла работать, если бы была живой и если бы ее мечты хоть когда-нибудь сбывались.
Но, увы.
Глядя на пустые полки, когда-то тесно уставленные книгами, и стоя посреди темной маленькой гостиной, девочка-девушка с желто-зелеными глазами, одетая в разорванную износившуюся одежду, неслышно плакала.
Неживая девушка. Бездушная, вечно привязанная к Коридору странница-призрак. Оплакивающая свое прошлое, настоящее и будущее, Тайра.
*****
«Если ты читаешь это письмо, значит, вернулась в мой дом, и, значит, все идет так, как и должно быть. О твоей судьбе, Тайра, я знал наперед, но ты прости, что умолчал. Знание не всегда можно передавать – не то, что предназначено хранить бременем тебе одному, и не то, что может и не должно изменить ход текущих и будущих событий. Тебе будет нелегко понять, для чего ты попала в тюрьму, а затем и Коридор…»
На этом месте она прервала чтение. Не удержалась, прижала пальцы к глазам, глубоко вдохнула и долго сидела так, не дыша, не способная ни шелохнуться, ни начать покачиваться, чтобы унять разлившееся в груди сожаление, удивление и жалость к самой себе.
Он знал. Ким все знал. С самого начала, но ничего не сказал, просто наблюдал…
Откуда она могла знать, что желание заглянуть в чулан, чтобы набрать горсть поющей травы и разжечь ее в камине, приведет к нахождению этого листа? Не листа даже, обрывка. И откуда знал Ким, что Тайра однажды вернется в дом, где уже поорудовали метлами и швабрами служанки городской общины, как мог быть уверен в том, что трава сохранится нетронутой? Как мог рисковать, пряча в нее столь ценное сообщение?
Но знал. Это ведь Ким. Это ее старый слепой Учитель, который никогда не позволял называть себя этим словом, но всегда являлся им и всегда видел больше, нежели любой из зрячих в любом из миров.
Пальцы гладили уголок шершавой бумаги. Нельзя, чтобы на написанные угольком слова попали слезы, нельзя – размоет.
Ей казалось, она видела морщинистые пальцы, сжимающие грифель. Видела, как они дрожали, когда аккуратно выводили буквы, как иногда подолгу зависали над листом, который однажды дождется получателя.
Уняв шумное и неспокойное дыхание и едва успокоившись, Тайра принялась читать дальше.
«…но поверь, я не мог тебе помочь, хотя очень хотел. Всегда хотел и всегда помогал, ты знаешь это…»
Она судорожно вдохнула новую порцию воздуха и едва не расплакалась вновь. Читать. Читать… Нужно закончить читать.
«Не стремись сбежать из Коридора раньше срока: в нем страшно, но там же кроется и твое спасение. Будь терпелива, учись и не кори себя за совершенную ошибку. Она дорого обошлась тебе, но это еще не конец. (Душа. Он имеет в виду ее душу? Неужели есть шанс?...) Криала подарила тебе мирскую тяжесть и оставила множество неотвеченных вопросов, но вопросы всегда находят ответы, пусть и не сразу, терпи. Ищи путника: не обычного, но с золотыми, как чай, заваренный из корней рогозы, глазами – однажды он выведет тебя наверх – не пропусти его появление…»
Будет новый странник? Боже, новый странник… Она должна искать! Срочно искать… Но в следующих строчках Ким будто знал, о чем подумает ученица, а потому предостерег заранее.
«…Тайра, не спеши никуда сейчас, отдохни – пусть даже вот так странно, но это твой дом и всегда им будет. Судьба назначит тебе встречу, и ты не сможешь ее избежать, как ни старайся. Делай все последовательно и верь, что Старшие тебя не оставят. И я бы не оставил, если бы мог, и попрошу их не делать того же. Ты уж прости, что ушел еще до тебя, но таков был мой удел – продолжить путешествие за пределами привычного нам мира.
Я кое-что спрятал для тебя там, в поющей траве. А не тронул ее никто лишь потому, что я наложил заклятье: любой, кто заглядывал в чулан, видел в нем лишь пыль, но ты найдешь то, что всегда принадлежало и принадлежит тебе: книги. Читай их не спеша, осмысливай, учись, и однажды ты дополнишь эту коллекцию своей. Я буду этому рад.
На этом заканчиваю письмо, ибо я сказал все или почти все, что хотел. Все сказать нельзя, но я озвучил главное.
Продолжай свой путь, как бы ни было тяжело, и помни, ты никогда не одна. С тобой я, звезды, далекое небо и те, кто уже прошел свою дорогу и теперь смотрят за твоей.
За книги не переживай – однажды ты сможешь забрать их из моего дома и перенести в свой.
Я знаю, что говорю. Всегда знал.
Твой Учитель, Ким»
Человек с желтыми глазами… Книги… Твой Учитель.
Он написал «Твой Учитель».
На этот раз она не удержалась, заплакала; не то от невысказанной обиды на то, что не позволял так называть его при жизни, не то от горечи, что не дал попрощаться и не предупредил о грядущем испытании, не то от нахлынувшего облегчения: не все потеряно. Есть шанс, есть книги, судьба готовит встречу. И пусть вот так странно, но есть этот дом и эта записка. Есть даже то, чего не было никогда раньше, – надежда.
Пусть сложно, но она справится. Будет читать, продолжать учиться, искать странника и даже однажды напишет свою книгу.
Как хорошо, как здорово… Как тихо на душе. Впервые не просто тихо, а спокойно, мирно, почти как в детстве.
Спасибо, Ким. Спасибо.
Тайра свернулась калачиком на деревянном полу, прижала испещренный буквами лист бумаги к щеке, закрыла глаза, вытерла одинокую, выкатившуюся из уголка глаза слезинку и тихо вздохнула.
*****
Если отданную душу можно вернуть и Ким знал об этом (наверное, из книг, а как же еще?), то и у Тайры есть шанс отыскать нужную информацию. Вот только в какой из книг? Какой?
Две уже лежали на полу – отложенные, еще три располагались прямо перед ней; в камине, издавая то протяжное тихое пение, то переходя на почти неуловимый тягучий говор, рассказывала, тлея, очередную историю поющая трава. Иногда мурлыкала по-женски, иногда вплетала баритон – и не один, а сразу два или три, изредка срывалась на смех, а после вновь умолкала, чтобы зазвучать музыкой – отвлечь на себя разум, позвать его в неведомые края, попытаться утянуть за иллюзорный горизонт сознание.
Тайра не поддавалась. Пение травы успокаивало, дарило ощущение давно минувших времен – хороших времен, но ей еще читать. Всю ночь, если придется.
Впервые на своей памяти она порадовалась и тому факту, что больше не нуждалась ни во сне, ни в пище: вот так сидеть, не выходя на улицу, она может сутками напролет, а случайно бросившим взгляд на пустующее строение прохожим, будет казаться, что дом живет своей жизнью – хлопает дверьми, чадит из дымохода, рассеивает тьму тянущимися к потолку язычками пламени.
А зайди внутрь стражник, он не увидит ничего, кроме тлеющей золы в камине и чадящих свечных фитилей, потому что Тайра почувствует его прежде, чем тот занесет стопу над первой ступенью крыльца, и успеет спрятать книги. К тому же, желающая быть уверенной в том, что ей не придется отвлекаться, она уже натянула вокруг дома защитную сигнальную нить, и если кто такую пересечет, то мозг сразу же вынырнет из забытья, очнется от любого увлекательного чтения.
А чтение, между тем, было увлекательным; подушечки пальцев неторопливо скользили по крупным и сложным символам, заполнившим страницу сверху донизу (ни одной тебе картинки), а губы беззвучно шевелились.
«Жнец приходит либо тогда, когда его зовет время или место, дабы настал момент забрать и провести за собой покинувшую тело душу, либо когда намеренно призывает его к незапланированной встрече человеческий разум. Да, человеческий, ибо другим существам, не наделенным душой (связанным с сознанием), которая есть энергетический сгусток, способный послать сигнал сквозь миры – дальние и ближние, подобный зов совершить не под силу…»
Пыльная книга в толстой деревянной обложке с четырьмя кольцами по углам называлась «Пороги смерти». Если уж и искать что-то о представителях Нижнего Мира, то это в ней. Хотя, кто сказал, что Жнец принадлежит Нижним? Скорее уж, никому. Богу. И используется им для того, чтобы доставлять душу туда, куда тот распорядится.
Сложно. Очень сложно.
Временами сознание будто рассеивалось, теряло силы оставаться сфокусированным, и тогда Тайра бралась ладонью за амулет, держалась за него какое-то время, размеренно дышала, а затем принималась за чтение вновь.
«Жнеца может вызвать всякий, чье желание безвозвратно пересечь границу миров достаточно искренне и сильно, но не всякий, ни один, даже самый сильный, не вправе встречу после зова отменить. Если призвал Жнеца, то пойдешь с ним. Если откажешься, то с ним пойдет другой – кто ближайший тебе по родовой ветке лежит, а коль не время ему идти или дела остались важные, на которых печать лежит «не прерывать», то пойдет следующий. Или тот, кто за ним...»
Ужасно.
Тайра поежилась. Получается, если бы хватило силы призвать Жнеца, а не муара, то отказываться от смерти было бы поздно. Хотя, она и не желала. Но сейчас была бы точно мертва,… и тогда бы Ким не оставил ту записку. Или содержание ее было бы иным?
Мысли снова путались; навевала не то сонливость, не то вялость давно уже перешедшая на бесконечно тянущуюся соло-песню трава – обиделась, что слушатель всего один (да и тот невнимательный), и принялась гудеть себе под нос заунывную мелодию.
Тайра попыталась представить, где у травы нос, и улыбнулась. Затем аккуратно вложила между страницами выдернутую из тулу нить, с осторожностью и трепетом закрыла книгу, потушила пляшущие по бокам в баночках с воском огоньки и выдохнула. Положила голову прямо на название, уперлась лбом между колец и очень по-человечески, совсем как когда-то зевнула.
За окном окончательно стемнело; «сигнализация» молчала.
Проваливаясь в очередной период «полудремы», чтобы набрать сил и вновь броситься в бой, Тайра думала о том, что так гораздо лучше: когда снова есть день и ночь, когда по улице движутся тени от предметов, когда вокруг знакомые стены, а в камине без устали бормочет собеседник. И не нужно поддерживать беседу и выбирать тему – можно просто слушать. Читать и слушать или спать и слушать.
Когда под ворохом из черных спутанных вьющихся волос окончательно закрылись веки, в темном камине прогорел и последний сухой стебелек; стих далекий издаваемый растением голосок, песня прервалась, и наступила полная тишина.