Кажется, заброшенное картофельное поле, и ничего более.

Они ехали сюда больше пяти часов, и для чего? Чтобы на выходе увидеть перепаханный некогда, заросший сорняками, окруженный с одной стороны длинным пологим долом, с другой огороженный чахлым леском, неровный луг?

- Дрейк, это точно здесь? Могли бы «портануться».

В отсутствии его ответа четверо солдат зашагали вперед молча.

Здесь, он был в этом уверен. А вот «портануться» они точно не могли бы – во всяком случае, он был бы последним дураком, если бы решился портироваться в место пересечения двух миров. Нет, не сегодня. А лучше никогда.

Крепкие широкие спины, сильные ноги, тренированные головы – его парни.

Он научил их тому, как успокаивать пульс и быстро впадать в медитативное состояние, но опасался, что один из них «сбойнет» - не сумеет справиться с паникой, не сможет обуздать резкий при виде нового врага выброс в кровь адреналина. То будет, скорее всего, Аарон.

Нет, пусть не будет.

Он предупредил их о том, что вступать в боевые действия бессмысленно – тени не воюют, тени откачивают жизненную энергию, пользуясь брешью в тонких телах, но действительно объяснить – объяснить так, чтобы ни у кого не возникало желания броситься в бой, - наверное, не сумел. Кто-нибудь да попытается применить единственное выданное на руки оружие в виде светового шокера раньше времени. И, наверное, то будет Дэйн.

Создатель, убереги его от принятия поспешных решений.

Он снабдил их палатками, пищевыми концентратами и питьем, объяснил, как пользоваться браслетами для эвакуации (только один раз!) и запретил умирать в Криале, но не был уверен, что его собственное желание или желание ребят отсрочить смерть есть закон для высших Небес.

Время покажет. Только ждать.

Он смастерил для них максимально прочные щиты, способные скрывать свет, идущий из живого тела, в течение нескольких суток; приказал ни в коем случае не разбредаться в различных направлениях, и теперь надеялся, что хоть этот приказ будет выполняться беспрекословно.

Разойдутся – умрут все.

Он выдал каждому «киртиллон» - крохотный кристалл, содержащий информацию-запрос для Книги Тайн, и теперь отчаянно надеялся, что хоть один из тех, кто шагал сейчас по буеракам, дойдет до странного места с названием Мистерия.

Пусть будет так. Пусть будет. Если бы он мог, он бы выстроил им путь и защитил его, но Коридор не терпит вмешательств – он сам себе мир, и Дрейк волновался – не хотел, но волновался за ребят так, как если бы те были его сыновьями, хоть и не имел права показывать этого.

- Пришли.

Они остановились в самом центре поля – под ногами комья земли, над головой тучи. Четыре часа дня; в воздухе стойкий аромат влаги и озона; надвигалась гроза.

Удобные куртки, крепкая армейская обувь, специальные защитные очки, добротные перчатки, рации, увешанные необходимыми для выживания мелочами пояса, плотно набитые заплечные рюкзаки.

Он единственный видел мерцающие вокруг каждого из них сферические щиты – ребята могли узнать об их остаточной мощности лишь по встроенному в браслет цифровому табло.

- Проверьте заряд.

- Сто. – Согнув руку в локте, рапортовал Аарон.

- Сто. – Кивнул похожий в очках на байкера Баал.

- Сто. Сто. – Отозвались двое других.

- Хорошо. Эвакуироваться, когда табло покажет менее десяти процентов. Не ждать, не рисковать. И я предупреждал, что умирать в Коридоре нельзя, – не спасу. Если кто-то получит повреждения и не сможет сам нажать на кнопку, другие должны ему помочь. Это ясно?

Головы синхронно кивнули.

- Шокеры использовать только в экстренных случаях, идти быстро, не расходиться. – Он все это уже говорил, но все равно был обязан повторить. Мозг – странная штука: один раз услышит – пропустит мимо, второй раз может и запомнить. – Ваша цель: по возможности быстро найти объект и вернуться назад – это все.

- Все кажется несложным.

Канн сухо улыбнулся; Дрейк улыбку не вернул. Кажется… Да уж. На этот раз даже ему, кому обычно вообще ничего «не кажется», мерещилось, что реальность трещит по швам и что для кого-то этот поход может обернуться катастрофой. К черту бы чувства, вот только прилипли – не отодрать. Набрать бы сил, вот только не выходило – их сильно подкосила очередная медитативная вылазка за пределы мира Уровней, чтобы в очередной раз взглянуть на облако.

- Если вернетесь ни с чем, у вас будет отличный шанс посмотреть на то, как наш мир рушится. В запасе дней десять-двенадцать до того, как начнутся необратимые процессы, с которыми я уже ничего не смогу поделать. Так что, на вас вся надежда.

«Не сыпь соль на рану, - говорили их глаза, - мы все помним, шеф».

Дрейк не выдержал – вздохнул. Пора их отпускать.

- Люди переживут очередную грозу? – Спросил Дэйн. Было видно – он хотел задержаться – пусть всего лишь на минуту-другую. Узнать, что с Ани все в порядке, успокоить нервы.

- Все люди уже спят. Начата их транспортировка к инкубаторам.

- Так быстро?

- Ждать мы не можем.

- А как их усыпили? Что-то распылили в воздухе?

- Нет, изменили свойство материи на всех Уровнях. Трудно объяснить. - С Дрейком такое случалось часто: сделать ему было проще, чем объяснить; Дэйн лишь вздохнул. – Наших уже нет на Уровнях – Бернарда увела их. Не беспокойся.

- Как скажешь, босс.

Снайпер подпнул носком ботинка нагло цветущий сорняк и поднял голову. Все, готов – говорил его взгляд.

«Да, пора». – Мысленно согласился Дрейк.

- То, что я сейчас дам вам выпить, погрузит ваш разум в трансоподобное состояние, заставит ваш мозг видеть вещи иначе, но действие жидкости продлится не больше десяти минут. За это время вы увидите вход в Коридор – как? Не знаю. Каждый по-своему. Ваша задача: спуститься вниз. Даже если будет страшно или вовсе не будет желания идти. Вы должны будете туда войти, это ясно?

Они вновь кивнули.

- А вход появится прямо здесь?

- Да, мы стоим на зоне пересечения миров. Самой явной из всех.

Солдаты синхронно посмотрели себе под ноги; Дрейк не выдержал и усмехнулся.

- Нет, пока ничего не видно, но как только вы примете по ампуле…

- Поди, горькая? – Скривился Эльконто.

- Не горше вчерашней водки.

На этот раз улыбнулись все, даже непривычно хмурый с самого утра Стивен.

- Давайте, пора. Отсчет начался. - Дрейк раскрыл ладонь, на которой лежали четыре стеклянные вытянутые колбы. - И помните, как только эта жидкость попадет в горло, связь со мной прервется. Дальше у вас есть только вы сами. Четверо суток максимум. Всех жду назад живыми.

Прежде чем взять ампулу, Дэйн передернул плечами и вздохнул:

- И чего я решил ввязаться в эту заваруху? Сразу бы сказали, что придется пить всякую дрянь, так я бы лучше отправился во Фляндию или как ее там…

- Не бубни уже. Пей. – Угрюмо прервал нытье Канн и первым запрокинул в рот содержимое прозрачного флакона.

Больше всех повезло Лагерфельду.

Глядя на широкую сверкающую мраморную лестницу, уводящую с картофельного поля куда-то вниз, он никак не мог понять, чего здесь можно бояться? Отполированные ступени, бронзовые витые перила, горящие с промежутком в метр-полтора шары-свечи, приятный запах сирени и чуть сладковатый приторный вкус меди во рту. Хорошо они там устроились – подземные короли. Если путешествие начинается с такого приглашающего помпезного входа, то какими сводами и замками оно должно продолжиться?

Шагнуть на первую ступень ему не составило труда. Вот только тревожил этот странноватый привкус во рту – не то пережаренной рыбы, не то перестоявшей ягодной настойки. Это все, наверное, жидкость Дрейка. Ум спокоен, сердце спокойно. Вперед.

Аарону виделся уходящий вниз винтовой проход: склизкие обветшалые плиты, потрескавшийся камень и тьма в самом низу. Ширины стен хватило бы на то, чтобы пропустить худенькую узкую фигурку, но никак не здоровенного мужика весом в сто шесть килограмм. Да, не продумал кто-то тайный ход, не продумал. Держаться не за что – если поскользнешься, то поедешь на заднице до самого дна; хорошо одно: если свалишься, то максимум на соседний переход пониже, а не перейдешь в состояние свободного полета, да еще и без парашюта.

Начиная спуск, он размышлял о том, какие бедолаги таскали сюда камни, точили их и рыли эту кроличью нору? И сколько лет назад все это происходило? Пахло сыростью, застарелой пылью и застоявшимся, как в шахте, воздухом. Ладно, могло быть и хуже. Ощущая холод в позвоночнике, он двигался вперед.

Дэйн, в отличие от друзей, клял все и вся на чем свет стоит. Ну, кто мог вырыть этот лаз в земле? Узкий, тесный, весь опутанный корнями и кишащий насекомыми. И что, ему в это лезть? Прямо так? Садиться на корточки, погружать руки в сырую землю, нырять носом в смердящий, вырытый кротом-переростком ход и затаскивать туда же жопу? Да она же застрянет – вот ей-богу застрянет, если до этого там же не застрянут плечи. А дальше как – ползком? Цепляясь за корни, ползти по трубе, которой конца и края не видно?

Вот сукин кот! А другие как? Обернувшись, он никого из друзей не увидел, со вздохом предположил, что они уже там и, ругаясь отборным матом, не забывая вспоминать Комиссию, невовремя падающие на чужие миры говно-кометы, ждущих внизу мутантов-теней и поганые-ядрит-их-корни, принялся опускаться на корточки.

И лишь Баал видел все таким, каким оно выглядело на самом деле – трещину в земле, гигантский разлом. Ни ступеней, ни лаза, ни корней, лишь отвесно уходящую скальную породу и вырывающийся из нее на поверхность клубящийся туман. В отличие от остальных, он слышал и стоны. Изредка шорохи, шепот, мучительные крики, обрывки чьих-то молитв, но чаще всего стоны. И меньше всего хотел шагать «вот в это» с обрыва.

Шли минуты, а он никак не мог заставить себя полететь.

Прыгнуть, надо прыгнуть. Прямо в слоистую сероватую муть, шагнуть из нормального мира в ад (нет, не в ад, утешал он себя, в его преддверие…), побороть оцепенение, приспособиться к едкому запаху серы и шагнуть…

Вероятно, сам бы он так и не шагнул, но на исходе десятой минуты кто-то толкнул его в спину.

- Чтобы я еще раз полз через такую дыру! Через этот говнолаз, полный червей и корней – да ни в жизнь!  - Дэйн все еще отплевывался от невидимой земли и пыли, попавшей ему в рот. – Если путь наверх тоже прорыл крот-переросток, в рот ему ногу, я точно нажму на красную кнопку…

- Там были ступени – мраморные. - Удивленно изрек Стивен и попытался разглядеть грязь на ладонях друга, которую тот упорно пытался стереть, но руки Дэйна казались ему идеально чистыми.

- Не мраморные, а каменные и скользкие. Восемь раз чуть не поскользнулся, блин. – Поправил Канн. – Кто только додумался складывать такую тесную винтовую лестницу? Карлики?

Один лишь Баал не участвовал в общем споре – он потирал ушибленное бедро и морщился.

- Ты чего, друг, тоже поскользнулся? Слетел с лестни… - Стратег не закончил фразу - вместо этого уставился на Регносцироса широко распахнутыми глазами. – У тебя… крылья? Эй, друг, у тебя крылья!

- Я знаю. – Недовольно процедил тот. – И всегда были.

- Всегда? – Удивленно переспросил Дэйн и, выпучившись на огромные черные полупрозрачные кожистые образования, забыл про свои ладони. – Как это – всегда?

- Вот так - всегда. Но сейчас не об этом, ладно? Нам бы надо двигать, а не сидеть непонятно где.

- Согласен. Надо двигать. – Кивнул доктор. И хотя ему самому едва удалось оторвать взгляд от изменившейся внешности черноволосого друга, принялся озираться по сторонам. – Ну и местечко.

Все притихли. Местечко и впрямь удивляло: ровная земляная поверхность, ни единого очертания предмета, ни движения, ни души. Только туман – клубящийся, слоистый, медленно переползающий с одного места в другое, - и тишина. Ватная, плотная, неживая.

- Слушайте, мы точно туда попали?

Канн напряженно вглядывался вдаль; выражение его лица говорило: «Не знаю, как вам, а мне здесь не нравится»

- Мы попали куда надо. – Отрезал Баал и первым поднялся с земли. Все остальные члены команды, не сговариваясь, тут же вновь уставились ему за спину – туда, где покачивались размашистые упругие крылья. – Все, кончайте пялиться, надо идти.

Зашуршала одежда; остальные повставали на ноги.

- Куда идти-то? – С упавшим сердцем спросил Канн. - Есть идеи?

- Куда-нибудь. – Пробурчал Стивен. – Если Дрейк нас сюда отправил, значит, верил, что нам надо куда-то прийти. Вот мы и пойдем.

Отряхнувший со штанов пыль Дэйн шепотом спросил дока:

- А у меня за спиной крыльев нет? Ты поглянь, а? Может, я тоже… особенный?

Лагерфельд покачал головой, а Регносцирос недовольно сжал челюсти – едва в пыль не сплюнул.

Ступая за Аароном Канном, двинувшимся наугад, команда начала путь.

Какое-то время двигались молча. Рассматривали окружение, состоящее из двух неизменных составляющих: мелкокаменистой земли под ногами и делавшегося то густым и непроницаемым для взгляда, то тонким и почти невесомым, тумана. Время от времени задевали друг друга локтями, вглядывались в сероватую завесу, прислушивались к собственным шагам и дыханию. Изредка по сторонам прошмыгивали темные сгустки непонятной природы - краем глаза заметные, а стоит повернуться и посмотреть в упор, как ничего, вроде бы, и нет.

Наконец, Дэйн не выдержал.

- Мне одному кажется, что, помимо нас, здесь есть что-то еще?

- Нет, не кажется. – Угрюмо отозвался док. – Но не уверен, что хотел бы столкнуться с этим «чем-то» лицом к лицу. Не думаю, что они будут похожи на тех уродов, которых напрограммировал Логан.

- Это точно.

- Т-с-с-с. Всем замереть! – Вдруг напряженным шепотом скомандовал Канн и взмахнул рукой – мужчины тут же встали. – Тихо.

Со всех сторону медленно подступала тьма – сгущалась, уплотнялась и как будто принюхивалась к путникам. Агрессивно клубилась, присматривалась, словно бы готовилась атаковать.

- Закрыть глаза. Дышать медленно. Успокоить пульс до нормального и стоять, пока я не скажу, что можно идти.

Отряд повиновался приказу - ни шороха, ни движения, ни звука. Тяжело и гулко бились четыре сердца; шуршала в чьем-то кармане терзаемая пальцами бумажка.

- Тихо, я сказал…

Шорох смолк.

Они делали то, чему их учил Дрейк: притворились статуями, прикрыли веки и пытались погрузить ум в состояние абсолютного безмыслия и полного нерушимого спокойствия. И если в тренировочном зале к концу второго дня подобная процедура давалась без труда, то здесь, в Коридоре, где враг возникал неожиданно и никто не знал его в лицо, процесс обретения баланса давался крайне тяжело. Хотелось распахнуть веки. Хотелось взглянуть – кто там? Что там? Вдруг оно все-таки нападет? К чему быть готовым?

Из всех стоящих рядом мужчин этот приказ нарушил только сам стратег – он так и не смог заставить себя не смотреть; таращился в окружившую их тьму, распахнув глаза.

И зря.

Тьма смотрела в ответ. Не просто смотрела, пожирала его незрячими глазницами, слепо вглядывалась не в тело – в душу, а через секунду выпустила и щупальца – принялась скользить мутноватыми отростками по щитам. Она шарила ими с такой тщательностью, будто была уверена – есть брешь, есть – стоит лишь хорошенько пощупать, и лазейка обязательно найдется, а вы пока постойте, подождите – вкусные мои консервы…

Сердце Аарона принялось быстро ускорять ритм.

- Канн!

Кто-то дернул его за руку – доктор.

- Не смотри туда! Закрывай глаза срочно, болван. Срочно! Всех погубишь!

Но тому сомкнуть веки казалось равносильным самоубийству.

- Она щупает наши щиты. Она пытается пролезть внутрь, тварь!

- Закрой глаза! – Прошипел Баал. – Она не видит тебя, но слышит и чувствует.

Его взяли за руки с двух сторон – левую ладонь стиснул Регносцирос, правую Лагерфельд, и Канн вдруг почувствовал себя совсем как в далеком и почти забытом им детстве, далеко отсюда, где-то в другом мире. Тогда они играли во дворе в футбол, а после другую игру – какие-то цепи, и вот так же стояли, сцепив ладони, чтобы разбежавшийся противник не проник, не прорвался сквозь ровный строй, не сумел победить стоящих грудью за победу друзей.

И стало легче. Да, все хорошо. Дрейк предупреждал, что будет именно так. Надо следовать его словам: закрыть глаза, усмирить эмоции, отключить ум. Страшно, да, страшно, но ведь он предупреждал…

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Пульс нехотя начал замедляться.

Интересно, она еще там? Все еще щупает?

Вдох, выдох…

А если нащупает?

Блин, отключить ум. Сука, как же его отключить, когда вот так?

- Давай. – Прошептал кто-то со стороны. – Успокаивайся.

И он последовал совету.

Вдох-выдох. Забыть о тьме вокруг. Вдох-выдох. Сколько еще их придется сделать? Сотню? Две?

Когда по его внутренним часам прошел час – не меньше, Аарон позволил себе «зыркнуть» - подсмотреть совсем чуть-чуть через приоткрытую щелочку (если она все еще там, он тут же сомкнет веки и примется глубоко дышать), но к его непомерному облегчению, тьмы вокруг не оказалось. Лишь тот же привычный серый Коридор.

- Ее нет. – Прохрипел он и позволил пальцам разжаться – выпустить чью-то ладонь. – Ушла. Ребята, она ушла.

И когда осознание этого факта проникло внутрь, он медленно выдохнул и опустился на корточки. Вытер пот со лба, потер висок.

- Это сложнее, чем было в тренировочном зале. Сильно сложнее.

- И это только начало. – Подбодрил его «крылатый» друг. – Дальше будет хуже.

- Спасибо, утешил.

Циферблат на часах показывал, что в пути они находятся почти три с лишним часа. Безрезультатном пути – дороге вникуда. Вокруг не становилось ни светлее, ни темнее – все та же пыль под подошвами ботинок, все то же безмолвие и тишина. Ни людей, ни строений, ни любых других знакомых и не знакомых глазу очертаний – вообще ничего. Даже подъемы и спуски – и те отсутствовали. Полный морок вокруг.

Дэйн пыхтел громче всех – не то от усталости, не то от раздражения.

- А Дрейк ничего не говорил про указатели? Ну, какие-нибудь стрелки, развилки, компасом никого не снабдил?

Друзья молча качали головой.

- Как тут что-то найти, если вокруг вообще ничего нет? Мы движемся в наугад выбранную сторону, а то и вовсе по кругу. Ерунда, да и только.

Он только что озвучил общие мысли, которые никто не решался высказать вслух – что толку? Начальник объяснил: если вам суждено найти Мистерию (а шансы есть), то вы ее найдете. А нет, так…

Да, про «нет» помнили все.

«У вас будет несколько дней на то, чтобы вдоволь полюбоваться тем, как рушится этот мир».

Дрянная миссия, ни о чем. Да по этим просторам можно скитаться без конца и без края и так никуда и не выйти. Неужели он действительно верил, что в этой мути возможно отыскать нужный вход в некое хранилище Знания и Мудрости?

Верил, иначе не послал бы.

- Дерьмовое место. – Недовольно высказал очевидную истину Эльконто, вздохнул и принялся глушить растущую в груди тоску разнообразными мыслями. Какое-то время думал о штабе, о том, что на полях сражений теперь, наверное, непривычно тихо – ни взрывов, ни автоматных очередей, ни дыма – в Реакторе сообщили, что всех повстанцев эвакуировали. Куда? Как собираются объяснять им происходящее? Вернут ли после на Войну?

Ну, не вернут, так система отберет новых. Опять запустят солдат, опять зазвучит боевая музыка, и все вернется на круги своя.

Если вернется.

Идут. Они ведь идут? Значит, придут.

Потом стал думать о собственном пустом доме: Ани в нем нет, Барта тоже – они в некой Фляндии, в безопасности – хорошо. Он скучал по ним. Черт, не прошло и нескольких часов, а уже скучал так сильно, будто не видел месяц. Ничего, главное, идти. Ноги шагают? Голова варит? Вот и отлично. Любой путь заканчивается результатом, даже если это отсутствие такового. Но было бы крайне хорошо вернуться в Нордейл победителями. С книгой (или без нее), но уж точно с нужным Дрейку ответом о том, как же соорудить вокруг мира нужный энергетический корсет. Или чего он там собирается мастерить? А потом присоединиться к друзьям. Поди, не рванут сразу обратно? Позволят искупаться в озере, посидеть с вытянутыми ступнями у костерка, просушить портянки и насладиться ни с чем не сравнимым ощущением того, что все уже хорошо – все стало хорошо.

Дэйн так погряз в мыслях, что вместо промелькнувшей прямо перед глазами тени, он видел вьющийся над поленьями дымок, висящие горстями звезды, слышал умиротворяющий плеск воды и полуночный стрекот незнакомых цикад. Ведь в мире Бернарды есть цикады? Или какие-нибудь похожие «стрекуны»? Да, по-любому есть. Он бывал там дважды, но просто не помнил.

В отличие от снайпера, Стивен Лагерфельд думал не о доме, отданном на попечение друзьям коте – Пирате - и даже не о временно опустевшем на Войне госпитале. Он думал о превратностях судьбы и странностях человеческого мировосприятия. Вот почему, когда тебе тяжело, ты страдаешь, ворчишь, бухтишь, едва заставляешь себя идти вперед, все готов бросить, остановиться и прямо тут лечь и умереть, а когда все заканчивается, едва помнишь о трудностях? И сколь бы ни было тяжело, память планомерно замывает и тревоги, что испытывал в моменты печали, и боль от стертых в кровь пяток, и даже жгучее желание поспешно вернуться, а оставляет лишь сладкий результат совершенных действий – будь то победа, поражение или же просто очередная пересеченная черта. Любое путешествие где-то начинается и где-то заканчивается – когда-то закончится и это.

Помнится, когда-то экзамены в медицинской Академии казались ему далекими, а дни обучения нудными, как застойная вода в колодце, но ведь пришел срок – и вжи-и-и-их! – все оказалось позади. А последующее обучение в Реакторе? Тренировки, спец.подготовка, выработка профессиональных навыков – тогда время тоже, бывало, ползло улиткой, а от монотонных будней хотелось выть волком, а теперь, вот, не помнятся ни синяки, ни боль в мышцах, ни проваленные тесты, ни повторная их пересдача. Канули в прошлое и подколки тогда еще не сработавшихся вместе ребят, забылись мимолетные обиды, редкие потасовки и даже совместные, иногда затянувшиеся до раннего утра посиделки. Остался результат: он – врач. Лучший на Уровнях нейрограф. Все. Иногда в вылазках мокли ноги, мерзло тело, обгорала кожа – все это болезненно лишь в тот момент, когда оно происходит, но стоит действию завершиться, а на смену началу прийти концу, как тяготы уходят, а мозг вновь говорит: «Я – вот он! Бодр и готов к новым свершениям, пусть даже впереди будет тяжело…»

Что ж, тяжело. Но и это забудется. Серый Коридор станет воспоминанием – старой фотокарточкой без цвета и запаха, а, вспоминая тени, они будут смеяться за кружкой пива в баре. Еще одна черта – что-то впереди, что-то позади.

Вот только в одном Стивен был готов поклясться: он был бы рад, если бы поход в Криалу остался позади как можно скорее. Вроде и особых трудностей нет, но уж слишком дискомфортно. Непривычно, что ли.

Мысли доктора отражал в собственной голове и стратег. Вот только более мрачные мысли, тяжелые, обросшие черными, похожими на те, что он недавно увидел, щупальцами.

Вот как, спрашивается, можно отправляться на задание, не зная ни цели, ни направления, ни качество препятствий, ни количество врагов, еще и безоружными? Ну, хорошо, про цель он соврал – она есть, но как быть с остальным?

Почти четыре часа «тупой» безрезультатной ходьбы, и ни единого намека на смену пейзажа. С собой ни карты, ни навигационного оборудования, ни средств связи с внешним миром. Нет, он не ворчит и не высказывает недовольства – надо, так надо (кто он такой, чтобы обсуждать приказы Начальника?), - но хотелось бы определенности. Что ищут? Каковы шансы на успех? Как полученный результат доставить назад?

Канн привык не просто действовать, но ЗНАТЬ: как действует? Для чего? Сколько времени займет выполнение задания? На какие этапы оно делится? Была ли завершена предыдущая фаза? Если нет: какие последствия и что предпринять, чтобы обеспечить наилучший исход?

А тут тебе ни фаз, ни графиков, ни даже информации для разработки плана. Идите, мол, ребятки, ищите, что требуется. Ну, идут, ищут, а вокруг атмосфера хуже, чем в фильме ужасов, – то черные глаза вынырнут прямо из воздуха, то сгустки сбоку промелькнут, то истошный крик позади раздастся… Бросаться, спасать? Кого и от чего? Самим бы спастись, а то тварей, которые здесь обитают, не то что Логан – сам Создатель представить не смог бы …

- Не тяни это в жизнь. – Посоветовал шагающий позади Баал.

- Что? – Буркнул через плечо Канн.

- Ты думаешь о них – о тенях. Подсознательно постоянно боишься, что какая-то вынырнет перед твоим лицом, постоянно находишься в боеготовности.

- А ты не находишься?

- Нет. Я их чувствую.

- Хотел бы, как ты – просто чувствовать все и не ждать подвоха.

- Нет, ты бы так не хотел.

- Это почему еще?

- Потому что для того, чтобы чувствовать все так, как это чувствую я, нужно быть не совсем человеком.

- Да? А кем надо быть.

- Надо быть демоном.

- Ты шутишь что ли?

Но он не шутил. Когда заинтригованные ходом беседы Лагерфельд и Эльконто остановились рядом, Баал лишь усмехнулся.

- Развлечь вас, что ли, своей историей? А то так и будете гадать, откуда у меня крылья.

- Да уж развлеки! – Охотно отозвался Дэйн. – Это всяко лучше, чем пялиться в этот туман. Я об него глаза уже сломал, а тут хоть какое-то развлечение.

- Да уж, развлечение. – Регносцирос пожевал губами. – Ладно, идите вперед – я позади. Поди, все услышат.

*****

- Эта долгая и крайне странная история началась не с меня, но с моей матери – обычной, на первый взгляд, женщины, но, как и все, со своими «тараканами». И если «тараканы» многих – это желание быть любимыми, успешными, значимыми или же просто оставить позади себя какой-то след, то навязчивой идеей моей матушки всегда являлось богатство. Нет, не просто богатство, но огромный неиссякающий поток денег, рожденный кем угодно: судьбой, богом, удачей или же простым везением, но только не ее собственными усилиями. По крайней мере, не натужными. Ничего необычного, правда?

Отряд двигался вперед; рассказывая, Баал зорко следил за тем, чтобы в пределах видимости не возник очередной сгусток непонятной природы, – не позволял своему вниманию рассеиваться. А то истории, они такие, - сам не заметишь, как отвлечешься, погрязнешь в мыслях о прошлом, а очнешься уже в ловушке. Да и других в нее заманишь.

- Один обычный человеческий мир, одна неприметная внешне девушка, выросшая в нищете. Всем известно, если человек в процессе взросления наделен некой навязчивой идеей - будь то стать всемирно известным, обучиться сложным языкам, доказать всем, что ты не лох, обрести могущество или же изъездить полмира - будьте уверены: однажды он найдет способ сделать это. Иногда даже вопреки законам логики или же если за обретение желаемого придется выплатить непомерную цену. А это как раз наш случай. Точнее, случай моей матери. Много лет проработавшая библиотекаршей, существовавшая на крайне низкую зарплату и живущая в трущобном районе, в котором ни один уважающий себя человек не хотел бы добровольно жить, она всегда искала способы абстрагироваться от реальности. Мол, нет, она не серая, не скучная, не нищая – она лишь пытается найти способ встать на ноги и стать такой, какой она всегда мечтала – уверенной в себе, властной, богатой и ни от кого не зависимой. Преследуя эти цели, моя мать, что неудивительно, крайне любила посещать всякого рода эзотерические кружки: вступила в клуб чернокнижников, много времени проводила у гадалок, постоянно общалась с подобными себе, повернутыми на поиске легких способов обретения счастья женщинами, часто приглашала тех в гости, где под бокал, а чаще бутылку вина, они пытались воплотить в жизнь вычитанные, подсмотренные или услышанные где-то заклинания. В общем, практиковали черную  - да-да, не смотрите на меня так, - черную магию.

Баал на мгновение умолк; подцепил носком ноги камешек побольше и пнул его – тот описал дугу и скрылся в тумане. Никто не перебивал и ничего не спрашивал. Регносцирос мысленно задавался вопросом, все ли его друзьям ясно – ведь мир миру рознь, - но раз никто не задавал вопросов, значит, ясно. Рассказ продолжился.

- Стоит, наверное, упомянуть, что в отличие от Нордейла и вообще мира Уровней, где мы живем сейчас и где материю гнут и изменяют только представители Комиссии, но не обычные люди, мой мир был погрязшим в темных обрядах. Не знаю, почему – никогда не мог этого понять, но факт: гораздо более часто люди покланялись темным, нежели светлым богам. И развитие, вроде бы, на уровне, и давно уже не древние века, когда жили в пещерах – вокруг технологии, удобства, современный комфорт, но обряды, пронесенные в умах и сердцах людей, выжили. Мне по сей день кажется это странным, хотя свой мир я не посещал уже очень давно, да и впредь не собираюсь. Не думаю, что там что-нибудь изменилось.

- А твой мир похож на мир Бернарды? – Спросил Стивен. – Тоже поделен на государства, с разными языками и находящийся на одном-единственном слое?

- Имеешь в виду, планете? Да, в это он схож. Мой мир тоже существовал на планете, которая называлась, да и, наверное, до сих пор называется Гулат, что с древнего местного диалекта означает «Сталь». Думаю, из-за обилия в почве железа… Но я отвлекся. Итак, регион Урмани, небольшой городок Средний Кураст. На чем я остановился?

- На матери. – Подсказал Канн. – На ее любви к эзотерике.

- Точно. Так вот, я до сих пор не знаю, подсказал ли ей кто-то то заклятье или же она вычитала его в своих многочисленных книгах, но однажды она решила провести ритуал по призыву в мир живых демона.

- Зачем? – Эльконто даже запнулся от удивления. – Они же, насколько я знаю, опасны?

- Все существа нижнего мира опасны, поэтому я тоже не хотел идти туда, где мы сейчас, но ничего не попишешь. Да, демоны опасны, но так же они иногда исполняют человеческие желания. Вот только взамен просят не больше и не меньше – душу.

Никто не стал сказанное комментировать, лишь едва слышно хмыкнул Канн. Баал улыбнулся. Да, его друзья навряд ли знают об этой бесценной субстанции много. Книги, фильмы, редкие философские размышления – всего этого не достаточно, чтобы знать детали, а Дрейк не часто упоминал о них, зная, что в его мире стоит непроницаемый для «темных» заслон и что душам населения его мира навряд ли что-то угрожает. Но их Начальник всегда был умным малым. Гораздо умнее, чем многие предполагали.

- Так вот, в один из темных осенних вечеров, окружив себя горящими свечами, обложившись ритуальными зельями и нарисовав на полу некий нужный символ, – я до сих пор не знаю подробностей - моя мать прочитала то самое заклинание, которое, по ее мнению, должно было призвать в мир живых демона. Закончив чтение, она какое-то время выжидала, но ничего не случилось. По крайней мере, не сразу. А далее произошло странное событие, которое она поначалу никак не связала с проделанным обрядом: в дверь постучал сосед. Насколько я знаю, он жил на соседней улице через дорогу; владел собственной автомастерской, пребывал в расцвете сил и хорошей физической форме, и к тому моменту моя мать по нему какое-то время сохла. В общем, был ливень, гроза в тот вечер обрушивала на Кураст тонны воды, а у соседа, как выяснилось, случилась проблема с замком. То ли заело, то ли сломался вставленный ключ, и, не зная, куда податься в непогоду, он постучал в единственную квартиру, хозяина, точнее, хозяйку которой он знал. Мать, понятное дело, открыла и впустила гостя.

Баал вновь умолк. Теперь даже от спин его товарищей исходил интерес – продолжай, мол, чего там дальше? Мы слушаем.

- Мда. Наверное, спустя годы какие-то детали не смогу связать даже я, но основную судьбоносную линию я помню. В ту ночь моя матушка, разочарованная неудачей с ворожбой и изрядно после этого выпившая, зализывала душевные раны не в одиночестве, а в постели с парнем. Огненная ночь, жаркий секс и щемящая надежда на то, что она наконец-то нашла родственную душу. Как же, ее выслушали о самом сокровенном: немного пожурили за алчность, посочувствовали ее нелегкой жизни, выспросили о мечтах и тактично и незаметно задали вопрос о том, а чем же она, собственно, готова расплатиться за счастье? «Всем» - так она тогда сказала. Да, именно так, хотя мне призналась в этом лишь много лет спустя. В общем, сомневаюсь, что в тот вечер она поняла, что отворила двери демону и жаловалась на невзгоды ему же, ведь принято считать, что жители ада являются взору в виде черного дыма или же силуэта, но никак не собственного соседа, с которым ей всегда хотелось завести интрижку. Но беда в том, что демонам гораздо легче залезть в чью-нибудь шкуру, нежели являть истинный облик и терпеть неудобства среднего мира, терзаясь необходимостью тратить силы на беседу в отсутствии твердой оболочки – на это уходит уйма энергии. А вот поймать первого встречного, временно завладеть его разумом и вершить дела, не расходуя силы на поддержание собственного облика, – это пожалуйста. Жаль, что моя матушка об этом не подозревала, хотя теперь, признаться, я сомневаюсь, что знание сего факта что-то изменило бы. Ведь, как я уже говорил, если человек намерен чего-то добиться, да еще и любой ценой, всегда найдется и тот, кто будет готов предложить ему сделку.

- Так этот сосед и стал впоследствии твоим отцом?

Вопрос прозвучал бестактно, но он попросту не мог не прозвучать. Есть такой вид вопросов, которые сдержать внутри попросту не хватает сил. Регносцирос не стал обижаться на Эльконто – этому увальню он всегда прощал многое, наверное, как и Лагерфельд, за красивые глаза и умение не прикидываться, но «быть» плюшевым медведем, а так же за искреннюю, пусть часто и завуалированную доброту внутри. Тем более, чего обижаться, если уж сам вызвался ворошить в памяти события прошлого? Назвался груздем, как часто говорила Бернарда, так и полезай в кузов. Правда, зачем, будучи грибом, лезть в непонятный кузов, Баал не понимал никогда, но поговорку, тем не менее, почему-то запомнил.

- Да, можно сказать и так. Но моим отцом в итоге стал не он, а тот, кто сидел у него внутри – демон.

Вновь удивленно хмыкнул идущий впереди Канн.

- Вот чего я не знал, так это того, что демонам приходится размножаться таким же путем, как и нам, людям. Неужели это обычная практика?

- Сомневаюсь. Скорее, исключение из правил. По крайней мере, ни я, ни, как выяснилось впоследствии, Дрейк, о таком больше никогда не слышали. Союз демона и человека – это прямое пересечение миров и настолько же редкое явление, как и град во время засухи. Такого попросту не должно было случиться, но случилось. И я до сих пор не знаю, ошибка ли это природы или же заложенный в вираж судьбы непонятно кем великий смысл, но результат один, и он налицо – это я. Получеловек-полудемон с одной второй человеческой души.

- Одной второй – это как? – Дэйн аж встал на месте от изумления.

- Одной второй – это значит половиной. Но об этом позже, ладно? Иначе я собьюсь.

- Как скажешь. Ты, главное, рассказывай – уж, очень интересно дослушать, а хронология не важна. Благодаря тебе я хоть на время забыл об этих говнотенях, да и шагать веселее.

- Это точно. – Подтвердил Стивен. – Хоть монотонность пропала.

- Рад развеять вашу скуку.

- Эй, да это не скука. Ты думаешь, мы не в курсе, что эта история до этого момента вслух, скорее всего, не звучала?

Канн как-то по-особенному проникновенно заглянул в черные глаза Баала, и тот тут же отвернулся, принялся изучать туман слева с такой тщательностью, будто невидимый прожектор транслировал туда изображение голых девиц.

- Мы ценим твою откровенность. И ты не подумай – с крыльями ты или без – нам плевать, ты наш друг и всегда им будешь. Даже если на этом месте прервешь свою историю и ни слова больше не добавишь. Какая разница, от кого ты родился, если человеком при этом стал хорошим?

- В том-то и дело. – Покачал головой Баал. – Не уверен, что я стал хорошим человеком сейчас, и уж точно не был им тогда. Но лучше, наверное, по порядку. В общем, как можно предположить, через девять месяцев после той памятной ночи родился я. Маленький мальчик с пронзительно-зелеными глазами.

- Зелеными?

- Да, зелеными. Так говорила мать. Это немаловажный факт, поэтому я хотел отметить его сейчас. А наряду с моим рождением произошло еще несколько вещей. Точнее, они начались еще до моего рождения, а если уж быть совсем точным, то почти сразу же после исчезновения из жизни матери того самого соседа, по которому она продолжала горевать не то неделю, не то две – в общем, до момента, пока не выиграла в лотерею первую крупную сумму.

- Думаешь, это связано со сделкой? – Предположил док.

- Конечно, а с чем же еще? После первого выигрыша были еще и еще. Любые ее начинания моментально приносили прибыль, дела шли в гору, и все, к чему бы она с тех пор ни прикасалось, будто становилось золотым и начинало тут же тянуть в ее жизнь деньги. Удивительное совпадение, не правда ли?

- Здорово. Что б я так жил. – Фыркнул снайпер. – Хотя я итак вроде неплохо живу…

- Да ты просто завистник.

- Утрись, Стив. Если кто из нас и завистник, так это ты! У тебя всего-то и есть, что…

- Эй, вы дальше будете слушать?

Регносцирос был совсем не прочь насладиться очередной перепалкой, которая неизменно поднимала настроение всем ее участникам, но раз уж решился раскрыть душу, то лучше не держать ее, как ценную дверь, открытой – пыли налетит. Вот дорасскажет и сразу закроет.

- Мы слушаем-слушаем… - Донеслось спереди.

- Угу. – Кивнул стратег. – А пока слушаем, может, перекусим? Предлагаю привал, а то я чего-то немного утомился.

К моменту привала часы показывали половину девятого; в Нордейле вечер. Где-то там, в оставленном ими мире, города обнимал закат. Чихали движками, поднимая пыль и облака газа, автобусы, сидели в закусочных, устав от рабочего дня, люди: развлекались, сплетничали, жевали картошку, резали жареное мясо и поднимали вверх, чтобы ударить друг о друга прозрачными боками, кружки с пивом.

А, может, и не поднимали.

Может, на улицах бушевала непогода, и жители попрятались в привычных убежищах-квартирах; рестораны пустовали. Возможно, никто не жевал картошку, не пил этим вечером спиртное и даже не перемещался по улицам, ведь Дрейк начал эвакуацию? Возможно, все давно уже спят: кто где. Одних накрыло прямо за офисными столами, других в коридорах у кофейного автомата, третьих в проходе магазина или у кассы, четвертых прямо на тротуаре по дороге к дому. И теперь безмолвные представители Комиссии, раз в столетие явившиеся из зоны незримого Реактора в область видимого, перемещали многочисленные безвольные тела в машины: грузили невидимыми тросиками, клали на носилки, перемещали в кузова…

По крайней мере, именно такой успел представить эту картину Дэйн, пока открывал найденную в пищевом отсеке рюкзака пачку с крекерами.

- Ты опять за печенье схватился? Распакуй лучше прессованное мясо – сытнее будет. – Посоветовал док.

- Сам знаю, чего хочу. – Буркнул снайпер и кинул в рот первый соленый крекер. Захрустел, заперемалывал его, словно агрегат по переработке твердых отходов, даже запыхтел от усердия. – А ты мне и свои оставь, если не любишь.

- Тут я все любишь. – Проворчал Стив и тоже занялся вскрытием упаковки.

Темно, серо, убого. Ни ветерка, ни солнечного лучика. Депрессивная который час подряд картина. Сидели прямо на рюкзаках, вытянув усталые пыльные ноги перед собой.

Даже жуя, Аарон продолжал непрерывно вертеть головой – все ждал не то подвоха, не то обхитрившей его взгляд и подкравшейся слишком близко тени.

- Да кончай ты их высматривать. – Баал хлебнул воду из фляги и вернул ту на пояс. – Нет их пока рядом.

- Вот это меня и напрягает. Странно даже – почему нет?

- Потому что у щитов пока хороший заряд. Не видно нас.

- А той тьме со щупальцами было видно?

- Ну, то был кто-то посильнее. Но таких поблизости пока нет. По крайней мере, я не чувствую.

- А ты хорошо чувствуешь?

- Да уж лучше, чем кто-либо еще.

Ответ показался Канну неутешительным, но головой тот временно крутить перестал, подуспокоился. Извлек из недр туго набитой сумки первую попавшуюся банку и, взявшись за язычок, отогнул – превратил из прямой в дугообразную – крышку. Последним из присутствующих принялся жадно закидывать еду в рот и запивать водой; густо запахло тушеной свининой.

Минуту-другую ели молча, затем стратег, мысленно промотав рассказанную Баалом историю вперед-назад и посмаковав ее на все лады, спросил:

- А как вышло, что ты сумел сохранить столько воспоминаний? Нет, мы – приближенные Дрейка, конечно, привилегированные ребята – знаем об остановленном времени, помним о детях и процессе их зачатия, иногда, хоть и не часто, мотаемся по другим мирам – в общем, помним многое из того, чего не помнят (и не знают) другие, но даже я – я! – не сумею выудить из памяти столько деталей о собственном детстве. Из того, что сохранилось: какой-то двор, покосившийся дом – очень давно; много зелени вокруг. Я любил крыжовник, когда был маленький – это помню. Еще играли с ребятами из соседнего двора, но в голове уже ни лиц, ни имен. А ты, как мемуары написал, и теперь читаешь.

Регносцирос кособоко и невесело усмехнулся, меланхолично взглянул на зажатый в пальцах кусок плотного цельнозернового хлеба, затем поднял темные, как омут, глаза на Аарона:

- А мне нельзя забывать. Да я и не смогу при всем желании – не так устроен мозг; мы с Дрейком говорили об этом, решили все оставить, как есть. Да и лучше мне. Помнить.

Он долго молчал – не ел и не пил, просто сидел, о чем-то думал, кажется, грустил. Тишина разбавлялась поскрипыванием работающих челюстей, растирающих друг о друга еду зубов и шорохом специальных упаковок, которые предстояло сложить и забрать с собой: Начальник приказал в Коридоре не сорить, чтобы на всякий случай, как он выразился, «не злить место».

- Я бы и сам все давно стер. Наверное. А, может, и оставил бы. В любом случае, хорошего в моих воспоминаниях мало. Мать любила меня ровно до тех пор, пока мои глаза не начали менять цвет, а случилось это в возрасте лет шести. Вот к тому моменту она не просто заподозрила неладное, а убедилась в том, что в ту ночь в ее доме ночевал не сосед, но зазванный ею самой гость. Гость, который не представился и даже не озвучил условия сделки: просто пришел, выслушал, сделал так, чтобы ее жизнь наполнилась богатством и зачал меня – не нормального ребенка, но ребенка-демона. Деньги, к слову говоря, к тому времени по непонятной мне причине стали приносить ей все меньше радости. Вроде и достаток есть: дом, хорошая одежда, множество пустышек-друзей, занятые пустой болтовней вечера, редкие непродолжительные хобби, короткие интрижки, долгие задумчивые взгляды в полупустой бокал и все больше хворей, болезней, истерических припадков и продолжительной хандры. Что-то шло не так. Казалось бы, живи и радуйся: ты – мать, ты богата, можешь щелкнуть пальцами, и к твоим ногам падут все золотые яблоки если уж не целого мира, то целого города – это точно, но вместо этого она подолгу беспричинно злилась. Чуяла, что тот незнакомец забрал что-то ценное: не то частичку ее жизненной энергии, не то очерствил сердце. Она боролась, сколько могла, и у нее неплохо получалось, пока я был похож на обычного ребенка, то есть был таким, как все: играл, познавал, раздирал коленки, на что-то жаловался, канючил, засыпал после ее поцелуя под одеялом с нарисованными на нем летающими тарелками…

- Чем?

- Ну, э-э-э… как объяснить? В твоем мире разве не мечтали вступить в контакт с инопланетными цивилизациями?

- Не помню. – Канн качнул светловолосой стриженной головой.

- Не важно. Наши жители именно так представляли себе транспортные средства иной цивилизации.

- Угу, понял.

- Так вот, хочу сказать, тот период был не самым худшим в моей жизни – лучшим на тот момент, я бы сказал. Тогда мать все еще изредка улыбалась, а я чувствовал себя нормальным. Маленьким и хлипковатым, что бесило, но, в целом, обычным. А потом…

Что-то произошло потом – они все это видели. Баал редко выпускал на лицо эмоции, но этот Баал, что сидел рядом с ними на пыльном рюкзаке, окруженный туманом, тишиной и печалью, выглядел другим – открытым и потерянным.

Никто не торопил. Рассказчик сам должен решать, где продолжать и продолжать ли, но интерес слушателей рос. Прекратили шуршать бумажки, жеваться крекеры, обтираться от желто-бурой взвеси ботинки. Едва заметно переливались вокруг почему-то сделавшиеся видимыми глазу Дрейковы щиты, заряды которых единогласно высвечивали на браслетах цифру 97%.

- А потом я стал меняться. – Почти нехотя с долей отвращения констатировал Баал. – То ли демонической части меня потребовалось больше времени, чтобы развиться, то ли я какое-то время сдерживал ее, следуя указам матери и пытаясь быть «хорошим», но однажды все изменилось. Не сразу, постепенно, но довольно быстро. И вообще, вам еще не надоело слушать?

- Не-е-ет!

Единогласно произнесенное слово заставило его усмехнуться.

- Ну, там можно долго рассказывать, особенно если углубиться в подробности. Думаете, вам не наскучит? – И, глядя на качающиеся головы, добавил. – Тогда нам лучше двигать. Поговорить сможем и по пути, а то скоро ночь.

- Тут всегда ночь. – Прозаично заметил Дэйн.

- Ночь по часам. Навалится усталость, и придется делать привал.

- Он прав. – Поддержал Канн. – Пока есть возможность двигать, давайте лучше двигать.

- Еще бы знать, куда двигать. – Тяжело вздохнул док, удрученно глядя на пакетик с мусором, который держал в руке. – А то утомляет так идти – без направления.

- Ничего. Бывало и похуже. – Попытался подбодрить стратег, но его слова на оптимистичный лад группу не настроили.

Все знали – хуже еще не бывало.

До того как сделали привал, Баал успел поведать о странных, не поддающихся ни логике, ни обычному человеческому объяснению, изменениях, что случились с ним в возрасте шести лет сразу же после того, как мальчишечьи глаза поменяли цвет с ярко-зеленого на непроглядно черный. О том, как вдруг начал видеть людские оболочки иначе: не в качестве тел, но сгустков эмоций, желаний, питательной энергии. Как начал «унюхивать» людские мысли, чувствовать приближающиеся беды и видеть «подселенцев».

- Это такие субстанции, - объяснил он, - которые иногда подселяются к человеку и живут с ним, питаясь страхом или радостью, в общем, чувствами. Такие приходят во время медитации - выхода сознания во вне, когда человек ищет ответы на вопросы, а вместо этого находит дающий подсказки «голос» или даже видит гостя в собственной голове воочию. Иногда в образе некого святого, иногда аморфного существа, иногда ангела – у кого как. Сумевший обнаружить «подсказчика» горе-колдун радуется, в то время как подселенец жрет его жизненную энергию, советует черт знает что и даже изредка пытается управлять телом. В общем, сейчас не об этом. Я остановился на том, что стал их видеть…

- Ты говорил об этом матери? – Поинтересовался Стив.

- В том-то и дело. И лучше бы не говорил вовсе. Потому что, помимо того, что она начала водить меня сначала по докторам, затем по психотерапевтам, а после и вовсе закрывать в кладовке, чтобы не пугал ее страшными историями, она начала гораздо больше пить, а так же называть меня «дьявольское отребье», «ублюдок» и постоянно повторять магическую фразу «я так и знала». Чего знала, как знала? Мне тогда было невдомек. Я подолгу стоял в темной тесной конуре без воды и еды и никак не мог понять, почему меня вдруг перестали любить. Ведь я видел то, что видел, а желание сына поделиться открытиями с родной матерью вполне объяснимо. Однако мне быстро пришлось осознать кое-что еще: если не уверен, что тебя поймут, лучше молчать. Всегда. Без разницы, близкий тебе человек или далекий, должен он тебя любить, несмотря ни на что или не должен, а ответы на вопросы всегда предпочтительнее искать в одиночку. И тогда рассказывать о своих «видениях» я перестал. Это случилось к семи годам.

«К семи годам. - Отдалось эхом в голове у Стивена. – Сколько же он стоял в той кладовке? Сколько раз и по сколько часов? Один, безо всякого понимая о том, почему и за что находится там. А теперь его взрослого и не упрекнешь, что так мало говорит. А кто бы после такого болтал?...»

- Эй, ты там, случаем, не жалеешь меня? – Раздалось сзади.

Док усмехнулся.

- Ты точно чувствуешь людские эмоции. Но я не жалею, я просто анализирую и пытаюсь понять логику твоей матери. Неужели, несмотря на странности, она не встала на твою сторону? Ведь родной сын – сам говоришь - как можно наказывать за собственные грехи кого-то другого?

- Можно. Посмотри вокруг и заметишь тому множество примеров.

- Да уж. И жаль, что так. А про отца она тебе не рассказывала?

- Нет, хотя я спрашивал. Она врала, что он погиб, и лишь однажды, перебрав, призналась, что он был дьяволом и что надо было быть полной дурой, чтобы спать с незнакомцем.

«Точно». – Хотел согласиться вслух Лагерфельд, но чувство такта заставило его промолчать.

- Так о чем я говорил? Ах, да… Я начал видеть людей не такими, как раньше, и с этого все началось…

Баал рассказывал о том, как изучал людей, словно насекомых: дразнил, слушал, чувствовал, наблюдал за реакциями – чаще всего предсказуемыми - и даже манипулировал. Старухам объявлял во всеуслышание об их болячках и оставшемся сроке жизни, чем пугал последних до смерти, детей морил их же собственными страхами: то переодевался в призрака и скребся в окна, то начинал выть из кустов волком, то попросту кидался фразами «твой брат тебя ненавидит», «отец никогда домой не вернется» и наблюдал за рождающейся в их телах эмоциональной болью. Иногда предупреждал друзей о ждущих дома наказаниях и даже изредка помогал избегать их. Хотя друзья, как стало понятно из повествования, у него довольно быстро кончились.

- Я жил так, как хотел: наслаждался, издевался, вечно нажимал на самое больное, чтобы посмотреть на реакцию, и задавался вопросом о собственной сущности – чувствовал, что я не такой. Не то, чтобы я тяготился собственным поведением – им тяготились другие, - но никак не мог взять в толк, почему кому-то удается быть «хорошим», а мне все никак. Морали и нравоучения, которые мне постоянно читали взрослые, заставляли меня лишь скалиться в ответ и бросать обидчикам в лицо самые болезненные фразы, а колоть, как вы уже поняли, я умел. Много позже я понял, что то был не я – то был демон, та его часть, что росла у меня внутри, в то время как человеческая составляющая меня постоянно страдала от одиночества. Я не мог ни нормально общаться, ни играть, ни просто взаимодействовать с одногодками. Я был злым, агрессивным и совершенно неподдающимся воспитанию.

- И мать, наверное, это злило?

- Не то слово. К десяти годам она отреклась от меня.

- Что?!

Они остановились одновременно – даже Дэйн, и теперь все смотрели на ухмыляющегося сквозь болезненную маску друга с сочувствием.

- Эй, не надо так. Ну, не совсем счастливое детство, не повезло, но могло быть и хуже. Я, к слову говоря, тоже в долгу не остался – проклял ее, уходя. Обрек на долгую и мучительную болезнь, так что, гордиться мне нечем. Каким она меня называла, таким я и стал. Просто я не понимал тогда, «почему» все так происходит, а теперь понял, давно уже понял. – В черных глазах стыла боль – такая же застаревшая, как тина на поверхности гнилого пруда. Повисла пауза, в течение которой вдруг стало понятно, как тяжело и как долго Регносцирос носит на сердце прохудившуюся от времени рубашку печали. - Только легче мне не стало. Все вышло, как вышло. В этой истории нет правых и виноватых – есть просто стороны, суждения, выводы и мнения.

«Надеюсь, она болела не так долго, как мне тогда по ошибке хотелось, - читалось по его лицу, - надеюсь, она давным-давно умерла и избавилась тем самым от бремени, от ребенка-выродка и от жажды быть непомерно богатой – вечно довлеющего над ней проклятья. Но я не могу знать наверняка, я не знаю».

- Это ведь не конец истории? – Тихо спросил Аарон.

Баал раздраженно фыркнул и отвернулся. Долго молчал, прежде чем ответить.

- Нет, не конец. Но, боюсь, если услышите продолжение, вы осудите меня окончательно.

- А мы тебя не судим. – Мягко и невесело улыбнулся Стив. – Судит Бог или кто там есть на небе. И еще иногда Дрейк.

- Дрейк судит часто… - Невпопад поддакнул Дэйн.

- А мы хотим услышать окончание истории. – Уверенно кивнул стратег. – И поэтому, будь добр, расскажи ее нам.

Регносцирос продолжал молчать. Сложно – они видели - ему было сложно говорить, но каждый чувствовал, что присосавшаяся к его душе история-пиявка, уже высунувшая наружу любопытный нос, теперь должна обнажить и тело, и хвост – вывалиться наружу, шлепнуться на землю и начать корчиться от того, что ее отодрали от кормушки – свежей боли и крови.

- Расскажи, мы настаиваем. – Вторил Канну Дэйн. – Все, что ты скажешь, навсегда останется между нами четверыми, но тем самым оно и разделится на четверых. Станет легче.

- Да не станет легче! – Неожиданно взревел Баал. – Не станет! Я опоздал, слишком много уже совершил – поздно каяться.

Его злой и обреченный рык на миг сотряс тишину Коридора, а после исчез – запутался в тумане.

- Я всего лишь хотел объяснить, почему у меня есть крылья, и только.

- А объяснил уже куда больше, поверь нам. – Взгляд Стива сделался мягким, как подушечный синтепон. Этот специальный профессиональный взгляд, как Дэйн уже знал, всегда появлялся, когда док беседовал с пациентами, и всегда срабатывал безотказно – невидимой рукой гладил по голове, заставлял расслабляться, почувствовать, что о тебе заботятся. Сработал он и теперь. – Твой рассказ – это ценный подарок, и мы знаем это. Не лишай нас концовки.

Долгие секунды сомнений; тяжелое дыхание и исходящая от Баала горечь, едкое от самого себя разочарование и написанная на лице фраза «Не стоило мне начинать, не стоило. Но я уже начал». И прозвучавший в конце концов ответ:

- То, что вы услышите, может вам не понравиться.

- А ты не суди за нас. – Пожал плечами Дэйн. – Мы все не безгрешные, знаешь ли.

- Это точно. – Поддакнул Канн. – Но знать – всегда лучше, чем не знать.

- Не всегда. – Упрямствовал Баал.

- Всегда. – С нерушимым спокойствием отреагировал стратег и, чтобы усилить вес своих слов, вдовесок кивнул.

- Хорошо. – Регносцирос, наконец, сдался. – Только давайте продолжим после привала. Пара часов сна никому из нас не повредит, согласны?

Согласны. Что еще они могли ответить? От длительной прогулки у всех гудели ноги, от постоянного напряжения – головы.

- Да. Привал. – Согласился Канн. – Прямо здесь или поищем место получше?

- Давайте поищем. – Ядовито крякнул снайпер. – Может, найдем живописный обрыв, звенящий водопад и подушку из травы, над которой умиротворяюще щебечут птицы. Я – за.

- Значит, здесь. – Со вздохом подытожил стратег, и тяжелые рюкзаки упали на землю.

*****

Финляндия.

Ночь шепталась шелестом травы, шорохом трущихся друг о друга дугообразных, иногда вытянутых в стороны на метр, а то и более, резных листов папоротника, хлюпала под ногами сырым мхом, подмигивала сквозь далекие кроны тянущихся в небо сосен мириадами незнакомых созвездий. Пахло прелой хвоей, мокрым лишаем, грибами и, вероятно, еще чем-то незнакомым, потому что Арви постоянно застывал и принюхивался: то прижимал уши к голове, то навострял их, словно антенны, то резко поворачивал голову и подолгу смотрел в темные заросли, где постоянно что-то шевелилось, пищало, издавало шорохи  - жило привычной, но совершенно не знакомой ему ночной жизнью.

- Кого, интересно, он чует? – Тихо спросила Марика, и луч ее фонаря на мгновенье пересек второй – скрестился с ним, будто шпага, и ушел в сторону.

- Грызунов, я думаю. – Отозвался шагающий рядом Майкл. – Я уже заметил, что здесь растет много незнакомых растений. Грибы, ягоды, мох. Кажется, сотни его видов.

- А с виду этот мир очень похожий на наш.

- Похож. Но при свете дня ты заметишь разницу.

Они, как это бывало на Магии, решили прогуляться перед сном – побродить по окрестностям, подышать свежим воздухом, познакомиться с местом. В доме, где находилось много людей, пусть даже часть из них занималась делами в своих комнатах, им было тесно, непривычно. А прогулка умиротворяла.

- А дикие животные здесь есть? – Она волновалась за Арви. Пусть вокруг щит, который не допустит хищников внутрь, но сервал постоянно оглядывался, принюхивался, напряженно замирал – в общем, вел себя не так, как обычно, и Марика, не в силах успокоиться, не менее напряженно наблюдала за ним.

- Судя по растительности и вообще по атмосфере, есть.

Они зашагали дальше. На ветке невдалеке взмахнула крыльями и заухала сова – фонари тревожили ее, лишали привычного покоя. Отозвавшись на зов, из чащи пронзительно и длинно закричала еще одна – предупредила родичей о странниках.

Тело потело в куртке – ткань оказалась плотнее, чем требовалось в эту погоду. На улице, вопреки ожидаемой прохладе, их встретило влажное ночное тепло.

- Наверное, с утра шел дождь, а потом парило. – Майк тоже обратил внимание на тяжелый спертый воздух. - Здесь не так комфортно, как на Магии, да?

- Ага. Еще эти насекомые… - Пытаясь отомстить впившемуся в кожу комару, Марика хлопнула себя по той руке, в которой держала фонарь, и луч тут же вновь метнулся в сторону, а после заплясал на коре темных стволов. – Кусаются!

Ее спутник хмыкнул.

- Есть такое. Надо будет еще шерсть Арви прочесать на предмет кровососущих после того, как вернемся.

Представив, как убьет не меньше часа на осмотр пятнистой шкуры, которая постоянно будет играться и пытаться ухватить ее за пальцы, Марика вздохнула.

- А поначалу и правда казалось, что мир – как наш. Только здесь не так уютно, как-то… тревожно. Знаешь, как будто в воздухе не хватает спокойствия. Наверное, похожих друг на друга миров много, но я все равно буду скучать по Магии. Никогда не приживусь в другом.

«Не зарекайся. – Безмолвно ответил Майкл, но она услышала. Почувствовала его подернутые грустью мысли. – Быть может, нам придется здесь остаться навсегда. Кто знает?»

Нет, не придется! Все как-нибудь уладится, обязательно уладится, и они отправятся домой. Вновь разведут костерок у знакомого домика, запустят стиральную машинку, развесят привычные куртки во дворе и сядут пить чай. Достанут котелок…

- Слушай, а котелок бы здесь работал?

- Нет. – Ответ раздался без промедления.

- Почему?

- А ты не чувствуешь? Здесь в воздухе и земле есть энергия, но она другая, другого качества, что ли. Ее пришлось бы концентрировать для того, чтобы добиться хоть какого-то видимого результата, а котелок требует много.

Да? Она не знала. Значит, на Магии потоки более концентрированные? Тогда туда еще больше хочется вернуться.

- Я не привыкла без котелка.

- А я не привык без довольной тебя. – Улыбнулся в темноте Майкл и притянул свою даму поближе, обнял ее за плечи. – Все наладится, малышка, как-нибудь наладится.

- Думаешь?

- Будем об этом просить небо.

Небо. То мерцающее черное небо, что растянулось на многие километры над незнакомым миром? Если это поможет им вновь увидеть Золотой лес, пруд Бабочек, бабку Изольду и любимые пики гор, она будет просить все, что угодно. Даже этот неродной небосвод.

- Не хочу в дом. Непривычно. Людно и шумно, да?

- Да. – Тихо согласился спутник и потерся теплым кончиком носа о ее висок. – Шумно. Погуляем еще немного.

В пропахшей свежим срубом широкой гостиной первого этажа рваной, поделенной на множество слогов и ударений, речью бубнил телевизор. Кто-то постоянно переключал каналы, и из динамиков лился то хохот, то серьезный, вещающий не иначе как о новостях, женский голос, то музыка, то вовсе раздавались выстрелы – шло кино.

Ани морщилась. Она любила эти шершавые страницы, эту чуть помятую от времени обложку, этот дорогой ее сердцу сборник рассказов, вот только одно «но» - она любила читать его в тишине – по возможности полной.

Она сама выбрала эту комнату - дальнюю, но на первом этаже, а теперь задавалась вопросом, не лучше ли было бы занять другую, на втором – чтобы подальше от гостиной? Но эта ей нравилась: маленькая, даже уютная, с бежевыми деревянными стенами, большим, выходящим на лес, сквозь который виднеется залитая лунным светом поверхность озера, окном, маленькой тумбочкой, но большим зеркалом и широкой двуспальной кроватью. Кровать стала решающим фактором. В некоторых стояло по две – у разных стен, - а тут одна и длинная. На такой с легкостью поместился бы Дэйн, и его ступни не упирались бы в стену. В самый раз.

Если бы здесь был Дэйн.

Ани вздохнула и вновь провела кончиком пальца по строчкам. Каждый раз, когда она так делала, в голове начинал звучать глубокий низкий и умиротворяющий голос – сказки на ночь. Только он читал ей эту книжку, и только его она была готова слушать бесконечно. Но пока Дэйна нет, ей придется читать самой, потому что чтение отвлекает. Правда, отвлекает оно в том случае, если сначала удается отвлечься от непрерывного гула телевизора в гостиной.

Черт, ну кто там давит кнопки пульта?

У кровати, сложив лапы на белые с розовым кроссовки и приютив морду между ними, дремал Барт. Кажется, он был единственным, кому телевизор никоим образом не мешал.

- Как можно создать вкусную кашу, когда у меня из специй только соль и перец? А мясо с одной лишь морковью и луком? Это же катастрофа! И этим я был вынужден накормить тринадцать человек. Тринадцать человек, отведавших на ужин столь пресное блюдо. Позор… Это просто позор. Даже в самые давние времена, работая младшим помощником Ринара Дубуатье, я не чувствовал себя столь скорбно, как теперь…

Слушая беспрерывное ворчание сокрушающегося, как ей казалось без должного повода, Меган улыбалась. Ну, подумаешь, каша? И мясо было вполне себе вкусное и мягкое. Не всегда же наслаждаться деликатесами из ресторанов – можно иногда и по-простому. Бултыхались под ее пальцами в мыльной воде тарелки, пенилась в ладони губка, текла на тыльную сторону ладони из крана струя теплой воды.

Она сама вызвалась помочь с посудой – чем еще заняться? Одежда распакована и развешена, Дэлл занят помощью Маку – они уже минут тридцать как стучали сверху молотком. Вроде как кровать под Чейзером, стоило тому рухнуть на нее всем весом, развалилась. Не то подломились ножки, не то треснула поперечная доска – стоя у раковины, Меган хотелось хихикать.

- Я уверен, в местных магазинах должны найтись приправы. Тот же корень трутлы или же семена орвахи…

- Дорогой, семена орвахи собирают на твоем острове. Их и в Нордейл-то завозят редко, а что говорить про чужой мир.

Глядя на Клэр несчастными, как у выпнутого спать в прохудившуюся будку под дождем пса, глазами, Антонио попытался подбодрить себя самого.

- Ну, хоть литула или листья Карры?

- Бернарда обязательно поищет для тебя все, что ты напишешь. В крайнем случае купит местных кореньев – наверняка они пригодятся.

- Я не смогу… - Черноусый повар продолжать радировать обреченностью. – Не смогу кормить людей этими… примитивными запасами. Это же сушки! Коробки с сухими хлопьями, какое-то безвкусное молоко в картонных пакетах, черствый хлеб. Я бы пек сам – мне бы только хорошую просеянную муку из паярны, виранские дрожжи, пятипроцентное молоко из Лаймы, хлебопечку с ручным таймером – только ручным! – эти электронные вечно не отключить в процессе, а я ведь должен проверять температуру, следить за процессом…

Едва обращая внимание на жалобы Антонио, Клэр принимала из рук Меган мокрые тарелки, терла их полотенцем, складывала в шкаф и думала о своем: о Ганьке, которая сиганула за дверь сразу же, как вылезла из сумки – не потеряется ли? Об оставленном за плечами комфорте – собственной жизни, к которой так привыкла. Любимой кухне, пушистых тапочках с помпонами (нужно было взять их с собой, но ведь такие чистые), шампуне «Трильяни», вечерней вышивке… Конечно, можно попросить Дину принести все это сюда, но ведь Дрейк запретил ей «прыгать» в Нордейл без важной причины, а тапочки или вышивка – разве это важно? Только ей, Клэр, но никому другому. Нет, не стоит беспокоить из-за этого подругу, у нее итак дел по горло - проживет Клэр без привычных вещей, перекантуется. А вот Смешарики… За них душа болела сильнее всего: все ли выживут? Сумеют ли укрыться от разрушительного воздействия полей? Что бы там ни говорил Начальник, а они ведь маленькие. Маленькие, беззащитные и вечно голодные. И поди всю ту еду – мелкие проглоты, -  что она оставила им на неделю, слопают в первый же вечер, не удержатся. Ведь там ананасовые дольки, куски пирога, куча печенья, кексы (которые высохнут за сутки), мармелад, сушеные бананы – в общем, все, что они просили.

- … а если бы у меня были крексеры, можно было бы покрошить их, размолоть, смешать с урланской пыльцой, замешать на яйцах и сделать великолепный пышный покрытый сыром «Мруанди» бисквит – чудесный десерт к чаю. Как думаешь, Бернарда сумеет найти сыр «Мруанди»?

- Я не знаю, - устало отозвалась Клэр, - напиши ей все подробно, и она обязательно постарается. Ты же ее знаешь, найдет все, что сможет.

«А если не сможет, будем готовить из подручных средств».

Озвучить это вслух, дабы не вызвать новый всплеск горьких причитаний, она не решилась, лишь поймала краем глаза сочувствующую улыбку Меган и, улыбнувшись в ответ, покачала головой. Мол, вирранцы – они такие, да, и ничего с этим не поделаешь.

К половине одиннадцатого вечера Дина, которая успела посидеть с девчонками на берегу озера, покидать в воду камешки, а после некоторое время постоять на широком крыльце, где Халк исполнял вечерний моцион по раскурке сигары, а Рен чистил пистолеты – да-да, пистолеты, которые перенес с собой в огромном чемодане, - устроилась в гостиной, чтобы дорисовать на огромном листе ватмана слово «Пожелания».

Слушая воркующий рядом финскими песнями телевизор и чиркая фломастерами, она с улыбкой на лице вспоминала состоявшийся несколько минут назад диалог с Реном Декстером.

 - А пистолеты зачем?

- Как зачем? Они везде могут пригодиться.

- У нас же щит?

- Мало ли. Быть всегда готовым – главное правило Ассасина.

Действительно. Профессия наложила свой отпечаток. А, может, и не профессия, а характер или привычка мышления защитника. Наверняка, подумала она, стоя там и опираясь на широкие теплые перила, он припер с собой еще и кучу ножей, гранат и даже пару автоматов, закутав все это в джинсы. Интересно, а Элли хватило места в сумках для одежды? Или пришлось оставить несколько пар обуви дома?

Декстер, уловив ход ее мыслей, усмехнулся.

- Ты думаешь, я один такой?

- В смысле? Принес с собой пистолеты?

- Угу. Ты Одриарда спроси – у него наверняка полные баулы динамита.

- Ты шутишь! Зачем?

- Ну, поставить у щита на всякий случай растяжки…

- Так они же ненароком убьют кого-нибудь!

Она успокоилась лишь тогда, когда увидела, как окутанный сигарным дымом Халк трясется от смеха. Шутники, блин! А то ведь с Дэлла станется притаранить сюда пару мешков с селитрой. Отряд специального назначения, понимаешь.

И теперь, сидя в гостиной, она все еще силилась понять, смеялся ли Конрад от того, что Рен шутил или же он давился хохотом от того, что сказанное было правдой?

Не дай Господь Дэлл наставит здесь ловушек… Проблем не оберешься.

- Слушай, зачем ты все время переключаешь каналы? – Спросила она Логана, когда тот в очередной раз надавил на кнопку пульта. – Ведь на тебе нет браслета, и ты все равно ничего не понимаешь.

- А я всегда работаю под шум телевизора. Дома тоже.

Тот, разложив ноутбук в центре стола и соединив его тонким шнуром с выданным Дрейком фронометром, быстро щелкал по клавишам. Не то пытался взломать гаджет, не то настроить его по-своему. Рядом стояла чашка с забытым и давно остывшим чаем, на блюдце лежали два печенья – оба надкусанных.

Типичный программист.

- А что ты пытаешься сделать?

Логан на секунду оторвал взгляд от темного экрана, на котором красовались строки кода, и хитро блеснул синими глазами.

- Пытаюсь настроить его так, чтобы в случае чужого прикосновения, сработала сигнализация.

Дина целую секунду ошалело смотрела прямо перед собой.

- Но никто ведь не может его коснуться? Дрейк говорил, что любой, кто приблизиться слишком близко, просто повернет в другую сторону – уйдет прочь.

- Ну, никогда не знаешь наверняка… Лучше подстраховаться.

Вот блин! Да эти ребята просто не могут сидеть на месте без дела – ей бы привыкнуть, но все никак не выходит. А если бы здесь был Дэйн? Он из каждого окна выставил бы дуло снайперской винтовки?

Чудики.

- И что, она будет верещать на всю округу в случае срабатывания? Нам не нужно привлекать внимания…

Ответом ей послужила кривая усмешка и короткая фраза:

- Не боись, я знаю, что делаю.

Да уж, не боись. Ну да ладно, Логан наверняка не зря считается лучшим программистом на Уровнях – придется поверить, что он действительно знает, что творит, а иначе свихнешься с этими местными «рэмбо».

Вздохнув, Дина откинула колпачок с зеленого фломастера и, слушая предложение телеведущего, состоящее из чего-то похожего на «Кун няет маиноксен урен сарьян елокува...», принялась тщательно заштриховывать последнюю в слове «Пожелания» букву.

Используя скотч, она прикрепила плакат на видном месте к стене около одиннадцати вечера, а проходя мимо него в половине первого ночи – встала, чтобы сходить в туалет, а после попить на кухне воды, -  удивилась, так как на ватмане уже висели три желтые бумажки из тех, что она оставила лежать на тумбе под «пожеланиями».

На первой аккуратным и настолько мелким, насколько это было возможно, почерком было выведено слово «Прокладки. Мыло». Подпись: Меган.

Хм, забыла дома? Хорошо, нужно будет завтра уточнить, какие она предпочитает.

На второй бумажке, подписанной Майклом, красовались наклонные буквы - «Книгу о растительности и животных местного мира»

Бернарда хмыкнула. Ну, всего мира – будет сложно достать, да и читать ее придется долго, а вот о Финляндии – это можно. Скорее всего это именно то, что он имел в виду. Сделает.

А вот третий клейкий листочек был испещрен мелким забористым почерком, который она едва разобрала.

- Листья Круаны, порошок риглины круглолистной, антская взвесь, урдил обыкновенный (и, если можно, первогодный…), котел высокий… – Шептала она, уткнувшись носом в лист. – Это что за ингредиенты для ведьмовского зелья? А-а-а, приправы! Тьфу, Антонио, блин, ну и настрочил…

И где она будет это доставать? По всем странам скакать, как сайгак? Может, они обойдутся обычным тимьяном, розмарином и еще парочкой специй? Ладно, об этом она подумает завтра, а сейчас спать.

Прошлепав босыми ногами мимо умолкшего, наконец, телевизора, Ди бросила короткий взгляд в окно, где за деревьями виднелась поблескивающая в свете луны спокойная гладь незнакомого озера и направилась к лестнице на второй этаж.

*****

Нордейл. Полночь.

Эвакуация длилась восьмой час кряду.

За стенами Реактора бушевал ливень; Дрейку не нужны были окна, чтобы слышать или видеть его – он чувствовал обрушивающиеся на город потоки воды порами кожи так же хорошо, как если бы они омывали его непокрытую голову, а он, задрав ее, стоял бы на крыше здания. Очередной потоп – реки воды на улицах, затопленные машины и первые этажи… Катастрофа.

Сцепленные в замок руки, затекший зад и не отрывающийся от экрана взгляд. То и дело вспыхивали надписи – новые появлялись, старые уползали вниз.

«Уровень 2: Линтмилл. Эвакуировано 129 человек… Гарондэйл – 424 человека, Линтбург – 328 человек. Жертв: 2.»

«Уровень 6: Осело здание центрального офиса в Дартоне… Эвакуировано 117 человек… Жертв: 1.»

«Уровень: 13. Солар. Затоплен подвал пантерна Миражей. … Эвакуировано 610 человек… Жертв: 4.»

Одни временны спасены, другие погибли и погибают. Он чувствовал каждого, как себя – приходилось отключаться. Счетчик общего количество жертв, находящийся внизу экрана, почти ежесекундно набирал число.

Ему хотелось рычать «Быстрее! Шевелитесь, действуйте, делайте!», но он не мог – знал, что представители Комиссии работают на пределе сил и возможностей – находят, телепортируют, укрывают от непогоды и от несчастий. Хотя бы временно…

А ведь каждого из этих жителей он когда-то приглашал, обустраивал, заботился, пусть и невидимо. Молодых, старых, высоких, низких, больных, здоровых – он собственноручно давал каждому шанс прожить другую жизнь. Длинную, безвременную, почти бесконечную, а теперь терял их – по одному, по двое, а то и десятками - и надеялся, что их воскрешение вне пределов «Уровней» пройдет успешно.

Но за что? Создатель, за что такая беда? И впервые нет ни ответов на вопросы, ни идей, как себе или другим помочь.

Книга. Найдется ли она? Видел ли он во время медитации реально существующий источник или же мираж? Хотел видеть то, чего нет, попросту искал надежду.

«Уровень 14: Нордейл. Эвакуировано 802. Жертв 2…»

Эти двое могли жить на соседней улице, ходить каждое утро на работу, верить, что мир – мир, который он создал, - стабилен.

«Уровень 21: Илвик. Эвакуировано 582. Жертв 6…»

«Уровень 14: Клендон-Сити. Эвакуировано 512. Жертв 3…»

Счетчик снизу приплюсовал три пункта. Итого: 44 погибших… И это только начало. Кто-то захлебнулся, заснув… черт бы подрал низкие первые этажи – не подумал. Кто бы знал, что однажды начнется потоп? Большинство накрывало инородными космическими «пятнами» - тела разваливались, как и бетон, металл, куски земли – не выдерживали аномалии прибывших из ниоткуда полей.

Найдут ли ребята Мистерию? Переживет ли этот поход хоть кто-нибудь из них? Помогут ли добытые знания? Поступят ли вовремя?

Потому что, если нет, Дрейк в течение нескольких суток будет сидеть в этом кабинете, не в силах что-либо сделать, и смотреть, как до того спасенные им люди – каждый человек - станет очередной цифрой на бездушном счетчике «жертвы».

И мир выгорит. Представители Комиссии останутся одни. Конечно, они сколько-то продержаться – недолго – Реактор тоже не защищен в достаточной мере, а потом Уровни – сотворенный с любовью и тщанием мир – превратится в обрывки энергетических полей и материи. Уже ненужных, бесполезных, бессмысленных и неживых.

Дрейк завис. Долго не мог заставить себя вновь посмотреть на экран – приклеился взглядом к собственным пальцам, будто те могли что-то подсказать, затем пересилил слабость, отбросил оцепенение в сторону и принялся, как делал до того, набирать команды по распределению ресурсов, не обращая внимания на тревожную мысль – долго ли продержатся инкубаторы?  Насколько хватит созданных вокруг них слоев защиты? На сутки, двое, трое? Максимум на пять-шесть, если повезет, и если в район, где они построены, не будет прямых «попаданий».

Черт…

Они должны найти книгу – его ребята – должны. Отец Небесный, помоги им в этом!