Колчановка.
(Alex Brynskikh – Morning)
Совсем раннее утро – еще не сошел с полей туман, еще серебрилась на крапиве роса, и едва только пробивались сквозь далекие тучи молодые солнечные лучи.
Земля. Так просто и так сложно…
Эмия шагала по изрытой ямами и разбитой грузовиками дороге. Спотыкалась на каблуках, чувствовала, как под плащом потеет спина – с марта ощутимо потеплело.
Земля. Сломанные ветки деревьев, на которых качались мальчишки; окурки под лавочкой. Бок лежащей у урны пивной бутылки; сонные, рычащие из-за заборов собаки.
Наверное, все еще спят.
Ветер свежий, чуть прохладный, ласковый.
Земля. Место, где учатся быть счастливыми люди. В линейном восприятии, где течет время, их жизнь – последовательность кадров. И ты либо умеешь наслаждаться каждым, либо не умеешь никаким. Самые жесткие настройки, бесконечная градация чувств, как в одну, так и в другую сторону.
Тяжело. Но оттого и здорово. Если уж страх, то страх, если любовь, то до головокружения.
Рядом со знакомым зеленым забором шумела красавица-сирень.
До нужного дома оставалось еще метров сто, когда наружу, держа в руках продуктовую сетку, вышла Карина Романовна – бежевая кофта, длинная юбка, платок.
Она и увидела идущую по дороге Эмию первой, вгляделась, прижала к груди ладонь.
– Сынок! – громко охнула через секунду. – А говорил – не придет! Приехала, вот же она…
Эмия думала – Дар спал? Ошиблась.
Он вылетел из ворот на такой скорости, что едва не сшиб калитку.
Поднесся к ней, как счастливый и пьяный пацан, схватил, поднял в воздух – покружил.
– Эмия… Эмия….
Сам не верил тому, что видел. Ощупывал ей голову, волосы, лицо – заглядывал в глаза. Потом стиснул так, что больно, но она и не думала сопротивляться.
– Скажи, что ты насовсем, – требовательно и с мольбой зашептал ей на ухо. – Скажи, что насовсем. Скажи!
Теплая кожа сквозь ткань майки, запах его кожи и пота. Запах вчерашнего одеколона и сегодняшнего мыла.
– Скажи…
Его руки держали ее с такой жадностью, будто самую любимую в мире игрушку, – «не отдам». Ее трогали, ее вдыхали, ее словно проверяли на «настоящность».
– Скажи… Скажи… ты ведь насовсем?
Эмия улыбнулась так, что расширилось от восторга сердце. И шепнула:
– Я насовсем.
* * *
Они поженились две недели спустя. В ближайшем и совсем не загруженном ЗАГСе города Редьма. Из гостей лишь родители и Леслав – младший Даринов брат, на старшего смотрящий с неизменным восторгом.
– Блин, хочу такую же татушку, – то были его первыми словами при знакомстве.
Привычно зачитывала текст немолодая и серьезная женщина-регистратор; обмен кольцами, поцелуй…
Одетый в старый, вычищенный и отглаженный костюм, Тадеуш стоял ровный, как армейский новобранец. Старался, чтобы не слишком мокрыми выглядели глаза и не дрожали губы. Карина не отнимала от глаз платка.
Поставили подписи.
Почему-то куда больше дня регистрации брака Эмии запомнился другой, который был накануне, когда искали ей в магазине платье.
– Может, это? – предлагала Карина Романовна.
А когда «дочка» занималась примеркой, она вдруг принималась плакать.
– Надо же, старшего сына женю, – шептала. – Разве правда?
И вместо выбора платья Эмия только и делала, что терла с чужого лица горячие счастливые слезы.
– Невеста, теперь на законных основаниях возьмите мужа правой рукой…
Тихо, но торжественно звучал из угла электроорган.
На выходе их подловил и ослепил вспышкой фотограф.
– Спускайтесь, молодые, теперь общее фото в зале.
Стол для друзей и соседей, а также всех, кто пожелал зайти, накрыли в Колчановке.
* * *
(Andre Gagnon – Bobichon)
Восемь с половиной месяцев спустя.
Приближался новый год. Третий день валил за окнами неторопливый, но плотный снег – уборочная техника не справлялась с очисткой; призывали не ездить на дальние расстояния ведущие теленовостей.
Уже развешены по периметру комнаты гирлянды из мишуры, уже заготовлено безалкогольное шампанское и мандарины; радовалась украшениям стоящая в углу пушистая елка. На ней – на самом заметном месте – те самые стеклянные шары, которые купили в Лаво. Два оставили себе, один тщательно упаковали в пленку и бумагу и отправили почтой маме.
Они почему-то вернулись в Бердинск – здесь впервые встретились, здесь хотели немного пожить, сняли трехкомнатную квартиру. Успели обустроить; Дар вот уже полгода работал в новой автомастерской – платили хорошо, относились с уважением – ему нравилось.
Сидя в удобном кресле, Эмия гладила похожий на шар живот и улыбалась. Касалась тех мест, куда упирался ногой или рукой шаловливый сын, смеялась, если он пытался потрогать ее изнутри.
– Может, Кронис? Давай назовем его в честь того, кто тебе помог?
Дар опустился на колени рядом – нежно поцеловал бок налитого пуза.
– Не стоит. Кронис знает, что мы благодарны. Наше счастье и есть его награда, я знаю. А сына лучше так, чтобы не дразнили в школе…
– Пашкой?
Ей вспомнился вечно надменный робот Павл.
– Не-е-е, как-нибудь еще.
– Сашка? Олежка? Андрей?
– Не знаю. Как насчет Польских имен? Твой папа будет рад…
– Полоцских?
Они смеялись в унисон.
– Знаешь, пусть он родится, мы посмотрим ему в глаза и поймем, как его зовут. А?
– А давай, – согласились легко.
И радостный, но пока еще безымянный мальчишка, восторженно толкнул крепкой пяткой мамин бок.
* * *
В роддом уехали за неделю до праздника.
Дара в родильное не пустили – помахали перед носом пальцем, оставили ждать в коридоре, посоветовали сесть и поменьше волноваться.
Коридор пах мыльным раствором с примесью хлорки; сновали мимо деловитые и неразговорчивые врачи. На каждом окне бумажное, присыпанное блестками украшение в виде счастливого Деда Мороза, елочки или саней с подарками.
А он места себе не находил – расхаживал, как заведенный, туда-сюда. Так часто и интенсивно, что заругалась уборщица.
Просто боялся. Что закричит жена, что он ворвется в палату, примется «спасать». Кого спасать, от кого? Себя бы успокоить…
Из-за крашеных белой краской высоких дверей родильного доносились голоса: «Дышите, милочка. Вот так, глубоко, еще…»
Пока никто не кричал, но верещал от ужаса и беспокойства внутри Дарин.
Болван… Все женщины рожают…
«Но все-таки лучше всю жизнь бриться».
Чтобы хоть немного отвлечься, Дар подошел к висящему в углу под потолком телевизору, попросил пульт, прибавил звук. Приготовился утонуть в пучине бесполезной информации, уцепился за голос ведущей, как за спасательный плот.
– …синоптики обещают, что снегопад продлится еще как минимум два дня. Чтобы справиться с непогодой, городу потребуется дополнительная спецтехника, которую глава уже выписал из соседней области, – деньги в бюджете нашлись.
Хорошо. Снег опускался на Бердинск снежинка за снежинкой, слой за слоем.
«В марте будет год, как мы встретились…»
– И в конце выпуска: накануне президент Великой Державы подписал новый указ касательно людей «несовершенного типа» – в простонародье «ЧЕНТ»ов. Теперь органы медицинского надзора и опеки более не имеют права разлучать матерей и малышей независимо от заранее известного срока жизни. При обоюдном желании всех членов семьи дети с меткой будут оставаться с семьей так долго, как пожелают сами…
У Дара внутри дрожало что-то хрупкое.
Ворота… Его просьба. Они ведь сказали «Не хватает манны…»
Или не сказали?
Не сказали…
Ее хватило.
И нахлынуло, как цунами, облегчение – «значит, расформируют детские дома, родители разберут «своих», и не будет больше тех, кому перепишут в свидетельствах имена…» Вместе… Мамы и папы – сколько счастья…
Он как раз тер глаза, когда кто-то осторожно постучал его по плечу:
– Эй, плачете уже от счастья? Молодец! – медицинская сестра в белом халате – Поздравляю, сын у Вас родился. На руки брать пойдете?
– Пойду.
Выдохнул хрипло.
– Руки только помойте.
– Три раза уже помыл.
– Тогда давайте за мной. Богатырь у вас – четыре с лишним килограмма. Богатырище! А жена у вас – редкая женщина – даже не пикнула…
Ему выдали чистый белый халат и смешную шапочку.
* * *
Астрей.
(Yanni – Reflections of Passion)
– … невероятный успех нового журнала обусловлен, вероятно, сломом прежних стереотипов, где вниманию Богинь предлагались лишь одежда, обувь и аксессуары. Но «КалеяМодис» расширил представление о том, какой стать периодике текущего века, и новые рубрики – такие, как «Освежи мышление», «Мужской Взор», «Конкурс сказок» – моментально захватили внимание публики…
Ее хвалили. Щелкали затворами сотни фотокамер. Конечно, снимки можно было делать сразу в память, но фото «по старинке» – это так приятно… За последние несколько недель Калея красовалась на множестве «красных» дорожек и в таких знаменитых компаниях, о которых раньше и помыслить не могла.
Работа в Отделе Справедливости? В прошлом. Теперь она – законодательница Мод и владелица уникального и невероятно популярного журнала.
Приговор не отменили, да, но теперь она, занятая своим новым любимым детищем, совершенно от этого не страдала. Когда страдать, если тебя постоянно интервьюируют, фотографируют, приглашают на шоу, почти что в прямом смысле раздирают на кусочки?
Очередной подиум, вспышки света, успех, ощущение эйфории.
В последнее время почти все Боги, следуя ее советам, одевались кто в белое, кто в кружево, кто в плетеные безрукавки.
Взгляд Калеи, пробегая по толпе поклонников, радовался.
Завитые крупные локоны с алмазным бисером, прически «вразлет» со светящимися кончиками прядей, уникальные яркие и сочные цвета – о, да!
И тут ей попалась седая и кудрявая голова вдалеке – взгляд Калеи скользнул по ней (мозг тут же фыркнул), проехал мимо, но тут же вернулся назад и замер.
Круглые солнцезащитные очки, белая примитивная рубашка-поло, шорты по колено, волосатые… ноги.
Она узнала бы его где угодно.
– Простите, мне надо…
– Но Вы еще не ответили на все вопросы, – удивлялись журналисты.
– Отвечу, на все отвечу…
Калея, стараясь не наступить высоченными шпильками кому-нибудь на ногу, юрким ручейком утекала сквозь толпу по направлению к человеку в очках.
– Простите, извините, я еще вернусь…
Выбралась кое-как из людской массы наружу, приблизилась, робея, к мужчине с пузиком. Поздоровалась:
– Добрый день…
И не решилась назвать его по имени.
– Добрый, милая Калея. Поздравляю, Вы добились успеха.
– Добилась.
Она смотрела на него с восторгом и испугом – Бог Времени. Случайно мимо проходил? Или специально заглянул на огонек, чтобы за нее порадоваться? Навряд ли – в прошлый раз она была такая хамка.
– Мне приятно, что Вы здесь.
– Рад выразить свое почтение.
Слова кончились, обмен любезностями тоже – надо расходиться. Но ей не хотелось.
– Послушайте, – смущаясь, пробормотала Калея негромко, – а можно я… приглашу Вас на чашку кофе?
В зеркальных очках отражалось небо, ее кудрявые волосы и стоящие за спиной репортеры.
Кронис не соглашался, но и не отказывал.
И она усилила напор:
– Всего один раз? Даже если это всего один раз во все времена? Пусть эта чашка будет Вам мое спасибо. Можно?
Пустовала позади сцена – ее ждал поставленный на паузу триумф.
Бог Времени улыбался.
– Но они Вас ждут…
– Подождут.
– Уверены?
– Совершенно.
– Ну… тогда, почему нет? Буду только рад.
И тот, с кем она в прошлый раз не захотела прогуляться, услужливо подставил ей локоть.