Глава 10

Уровень четырнадцать. Нордейл.

Воспроизведение. Пауза. Перемотка назад.

Воспроизведение. Пауза. Перемотка назад…

И так еще трижды.

На развернутом в воздухе экране всякий раз застывал кадр из «кино», в котором Белинда Гейл, собрав всю энергию воедино, разрушает генератор полей. Рядом Бойд с перекошенным лицом, рычащий, как те звери, что собрались вокруг него. С ножа свисает чья-то плоть; на остатках одежды грязь. Плечо Бойда порвано – кровь залила кожу до запястья.

– Просто фильм ужасов какой-то… – хмыкнул Дрейк, глядя на экран.

Всякий раз он делал стоп-кадр там, где ножи девчонки становились белыми от свечения.

– Это ты ее этому учил?

Сиблинг сглотнул нервно, но с гордостью.

– Я.

– Я так и понял. Больше некому.

И неясно, зол Начальник или так же горд, как и его заместитель.

– Между прочим, она разрушила отличный генератор.

– Я его починю.

Дрейк Дамиен-Ферно на какое-то время умолк, задумался, принялся стучать по столу пальцами.

А Джон вспомнил случившееся с ним час назад – тот момент, когда его прямо в личном кабинете подкинуло со стула. Сработала внутренняя сигнализация, завизжала о том, что с кем-то приключилась беда, а он, ошалевший от энергоудара, несколько секунд не мог прийти в себя – где случилась, с кем?

Когда понял, что сигнал пришел от Белинды, моментально открыл персональный портал, ступил в Лес, в котором к этому моменту уже закрылись все эвакуационные двери. Нашел ее, лежащую на земле, с одним-единственным процентом жизненной энергии в теле – и в теории, и на практике трупа. Потому что с одним процентом не живут…

Хорошо, что никто не слышал, как он ругался сквозь зубы, когда нес ее обратно, как спешно перекодировал портал, чтобы тот пропустил «неживого», как силился не упустить уже начавшую рассеиваться искру.

– Ты успел поймать душу?

– Да. Все вернул обратно, добавил телу своей энергии.

– Надеюсь, человеческой составляющей?

– Конечно.

Джон знал: добавь он «нечеловеческой» составляющей, и Дрейку бы пришлось удалить Белинду с Уровней навсегда. Она и теперь-то, с «человеческой» составляющей энергии представителя Комиссии станет сильнее, чем была раньше. Рискованно. Но Сиблинг в своей подопечной был уверен – в ее воспитании, намерениях, человеческих качествах.

– Предлагаешь мне по этому поводу быть спокойным? – хмыкнул Начальник, и его серо-голубые глаза прищурились.

– Предлагаю. А генератор я починю…

– Не надо чинить, – остановили его, – не надо. Он больше нам не нужен – Бойд выполнил то, что от него требовалось. Черный Лес мы деактивируем с этого момента.

И Сиблинг впервые с момента запуска «кино» выдохнул с облегчением – Лин оставили на Уровнях, несмотря на ее клиническую и физиологическую смерть.

«Исключение».

Спасибо, за него, Дрейк.

Главный человек Комиссии уже выходил из кабинета, когда Джон окликнул его и предупредил:

– Шеф, Бойд в наручниках и наколот успокоительным.

– Все так плохо?

– Он невменяем. Диалог с ним невозможен.

– Посмотрим, – хмыкнули от двери, – есть ли в этом мире невозможное.

* * *

Белинда лежала с закрытыми глазами и чувствовала себя усталой, как после чрезмерно долгого сна. Наверное, уже пора встать, но тело слушалось плохо, веки казались тяжелыми. Светило солнце – это она чувствовала тыльной стороной ладони, на которую падал луч.

Сейчас она проснется окончательно, пошевелит рукой, а вокруг чудесный день… Вот только, что же было вчера? Где она?

От копания в памяти отвлекали казавшиеся знакомыми голоса.

– Она его спасла, сумела!

– Да, признаю, она первая из людей, вызвавшая у меня уважение. Хотя, я думал, что на уважение я не способен. Только не вздумай ей помогать выздоравливать!

«Выздоравливать? Я больна?»

– Не буду. Ей уже помогли. К тому же, ты не применишь воспользоваться случаем кому-нибудь навредить.

– Ну, так уж я устроен…

– Мира? – прохрипела Лин тихо. Горло саднило, хотелось пить. – Мор?

– Она просыпается, уходим…

Шорох стих, голоса тоже, вокруг воцарилась тишина.

Так и не сумевшая открыть веки Белинда вновь провалилась в дрему.

* * *

(Audiomachine – The Last One)

Дрейк никогда не видел Бойда таким – потрепанным, пыльным, изодранным и разломанным изнутри на куски.

– Садись.

Тот, закованный в наручники, демонстративно упал на колени. Глянул зло, как зверь, а в глазах все капилляры порваны; в углах обветренных губ запеклась кровь.

«Хотел видеть раба, – говорил этот взгляд, – вот он, твой раб. Готов к новой тюрьме, в которой сгниет, ненавидя тебя».

– Прекрати этот цирк, садись. Снимите с него наручники.

Как только Уоррен лишился кандалов, то моментально с ревом кинулся на бывшего начальника – решил хоть напоследок вырвать клок из его волос – маленькая месть перед смертью, маленькое утешение, но все же…

Не тут-то было – одного жеста пальцами хватило, чтобы Бойд уперся в прозрачный силовой щит.

– Тварь! Ты тварь, Дрейк! – орали по ту сторону так громко, что тут же засипели связки. – Мудак, змея в форме!

Для того чтобы иметь возможность раскрыть собственный рот, Дрейку пришлось приказать вновь использовать наручники – Джон оказался прав насчет «невменяемости».

Успокоительное не помогало.

– Сядь, – приказал самый главный так жестко, что Уоррен не смог не подчиниться. Рухнул на стул, как подкошенный, надломленный во всех возможных местах, во всех костях, в каждом нервном окончании. – Сядь и послушай меня, наконец. Твоя Белинда жива.

Тишина.

И во взгляде бешеных глаз, поначалу стеклянных, скользнула надежда. Злобу сменило недоверие, надежда, растерянность, снова надежда.

– Жива? – не вопрос, хрип.

А после подозрительность.

– Где она? Что ты с ней сделал?!

– Успокойся, – Дрейк говорил спокойно и тихо, но жестко. – Еще раз перебьешь меня, и разговор придется отложить, а это не в твоих интересах, поверь мне. Твоя Белинда в порядке – мы спасли ее, успели. Сейчас она восстанавливается.

И Уоррен обмяк, раскис, сделался практически безразличным ко всему – жива, и это главное. Остальное ему не важно – новые тюрьмы, новые ссылки…

– Куда теперь?

– Куда?

– Ну, да… Ты ведь не собираешься оставить меня в покое, пока не похоронишь. Хотел сгноить в Лесу – не вышло…

Человек в серебристой форме молчал так долго, что даже Уоррен занервничал. Он и в былые времена не любил молчание Дрейка, а сейчас, когда не ждал от него ничего хорошего, ненавидел вдвойне.

Но его спросили спокойно, даже удивленно:

– Ты действительно считаешь, что, если бы я хотел тебя убить, то не убил бы в этом кабинете? Зачем было отправлять тебя в Лес?

– Чтобы я мучился! – заорал пленник. – Ты желал, чтобы я мучился. Но зачем? ЗА ЧТО?!

– За что? – на этот раз человек за столом хмыкнул. – Давай я расскажу тебе, за что…

«Уж точно не из-за нарушения приказа», – прочел он в светлых глазах, отливающих фиолетовым. И не к месту подумал о том, что Белинде, наверное, очень нравится этот цвет.

– Ты прав, не за нарушения того приказа, – длинная тишина. Дрейк рассматривал свои пальцы так пристально, будто на их подушечках рождались и умирали за секунды сотни новых миров.

– Что ты помнишь из своей прежней жизни, Бойд? Той, до Уровней?

Вопрос застал Уоррена врасплох – он не помнил практически ничего. Гарь, дым, беду везде. Бесконечную тревогу… Войну.

– Верно, войну, – кивнули ему. – Помнишь, скольких в той войне ты убил?

– Нет.

Он действительно не помнил. Да, в его мире кто-то зачем-то дрался и бесконечно что-то делил, но он лишь защищал тех, кого любил, – чувство потери до сих пор колыхалось, как невидимый лоскут, глубоко в сердце.

– До того, как я вытащил тебя оттуда, ты убил шестьдесят семь человек, Уоррен. И убил бы больше. Но и этого числа хватило для того, чтобы на твоей судьбе нарисовались черные кресты – семь черных крестов. О, как я только ни пытался их исправить…

– Но это… война. Там я… защищал родных мне людей.

– Я знаю. И потому крестов только семь. Но и их хватило для того, чтобы смерть ходила за тобой по пятам. Семь раз, рождаясь где-либо, ты должен был умереть. И в первый раз здесь, на Уровнях. Знаешь, что творил для тебя Лес, куда я тебя поместил? Он был твоим персональным Чистилищем. Защищая других, ты отмывался сам. Каждый раз, когда ты не отдавал кого-то смерти, ты потихоньку оттирал дрянь со своей судьбы. Спросишь, мог ли я поступить иначе, мог ли обойтись без Леса? Поверь, я старался. Я предотвращал твою гибель столько раз, сколько любящая мать никогда не смогла бы. Три года я отгонял от тебя старуху с косой, а потом понял – не смогу. Она все равно найдет тебя. И тогда я создал для тебя Лес. Для тебя, Уоррен, чтобы однажды ты решил пожертвовать ради кого-то жизнью. И дал тебе время.

– Пожертвовать?

– Именно. Потому что один лишь раз, когда ты решаешь отдать свою жизнь за кого-то другого, убирает с карты судьбы все дерьмо. Справедливая сделка, не находишь?

– Почему… – в памяти Бойда текли дни, месяцы, годы одной и той же тяжелой жизни, – не сказал мне сразу?

– Сказал? – Дрейк цинично усмехнулся. – Чтобы обнулить любой результат? Тогда ты не сделал бы все сам, тогда бы это снова был я. Но решение должно было быть твоим.

– Я… жил там… годы.

– Жил. И жил бы еще дольше, если бы не пришла Белинда, верно? А сейчас послушай меня очень внимательно Уоррен. Очень внимательно. И ответь честно: ты до сих пор готов пожертвовать ради нее жизнью? Ее жизнь в обмен на твою, согласен?

– Согласен, – Бойд не раздумывал ни секунды. Он был готов умереть за нее там, он умрет за нее здесь. Где угодно. Чтобы она жила…

И почему-то ему вдруг вспомнилось ее лицо, ее родные теплые губы, темные глаза – иногда очень печальные, иногда со смешинкой на дне. Она сказала: «Я тебя не оставлю…» – и не оставила.

А он не оставит ее теперь.

– Я готов, Дрейк.

Пауза. Внимательный взгляд серо-голубых глаз мужчины-змеи, мужчины-питона – человека, наделенного великой властью.

– Но… ты позволишь нам попрощаться?

И тут же подумал – может, не стоит? Пусть Белинда помнит этот мир уже без него, без Бойда. Чтобы не с чем было сравнивать.

– Вот и все, – раздались тихие слова.

– Позволишь?

Уоррен все еще пребывал на своей волне.

– Все, Бойд. Ты свободен. Крестов больше нет, – и усталый взгляд. – Знал бы ты, чего ты мне стоил. Я с тобой, если честно, упарился.

– Лин будет жить?

– И ты будешь жить! – разозлился Начальник. – Я же сказал: свободен! Крестов нет. Твоя Лин лежит в палате номер тридцать два. Комиссионная больница – тебя проводят.

* * *

(idenline – Terrestrial gravitation)

Пока снимали наручники, он тер влажные веки пальцами. Никак не мог поверить, что находится во внешнем мире, что получил статус «свободен», что больше не должен куда-то бежать, сражаться, чувствовать себя изгоем. После шел за чужой спиной в серебристой форме – не смотрел, куда. Переживал о том, что не помыт, не одет, но тут же наплевал на приличия – она любила его в Лесу, грязным…

Коснувшись двери палаты, почему-то застыл, испугался, что все это шутка, очередное издевательство, чтобы причинить ему боль, что сейчас комната окажется пуста. На кровати никого, а сзади едкий голос Дрейка: «Ой, прости, ошибся, умерла она…»

А после новая тюрьма, где он сведет счеты с жизнью при первой же возможности, потому что уже не захочет сражаться один и ради себя. Ради себя ему уже ничего не нужно.

– Входите, – его легонько подтолкнули сзади. – Она пришла в себя.

И тогда Уоррен робко, как пацан, который боится ступить в свой самый большой кошмар, приоткрыл дверь.

Сначала увидел ее руку – чистую, розовую… Затем плечо, лицо, глаза.

И вместо кошмара нырнул туда, куда не надеялся попасть, – в мечту.

* * *

– Я же еще и «мудак»…, – бухтел Дрейк, подписывая бумаги о выплате Бойду причитающихся за проведенное в Лесу время средств. – Я мог отправить ее с Уровней домой, и тогда бы ты отправился вслед за ней, чтобы жить в незнакомом мире с женщиной, у которой даже не осталось о тебе воспоминаний. Змея, надо же… Нашел змею.

* * *

(Secret Garden – Song For A New Beginning)

– Тебя отпустили, скажи? Тебя отпустили?

– Да…

– Не верю, не слышу… Скажи еще раз?

– Да!

– Как здорово, Уоррен!

– Ты умерла там, у меня на руках… – он прижимал ее к себе так крепко, как мог, и вновь тер пальцами свои повлажневшие веки. Понял, что до смерти боялся того, что уже никогда не почувствует ее тело теплым. – Они успели, из Комиссии… Они тебя спасли.

– Тс-с-с-с, все уже позади.

– А я… Я так боялся…

Она гладила его небритый подбородок, щеки, целовала потрескавшиеся губы.

– Теперь же все хорошо? Они уже сказали – тебе можно идти?

Он кивнул так, будто не верил в это сам.

А она смеялась, и Бойд вдруг понял, что никогда раньше не слышал ее смех – такой чистый, такой счастливый.

– Я же говорила: мы уйдем вместе! Видишь?! Все получилось! Всего-то – ножик воткнуть в экран…

– Сумасшедшая…

«И не в экране», – мог бы добавить он, но не стал этого пояснять. В любви – как в сказке. В том, что она вернула его к жизни, что сделала его снова живым, что разбудила в нем теплое, и он, сам того не зная, совершил то, что должен был.

Вслух спросил другое:

– Ты как себя чувствуешь?

Солнечный день, за окном ранняя зима.

– Нормально. Но у меня даже нет одежды, – прикусила губу. – И денег.

В этот момент дверь палаты распахнулась – на пороге возник невысокий человек с неприметным, но волевым лицом, чуть изогнутым носом, острым подбородком. Как всегда в пресловутой форме с белыми полосками.

– Бойд? – мужчина на пороге помахал кредитными картами. – Тут твоя и твоей подруги. Белинде Гейл платили по ставке наемника, а тебе помесячно переводили, как действующему члену отряда специального назначения. В общем, круглая сумма у тебя поднакопилась.

Карты перешли из одних рук в другие.

– Кто это? – зашептала Лин, когда представитель Комиссии ушел.

– Дрейк.

– Тот самый Дрейк?!

– Угу.

Она поразилась тому, какой он… обычный. Обычный и не совсем.

– Такой… простой. На первый взгляд.

Уоррен хмыкнул.

– Только на первый.

И подумал о том, что Начальник в его жизни, оказывается, сыграл большую роль. И что это еще предстоит обдумать и заново осознать. Возможно, осознать не единожды.

Лин зашуршала простыней.

– Эй, мистер, забирай меня уже отсюда.

Бойд улыбнулся – все еще напряженно, с привычным разуму беспокойством.

Сколько еще всего предстоит выяснить – куда ехать? Как заказать такси? Где найти сослуживцев, чтобы оставить свои координаты? Да и какие координаты…

– Мы выписываемся или нет?

– Выписываемся.

И он не удержался – обнял ее так крепко, что едва не придушил. Держал долго, не мог отпустить. А после тихо спросил:

– Думаешь, приживемся мы в этом мире?

– Вдвоем? – ответили ему тоже шепотом. – Вдвоем мы приживемся где угодно, даже у черта на рогах.

И он понял, что улыбается на этот раз расслабленно.

* * *

Вечер.

В жизни всегда есть только один момент – настоящий. И ты либо переживаешь его – каждую эмоцию, каждый полутон, каждый оттенок, не пытаясь сознанием сбежать в момент иной, либо не живешь. Спишь наяву. Есть твое тело, есть движения, речь и мыслительные шаблоны, но тебя самого нет…

Лин текущий момент переживала.

Впитывала в себя полумрак дорогого номера отеля, слушала псевдотишину – чей-то разговор в конце коридора, шаги, смех. Слушала, как беспокойно дышит во сне Бойд – он выключился сразу, едва его голова коснулась подушки.

Лин понимала. Годы драки, страха, вечного беспокойство, и тут впервые тишина и мир на сердце – он расслабился. Все же во сне ее любимый вздрагивал, иногда стонал.

А она вспоминала их первый вечер в Нордейле – недолгую прогулку по городу, визит к банкомату, от которого Уоррен отошел с удивленными глазами и фразой «я же богат…». Оказалось, что за проведенные в Лесу месяцы ему платили не просто, как солдату из отряда спецназначения, но солдату в максимально тяжелых боевых условиях…

Белинда не спрашивала сумму – ей хватило его растерянного счастья.

А после ресторан. В котором он ел и не мог наестся – точнее, наелся сразу, но все желал попробовать разные и давно забытые вкусы. Назаказывал столько разного, что официант начал выставлять тарелки на соседние столы, к счастью пустующие.

Ее Уоррен. Ее собственный настоящий Воин, мужчина, дорогой человек – как же долго она к нему шла.

Интересно, осталась ли на ее ладони Мирина звезда? Или исчезла – зачем теперь?

В какой-то момент Бойд вдруг принялся стонать громче, заметался по постели, начал сжимать и разжимать кулаки, подергивать.

Ей стало ясно – кошмар. Он однозначно видел в своем сне Лес и, наверное, их последнюю битву, в которой настоящая Лин не участвовала.

«Так не пойдет, милый… Не нужно без меня».

Она слышала об этой технике лишь однажды – от Лума. И то рассказывал он не ей, а Уме, но Белинда запомнила: ко сну другого человека можно подключиться. Если соединить определенные точки тонких тел, макушечный маятник, а после нырнуть в тоннель…

Белинда закрыла глаза – рядом с беснующимся во сне Бойдом задышала ровно, глубоко. И спустя минуту скользнула, как кролик по норе, в чужую пещеру…

Он рубился, как в последний раз: в порванной майке, со здоровенным мечом, которого она никогда не видела в жизни. А у нее в руках топоры – сойдет. Отступал все дальше, терял силы, а заодно и надежду, едва держался на ногах, спотыкался.

– Подмога нужна? – крикнула ему из-за спины, и Бойд резко, как ужаленный, обернулся.

– Лин?!

– Хотел один?!

Она улыбалась той самой сумасшедшей улыбкой, которая появлялась лишь тогда, когда заводила свое вращение красная сфера убийцы. А вокруг знакомый ей лес; зубастые псы-мутанты и даже парочка никогда ранее не виденных ею монстров – их Бойд видел где-то в чаще раньше, еще до нее.

– Всегда и везде вместе, ведь так?

Она ввинтилась в напирающих на него собак с такой агрессией, что те бросились врассыпную – уловили, что пожаловала смерть.

– Рад мне?

И заработали синхронно, совсем как раньше, меч и топоры, отпугивая оставшихся врагов.

– Куда дальше, – здесь во сне командир потерял ориентацию. – Я забыл, где лагерь.

– Ну, забыл и забыл… – зато Лин не забыла, что это сон и что в нем можно порезвиться, но невозможно умереть. – Как насчет того, чтобы выиграть эту битву еще раз? Согласен?

На нее смотрели удивленно, как на сумасшедшую….

– Разве это не здорово – переживать кошмары вместе? Тогда они и не кошмары вовсе…

Она гладила его по короткому ежику волос – успокаивала уже проснувшегося, стирала со лба капельки пота.

Сон не завершила – Бойд вылетел из него с рыком после того, как получил в грудь сильный удар, которого, по-видимому, боялся наяву.

Лин не сказала, что присоединилась к любимому осознанно. Для чего?

– Первый сон и сразу ужасы…

– А чего ты хотел? Столько лет там.

– Неужели каждую ночь так будет?

– Даже если каждую. Однажды пройдет.

– А ты там дралась так же хорошо, как…

Уоррен почему-то притих, будто перестал дышать. За окном глубокая ночь; шумный проспект под окнами умолк.

– Белинда, я хочу сказать… – и снова тишина. Беспокойная, напряженная. – Здесь внешний мир… Если хочешь быть свободной – не важно, что говорила в Лесу…

– Перестань, – она положила на его губы палец, – я не хочу быть свободной. Не от тебя. Я с тобой не потому, что однажды сболтнула лишнего, а потому что полюбила. Но ты прав – мир. Если свободным хочешь ты…

Бойд перекатился на нее, навис грозный, жесткий, такой же, как в Чернолесье.

И ничего не сказал. Смотрел долго, пронзительно, будто давлением веса своего тела указывая на новый порядок вещей, который отныне и впредь не сломать. Затем добавил коротко, но емко.

– Моя. И никому.

Лин после этой фразы открылась новая глубина слова «счастье».

Не спали до самого утра. Любили друг друга, касались, чувствовали, обнимали, просто лежали. Уже рассвело, когда Бойд спросил:

– Знаешь, что мы сегодня будем делать?

– Когда, наконец, выспимся?

– Пойдем в риэлторское агентство.

– Снимем квартиру? Дом?

– Купим дом.

– Купим?

Белинда после этих слов распахнула слипающиеся веки.

– Да. Любой.

Неужели у них будет дом? Один на двоих? Где каждый из них – часть целого?

– Правда?

– Угу. Оказывается, Дрейк за то, что я резал этих тварей, отсыпал мне прилично деньжат. Вот уж не знал, когда махал мечами. Но ты спи, я пока побреюсь, если не забыл, как это делать станком, а не лезвием. Потом принесу сюда завтрак, когда проснешься. Я подожду, спи.

* * *

Ехали по широкой окружной дороге; снаружи летел снег. Машина среднего класса – новая, юркая, удобная – все, как и положено риэлтору. Сам риэлтор – тщательно причесанный мужчина средних лет – успевал все: и отвечать на телефонные звонки, и крутить руль, и говорить с сидящим рядом Бойдом:

– Почему до сих пор не продали? Причины две. Во-первых, объект появился у нас всего две недели назад, так что попросту не успел уйти, как говорится, «с пылу, с жару». А во-вторых, удаленность. Нет, понятно, что сейчас все на машинах, но все равно – восемнадцать километров от города…

Белинде – хоть все пятьдесят. Она, когда увидела этот дом на фотографии, ахнула – особняк стоял на холме. На покатом и пологом, совсем как Тин-До.

«Свой Монастырь, – гладили фото подушечки ее пальцев, – своя крепость», – ласкали контуры двухэтажного особняка жадные глаза. И она все никак не могла отпустить страницу.

Конечно, Уоррен присмотрит что-то другое – что-то для себя и себе по нраву. Прежде чем отдать каталог своему спутнику, Белинда пыталась сфотографировать дом глазами, – может, когда-нибудь она сама…

Маловероятно. Пять с половиной миллионов – такую сумму ей не поднять.

– Мы хотим его посмотреть, – вдруг объявил в офисе Бойд.

– Этот? – удивился консультант.

И удивилась Белинда – подняла недоверчивые распахнутые глаза.

– Нравится?

Нравится ли ей? Нравится?!

Ее поняли без слов.

– Когда сможем выехать? Сейчас?

– А у вас уже готова вся сумма? Потребуется ли вам кредит, ипотека?

– Ничего не потребуется – все готово.

И темноволосый мужичок впервые с прихода гостей засуетился – уловил, что наклюнулась крупная рыба.

Вокруг застыла сказка – кусочек чудесного мира. И тишина. Такая, когда слышен каждый поворот ветерка, когда только трава и облака…Позади дома пушистые елки, впереди склон, по которому расставь руки в стороны и несись – к радости, к свободе, к себе навстречу.

– Нравится?

Ей так нравилось, что она временно перестала говорить – просто боялась уйти отсюда, боялась, что станет неадекватной, когда скажут «пора». Зацепится за камень, за лавку, за дверную ручку.

– Твой дом, верно?

Бойд стоял рядом, вместе с Белиндой смотрел, как сыплется на траву снег. Эту картину она могла бы наблюдать вечно. А на веранде плетеные стулья, и можно разжечь настоящий огонь….

Ей бы сказать «давай посмотрим то, что нравится тебе» – так было бы верно, но Лин продолжала молчать. А снег все шел и падал на траву с тихим шуршанием.

– Но… не твой?

Она очень боялась этого вопроса. Боялась, что после придется ехать куда-то еще, кивать головой – да, хороший. Конечно, нравится, Бойд… Но не так сильно, как тот, первый…

Наверное, со временем она привыкнет.

Вместо ответа Уоррен сжал ее пальцы, и глаза его льдистого цвета тепло улыбались.

Она подумала: «Нужно обязательно купить ему шапку».

– Эй, мистер Томсон! – окликнул ее спутник стоящего в стороне мужичка. – Мы готовы совершить покупку. Нам все нравится.

И Лин чуть не подпрыгнула на месте. От счастья зажмурилась, стиснула кулаки и совершенно не по-взрослому издала высокий и восторженный звук «У-и-и-и-и!».

* * *

– Здесь совсем… как там!

– Так же мрачно?

– Нет, ну что ты – так же… мирно.

Вечер. Они пили чай, сидели на диване перед широким панорамным окном, за которым на раскатившийся до самого горизонта пейзаж падали сумерки.

– Ты счастлива – это главное.

– Я не дала тебе посмотреть другие…

– Плевать. Я не хотел долго выбирать. Твое лицо для меня все решило.

Белинда все никак не могла поверить, что очутилась в месте, где точно так же, как на далеких холмах у Ринт-Крука, застыло время.

– Хочешь, мы как-нибудь съездим туда? И ты все увидишь своими глазами. Поздороваешься с теми, кто меня учил.

Она думала, что Бойд откажется, но он неожиданно согласился.

– А, давай. Почему нет?

Белинда гладила лежащую на ее колене ладонь – всю в шрамах. Для нее будет честью появиться в монастыре с человеком, прошедшим Черный Лес. Просто со своим человеком.

– Наверное, тебе сначала нужно будет решить какие-нибудь дела?

– У меня нет дел.

– Совсем?

Им обоим не верилось – иной мир, свобода, тишина, свой первый угол.

– Но ведь у тебя же есть друзья?

При этих словах Уоррен надолго ушел в свои мысли.

Потом кивнул. Притянул Лин к себе поближе, обнял, потерся о ее висок подбородком:

– Есть. Только я давно их не видел.

– Хочешь, мы пригласим их к нам на новоселье?

– Нет… Пока не надо. Потом. Когда-нибудь.

Она не стала давить. Всему свое время – свои час и минута.

При выключенном свете пейзаж за стеклом казался и вовсе мистическим – бесконечной черной посадочной полосой.

Знала ли она, что однажды окажется здесь – в далеком доме, на вчера еще чужом диване, с человеком, роднее которого у нее теперь нет?

И вновь накатило странное ощущение течения жизни – сегодня они здесь. И никто не знает, что случится завтра, послезавтра. Люди могут надеяться, но не могут знать наперед: если в дверь войдет судьба и протянет руку – пойдешь.

Только идти теперь они будут вдвоем, и потому не страшно.

– Спасибо, Уоррен, – прошептала Лин тихо.

– За дом? – ее погладили по плечу.

– За тебя. За что, что ты есть. За то, что я могу находиться с тобой рядом.

Он промолчал.

Но только он умел так молчать, что ей делалось спокойно на уме и тепло на сердце.

Сегодня она вновь будет охранять его сон. И еще молиться – говорить «спасибо» жизни. И благодарности ее – Лин точно знала – хватит на то, чтобы обнять целый мир.

 

Глава 11

Прическа, безупречный макияж, «женские» манеры – она делала все это для Килли, но никогда не становилась для него красивой. А для Бойда являлась нежным цветком, одетая в неброскую спортивную куртку, с рюкзаком за плечами и без следов косметики на лице.

– Бежим, а то опоздаем!

Они ловко рассекали толпу автовокзала – огибали препятствия, словно камни рыбешки, – неслись к выходу на перрон.

Автобус на Ринт-Крук оказался темно-синим, блестящим, с покатыми боками.

Место пять и шесть; у Уоррена в рюкзаке бутерброды, у Белинды в кармане корешки от двух билетов.

Водитель объявил, что в пути они проведут без малого шесть часов.

* * *

Здесь снова было сыро; мела снежная крупа – опускалась в извечные лужи на темном асфальте и тут же таяла.

Ринт-Крук.

Как давно…

По странному стечению обстоятельств для Белинды здесь все, начиная от угла здания маленького вокзала, до поворота на единственный отель, казалось безнадежно знакомым, почти родным.

Здесь она курила… Отсюда смотрела на единственное такси.

– Ты чего?

Бойд уловил ее напряженный взгляд и, как случалось, напрягся сам.

– Он догнал меня здесь, в этом городе, – и администратор в отеле, наверное, тот же – как же его звали?

– Твой бывший?

– Угу.

«Бывший» прозвучало, как «мудак», а взгляд Бойда пообещал, что с этим моментом они еще однажды разберутся.

– Куда дальше? Будем делать здесь стоянку на ночь?

– Нет смысла. Просто, – Лин окинула взглядом окрестности, – давай на обратном пути погуляем по этому городку? Посидим на мосту.

– Как скажешь. Чем он тебе дорог – этот мост?

Белинда не ответила.

Водитель такси, совсем как тот, который вез ее в прошлый раз, удивился:

– Просто к холму?

– Да. К подножию самого высокого – там еще дорога поворачивает.

– Я понял… Но вы знаете, что там даже телефоны не ловят?

И снова елочки с висящей паутиной, узкая и почти незаметная тропка – путь наверх. Поначалу они брели в молочном тумане – густом и плотном. Затем пелена рассеялась. Изо рта Белинды на выдохах валил пар; Бойд молча шагал следом – час, второй, третий. Поразительно, но он ни разу не спросил ее: «А ты уверена, что верно помнишь дорогу?»

Спустя еще минут сорок Белинда разулыбалась:

– Ты настолько мне веришь?

– Ты о чем?

Ее волк, ее скала.

– А вдруг я потерялась?

– Значит, мы потерялись вместе.

Он совершенно этого не боялся – Лин внутри парила. Она парила с тех пор, как Бойд вошел в ее сердце и жизнь.

Когда-то она взбиралась на этот холм иначе – дольше, с другим настроением. Желала прыгнуть с обрыва, если пресловутый монастырь так и не найдется.

Как хорошо, что не прыгнула.

Она задохнулась от восторга, когда увидела башни Тин-До. Думала, уже все знает, привыкла – ан-нет. Легко и быстро забилось от радости сердце, застрял в легких воздух – Белинда снова забыла, как дышать.

– Скажи, красивый, да? Ну, скажи? Похож на то место, где мы сейчас живем?

Уоррен тихо трясся от хохота.

– Эй, ты чего? Эй?!

Бойд притиснул к себе спутницу и признался:

– Помнишь, когда ты показала мне свой «диплом»?

– В Лесу?

– Да.

– Помню.

– Я подумал, что ты сама его «нарисовала». Прости, но я не поверил, что он из монастыря.

– Ах, вон оно как?! Противный! Догоняй теперь! Догоня-я-я-яй!

И она проворно понеслась с холма вниз – по направлению к далекой каменной стене.

(Secret Garden – Niall)

Белинда нырнула в знакомую среду и засияла, заискрилась, ожила. А ему в диковинку было все: бубен, в который она стучала осторожными и почти невесомыми движениями, линии на нем. А после лицо привратника, отворившего ворота, – не само лицо его, но улыбка, которая (Бойд был готов в этом поклясться) почти никогда не растягивала в стороны узкие потрескавшиеся губы.

– Балинда-По!

Пока шагали к храму, Уоррен глазел на окрестности – длинные, уже укрытые снежком луга, курящиеся чаши, – слушал слова чужой речи, дивился. Здесь и впрямь время текло иначе – подобное он чувствовал. Разлилась вокруг Тин-До неспешность и размеренность, пропадала внутри стены-змеи всякая спешка, отступали страхи. И хотелось молчаливо созерцать.

Он вдруг неожиданно пожалел, что никогда не учился здесь сам – в месте, где секунды имеют ценность, а каждый жест смысл.

– Мастер Шицу у себя? – интересовалась Лин у проводника.

Тот кивал.

Уже вошли внутрь, когда Бойд спросил:

– Слушай, а покурить здесь где-нибудь можно?

Ему указали на лестницу.

– На самый верхний этаж. Там колоннада – на ошибешься.

Наверх он взбирался долго – потому что непривычно по винтовой. И открытый зал колонн, между которыми гулял ветер, действительно увидел. Прошагал его до середины, устроился там, откуда открывался хороший вид во внутренний двор. Щелкнул зажигалкой.

И не успел затянуться второй раз, когда увидел ее – шагающую к нему девчонку с ирокезом.

Лин говорила о ней лишь однажды – бойкая, мол, стали подругами. С татуировкой дракона на голове – ну, точно она.

Девица приблизилась настороженная, недоверчивая, как воробей. Клыкастый, впрочем, воробей – движения выдавали в ней неплохого бойца, – Уоррен давно научился различать людей по походке.

«Как же ее?… Умаринна?»

– Привет. Новенький? – та, полного имени которой он так и не вспомнил, глянула на него с прищуром. Закурила, дым выдохнула через ноздри, и Бойд едва не закашлялся с крепости местного табака.

– Старенький, – ответил едко.

– Старенького бы я помнила.

– Старенький, чтобы учиться.

– Учиться никогда не поздно.

Уоррен в ответ хмыкнул.

– А ты точно такая, как она описывала.

– Кто?

– Подруга твоя.

– Нет у меня…

Девчонка с сигаретой прервалась на полуслове – забыла про то, что держит в пальцах самокрутку, подалась вперед:

– Эй, ты про какую подругу?

– Белинду.

– Белинду?!

И Бойду тут же стало ясно, что девчонки – они и есть девчонки. Выскользнула из неловких рук зажигалка, расширились зрачки, моментально слетел весь пафос:

– Она здесь? Вы вместе приехали? Здесь? Говори же!

– Она у какого-то Мастера вашего …

И девица с ирокезом унеслась туда, откуда пришла, даже не попрощавшись.

* * *

– Здравствуй, Белинда-Сайдэ.

– Белинда-По.

– Нет, – покачал головой Мастер и еще раз внимательно заглянул ей в глаза. – Сайдэ мы называем воина, которого в бою закалила смерть.

Лин не нашлась, что ответить. И почему-то потупила взгляд – не хотелось рассказывать ни про Черный Лес, ни про то, зачем вообще когда-то пошла в него.

Но Шицу ни на чем не стал настаивать – было видно, что гостям он очень рад.

– Ты ведь не одна пришла?

– Нет. Со своим… Воином.

– Это большая честь для нас. Почтите ли вы своим присутствием наш обед?

– Конечно.

– Я рад. Мы все вам очень рады.

Не успел Мастер выпустить ладони Лин из своих, как в келью, нарушив все правила приличия, с радостным воплем ввалилась Рим.

* * *

Тринадцать новых учеников. Шестеро старых выпустились.

Все так же висело над холмами по-зимнему тяжелое небо.

Час назад закончился ритуальный обед и приветственные речи – по случаю прибытия гостей открыли легкое сливовое вино Такэ. Белинде махали с дальнего конца стола Арвай, Данзан и Ням. Ни Тоно, ни Лума, ни Умы – время текло здесь, словно вода на перекате, и одни лица сменяли другие.

Теперь на лугу танцевали Мастера – кланялись небу, земле, воздуху, живой творящей энергии мира. Сидящей слева от Лин Бойд смотрел на них зачарованно.

А справа шептала Рим:

– Говоришь, работу легко нашла? А я все никак не могу решиться. То, вроде, подумаю, что пора, то вдруг что-то остановит, и дальше сижу. Медитирую, блин.

– Ну, когда почувствуешь, что пришло время, найди меня.

– Зачем?

– Хочу тебя кое с кем познакомить.

– Это с кем еще?

– Узнаешь. Когда выйдешь.

– А ты далеко поселилась?

– Не очень, в Нордейле. За полдня доберешься.

«С этим?» – спросила Рим глазами, и Лин, улыбаясь, кивнула.

«Хороший», – одобрила всем видом Уриманна. Вслух ничего комментировать не стала.

Тихо падал снег; плавно, словно возраст не наложил отпечатка на тела, двигались Мастера – благодарили мир за людей, за открытые сердца, за текущую в них любовь.

– Мне этого не хватало, – прошептала Лин. Всего этого: размеренности, весомости тишины, кристальной осознанности о том, что ценность заключается не в знании, но в приятии мира без границ, в приятии себя.

– Значит, мне тоже будет не хватать, – хмыкнула Рим.

А Бойд вдруг изрек:

– Монастырская хрень, поди ж ты. Но жаль, что я здесь не учился.

И подруги переглянулись.